Текст книги "Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Глава XIX
Грундвиг действует

Вернемся несколько назад, к событиям, предшествовавшим захвату пиратского брига англичанами.

Пораженный необычайным сходством Ингольфа с покойной герцогиней, Грундвиг твердо решил проверить свои подозрения.

В сопровождении Гуттора, этого северного богатыря, он отправился на берег фиорда, к тому месту, где бок о бок с «Сусанной» стоял «Ральф».

Не имея никакого определенного плана, Грундвиг надеялся, что неожиданный случай придет ему на помощь. Последнее время он испытывал что-то вроде предчувствия надвигавшейся беды.

Появление неизвестного корабля, крик белой совы, бродяги, которых видели в окрестностях Розольфса, – все это нельзя было считать прямым доказательством готовящегося злодейства, но оно сигнализировало об опасности.

Во всяком случае необходимо было действовать, и он предпринял разведку, полагаясь на свою изобретательность и силу Гуттора, о которой ходили целые легенды.

Притаившись в густом кустарнике, в изобилии покрывавшем побережье фиорда, друзья погрузились в терпеливое ожидание.

Долго ночную тишину ничто не нарушало.

Наконец, их слуха коснулся звук шагов.

Два человека шли по тропинке, громко разговаривая, в полной уверенности, что их никто не слышит.

Сначала до розольфсцев, доносились только отдельные слова.

– …Надод не велит близко подходить к кораблю.

– …Он будет доволен нами.

– …Будет чем поживиться в Розольфсском замке. Ему не дают спать миллионы…

Потом, по мере приближения собеседников, разговор становился слышнее.

– Правда, не знаю, что меня удержало в ту ночь от того, чтобы не подстрелить герцога. В решительный день было бы одним врагом меньше.

– Скажи, Торнвальд, а разве их всех перебьют?

– Надод никого не хочет щадить. Говорят, у него есть какие-то старые счеты с герцогом.

Грундвиг и Гуттор напряженно внимали, стараясь не пропустить ни слова.

– Страшный человек наш Сборг.

– Да тебе-то, Трумп, что за дело до этого? Ведь благодаря ему мы станем богаты.

– И тогда, в свою очередь, будем бояться воров.

Эта шутка рассмешила говоривших, и они разразились громким хохотом.

Воспользовавшись этой минутой, Грундвиг шепнул Гуттору:

– Будь готов. Когда они поравняются с нами, я дам знак.

Не доходя двух-трех шагов до засады, бандиты остановились.

– Нам незачем дальше идти, – сказал Торнвальд. – Надод услышит нас и отсюда.

И он издал резкий, протяжный звук, подражая крику снеговой совы.

– Вперед! – едва внятно произнес Грундвиг.

Скользя, как тени, два друга беззвучно поползли в траве.

– Что за ночь! – продолжал Торнвальд. – Не одна душа совершит сегодня свой последний путь…

Он не успел кончить: железные руки сдавили ему горло, и он, вздрогнув несколько раз, успокоился.

Та же участь постигла его товарища.

– Что нам делать с этой падалью? – спросил Гуттор.

– Оттащи их в сторону, – ответил Грундвиг. – Не надо, чтобы Надод наткнулся на них.

Из разговора бандитов оба друга уже давно поняли, что имеют дело с бывшим розольфсским крепостным Надодом.

– О, на этот раз он не уйдет живым из моих рук, – проворчал богатырь.

– Нет-нет, Гуттор. Не забывай, что в его руках тайна Фредерика Биорна.

– Ты все еще продолжаешь верить в то, что он жив…

– Тсс… Молчи…

Послышался шорох раздвигаемых кустов, и в темноте смутно вырисовался человеческий силуэт.

Он медленно и осторожно продвигался, постоянно оглядываясь, по временам останавливаясь, как бы в нерешительности.

Гуттор быстро присел в траву, а Грундвиг отошел на несколько шагов в сторону и издал неопределенное восклицание, чтобы указать идущему направление.

– Это ты, Торнвальд? – проговорил тот обрадованно. – А где же Трумп?

– Он заснул здесь, в траве, – невнятно пробормотал Грундвиг, стараясь не выдать себя голосом.

– Ты можешь говорить громче, нас никто…

Голос говорившего внезапно оборвался. Гуттор, с которым он поравнялся, вскочил и заключил его в свои могучие объятия.

Через минуту бандит лежал, спутанный веревкой по ногам и рукам, рот его был заткнут тряпкой.

Глава XX
Башня Сигурда

– Ну, как ты себя чувствуешь теперь, Надушка? – проговорил насмешливо Гуттор, обращаясь к лежавшему на земле Красноглазому. – Что ж, значит, ты на старости лет не выдержал и вернулся проведать родные места? Будь спокоен, ты останешься доволен нашим приемом. Или, быть может, ты рассчитываешь, что мы не знаем про твои намерения? О, твои люди слишком много болтают. Двое из них уже поплатились за это жизнью. Очередь за тобой, Над. Старые счеты еще не покончены. Ведь герцогиня после пропажи сына умерла с горя. Впрочем, ты еще можешь заслужить прощение. Стоит только тебе во всем чистосердечно признаться, и ты еще получишь вознаграждение, которое поможет тебе начать честную жизнь. Но имей в виду, что ты должен говорить чистую правду, в противном случае, не погневайся!..

Слова эти возымели на Надода обратное действие. Попав в руки к своим злейшим врагам, он уже мысленно простился с жизнью, но теперь им овладела сильнейшая радость.

«Стало быть, еще не все потеряно, – подумал бандит. В его хитром, изворотливом уме быстро составился новый план. – Скоро они сами будут умолять меня на коленях о пощаде».

После краткого совещания решено было отвести Красноглазого в Сигурдову башню. Так называлась она по имени строителя ее, Сигурда Биорна. Башня стояла на расстоянии семи-восьми миль от замка в безлюдном, но изобиловавшем всевозможной дичью скоге. Изредка посещали ее охотники. Высокая, в пять этажей, в каждом из них она имела несколько комнат, а с вершины башни открывался великолепный вид на окрестности. В самом нижнем этаже помещалась столовая с буфетами, наполненными всевозможными яствами и напитками.

При случае можно было провести в башне несколько дней, не терпя лишений.

Смотрителем башни был старый служитель Гленноор, живший в ней безвыходно круглый год.

Эта башня была излюбленным местом Олафа и Эдмунда, охотно посещавших ее во время своих прогулок.

Но Черный Герцог неодобрительно относился к этим посещениям.

В четверти мили от башни находились норы полярных крыс, или, как их называют в Норвегии, леммингов.

Миллионы этих грызунов населяли степи Норландии и Лапландии.

Можно было сколько угодно ходить по их норам, – крысы высовывали головы и с любопытством наблюдали за вами, но не причиняли никакого вреда.

Но стоило только раздразнить их – и против их зубов ничто не могло устоять. Проявляя удивительную солидарность, сотни, тысячи их набрасывались на неосторожного, будь то человек или животное, и загрызали до смерти, а потом начисто обгладывали скелет.

Случалось, что, потревоженные чем-нибудь, бесчисленные массы этих грызунов перекочевывали в другие места, истребляя все по пути. И тогда ни реки, ни заливы, ни горы – ничто, за исключением огня, не могло остановить их.

Таким образом, беспокойство герцога, когда его сыновья отправлялись в Сигурдову башню, имело свои основания.

Достаточно было какому-нибудь злоумышленнику взорвать в скоге одну мину, и потревоженные крысы напали бы на первого попавшегося человека.

Это обстоятельство не было принято во внимание Гуттором и Грундвигом, не знавшими также о том, что Надод высадил на Нордкапе целую шайку негодяев; но в расчеты Красноглазого оно входило.

И поэтому, когда его спросили, согласен ли он идти сам, он кивнул головой.

До старой башни было не более получаса ходьбы. Гуттор и Грундвиг перемолвились за дорогу едва парой слов.

Но Красноглазый дорого бы дал за то, чтобы освободить свой рот. Он не сомневался, что поблизости должна была находиться его шайка, и, с тревогой и надеждой оглядываясь по сторонам, ждал только случая, чтобы дать сигнал своим сообщникам.

Но случая не представлялось.

Уже серел рассвет, когда три пешехода приблизились к Сигурдовой башне.

Вокруг нее царило угрюмое молчание. Двери в башню были закрыты.

Гуттор свистнул три раза. Ответа не было.

«Ладно, – подумал бандит. – Лучше бы я и сам не мог сделать. Теперь мои ребята будут предупреждены».

– Странно, – покачал головой Грундвиг, – я был уверен, что старый Гленноор ждет нас.

Подойдя к двери, он толкнул ее.

Дверь легко отворилась. Глиняная лампа на столе, стоявшем посредине комнаты, слабо освещала ее.

– Гленноор!.. Гленноор!.. – позвал Грундвиг, входя в комнату, служившую столовой.

Следом за ним Гуттор ввел пленника.

Башня казалась мертвой, но тишина ее не успокаивала, а казалась угрожающей.

Случайно заглянув под стол, Грундвиг испустил крик ужаса. Там лежало тело старого Гленноора, и в груди у него торчал кинжал.

Очевидно, преступление было совершено недавно, так как труп еще не успел остыть.

– Он убит! – с горестью констатировал богатырь.

– Право, Гуттор, я начинаю бояться, – прошептал Грундвиг.

На губах Надода играла зловещая улыбка.

Глава XXI
Надод заговорил

Заперев Красноглазого в подземелье, Гуттор и Грундвиг исследовали всю башню. Но нигде им не удалось найти следов убийцы.

Тогда друзья устроили военный совет.

– Во всем этом я узнаю руку «Грабителей», – сказал Грундвиг. – Не один замок на берегах Швеции, Норвегии и Англии ограбили и разрушили они за последнее время. Конечно, еще не все потеряно, но положение наше тем серьезнее, что опасность угрожает замку и с суши и с моря.

– Послушай, Грундвиг, неужели же капитан Ингольф заодно с ними?

– Боюсь, что да. Коварный Надод мог воспитать его в ненависти к Биорнам и теперь привел сюда, чтобы сын убил собственного отца.

– Замолчи, Грундвиг! Твои слова приводят меня в ужас!..

– А знаешь ли ты, кто был виновником гибели Магнуса и старшей дочери нашего герцога, прекрасной Леоноры? Все тот же проклятый Надод. А теперь он собирается уничтожить весь род герцогов Норландских.

– К счастью, он находится в наших руках…

– И мы должны выведать у него замыслы бандитов.

– А если он откажется говорить?

– Старый Грундвиг найдет средство развязать ему язык.

– Ну, а если он признается во всем? Отпустим ли мы его?.. Ведь мы дали честное слово.

Старик горько улыбнулся.

– «Честное слово!»… Может ли идти речь о нем, когда от этого зависит безопасность Биорнов!

– Нечего терять время, – продолжал Грундвиг. – Веди сюда пленника, и ты увидишь, что я сумею заставить говорить и немого.

Спустившись в подземелье, Гуттор скоро вернулся, подталкивая впереди себя Надода.

Тем временем Грундвиг достал откуда-то маленькую жаровню и стал разжигать ее.

– Ну что, – обратился он к вошедшему Надоду, – обдумал ли ты мои слова и согласен ли ты отвечать?

Красноглазый молча покачал головой. Он знал, что ему нечего надеяться на прощение от своих заклятых врагов. К тому же он с минуты на минуту ожидал, что бандиты придут к нему на помощь. Об этом свидетельствовало убийство Гленноора.

На условном языке преступников это означало: «Господин, мы еще недостаточно сильны, чтобы напасть на твоих стражей, но скоро мы вернемся с подкреплением и освободим тебя».

Потом, устремив на Грундвига взгляд, исполненный смертельной ненависти, он сказал:

– Вот уже двадцать лет, как мы с вами не виделись, но вы хорошо знаете, что меня нельзя запугать. Я решил молчать. Делайте со мной, что хотите.

– Это твое последнее слово?

– Первое и последнее. Я в ваших руках, но мы еще увидим, чья возьмет.

– Увидим, – со зловещей усмешкой ответил старик и, не говоря ни слова, принялся раздувать жаровню.

Надод почувствовал, как холодные мурашки пробежали по его телу. «Неужели они осмелятся подвергнуть меня пытке?» – подумал он.

Окончив свое занятие, Грундвиг вынул из-за пояса широкий нож и сунул его в жаровню, потом, обернувшись к Гуттору, сказал:

– Свяжи ноги этому негодяю.

Богатырь немедленно исполнил приказание.

– Что значит эта шутка? – спросил Надод, щелкая зубами от страха.

Никто ему не ответил.

Вынув из жаровни нож, Грундвиг подошел к бандиту и поднес к его лицу раскаленное добела лезвие.

– Сжальтесь, сжальтесь!.. – завопил тот, обезумев от ужаса. – Я буду говорить!

– Ага! Ты поумнел наконец, – засмеялся Грундвиг. – Выслушай же меня еще раз. Тебя зовут Красноглазым, но даю слово, что тебя будут называть Безглазым, так как я выжгу твой единственный глаз, если только ты не ответишь без утайки на все мои вопросы…

– Правда ли, что Фредерик Биорн утонул?

– Нет, он жив, но я не знаю, что сталось с ним.

Раскаленное железо снова приблизилось к лицу бандита.

– Клянусь именем матери! – закричал в испуге несчастный. – Я говорю правду.

Грундвиг опустил нож.

– Объяснись, – сказал он.

– Я ненавидел с детства Биорнов за то, что они обладали могуществом, богатством и славой, а я был только жалким рабом. Мне хотелось причинить им какое-нибудь зло. И вот, катаясь с мальчиком на лодке, я встретил однажды незнакомое судно, и капитан его забрал с собой Фредерика.

– Как же ты отдал ребенка?

– Я рассказал, что мы сироты и мне нечем кормить братишку.

– Негодяй!.. А как назывался тот корабль?

– Не заметил.

– А под каким он был флагом?

– Кажется, под датским.

Грундвигу очень хотелось крикнуть в лицо Красноглазому: «Лжешь! Ты отлично знаешь, что капитан Ингольф и есть Фредерик Биорн».

Но он сдержал себя и только спросил:

– И с тех пор ты нигде не встречал Фредерика?

– Где же я мог его встретить? Ведь вы меня так жестоко избили, что я шесть месяцев проболел и только чудом остался жив. А после, когда я выздоровел, я не мог бы его найти, так как сам не знал, кому я его отдал.

– Он прав, – тихо прошептал Гуттор.

– Это так, – подтвердил Грундвиг. – Но какими же судьбами в таком случае встретились они на «Ральфе»?

Глава XXII
В осаде

Допрос продолжался.

Надод, не боявшийся смерти, предпочел рассказать всю правду, только бы не лишиться зрения. Убежденный, что его товарищи явятся к нему на выручку, он решил оттянуть время.

Откровенно рассказав все то, что уже знают читатели о подготовке нападения на Розольфсский замок, он не скрыл даже требования Ингольфа пощадить владельцев замка, а в заключение раскрыл тайну гибели Элеоноры Эксмут, ее мужа и детей.

Взволнованные всем, чти им пришлось услышать, Грундвиг и Гуттор угрюмо молчали.

Вдруг Надод, не перестававший прислушиваться, вздрогнул, и на лице его отразилась злобная радость.

– Это они, – беззвучно прошептал он.

Три сильных удара в дверь заставили Грундвига и Гуттора очнуться от задумчивости. Кто бы это мог быть? Не заметил ли герцог отсутствие своих слуг и не послал ли за ними людей?

– Кто там? – спросил Грундвиг, подходя к двери.

– Ваши друзья, – ответил незнакомый голос. – Отворите.

Забыв осторожность и то, что убийцы Гленноора могли каждую минуту вернуться, Грундвиг отодвинул засов, запиравший дверь.

И тотчас же прозвучал его крик:

– Гуттор!.. Ко мне, на помощь!..

Тщетно старался старик закрыть снова дверь, – человек пять уже уперлись в нее, и она медленно открывалась, уступая их усилиям. Вот один из них уже наполовину пролез в комнату. Одним прыжком подскочил Гуттор и, схватив переднего из нападавших, втащил внутрь и, захлопнув дверь, прижал ее спиной.

– Запереть, что ли? – спокойно спросил он.

– Конечно, ведь их там десять на одного!..

– Только десять? – заметил богатырь, с сожалением задвигая засов.

Бандит, которого он втащил в комнату, притаился, не шевелясь, в углу. Это был дюжий, широкоплечий мужчина и, должно быть, силач, опасный для всякого, кроме Гуттора.

– Что нам делать с этой гадиной? – спросил он, встряхивая бандита за ворот.

– Для убийц Гленноора не может быть пощады, – ответил Грундвиг. – Они явились, чтобы покончить с нами и освободить своего атамана.

– Не убить ли одним ударом двух зайцев? – кивнул богатырь в сторону Надода.

– Нет, этот нам еще будет нужен. Пусть сам герцог решит его участь.

Между тем удары градом сыпались в дверь, но крепкое старое дерево, из которого она была сделана, не уступало.

Тогда один из бандитов закричал:

– Наберем валежнику и подожжем их.

– Да, да!.. – подхватило несколько голосов. – Подожжем их!..

– Ладно же! И я вас потешу! – проворчал Гуттор и, схватив своего нового пленника, он потащил его на верх башни.

Войдя на террасу, он взглянул вниз. Человек двадцать пять бандитов копошилось там, складывая у подножия башни большой костер.

– Эй, вы! Псы голодные! – крикнул богатырь. – Ловите вашего товарища!

И, схватив одной рукой несчастного, он покрутил его над головой и швырнул с такой силой, что тот распластался на земле шагах в двадцати от башни.

Яростный крик был ответом на этот поступок, и бандиты подожгли валежник.

Огонь сразу охватил сухие ветки и побежал по ним, треща и разгораясь. Пламя лизнуло серую каменную громаду и потянулось наверх, туда, где на светлом фоне неба стоял, скрестив на груди руки, Гуттор.

С презрительным спокойствием он смотрел на костер, потом произнес:

– Ладно! Мы еще покажем вам!.. Не так-то легко войти сюда!

И, медленно повернувшись, он сошел вниз.

В погребе башни хранились большие поленья, употреблявшиеся для огромных средневековых каминов. Выбрав одно из них, футов десять длиною, Гуттор приладил к нему старую секиру и, вооружившись таким образом, стал у дверей.

При виде этого Надод невольно вздрогнул. С таким оружием богатырь мог перебить половину нападающих прежде, чем они ворвутся в башню.

Торжествующие крики доносились снаружи. Еще несколько минут, и дверь должна была загореться.

Неожиданно разразился сильнейший ливень, и костер потух.

Глава XXIII
Герб Биорнов

Идите за мной, – сказал призрак, – вам больше нечего бояться.

Ингольф вздрогнул, почувствовав на своей руке прикосновение костлявых, холодных пальцев, но все же смело пошел за своим неизвестным проводником. Они спустились по узенькой винтовой лестнице, устроенной в толще стены.

На одном из поворотов привидение остановилось и, подняв ночник, осветило им лицо Ингольфа. Бескровные губы зашевелились, и капитан услышал слабый, как Дуновение, голос:

– Вылитая герцогиня. И как это Гаральд не узнал его.

И, тяжело спускаясь по крутым ступеням, старик продолжал бормотать:

– Гаральд! Чего я хочу от него?.. Он занят Эдмундом и Олафом… Бог накажет его за то, что он покинул своего брата. За себя я его прощаю… мне уже недолго осталось жить.

Лестница кончилась.

– Мы пришли, – сказало привидение, и Ингольф увидел, что одна из стен раздвинулась, образуя проход.

Он вошел и остановился в изумлении.

Большая комната была убрана с восточной роскошью. Вдоль стен тянулись мягкие диваны, крытые дамасским штофом; стены и потолок были обиты тисненой кожей; паркетный пол покрывал толстый пушистый ковер; с потолка на серебряной цепи спускалась лампа из богемского хрусталя. По одной стене шли полки красного дерева, уставленные толстыми книгами одинакового формата и в одинаковых переплетах; на корешках каждой из них был обозначен год ее издания. Тут были все года от 1730 до 1776.

Оглядев комнату, Ингольф повернулся к своему проводнику. Перед ним стоял маленький старичок, на ссохшемся и тощем теле которого, как на вешалке, болтался черный кафтан с длинными рукавами, спускавшийся ниже колен. Эту одежду Ингольф принял было за саван. Кожа на лице старичка сморщилась и своим цветом напоминала слоновую кость. Потухшие глаза его сидели глубоко в орбитах, придавая ему сходство с мертвецом. И даже голос звучал глухо, как будто шел издалека.

Ингольф низко поклонился старичку.

– Кто бы вы ни были, – сказал он, – вы спасли меня, и я благодарю вас от всей души. Вы меня не знаете, но если только мне представится случай доказать…

– Я вас не знаю? – перебил старичок. – Я вас не знаю? – повторил он своим замогильным голосом, от которого невольно бросало в дрожь. – Как вы можете знать, знаю ли я вас?

– Откуда же вы меня знаете? – изумился Ингольф.

– Мне ли его не знать, когда он при мне родился! – бормотал старик.

Ингольфу показалось, что его собеседник впал в детство.

– Кто же я такой, по-вашему? – спросил он с ласковой улыбкой.

– Твое теперешнее имя я забыл, хотя Грундвиг и говорил мне его. Память у меня становится слаба. Я – как законченная книга, к которой нельзя прибавить больше ни одной страницы. Но при рождении ты получил имя Фредерика Биорна и титул принца Розольфсского, потому что все старшие сыновья герцога – принцы.

Ингольфу слова эти показались забавными.

– И, значит, отец хотел повесить собственного сына, а вы спасли герцога от такого страшного преступления? – сказал он.

Старик понял насмешку.

Ты тоже принимаешь меня за сумасшедшего… Нет, нет, – заторопился он, заметив, что Ингольф собирается протестовать. – Я не сержусь на тебя нисколько…

Уверенность, с какой говорил старик, произвела на капитана сильное впечатление.

– Грундвиг рассердится, что я украл у него радость, – продолжал старик. – Этот счастливый миг принадлежит ему по праву. В продолжение двадцати лет он ищет тебя… Я тоже имею право на это счастье, но мне осталось жить всего несколько часов.

Достав из выдвинутого в столе ящика изящный медальон, старик протянул его Ингольфу.

– Тебе знаком этот портрет?

Из овала медальона глянула на капитана прелестная женская головка. Необъяснимое волнение охватило Ингольфа.

– Моя мать! – воскликнул он и в порыве чувств прижал портрет к губам. А между тем он не знал своей матери. Ему говорили, что она умерла во время родов.

Легкое прикосновение вывело Ингольфа из раздумья.

– А взгляни на эту вещь, – проговорил старик и протянул ему небольшую печатку с яшмовой ручкой.

На печатке был выгравирован летящий орел с сердцем в когтях. Внизу стояло: Sursum corda – горе сердца[47]47
  Восклицание католического священника во время мессы, которое означает «выше сердца», или «вознесем наши сердца Богу».


[Закрыть].

Это был герб Биорнов и их девиз.

– Покажи свою грудь, Фредерик Биорн, – произнес замогильный голос.

Изумлению капитана не было границ. Откуда мог этот старик знать его тайну, о которой он никогда никому не говорил?

Быстрым движением открыл он грудь. На ней был вытатуирован тот же рисунок, что и на яшмовой печати.

Старик поднял голову. Казалось, он помолодел лет на двадцать, и, когда он заговорил, голос его звучал почти твердо.

– Мы с Грундвигом никогда не верили в то, что ты утонул, и не отчаивались отыскать тебя.

– Как? Разве здесь думали…

– Слушай меня. Мы обыскали все дно фиорда в том месте, где предполагали, что ты упал в воду. Мы шесть часов искали по всем направлениям, куда мог тебя отнести отлив, и ничего не нашли. Это убедило нас в том, что ты жив и что тебя украли или продали кому-нибудь. Мы надеялись отыскать тебя по этому знаку на груди. Знаешь ли ты, кто наложил его на тебя? Я, старый Розевель, сделал это.

– Вы! – вскричал Ингольф, бросаясь ему на шею. – Вы спасли меня и теперь возвращаете моим родным!.. Как мне благодарить вас!

И он запечатлел поцелуй на холодном лбу старика.