Текст книги "Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Глава XVII
На свободе

Гуттор застал Перси в самом мрачном настроении. Полученная за предательство награда не радовала клерка. Он предвидел, что Пеггам раньше или позже окажется на свободе и тогда не остановится ни перед чем, чтобы жестоко отомстить ему. Он даже не поручился бы, что ближайшую ночь проведет у себя в постели. Но что мог он предпринять сегодня? Контора братьев Беринг, несомненно, уже заперта, а завтра… Завтра, быть может, Пеггам примет меры, чтобы он не смог получить оттуда деньги по чеку и не покинул Англии.

– Вы будете отомщены, – сказал клерк Гуттору, – но я погиб.

– Погибли? – удивился богатырь.

– Ну конечно. Ведь вы похитили Пеггама для того, чтобы потребовать у него освобождения герцога Норландского и его брата в обмен на его собственную свободу.

– Это верно.

– Вот видите, значит, я прав, называя себя погибшим человеком. Как только злодей будет освобожден, он примется за меня, и тогда мне не избежать его мести.

– В таком случае бегите… Уезжайте немедленно из Англии, только не во Францию, а в Голландию. В Нидерландах вы легко разменяете наш чек.

Перси показалось, что этот совет дает ему новую надежду на спасение.

– Благодарю вас! – воскликнул он. – Вы мне подали превосходную мысль… Как это мне раньше не пришло самому в голову. О, сударь, если я спасу свою жизнь, я буду этим обязан исключительно вам. Я уеду сейчас же, как только вернется мой патрон.

Было уже очень поздно, когда пришел Джошуа. Он принес утешительные новости. Пять тысяч фунтов стерлингов сделали свое дело. Смотритель тюрьмы объявил, что готов закрыть глаза на все, что будет происходить в эту ночь. Но труднее всего было вывести Ольдгама незаметно из тюрьмы. Однако изобретательность знаменитого адвоката нашла выход и из этого положения. Он купил большую плетеную корзину и наполнил ее съестными припасами. Эти продукты Гуттор должен был отнести в тюрьму Ольдгаму, а на обратном пути, опорожнив корзину, унести в ней узника.

Все произошло так, как и было рассчитано. Явившись в камеру Ольдгама, Гуттор разложил перед ним все яства, а затем, прежде чем несчастный узник успел что-нибудь сообразить, он запихал его в корзину и взвалил на плечи.

Благополучно миновав тюремные ворота, богатырь направился со своей ношей к берегу Темзы. Ожидавшая их там лодка доставила похитителя и похищенного на борт «Олафа».

Нечего говорить, с каким восторгом и радостью они были встречены Грундвигом и Биллем.

Перевалило уже за полночь, когда через Саутварк прошел отряд человек в пятьдесят и остановился на берегу около сходни номер тридцать восемь.

Эй!.. Бриг «Олаф»!.. Эй!.. – прозвучал в темноте чей-то громкий окрик и далеко разнесся над водой.

– Кто идет? – раздалось с корабля, темный силуэт которого слабо вырисовывался в тумане в нескольких десятках ярдов от берега.

– Биорн и Норланд! – отвечал первый голос.

От брига отделилась лодка. Послышался равномерный всплеск от ударов весел по воде.

– Причаливай! – крикнул дрогнувшим голосом Билль.

Спустя несколько секунд Грундвиг, Гуттор и молодой капитан покрывали поцелуями и слезами руки Фредерика и Эдмунда Биорнов, а те, в свою очередь, обнимали своих верных слуг и друзей.

Немного поодаль стоял небольшой человек и, скрестив на груди руки, молча наблюдал за происходившей сценой. Это был Пеггам, получивший свободу одновременно с Биорнами.

Когда лодка, увозившая герцога Норландского и его брата, отъехала от берега, человек, стоявший на берегу, крикнул:

– Берегись, Фредерик Биорн! Теперь между нами война не на жизнь, а на смерть!

Герцог презрительным молчанием ответил на этот вызов, но пылкий Гуттор не выдержал.

– Мы принимаем твой вызов, Пеггам! – ответил он. – И не успокоимся до тех пор, пока не разрушим твоего проклятого гнезда, а твоим телом не накормим рыб!..

Глава XVIII
Заживо погребенный

Прошло только два дня после описанных выше событий, а карающая рука зловещего Пеггама уже настигла изменника.

В одном из подземелий дома на Блекфрайярсе собралось четыреста или пятьсот «грабителей». Пеггам пригласил их сюда для суда над Перси. Посланные во все концы шпионы отыскали несчастного клерка в одной из гостиниц в Глазго. Ночью, во время сна, его схватили и привезли в Лондон.

Напрасно валялся несчастный в ногах у своего бывшего друга и молил пощадить его, – нотариус был непреклонен. Его прежняя любовь к Перси уступила место жестокой ненависти. Он был приговорен к мучительной и медленной смерти, и приговор тут же был приведен в исполнение. Сначала ему вырвали раскаленными добела щипцами язык, а потом зарыли в землю по самые плечи и оставили одного в грязном и вонючем подземелье. Там он должен был умереть от голода и жажды.

Несмотря на полученное жестокое увечье, несчастный клерк продолжал с упорством цепляться за свою жалкую жизнь. Он думал о тех миллионах, которых добивался всю жизнь и которые он успел спрятать в надежное место. Неужели он умрет теперь, когда его мечта сбылась и все наслаждения жизни открыты для него!.. Умереть, обладая пятью миллионами франков! О, это было бы слишком ужасно!

Перси прекрасно сознавал, что на этот раз его песенка спета. И все же где-то глубоко в его сердце таилась искра надежды. На что мог он надеяться? Он сам не знал этого. Но ведь случилось же так, что бандит, которому было поручено вырвать у него язык, оторвал всего только небольшой кусочек его. Благодаря этому кровотечение скоро остановилось, и рана уже почти затянулась. Нет, Перси не хотел умирать. Он останется жить и отомстит гнусному Пеггаму!.. Внезапное возбуждение заставило его на время позабыть о боли.

Когда Перси зарывали в яму, он инстинктивно прижал руки к груди. Это незначительное обстоятельство оказало ему огромную услугу. Если бы он держал руки опущенными вниз, он не смог бы теперь ими двигать. В таком же положении он сохранил около груди немного свободного места и, шевеля руками, понемногу увеличивал это свободное пространство. О, если бы ему удалось высвободить руки!.. Если бы ему удалось это!.. Делая отчаянные усилия, он чувствовал, что земля разрыхляется кругом и понемногу поддается.

Так прошло около часу, а может быть, и больше.

Вдруг до слуха Перси донесся смутный, отдаленный гул, как будто где-то что-то катилось. Гул приближался и становился слышнее. Казалось, он исходил из сточных труб, соединявших подземелье с другими клоаками Сити.

Обеспокоенный клерк прислушался, и когда он понял, что означает этот шум, лицо его покрылось холодным потом и волосы на голове встали дыбом.

Уже совсем близко был слышен тонкий писк и топот маленьких ног, как будто мчался отряд лилипутской кавалерии. Это были крысы подземных клоак Сити. И наконец с шумом, подобным водопаду, маленькие отвратительные животные ворвались в подземелье. Сперва они держались на некотором расстоянии от человеческой головы, но понемногу осмелели и стали приближаться ближе и дажё обнюхивать ее.

В воздухе распространился сильный специфический запах, свойственный всем грызунам. Несчастный клерк ощущал на своем лице прикосновение мягких шкурок. Ужас, отвращение, страх быть съеденным заживо охватили Перси. В темноте сверкали тысячи маленьких светящихся точек, слышалось щелканье острых зубов.

Перси напрягал последние силы, стараясь высвободить руки. Глаза его вышли из орбит, в висках стучало от страшного прилива крови… О, ужас, одна из крыс схватила его зубами за ухо… Несчастный не мог даже кричать. Но в этот момент земля уступила его усилиям и рассыпалась, освободив грудь и руки клерка. Испуганные крысы разбежались.

Вытянув вперед руки, Перси шарил впотьмах вокруг себя, отыскивая что-нибудь, что могло бы облегчить ему работу. О, радость! Ему под руку попалась небольшая лопатка, которая недавно еще служила для того, чтобы похоронить его заживо. С ее помощью дело пошло быстрее. Держа лопату вертикально перед собой, он разрыхлял плотно утрамбованную землю. Вскоре уже он был в состоянии выбраться из ямы.

Преисполненный самой жгучей ненависти и горя жаждой мщения, Перси медленно поднимался по лестнице, ведущей из подземелья на первый этаж дома. В руке он крепко сжимал железную лопатку. Если бы Пеггам ночевал дома, он бы уже никогда больше не совершил ни одного преступления. Но, к счастью своему, злодей отсутствовал.

Обежав босиком весь дом и удостоверившись, что в нем нет ни одной живой души, Перси рискнул зажечь лампу. При свете ее увидел он царивший в доме беспорядок. На своих местах оставалась только мебель. Видно было, что хозяева поспешно собрали все вещи и выбрались отсюда.

– Должно быть, он уехал надолго, – решил Перси.

Он отправился в гостиную и, подойдя к одной из стен, открыл только ему известную потайную нишу и достал оттуда сверток пергамента. На свертке было написано: «Морская карта Безымянного острова».

– Вот орудие моей мести, – подумал он с кровожадной улыбкой.

Никогда, даже в минуты наибольшего откровения, не проговорился бы Пеггам своему клерку про этот исключительно важный документ, без которого немыслимо было отыскать в Ледовитом океане таинственное убежище «Грабителей». Воспользовавшись тем, что нотариус однажды вышел на минуту, забыв свой портфель, Перси похитил у него эту карту. Для чего он это сделал? Неужели у него уже тогда явилось предчувствие, что этот документ ему впоследствии пригодится?

Старый Пеггам скорее пожертвовал бы всеми миллионами, чем секретом своего острова. Говорили, что остров этот – одно из величайших чудес мира.

Ни один мореплаватель не подходил к этому острову. Сама природа позаботилась уберечь его, скрыть от посторонних глаз.

Иногда Пеггам говорил:

– Этот остров по праву следовало бы назвать Невидимым, а не Безымянным.

Один раз Перси выразил свое удивление тому обстоятельству, что существует невидимый остров среди открытого моря. На это старик раздраженно ответил:

– А разве звезды видны днем? Они теряются в более сильном свете солнца. Я не говорю, что то же самое происходит с моим островом, но природа при помощи одного феномена позаботилась сделать так, что тысячи кораблей проходят мимо острова, не замечая его. Напротив, все они в ужасе бегут подальше от тех вод, и разве только безумец или самоубийца рискнет пойти на верную смерть в опасные водовороты, которые там клокочут.

Первое впечатление Перси было, что это бред сумасшедшего, но впоследствии из разговоров с капитанами, состоящими на службе у «Грабителей», он вынес убеждение, что невидимый остров все же существует и находится где-то среди туманов Севера. Теперь, обладая этой картой, Перси замыслил страшное дело, он решил отомстить Пеггаму, разрушив Безымянный остров, а самого его подвергнув тем же пыткам, каким был подвергнут он сам. Но для полного успеха задуманного предприятия нужно было заручиться, содействием кого-нибудь из тех, кто уже бывал на Безымянном острове хотя бы один только раз. Тогда можно было бы явиться к герцогу Норландскому и сказать ему:

– Давайте соединим наши силы и нашу ненависть для мести общему нашему врагу. Я предоставлю вам возможность проникнуть в убежище подлеца Пеггама, чего вы никогда не достигли бы без моей помощи…

Нужный человек имелся у Перси под рукой. Это был трактирщик Боб, который прежде служил в товариществе «Грабителей» капитаном корабля, но был лишен этого звания за беспросыпное пьянство и получил в качестве вознаграждения за былые заслуги таверну «Висельник»… Но согласится ли Боб на измену Пеггаму? Можно было почти с уверенностью сказать, что нет.

Пока Перси стоял на первом этаже дома и обдумывал все эти вопросы, стукнула дверь, выходившая на улицу. Это возвращался Пеггам. Осторожный старик, собиравшийся уехать из Англии на шести кораблях с шестьюстами бандитами, вдруг почувствовал странную тревогу и поспешно вернулся домой, чтобы узнать, умер ли Перси.

Узнав походку нотариуса, Перси засмеялся, он находился в состоянии какой-то экзальтации. «Сам дьявол или Бог посылает его сюда», – подумал он и с удовольствием взглянул на свои огромные мускулистые руки с костлявыми пальцами, похожими на крючья…

Затем, не погасив даже лампы, стоящей на камине, бывший клерк адвоката Джошуа спрятался в маленькой уборной, оставив дверь туда открытой.

Глава XIX
Враги

Еще поднимаясь по лестнице, Пеггам увидал в доме свет. Это чрезвычайно удивило его. «Неужто я забыл погасить лампу? – подумал он. – Да нет же, я хорошо знаю, что погасил ее перед тем, как уйти… Впрочем, я, может быть, и ошибаюсь, потому что дверь заперта на ключ. Я сам ее запер и, очевидно, ее никто после меня не отпирал. К тому же в доме все тихо и не слышно ни малейшего шороха. Но почему так странно на меня действует эта тишина? Неужели я начинаю бояться? Но чего же? Ах, какое ребячество!»

И все-таки он в нерешительности остановился и не поднимался по лестнице. Как будто какое-то подсознательное чутье сигнализировало ему об опасности.

Что же побудило его сойти с корабля и вернуться в свое покинутое жилище?

Хотелось ли ему полюбоваться на череп своего врага, обглоданный крысами, или послушать его предсмертные стоны?

Он продолжал стоять, не двигаясь и прислушиваясь к тишине, которая казалась ему томительной и угрожающей. Однако нужно было, в конце концов, на что-нибудь решиться. Положение становилось смешным. Чтобы рассеять охвативший его беспричинный страх, Пеггам крикнул громким, но слегка дрогнувшим голосом:

– Эй! Кто там есть?

Ответа не было.

Нотариус решительными шагами взошел по лестнице. Войдя в гостиную, он в изумлении остановился, увидав открытой нишу, которую Перси позабыл закрыть.

«Кто-то здесь был! – подумал ой. – Об этой нише я до сих пор и понятий не имел. Очевидно, сюда приходил кто-нибудь из моих домашних, потому что посторонний человек не стал бы тут ничего прятать».

Он возвысил голос, стараясь сделать его твердым, несмотря на внутреннее волнение:

– Пусть тот, кто спрятался здесь в доме, немедленно покажется мне на глаза. Только с этим условием я прощу ему его дерзкую выходку. Прятаться от меня все равно бесполезно. Я обыщу весь дом, и тогда спрятавшийся пусть уж пеняет на самого себя: я поступлю с ним, как с простым вором.

Несмотря на эту угрозу, в доме продолжало царить полное безмолвие.

Тогда Пеггам почувствовал, как ужас забирается в его душу. Впервые в своей жизни бесстрашный старик ощутил, как дрожат его ноги и руки. Тщетно боролся он с охватившей его слабостью. Его нервы, обычно такие крепкие, не повиновались усилиям воли.

И все-таки было что-то такое в этом доме, в этой немой тишине, что разум его был бессилен объяснить, но инстинкт говорил: «Берегись! Берегись!» – ион верил своему инстинкту.

Он больше не сомневался: в доме была опасность, и нужно было отыскать ее и узнать, в чем она заключается.

Пеггам направился к уборной. Эта комната была так мала, что обыскать ее не представляло никакого затруднения.

Если бы кто-нибудь видел, какими робкими шагами крался нотариус Пеггам, тот ни за что не поверил бы, что этот человек приводил в трепет не только Англию, но и всю приморскую Европу. Старик, не входя в комнату, просунул в дверь голову и заглянул. Но этого было достаточно.

Кровь застыла у него в жилах, дыхание остановилось… Прямо перед ним, с искривленным от бешенства лицом и горящими глазами, стоял Перси. Пеггам невольно попятился назад, и Перси пошел на него, вытянув вперед свои длинные костлявые руки. Шаг за шагом отступал назад нотариус, и шаг за шагом наступал на него человек, с которым он поступил так жестоко.

Пеггам понимал, что его единственный шанс на спасение заключался в бегстве, но он боялся повернуться спиной к своему врагу. Нотариус имел все основания бояться, так как перед ним находилось полубезумное существо. Время от времени Перси открывал рот, как бы приглашая Пеггама полюбоваться на дело своих рук, или щелкал зубами,’ как голодный зверь при виде добычи.

Если бы атаман «грабителей» бросился бежать, он бы непременно погиб, но он старался не поддаваться чувству страха. Он сообразил, что его противник, наверное, ослабел от потери крови и потому физически слабее его. Призвав на помощь всю свою энергию, Пеггам остановился и, прижавшись спиной к стене, приготовился к борьбе. Дорого бы дал он в эту минуту за то, чтобы иметь хоть какое-нибудь оружие… Но, к сожалению, он никогда не носил с собой даже ножа, так как не привык действовать сам, а только руководил другими.

Видя, что его противник готов принять бой, Перси с хриплым криком бросился на Пеггама, но тот ловко увернулся, и Перси едва не потерял равновесия.

В свою очередь, нотариус с проворством, непостижимым для его лет, схватил Перси за волосы и повалил на пол.

– Что, приятель, – вскричал он, наступая лежащему коленом на грудь, – разве старик Пеггам еще не в состоянии постоять за себя?

Но лицо Перси не выражало ни малейшего испуга. Глаза его по-прежнему горели безумием и ненавистью, и он лежал совершенно спокойно, не пытаясь сопротивляться.

Нотариус ошибочно понял эту неподвижность врага и самоуверенно продолжал:

– Ну вот, я ведь знал, что ты человек рассудительный. Всякая дальнейшая борьба бесполезна. Ты – в моих руках. Но я докажу тебе, что я вовсе не так зол, как ты думаешь.

Старый бандит вовсе не был уверен в том, что говорил, но в его положении лучше всего было идти на мировую.

– Ты видишь, – сказал он, – что мне ничего не стоит задушить тебя, как собаку.

И он попытался схватить своего противника за горло. Для этого ему пришлось выпустить руки Перси. Он сейчас же пожалел об этом, но было уже поздно. Длинные цепкие руки схватили нотариуса за волосы. Старик попытался восстановить свою прежнюю позицию. Теперь оба врага держали друг друга за волосы, и можно было с уверенностью сказать, что победа достанется более сильному из двух, то есть Перси. Несмотря на потерю крови, безумие, владевшее им, придавало ему силы. Пеггам это понял и затрепетал от страха за свою жизнь. Он даже не мог надеяться на чью-либо помощь, так как запретил своим подчиненным отлучаться с судна, и никто не знал, куда он ушел.

– А! – сказал он своему противнику. – Ты со мной поступил предательски. Ты воспользовался моим великодушием. Мне не следовало доверять тебе. Ну хорошо. Допустим, что наши шансы пока равны, но через несколько минут сюда явятся мои люди, и тогда тебе придется плохо. Послушай, я готов признать свою вину: я поступил с тобой слишком жестоко, но разве ты не предал меня норландцам? Однако я согласен забыть все прошлое и отпустить тебя на все четыре стороны, но при условии, что ты уедешь куда-нибудь далеко и оставишь меня в покое. У тебя есть большой капитал, и ты сможешь спокойно жить… Сделай мне знак головой, что ты согласен, и я выпущу тебя сейчас же. Даю тебе в этом мое слово!

Но Перси по-прежнему оставался совершенно равнодушным к его словам, и только злобный горящий взор свидетельствовал о его чувствах.

– Что же ты молчишь? – продолжал нотариус, уже но скрывая своего ужаса. – Чего же ты еще хочешь? Мы оба виноваты друг перед другом. Я предлагаю справедливые условия… А, понимаю! Ты хочешь, чтобы я выплатил тебе обещанные сто тысяч?.. Но ведь я никогда и не отказывался платить, я только желал удержать тебя на службе еще пять лет… Ах, Перси, если бы ты знал, как я любил тебя!

Тон его был плаксивый и жалобный, но Перси по-прежнему не шевелился. Тогда старый крокодил понял, что окончательно погиб. Холодная, неумолимая решимость, которую он читал в глазах своего врага, лишила его последнего мужества, и он замолчал.

Вдруг он почувствовал, что Перси начинает медленно притягивать к себе его голову. На бледном, искаженном злобой лице горели дикие глаза. Распухший и окровавленный рот обнажал белые, острые и крепкие, как у волка, зубы. Из груди безумного вырывались какие-то странные звуки, похожие на змеиное шипение.

Пеггам попробовал было сопротивляться, но скоро понял, что это бесполезно. Его руки беспомощно опустились. Он отчаянно застонал в смертельной тоске. Зубы Перси с неистовой жадностью вонзились в горло нотариуса…

Глава XX
Друг фриц

Адмирал Коллингвуд и Красноглазый провели тревожную ночь на палубе готового к отплытию корабля. Они никак не могли понять, почему так долго не приходит Пеггам.

Узнав о готовившемся на него покушении, адмирал понял, что герцогу Норландскому известно про его преступление и что герцог никогда не простит ему убийства сестры. Поэтому он охотно согласился помочь «Грабителям» навсегда отделаться от их общего опасного врага.

Отбросив всякую щепетильность, он вступил в общество «Грабителей» и выхлопотал себе продолжительный отпуск, чтобы непосредственно принять участие в пиратской экспедиции.

Экспедиция эта готовилась против Розольфсского замка. На лучших кораблях, принадлежащих обществу, были собраны самые смелые и преданные бандиты. Было решено плыть как можно скорее, чтобы прибыть в Розольфс раньше герцога Норландского. «Грабители» знали, что в замке оставалась ничтожная горсть воинов во главе с молодым Эриком Биорном. Овладев замком, злодеи рассчитывали устроить в нем засаду и таким образом захватить Фредерика и его брата.

Настало утро, взошло солнце. А между тем о Пеггаме не было ни слуху ни духу.

– Должно быть, старая лиса попалась в капкан, – высказал предположение Красноглазый. – Ничем другим я не могу объяснить его отсутствие.

– Придется отправиться на поиски, – отвечал Коллингвуд. – Я не могу дольше оставаться в состоянии этой томительной неизвестности. Мы должны спешить, если не хотим, чтобы норландцы поспели в Розольфс раньше нас.

Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а сам с Коллингвудом пошел в Блекфрайярс.

Если бы адмирал и Красноглазый были внимательнее, они бы обратили внимание, проходя по набережной, на небольшую группу праздношатающихся, в центре которых стояли два цыгана с большим белым медведем на поводу. Но они были настолько погружены в свои собственные мысли, что не заметили даже того, как при виде их один из вожаков медведя отделился от своего товарища и, сделав тому знак, пустился за ними по пятам.

Дойдя до дома Пеггама, они были удивлены, найдя дверь открытой.

– Плохой признак, – сказал Надод.

– Сперва узнаем, что это значит, – отвечал Коллингвуд, входя в дом.

В доме была полнейшая тишина.

Надод и Коллингвуд окликнули Пеггама раз и другой. Никто не отвечал. В нижнем этаже они не заметили ничего подозрительного.

– Посмотрим наверху, – сказал адмирал.

Войдя в первую комнату, они невольно остановились: несмотря на дневной свет, на камине стояла зажженная лампа.

– Это плохой признак, – заметил Надод. – Должно быть, Пеггам после вчерашней казни опомнился и вернулся сюда.

– Вообще он очень неосторожен, – сказал Коллингвуд. – Ну разве можно оставлять врага позади себя, не удостоверившись в его смерти?

– Вот поэтому-то он, вероятно, и возвратился сюда, – продолжал Надод. – Разумеется, это он зажег лампу и потом позабыл ее погасить.

– Но чем же объяснить, все-таки, его отсутствие в данную минуту?

– Это верно, и я даже… – Он вздрогнул и не договорил. – Посмотрите! – воскликнул он. – Посмотрите вот сюда… около окна… – И он указал на кровавое пятно на паркете.

– Кровь! – прошептал адмирал в волнении.

– Очевидно, здесь происходила борьба, – обеспокоенно произнес Надод. – И я боюсь, что наш старик попал в скверную историю.

– И вот доказательство того, что вы правы, – сказал адмирал и, наклонившись, поднял с пола пучок рыжеватых с проседью волос. – Если я не ошибаюсь, эти волосы принадлежат Пеггаму.

– Что же в таком случае здесь произошло?! – воскликнул Надод.

– Сойдемте в подвал. Быть может, там мы найдем объяснение.

С замиранием сердца спустились злодеи в подземелье, где была совершена казнь над несчастным Перси.

Войдя в подвал, Надод пошатнулся и едва не выронил из рук лампы. Вырытая накануне яма была пуста: клерк Джошуа куда-то исчез.

– Не может быть, чтобы он выбрался отсюда сам! – пролепетал Надод. – Кто-то помог ему.

– Слишком много народу здесь было вчера, – заметил адмирал. – Разве не мог среди них затеряться изменник?

– Я ручаюсь головой за бывших вчера здесь, – возразил Красноглазый.

Лицо адмирала покрылось мертвенной бледностью.

– А между тем ясно, что предатель не мог убежать сам.

– Во всяком случае, теперь мы можем догадаться о том, что здесь произошло: вернувшись сюда ночью, Пеггам зажег лампу и едва успел сделать это, как на него напали те, что освободили Перси. Старик оказал сопротивление и был ранен. Но, судя по количеству крови, пролитой здесь, рана его была не опасна и он не умер… Следовательно, его унесли отсюда живым… Я уверен, что это дело рук норландцев.

При упоминании о его заклятых врагах по лицу адмирала пробежала тень тревоги.

– Скоро настанет наш черед, – пробормотал он.

– Я нахожу, что вы правы, – печально согласился Надод.

Наступило длительное и тягостное молчание. Адмирал первый нарушил его.

– По всей вероятности, все произошло именно так, как вы представили, – сказал он. – Меня удивляет только одно: ведь он же знает, что его ожидает. Как мог Пеггам отдаться в руки врагов живым?

– Как бы то ни было, – заметил Красноглазый, – нам необходимо позаботиться о нашей собственной безопасности, а для этого самое лучшее – уехать немедленно из Лондона, да, пожалуй, и из Англии…

Этот разговор происходил на верхнем этаже, куда оба злодея вернулись, удостоверившись в побеге Перси.

– Я но разделяю вашего мнения, – произнес задумчиво адмирал. – Вы ведь знаете Фредерика Биорна: от него нам нечего ждать пощады. Зачем же нам отказываться от нападения на Розольфс? Это можно сделать и без Пеггама. Если только вы уверены, что собранный вами отряд будет вам повиноваться…

– В этом я уверен, но прежде чем предпринять что-либо, я хотел бы подумать…

В эту минуту на нижнем этаже дома раздался легкий стук, как будто ветер хлопнул незапертою дверью, но ни Надод, ни Коллингвуд не слыхали этого, поглощенные своим разговором.

– Как! Вы колеблетесь? – сказал Коллингвуд. – Неужели вы не чувствуете, до какой степени тяжело и невыносимо наше положение? Неужели вам не случалось ни разу задаваться вопросом: «А что со мною будет завтра?»? Быть в постоянном страхе, что тебя убьют, отравят или похитят… Не знаю, как вы на это смотрите, но мне надоело жить такой жизнью. Я не могу… Уж лучше смерть.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Мы отправимся в Розольфс, а так как кровь взывает о крови, то до тех пор, пока норландцы не будут истреблены до последнего человека, мы не сложим оружия…

– В добрый час! – обрадовался адмирал. – Вот это называется быть мужчиной.

С этими словами он пошел было к дверям, но Надод остановил его жестом.

– Обождите еще одну минуту. Я велел своим людям прийти сюда, чтобы доложить мне о результатах поисков Пеггама. Они скоро будут здесь, я уверен в их аккуратности… Слышите? По лестнице кто-то поднимается… Наверное, это они.

В дверях показались два человека, смуглые и черноволосые, и остановились, низко и почтительно кланяясь.

– Кто вы такие? – испуганно воскликнул Надод.

– Что вам нужно? Как вы смели войти сюда без позволения? – спросил Коллингвуд.

– Ваше сиятельство, – отвечал один из цыган с таким ужасным акцентом, что адмирал с трудом понял его слова, – не извольте гневаться. Мы пришли сюда показать, как работает наш друг Фриц. Старый джентльмен хотел купить Фрица, чтобы забавлять экипаж…

– Кого купить, любезный? Какой такой друг Фриц? В Англии людей не покупают… Вот тебе полкроны и уходи отсюда, не мешай нам.

– Друг Фриц, ваше сиятельство, не человек. Мы сейчас покажем вашему сиятельству, кто такой друг Фриц.

Цыган потянул за веревку, которую держал в руках. Из-за двери показалась голова огромного белого медведя в наморднике.

– Ну, друг Фриц, поклонись джентльмену, – сказал вожак.

Медведь зарычал и начал кивать своей огромной головой направо и налево.

– Друг Фриц, поклонись теперь другому джентльмену, – продолжал вожак.

Медведь опять закивал головой.

– Друг Фриц у нас очень вежлив, ваше сиятельство, – заметил цыган.

Надод и Коллингвуд рассмеялись. Страх их успел совершенно рассеяться.

– Итак, наш Пеггам собирался купить этого ужасного зверя? – спросил Коллингвуд. – Скажите, вы этому верите, Надод?

– Вполне, – отвечал Красноглазый, – Старику иногда приходили в голову самые нелепые фантазии; я помню, он говорил мне однажды, что собрал на своем острове коллекцию всевозможных животных со всех концов света. Очень возможно, что он встретил этих цыган и медведь ему понравился. Зверь действительно великолепный…

– Именно так, ваше сиятельство, – подтвердил цыган. – Старый джентльмен видел работу друга Фрица, остался очень доволен и пожелал его купить. Ну, друг Фриц, потанцуй для джентльменов, покажи, какой ты мастер.

Медведь принялся танцевать на одном месте, оставаясь в дверях.

– Теперь, друг Фриц, потанцуй для другого джентльмена.

Медведь повторил представление.

Другой цыган стоял сзади на лестнице в ленивой позе, свойственной этому беспечному и беззаботному племени.

– Теперь друг Фриц проглотит голову своего хозяина, – сказал вожак, – а потом выпустит ее, как только хозяин ему прикажет. Это будет очень забавно.

Цыган стал снимать с медведя намордник.

– Не смей снимать! – взволновался Коллингвуд.

Но уже было поздно: в один миг с медведя был снят не только намордник, но и ошейник. Почувствовав себя на свободе, гражданин полярных стран громко зарычал от радости и несколько раз раскрыл свою огромную пасть, как бы вознаграждая себя за долгое пребывание в наморднике.

– Ну, друг Фриц, позабавь джентльмена, проглоти голову своего хозяина.

Цыган заставил медведя встать на колени и сунул свою голову ему в пасть. Голова поместилась там целиком. Вслед за тем из пасти медведя послышался глухой голос хозяина:

– Ну, друг Фриц, возврати голову твоему хозяину.

И он вынул из пасти свою голову, мокрую от слюны зверя.

Медведь занял свое прежнее место в дверях и начал тихонько приплясывать, топчась на одном месте и поматывая своей чудовищной головой.

– Ну, однако, довольно, – раздраженно сказал Коллингвуд. – Надевайте на медведя намордник и ошейник и уходите отсюда.

И адмирал бросил цыганам соверен.