Текст книги "Большая расплата (ЛП)"

Автор книги: Луиз Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Глава 16

Идя по деревенскому лугу, Гамаш разглядывал знаки отличия на форме прибывшего. Корона над звездами ордена Бани, древнего рыцарского ордена.

Человек оказался высокопоставленным «маунти», заместителем комиссара в КККП, Королевской канадской конной полиции.

Изабель Лакост уже готова была представить их друг другу, но человек шагнул навстречу Гамашу с протянутой для пожатия рукой и улыбкой на лице.

Улыбка была вежливая, скорее приветственная, чем радостная. В конце концов, поводом для их встречи послужила трагедия.

– Коммандер Гамаш! – начал человек. – Сожалею об обстоятельствах, но не могу сказать, что огорчен, раз наконец-то встретился с вами.

– Это заместитель комиссара Желина́, – представила его Изабель. – Он тут чтобы помочь с расследованием.

«Помочь» было конечно эвфемизмом. Несмотря на всю свою любезность, заместитель комиссара Желина был здесь в качестве сторожевого пса. Чтобы наблюдать за ними. Выслеживать их.

– Поль Желина, – представился заместитель комиссара.

– Арман Гамаш, – представился Гамаш. – Приятно познакомиться.

Рукопожатие офицера КККП было крепким, но не сокрушающим. В нем не было попытки – да и надобности в том не было – чтобы продемонстрировать силу. Она и так подразумевалась.

– Заместитель комиссара как раз прибыл из Оттавы с визитом в штаб-квартиру КККП в Монреале, когда шеф-суперинтендант Брюнель позвонила туда с просьбой о внешнем надзоре, – сообщила Лакост.

– Что ж, удачно сложилось, – заметил Гамаш.

– Oui, – согласился Желина. – Я попросил, чтобы мы трое встретились как можно быстрее. Но оказаться здесь для меня неожиданно. Симпатично, – осмотрелся он по сторонам.

Это было очень вежливо с его стороны, но было так же совершенно ясно, что месье Желина вряд ли пожелает вернуться в Три Сосны в ближайшем будущем.

– Désolé, – извинился Гамаш. – Мне пришлось выехать сюда ненадолго, но я вернусь в Академию как можно быстрее. Сожалею, что Вам пришлось проделать столь долгий путь.

– Что ж, честно говоря, так даже лучше, – сказал Желина, шагая рядом с Гамашем к крыльцу. – Хорошо побыть вдали от города, и, по правде говоря, подобные ситуации всегда так неловки. Вклиниваться в чужое расследование... Я делал так однажды. Не самая приятная, но необходимая вещь. И я считаю, что вводную беседу легче всего проводить вдали от места преступления. В тихой, спокойной обстановке. Меньше вероятности, что кто-то отвлечет или помешает. Шеф-инспектор Лакост и я воспользовались шансом и побеседовали по пути сюда.

– А теперь вы хотите поговорить со мной?

– Да. Наедине, если возможно.

Гамаш жестом предложил офицеру КККП подняться по ступенькам крыльца.

– Вы уже осмотрели место преступления?

 -Да, и в дороге уже ознакомился с предварительным отчетом.

– Тогда вам известно больше чем мне.

– О, сомневаюсь в этом, коммандер.

Сказано это было с теплотой, но Гамаш почувствовал некий подтекст. Возможно, даже предостережение.

Не верь всему, о чём думаешь, напомнил он себе. И всё же…

Внезапно за стеклом двери появилась голова. С восторженными глазами и ушами, начинающимися, казалось, у нижней рамы переплетчатого дверного окна, и заканчивающимися где-то ближе к потолку.

Гамаш засмеялся. Вид Анри, стоящего на задних лапах, прижимавшего нос к стеклу, радостно вывалившего язык, и раскачивающегося от энергичного виляния хвостом, неизменно делал Гамаша счастливым. За дверью раздался знакомый голос и знакомые слова, всегда одинаковые:

– Ну-ка, Анри! Уйди! Прочь от двери! Ты же знаешь – он не сможет войти, пока ты держишь её с этой стороны. Хороший мальчик. Сидеть.

Арман, не смущаясь свидетелей, слова «Хороший мальчик. Сидеть» проговорил вместе с Рейн-Мари.

Но тут послышалось совершенно незнакомое:

– Ну же, Грейси. Сюда, вот так. Хорошо. Пожалуйста, так не делай. Ой!

«Грейси?» – удивился Гамаш.

Открыв дверь, он увидел Анри, яростно виляющего хвостом, с улыбкой до ушей, чутко развернутых в его сторону. Анри был готов лопнуть от счастья. Позади Анри стояла, виновато улыбаясь, Рейн-Мари.

– Может быть, ты сначала… – она жестом показала на лужу на паркете.

– О… – промолвил Арман, уставившись на лужу. Но лужица была не самым смущающим обстоятельством.

В руках Рейн-Мари кто-то изворачивался.

– Входите, – пригласил Арман гостей. – Но возможно, вы сначала… – он повторил жест жены и увидел, как Лакост и Желина морщатся, потом вежливо улыбаются, словно лужа на полу это придверный коврик с надписью «Добро пожаловать».

Аккуратно обойдя лужу, они направились в гостиную.

– Держи, – Рейн Мари вручила мужу то, что было у неё в руках, а сама отправилась устранять нежданную сырость.

– Ого, – проговорила Лакост, подойдя к Гамашу. – Ну и кто это?

– Без понятия, – ответил он, чувствуя, как содержимое его рук задрожало. – Но зовут его по всей вероятности Грейси.

– Такая кроха, – сказал подошедший к ним Желина. – Можно мне?

Он протянул руку, и когда Гамаш кивнул, погладил голову зверька. – И такая мягкая.

Вернулась Рейн-Мари с губкой и тазом мыльной воды. А так же дезинфицирующим спреем.

– Могу я помочь, madame? – спросил Желина.

– Non, mais merci. К сожалению, я это делаю, не впервые в своей жизни. И даже, если честно, не впервые за сегодняшний день.

– Есть что-то, о чём нам нужно поговорить? – спросил её Арман.

Грейси перестала вырываться из его рук, и он ощутил, как ее тельце расслабилось. Дрожь затихла, пока он ее гладил – от носа до кончика хвоста. Зверушка умещалась на его ладони, так что для поглаживаний хватало минимальных усилий.

– Я объяснюсь, если сначала объяснишься ты, – губкой Рейн-Мари указала на его гостей.

Желина и Лакост рассмеялись.

– Изабель мне знакома, конечно, – продолжила Рейн-Мари, снимая резиновые перчатки и целуя Лакост в щеку. – Будь как дома, ma belle.

– Это Поль Желина, – сообщил Арман, пока жена и гость пожимали друг другу руки.

– Un plaisir, – уверил Желина. – Прошу прощения за вторжение.

– КККП, – определила Рейн-Мари. – Мы всегда рады «маунти».

Она повернулась к Арману:

– Что ты еще натворил?

– Заместитель комиссара Желина здесь, чтобы помочь нам с расследованием убийства профессора Ледюка, – объяснила Изабель.

– Понятно.

Арман уже сообщил РейнМари по телефону об убийстве, так что новостью оно не стало. И, как все заметили, она не стала произносить обычные в таких случаях слова сожаления и соболезнования. Не стоит претворяться, осложняя уже и без того непростую ситуацию.

– Твоя очередь, – напомнил Арман, посмотрев на уснувшую в его руках Грейси.

– Помнишь, сегодня утром я тебе сказала, что Клара забрала своего спасенного щенка?

– Так это он?! – с облегчением предположил Арман.

– Ну, не совсем.

– Что ты натворила, сознавайся? – спросил он. – И что вот это такое?

Содержимое его рук совершенно не походило на щенка.

– Похоже на сурка, – внесла свою лепту Изабель Лакост.

– Думаю, это какая-то карликовая свинка, – сказал Желина.

– О, Боже, только не это, – сказал Арман.

– Тоже мне детективы, – улыбнулась Рейн-Мари, забирая Грейси у Армана. – У неё нет копытцев. Она не может быть свинкой.

– Ну, у Рут тоже нет копыт, – возразил её муж, – Однако, всем нам известно, что…

– Она не карликовая свинка, – уверенно заключила Рейн-Мари.

– Тогда что же это? Точно не щенок.

– Хм, – хмыкнула Рейн-Мари. – А мы думаем, щенок.

– Ах, вы так думаете?

– Ветеринару её ещё не показывали. Малышку нашли в мусорном баке рядом с Билли Уильямсом, в стороне от дороги на Кауэнсвилль. Он обзванивал все вокруг и…

– По крайней мере, это не скунс, – сказала Изабель. – Ведь не он?

– Может, хорек? – выдвинул версию Желина.

Рейн-Мари поместила Грейси в клетку у камина, в компанию к мягкой подстилке и игрушкам для жевания.

Четверо людей и Анри склонились над ней, как консилиум хирургов, рассматривающий сложный случай.

Она была такой крохотной, что сложно было определить, кто она. Круглые ушки и длинный тонкий хвостик, лапки с острыми коготками. Вся лысая, за исключением клочков черной шерстки, еще слишком коротких, чтобы прикрыть тельце. Она открыла глазки и посмотрела на них.

– Щенок, – объявил Гамаш и выпрямился.

– Как будто, если вы повторите это трижды, то это станет правдой, патрон, – сказала Лакост.

– Не веришь? – спросил Гамаш.

– Я отложу решение.

– Мудро, – заметил заместитель комиссара Желина. – Сам я остановлюсь на варианте хорька. Désolé, madame.

– Не за что, – уверила его она. – Я восхищаюсь вашей решительностью в отстаивании своих убеждений, как бы ошибочны они не были.

В её словах не было никакого подтекста или предупреждения.

Желина кивнул. Он понял. Враг моих домашних – мой враг. К тому же, в её распоряжении теперь был хорёк.

– Нам надо поговорить, – сказал Гамаш, укутал Грейси полотенцем, чтобы той было тепло, и накрыл сверху своей ладонью.

– Oui, – согласилась Лакост. – Мне необходимо ехать в Академию. Вы вернетесь?

Она посмотрела ему в глаза, он едва заметно кивнул.

Кадеты здесь, в деревне. Вдали от любопытных глаз, будь то даже глаза заместителя комиссара Желины. И Гамаша такое положение дел вполне устраивает.

– Я вернусь чуть позже, после обеда, – вслух ответил Гамаш. – Я привезу месье Желину обратно, после того, как введу в курс дела.

Изабель Лакост уехала, а мадам Гамаш предложила мужчинам поздний ленч:

– Вы вряд ли сегодня успели поесть.

– Это правда, – сказал Желина. – Но мне не хотелось бы вас затруднять. Я видел, в деревне есть бистро…

– Может быть, лучше побеседовать в более приватной обстановке, – заметил Арман, провожая гостя на кухню, где нарезал свежий хлеб из бакалеи Сары, а Желина помог ему поджарить сэндвичи с уткой, сыром бри и конфитюром.

– У вас очень заботливая жена, месье, – заметил Желина, стоя с Гамашем на кухне бок обок. – И не только из-за хорька…

– Щенка.

– Вы счастливый человек. Мне этого так не хватает.

– Не хватает луж возле входной двери?

– А хотя бы и луж, – Поль Желина посмотрел на нарезаемые сэндвичи. – Моя жена была совсем как мадам Гамаш. Всегда тащила домой бродяжек. Животных. Людей. – Руки Желины замерли и он озадаченно хмыкнул. – Она умерла три года назад. Временами кажется, что она ушла навсегда. А временами я все еще чувствую аромат ее духов, слышу ее шаги, и поднимаю глаза в ожидании, что увижу ее. А потом вспоминаю.

– Соболезную, – сказал Арман.

– После её смерти, как только мне предложили место в посольстве, я перебрался в Париж. Мне нужно было уехать. Сменить обстановку. Вернулся я несколько месяцев назад.

– Помогло? – спросил Гамаш. – Париж, я имею в виду?

– Уже не так больно, – улыбнувшись, ответил Желина.

Гамаш улыбнулся в ответ, кивнул и перевернул сэндвичи на противне. Говорить какие-то пустые, банальные слова ему не хотелось.

У Поля Желины, ровесника Гамаша, имелся свой персональный ад.

Но Гамаш знал и ещё кое-что.

Зама комиссара Желину пригласили в Париж не для раздачи канапе на дипломатических вечеринках, отнюдь. Этот человек работал в разведке. Он совершенно точно несколько последних лет был шпионом.

И вот он здесь. Задействован в расследовании, чтобы шпионить за ними.

– У вас очень красивый дом, месье, – сказал Желина, когда они перенесли сэндвичи на обеденный стол. – Академия Сюртэ, должно быть, чем-то сильно для вас привлекательна, раз вы променяли на неё жизнь здесь.

Гость вёл светскую беседу. Но обоим было ясно – несмотря на дипломатичность, начинался серьезный разговор.

– Я оставил спокойную жизнь, потому что должен был очистить Академию от грязи, – сказал Гамаш. – Подозреваю, вам это отлично известно.

Откусив добрый кусок сэндвича, Жилена одобрительно кивнул.

– Вкусно, – проговорил он, жуя, потом, проглотив кусок, продолжил: – Иногда, в попытке вычистить грязь, мы приносим грязь еще большую. И всё становится ещё хуже.

Гамаш отложил свой сэндвич и через стол посмотрел на офицера КККП.

– К чему вы клоните?

– Полагаю, вы готовы на всё, чтобы защитить свой дом, свою семью.

Жилена осмотрел кухню, потом развернулся в сторону камина и уютных кресел у окна, выходящего на деревенский луг.

– Мы говорим о смерти Сержа ЛеДюка или о чём-то другом? – спросил Гамаш.

– О, мы совсем не отошли от темы. Академия Сюртэ есть продолжение вашего дома, не так ли? А кадеты это ваша семья, как и отдел по расследованию убийств когда-то. Вы человек с охранными инстинктами. Забота как дар божий. Но, как и любой божий дар, это одновременно и проклятие.

Теперь и Желина аккуратно и с некоторым сожалением, опустил свой сэндвич на тарелку.

– Мне это отлично известно.

– И что же вам известно?

– Мне хорошо известно, как это больно, когда тот, кого мы опекаем, умирает или находится под угрозой.

– Я не опекал Сержа ЛеДюка.

Заместитель комиссара Желина улыбался.

– Я не имел в виду ЛеДюка. Я слышал, тот был неприятным типом. Non. Я имел в виду Академию.

– За Академию я беспокоюсь, это правда, – сказал Гамаш. – Но это же учреждение. Если завтра Академия исчезнет, мне будет жаль, но в Париж я не поеду.

Желина кивнул и хмыкнул:

– Простите, вы намеренно стоите из себя простака, коммандер? Под Академией я подразумеваю кадетов. Юношей и девушек из плоти и крови, находящихся под вашей ответственностью. Пока за Академию отвечал ЛеДюк, случались должностные преступления, незаконное присвоение средств. Возможно даже злоупотребление служебным положением. Слухи, знаете ли. Но вы на должности всего несколько месяцев, а уже произошло убийство.

– Стало хуже? Именно это вы пытаетесь сказать?

– Я просто спрашиваю. Я следил за вашей карьерой, коммандер Гамаш. И знаю, на что вы способны. Поверьте, я отношусь к вам с большим почтением, уважаю ваш выбор. Взяться за то, чего другие не смогли. Я открываю вам всё это только из уважения. Вы должны знать, зачем я здесь.

– Я знаю, – сказал Гамаш. – Вы здесь не ради расследования убийства профессора ЛеДюка, вы здесь ради того, чтобы расследовать меня.

– И есть причина, не так ли? Кто с самого начала был против ЛеДюка?

– Но я даже оставил его на должности. А мог бы уволить.

– А вот это само по себе подозрительно, месье, – Желина промокнул рот салфеткой, аккуратно положил её на стол.

– Вы были откровенны со мной, – сказал Гамаш. – Теперь позвольте мне быть столь же откровенным с вами. Я терпеть не мог ЛеДюка, но не убивал его. А здесь вы потому, что я просил прислать именно вас.

Впервые с момента их встречи Желина выказал удивление.

– Именно меня?

– Oui. Я позвонил шефу-суперинтенданту Брюнель как раз перед тем, как ей позвонила Изабель Лакост. И я попросил именно вас.

– Но шеф-инспектор Лакост об этом не упоминала.

– Она об этом не знает.

Офицер КККП склонил голову на бок и изучающе уставился на Гамаша.

– Почему меня?

– Хотел с вами познакомиться.

– Зачем? И откуда вы вообще обо мне узнали?

– Некоторое время я пребыл в отпуске. Восстанавливался. Решал, что буду делать дальше. Прояснял для себя, чем бы хотел заняться на самом деле.

– Да, я слышал.

– В то же время я получил несколько предложений работы. Включая предложение из КККП.

– В Париж?

Гамаш отрицательно покачал головой.

– Место главы квебекского отделения?

Гамаш снова покачал головой.

– В Оттаву?

Гамаш молчал, а Желина перебирал в голове возможности.

– Комиссаром? Вам предложили высшую должность? Комиссар должен уйти в отставку в ближайшие месяцы.

– Я отказался. Знаете, почему?

– Чтобы взять на себя Академию?

– Это, конечно, основная причина. Но предложение КККП я отклонил после небольшого с моей стороны расследования.

– И что же вы обнаружили?

– Что на эту должность есть лучший претендент. Вы. Этим утром, когда стало ясно, что нам необходим внешний наблюдатель, я понял, что есть шанс с вами познакомиться. Дабы убедиться, что я был прав.

– Я не один из ваших протеже, – возмутился Желина. – И это расследование убийства, а не собеседование на должность.

– Никто не понимает этого лучше меня, – ответил Гамаш, положив на стол салфетку, словно белый флаг перемирия. – А сейчас позвольте рассказать вам о Серже ЛеДюке.

Глава 17

– Oui, je comprends, – кивнул Оливье, хотя по его виду можно было сказать, что он совершенно ничего не понимает. – Ты уверен?

На другом конце телефонной линии, Арман Гамаш говорил быстро и тихо, не желая, чтобы его подслушали. Выйдя из своего кабинета в гостиную, он через окно увидел, что Желина и Рейн-Мари всё еще в садике за домом.

Потом обернулся и сквозь окно кабинета взглянул на бистро. За окнами бистро он уловил движение и подумал, не кадеты ли это.

Он так хотел, чтобы они оставались внутри. Оставались на месте, носа не высовывая из бистро.

– Хотел бы я, чтобы люди перестали всё время спрашивать меня, уверен ли я, – сказал он в трубку.

– Они перестанут, патрон, как только ты перестанешь принимать непостижимые для других решения, – Оливье, подражая Гамашу, тоже заговорил шепотом, понятия не имея, зачем.

– Постараюсь. Сможешь удержать кадетов там, Оливье? До тех пор, пока мы не уедем?

– По счастью, у меня имеется верёвка и стул. Не сомневайся.

– А я всегда думал, что это для Рут, – сказал Гамаш, Оливье на том конце провода тихо хохотнул, но тут же стал серьезным.

– В чём всё-таки дело, Арман? Кто-то им угрожает? – последовала пауза. – Или они чем-то угрожают нам?

– Я стараюсь предотвратить кое-что ужасное, – ответил Гамаш. Хотя кое-что ужасное уже случилось.

Привезя кадетов в Три Сосны, он старался предотвратить кое-что похуже.

* * *

– Окей, – вступил Оливье, остановившись перед их столиком. – Месье Гамаш только что позвонил и сообщил, что не сможет присоединиться к вам.

– Да охренеть! – выдал Жак, откинувшись на спинку стула. – Он притащил нас сюда, подальше от заварушки, и просто бросил тут? Чем он занят? Спит?

– Что с тобой не так? – поинтересовался Оливье. – Ты не любишь именно его или ведёшь себя так со всеми?

– Ты его не знаешь, – проговорил Жак. – Думаешь, что знаешь, а на самом деле – нет. Тебе знаком вежливый сосед. А его настоящего ты не знаешь.

– А ты, значит, знаешь?

– Его знал профессор ЛеДюк. И всё нам про Гамаша рассказал.

– Правда? И что же он рассказывал?

– Что он замешан в коррупционном скандале. Что подал в отставку, чтобы его не уволили. Что Гамаш трус. Он сбежал от бардака, который сотворил и теперь рушит Академию.

– Хватит!

Позади них старая поэтесса и владелица книжной лавки поднимались на ноги. Слово «хватит» выкрикнула не Рут, а Мирна.

– Всё нормально, дорогая, – успокоила её Рут. – Они не знают, о чём говорят.

Мирну позади неё трясло от гнева. Лицо исказилось от ярости до неузнаваемости.

Жак резко подскочил и стал с ней лицом к лицу.

– Вы его защищаете?! А знаете ли вы, сколько погибло агентов, пока он был шефом-инспектором? Знаете, что он убил собственного начальника? Думаете, мы не знаем, что это он убил профессора ЛеДюка? Конечно, он! Выстрелил в голову невооруженному человеку. Да у него на лбу написано, что он трус! В этом весь ваш Гамаш!

– Боже, ну ты и идиот! – только и могла ответить Мирна, пока Рут удерживала ее за руку. От открытой потасовки удержала, конечно, не сила Рут, но тепло её руки.

– Да ты!..– закричал Жак. Вскочила Хуэйфэнь и схватила его за руку, помешав произнести слова, которые все вокруг обязательно услышали бы. А слова прямо-таки рвались из него наружу – то, как он о ней думал, как её видел.

Здоровая толстая черномазая. Не женщина. Не личность. Просто чёрная. Хотя он бы использовать для неё слово похуже.

Мирна сделала шаг навстречу, Рут не отставала.

Жак Лорин уставился на дам, понуждая тех шагнуть ближе.

Мирне Ландерс был хорошо знаком этот взгляд. Она ловила подобные взгляды на себе, когда ей выписывали дорожные штрафы. Когда она шла в марше за гражданские права в Монреале. Она встречала такие взгляды в сообщениях о беспорядках и полицейских перестрелках. Она видела их в палитре цветов, в черном и белом. В последних новостях и старых хрониках. В архивных фотографиях с дремучего Юга и просвещенного Севера.

И вот встретила этот взгляд здесь, в Трех Соснах.

Она не просто была ему противна. Он отвергал её, как недочеловека.

А всего через несколько месяцев, как ей было известно, этот парень получит пистолет и дубинку, и разрешение на их использование. На ком пожелает.

– Что ж, – сказал Оливье. – Эта небольшая размолвка сильно осложняет нам дальнейшее.

– Что?

– Месье Гамаш дал кое-какие распоряжения по вашему расселению.

– А мы разве не остановимся в B&B? – удивилась Хуэйфэнь.

– У нас? Все четверо? – сказа ей Оливье. – Сильно сомневаюсь.

– Где тогда нам остановиться?

Амелия посмотрела на Рут Зардо.

«Пожалуйста, пусть я останусь с ней».

Рут чихнула и вытерла нос о кафтан Мирны.

«Пожалуйста, поселите меня где-нибудь в другом месте».

– Кадет Хуэйфэнь Клотье расквартирована у нас, в B&B.

Хуэйфэнь улыбнулась и посмотрела на товарищей, которые не удосужились даже претвориться, что счастливы за нее.

– Кадет Амелия Шоке…

«У Рут. Только не у Рут. Пожалуйста, пусть это будет не Рут, не Рут. Пожалуйста, пусть будет Рут».

– …у Клары Морроу.

Амелия взглянула на Рут. Ей кажется, что старая поэтесса удивлена? Или даже немножко расстроена?

Рут нахмурилась и показала ей средний палец.

Показалось.

– Кадет Натэниел Смит остановится у Рут Зардо.

– Вот дерьмо! – ругнулись оба в один голос.

– Теперь. Кадет Лорин, – Оливье повернулся к Жаку. – Используй все свои превосходные навыки, чтобы отгадать, где расквартировал тебя коммандер Гамаш.

Жак молча смотрел на Оливье, за спиной которого Мирна широко распахнула глаза от ужаса.

– Он не мог, – вымолвила она, однако Оливье кивнул ей.

– Кадет Лорин остановится у Мирны Ландерс.

– Не стану я, – сказал на это Жак.

– Либо к Мирне, либо туда, – Оливье указал на скамейки деревенского луга, мокрые от талого снега.

– Я вообще могу уехать. Мы не обязаны тут оставаться.

– Совершенно точно, – сказал Оливье. – Не представляю, у кого возникнет желание удерживать вас тут. Но до Сент-Альфонса идти далеко.

– Ну и кто тут трус? – сказала Мирна. Ужас ее моментально обернулся внезапным удовлетворением.

Жак расправил плечи.

– Я не боюсь, – Он обернулся к Хуэйфэнь и шепнул: – Давай поменяемся?

Хуэйфэнь отрицательно покачала головой.

– Мило, – добавила Мирна.

– Ага, будто бы вы не обменяли бы меня с радостью на любого другого.

– Для тебя я подготовила кое-что получше.

– А мне зачем этот? – вопросила Рут, тыкая кривым пальцем в Натэниела. – Он же как дырка в комнате.

– Эй! – возмутился Натэниел. – Я гость что надо!

– Точно. Это в случае, если я захочу играть в бесконечные прятки. Вылезай, где ты там прячешься.

– И что это должно означать? – потребовал ответа Натэниел.

– Ой, иди ты в ж…

Теперь настал черед Мирны успокаивать Рут.

– Кто из них Клара Морроу? – тихо спросила Амелия.

– Художница, – ответила Хуэйфэнь, и попыталась изобразить на своей голове растрепанную прическу Клары. – Она нас привезла. Кажется, она милая.

Оливье – что было гораздо полезнее – указал за окно, где Клара прогуливала своего нового щенка, хотя издалека смотрелось, словно она тянет сквозь тонкий слой снега на деревенском лугу пустой поводок.

Амелия вздохнула. Милая. В её мире это слово значило «тупоголовая».

* * *

Арман Гамаш поманил Клару, та подхватила щенка и пошла навстречу.

– Это кто? – спросил Желина. – Кого-то она мне напоминает.

– Да, сложно перепутать Клару Морроу с кем-то еще.

– Клара Морроу? Художница? Та, что пишет портреты? Это же она написала старую и покинутую всеми Деву Марию? Великолепная работа! Я едва смог взглянуть на портрет, а потом не смог оторвать от него взгляд. Хотя самыми любимыми у меня стали «Три Грации». Я был на ее вернисаже в Музее современного искусства.

– Она живет вон там, – Гамаш показал на маленький домик на противоположном краю луга.

Они направились Кларе навстречу. Та опустила щенка и представилась Полю Желине, который казался воодушевлён знакомством.

– Ты уже знаком с Лео? – спросила Клара Армана.

– Non. Bonjour, Лео, – сказал Арман, присев на корточки.

Лео, надо сказать, оказался чуть ли не самым очаровательным щенком, какого он когда-либо видел. Светло-коричневая, почти золотистая шерстка и круглые, словно войлочные, ушки, направленные строго вперед. Вертя хвостом, на лапках он стоял уверенно и твердо. Картину завершали нетерпеливые, сияющие глаза.

Он был похож на маленького льва.

Могло так случиться, что Клара заимела льва, а они – хорька?

Но нет, Лео определенно был собакой. Неопределенной породы, но точно собакой.

– Как там Грейси? – поинтересовалась Клара, и Арман стал искать на ее лице намёк на сарказм.

И быстро обнаружил, что дама, мягко говоря, забавляется.

Он выпрямился, а Желина присел на корточки поиграть с Лео.

– Она прекрасна, – ответил Арман.

– Правда?

– Ну, она повсюду делает лужи. Но, опять же, так было и с Даниэлем, и с Анни, когда мы впервые принесли их домой. Ладно, мы хотя бы были уверены, что они люди. С Грейси не всё так ясно.

– А это важно? – спросила Клара.

– Для тебя, очевидно, нет, – сказал Арман. – Они правда из одного помёта?

Он посмотрел на маленького красавчика Лео.

– Ну, всех их нашли в одном мусорном баке. Вполне возможно, что к ним приполз крошка-енотик. Или крошка-скунс.

– Точно, – сказал Арман. – И почему, интересно, Грейси досталась именно нам? Она осталась последней, кого не взяли?

– Совсем нет. Рейн-Мари получила право первой порыться в помойке – думаю, это потому что Билли Уильямс запал на неё – и она выбрала Грейси.

Кто бы сомневался, подумал Гамаш. Выбрала самую убогую, последыша. Он бы сделал то же самое.

– Как ее принял Анри? – спросила Клара.

– Он смотрит на нее, как на hors d’oeuvre, оброненную на пол.

Клара скорчила рожицу и отвернувшись, чтобы уйти, бросила напоследок:

– Что ж, всего хорошего.

– И тебе всего хорошего.

Что-то в его тоне заставило Клару обернуться.

– Что ты еще натворил, Арман?

– Увидишь.

Клара нахмурилась.

Позади неё, в окне бистро, Гамаш увидел четверку кадетов, так же хмуро смотрящих на него.

Выводок кадетов. Кто же из них лев, а кто последыш?

* * *

Гамаш вёз Желину обратно в Академию, тот знакомился с досье на Сержа ЛеДюка.

Они обсудили вехи карьеры покойника – о чём знали в обществе, о чём – нет.

Обсудили его личную жизнь, о которой мало что было известно.

– Родители умерли. Утром я говорил с его сестрой, – рассказывал Гамаш. – Она живёт в Чикутими. С братом они не были близки. Она, конечно, в шоке, но, подозреваю, смерть ЛеДюка не пробьёт дыру в ее жизни.

– Нет друзей среди других профессоров?

– Я таких не знаю. Серж ЛеДюк придерживался иерархических взглядов. У него и в мыслях не было якшаться с низами. Такое нечасто встречается в закрытых сообществах, где статус – власть – приобретает почти мистическое качество.

– И поэтому вы?..

Гамаш улыбнулся и промолчал, предпочтя не попадать в расставленную ловушку.

– Какие-то особые студенты? – спросил Желина.

– Под «особыми» вы подразумеваете тех, с кем у ЛеДюка мог быть секс? Надеюсь, что таких нет, но, правда в том, что я не знаю наверняка. Я воспользовался возможность, и, кроме всего прочего, попытался прекратить практику, когда кадеты-новички приносят профессорам еду в комнаты. Это усиливает власть профессора над студентом и может привести к злоупотреблениям.

– Но вы полагаете, он все же имел с кем-то интрижку?

– А он продолжал эксплуатировать студентов, несмотря на мой запрет. И это не обязательно была интрижка, – заметил Гамаш. – Интрижка предполагает обоюдное согласие.

– Ну, в конце концов, обе стороны старше шестнадцати.

– Вы и вправду думаете, что у новичков был выбор – иметь или не иметь секс с Сержем ЛеДюком? Будь он в другом положении, они и не подумали бы ему подчиниться. Да и не должны были. Нет. Если у кого-то из них был с ним секс – хотя вернее было бы сказать, у него с ними – то тут присутствовало насилие. Они действовали под бременем собственного страха и неуверенности. Соблазненные его посулами и боящиеся того, что последует в случае их отказа.

– Мотив для убийства, – заметил Желина.

– Возможно.

– То есть, вы полагаете, что это мог совершить студент?

– Они уже не дети. И, извините, даже ребенок может выстрелить из пистолета. А уж молодые мужчины и женщины способны и на большее.

– Одно дело применить оружие, – возразил Желина. – Офицер полиции должен быть способен на это. Но убийство? Будем надеяться, что нет.

Гамаш ничего не ответил и Желина вернулся к чтению досье, затем подняв глаза, закрыл папку, оставил её лежать у себя на коленях. Перед тем, как снова заговорить, он секунду помедлил.

– Почему вы не использовали это против него? Тут ведь обвинения на любой сорт. Скрытые банковские счета, подложные контракты. Запугивание.

– Обвинения. Почти без доказательств, – ответил Гамаш. – Для того чтобы возбудить против ЛеДюка дело, мне необходимы были твердые улики против него.

Желина посмотрел на досье.

– Я даже не предполагал, что все так плохо. Я был в Париже, когда разразился скандал в правительстве Квебека и в Сюртэ. Конечно, я следил за событиями. Слухи об Академии тоже просачивались. Но я не был уверен – правда это или преувеличение. – Он покачал головой. – Ещё один скандал.

– Non. Не ещё один. Это часть того же самого скандала. Откуда приходят коррумпированные агенты? Почему шеф-суперинтендант Франкёр перевел ЛеДюка в Академию? Франкёр, как глава Сюртэ, был режиссером всего, что пошло не так. У него была причина отправить ЛеДюка в Академию. Всё, что произошло в школе, не было отдельным скандалом, а было необходимым первым шагом ко всему, случившемуся потом.

– И вы обо всем этом знали, когда вступили в должность?

– У меня были подозрения. Плохо подготовленные, дерзкие молодые агенты появлялись на нижних должностях Сюртэ, и продвигались по службе. Один или два в потоке – еще норма, но таких было слишком много. Академия превратилась в ясли, завод, тренировочный полигон и перевалочный пункт для жестокой грубой силы. Это создало и подпитывало среду, в которой подобное поведение стало нормой, где оно должным образом оценивалось и вознаграждалось.

– Сержем ЛеДюком?

Гамаш кивнул.

– Он был для них образцом для подражания. Каким должен стать агент Сюртэ. Знаете, у него было прозвище. Дюк.

– Неоригинально. ЛеДюк. Дюк.

– Зато оно точное, – сказал Гамаш. – Претендент на трон, тиран.

– Потом появились вы, заменили большинство профессоров своими собственными, провели существенные реформы. Но вы не тронули ЛеДюка, зная, что он корень всех проблем. Он был в курсе, что у вас на него есть компромат?

– Oui. Я показывал ему досье.

– Что?! Зачем?

– Чтобы припугнуть его.

Желина попытался осмыслить услышанное.

– И это сработало?

Гамаш молчал некоторое время, потом спросил:

– Насколько внимательно вы читали досье?

– Я пробежал по верхам, но этого достаточно, чтобы понять, что ЛеДюк брал взятки.