Текст книги "Большая расплата (ЛП)"

Автор книги: Луиз Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Глава 22

– Ха! – хмыкнул Шарпантье, увидев карту, заключенную в рамку.

– Ха? – переспросил Гамаш, сняв карту со стены и протянув её профессору. – Не могли бы вы выразиться более конкретно? Есть в этой карте что-то ценное или нет?

– Ни в малейшей степени.

И, тем не менее, Шарпантье продолжал изучать карту.

– Боюсь, мне нужно идти, – Гамаш бросил взгляд на часы, было около семи вечера. – Но утром я вернусь. Шеф-инспектор Лакост и кто-то из её команды остаётся, как и инспектор Бовуар. Утром у них будет отчёт о судебно-медицинской экспертизе.

Гамаш потянулся за картой, но Шарпантье, казалось, не хотел её отдавать.

– Я еду с вами, – сказал он.

– Зачем? – поинтересовался Гамаш. – Не хочу показаться грубым, но мне не совсем понятно ваше желание.

– Я коллекционирую карты. Этот экземпляр любопытный. Да ещё, как вы сказали, есть её изображение на витраже в церкви?

– Oui.

– Мне бы хотелось на него взглянуть.

– Но вы же сами сказали, что в карте нет ничего ценного.

– Всё верно. И, тем не менее, она для вас важна, – ответил Шарпантье. – Как карта, или как что-то иное?

Гамаш помолчал, наблюдая за потеющим мужчиной, потом принял решение:

– Упакуйте вещи и ждите меня у главного входа через четверть часа.

Когда Шарпантье укатил, Гамаш взял карту. Стекло покрывали пятна пота. Гамаш аккуратно перевернул рамку и осторожно высвободил листок.

* * *

Они прибыли в Три Сосны к половине девятого, и отправились сразу в часовню Святого Томаса, окна в которой всё ещё горели.

Когда они вошли, к ним обернулось восемь голов – четверо односельчан и четверо кадетов. Такой толпе позавидовал бы любой министр.

– Арман, – проговорила Рейн-Мари, подходя к мужу для приветствия. Затем обернулась к субтильному мужчине, опирающемуся на костыли. Арман предупредил её о позднем госте, но не стал распространяться о нём подробно.

Если люди в основном состоят из воды, то этот молодой парень человек больше, чем кто либо.

– Это Хуго Шарпантье, – представил его Гамаш. – Он профессор.

– Вы один из наших преподавателей, – узнал его Жак. – Читаете «Современные методы тактики”.

– А вам бы, кадет Лорин, быть повнимательнее на занятиях, – сказал Шарпантье. – Помнится мне, на последних двух тактических занятиях вы были застрелены, и взяты в заложники на третьем. Тест проводился в помещении завода. Вы провалились.

Хуэйфэнь попыталась сдержать улыбку, Амелия с Натэниелом смотрели на Жака с интересом. Золотой мальчик не просто лишился сияния, он помертвел.

Хуго Шарпантье повернулся к коммандеру.

Гамаш встретил его взгляд, точно зная, о чем тактик думает.

Четверо кадетов. Не в Академии, а в крошечной часовне за много миль от города. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, что их тут спрятали, хотя сами они этого не понимают.

– Профессор Шарпантье коллекционирует карты, – объяснил Арман. – Думаю, он может помочь. Вернее, он думает, что может помочь.

За всю дорогу сюда Шарпантье не сказал ни слова о карте или ещё о чем-то. Это молчание вполне устраивало Армана. Ему было о чём подумать.

– Вот она, – сообщила Рейн-Мари, направляясь к витражному окну. – Как же мы раньше не замечали?

– И не должны были, – сказал Шарпантье. – Посмотрите на его лицо.

Двое солдат были изображены в профиль и устремлялись вперед. Но этот юноша смотрел прямо на зрителей.

– Вот на него вы и должны были смотреть, – Шарпантье указал одним из своих костылей на мальчика. – Выражение его лица такое выразительное, что отвлекает внимание от всего, в том числе и от карты.

– Полагаете, внимание от карты отвлечено намеренно? – спросила Мирна.

– Внимание перенаправлено, – уточнила Хуэйфэнь, вычитавшая это в своем учебнике по тактике. Авторства Х.Э. Шарпантье.

– Какая-то цель преследовалась, – согласился Шарпантье. – Но была ли она в сокрытии карты? Не понимаю, зачем кому-то помещать карту на витраже, а после смещать общее внимание на что-то другое.

– Почему бы не оставить всё как есть, имеете вы в виду? – спросила Рейн-Мари.

– Или сделать карту заметной, – сказала Мирна.

– Может, карта не важна. Просто деталь, – предположила Клара. – Как пуговицы, или грязь, или револьвер в кобуре. Просто чтобы добавить достоверности.

– Достоверности? В карту со снеговиком? – спросила Рут. – С кем, по-твоему, канадские экспедиционные войска воевали? С Фрости-фрицами?

Гамаш достал оригинал карты, и Шарпантье забрал её у него из рук без всякого спроса. Сравнил с той, что на витраже.

Карта была та самая.

Копии карты были разбросаны по скамьям, среди тарелок с остатками говядины, рукколы и камамбера на багетах. Среди цыплят, песто и нарезанных яблок на свежем мультизлаковом хлебе из пекарни Сары. Среди бутылок с пивом и напитками полегче.

Впервые попав в Три Сосны и узнав, что местные жители время от времени устраивают в часовне своего рода пикники, Арман и Рейн-Мари были смущены. И даже, пожалуй, возмущены.

Но через пару месяцев Рейн-Мари спросила:

– Кем установлено правило, что в церкви не едят и не пьют?

И они испробовали это на себе. Сначала ощущали себя странно, неправильно. Как будто Господь обидится на людей, принимающих пищу в Его доме. Пока не поняли, что есть, пить и смеяться в церкви не кощунственно. Кощунственно оставлять церковь пустой.

– Как ты её заметила? – коммандер Гамаш спросил Амелию.

– Как вы проглядели её? – в ответ поинтересовалась Амелия.

Клара хотела цыкнуть на неё, но успела остановиться, осознав всю справедливость вопроса. Как они проглядели? Неужели их так приковали к себе солдатские лица, что всё остальное стало фоном, как и предположил молодой профессор?

И что ещё больше настораживало – было ли это преднамеренным отвлекающим маневром?

– Я смотрела на неё, – Амелия указала на Рут. – Она была на чём-то зациклена.

– На истинной природе мужчин и их месте в универсуме, – сообщила Рут, обратившись к Шарпантье. Казалось, она восхищалась двумя его костылями, сравнивая их со своей единственной тростью. – В основном, на смысле жизни.

– Конечно, – сказал молодой человек.

– … Потому я сосредоточилась, – продолжала объяснять Амелия, – на окне позади неё. И тут же увидела.

– Может, переместимся куда-нибудь в другое место? – спросил Жак, поднимаясь со скамейки. – Задница затекла.

– Да, у меня тоже заноза в заднице, – заметила Мирна, взглянув на своего жильца.

– Пошли, – согласилась Клара. – Я устала, и Лео пора прогуляться.

Маленький лев дремал на её коленях, в то время как Анри и Грейси спали на полу у скамейки Рейн-Мари.

Оказавшись снаружи, Амелия расслышала, как две женщины в темноте упрашивают питомцев: «Ну, пописай! Ну, покакай!».

Она остановилась на дорожке в ожидании. Спиной к церкви, спиной к окну.

– Писай! Какай!

Отвечая на вопрос, как она нашла карту, Амелия не была вполне откровенна. В то время, как всех привлекало лицо солдата, её оно отталкивало.

Точнее, отталкивало выражение ужаса.

Но главным, что заставило её содрогнуться и отвернуться, была мольба о прощении, написанная на лице юноши.

Поэтому, в отличие от остальных, она была вольна, вынуждена смотреть в другой угол витража.

И тогда заметила карту.

Наконец, сделав свои дела, Лео был подхвачен Кларой, которая передала теплый комочек Амелии.

– Пошли домой.

* * *

Придя домой, Арман показал Хуго Шарпантье его комнату на первом этаже и душевую, потом сам переоделся, а Рейн-Мари включила чайник и стала готовить скорый ужин.

Двадцать минут спустя Шарпантье показался в домашнем халате, благоухал мылом и вытирал свои тусклые каштановые волосы.

Гамаш расположился в гостиной, возле камина. Ужин состоял из вареной сёмги со спаржей, и ожидал их на раскладных столиках.

– Ждёте меня? – спросил Шарпантье. – А где мадам Гамаш?

– Я просил её присоединиться к нам, но она предпочла ужинать в спальне. Хотела оставить нас наедине для разговора.

– Нам есть о чем поговорить?

– Думаю, есть. Как, по-вашему? Бокал вина?

– С удовольствием, патрон.

Не многих людей Хуго Шарпантье называл патронами, но месье Гамаш удостоился этого звания.

Араман налил им двоим по бокалу вина.

– Зачем здесь эти студенты? – спросил Шарпантье.

Именно этого вопроса ждал Арман Гамаш.

– Эти четверо были близки к профессору ЛеДюку. Кадеты Клотье и Лорин выпускники и были его протеже почти три года.

– Полагаете, он их заразил своими идеями, – сказал Шарпантье. – Слишком близки, и на такое долгое время, к этой чуме ЛеДюку.

Гамаш не мог не согласиться.

– Двое других – первокурсники. Свежие протеже ЛеДюка.

– Почему он их выбрал?

– Не знаю. Возможно, мы этого уже не узнаем никогда.

– О, ну предполагать-то мы можем, не так ли? Кадет Смит – англо и гей, к тому же очень хочет понравиться. Гибельная комбинация в руках такого, как ЛеДюк. А остальные? Девица-гот. Кадет Шоке. На нее достаточно просто посмотреть, чтобы разглядеть незажившие раны. Подобный ЛеДюку проползёт сквозь них внутрь.

Тактик изучающе смотрел на Гамаша.

– А теперь вопрос, коммандер. Вы привезли их сюда для их собственной безопасности или чтобы оградить от них остальных студентов? Вы доставили в свою деревню потенциальную жертву или убийцу?

– На днях, на одной из вечеринок, я поручил им расследование насчет карты, – сказал Гамаш, предпочтя не отвечать на вопрос напрямик. – Чтобы они оттачивали мастерство сыска. Сегодня утром я сообщил им, что одна из копий карты найдена в прикроватной тумбочке ЛеДюка, и то, что начиналось, как обычное задание, стало частью расследования убийства.

– Умно. Это дает вам повод привезти их сюда, и поручить заняться чем-то по-настоящему важным.

– Что ж, мои опасения не вполне беспочвенны.

– Что вы имеете в виду?

– Копия действительно была обнаружена в тумбочке ЛеДюка.

Хуго Шарпантье округлил глаза. Сложно удивить человека, специализирующегося на вычислении всех возможных вероятностей, однако он был удивлен.

– Как она туда попала?

Гамаш пожал плечами.

– Чья она? – продолжил Шарпантье. – Одного из студентов? Должно быть, именно так. Но чья же именно?

– У Амелии Шоке пропала карта.

Шарпантье закивал, его голова задёргалась, как игрушка на приборной панели.

– В прикроватной тумбочке, – наконец проговорил он.

– Oui, – согласился Гамаш. – Меня это тоже зацепило. Карта просто лежала там, её никто не прятал.

– Убийца не искал её, – сказал Шарпантье. – То есть, карта не имела для него никакого значения, только для ЛеДюка.

– Но зачем она ЛеДюку?

Оба посмотрели на карту. Отсвет огня в камине окрасил карту в розовый цвет.

– Имеется еще один вариант, – сказал Гамаш.

– Карту поместил туда убийца, чтобы бросить подозрение на одного из студентов, – предположил Шарпантье. – Пропала копия Шоке? Значит, она следующая жертва. Он обставит все как самоубийство. Проблемная, ранимая студентка-первокурсница убивает профессора, а затем кончает с собой, когда следствие приблизится к ней.

Данный сценарий Гамаша не удивил. У него уже возникала подобная версия.

Именно об этом он и подумал, когда на несколько минут остался наедине с телом ЛеДюка.

Каков смысл карты. Куда она может их привести. И что с этим делать.

Единственный ответ на всё заключался в том, чтобы спрятать четырех кадетов в безопасном месте. Быстро, по-тихому. Прежде чем убийца приступит к следующей фазе своего плана.

– Конечно, есть вероятность, что убийца случайно выбрал её карту, – сказал Шарпантье, размышляя вслух. – Возможно, её копию было украсть проще всего. Ему нужна была любая. Для убийца это было не важно. Просто нужен был козел отпущения. Связать кадета с телом. Расследование завершилось бы её самоубийством. Если только…

– Да, знаю, – то была еще одна версия, о которой размышлял Гамаш в те долгие минуты наедине с мертвым телом. – Если только не она убила его.

– Или кто-то из оставшихся трех, – сказал Шарпантье. – Тем более, именно они знали, что у неё есть карта. И кому, как не одному из них, удобнее всего оставить там карту, и свалить подозрение на Амелию? И вы привезли их сюда. Всех вместе.

– Я поселил их на разных квартирах, – заметил Гамаш.

– Разумная предосторожность, – кивнул Шарпантье. – Сложнее будет удушить подушкой среди ночи.

Профессор взял карту в руки.

– Мы можем предполагать, почему она оказалась в прикроватной тумбочке убитого. Для того, чтобы подозревали одного из кадетов. – Он внимательно посмотрел на карту. – Но зачем тебя поместили в витраж?

Шарпантье помолчал, словно ожидая, что снеговик или корова, а то и одна из сосен, ответит ему.

Потом Шарпантье улыбнулся и вернул карту Гамашу.

– Думаю, я знаю ответ.

– Карта рассказала?

– В каком-то смысле. Можно мне травяного чая? Он помогает мне уснуть.

Гамаш отправился на кухню кипятить чайник, Шарпантье прокричал ему вслед:

– Ромашкового, если у вас есть.

– Имеется.

Послышался звук наполняемого водой чайника, затем стало тихо. В этой тишине прозвучал очередной вопрос Шарпантье.

– Вы говорили, что дали им задание на одной из вечеринок? Но мне помнится, вы сказали, что старшие кадеты – люди ЛеДюка?

– Так и есть, – долетел из кухни ответ. – Он заставил их посещать мои встречи, чтобы они могли ему обо всем доносить.

Гамаш выглянул в дверь кухни, и улыбка появилась на его лице:

– Я умнее, чем смотрюсь.

– Хвала Господу, – сказал Шарпантье.

Гамаш вернулся с травяным чаем и баночкой местного лавандового меда.

Шарпантье опустил ложечку в чай и посмотрел в умные глаза собеседника.

– Вы собирались рассказать мне, почему карта изображена торчащей из сумки солдата, – напомнил Гамаш.

– Oui. Это потому что карты несут в себе волшебство.

Если до этой минуты тактику не удавалось привлечь всю полноту внимания коммандера, то сейчас это произошло. Гамаш поставил кружку с чаем на стол и уставился на Шарпантье.

– Волшебство?

– Да. Карты стали такой обыденной вещью, что о магии все забыли. Карты переносят нас с одного места в другое. Они освещают нашу вселенную. Первыми создавались небесные атласы, как вам известно. Что могли увидеть древние? Место, где живут их боги. Все древние цивилизации рисовали звёздные карты. И только потом опустили свой взор на мир, их окружающий.

– Почему?

– Именно, месье, – согласно кинул Шарпантье и с возросшим волнением продолжил. – Совершенно правильный вопрос. Почему. И Как. Сейчас все гораздо проще, но представьте первого человека, который нашел способ перенести трёхмерное изображение в двухмерное? Как изобразить расстояние и время? Ради чего столько трудностей? Им и так жилось нелегко. Итак, зачем они стали создавать карты?

– Возникла необходимость, – сказал Гамаш.

– Да, но что породило эту необходимость?

Гамаш немного подумал.

– Проблемы выживания?

– Точно! Карты давали им контроль над окружающим, впервые в истории. Они указывали путь из одной точки в другую. Сейчас это звучит просто, но несколько тысяч лет назад человеку требовались огромные усилия воображения, чтобы представить подобное. Все карты представляют собой вид сверху, с высоты птичьего полета. Именно этот вид открывался сверху их богам. Представьте себя на месте человека, впервые размышляющего над этим. Пытающегося охватить разумом земной шар, которого он никогда не видел. А потом еще и нарисовать это. Невероятно! И осмыслите пользу.

Гамаш за всю свою жизнь ни разу не думал на подобные темы, сейчас же ему стало понятно, насколько почтительно мастер-тактик относится к картам. В качестве тактического инструмента карты стали чем-то революционным и не имели себе равных. Они дарили тем, кто ими владел, непререкаемое преимущество.

Это было сродни магии.

– Это означало, что теперь можно планировать, разрабатывать стратегию, – продолжил Шарпантье. – Можно было заглянуть в будущее. Представить, куда они идут, и что могут там обнаружить. Племена, народы, предприятия с самыми точными картами побеждали.

– Так вы и стали тактиком?

– Да, все началось с карт. Я был неуклюжим ребенком, – он сказал это так, словно сам факт у кого-то вызывал сомнения. – Я находил мир местом, полным хаоса. Тревожным местом. А в картах находил порядок и красоту. Я люблю карты.

Преувеличением это не было. Он с нежностью взирал на бумажный лист карты на кофейном столике. Как на свежеобретённого друга.

– И даже само слово замечательное – map – «карта». Оно образовано от mappa mundi. Mappa на латыни – «салфетка». Mundi, конечно же, «мир». Ну не чудесно ли? Салфетка с целым миром на ней. Земная и величественная. Карта.

Он произнес слово, как магическое заклинание. И на мокром от пота лице молодого человека отразился мир, когда-то открывшийся несчастливому мальчишке.

Карта.

– Некоторые первые карты Европы изготовили монахи, – сказал Шарпантье. – Они объединили информацию, полученную от мореплавателей и торговцев. Их иногда называют беатусовыми картами, потому что самые ранние изготовлены монахом Беатом в восьмом веке. Он нарисовал их для своей книги «Комментарии на Апокалипсис».

– О, только не это снова, – буркнул Гамаш.

Шарпантье посмотрел на него, но вскоре вернулся к бумаге на столе.

– У каждой карты есть цель, – прошептал он. – Какова же твоя?

– Даже не предполагаете?

– Готов сообщить вам свое авторитетное мнение, основанное на годах изучения карт и тактических основ, – предложил Шарпантье.

– Отлично, – согласился Гамаш. – Я приму его во внимание.

– Эта карта выполнена картографом. Специалистом. Это не работа любителя. Тот, кто её нарисовал, определенно был профессионалом.

– И что же навело вас на эту мысль – корова или пирамида? – поинтересовался Гамаш.

– Ни та, ни другая, – не замечая иронии, ответил Шарпантье. – Судите сами, какие контурные линии. – Он указал на тонкие линии, обозначающие высоты. Холмы и равнины. – Полагаю, если проверить карту, то можно обнаружить её чрезвычайную точность.

– Не совсем. Корову давно спасли, сняв с холма, а снеговик растаял сто лет назад, и могу гарантировать, что поблизости нет ни одной пирамиды. – Гамаш указал на треугольник в правом верхнем квадранте.

– А это именно то, что делает данную карту особенно интересной, – заявил Шарпантье. – Старые карты демонстрируют историю – поселений, торговли, завоеваний. Эта же карта демонстрирует чью-то очень личную историю. Эта карта предназначена для одного человека. С единственной целью.

– И какова же эта цель? – снова задал этот вопрос Гамаш, впрочем, не ожидая ответа. Однако неожиданно получил его.

– Думаю, это одна из ранних карт по ориентированию.

– Ориентированию? Спортивному?

– Все начиналось немного не так, – стал объяснять Шарпантье. – Солдатики на витраже – ровесники Первой Мировой войны, так? Ориентирование развивалось тогда как средство для тренировки солдат в нахождении пути на полях сражений.

– То есть, это карта поля битвы? – спросил Гамаш, запутавшись.

– Конечно же нет. Тут же снеговик с хоккейной клюшкой! Это не Ипр, это ваша деревенька. Так вы хотите узнать, для чего сделана эта карта?

Позади них, в камине, угасал огонь – потух последний уголёк. Анри похрапывал на полу у ног Гамаша, маленькая Грейси перестала поскуливать.

Гамаш кивнул.

– Карта была сделана для того молодого солдатика. Как памятная записка, – проговорил Шарпантье. – Чтобы напоминать ему о доме.

Арман взглянул на три молоденькие жизнерадостные сосенки.

– Чтобы вернуть его домой, – сказал Шарпантье.

Не сработало. Не все карты, подумал Гамаш, волшебные.

Глава 23

Мирна рывком села в кровать. Ее разбудил звук, похожий на выстрел. Не вполне проснувшись, она предпочла остаться в кровать и прислушалась, надеясь, что ей просто приснилось.

Но выстрел раздался снова. Не просто выстрел, а канонада. Безошибочно она распознала в ней автоматную очередь.

А потом вопль. Визг.

Откинув в сторону пуховое одеяло, она бросилась к двери спальни и распахнула её. И только теперь сон слетел с неё, и Мирна поняла, что происходит.

Жак Лорин сидел перед ноутбуком. Экран мерцал, отбрасывая блики на лицо кадета.

Было два часа ночи, и Жак наконец последовал её совету «погуглить» Армана Гамаша.

И сразу нарвался на эту ссылку.

Кто-то выкрикивает приказы. Волевые, властные. Голос прорывается сквозь панику, через шквальный огонь, под которым агенты Сюртэ все дальше и дальше продвигаются в глубь заброшенной фабрики, тесня боевиков впереди себя. Призывая их к переговорам.

Но боевики повсюду, окружают агентов.

Смахивает на ловушку, на бойню.

Но все же, по воле одного человека, под властью его решительного голоса и по сигналу его руки, они продвигаются дальше.

* * *

Хуэйфэнь Клотье сидела на кровати.

Впервые ей выпала спокойная минута после смерти профессора ЛеДюка. После убийства Дюка.

Этим он и запомнится. Человек стёрт с лица земли убийцей. Сержа ЛеДюка больше не существует. Его никогда не было. Всё, что он натворил, умерло вместе с ним.

Развернув на коленях карту, она стала её изучать.

* * *

Лицо кадета Лорина становилось бледнее и бледнее.

Место он узнал. Тут, на этом импровизированном полигоне заброшенной фабрики, они проводили тактические занятия. Те самые, на которых он был дважды убит и один раз взят в заложники. Тут они ни разу не выигрывали.

Но то, что он видел сейчас, тренировкой не было. Всё было по-настоящему.

Запись с камеры, надетой на агента, закончилась. Точка съемки сместилась на камеру другого агента. Запись стала отрывистой, дергающейся. Агент бежал. Потом скорчился под бетонной колонной, разорвавшейся осколками от попадавших в неё пуль.

Всё чисто. Чистыми были и лица агентов. Непреклонными. Решительными. Они продолжали продвигаться вперёд. Даже если падали.

* * *

Лежа в кровати, Амелия смотрела потолок.

Укутанная теплым одеялом, она ощущала холодный свежий воздух, проникающий в комнату из приоткрытого окна. Постель пахла лавандой. Не слишком сильно, ровно настолько, чтобы успокаивать.

И постепенно ее сознание затуманилось. Исчезли звуки. Прекратилось беспокойство. Она вдыхала лавандовый аромат, и выдыхала тревогу.

Дюк мёртв. Покойся с миром. Теперь, наконец-то, и она сама может обрести покой.

* * *

Звуки раздражали сильнее видеоряда. Жак вздрагивал на каждый выстрел. Взрывались стены, пол. Агенты. Было гораздо громче, чем на занятиях в академии. Разум оцепенел, ошеломлённый грохотом, хаосом, воплями, грохотом взрывов, криками боли. Руки крепко стискивали перила кресла.

Все чувства отказали ему.

На экране монитора вперед продвигался офицер в тактическом снаряжении. Затем резко остановился, выпрямился. А потом, словно в гротескной пародии на балет, совершил грациозный разворот. Упал.

Раздался крик: «Жан-Ги!»

Жак наблюдал, как профессора Бовуара оттащили в относительно безопасное место. Потом камеру переключили, и Жак увидел коммандера Гамаша, максимально сосредоточенного. Тот быстро, не обращая внимания на канонаду выстрелов над их головами, оценил состояние раненного.

Бовуар не отрывал глаз от Гамаша, пока тот пытался остановить кровотечение. Бовуар молчал, но его глаза расширились от страха и были полны мольбы.

«Я должен идти», – сказал Гамаш, вкладывая в руки младшего товарища бандаж и прижимая его к ране. Помедлил. Склонился и поцеловал Бовуара в лоб.

* * *

Рут Зардо стояла на пороге комнаты и смотрела на крепко спавшего мальчика.

Она слышала ритм его дыхания. Прикрыв дверь, Рут спустилась по лестнице.

Старая поэтесса дано уже не испытывала потребности в длительном сне. Казалось, сон ей не нужен. Что ей требовалось так это время. Она уже видела очертания берега. Все ещё отдаленного, полагала она, но уже вполне обозримого.

Мальчишка оставил ей копию карты на кухне. Налив себе кружку ромашкового чая, Рут уселась на обычное своё место рядом с Розой, которая спала в тряпичном гнезде рядом с очагом.

– Фак, фак, фак, – бормотала во сне утка.

Рут уставилась на карту. Может быть, ей стоит написать стихотворение, думала она. Выразить свои чувства на бумаге. Как, несомненно, поступил и тот, кто нарисовал эту карту.

Но сейчас она понимала – нет такой необходимости. Карта всё говорила без слов.

Выразила всё совершенством контурных линий. Руслами рек и лентами дорог. Потерянной коровой, ликующим снеговиком.

Тремя юными, трепетными соснами.

И этими вот пятнами. То ли грязи, то ли крови.

Да, карта обо всём сообщила.

Рут подняла глаза вверх. Устремила взгляд ввысь, но не к небесам. Мысли её задержались на втором этаже её дома. Там, где юноша, только сегодня утром обнаруживший своего профессора убитым, спал сейчас, на время потерянный для мира.

Подобное, случись оно с кем угодно, навсегда оставило бы шрам на сердце человека. Прорывалось бы в сознание и наяву, и во сне.

И, тем не менее, юный Натэниел крепко спал, очевидно, совершенно не расстроенный произошедшим.

* * *

Сердце Жака Лорина выпрыгивало из груди, колотилось в висках, стучало в горле.

Боевики были мертвы. Агенты Сюртэ или мертвы, или ранены. Но – удивительное дело – несколько человек остались невредимыми. И всё благодаря спокойствию, быстрой реакции и тактическому мастерству их коммандера. Тому, кто провёл их сквозь здание фабрики, повернув изначально проигрышный сценарий в свою пользу, а теперь лежал без сознания на бетонном полу. Вокруг него работали парамедики, пытаясь справиться с кровотечением из раны на голове.

Агент, женщина, склонившись над ним, держала его за руку.

Кадет Лорин выключил ноутбук и с силой оттолкнулся от стола.