Текст книги "Потанцуй со мной"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2

Маргарет сидела на кровати, ноги закутаны в пушистый белый плед, и смотрела на самый потрясающий торт, какой она когда-либо видела.

– Он слишком занятой, чтобы его есть, – промолвила она, молитвенно сложив руки.

– Слишком красивый, – поправила Сильви.

– Да, – задумчиво произнесла Маргарет. Торт напоминал птичье гнездо. Коричневые палочки и травинки сложены вместе, веточки из жженого сахара по бокам и сверху, а внутри три голубых яйца.

– Гнездо дрозда. – Она посмотрела на Джейн: – И ты везла его от самого Нью-Йорка?

Джейн кивнула. Она такая худенькая. Кожа бледная, почти прозрачная. Волосы прямые, обрезаны чуть пониже плеч. Почти черные, цвета самых темных палочек в птичьем гнезде. Рядом с ней светлые волосы Сильви просто сияли.

– Поверить не могу, что ты испекла его сама, – сказала Маргарет. Она ткнула пальцем в торт, ожидая почувствовать колючую сухую траву, но вместо этого обнаружила лишь мягкое тесто и крем. Она уже хотела облизать палец, но Сильви протянула ей платок.

– Сильви!

– Сахар в твоей крови сегодня повышен, мам, – сказала Сильви, вытирая ей палец, – ты просто посмотри, ладно?

– Кому надо смотреть на торт? – спросила Маргарет обиженно и немного изумленно, поворачиваясь к Джейн. – Зачем же ты пекла мне торт, если знала, что я все равно не смогу даже попробовать его?

– Я подумала, один кусочек не навредит, – сказала Джейн.

Они обменялись взглядами без слов, как было принято в их семье. Умоляющая улыбка Маргарет, и Сильви передернула плечами.

– Один кусочек. Очень тоненький.

Честь разрезать торт выпала Джейн, для этого она взяла чистый серебряный нож, такой же, как на свадьбе Маргарет и их отца. Отрезав тонкий, почти прозрачный кусочек, девушка положила его на тарелку. Себе и сестре она отрезала куски побольше, убедившись, что Сильви достанется одно из голубых яиц.

– Чем хорош торт двухдневной давности, – ухмыльнулась Джейн, – так это тем, что его легче резать.

– Ммм, – Маргарет позволила торту растаять у себя на языке, – это потрясающе.

– Точно, – согласилась Сильви.

Довольная Джейн улыбнулась. Они ели в полной тишине. Маргарет давно не получала такого удовольствия.

– У меня вопрос, – начала Маргарет, – почему здесь три яйца?

– Не знаю, – сказала Джейн, – я думала о перелетных птицах… о том, как они улетают далеко-далеко, а потом возвращаются домой.

– Два подошло бы лучше. Одно для тебя и одно для Сильви. Мои птенчики.

– Птенчики, – Сильви улыбнулась сестре, – мама зовет нас птенчиками. Помнишь, когда-то она звала нас цыпочками?

– Но почему три яйца, – спросила Маргарет, что-то не давало ей покоя, она сама не понимала, почему так настойчиво повторяет этот вопрос, – когда у меня только две дочери?

– Одно для меня, одно для Джейн и одно для тебя, – предположила Сильви.

– Думаю, для композиции, – сказала Джейн.

– Да, – согласилась Сильви, – так красиво.

– Или одно для пропавшего ребенка, – рассеянно произнесла Маргарет.

Джейн промолчала. Она не поднимала глаз и продолжала есть свой торт. Маргарет наблюдала, как она задумчиво собирает веточки вилкой и подносит их ко рту.

– Видишь, что случается? – произнесла Сильви обвиняющим тоном, – ей нельзя слишком много сахара.

Она забрала у Маргарет пустую тарелку и со стуком поставила ее обратно на стол. Затем направилась прямо к буфету и стала по очереди выдвигать ящики в поисках принадлежностей для проведения теста на сахар.

– У меня слегка кружится голова, – сказала Маргарет, откидываясь на подушки. Они были мягкими, как облака, в белоснежных наволочках. Сильви знала, что Маргарет обожает белое постельное белье, и старалась угодить матери. Маргарет вздохнула, комната плыла перед глазами. Она знала, что дело, скорее всего, не в сахаре, а в напряжении, которое она чувствовала между девочками.

– Мам, – позвала Джейн, ставя свою тарелку и беря Маргарет за руку.

– Простите. – Сильви села рядом с Маргарет, чтобы провести процедуру.

Маргарет закрыла глаза. Зачем она вообще задала этот вопрос? Откуда он появился в ее голове? У нее есть две дочери – все, чего она хотела. У нее есть фотография ее самой, в десять лет, с Лолли, ее любимой куклой. Родители взяли ее на пикник в Уотч-хилл. Они катались на карусели, играли, ели лимонное мороженое. Но внезапно налетел шторм, и родители так быстро потащили ее к машине, что она оставила Лолли там, на скамейке под дождем.

– Я бросила ее, – прошептала Маргарет, дрожа.

– Кого, мам? – Джейн по-прежнему держала ее за руку.

– Лолли. Мою куклу. Ты можешь найти ее?

– Твоего пропавшего ребенка? – грустно спросила Джейн.

– Хватит! – воскликнула Сильви.

– Конечно, – ответила Джейн, – я найду ее для тебя.

– Она тоже должна попробовать торт. – Маргарет улыбнулась.

– Конечно, должна, – согласилась Джейн.

– Смотри, – Сильви закончила тест, – слишком высокий показатель сахара. Я рада, что все мы съели по одному кусочку, но теперь снова пора садиться на диету, верно?

– Абсолютно, – ответила Джейн. Она сжала Маргарет руку, потом встала потягиваясь.

Ее рубашка выбилась из черных джинсов, открывая полоску по-девичьи плоского живота. Маргарет дотянулась, чтобы пощекотать ее, и Джейн улыбнулась.

– Я делала так, когда ты была маленькой.

Джейн кивнула. Они посмотрели друг другу в глаза, и Маргарет вдруг показалось, что она возвращается назад, в прошлое, в то время, когда Джейн только родилась… маленькая куколка появилась на свет. Маргарет старалась обнять ее при любой возможности. Она не хотела выпускать ее из рук. Глядя в темно-синие глаза дочери, Маргарет могла поклясться, что видит там мудрость всех женщин всех поколений. У ребенка не бывает такого холодного и чистого взгляда. И Джейн по-прежнему смотрит так же…

– У тебя старая душа, – сообщила Маргарет.

– Правда?

Маргарет кивнула. Ей казалось, что когда она смотрит в глаза старшей дочери, мир переворачивается. Сильви молчала, но Маргарет знала, что она наблюдает за ними. Ее девочки были замечательными – умные и успешные. Но они могли быть такими неуверенными в себе.

В этом Маргарет винила только себя. Она знала, что обманывала своих дочерей. Прежде всего выбрав неправильно мужа. Их отец был… неадекватным человеком. Постоянно отсутствующий коммивояжер, он приходил и уходил, когда хотел. Чаще уходил. Довольно рано Маргарет осознала, что ей придется много трудиться, чтобы самой обеспечивать семью. Ей предложили должность преподавателя в колледже, но она решила, что стоит найти еще какую-нибудь работу, например в местной средней школе.

Так Маргарет и поступила. Она была зачислена в колледж в Род-Айленде и одновременно преподавала в младшей школе, иногда замещая других учителей. К счастью, ее мать жила поблизости, и девочки часто оставались у бабушки. Что бы Маргарет делала без своей матери, она просто не представляла…

У девочек было счастливое детство, в этом не могло быть сомнений. Отец ушел от них, когда Джейн исполнилось одиннадцать, а Сильви девять. Маргарет знала, что его уход оставил след в их душах, но его присутствие! Оно ранило сильнее, чем его уход. Он пил, распутничал, пропадал неизвестно где, и потом все эти их ссоры: дочерям так часто приходилось утешать ее, когда она плакала. Маргарет всегда внушала себе, что ее девочки получали достаточно любви и тепла от нее и ее матери… и у них все так прекрасно складывалось в школе, да и во всем, за чтобы они ни брались. Неожиданная выходка Джейн поразила всех окружающих.

Сейчас, глядя в синие глаза Джейн, она думала о том, что они повидали. Манхэттен находился в миллионе миль отсюда, какой странный выбор для маленькой девочки, которая так любила птиц и природу…

– Где ты была, дорогая? – услышала Маргарет свой собственный вопрос.

– Жила своей жизнью, – мягко ответила Джейн.

Сильви вздохнула.

– Но теперь ты дома, – сказала Маргарет.

– Дома.

Казалось, больше сказать нечего. Никто не проронил ни слова. Маргарет была довольна. Она закрыла глаза, в уголках губ все еще сохранялся сладкий привкус. Она думала о Лолли. Она любила эту куклу. Никто не знал, как сильно она по ней скучала. О, как она плакала в ту первую ночь…

– Можно я возьму машину? – спросила Джейн.

Сильви мыла тарелки из-под торта. Раковина была полна воды, и руки Сильви погружены в нее по локти.

– Я не знаю, вписана ли ты в страховку.

– Страховку?

– Она на мамино имя.

– Но ты же ездишь на ней?

– Да, потому что я живу в этом же доме.

– Ну, – сказала Джейн, улыбаясь, – у меня все еще есть здесь комната. Страховая компания не знает, может, что я переехала обратно домой. Думаю, если что, мы можем просто сказать, что я тоже здесь живу. Что случилось с твоей машиной?

– Я продала ее, – сказала Сильви, передавая Джейн тарелку, чтобы та вытерла ее. – Когда я уволилась из библиотеки, нам пришлось потуже затянуть ремни.

– Ты любила ту машину, – сказала Джейн.

Три года назад вместо рождественской открытки сестра прислала ей свою фотографию в красной шапке Санта-Клауса около старого зеленого «MGB» с опущенной крышей.

Сильви передернула плечами:

– Мамина машина нормальная. Главное, что она ездит. Кабриолет все равно был не особо практичным.

Джейн вытерла последнюю тарелку. То, что Сильви продала такую замечательную машину – английскую, экстравагантную и непрактичную, – сильно удивило ее. Джейн была счастлива, что Сильви ездит на такой романтичной машине, а теперь узнала, что та избавилась от нее.

– Так ты не против, если я возьму машину? – снова спросила Джейн.

Сильви ставила тарелки в буфет. Ее губы были плотно сжаты, как будто она не могла придумать другой причины, почему Джейн не может взять машину. Джейн молча ждала, облокотившись на стол.

– Нет. Но это твой первый день дома… я думала, ты устала. Если хочешь – бери.

Джейн взяла ключи и устремилась к двери. Она сняла с вешалки свой кожаный пиджак, накинула его на плечи. Ее сердце сжималось, она знала, Сильви ждет, что сестра позовет ее с собой.

– Куда ты, кстати? – спросила Сильви, – уже темнеет…

– Просто проедусь. Осмотрюсь немного, – ответила Джейн, сжав ручку двери. Если она обернется и посмотрит Сильви в глаза, то придется все же позвать ее. Сердце начало колотиться. Она знала, что Сильви хочет спросить еще о чем-то или предупредить ее. Но она не обернулась, и прежде, чем Сильви произнесла хоть слово, Джейн выскользнула наружу.

В небе стояла полная луна, ее серебристый диск просвечивал сквозь кроны деревьев. Дилан провозился в саду допоздна, стремясь переделать как можно больше дел, прежде чем сок снова заструится по веткам деревьев. Он провел весь день, отпиливая мертвые и поврежденные сучья, отсекая неправильно растущие ветки.

Даже в темноте, лишь при свете луны, он мог полюбоваться деревом, над которым только что закончил трудиться, оно приобрело идеальную форму – никаких сухих веток в кроне.

Возрождение яблоневого сада стало для Дилана символом восстановления мирового порядка. Ему казалось, что он претворяет в жизнь теории идеализма. Превращает что-то дикое, разросшееся, опасное в нечто совершенное. Дилан помнил время, когда у него самого были столь прекрасные идеалы. Сочетание надежды и глупости в космических масштабах.

Подняв пилу и перекинув ее через плечо, он медленно побрел к дому. Земля была еще слишком твердой, и, наступая на камни, он чувствовал острую боль, пронзающую его поврежденную ногу. Иногда он мог даже почувствовать разрывную пулю: в тканях плотно «засели» металлические осколки. Он велел себе прекратить жаловаться и подумать об Изабелл. Его мысли смешивались, проносились в голове на огромной скорости. Еще один день в саду. Полное одиночество. Если бы ему было с кем побеседовать, продолжались бы эти странные разговоры с самим собой?

Дилан подумал, не зайти ли ему в гости к брату. Он жил совсем рядом, всего в полумиле отсюда. Дилан всегда очень серьезно относился к родственным узам. Ужин уже прошел, должно быть, Эли заканчивает мыть посуду, а Шерон помогает Хлоэ с ее домашней работой.

При этой мысли он вздрогнул, осознавая, что сейчас, пожалуй, не время для визита. Вид Хлоэ, возбужденной из-за теста по истории, или отметок, или еще чего-то, происходящего в ее жизни, мелодия, которую она играет на скрипке, с этим сводящим с ума: «Дядя Дилан! Послушай-ка! Моцарт», – все это было больше, чем Дилан иногда мог выдержать. Сегодня, когда пришла весна и воздух вновь наполнился воспоминаниями об Изабелл, он точно не выдержит.

Раздались шаги, Дилан остановился. Он огляделся, кто бы это мог быть? Каждую осень в сад забирались дети, чтобы нарвать яблок, летом они просто могли устроить здесь пикник, а когда весной таял снег, по саду разъезжали байкеры. Но на дворе стоял март. Слишком холодно для всего этого.

Луна поднялась, и Дилан увидел оленя. Небольшие белые козочки и черные медведи порой забредали на территорию сада. Когда было тепло, они лакомились фруктами прямо с деревьев или же выкапывали их из-под снега зимой. Наблюдая за оленем, Дилан задержал дыхание.

Обычно олени встречались большими группами, но этот был один. Где его семья? Он гордо стоял в свете луны, глядя Дилану прямо в глаза. Встреча двух мужчин. Интересно, чья это территория?

Снова раздался шум, и откуда-то выскочили два молодых козленка. Олень инстинктивно подался назад, развернулся и поспешил прочь. Нога Дилана ныла, а плечо болело под тяжестью пилы. Он долгое время смотрел вслед гордому животному, смотрел, пока не начали болеть глаза, а потом задумался – видел ли он вообще оленя, или лунный свет одурачил его.

Диск луны казался ярко-белым, ее свет – острым. Его мать часто называла мартовскую луну «Полная воронья Луна». Она полагала, что вороний грай предвещает конец зимы, и потому любила этих птиц. Учитель биологии в колледже, она уважала науку и обожала разные истории и легенды.

– Язык ворон очень богат, – учила она его, – каждый звук имеет свое значение и показывает, насколько умна эта птица. Вороны по-особому относятся к своим семьям. Они почитаю предков, свободно передвигаются по миру. Они переносят души людей из тьмы к свету.

Стоя неподвижно и глядя на «воронью Луну», Дилан прищурил глаза и прислушался. Он слышал кваканье лягушек, вдалеке карканье ворон. Он хотел, чтобы это было правдой, про души…

Внезапно, он услышал шум мотора. Может быть, это мать Моны подвозит Хлоэ домой или еще кто-нибудь возвращается с работы. Он подошел к обочине и увидел фары. Машина ехала медленно. Он заметил, что она голубая, возможно, маленький грузовичок. Окна были открыты – из магнитолы лилась музыка. Пела Эммилу Харрис. Он заметил женщину за рулем, темные волосы падают на лицо, одна рука выставлена в окно, темная кожа пиджака переливается в лунном свете.

На какую-то секунду ветер откинул волосы с лица, и она заметила его, повернув голову. На мгновение она застыла, совсем как олень. Их взгляды пересеклись, затем она нажала на газ и поехала быстрее. Хотя он никогда не видел ее раньше, она показалась ему знакомой.

Продолжив путь домой, он вспоминал ее локоть, высовывающийся в окно. Он был сине-черный, блестящий, острый, готовый к драке – совсем как крыло ворона.

Джейн нашла нужный дом.

Она не была там целые годы, так что ей пришлось изучить карту в Интернете. Для этого она ввела в поисковую систему фамилию, город и штат: «Чэдвик, Крофтон, Род-Айленд» – и ее компьютер выдал ей отличную карту с точными указаниями.

Давным-давно, во время одного из визитов домой, она посмотрела имя в телефонной книге. Она купила карту долины Твин Риверз – яблоневые сады и дикий лес. Это было как раз перед тем, как она уехала в Нью-Йорк. Ее не было так долго – четырнадцать лет, – и она почти забыла дорогу к этому месту.

Карта была просто отличной: дом она сразу нашла на краю огромного сада, с миллионом яблоневых деревьев. Фамилия «Чэдвик» немного смутила, в Крофтоне проживало несколько Чэдвиков, включая учительницу, Виржинию Чэдвик. Также, кроме Эли и Шерон, был некто по имени Дилан, живущий на той же улице.

Но этой ночью Джейн искала дом именно Эли и Шерон и потому продолжала движение по пустынной дороге. Ее руки на руле дрожали. Воздух был напоен запахом яблок – цветы вот-вот появятся на ветках, яблоки, упавшие зимой, разлагались в перегное. Запах был резким, горячим и пьянящим. А она итак была опьянена мыслью о том, что возвращается туда, где ее вообще никогда не должно было быть.

Она взглянула на сад, на все эти старые, но прекрасные деревья, чьи корни уходили глубоко в землю, как будто надеялась, что они могут похоронить ее.

Глядя прямо на нее, под яблонями стоял мужчина.

Ее сердце почти остановилось, когда она увидела его. Он был высокий, худощавый, с широкими плечами, в руках пила и лопата, блестящие в свете луны. Он смотрел, не мигая, он казался волшебным стражем деревьев.

У Джейн пересохло во рту, как будто ее застали за чем-то нехорошим. Его лицо ничего не выражало, но Джейн представила себе, что он обвиняет ее, так же, как мама и Сильви.

Нажав сильно на газ, она проехала мимо; по дороге молодой женщине встретилась небольшая заброшенная ферма. Когда она достигла места назначения, дома, который она так часто представляла себе, так часто видела на карте, ее сердце зашлось сумасшедшим стуком, ей приходилось дышать глубоко-глубоко. Она припарковала машину перед домом № 114 Барн Суаллоу Уэй и уставилась на него.

Дом был маленький и белый. Окна по-прежнему обрамляли темно-зеленые рамы. Кое-что новое – на входной двери висел венок. Почтовый ящик «поменял» цвет и стал синим, с белыми буквами, гласящими; «Семья Чэдвик». Внизу в доме горел свет. Наверху было освещено лишь одно окно, с розовыми занавесками. Джейн смотрела очень долго, дом выглядел так, как будто в нем жили неплохие люди. Ее дыхание почти восстановилось.

Точнее, восстановилось настолько, насколько это вообще было возможно: у нее всегда была некоторая задержка дыхания, его ритм никогда не совпадал с ритмом сердца, как будто внутри что-то сломано и это нельзя починить. Она подумала о часах, упавших с полки, со стрелками, которые двигались и показывали время, но двигались с треском – как если бы какая-то незначительная деталь механизма отвалилась и застряла внутри.

Сейчас она чувствовала этот сбой еще сильнее, чем обычно. Было сложно и вдыхать и выдыхать. Она знала, что-то внутри нее сломалось много-много лет назад. Она не хотела верить в то, что нельзя все вернуть на круги своя.

Здесь же все и так казалось на своем месте.

Присутствие Джейн ничего не изменит. Она такая эгоистка, она прямо слышала вопрошающий голос матери: «Тебе надо быть такой эгоистичной? Ты хочешь разрушить чужую жизнь?»

Нет. Ответ – нет, она не хочет. Никогда не хотела. Вот почему она стала пекарем, чтобы делать жизнь слаще и счастливей. Чтобы печь свадебные пироги и пирожные для детей, когда они идут в школу, и кофейные торты для влюбленных пар, но особенно торты для дней рождений. Прекрасные, великолепные, волшебные торты в форме сказочных замков, диких лесов Амазонки, океанского берега или птичьего гнезда…

Это была специальность Джейн.

Выехав на дорогу, она обернулась. На какой-то момент, она притормозила, глядя на розовые занавески. Интересно, какие торты они дарят на день рождения Хлоэ, ведь так ее зовут?

Она глубоко вздохнула, вспоминая мужчину в яблоневом саду. Это был Эли или Дилан? В любом случае его вид в некоторой степени успокоил ее. Он как будто бы был начеку, охранял…

Людям нужно, чтобы за ними присматривали.

Медленно проезжая вдоль улицы, она поняла, что неосознанно ищет то место, где видела его. Она могла бы ему улыбнуться. Но мужчины там уже не было. Она поехала чуть быстрее, чтобы попасть в магазин «Нау-Март» до закрытия.

Она хотела купить маме куклу. Чтобы заменить ту, что она когда-то потеряла…

Глава 3

Каждую весну у диких кошек рождались котята. По мнению Хлоэ Чэдвик, это было чудо из чудес, подаренных ей жизнью на краю яблоневого сада. Кошки выходили по ночам, чтобы потанцевать в лунном свете. Если бы она сказала об этом родителям, они бы поправили ее, заметив, что кошки просто охотятся. Но Хлоэ знала, что родители ошибаются. Она могла наблюдать за кошками из окна и понимала, что видит сумасшедший, волшебный, романтический кошачий бал.

Годы и годы Хлоэ жила рядом с множеством кошек. Она не могла бы назвать их своими домашними животными – но тем не менее, они были для нее довольно полезны. Кошки научили ее лазить по деревьям, наблюдать за птицами, сидеть совершенно спокойно, невзирая на то, что творится кругом или у тебя в душе.

Вернувшись из школы, она сразу же наполнила большую железную миску сухим кормом для кошек. Звук насыпаемой пищи сразу привлек внимание грациозных животных, и они начали появляться из высокой травы, вылезать из-под машины, из сарая и тереться о лодыжки девочки.

– Всем привет. – Она поставила миску на землю. Кошки громко замяукали, отталкивая друг друга. Она внимательно следила за ними, надеясь, что всем достанется поровну. Некоторые жадно глотали пищу на месте, другие утаскивали добычу прочь.

– Ты не можешь требовать, чтобы кошки стали вегетарианцами, как ты, – как-то сказала мама, сажая цветы в саду.

– Почему нет?

– Хлоэ, кошки плотоядные. А как же львы? Тигры?

Тем не менее Хлоэ заменила обычную кошачью еду из мясной лавки на более полезную, хотя она и стоила много дороже. Зато это была вегетарианская кошачья еда.

– Я должна придерживаться своих принципов, – упрямо твердила девочка.

– Ты хочешь, чтобы рано или поздно кошки начали голодать?

– Они не будут голодать. Они дикие, мам. Когда они потанцуют, они пойдут на охоту.

– И тебя не пугает то, что они будут ловить мышей? – спросила мать, игнорируя комментарий про танцы.

– Охота заложена в их природе, но не в моей, – ответила Хлоэ, – меня пугает то, что в кошачью еду добавляют свинину и костное мясо. Ты знаешь, что свиньи почти так же умны, как дельфины?

– Знаю, ты нам говорила, – усмехнулась мать, перекапывая землю.

Хлоэ посмотрела на нее. Та стояла на коленях около садовой дорожки. На ней была широкополая соломенная шляпа с красивой голубой ленточкой, рукавицы из козьей кожи и зеленые садовые башмаки. Свои инструменты женщина хранила в специальной корзинке. Анютины глазки были высажены идеально ровными рядками, как будто мама пользовалась линейкой. Ей нравилось, чтобы все выглядело красиво и подчинялось определенному порядку.

– Свиньи проводят в хлеве всю жизнь, – сообщила Хлоэ с угрозой, – их ноги иногда сводит судорогой, и они даже не могут повернуться или потянуться.

– Хватит, Хлоэ.

– Что сегодня на ужин?

Нет ответа. Лишь стук садового совка – сад будет еще краше. Повсюду пестрели нарциссы, сциллы. Примерно через неделю распустятся яблоневые цветы и лилии.

– Мам?

– Куриные грудки, – ответила мать.

– Ты знаешь, что большинство куриц проводит всю свою жизнь в…

– Хватит! – сказала мать, – ты можешь съесть салат и печеный картофель. Подойдет?

– Мне надо идти на работу, – сказала Хлоэ, – я зайду в кафе по дороге.

– Я думала, по вторникам у тебя выходной.

Они говорят на разных языках? Они живут под одной крышей? С матерью все в порядке? Хлоэ давно поменялась с Мартой Форд на субботу и точно сообщила об этом маме. Она слышала, что у пожилых людей бывает такое – они становятся забывчивыми, не могут запомнить даже самые элементарные вещи: что они ели на завтрак или как выглядит их обувь. Ее матери пятьдесят два, и она старше многих матерей ее подруг, но для склероза она еще слишком молода, верно?

– Обычно в этот день у меня выходной, но я поменялась с Мартой, – медленно объяснила Хлоэ. Она рассматривала мать, ища признаки болезни. Она всегда боялась, что папа или мама заболеют – просто перестанут дышать и исчезнут. Когда она была совсем маленькой, она часто стояла у края родительской постели, глядя, как поднимается и опадает их грудь, проверяя, дышат ли они. Родители всегда ссорились за закрытыми дверьми, не очень бурно, но она страшилась, что один из них может умереть прямо во время этого злобного перешептывания.

– Правильно, – внезапно сказала мать, взглянув вверх, – ты говорила мне. Я забыла. Подожди, я тебя подвезу.

– Я доеду на велосипеде, – предложила Хлоэ.

– Нет, детка, – сказала мама, – когда ты будешь возвращаться домой, будет уже темно, а ты знаешь, что я не люблю, когда ты ездишь в темноте.

– Скоро у меня будут права.

– Ну мы никуда не торопимся…

– Нет, мы…

– Посмотрим. Тебе только пятнадцать, прежде всего тебе нужно получить разрешение на учебу, – она улыбнулась и потянулась к Хлоэ, чтобы та дала ей руку и помогла встать.

– Смотрится мило, – оценила Хлоэ, кивая на маленькие сиреневые цветочки.

– Спасибо, – ответила мать, отряхивая грязь с перчаток.

– Зачем ты сажаешь их? – спросила Хлоэ, – ведь у нас так много диких цветов? И потом, яблони вот-вот расцветут. Дикие растения такие красивые, тебе вообще не надо ничего делать…

– Неокультуренные растения не всегда красивы. Сейчас сад уже не такой, как раньше, – промолвила мать, оглядывая деревья. – И к тому же он все равно не принадлежит нам. Твой дядя изо всех сил старается вернуть его в прежнее состояние, но он проиграет эту битву. Сад был заброшен слишком долго.

Хлоэ взглянула на деревья. Она слышала, как ее родители обсуждали тот факт, что дядя Дилан отказался продавать сад, хотя тот все равно уже погибал. Они хотели разбить землю на участки для новых домов. Так бы у них было больше денег.

Хлоэ было больно думать об этом, она знала, что дядя Дилан хочет вернуть сад к жизни из-за смерти тети Аманды и Изабелл. Ее сердце забилось быстрее при мыслях о старых изогнутых яблонях, о птицах, живущих в их ветвях, диких кошках, охотящихся на дорожках, о смерти тети и кузины.

Изабелл, самый близкий ей человек, ближе сестры. Изабелл жила в Нью-Йорке, но она приезжала к ним по выходным, чтобы повидать бабушку, и еще на неделю каждое лето. Тогда их дедушка был еще жив, он был владельцем сада, и на него работало множество людей – они собирали яблоки, готовили сидр, продавали все это на рынке.

Когда Изабелл умерла, Хлоэ молчала целый месяц. У нее было чувство, что из нее вынули сердце и что жить с такой потерей невозможно. Она лежала на боку, и девочке казалось, что ее тело разрывается на две части, как будто она бумажная кукла. Все вокруг перешептывались, они говорили, что у нее сильная травма. Она плохо помнила то время, помнила лишь то, как дядя Дилан сидел на краю ее кровати, держа ее за руку.

– Твои родители любят тебя, – сказал он, – так же, как я люблю Изабелл.

Хлоэ было одиннадцать. Но она как будто снова стала совсем маленьким ребенком, и она понимала все по-другому, более примитивно. Слова были ей непонятны. Она посмотрела в его глаза – так похожие на глаза Изабелл – и дотронулась до его щеки. Его борода оказалась очень жесткой.

– Она ушла, – сказала Хлоэ, ее голос дрожал, это были ее первые слова за несколько недель.

Дядя Дилан покачал головой:

– Нет. Когда ты любишь кого-то, они никогда не уходят.

– Это неправда. – Хлоэ начала плакать, как будто она знала о потерях значительно больше, чем он, не понимая, как такое возможно. – Она ушла. Ушла.

Слово напоминало черную дыру, и эта черная дыра поглощала все вокруг, всех родных и близких.

– Почему она ушла? Она не так сильно любила меня? Почему она оставила меня? – Все потери для Хлоэ перемешались в одну… Ее настоящая мать тоже бросила ее.

Дядя Дилан просто обнимал ее. Ее родители появились из-за его спины, и через минуту отец постучал брата по плечу, а мать взяла Хлоэ на руки. Она помнила чувство смущения и тихие перешептывания, как будто она чем-то ранила чувства своей матери. Конечно, та догадалась, что Хлоэ была привязана к человеку, исчезнувшему из ее жизни, к своей родной маме, бросившей ее.

После той трагедии дядя Дилан никогда не брился. Он немного подравнивал бороду, чтобы было красиво. Но он никогда не сбривал ее, и Хлоэ знала почему – потому что Изабелл дотрагивалась до нее. Хлоэ просто знала, хотя дядя Дилан никогда не говорил с ней об этом. Изабелл целовала его лицо, и дядя Дилан больше никогда не будет бриться.

Это настоящая любовь.

Пока Хлоэ бежала в дом, чтобы переодеться в рабочую одежду, ее сердце билось быстро-быстро. Она умылась, успокаиваясь, ощущая прохладную воду на коже. Девочка вглядывалась в глаза, смотрящие на нее из зеркала. Казалось, если она будет смотреть очень-очень долго, то увидит лицо своей матери и сможет спросить почему, как…

Она вытерла лицо и побрела к машине. Это был новый, чистенький мини-вэн. Отец мыл его каждую субботу, а мать каждый день протирала тряпочкой, чтобы сохранять в идеальном порядке. Их ссоры за закрытыми дверьми могли быть ужасными, но все, чем они владели, оставалось просто безупречным. Все это казалось связанным с тем, что ее мать предпочитала ровные ряды анютиных глазок дикому буйству разросшегося сада. Тогда как Хлоэ любила все дикое, она хотела потеряться в буйстве природы. Что она вообще делает в этой семье?

Может быть, на самом деле она – кошка? Совсем маленькой ей часто снились сны о том, что она лежит в миленькой голубой коляске. Что родители прогуливаются с ней по улице, останавливаясь, чтобы показать ее знакомым. И раздаются возгласы удивления, когда соседи видят, что Хлоэ не маленькая девочка, не чья-то дочка, а маленький тигренок, с черными и оранжевыми полосками и яркими зелеными глазами – совсем как плюшевая игрушка, которую ей когда-то подарили.

Сейчас, по дороге в большую мясную лавку, где Хлоэ работала, она задумчиво смотрела в окно. Ее мать включила радио, какую-то простенькую музыкальную станцию, где каждая песня звучала, как реклама женской продукции. Хлоэ застонала. Мать улыбалась и не обращала на нее внимание.

Хлоэ полезла в карман. Она заранее разорвала тетрадные листки на маленькие кусочки. Пока мать вела машину, Хлоэ писала. По строчке на одном кусочке бумаги. Мама даже не взглянула на нее.

Она, видимо, думала, что Хлоэ делает домашнюю работу.

А в городе, на другом берегу реки, Джейн развернула бурную деятельность. Она собрала миски, кастрюли, масло, муку и яйца. Она взяла маму с собой вниз, несмотря на запреты Сильви.

– Ты в порядке, мам? – спросила Джейн, отмеряя муку.

– О, я отлично, дорогая, – сказала Маргарет, осматриваясь вокруг. Она сидела за столом, держа куклу в руках, – так хорошо сидеть в моей собственной кухне.

– Как твоя нога?

Маргарет повела плечами, смело улыбаясь:

– Великолепно. Я надеюсь, ты отведешь меня наверх прежде, чем твоя сестра вернется домой. Она не выпускает меня из кровати.

Джейн засмеялась:

– Ты говоришь это так, как будто она твой тюремщик.

– Так и есть! – сказала Маргарет. – Она замечательная, и я люблю ее, но Господи, можно подумать, я ее шестилетний ребенок, а не мать. Я была директором школы! Я привыкла отдавать приказы.