Текст книги "Большая расплата (ЛП)"

Автор книги: Луиз Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Прочтите внимательнее, а потом поговорим.

– Да вы просто скажите?

– Нет. Не хочу навязывать вам свои мысли. Хочу посмотреть, придёте вы к такому же заключению, как и я. Вдруг я ошибаюсь.

Желина снова открыл папку, а Гамаш продолжил вести машину, следя за дорогой. Снег всё шел, расса была покрыта тонким слоем, под которым наверняка был лёд.

Наконец Желина оторвался от досье ЛеДюка. Повисла тишина, офицер КККП размышлял.

– Тут об этом не говорится, – начал он, аккуратно выбирая слова. – Но не думаю, что Серж ЛеДюк смог всё это провернуть самостоятельно, при помощи лишь сообщников из низших эшелонов. Должен быть кто-то ещё. Кто-то умнее. Кто-то из верхушки. Может быть, кто-то извне. Это то, о чем вы думали?

Гамаш был мрачен, совсем не радуясь тому, что заместитель комиссара Желина пришёл к аналогичному выводу.

– Кто-то из уволенных, – продолжил предполагать Желина, – кто не боится быть пойманным, потому что на него никто и не подумает.

Гамаш кивнул. Именно об этом он и думал, хотя доказательств не имел.

– Судя по прочитанному, – Желина посмотрел на паку. – ЛеДюк никто иной как аферист. Он должен был понимать, что, как только в Сюртэ наведут порядок, всё внимание обратят на Академию. На него, – он посмотрел на Гамаша. – И если вы это ему показали, то возможно ли, что убили не того человека?

– Думаете, там должен был лежать я? – спросил Гамаш.

– Разве нет? Если всё, что вы говорите, правда, то вы им угрожаете. Человек, арестовавший и убивший почти всех, кто в это вовлечен. Я слышал, участники скандала в Сюртэ были не просто взяточниками. Они безнаказанно разбойничали и убивали. Вы – явная угроза ЛеДюку и его сообщникам. Их ждет крах, тюрьма.

Он вгляделся в профиль Гамаша, ведущего автомобиль.

– И если они бесчинствовали и убивали раньше, почему остановились на вас?

– Они ослабели. Большинство агентов, на кого они могли положиться, от кого имели бы поддержку, были выкинуты из Сюртэ. Нет, мне ничего никогда не угрожало. Моё убийство привело бы к тому, что всё внимание обратилось бы прямиком на них.

– И тогда вы показали ЛеДюку всё, что нарыли на него, – заключил Желина, постучав по папке с досье. – Чтобы спугнуть. Сработало?

– Возможно, лучше, чем я надеялся, – ответил Гамаш.

– Думаете, сообщник убил ЛеДюка? Потому что вы подобрались к нему близко?

– Это вполне возможно. Кто бы ни был сообщник, он мог опасаться того, что арестованный, ЛеДюк пойдет на сделку с правосудием.

– И застелил его. И кто же он? Этот кто-то должен быть сейчас в Академии. Один из преподавателей? Если предположить на секунду, что это не вы…

– На секунду?

– Есть кое-кто, подходящий. Мишель Бребёф.

Гамаш молча смотрел на дорогу. Потом коротко кивнул.

Желина наблюдал за Гамашем, до него постепенно доходило.

– Вы вернули Бребёфа. Вы соединили этих двоих в Академии. И раз уж ЛеДюк звался Дюком, Бребёфа назовем Королём. Вы всё это отлично знали…

– Только подозревал.

– И все равно так поступили. О чём вы только думали?! Это же безумие!

– Может быть.

– Какие доказательства вам еще нужны?! – Желина почти орал, потом немного остудил пыл. – В Академии Сюртэ совершено убийство. Потому что вы объединили двух преступников и доверили им управлять …

– Не правда.

– Очень близко к правде. И вам просто повезло, что никого из студентов не убили и не покалечили.

Автомобиль повернул на парковку, Гамаш выключил зажигание, Желина остался сидеть.

– Почему вы покинули Академию, коммандер Гамаш?

– Вчера? Я не покидал ее. Обычно я уезжаю домой, но вчера остался из-за поздних встреч.

– Нет, сегодня. Один из ваших профессоров убит, другой под подозрением. Вместо того, чтобы остаться и гарантировать всем безопасность, вы, образно говоря, покинули корабль.

– Думаете, я бросил всё на произвол?

– Меня удивляет, что в такой ответственный момент человек, которому доверены сотни юных жизней, оставляет их запертыми наедине с убийцей, и отправляется домой, где наслаждается сэндвичами на собственной кухне. Что происходит?

Глава 18

Тело Сержа ЛеДюка, как позорное пятно, убирали из Академии. Прибыл он туда с гордо поднятой головой, уходил ногами вперёд.

По приказу коммандера Гамаша, кадеты и преподаватели выстроились по стойке смирно в длинную прямую линию вдоль стен мраморных коридоров, когда тело везли мимо них. Стояли в почтительном молчании. Никто не проронил ни слезинки.

– «Не отступив от личных правил, он плакать их заранее заставил», – процитировала Изабель Лакост, стоя рядом с Гамашем.

– Снова Джонатан Свифт, – сказал Гамаш.

– Элегия на смерть Дюка, – тихо сказала Изабель, пока они провожали глазами процессию. – Вы уже цитировали её сегодня утром. Я ознакомилась:

«Эй, прихлебай, спеши сюда скорей,

Ты накипь от дыханья королей;

Их смыло всех державною волною.

Спеши сюда и встретишься с судьбою».

Когда тело проплыло мимо них, они отсалютовали.

– «Всем гордым станет назиданием, – продолжил Гамаш тихо. – Каким был дутым Дюк созданием».

– Надо поговорить, – сказала Лакост.

– Oui.

Темное пятно, поглощённое солнцем – тело профессора ЛеДюка покинуло здание Академии.

– Но у меня есть ещё одно неотложное дело, – сообщил Гамаш.

Он прошёл мимо открытой двери комнаты на другом конце длинного коридора, откуда вынесли тело ЛеДюка, и куда теперь влетел свежий ветер. Студенты отдавали коммандеру честь. Это было скорее проявление субординация, чем выражение уважения действием. В конце концов, они только что отдавали честь мертвецу.

Но он заметил, что некоторые смотрели на него с вновь обретённым почтением. И Гамаш знал причину. Академия полнилась слухами. Они думали, что за убийством стоит новый коммандер. Король умер, да здравствует король.

Выйдя из здания, Гамаш остановился возле машины, в которую грузили тело, чтобы отвезти в морг.

– Хочешь лично убедиться, что он покидает Академию, Арман?

Гамаш обернулся и увидел Мишеля Бребёфа.

– Знаю, это стало шоком, – но ведь должно было принести и немного облегчения, – заметил Бребёф.

– Если ты имеешь к этому отношение, Мишель, я узнаю. Ты же понимаешь.

Бребёф улыбнулся:

– И что ты сделаешь? Снова меня отпустишь? Тот, кто это совершил, оказал услугу, прибрав дерьмо. Кроме того, если я в этом замешан, то ты мой сообщник. Меня бы тут не было, если бы не ты. В данном случае ты, именно ты открыл ворота. Ты же знаешь, кто я таков, и всё равно впустил меня.

– Это чистосердечное признание?

Бребёф рассмеялся, ритуальные агенты посмотрели на него – не часто трупы сопровождает веселье.

– Я всего лишь напоминаю. Он всё равно уже стремительно двигался в сторону выхода, не так ли? – Бребёф в задумчивости посмотрел на мешок с тело. – У него не было реальной власти, хотя он этого и не понимал. Ходил всюду с важным видом, словно всё ещё был тут главным. Знавал я таких офицеров. Мелочные, назойливые, злобные. И не особо умные. Он уже был пустым местом. Хотя лично продолжал присутствовать. Еще пулю на него потратили.

Гамаш развернулся и зашагал к широко распахнутым дверям Академии.

– Будь осторожен, Арман.

Слова заставили Гамаша остановиться. Что-то в голосе Бребёфа настораживало. Ни злость, ни ненависть. В словах была особая мягкость – гораздо весомее ярости.

Мишель Бребёф стоял, а за спиной его простирались бескрайние пустоши.

– Несколько лет назад ты оказал мне добрую услугу…

– Разве?

– Ты позволил мне уйти в отставку. Не отправил за решетку, хотя лишь твоих обвинений хватило бы, чтобы меня посадить.

– Будто ты всё это время находился не в тюрьме, – сказал ему Арман, и Бребёф моргнул. – Если я и оказал тебе услугу, Мишель, то это произошло не несколько лет, а несколько месяцев назад. И не надо стоять тут и уверять меня, что я совершил ужасную ошибку. А если и совершил, то самое время признаться.

– Я не убивал Сержа ЛеДюка.

Им пришлось разойтись, чтобы дать путь отъезжающей с телом машине.

Потом Гамаш вошёл в двери Академии, следом за ним, отстав на несколько шагов, шел его бывший лучший друг.

* * *

Кадеты переместились из бистро – там было слишком людно, чтобы разговаривать о деле – в B&B. На часах было чуть больше четырех пополудни; долгий день, казалось, не закончится никогда.

Солнце висело низко над горизонтом, в камине пылал огонь. Его зажгла Амелия, пока Хуэйфэнь заваривала чай, а Натэниел разживался бисквитами и пирогом на кухне у Габри – такого наверняка не найдёшь в доме сумасшедшей старухи, которая приютила кадета. А от того, что Натэниел мог отыскать в её доме, по коже бежали мурашки.

Кадеты с чаем и пирогом расселись вокруг огня, и стали обсуждать жестокое убийство человека, всем им знакомого. Знакомого больше, чем их хотелось бы признать.

Произошедшее утром казалось таким нереальным, особенно в этом уютном месте, что Натэниелу пришлось напомнить себе: всё, что случилось сегодня в Академии – не сон. За сон скорее можно было принять окружавшее его сейчас: удобную выцветшую мебель, приветливый огонек в камине, шоколадный пирог и бисквиты.

Реальная жизнь осталась там.

Деревня убаюкивала его, ненадолго заставляя позабыть, какие ужасные вещи случились. Интересно, думал он, это временное забытье подарок или наказание?

– Гамаш привёз нас сюда для расследования относительно карты, – напомнила Хуэйфэнь, раскладывая свою карту на столе. Натэниел и Жак поступили так же со своими экземплярами.

Все посмотрели на Амелию.

– У меня моей нет, – ответила та.

– Где она? Нас же просили прихватить карты с собой, – сказала Хуэйфэнь.

– Моя пропала

На Амелию уставились.

– Пропала? – спросил Жак. – Или обнаружена в тумбочке Дюка?

– Слушайте, я не знаю. Я не вспоминала про карту с того самого дня, как мы были тут первый раз. Я её тогда убрала, а теперь она пропала.

Она с вызовом посмотрела на них.

– Я тебе верю, – сказал Натэниел.

– Веришь?! – возмутился Жак. – С чего бы?

– А почему нет? Всё равно нет никаких доказательств. Может лучше поверить ей?

– И ты собрался стать следователем, – сказал Жак.

– Он же новичок, – напомнила ему Хуэйфэнь. – Он научится.

– Чему? – спросила Амелия. – Чему научится? Судить, не имея фактов? Обвинять без доказательств? Быть подозрительным циником? Как ты?

– Не циником, а реалистом, – возразила Хуэйфэнь. – Этот мир – опасное место. Скоро мы столкнёмся с организованной преступностью. Торговцами наркотой. Убийцами. Отнюдь не чайку сходить попить.

Хотя разговор как раз случился во время чаепития.

– Мы должны предполагать худшее, – сказал Жак. – Каждый человек, каждая ситуация потенциально опасны. Наши жизни зависят от способности контролировать ситуацию.

– И как ты этого добьешься? – поинтересовалась Амелия.

– ЛеДюк нам рассказывал, – сказал Жак. – Говорил, что этому не научишься, сидя за партой и штудируя книги. Выбираешь человека из толпы и работаешь с ним, для примера. Остальные рано или поздно подчиняются.

– А под «примером», – догадалась Амелия, – Ты подразумеваешь выбить из него все потроха?

– Да, если понадобится.

Амелия с отвращением посмотрела на Жака, и обратилась к Натэниелу.

– Спасибо тебе. И, просто чтобы ты знал. Я не отдавала своей карты Дюку. Не знаю, мою ли карту нашли у него. И если так, то как она там оказалась.

– Ну и хорошо, – обрадовался тот.

Когда она посмотрела в это открытое, доверчивое лицо, даже у Амелии возникло неприятное предчувствие, что Натэниел недолго продержится в силовых структурах. По крайней мере, тот Натэниел, каким он был сейчас.

– Окей, – заключила Хуэйфэнь. – Допустим, ты говоришь правду. Это означает, что кто-то взял твою карту и дал ее Дюку. Зачем это кому-то?

– Это может означать и другое, – возразил Натэниел.

– Что именно? – спросил Жак. Новичок его раздражал.

– Может, кто-то обнаружил, что его собственная копия пропала, и украл карту Амелии.

– Под «кем-то» ты подразумеваешь одного из нас? – уточнила Хуэйфэнь.

– Ну, да, – согласился Натэниел. – А кого ещё я мог иметь в виду? Или, может быть, Дюк пожелал увидеть карту, и вместо того, чтобы дать ему свою, кто-то украл карту Амелии.

– Опять, – заметила Хуэйфэнь, – ты намекаешь на одного из нас.

– Я намекаю на вас с Жаком, да. Я знаю, что это не я. А у вас обоих карты в наличии и, как ни крути, вы были с ним наиболее близки.

– Ты ничего не путаешь? – спросил Жак, вызверившись на новичка.

Амелия поменяла свое мнение о Натэниеле. Она почувствовала одновременно облегчение и смущение, когда стало понятно, насколько он на самом деле хитёр. И как ясно и просто он смотрит на вещи.

– Я вас не обвиняю, – торопливо уточнил Натэниел. – Я просто показываю вам, как много может быть вариантов.

– Окей, теперь давайте взглянем на то, о чём точно знаем, – сказала Хуэйфэнь. – На факты. Копия карты найдена в тумбочке Дюка. Почему?

Хотя, вопрос, повисший в воздухе, звучал как «кто?».

Они перевели взгляды с карты на Амелию.

Глава 19

Фотографии места преступления были разложены перед следователями на длинном столе для заседаний. Шеф-инспектор Лакост посвятила Гамаша и Желину в курс дела.

– Большинство профессоров и студентов опрошено.

– Что-нибудь выяснилось? – поинтересовался заместитель комиссара Желина.

– Не особенно много. ЛеДюк был очень скрытен, практически маниакально. Из того, что мы выяснили, следует, что вчера был обычный день, как и всегда. Серж ЛеДюк провёл занятия, потом без перерыва работал в своем офисе до обеда, вечером поужинал за профессорским столом. Вы там тоже присутствовали.

Гамаш кивнул.

– Прибыл профессор Годбут, шеф-инспектор, – сообщила заглянувшая в зал агент.

– Хорошо, – Лакост обратилась к Гамашу. – Думаю, вам захочется присутствовать при беседе с ним.

– Merci, – поблагодарил Гамаш, добавив в интонацию лишь толику сарказма.

– Проводите его сюда, пожалуйста, – попросила шеф-инспектор Лакост.

В зал вошел здоровяк. Когда-то, возможно, он был крепким, но сейчас телеса его тряслись и покачивались при ходьбе.

– Марсель Годбут, – представился он, затем сел на предложенный стул. – Ужасно. Я просто не могу поверить.

– Согласно вашему личному делу, вы в Академии пять с половиной лет, – уточнила шеф-инспектор Лакост.

– Oui. – Годбут посмотрел на Лакост, как дядюшка на симпатичную племянницу. – Перед этим я служил старшим инспектором в отделении в Абитиби.

– В отделении Сюртэ? – уточнил заместитель комиссара Желина.

– Естественно, – сказал Годбут, посмотрев на офицера КККП с неприязнью.

– Вы преподаете криминалистику? – спросил Желина, сверяясь с записями. – Но не исследования ДНК. Вы учите кадетов отслеживать документацию, финансы. Выискивать мошенничество, рэкет. Бумажные улики, а не биологические.

– Oui. Не особенно сексуально, зато эффективно. Не всем же ловить убийц.

– У вас важная работа, – согласился Гамаш, наблюдая за Годбутом сквозь прищуренные веки.

Годбут был тем, кто еще до появления Гамаша в Академии патрулировал коридоры, вынюхивая, кто из студентов немного опоздал на занятия, у кого слегка помята форма, или волосы чуть длиннее нормы.

Нарушителям приходилось расплачиваться.

Студентов он унижал и подавлял. Рукоприкладством он не занимался, но делал так, чтобы кадеты сами себя изводили, выполняя его задания на полигонах, зимой, в нижнем белье. Годбут заставлял их бегать по лестницам, задавал почти невыполнимое количество отжиманий и приседаний. А когда те не выполнялись, добавлял ещё.

Мишель Годбут играл с кадетами, как кошка с мышкой – толкал к краю, потом тянул обратно – известная на протяжении веков форма пытки. Некоторые называли это тренировками. Помучить, отступить. Помучить, отступить.

Эти кадеты стали примером, остальные быстро и с энтузиазмом подчинились. А некоторые к третьему курсу присоединились к практикующим унижение. Эти считались успешными учениками и в Сюртэ быстро продвигались по службе.

И если ЛеДюк был архитектором, то Годбут стал строителем. Брал в руки добрый материал и планомерно превращал его в гниль.

Когда Гамаш стал коммандером, ему сделалось дурно от обнаруженного. От степени и глубины злоупотреблений. Мишель Годбут был ещё не самым худшим. Худших Гамаш без лишних слов уволил. Одного отдал под арест. Но на Годбута не собрал достаточно улик. Анекдотичная ситуация – профессор Годбут, мастер по отслеживанию криминального следа, был очень осторожен, и постарался не оставить своего собственного криминального следа.

Коммандер Гамаш пристально следил за ним и сделал всё, чтобы Годбут об этом узнал. Пытки прекратились.

Но накопилось столько желчи, что она готова была выплеснуться.

Не взорвался ли Мишель Годбут прошлой ночью и не он ли совершил нападение на ЛеДюка?

Однако не хватало мотива. Недостаточно было просто сказать, что Годбут взорвался. Должна быть причина. Должен быть толчок, каким бы тривиальным он не казался со стороны.

Да и место преступления было слишком аккуратным. Оно выглядело как место казни -продуманно, до горечи хладнокровно.

– Расскажите нам о контрактах на строительство этой школы, – попросил Гамаш.

Годбут медленно развернулся на стуле и уставился на коммандера.

– Об этом я ничего не знаю.

– Вы преподаете методы борьбы с мошенничеством. Вы учите студентов, как выявлять мошенничество, а сами не заметили его, когда оно произошло у вас под носом?

– Да ну?! Это для меня новость. Я всего лишь преподаватель. И, как вы дали понять, когда стали коммандером, преподаватель не самый лучший.

– Разве я хоть раз так говорил? Я считаю вас очень хорошим в деле, каким вы занимаетесь, – сообщил Гамаш. – Вопрос в том, чем же именно вы занимались? Какова была ваша реальная работа здесь?

– Имеется в виду, что..?

– Что Серж ЛеДюк брал взятки, – сказал Поль Желина. – Это здание построено на деньги от подкупа и на откаты. Кто-то для ЛеДюка делал бумажную работу. Кто-то, кто не только умел это делать, но и знал, как не быть пойманным.

– Надеюсь, у вас есть доказательства, комиссар. Это серьезное обвинение.

– Не обвинение. Версия, – улыбнулся Желина. – Когда в последний раз вы видели ЛеДюка?

– Вчера на ужине. Мы обсуждали тактические занятия, как вы знаете, коммандер. А потом мы с профессором ЛеДюком обсуждали «Монреаль Канадиенс».

Это был камень в огород Гамаша. Его учебный план не был важнее игры в хоккей.

– А после ужина? – спросил Гамаш, не обращая внимания на колкость.

– Я вернулся к себе и проверял ошибки в работах и курсовые. Как и любой хороший преподаватель.

– Вы виделись с кем-нибудь? Говорили по телефону? – спросила Изабель Лакост.

– Никаких звонков. Никаких посетителей. То был тихий домашний вечерок. Проснулся я от крика того бедного кадета.

– Вы знали профессора ЛеДюка не хуже, чем любого другого, – сказала Лакост. – Как вы полагаете, что случилось?

– Думаю, вы отчасти правы, – ответил Годбут. – Думаю, его смерть связана с этим зданием. Только не с внутренними делами. Я бы, на вашем месте, поискал снаружи.

Жестом он показал за окно, на возвышающиеся над спортивными площадками шпили церкви.

– Вы имеете в виду город? – уточнила Лакост.

– Думаете, Серж ЛеДюк был убит сообщником? Или врагом? – спросил Годбут. – Этот город полон теми, кто ненавидел ЛеДюка.

В зал заседаний проскользнул Жан-Ги Бовуар. Он с Годбутом поприветствовали друг друга кивками, правда, довольно холодно.

Профессор Годбут поднялся и некоторое время молча смотрел в окно. Солнце заходило, и небеса сменили цвет с голубого на розовый.

На их фоне сияли огни Сент-Альфонса.

– Но один человек ненавидел ЛеДюка сильнее других, – продолжил Годбут, отвернувшись от окна. – Вот откуда бы я начал. Хотя, я же не особенно хорош в своем деле, не так ли?

Если он ожидал, что коммандер Гамаш станет его разуверять, то был разочарован. Гамаш промолчал, и, в конце концов, профессор Годбут, кивнув, покинул зал.

– Да, парень тот еще персонаж, – заметила Лакост.

– То еще дерьмо, – поправил её Бовуар, и Желина рядом с ним хохотнул в знак согласия.

– Но он может быть прав, – сказала Лакост. – Сегодня уже не в первый раз упоминается ненависть города к Академии.

– А в чём дело? – спросил Желина, повернувшись к Гамашу. – Что произошло? В досье, что вы мне дали, упоминается об этом, но только в связи с последующими контрактами, и ни слова о том, что к этому привело.

– Город хотел построить на этом месте центр отдыха, – объяснил Гамаш. – ЛеДюк обещал оказать помощь в получении этой территории, если город поможет найти на окраине место для строительства Академии. Город был в восторге от перспективы соседства с Академией, понимая, как это поддержит экономику. Мэр полностью доверился ЛеДюку. Три месяца спустя анонсировали место строительства Академии.

– На участке для центра отдыха,– добавила Лакост.

– Мэр и горожане годами отстаивали строительство катка, бассейна, легкоатлетического и культурного центров. Это был не просто участок земли, не просто здание. Горожане Сент-Альфонса видели в нём жизненную необходимость для будущего общины. Особенно для детей. У мэра случился удар. Тот чудом не угодил в больницу.

Зал погрузился в тишину.

Людей убивали и за меньшее.

– Может он быть к этому причастен? – спросила Лакост.

Коммандер на секунду задумался.

– Не знаю.

Желина вскинул брови. Он не помнил, когда последний раз слышал из уст старшего офицера фразу «не знаю».

– Думаю, такое возможно, – размышлял Гамаш. – Но если мэр решился на убийство ЛеДюка, он бы совершил его еще несколько лет назад, когда и произошла вся история. Я его немного знаю. И он мне нравится. Он порядочный человек, старающийся изо всех сил делать свое дело.

Гамаш подумал и добавил:

– Но он не зацикливается. Не копит обиду в себе. И будем честны – то был сокрушительный удар по его доверию. Потребовалось много времени и сил, чтобы убедить его на встречу со мной. Наконец я убедил его позволить общине пользоваться благами Академии.

– Вы пошли на это? – спросил Желина.

– Это казалось справедливым, хотя даже не приблизилось к размерам компенсации за причиненный вред. Но это только начало. Мы разрабатываем программу, согласно которой кадеты станут опекать и тренировать некоторых детей. И тут происходит убийство.

– Могло ли ваше с мэром сближение вскрыть старые раны? – спросил Поль Желина. – Нечаянно, конечно.

– Всё может быть. С одной стороны, мэр порядочен до степени непреклонности. Высоконравственный человек. Почти фанатично готов защищать свой город и свои взгляды на то, что правильно и неправильно.

– Думаю, убийство у него в категории неправильных, – заметила Лакост.

– Верно. Но, с другой стороны, он мог счесть это актом возмездия. Большинство убийц оправдывают себя. Они не понимают неправильности в своих действиях.

– Жертва получает то, что заслужила, – согласился Желина.

– Зачастую именно так.

– А в нашем случае, коммандер? Думаете, убийца руководствовался понятиями справедливости?

Гамаш взглянул на фотографии с места преступления.

– Может быть.

– А может и не быть? – уточнила Лакост.

– Вы опрашивали преподавателей и студентов, – сказал Гамаш, и она кивнула. – Любой из преподавателей это высококвалифицированный офицер Сюртэ. И всем студентам преподается умение вести следствие.

– Не пытаетесь ли вы сказать, что тут школа по подготовке убийц? – спросил Желина. – Что вы учите студентов, как ловить преступников, но тем самым, учите их, как быть преступниками и не попасться?

Гамаш кивнул.

– В частности, преподаватели. Они точно знают, что мы будем искать.

– И имеют возможность инсценировать место преступления, – продолжила за него Лакост. Сделать его таким, каким оно не являлось изначально.

– Одиночный выстрел в висок, – сказал Гамаш. – Большинство убийц хотя бы попытались обставить это как самоубийство. Без натяжки. И трактовка очевидна: Серж ЛеДюк знал, что я у него на хвосте, поэтому покончил с жизнью прежде чем окажется за решеткой.

– Такой убийца оставил бы пистолет с правильной стороны тела, – сказала Лакост.

– А этот не оставил, – сказал Желина, рассматривая фотографии. – Он поступил наоборот. Зачем?

– Он хотел дать нам понять, что это не самоубийство, – заключила Лакост.

– Но почему? – спросил Желина. – Зачем убеждать нас в том, что это убийство? Чтобы мы знали, сто справедливость восторжествовала?

Он снова уставился на фотографии. На некоторых фото Серж ЛеДюк, казалось, спал. На некоторых был неузнаваем.

Зависело от перспективы.

– Ты до неприличия молчалив, – Гамаш обратился к Бовуару и застал на его лице знакомое выражение. – Что тебе известно?

– Прошлой ночью охранная система была отключена.

Все, как один – шеф-инспектор Лакост, заместитель комиссара Желина и коммандер Гамаш – потянулись к нему.

– Как такое возможно? – спросил Гамаш. – Она интегрирована, компьютеризирована. Охрана бы заметила. Зажглась бы панель.

– Что ж, угадайте, на чём ЛеДюк сэкономил? – сказал Бовуар. – По всей видимости, охрана знала, что сигнализация – дрянь. И жаловались прежнему коммандеру, за что и огребли от ЛеДюка. Вы пришли – они вам ничего не сказали.

– Что ты подразумеваешь под «дрянью»? – уточнила Лакост.

– Сигнализация – дешевка…

Гамаш усмехнулся и несогласно покачал головой.

– За сигнализацию заплачено несколько сотен тысяч.

– Ну, если верить охране, в «Канадских шинах» можно купить и получше.

Гамаш застонал и помассировал голову, пытаясь избавиться от подступающей головной боли.

– У нас тут арсенал, полный оружия. И никакой охранной системы. Это уже не просто откаты, это тупость высшего порядка.

– На завтрашнее утро я назначил встречу с главой охраны, – сообщил Бовуар, – проверка системы безопасности на повестке.

– Хорошо, – одобрил Гамаш.

– Но тот, кто отключил систему, всё равно должен был знать, как это делается, – напомнила Лакост.

– Верно, но эта система позволяет использовать более одного кода доступа, – сообщил Бовуар, и повернулся к Гамашу. – Один у вас…

– Я думал, он единственный.

– …И я подозреваю, у ЛеДюка был свой собственный.

– И сколько ещё вокруг с этими кодами, – посетовал Гамаш.

Бовуар кивнул, не решаясь посмотреть коммандеру в глаза.

– Предполагаете, ЛеДюк сам лично отключил сигнализацию? – спросил Желина. – Но зачем?

– Вот хоть убейте меня, не пойму. Но это одна из вероятностей, – пожал плечами Бовуар. – Кто-нибудь мог легко взломать и отключить систему.

– Так, чтобы не заметила охрана?

Бовуар покачал головой.

– Если бы даже они увидели, как загорается панель, они бы просто её отключили, так они сказали мне. Ложная тревога случалась десять раз на дню.

– А можно сделать это дистанционно? – спросил Гамаш. – Кому-то, кто вне стен Академии?

– Это гораздо сложнее, – ответил Бовуар, – Но да, такое возможно. Почему вы спрашиваете?

– Потому что вспомнил один разговор с мэром, состоявшийся несколько месяцев назад в его офисе. Оказывается, мэр Сент-Альфонса на рабочем месте не полный день. Он подрабатывает как консультант в фирме по разработке программного обеспечения.

– С мэром я назначу встречу, – сказала Лакост. – Далее. Мы нашли пулю. Она застряла в стене. Мы проведем анализ, конечно, но навскидку это пуля из орудия убийства.

– Я отправил е-мэйл фирме-производителю, – сообщил Бовуар. – Это в Англии. Но ЛеДюк мог приобрести оружие на черном рынке у перекупщиков.

– Я не видел пистолета, – заметил Желина. – Где он?

– Отправлен в лабораторию на экспертизу, но есть фото, – сказала ему Лакост.

Пока Желина рассматривал изображение пистолета, выражение его лица становилось всё более и более озадаченным.

– На какой высоте застряла пуля? – спросил Гамаш.

– Пять футов, восемь дюймов.

– Он стоял, когда в него выстрелили. Я думал, может он стоял на коленях.

– Просил пощады? – спросил Бовуар.

– Или убийца работал в стиле палача, – сказал Гамаш.

– Нет, – сказала Лакост. – Он просто стоял там.

– Хм.., – хмыкнул Гамаш.

Все были с ним согласны.

Хм... Зачем кому-то просто стоять и ожидать, когда его убьют, даже не пытаясь сопротивляться? Особенно, если этот кто-то Серж ЛеДюк.

Желина отложил фотографии и посмотрел на Изабель Лакост.

– Это револьвер. И он с глушителем?

– Oui, – сказал Боавуар. – Специально изготовленный. Вот почему никто не слышал выстрела.

– Он что, коллекционировал оружие?

– Non, – сказал Гамаш.

– Тогда зачем он хранил допотопный образец револьвера? – спросил Желина и получил в ответ только молчаливые взгляды. Желина отодвинул фото и покачал головой.

– Что-то очень странное происходит в вашей школе, месье.