Текст книги "Большая расплата (ЛП)"

Автор книги: Луиз Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Ты их продаешь? – удивилась Рейн-Мари. – Рут говорит, они бесплатные.

– Oui. Как и скотч.

* * *

– Она подтвердила, что пистолеты однотипны, – сказал Жан-Ги. – Но я не понимаю, какое это имеет значение?

– Я пока тоже, – сознался Гамаш.

Он снова обернулся, чтобы посмотреть на витражное окно. Он так часто его разглядывал за все эти годы, что ему казался знакомым каждый кусочек стекла. И все же, он каждый раз открывал для себя что-то новое. Как будто автор витража пробирался каждую ночь в часовню и добавлял ещё одну деталь.

Он недоумевал, как до сих пор не заметил карту, торчащую из сумки солдата.

И понял, что очень продолжительное время провёл, смотря на одного мальчика, и почти не замечая двух других.

Он решил исправиться. В отличие от солдата, смотрящего прямо на наблюдателя, двух других изобразили в профиль. Двигались они вперёд. Одной рукой крайний мальчик касался плеча центрального солдата. Не для того, чтобы потянуть назад, а чтобы приободрить.

В их образы автор вложил меньше сил. Их лица были идентичны, словно это один и тот же мальчик, выражение этих лиц тоже было одинаковым.

На их лицах не было всепрощения, только страх.

И все же они шагали вперёд.

Гамаш перевел взгляд на руку третьего мальчика. Тот держал ружье. Но вместе с тем он как бы невзначай, жестом указывал, но не вперёд, а назад.

* * *

– Знаешь, что странно? – спросила Рейн-Мари.

– Я знаю, кто странный, – ответил Оливье.

– Я тут перебирала архивы из исторического общества Сен-Реми. Письма, документы и фото, скопившиеся за последние несколько сотен лет. Ну, кроме фотографий, конечно. Хотя некоторые из них очень старые. Захватывающе.

– Это странно, – согласился Оливье.

– Да нет, я не про то, – засмеялась она, слегка пихнув его локтем в бок. – Я не замечала до этой минуты, что мне не попалось ничего времён первой мировой. Вторая мировая – да. Всевозможные письма домой, фотографии. Но ничего от первой мировой. Если бы что-то было, я бы отыскала этого мальчика. Нашла бы всех трёх, я думаю, просто сравнив лица, изображенные на витраже с фотографиями из местного архива.

– Как такое возможно, чтобы пропали все документы? – поинтересовался Оливье. – Тут что-то не так, тебе не кажется?

– Наверное, остались ещё коробки с документами в подвале исторического общества, но мне казалось, что мы хорошо там поработали. Завтра посмотрю ещё раз.

– Можешь спросить у Рут. Уверен, Во время Великой войны она уже воевала в качестве старой пьяной поэтессы.

– На чьей стороне, интересно? – сказала Рейн-Мари.

Она поднялась, как только Арман и остальные встали со скамеек.

– Не знаю, как ты, а я проголодалась, – сказала она. – Приходите к нам сегодня. У нас полно оставшейся еды. Можем даже посмотреть кино. Чувствую, мне нужно отвлечься.

Когда они уходили, Арман притормозил, чтобы ещё раз взглянуть на витраж и на мальчика, куда-то указывающего. Он проследил взглядом в указанном направлении, но не нашел ничего, кроме пятнышка – птицы в небе.

– Арман? – с крыльца церкви окликнула его Рейн-Мари.

– Иду,– ответил он и выключил свет.

Глава 34

Нельзя отрицать, вышло неловко.

Жан-Ги и Изабель вернулись в Академию, однако Поль Желина попросился переночевать у Гамашей. Рейн-Мари уже готова была сообщит ему, куда он может катиться, но подскочил Арман и сказал, что они с радостью приютят Желину.

– Ты сказал «с радостью», я не ослышалась? – переспросила Рейн-Мари, когда они остались на кухне наедине.

– Oui. Это будет эээ… чудесно, как тебе кажется?

– Мне кажется, ты не в себе.

Он улыбнулся, потом склонился к ней и прошептал:

– Он не ожидал согласия. Разве ты не заметила, как ему стало неловко?

– Я едва успеваю замечать за собой, – шепнула она в ответ.

В попытке сохранит дистанцию, или хотя бы отделить себя от Желины людьми, Рейн-Мари отправилась в бистро и пригласила друзей к себе на ужин.

– Чем мы будем их кормить? – спросил Арман.

Рейн-Мари указала взглядом на миску с собачьим кормом.

– Ой, только не говори мне, что...– начал он.

– Нет, – Рейн-Мари засмеялась. – Рут, конечно, не заметит. Но остальные могут.

– И только по этой причине ты не станешь кормить гостей собачьей едой?

– На вашем месте, месье, я бы воздержалась от критики, учитывая, по какой причине у нас будут гости. С радостью! – Она покачала головой. – Вообще-то, я смотрела на Грейси, потому что ей пора прогуляться.

– Давай, я сам, – вызвался Арман. Уже от двери он послал ей строгий предупреждающий взгляд.

– Обещаю, никакого собачьего корма, – пообещала она, пробурчав так, чтобы ему всё же было слышно: – Или не обещаю.

Улыбнувшись, Арман подхватил Грейси из корзинки, зацепил поводок, стараясь не наступить на зверька, хотя та и крутилась под ногами. Анри отправился с ними.

Овчарка и Арман с обеих сторон бережно прикрывали крохотное создание, пока обходили задний двор, Анри носом подрывал остатки снега в поисках травы, Грейси повторяла за ним.

– Надеюсь, вы не очень расстроились тому, что я сказал в бистро, – раздался голос Поля Желины.

Арман оглянулся и увидел его, стоящего на задней террасе.

– Как минимум, удивился, – Арман помедлил, прежде чем подойти. – Зачем вы впутали сюда моих родителей?

Вокруг стояла непроглядная темень, свет падал лишь из окон их дома. Желина представал черной аппликацией на фоне окна. Сквозь французские двери Арману было видно, как в гостиной беседуют Клара и Мирна, Клара жестикулирует, что-то доказывая. Габри слушает, вернее, терпеливо ждёт, когда можно будет заговорить самому. Рут незаметна – ссутулилась на диване. Роза и Оливье уставились в окно.

– Думаю, вы знаете, зачем, – Желина шагнул с террасы и присоединился к хозяину дома.

Лицо Гамаша ярко освещалось светом окон. Офицер КККП видел каждую чёрточку.

Поводок в руке Гамаша дёрнулся – Грейси устремилась вслед за Анри.

Желина зашагал рядом с Гамашем.

– Вы уводите меня по садовой тропинке, месье?[16]16
  Идиома «водить за нос».


[Закрыть].

Гамаш проворчал, развеселившись:

– Чтобы вы заплутали? Для этого я вам не нужен. Вы и сами замечательно справляетесь.

– Я сошёл с тропы? Может и так, но не так ли вы обычно находите преступников?

Гамаш остановился и повернулся к гостю.

– И вы решили, что я преступник?

– Сомневаюсь, что пред вами всё предстает в подобном свете. Чтобы считаться преступником, вы должны совершить преступление. А я подозреваю, что убийство Сержа ЛеДюка для вас преступлением не является.

– Тогда что же это?

– Следствие его деятельности, счастливый случай.

– Счастливый?

– Ну, может, не счастливый. Но удачный случай, точно. Вы увидели возможность и воспользовались ею.

– И зачем это мне? – поинтересовался Гамаш.

– Мы все достигаем своего рода перекрёстка, не так ли? – начал Желина серьезно. – Кто раньше, кто позже. Нас приводит туда какое-нибудь ужасное событие. В вашем случае это гибель ваших родителей. В моём случае – смерть моей жены. Столкнувшись с событием подобного масштаба, некоторые отклоняются от пути и становятся озлобленными. Им хочется, чтобы остальные страдали так же, как и они. А другие выбирают тропинку посложнее. Они становятся сострадательными, добрыми и терпимыми к людскому несовершенству. Им хочется оградить близких от той боли, которую они пережили сами.

– Oui, – согласился Гамаш, недоумевая, куда клонит собеседник.

– Сложность в том, как отличить тех от других, – продолжил Желина. – Внешность человека обманчива. Он может говорить одно, а думать совершенно другое. Большинство реальных монстров, с которыми мне пришлось столкнуться, выглядели как святые. И это объяснимо – иначе кто-нибудь остановил бы их гораздо раньше.

– Должен ли я считать ваши слова признанием? – спросил Гамаш и в ответ расслышал из темноты смех.

– Я надеялся, что признаетесь вы, сэр. Это бы облегчило мою задачу. Это бы сделало жизнь вашей семьи проще. Прекратите эти игры. Мы оба знаем, что произошло, и знаем, почему.

Гамаш уставился на Желину.

– Если собираетесь арестовывать меня, то делайте это сейчас. Но не смейте втягивать в это мою семью.

– Слишком поздно. Ваше семейство по уши в этом деле, не так ли? Я знаю, кто такая Амелия Шоке.

– Ничего вы не знаете.

– Я знаю всё.

Гамаш шагнул было к Желине, но вовремя остановился.

Желина не шелохнулся, стоял как вкопанный, словно бросая вызов собеседнику.

– Ещё один удачный случай? – прошептал Желина. – И я буду, как это по-английски? Кормить червей в вашем прекрасном саду, месье? Убить проще?

– Полагаю, ужин уже готов, – сказал Гамаш, а думал в это время совершенно другое. Он отошел от офицера КККП. – Нам пора возвращаться. Грейси, Анри, домой!

Взяв щенка на руки, он повернул к дому, овчарка побежала следом. Сквозь кухонное окно Арман видел, как Рейн-Мари двигается по кухне. Вот откинула волосы с лица. И о чём-то сама с собой говорит, как она обычно делает, готовя грандиозный ужин.

И ему очень сильно захотелось признаться ей в том, в чём он должен был признаться несколько лет назад, вернее, несколько месяцев назад. Когда он впервые увидел имя Амелии Шоке.

* * *

– Как долго я спала? – спросила Рут, уставившись в свою тарелку.

– Трон больше не принадлежит Виктории, если ты об этом, – сообщила ей Мина.

– Из хороших новостей: у нас другая королева, – сказал Оливье, переглянувшись с Габри.

– Я слышал, – сказал Габри, – это противный стереотип. Ой, блин.

– Который час? – настаивала Рут.

Перед каждым стояла тарелка – омлет со свежим эстрагоном и расплавившимся камамбером.

Блюдо с постным беконом стояло на обеденном столе, рядом с корзинкой золотистых тостов, с таявшим на их поверхности маслом.

– Завтрак? – спросила Рут, растерянная больше обычного.

– Ужин, – сказала Рейн-Мари. – Простите, это всё, что у нас есть.

– Очень вкусно, – сказала Мирна, прихватив три кусочка подкопчённого бекона.

– Кто-то даже назовёт это восхитительным, – Рейн-Мари поймала взгляд мужа и улыбнулась.

Все знали, зачем они тут, ну разве что кроме Рут. Они служили живым щитом между Гамашем и офицером КККП.

И тем не менее, все заметили, что Арман сел прямо напротив Желины.

Хочет, решила Клара, показать, что его не запугать.

Хочет, подумала Мирна, сам стать «щитом» для Рейн-Мари, кидавшей в его сторону суровые взгляды.

Чтобы, решил Оливье, не спускать глаз со своего обвинителя.

Потому что, подумала Рут, Зло, как считал Оден, неприметно и непременно человекообразно.

– Спит с нами в постели, – процитировала она тихо. – И ест за нашим столом.

Гамаш, сидевший рядом с ней, повернулся к старой поэтессе.

– А к Добру нас каждый раз что есть силы тянут за руку, – прошептал он ей. – Даже в конторах, где тяжким грузом почиют грехи[17]17
  Перевод Виктора Топорова.


[Закрыть].

Она пристально на него посмотрела, а застольная беседа, между тем, текла своим чередом.

– Знаешь, как оно заканчивается? – тихо спросила Рут.

– Вот это? – шепотом переспросил он, кивая в сторону Желины.

– Нет, стихотворение, болван.

Он поморщился и задумался на мгновение.

– Зло беспомощно, как нетерпеливый любовник, – сбивчиво начал он, силясь вспомнить. – И начинает свару, и преуспевает в скандале.

– И мы видим, как, не таясь, взаимоуничтожаются Добро и Зло, – продекламировала Рут. – Вот как оно заканчивается.

Долгое мгновение они смотрели друг на друга.

– Я знаю, что делаю, – уверил её Арман.

– А я могу распознать эпитафию, когда слышу таковую.

– Ты назвала кадетов кучкой ущербных. Ты правда так думаешь?

– Про них ничего не знаю, – сказала Рут. – Но точно знаю насчёт тебя. Бекончика?

Гамаш поднял пустую тарелку – Рут просила, не предлагала.

– У меня к тебе вопрос, Рут, – сказала Рейн-Мари с другого края стола. – Не могу найти в архиве ничего времен Великой войны. Не знаешь, что могло случиться с этими материалами? Там же должно быть много всего.

– Почему все думают, что я всё знаю?

– Мы так не думаем, – сказал Габри.

– Ну, про Стропила-для-Кровли я знаю. Никто кроме меня тут о них не знает.

– И что вы о них знаете? – спросил Поль Желина.

Рут его проигнорировала, лишь проворчала что-то, прозвучавшее как «говнюк». Мирна быстро заполнила образовавшуюся кавернозную тишину:

– Причина, по которой вы не можете их отыскать, потому что они уже не Стропила-для-Кровли. Название изменилось несколько лет назад.

– На какое?

– На Notre-Dame-de-Doleur, – сказал Габри.

– Богоматерь-в-Печали? – переспросил Желина.

Арман выпрямился на стуле.

– Или например Богоматерь-в-Горе.

– Там больше нет ничего, – сказала Рут. – Деревня вымерла.

– Не думаю, что название как-то поможет, – сказал Габри.

– Можешь показать её на карте? – попросил Гамаш.

– Ты что, не слушал меня, мисс Марпл? – возмутилась Рут. – Её на карте нет. Её вообще нет.

– Спасибо, что разъяснила, – сказал Арман с преувеличенной вежливостью. – Вот теперь я вполне усвоил. Но не могла бы ты показать, где эта деревня была?

– Могла бы.

– Давайте вернемся к архивам? – попросила Рейн-Мари. – Есть какие-то соображения, куда подевались все материалы по первой мировой?

– Знаешь, – медленно начала Мирна, – У меня есть мысль. Помните, несколько лет назад историческое общество устраивало специальную ретроспективу в Легионе в Сэн-Рэми?

– Точно, – подтвердила Клара. – В 2014-ом, приурочили к сотой годовщине начала войны.

– И где все материалы теперь? – спросил Оливье.

– Damnatio memoriae, – сказала Рейн-Мари.

Как и Три Сосны. Как Стропила-для-Кровли или Богоматерь-в-Печали, война, дабы положить конец всем войнам, была стерта из памяти.

* * *

Арман и Рейн-Мари после ужина отправились провожать Рут до дома. Для этого дела вызвались Оливье с Габри, но Гамашам требовался глоток свежего воздуха, и некоторое отдаление от Поля Желины. Оба надеялись, что к моменту их возвращения гость отправится спать.

Кадет Натэниел сидел на диване в гостиной Рут и читал. Он вздрогнул, как от удара под зад, услышав, как кто-то входит.

– Сэр, – проговорил он.

– Не обязательно звать меня «сэр», – заметила Рут. – Сядь.

Натэниел сел.

– Нет, я обращалась к ним, – Рут ткнула в Армана и Рейн-Мари, которые сообразительно поторопились сесть.

Рейн-Мари повернулась к Натэниелу:

– Что ты читаешь?

– Нашел книгу на столе.

Он показал обложку.

– У нас есть такая же, – заметил Арман.

– Не такая же, а именно эта, – констатировала Рейн-Мари. – Это она и есть.

– О...

– Идите сюда, – скомандовала Рут из кухни.

Все подчинились приказу.

Рут отыскала старую потрепанную карту местности и расправила её на своем белом пластиковом столе. Тут же, как всегда, лежал открытый и заполненный её каракулями блокнот, рядом с чашкой давно остывшего чая.

Чашку Арман узнал. Чашка была из их посудных запасов.

Рут верила во вторичную переработку. И в эволюцию вещей в процессе утилизации. Она брала вещи для использования прежде, чем люди их выбросят.

– Мы ищем Стропила-для-Кровли, – объяснил Арман Натэниелу, который изучал карту с болезненной серьезностью.

– Но мы уже пытались, – сказал кадет, посмотрев на него. – Её там нет, помните, мы говорили?

– Почему вы не спросили меня? – задала вопрос Рут.

– Э… А мы… Гхм.

– Будущее Сюртэ? – осведомилась Рут, посмотрев на Армана.

– Он не спросил у тебя, Рут, – ласково и терпеливо начала объяснять Рейн-Мари, – потому что думал, что ты сумасшедшая старуха.

– Не думал я так! – возмутился Натэниел, сначала сильно покраснев, затем не менее сильно побледнев.

Рут стояла пред ними – весь свитер в утиных перьях. А возле очага, в своем фланелевом гнезде бурчала непристойности Роза.

Рут захохотала. Ухватилась за Рейн-Мари, чтобы не упасть.

Натэниел спрятался за спину коммандера. Сейчас Рут была очень похожа на сумасшедшую старуху.

– Что ж, думаю, ты права, – наконец произнесла Рут, взяв себя в руки. – Но я счастливый человек. А ты?

Юноша, выглядывающий из-за Гамаша, снова покраснел.

– Ты счастлива, Рут? – спросила Рейн-Мари, дотронувшись до тонкой руки старой поэтессы.

– Да.

– О, мне так приятно это слышать. Мне…

– Стропила-для-Кровли, – напомнил Арман. Он уже видел, что две дамы готовы усесться и поболтать насчет смысла жизни и природы счастья. Обычно такие беседы ему нравились, но не в этот вечер.

– Вот, – костлявый палец Рут ткнулся в карту, обозначив точку в десяти километрах от Трех Сосен. – Вот здесь были Стропила-для-Кровли. Но потом название поменялось на Notre-Dame-de-Doleur.

Натэниел записал сказанное и ниже склонился над картой.

– Но здесь нет ничего. Вы просто ткнули пальцем в поле.

Они с Рут уставились друг на друга.

– А сейчас, кадет Смит, время для очередного урока по проведению полицейского расследования, – объявил коммандер. – Кому верить. Говорит ли мадам Зардо правду, или запутывает следы?

– Может иметь место *бля мозгов, – согласилась Рут.

– И как проверить? – спросил Натэниел Гамаша.

– А никак. Ты можешь собрать все факты, улики, но даже самые лучшие следователи учатся доверять тому, чему, как нам говорили в начале нашей жизни, доверять бесполезно. И даже опасно. Инстинктам. Используй свои мозги, своё сердце и всё своё нутро. Всё, что есть в тебе от зверя, от хорошего охотника. Что твои инстинкты говорят тебе о мадам Зардо? Говорит ли она правду?

Натэниел повернулся к Рут, наблюдавшей за ним с некоторым интересом.

– Думаю, она говорит правду. Как минимум, она верит в то, о чём говорит. Завтра отправлюсь туда и проверю на месте.

Одобрив подобное разграничение правды и лжи, Гамаш кивнул.

– Можно мне? – кадет показал на карту и Рут заворчала.

Арман наблюдал, как мальчик с осторожностью сворачивает потертый листок бумаги – рыжие волосы падают на лоб, когда он наклоняется, гладкая идеальная кожа всегда готова разрумяниться. Застенчив.

И Арман мысленно вернулся к своему разговору с Желиной в саду.

Желина был не прав. Настоящие преступники, худшие из них, обитали не вне проторённых тропинок. Они обитали на наших кухнях, сидели за нашими столами.

Неприметные и непременно человекообразные.

Глава 35

– Говорю вам, это где-то здесь.

Наиэниел Смит возбуждённо огляделся, дрожа от мокрого снега, летящего в лицо. Карта в его руках, позаимствованная им у мадам Зардо, превратилась в комок мокрой бумаги.

Остальные трое кадетов стояли спиной к ветру, поэтому смесь из дождя, льда и снега попадала прямиком за шивороты их пальто и в капюшоны. Неослабевающий вой вьюги почти заглушал протесты Натэниела, стремительно превращавшиеся в нытье.

– Тут нет ничего! – проорал Жак. – Гамаш на**л тебя.

Он ссутулился, прижал подбородок к груди, так что сзади казался сгорбленным стариком. Его тесное зимнее пальто, более похожее на лыжную куртку, совсем не подходило для прогулок по грязной полузамёрзшей дороге и серым пустынным полям и перелескам в снежную бурю.

Штаны Жака промокли, он едва чувствовал ноги и бесконтрольно дрожал.

Натэниел посмотрел на девчонок, но те тоже повернулись спинами к дождю и снегу. И к кадету, который привёз их сюда, заявив, что нашел Стропила-для-Кровли.

Натэниел развернулся, смаргивая дождь, стекающий по лицу. Прищурившись, он посмотрел на простирающиеся до горизонта поля. Запустение.

Ни следа деревни. Ни следа живого существа.

– Уходим, – прокричал Жак, трусцой возвращаясь к машине.

За ним побежали Хуэйфэнь и Амелия. Натэниел упорно стоял на месте, как вкопанный, пока не услышал звук двигателя. Он помчался к машине, боясь, что его могут бросить тут одного. Упал на заднее сидение рядом с Амелией, крепко обхватившей себя руками и спрятавшей нос в ворот промокшей куртки.

Notre-Dame-de-Отвали.

Обогрев салона включили на полную, и в тесноте машины запахло сырой шерстью.

– Напрасно потратили время, – сказал Жак с водительского кресла, грея руки у вентилятора печки.

– Но она сказала, что это здесь, – возразил Натэниел.

– Она? Я думал, тебе сказал Гамаш.

– Он предложил продолжить расследование, но информация поступила от женщины, у которой я живу.

– Я, видимо, пропустил занятия, где говорилось, что нам надо верить всяким старым пьянчужкам, – проговорил Жак.

Хуэйфэнь фыркнула, от удовольствия или от только что заработанного воспаления легких.

Вернувшись в Три Сосны, они отправились переодеваться, но когда Натэниел в сухой теплой одежде спустился по лестнице в доме Рут, в гостиной он обнаружил кроме поэтессы Амелию.

Обе посмотрели на него пристальными оценивающими взглядами, и он почувствовал, что попал прямиком в страшную сказку братьев Гримм. Такие истории редко заканчивались хорошо для мальчиков-с-пальчик с ярко-рыжими волосами и улыбкой, как он надеялся, заискивающей. Всё равно он сильно смахивал на обед.

– Я потерял вашу карту.

– Ничего, – сказала Рут, поднимаясь. – Карта мне больше не нужна.

– Там ничего нет, – сообщил ей Натэниел.

Кажется, он провалил тест коммандера. По крайней мере, инстинкты его подвели. Этой женщине верить нельзя. В конце концов, она именно то, на что похожа. На сумасшедшую старую пьяницу.

– Ничего такого, что бы ты смог увидеть глазами, – сказала Рут.

– Что ещё там может быть?– спросил он.

– Пойдём, – поднявшись, позвала его Амелия.

Он оправился за ней, но вместо похода в бистро, для воссоединения с остальными, Амелия направилась к машине.

Несколькими минутами позже они вернулись на то же самое место, где были час назад.

Ничего не изменилось, разве что место стало еще пустыннее.

– Я попросила мадам Зардо повторить мне то, что она рассказала тебе, и она повторила, что деревня располагалась здесь, – сообщила Амелия.

– Я же говорил, – ответил он.

– А ещё я позвонила мужику по топонимике. Он дал мне картографические координаты. Вот.

Мокрый снег бил в ветровое стекло и медленно сползал по нему, скапливаясь рыхлыми кучками под основанием дворников.

– Он проверил и подтвердил, что наименование Стропила-для-Кровли было официально изменено в 20-х годах прошлого века. На Notre-Dame-de-Doleur.

– Почему?

– Ну, Стропила-для-Кровли явно было ошибкой, – ответила Амелия. – Об этом он нам уже говорил. Оно с самого начала не должно было становиться названием.

– Это понятно. Но почему Notre-Dame-de-Doleur?

– Я спросила, он не знает. Может, по названию церкви.

– Я слышал об Notre-Dame-de-Grace, – сказал Натэниел. – Или Notre-Dame-de-Paris, или Notre-Dame-de-la-Merci. Или…

– Да поняла я, поняла. Notre-Dame-de-Doleur необычное…

– Уникальное.

– Ладно. Но уникальное не значит неправильное, так?

Они посмотрели друг на друга. Девушка, что изо всех сил старалась быть особенной, и юноша, который хотел во что бы то ни было стать как все.

– Думаю, что так, – признал он, но без особой убеждённости.

– Месье Топоним тоже удивился такому названию, – призналась Амелия. – Но есть названия и постраннее. Saint-Louis-du-Ha!Ha! к примеру.

– Есть такой город?!

– Oui. В комплекте с восклицательным знаком после каждого «Ha».

– Шутишь.

– Разве похоже, что шучу?

– Нет, но звучит так, словно это шутка. Ха-ха.

Он уловил едва заметный подъём уголков её губ, это было похоже на победу.

– То есть, жители Notre-Dame-de-Doleur ещё счастливчики, – сказала она. – Могло быть и хуже.

– Хуже уже было. Стропила-для-Кровли.

Ему понравилось её упорство. Не сдаваться там, где сдались другие. Где сдался он сам.

Но какой в этом смысл? Даже если тут была деревня, теперь её нет.

Сидя бок обок, они смотрели в медленно запотевающее окно.

– Тут ничего не осталось, – сказал он.

– Ты упускаешь главное. Может, сейчас тут ничего и нет, но было же когда-то? И я уверена, остались какие-то люди. Так всегда бывает. Пойдём.

Она вышла из машины прежде, чем он смог напомнить ей, что не осталось никого. По крайней мере, из ныне живущих.

А потом до него дошло, что имела в виду Амелия. И что имела в виду мадам Зардо.

Они были шестью футами ниже поверхности земли. Те жители деревни, кто тут так и остался.

Notre-Dame-de-Doleur, урожденная Стропила-для-Кровли, превратилась в деревню-призрак.

Они искали почти час, насквозь промокли и продрогли до костей, но в итоге отыскали кладбище. Его покрывал лес, особенно пышный в этом месте. Надгробные камни покосились и местами ушли в землю. Тот, кто изготавливал их, тщательно вырезал в граните имена умерших.

Амелия с Натэниелом не заметили, как мокрый снег превратился в полноценный снегопад – они были заняты осмотром каждого камня, который смогли обнаружить.

Молча посмотрели друг на друга. Между ними пролетали огромные хлопья весеннего снега.

Стало абсолютно тихо, тишину нарушал лишь монотонный шорох падающих снежинок. Снег был повсюду – на них, на деревьях, на земле.

И тут раздался новый звук. Хлопанье. Бренчание. Звяканье.

Литавры.

Для них играл свою музыку лес.

Час спустя они вошли в бистро и протянули Оливье два металлических ведёрка.

Он настороженно посмотрел в них, потом разулыбался.

– Ведёрки для сока! Где вы их взяли? – Поставив ведёрки на пол, он полюбовался ими. – Вы таких сроду не видели. Они ещё и полные!

– Мы слили сюда всё содержимое оставшихся, – объяснил Натэниел.

– Жалко было оставлять там сок, – сказала Амелия. – Мы нашли их в лесочке возле Стропил-для-Кровли.

– Так вам удалось её отыскать?!

Ребята кивнули.

Позади Оливье, возле камина, Рут подняла руку вверх, и когда кадеты ей помахали, она в качестве приветствия показала им средний палец.

– Она вообще в курсе, что обозначает этот жест? – шепотом спросил у Оливье Натэниел.

Тот захохотал:

– Она-то уж точно в курсе. А ты?

– Ну, это значит…

– Это значит, что ты ей нравишься, – сказал Оливье.

Жак и Хуэйфэнь тоже были тут. С горячим шоколадом и картой, они сидели за столиком, который теперь считали своим. Кивнули молодым кадетам.

Но Амелия с Натэниелом прошествовали мимо них, бросив разве что дружеское «Bonjour». И присоединились к Рут.

– Я бы предложила вам сесть, – сказала Рут. – Но не хочу, чтобы вы это делали.

Натэниел поднял руку и медленно выпрямил средний палец. Он никогда никому не показывал среднего пальцы. Ему очень хотелось, много раз, но он не позволял себе. И вот, когда он наконец решился на этот неприличный жест, его адресатом оказалась старушка.

Казалось бы, не самый весомый случай для гордости собой, однако же, он гордился. Гордился собой, где-то межу волнами накатывающего ужаса.

Роза, угнездившаяся на коленях Рут, заворчала: «Фак, фак, фак».

Рут засмеялась.

– Ай, да к черту! Садитесь. Но ничего не заказывайте.

Сняв свои насквозь мокрые куртки и развесив их на гвоздики у огня, они подвинули свои стулья поближе к теплу. Рут склонилась к кадетам и осмотрела их как следует. Промокшие, застывшие до мозга костей. Но счастливые.

– Нашли Стропила-для-Кровли, – констатировала она, и кадеты кивнули. – Но нашли ли вы могилу?

* * *

Клара с Мирной отправились с Рейн-Мари в историческое сообщество Сен-Реми. Тамошний секретарь подтвердил: да, была очень успешная ретроспектива по участию их региона в Великой Войне.

– Не скажете, где теперь все материалы той ретроспективы? – спросила Рейн-Мари.

– Мы всё отдали вам, разве нет? – сказала пожилая женщина-волонтер.

– Вы отдали мне кучу коробок, – признала Рйн-Мари. – И большую часть я уже просмотрела, но там нет ни единого предмета, относящегося к первой мировой войне.

– Уверены?

Женщина явно подозревала, что Рейн-Мари либо потеряла, либо присвоила архивные ценности. Рейн-Мари почувствовала себя защищающейся, и поняла, что сама вот так же точно смотрела на исследователей, объявлявших, что не получили что-то из материала, который, как она твёрдо была уверена, она сама вручала им.

Она взглянула в вежливо-подозревающее лицо секретаря и улыбнулась.

– Знаю, звучит неправдоподобно, я правда все просмотрела. И, правда, там нет ничего.

– Хм-м... – Женщина уселась на своем пластиковом стуле очень прямо. – Где же они могут быть?

Пока она размышляла, а Рейн-Мари ждала, Клара с Мирной проводили время, блуждая по экспозиции, размещённой в просторном зале, начинающемся прямо за столом секретаря. Тут было полно одежды, фотографий и карт.

– Смотри, эта подписана, – сказала Клара. – Тюркотт.

– И датирована 1919-м годом.

На карте изображались Сен-Реми, шумный город лесорубов, и Вильямсбург, и даже Стропила-для-Кровли. Не окрещённые ещё в Notre-Dame-de-Doleur.

Но там не было Трех Сосен.

– Почему? – спросила Клара.

Мирна не ответила. Она стояла рядом с манекеном, облачённым в кружевное свадебное платье. Талия манекена равнялась окружности предплечья Мирны.

– Люди в ту пору были мельче, – объяснила Мирна Кларе. – Недостаток питания.

– Недостаток круасанов.

– И как только они выжили? – посетовала Мирна, покачав головой.

– Дух первопроходцев, – сказала Клара.

– Есть! – проговорила Рейн-Мари от секретарского стола. – Идём.

– Куда на этот раз? – спросили Клара с Мирной, стараясь успевать за ней.

– В Легион. Показ проходил там, и секретарь предполагает, что всё сложили в коробки и оставили в подвале, а потом просто позабыли.

– Какая ирония, – проговорила Мирна.

* * *

Большую часть дня коммандер Гамаш провёл в своём офисе в Академии. Дверь закрыл, скорее даже заблокировал.

Посыл был ясен.

Держись подальше.

Но Бовуар не мог.

В который раз за день Жан-Ги останавливался перед дверью и смотрел на неё.

– Он у себя? – снова спросил он у ассистентки коммандера, сидевшей за своим столом.

– Oui. И так весь день, – ответила мадам Марку.

– И чем он занят?

Она взглянула на Бовуара с недоверием и иронией. Он знал, что она ему не ответила бы, даже если бы могла. Но он должен был попробовать.

Жан-Ги склонил ухо к двери, однако ничего не расслышал.

Тут всякая ирония исчезла из глаз мадам Марку, уступив место неодобрению.

– Он просил его не беспокоить. Вы уже установили, кто убил профессора ЛеДюка? – поинтересовалась она.

– Пока нет, но…

– Так может, уже пора этим заняться, вам не кажется?

Это был не вопрос.

Наконец, на исходе дня, Жан-Ги вернулся, надеясь на отсутствие секретаря. Но она все еще была на месте.

Бовуар ей улыбнулся, прошёл мимо, постучал. И вошёл. Невзирая на протесты и крик: «Стойте!».

Арман Гамаш бросил на него жесткий взгляд, рука инстинктивно опустилась на крышку ноутбука.

Он смотрел на Жана-Ги и медленно закрывал крышку. Жест был равен пощечине, да такой, какую мало какая рука могла влепить.

Мужчины смотрели друг на друга, потом взгляд Жана-Ги опустился на тонкий ноутбук.

– Простите, сэр, – проговорила секретарь, стоя в дверях и сверля глазами на нарушителя.

– Ничего, мадам Марку, – ответил ей Гамаш, поднимаясь из-за стола. – Вы можете быть свободны. Я, так или иначе, заканчиваю. Спасибо, что оставались тут.

Мадам Марку нерешительно потопталась в дверях.

– Всё в порядке, Шанталь.

Сурово глянув на Бовуара, секретрь ушла, тихо прикрыв за собой дверь, оставив двух мужчин смотреть друг на друга.

– Мы выяснили насчёт глушителя, – сообщил Бовуар. – Сделан на фабрике в Теннеси. Они специализируются на адаптивных устройствах к оружию. У них осталась копия заказа ЛеДюка. Должно быть, он переправил глушитель через границу контрабандно.