Текст книги "Большая расплата (ЛП)"

Автор книги: Луиз Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава 13

Доктор Шерон Харрис за свою бытность коронёром видала вещи и похуже. Значительно хуже. Отвратительные, ужасающие вещи. И если уж говорить об телесных повреждениях, то данный случай был довольно скучен. Если не переворачивать тело и не замечать снесенного черепа. И если не поворачивать собственной головы в поисках останков его черепа.

Она, конечно же, голову повернула.

Доктор Харрис поднялась на ноги, стянула латексные печатки, отошла от тела Сержа ЛеДюка и присоединилась к Жану-Ги Бовуару и Изабель Лакост.

– Он был уже мертв, когда рухнул на пол. Предположительно, чуть раньше полуночи. Единственный выстрел в висок и больше никаких ран. Похоже на экспансивную пулю. Из тех, что называют пулеметными, по понятным причинам.

Им не нужно было снова обращаться к телу, чтобы понять причины.

– Пулю нашли? – спросила доктор Харрис.

– Нет, – ответил Бовуар, показывая на противоположную стену. – Все еще ищут.

Тут раздался стук в дверь и вошел Гамаш. Они с доктором Харрис поприветствовали друг друга как старые друзья, сотрудничавшие по многим делам в прошлом.

– Я как раз сообщила, что причина смерти не вызывает сомнения, – заявила она. – Его смерть была быстрой, можно сказать, милосердной.

– Выглядит так, словно профессор ЛеДюк просто стоял тут и ждал, когда всё произойдет, – заметила Изабель Лакост. – Ни следа борьбы. Что бы это значило?

– Может быть, он не верил, что убийца нажмет на курок? – предположила коронер.

– А может, думал, что пистолет не заряжен, – сказала Лакост. – Может, убийца не собирался стрелять в ЛеДюка, и бросился бежать, как только понял, что сделал.

Бовуар отошел к членам судебно-медицинской команды, желая отвлечься на время от всех «может быть» и поговорить о фактах.

Он знал, что мотив очень важен, но зачастую следователи и близко не подбирались к сути дела, никогда так и не узнав реальных причин, по которым отнималась жизнь. Причины эти глубоко скрыты и слишком сложны, даже сам убийца иногда их не понимает.

А вот хорошие, твердые улики? То, благодаря чему убийцу находят и ловят. Ложь и ДНК. Раскрытые секреты и обнаруженные отпечатки пальцев.

И все же, годы работы рядом с шефом-инспектором Гамашем приучили Бовуара признавать, что чувства играют не последнюю роль в формировании убийцы. И, возможно, играют роль в его поимке. Но не настолько важную, как факты.

К ним присоединилась Изабель Лакост, чтобы обсудить подвижки в этом деле с главой экспертной бригады, оставив коронера с коммандером возле тела.

Доктор Харрис переводила взгляд с Гамаша на жертву преступления и обратно. На лице ее появилась тень удивления, перешедшая в изумление.

– А вы не жаловали его, так ведь? – поинтересовалась она.

– Это так очевидно?

Она кивнула. Такой вывод она сделала не потому, что что-то отразилось на лице Гамаша. Как раз наоборот – его лицо не выражало никаких эмоций. Не доставало сочувствия.

– Я его оставил, – едва слышно произнес Гамаш. – А мог бы уволить.

– Так значит вы НЕ не любили его? – снова спросила Шерон Харрис, потеряв нить разговора. Но ей лучше, чем кому-либо, было известно, насколько эмоции не простая штука. Они замыкаются окружностями, идут волнами, прерываются в точках и ломаются треугольниками. Эмоции редко бывают прямолинейны.

Изо дня в день она расчленяла конечный результат некой неуправляемой эмоции.

Гамаш присел рядом с телом, и стал разглядывать рану на виске ЛеДюка. И гораздо большее по размерам выходное отверстие. Потом проследил взглядом за осколками черепной коробки, отлетевшими в другой край комнаты, где агенты прочесывали пространство в поисках пули.

– Нашёл!

Голос прозвучал не со стороны агентов Сюртэ, за которыми следил Гамаш. И найдена была не пуля.

Все повернулись к агенту, стоящей в дверях в спальню.

– В нижнем ящике, под одеждой, – сообщила она, сопроводив шефа-инспектора Лакост и остальных в спальню.

Там, под аккуратно сложенными чистыми рубашками находился кожаный футляр. Агент открыла футляр, внутри него обтянутая красным бархатом четко выделялась выемка. Контур револьвера. Там же обнаружилось место для глушителя и шести пуль. Гнёзда для пуль были пусты.

– Значит, револьвер принадлежит ему, – сказала Лакост, выпрямившись.

Все перевели взгляд с пустого футляра на дверь в гостиную, и каждый попытался понять, как револьвер переместился отсюда туда. Кто переместил его – ЛеДюк или убийца?

– Excusez-moi, – в комнату заглянул еще один агент и обратился к Гамашу: – Вы звонили шефу полиции Сент-Альфонса, сэр.

– И мэру, – кивнул Гамаш.

– Оба здесь, – сообщил агент. – Ожидают в вашем кабинете.

– Merci. Я буду там через несколько минут.

– Долбанный ЛеДюк, – буркнул Бовуар. – Держать заряженное оружие в своей комнате! Не запертое! В школе! Идиот.

– Либо ЛеДюк сам достал пистолет, либо это сделал убийца, – подытожила Лакост. – Отсюда делаем вывод, что убийца знал ЛеДюка достаточно хорошо, чтобы знать, где тот хранит оружие.

– Есть кое-что еще, что я хотел бы вам показать, – сказал коммандер Гамаш.

* * *

Амелия Шоке сидела за длинным столом, между ней и другими студентами по обе стороны стола стулья оставались не занятыми.

Их привели в столовую, для того чтобы провести досмотр в их комнатах. Её окружал гул разговоров, не стихающих после первого шквала новостей, и усиливающихся по мере распространения гипотез.

Слухи витали в воздухе,

Шею ища – где б повеситься.

Кадеты были потрясены. И взбудоражены. Некоторые были испуганы и пытались скрыть ужас за показной бравадой.

Время от времени кто-нибудь кидал взгляд в ее сторону. Она знала, о чём они думают – если убийца среди них, пусть это будет тот, кто необычнее всех.

Лёгкая мишень. Тот, за кого некому заступиться.

Амелия задрала рукава своей униформы выше локтя, демонстрируя всем татуировки и надписи, выгравированные на ее коже подобно родимым пятнам.

Их розовые чистые лица неодобрительно хмурились.

Она понимала, что подставляет шею.

Профессор ЛеДюк мёртв. Убит.

Она размышляла, сколько пройдет времени, прежде чем за ней придут.

– Можно присесть?

Подняв глаза, она увидела Натэниела, его нежную белую руку на спинке соседнего стула.

Привычное «от***сь» застряло у нее в глотке, вместо этого она кивнула.

– Никто не хочет садиться со мной, – сознался он. – После того, как я рассказал им все, что знаю. Думаю, они решили, что это сделал я и сидя со мной, они тоже будут выглядеть виновными.

– Они боятся, – сказала Амелия.

– И я боюсь, – сказал Натэниел. – А ты нет? Видя, что произошло. Как это произошло…

– Тихо, – предостерегла она его, сильно жалея, что позволила сесть рядом.

– Коммандер Гамаш спрашивал про карту, – зашептал он, склонившись к ней вплотную. – Он хочет, чтобы я нашел свою копию.

Он достал лист бумаги и расправил на столе, но она лист смахнула.

– Иди отсюда.

Но было уже поздно – как только он к ней подсел, шея для навешивания слухов была найдена. Это стало очевидно не только по тому, как на неё смотрели кадеты, но по тому, как они от неё отвернулись.

* * *

Гамаш подался вперед и при помощи шариковой ручки выдвинул ящик тумбочки.

– Ваши агенты наверняка уже видели это, – Сказал он, убирая ручку в нагрудный карман и пряча руки за спину. – Но криминалисты не знают её значения.

– И каково её значение? – спросила Лакост.

– Я уже видел её раньше, – заметил Бовуар, склонившись ниже. – Это карта.

Как и Гамаш, он старался держать руки за спиной.

Раньше он принимал это за манерность старшего товарища, но с течением времени и накопленным опытом расследований, инспектор Бовуар наконец пришёл к пониманию необходимости такой подобной манеры держаться.

Держа руки за спиной, шеф-инспектор Гамаш сводил к минимуму вероятность того, что дотронется рукой до чего-то, что трогать нельзя. Это стало его особенностью, манерой. Но суть была исключительно практической.

Только к своим тридцати Бовуар наконец начал понимать, что у любого действия тут была своя цель. От вопиющего акта убийства до едва заметного перехвата одной руки другой.

Бовуар повернулся к Гамашу.

Его учитель, его начальник, его тесть. Но, по большому счету, все еще загадка.

– Вы заметили её сразу, как только мы увидели тело, – сказал он. Нет смысла скрывать этот факт, даже если бы хотелось – Когда я открыл ящик. Вы предложили нам уйти, и я закрыл ящик, даже не заглянув в него. А вы заглянули. И потому отослали меня. Почему вы ничего не сказали?

– Мне надо было подумать, – ответил Гамаш.

– О чём? – спросила Лакост. Её тоже удивило, что Гамашу понадобилось скрывать улики. Хотя, говорить так было бы преувеличением. Он не скрывал карту, просто не стал указывать на неё сразу, как только заметил сам.

– Это копия. – Гамаш указал на бумагу. – Оригинал в моей комнате.

– У вас? – удивилась Лакост. – А почему тогда… как?

– Именно, – согласился Гамаш. – Почему. Как. Жан-Ги прав. Карту я увидел, как только он выдвинул ящик, но увидел мимолетно и издалека. Мне нужно было убедиться.

– Вы её не касались? – насторожилась Лакост.

– Non.

– Но почему вы не рассказали сразу?

– Я использовал карту как учебное пособие для четверки кадетов, – начал объяснять он. – Вручил каждому по копии. Натэниел Смт как раз один из этих кадетов.

– И вы полагаете?.. – спросила она.

– Я подумал, может он отдал свою ЛеДюку, – сказал Гамаш. – Но он уверяет, что копия всё ещё у него. Он отправился в свою комнату, чтобы найти карту.

– Итак, было сделано четыре копии? – уточнила Лакост.

– Пять. Я сделал одну для себя.

– Ваша копия у вас?

– В Трех Соснах.

– Три Сосны, – проговорила Лакост, уставившись на карту в выдвижном ящике. – Вот что на ней. – Она склонилась ниже. – Ха! Никогда не видела карту деревни.

– Это и было заданием. Узнать, для чего была сделана эта карта. А заодно узнать, почему Три Сосны исчезли с остальных карт этого района.

– И?

– Натэниел сообщил, что они прервали выполнение задания, – сказал Гамаш. – Оно было не для зачета, просто чтобы отточить их следственные навыки. А сейчас они настоящей курсовой работой.

– И вы ему поверили? – спросила Лакост.

Гамаш взглянул на неё, потом на карту, потом вздохнул:

– Не знаю.

– Но вам хочется верить.

– Натэниел Смит один из кандидатов, отвергнутых ЛеДюком. Его принял я. Я думал, он перспективный. И, надо признать, я разочарован, узнав, что он сблизился с ЛеДюком.

– Вопрос в том, – продолжила Лакост, – насколько они сблизились.

– Oui.

Лакост подозвала одного из криминалистов и попросила отправить копию карты в лабораторию, уделив копии особое внимание.

Она проследила, как агент опускает карту в пластиковый контейнер для улик.

– Вопрос не только в том, кто дал ЛеДюку карту, – сказал Бовуар, проследив, как карта покидает спальню. – А ещё и в том, зачем она понадобилась Сержу ЛеДюку. Настолько понадобилась, что он оставил её у себя.

– И держал под рукой, – добавила Лакост. – Есть в этом что-то интимное – хранить её в прикроватной тумбочке.

Бовуар стало неспокойно – еще одна заноза под кожу. Возможно, не очень крупная, но раздражающая.

– У вас было время подумать, – сказала Лакост Гамашу. – Есть соображения?

– Нет, но случилось кое-что странное. Вскоре после того, как я дал кадетам копии карты и задание, кто-то преследовал меня до дома.

– До Трех Сосен? Почему вы ничего не рассказывали? – возмутился Бовуар, тут же всполошившийся.

– Я просто не хотел никого волновать, – с улыбкой пояснил Гамаш. – Не знаю, кто это был, и зачем это кому-то нужно. Ничего не известно.

– Думаете, это был ЛеДюк? – спросила Лакост. – И карта как-то связана со всем этим?

– Не вижу, каким образом, – сознался Гамаш. – Убийца не искал карту, потому что ЛеДюк ее не особенно прятал, и не похоже, чтобы тут кто-то рылся. Не думаю, что карта как-то связана с убийством.

– Но вас это беспокоит? – подытожил Жан-Ги.

Арман Гамаш медленно кивнул.

– Это меня беспокоит, поскольку один из моих студентов дал ему карту, это беспокоит меня, потому что Серж ЛеДюк карту сохранил, что заставляет меня сделать вывод – карта имела для ЛеДюка ценность.

Гамаш повернулся к Изабель Лакост.

– Поверь мне, пожалуйста. Если бы я думал, что карта связана с убийством, я сразу бы рассказал про неё.

– Я верю вам, патрон, – сказала она. – Но всё же нам надо убедиться. Можете назвать имена остальных кадетов, кому делали копии карты?

– Кроме Натэниела Смита, есть еще двое старшекурсников – Хуэйфэнь Клотье и Жак Лорин. Он староста кадетов. И еще одна новенькая, Амелия Шоке.

– Второй кадет, которая носила ему утренний кофе? – Лакост посмотрела на убитого.

– Да. Когда сделаете анализ бумаги, сообщите мне? – попросил Гамаш.

– Конечно, – уверила его Лакост.

– С вашего разрешения, я хотел бы пригласить всю четверку в Три Сосны.

– Сейчас?

– Да, незамедлительно, – сказал Гамаш.

– Зачем? Карта ведь не имеет большого значения?

– Она говорит нам о тесной связи одного из кадетов с профессором ЛеДюком. Достаточно тесной для них, чтобы отдать ЛеДюку карту. И достаточно тесной для него, чтобы с какой-то целью сохранить карту. Кто бы это ни был, он может знать о его смерти больше, чем думает.

– Или может знать о времени его смерти, – добавила Лакост.

– Точно.

– Вы увозите их, чтобы защитить их, или для того, чтобы обезопасить Академию?

– Я увожу их, потому что не знаю ответа на этот вопрос, – сознался Гамаш. – Где-то здесь убийца. Кто-то приставил оружие к виску безоружного человека и выстрелил. Думаешь, подобная личность засомневается, если придётся поступить так же со студентами, когда кто-то из этих молодых мужчин или девочек станет угрозой? Чем раньше они покинут Академию, тем лучше.

Изабель Лакост кивнула, но была далека от уверенности, что отправив студентов в Три Сосны, Гамаш не отправлял туда и убийцу. В Три Сосны!

– Я скажу им, что карта могла сыграть какую-то роль в смерти профессора ЛеДюка и попрошу возобновить расследование, – сказал Гамаш. – Таково будет моё объяснение.

– Не возражаю. Инспектор?

Жан-Ги отрицательно покачал головой.

– С кадетом Смитом я поговорила, – сказала Лакост. – Нам нужно допросить остальных трех, пока они не уехали. Комнаты студентов сейчас досматривают?

– Попрошу агентов быть особенно внимательными с комнатами этих четверых, – сказал Бовуар, и направился к одному из членов следственной группы, который вскоре отправился выполнять порученное.

– Пора сделать обращение к школе, – сказал Гамаш, взглянув на свои часы. Было всего лишь около десяти утра, хотя казалось, что уже вечер. – Не могли бы вы собрать студентов и персонал в аудитории?

Один из агентов кивнул и вышел.

– Bon. А пока все соберутся, я пойду в свой офис, поговорю с мэром и шефом полиции, – Гамаш повернулся к шефу-инспектору Лакост. – Надо обсудить ещё кое-что. Сможешь подойти ко мне в офис в течение часа?”

– Конечно.

– Я провожу вас, – сказал Бовуар Гамашу. – Оказавшись в коридоре он спросил: – Вы правда думаете, что карта не имеет отношения в смерти Сержа ЛеДюка?

– Не знаю, как они могут быть связаны.

Но сказал он это неуверенно. Наблюдая, как Гамаш стремительно уходит по коридору, Бовуар слегка потянулся и повел плечами, чтобы освободиться от напряжения и чувства покалывания между лопатками.

Глава 14

Студенты притихли, когда Гамаш вышел в центр аудитории.

Он заговорил лишь когда всеобщее внимание было приковано к нему.

Он рассказал им о произошедшем. Говорил просто и понятно, не принижая ужаса от убийства профессора в кампусе, но и не превращая все в мелодраму.

Он дал им ровно столько информации, сколько требовалось, чтобы прекратить злобные спекуляции, при этом не скомпрометировать следствие.

Про револьвер упоминать не стал. Просто сообщил, что профессор ЛеДюк был убит одним выстрелом в голову.

И не сказал ничего о карте.

– Есть вопросы? – спросил, когда закончил.

Вверх поднялась сотня рук.

– Только без всяких «известно ли нам, кто убил профессора Ледюка?» – уточнил Гамаш, и большинство рук было опущено. – Или «знаем ли мы, почему его убили?».

Не осталось почти ни одной поднятой руки.

– Да, кадет Тибодо? – Гамаш указал на третьекурсника, тот поднялся.

– Когда нам можно будет вернуться в наши комнаты?

Гамаш смотрел на него несколько секунд.

– Вы интересуетесь, будет ли то, что найдено при осмотре ваших комнат, использовано против вас? Наркотики, например. Или выпивка. Или украденные экзаменационные листы.

По аудитории прокатился гул.

– Мы переговорим обо всем найденном с каждым, но оставим все втайне, кроме случаев особо тяжких нарушений, или если найдем улики.

Кадет Тибодо кивнул и сел, явно расстроившийся, но одновременно успокоенный.

Было еще несколько вопросов по поводу процедуры расследования, по поводу занятий, а так же о том, что они скажут свои семьям.

– Расскажите им правду, – посоветовал Гамаш. – Некоторых из вас допросит шеф-инспектор Лакост и следственная группа убойного отдела. В основном, тех, кто был студентом профессора ЛеДюка или встречался с…

– Лжец!

Гамаш приложил ладонь ко лбу, чтобы лучше рассмотреть говорившего, но человек предпочел отсиживаться среди толпы.

– Если вам есть что сказать, поднимитесь и скажите всё мне в лицо, – произнес Гамаш тихим спокойным голосом, слышимым даже в противоположном конце аудитории.

Кадеты стали озираться по сторонам.

Гамаш ждал. Когда никто не поднялся, он продолжил так, словно его и не прерывали.

– В свои комнаты вы сможете вернуться в течение часа. Если вам известно что-то, что может помочь в расследовании, каким бы тривиальным оно вам не казалось, держите это при себе, пока не сможете поговорить с кем-то из следователей. К несчастью, вы получили шанс наблюдать за процессом расследования убийства изнутри. Это совсем не не привлекательно. И не захватывающе. Наружу выплывет много такого, что люди пытались скрыть. А не только содержимое ваших комнат.

Послышались нервные смешки. Когда все вновь стихло, коммандер продолжил.

– Не обманывайтесь, всё тайное станет явным. Лучше добровольно все рассказать, а не ждать, когда это вытащат на всеобщее обозрение.

– Лицемер! – выкрикнул тот же голос.

На этот раз аудитория зашумела. Кто-то негодовал. Кто-то радостно предвкушал дальнейшее развитие событий.

Коммандер Гамаш пристально рассматривал собрание студентов и те понемногу успокаивались. Все замерли в ожидании его ответа, приготовившись гневной отповеди.

И через несколько очень долгих мгновений коммандер Гамаш сделал то, чего от него никто не ожидал.

Гамаш улыбнулся. А когда улыбка на лице растаяла, заговорил. Говорил он мягко, но слова его достигали каждого уха.

– Будьте осторожны. Наступило опасное время. Среди нас убийца. Почти наверняка он находится в этой комнате, – Гамаш сделал паузу, а потом посмотрел на них с такой заботой во взгляде, что некоторые выдохнули, избавившись от напряжения, накопившегося, едва ли, не за целую жизнь. – Подпитывать злость очень легко. Слишком малодушно разжигать ненависть. Вы должны заглянуть в себя и решить – кто вы есть, и кем хотите стать. Личность не формируется в такие времена, как это. В такие времена личность проявляется. Это время для попытки. Время испытания. Будьте осторожны.

Араман Гамаш сошел с кафедры.

– Трус! – крикнул голос ему во след.

Слово ударило в спину, потом отскочило от Гамаша, не повредив. Гамаш не замедлился, не поколебался, продолжил стремительный шаг.

Амелия склонилась вперед, в сторону кафедры. Коммандер ушел, а она так и сидела, уставившись на опустевшее после его ухода место в центре аудитории.

Коммандер обращался ко всем и каждому, в том числе и к ней. Но его глаза задержались на одном молодом человеке. Тогда же изменилось выражение его лица. Во взгляде появилась почти болезненная обеспокоенность.

Он точно знал, кто прокричал ему, выстрелил в него теми словами. И Гамаш обращался именно к этому человеку. Будь осторожен.

– Хм! – хмыкнула Амелия.

– Что? – спросил сидящий рядом кадет.

– Отвали, – без энтузиазма ругнулась она. И погрузилась в свои мысли.

* * *

Шеф-инспектор Изабель Лакост стояла в дальнем углу аудитории рядом с Жаном-Ги Бовуаром.

– Они разве не знают? – резко выдохнув, прошептала она.

– Какой он? – спросил Бовуар. – Либо не знают, либо им всё равно. Серж ЛеДюк постарался отравить колодец до прихода Гамаша, и продолжал подкидывать дерьмо последние пару месяцев.

– А он не мог ему противостоять? – спросила Лакост.

Аудитория вокруг них гудела от предположений. Говорили про убийство, про слова, брошенные в коммандера.

– Это его выбор, – сказал Бовуар. – Он считал, что ЛеДюк намеренно отвлекает внимание, да и дел было слишком много, чтобы тратить время на войну с Дюком.

– Они глупые.

– Не все.

Для Лакост было ясно – и она вполне понимала причины – что Гамаш потерял контроль над Академией. Жану-Ги Бовуару происходящее в аудитории виделось совсем в другом свете.

Как и ей, ему был очевиден вызов, брошенный Гамашу. Но еще Бовуар видел зарождавшиеся островки тишины – некоторые из кадетов обдумывали только что произошедшее, включили мозги.

* * *

– Ты идиот, – шипела Хуэйфэнь.

– Чего? Да все думают, как я, – ответил Жак.

– Не все. По крайней мере, теперь.

Её острые глаза отслеживали окружающую их активность. А в некоторых случаях и бездействие. Задумчивость, охватившую немалую часть ее сокурсников-кадетов.

Она посмотрела на Жака. Такой красивый. Тонкое, интеллигентное лицо. Мускулистый от занятий греблей, скалолазанием и хоккеем. Его тело излучало здоровую энергию, которую девушка находила почти непреодолимой. Она мечтала пробежаться пальцами по этим напряженным мышцам, даже если уже делала это. Она мечтала обхватить его руками и ногами, даже когда именно это и делала

Но сейчас, и уже не впервые, она задумалась, что еще скрыто под этой прекрасной оболочкой. В этой черепной коробке. И что случится, если сдерживающие ремни когда-нибудь порвутся.

* * *

Когда Хуэйфэнь вернулась в свою комнату, то обнаружила, что ее ожидает женщина, а личные вещи досматривает полицейский агент.

– Кадет Клотье?

– Oui.

– Я шеф-инспектор Лакост из убойного отдела. Пожалуйста, присядьте.

Хуэйфэнь села на краешек кровати и стала наблюдать, как агент роется в содержимом платяного шкафа.

Лакост уселась на стул и закинула ногу на ногу, чтобы было комфортнее.

– Где вы находились прошлой ночью, между десятью вечера и двумя часами утра?

– Здесь. В постели.

– Одна?

– Да.

– Вставали ли вы, чтобы сходить в ванную? Или выпить воды?

– Нет, я спала. У нас плотный график занятий – учеба, спорт. Это сильно выматывает.

Лакост улыбнулась.

– Припоминаю, каково это. Какими были ваши отношения с профессором ЛеДюком?

– Я одна из его студенток. Полагаю, вы можете смело считать его моим наставником.

– Он вас выбрал, или вы его?

Хуэйфэнь разглядывала шефа-инспектора. Та задала ей очень точный и неприятный вопрос.

– Он выбрал меня. Когда я была первокурсницей, он предложил мне приносить ему утренний кофе. Потом, через какое-то время, стал приглашать к себе в комнату по вечерам.

– Для чего?

– Поговорить. И не наедине, – поспешно добавила Хуэйфэнь, – если вы об этом подумали. Ничего такого. Он просто говорил с нами, о работе полицейского, о Сюртэ. Он был заинтересован в некоторых кадетах.

– Наверное, его смерть стала шоком.

И, тем не менее, Лакост ясно видела, что девушка совершенно не шокирована. И даже не опечалена. Но очень нервничает.

– Это так, – ответила Хуэйфэнь.

– Всего несколько месяцев до вашего выпускного, после которого вы станете агентом Сюртэ, поэтому вам отлично известно, как протекают расследования. Есть идеи, кто бы мог его совершить?

– Думаю, вам стоит спросить коммандера.

– Правда? А почему?

– Они друг друга ненавидели. Это было очевидно.

– Как это?

– Ну, они болтали друг про друга всякое.

– Что профессор ЛеДюк говорил о коммандере Гамаше?

– Что тот слабак, и что ослабляет Академию и Сюртэ. Что он трус.

Лакост сжала губы на несколько секунд, а когда снова обрела способность говорить, спросила:

– А что коммандер Гамаш говорил про профессора ЛеДюка?

Хуэйфэнь открыла рот, потом медленно закрыла, ломая голову над ответом. Что же она слышала от коммандера про Дюка?

Она посмотрела на шефа-инспектора Лакост, которая понимающе смотрела в ответ.

– Ничего, так ведь?

Хуэйфэнь согласно кивнула.

– Вы не очень хороший агент, если принимаете слухи за факты, кадет Клотье.

Полицейский, обыскивающий небольшую комнату, шепнул что-то на ухо Лакост, потом вручил ей какой-то предмет. Взглянув на находку, Лакост поблагодарила агента.

– Пожалуйста, упакуйте кое-какие личные вещи, – попросила она девушку, и поднялась, – Вещи, чтобы переночевать. И обязательно возьмите с собой вот это.

Лакост вручила обалдевшей девушке карту Трех Сосен, и вышла из комнаты.

* * *

Инспектор Бовуар покинул комнату Жака Лорина.

– Я на сто процентов уверен, что именно он оскорблял месье Гамаша, – сообщил Бовуар Лакост, как только оба следователя снова встретились.

– Почему?

– Почему я так думаю, или почему он оскорблял?

– И то, и другое.

– Потому что парень был одним из ЛеДюковых миньонов. И был его прислугой, в свою бытность новичком.

– Как и кадет Клотье, – она указала на комнату Хуэйфэнь. – Ты нашел карту?

– Да. Она всё ещё у него.

– Как и карта кадета Клотье. Итого, две карты.

– Я попросил его собрать вещи и прихватить карту, но не сообщил, куда он отправится. Мелкий говнюк выглядел испуганным.

– Но если профессор ЛеДюк был их наставником и пользовался их уважением, то его наверняка убили не они, – сделала вывод Лакост.

– Ну, я бы не стал этого исключать, – заметил Бовуар. – У молодежи любовь быстро превращается в ненависть. Может, ЛеДюк нашел себе новых фаворитов.

– Типа двух других кадетов, – сказала Лакост. – Новичков?

– Может быть.

– Возьми на себя девушку, – попросила Лакост. – А я снова поговорю с Натэниелом Смитом. Посмотрю, найдет ли он свою копию карты.

* * *

Натэниел предъявил карту Лакост.

– Bon, – бегло изучив листок, она вернула экземпляр владельцу. Три экземпляра в наличии. – Вечером, когда ты встречался с Сержем ЛеДюком, чем вы занимались?

– Как вы узнали, что я с ним встречался? – юноша невообразимо побаровел.

– Я говорила с другими кадетами, как ты знаешь.

– Нас там была целая куча, – уверил Натэниел. – Мы не часто встречались, только когда Дюк приглашал нас.

– То есть, всегда был кто-то еще? А наедине вы когда-нибудь оставались?

– Никогда.

– Прошлой ночью?

– Я поужинал, потом была хоккейная тренировка, потом я вернулся сюда и делал домашнюю работу. Мы должны были пошагово разработать расследование по поводу проникновения со взломом.

– Когда ты лег спать?

– Кажется, около одиннадцати.

– Как ты считаешь – кто-нибудь особенно недолюбливал профессора ЛеДюка?

– Ну, он не был самым популярным из профессоров, – ответил Натэниел. – Но народ относился к нему с уважением.

– Уважал или боялся?

Натэниел промолчал.

– А ты? Что ты к нему чувствовал?

– Я его уважал.

– За что?

– Я… Мне..

– Ты его боялся, так? – тихо спросила она.

– Ничего подобного! Я был ему благодарен за то, что он меня выбрал.

Лакост кивнула. Это могло быть правдой. Пока куратором Натэниела был Дюк, остальные кадеты оставляли парня в покое. Но ЛеДюк, конечно же, отлично помнил, что юноша – один из тех, кого он не принял в Академию, и после это его решение было отменено лично коммандером Гамашем.

Не поэтому ли ЛеДюк пригрел парня? Потому что тот понравился Гамашу? Ему хотелось испортить всё и вся, становившееся для коммандера особенным?

– Упакуй, пожалуйста, немного вещей на пару дней, – попросила она, поднимаясь. – И захвати карту.

Натэниел вскочил.

– Зачем? Что такое?!

– Вас учили ставить под сомнение приказы?

– Нет.

– Тогда исполняй, пожалуйста.

Качая головой, Лакост удалилась. Теперь ей было очевидно, с чем каждый день приходится сталкиваться Гамашу на посту коммандера.

* * *

– Она где-то тут, – уверила Амелия.

Под присмотром Жана-Ги Бовуара комната была обыскана сначала агентом Сюртэ, потом самой студенткой.

Много времени на это не потребовалось. Только кровать и стол. Комод и небольшой шкаф с униформой.

В комоде не было ничего кроме ящика с носками и нижним бельем.

Но сколько книг! Над столом, на полу, вдоль стен. Амелия соорудила самодельные книжные полки, используя кирпичи и старые доски-сороковки.

Она заглядывала в каждую книгу, трясла ее. Но не находила ничего.

– Ладно, оставь, – сказал Бовуар. – Карты тут нет.

Он жестом попросил её присесть на кровать. Сам уселся на стул возле письменного стола, потом наклонился к Амелии и спросил:

– Где она?

– Не знаю.

Девушка казалась искренне озадаченной.

Бовуару не нравилось то, что он видел, когда смотрел на Амелию Шоке. Но надо было отдать ей должное – с самого начала занятий кадет Шоке никогда не претворялась кем-то, кем не была.

Это одновременно внушало надежду и настораживало.

Но, конечно же, не означало, что она не способна лгать.

– Ты отдала карту профессору ЛеДюку?

– Чего?! – возмутилась она. Конечно, нет! Зачем мне это?

– Когда ты видела ее в последний раз?

– Не помню.

– Вспоминайте, кадет.

До сей поры этот чем-то привлекательный человек был для Амелии всего лишь профессором. Читал лекции по методике работы на месте преступления. Как ей было известно, он всегда был замом коммандера Гамаша.

И его зятем. Она поняла это по фотографии в дома Гамашей. Знание это она придерживала, чтобы использовать в подходящий момент.

Но Амелия никогда не думала о профессоре Бовуаре как о действующем инспекторе отдела по расследованию убийств или как об одном из влиятельных офицеров Сюртэ. Она даже не предполагала до этой минуты, что он таковым является.

Прямо на ее глазах профессор Академии превратился в инспектора убойного отдела.

Покачав головой, Амелия вскинула руки в знак смирения.

– Я не знаю, где карта.

– Профессор ЛеДюк просил тебя стать одной из его прислужников, – продолжил Бовуар.

– Он не просил, – поправила его девушка, – Он поставил перед фактом. И не называл это прислуживанием. Считалось, что нам оказана честь, что нам повезло.

– Ты на это так смотришь?

– Не думаю, что у нас был выбор. Я просто делала, что говорят.

– Звучит так, словно профессор тебе не нравился.

– А мне вообще никто не нравится, – сообщила она.

– То есть, ты испытывала к нему неприязнь?

– Я ни к кому не испытываю неприязни.

– Правда? Ты выше всех этих противных человеческих особей?

– Послушайте, я здесь, чтобы стать настоящим агентом Сюртэ, а не для того, чтобы заводить друзей.

– Ты в курсе, что люди, которых ты тут повстречала, впоследствии станут твоими коллегами на долгие годы? Возможно, тебе пора научится любить. Или испытывать неприязнь, как вариант.

– Так точно, сэр!

Наблюдая за ней, Бовуар отметил ум в ее взгляде. И если не страх, то уж точно некоторое беспокойство.