Текст книги "Аль-Каида"

Автор книги: Лоуренс Райт

Суфан и генерал посмотрели друг на друга. «Да, мы упрямы, – наконец произнес Суфан, – но не столь жестоки».

Одна из проблем, с которой столкнулись следователи, заключалась в том, что «Коул» все еще находился под угрозой затопления. Морские инженеры срочно пытались принять меры, чтобы это предотвратить. В конце концов огромное норвежское спасательное судно, специально спроектированное для монтажа нефтяных платформ, прибыло, чтобы подцепить снизу эсминец и отправиться с ним в долгое плавание к родным берегам. Радиовещательная система эсминца транслировала песню Кида Рока «American Bad Ass» [67]67
  «Бедная американская задница».


[Закрыть].

Было так много потенциальных опасностей, что агенты часто спали в одежде и клали рядом с собой оружие. Следователи узнали у одного механика, что автомобиль, похожий на машину террористов, недавно ремонтировался в одном из гаражей, где в него были установлены металлические пластины, которые могли использоваться для придания взрыву направленного воздействия. Вполне возможно, что следующей целью террористов мог стать отель, где расположились агенты.

Бодайн считала все страхи преувеличенными. Она отметила, что агенты подозревают в недобрых намерениях всех, включая персонал гостиницы. Бодайн обратила внимание О’Нейла, что автоматные очереди, которые слышны в городе, не направлены непосредственно против американцев, а являются атрибутом местных свадебных церемоний. Однажды ночью, когда О’Нейлу нужно было отправиться на деловую встречу, стрельба раздалась прямо у входа в отель. Спецгруппа по освобождению заложников заняла огневую позицию. После этого Суфан отправился узнать, в чем дело.

«Эй, Али, – сказал О’Нейл, – будь осторожен!» Он сбежал вниз по ступеням отеля, чтобы убедиться, что Суфан надел бронежилет. Разочарования, стресс и опасность, наряду с вынужденно тесным общением, сблизили их. О’Нейл отзывался о Суфане как о своем «секретном оружии». Йеменцы обращались к нему «сын мой».

Когда он оказался на улице, снайперы взяли его под прикрытие. Йеменский офицер, находившийся на посту, узнал его и сказал, что все в порядке.

«Если все в порядке, тогда почему на улицах нет машин?» – спросил Суфан.

Офицер ответил, что рядом играют свадьбу. Суфан осмотрелся и увидел напротив отеля много мужчин в традиционной арабской одежде, некоторые сидели в джипах. У всех в руках были автоматы, хотя люди были явно гражданскими лицами, а не солдатами. Суфану вспомнились племенные волнения в Сомали, закончившиеся тем, что тела убитых американских солдат проволокли по улицам Могадишо. Такое, как он думал, могло произойти и здесь.

О’Нейл приказал морским пехотинцам выдвинуть два бронированных джипа на пересечение улиц возле входа в отель. Ночь прошла без происшествий, но на следующий день О’Нейл перебросил свою команду на военный корабль «Дулут», стоявший на рейде Аденского залива. Он получил разрешение от правительства Йемена на полеты вертолета с корабля на берег. Пилот на всякий случай делал немыслимые маневры, чтобы обмануть зенитную ракету, если бы она была выпущена. Вскоре О’Нейл отослал большую часть следователей домой. Он, Суфан и еще четверо агентов вернулись в отель, который из-за угрозы взрыва оставался пустым.

Отношения между Бодайн и О’Нейлом обострились до такой степени, что Маун был вынужден прилететь в Йемен, чтобы изучить ситуацию на месте. «Понятно, что она просто ненавидит его со всеми потрохами», – решил Маун, когда Бодайн пожаловалась ему, что О’Нейл не может вести дела с йеменцами. На протяжении десяти дней Маун беседовал со своими следователями и морскими офицерами. Каждый вечер, когда йеменские власти делают свои дела, он отправлялся на переговоры вместе с О’Нейлом, чтобы наблюдать, как тот ведет себя с партнерами. Встречи обычно затягивались допоздна. На Них О’Нейл очаровывал, льстил, умолял и давил на собеседников, чтобы хоть немного продвинуться вперед. В один из вечеров он попросил главу УПБ генерала Талиба Камиша предоставить фотографии подозреваемых, которых арестовали йеменцы. Дискуссия затянулась до раннего утра. В конце концов генерал Камиш дипломатично сказал, что вряд ли эти фотографии представляют ценность для ФБР, на что О’Нейл жалобно сказал, что в сложившейся ситуации эти фото ему просто необходимы. Маун мог бы просто сделать замечание своему подчиненному за излишнюю навязчивость. Но на следующий вечер генерал сдался и сказал: «Ну хорошо, я дам тебе эти фотографии».

О’Нейл поблагодарил и сразу же принялся его уговаривать, чтобы ему разрешили поговорить с подозреваемыми один на один, раньше чем их будут допрашивать йеменские следователи. Это были бесконечные мучительные переговоры, но, по мнению Мауна, обе стороны демонстрировали уважение друг к другу и даже симпатии. Генерал Камиш называл О’Нейла «братом Джоном». По возвращении Маун доложил директору ФБР, что О’Нейл демонстрирует завидное мастерство, назвав посла Бодайн «единственным инсинуатором». Он многое высказал Бодайн, перед тем как выехать из Йемена. При этом он не ссылался на О’Нейла, а говорил от своего имени. Естественно, что именно Маун нес главную ответственность за отправку О’Нейла. Он не мог не учитывать точку зрения Бодайн. В любом случае послу принадлежало последнее слово в том, кому из американцев разрешить пребывание в чужой стране, и О’Нейла не было в их числе.

В конце октября йеменцы арестовали Фахда аль-Кусо, оператора «Аль-Каиды», проспавшего момент взрыва и не успевшего заснять его на камеру. Кусо сообщил, что он и один из смертников передали в Бангкоке пять тысяч долларов Халладу – одноногому разработчику взрыва «Коула». Он сказал, что деньги были нужны Халладу для изготовления нового протеза. Протокол допроса передали в ФБР месяц спустя.

Суфан вспомнил, что имя Халлада он уже слышал от одного из информаторов, завербованного в Афганистане. Он описал боевика с металлическим протезом, который был эмиром в гостевом доме в Кандагаре. Бен Ладен называл его «мальчиком на посылках». Суфан и О’Нейл послали факсом фотографию из паспорта Халлада, и афганский агент опознал его. Это стало первым связующим звеном между подрывом «Коула» и «Аль-Каидой».

Суфан удивился, зачем деньги переводили из Йемена, если большая операция была совершена именно здесь. Неужели готовится новый террористический акт? Суфан послал фото из паспорта Халлада в ЦРУ и поинтересовался, знают ли они его и не проводилась ли встреча «Аль-Каиды» в этом регионе. Управление так и не ответило на этот вполне ясный вопрос. Тот факт, что ЦРУ скрыло информацию об организаторе взрыва эсминца «Коул» и конспиративной встрече в Малайзии, несмотря на прямой запрос ФБР, поставило огромный барьер на пути расследования гибели семнадцати американских моряков. Но наиболее трагические последствия были еще впереди.

Месяц спустя после начала расследования взрыва на «Коуле» помощник директора ФБР Дэйл Уотсон сказал в интервью «Вашингтон пост»: «Удовлетворительное сотрудничество… с йеменцами… позволяет ФБР в дальнейшем сократить свое присутствие в стране… ФБР вскоре отзовет домой руководителя следственной группы Джона О’Нейла». Вероятно, это стало следствием жалоб Бодайн. В тот же самый день премьер-министр Йемена заявил газете «Пост», что связь между террористами, взорвавшими «Коул», и «Аль-Каидой» не прослеживается.

О’Нейл вернулся домой вскоре после Дня благодарения. Увидев его, Вэлери Джеймс была шокирована. Он похудел на 11 килограммов. О’Нейл сказал: ему кажется, он ведет борьбу с террористами в одиночку без поддержки собственного правительства и расследование без него может вообще остановиться. И действительно, по словам Барри Мауна, сотрудничество с йеменцами пошло на спад после того, как О’Нейл покинул страну. Опасаясь за безопасность следственной группы, Джон попытался снова приехать в Йемен в январе 2001 года, но посол Бодайн отказала ему в разрешении на въезд. Американские следователи, чувствуя возросшую враждебность, перенесли свою резиденцию за стены американского посольства в Сане.

В конце концов Суфану разрешили задать вопросы Фахду аль-Кусо, проспавшему оператору, маленькому и самоуверенному человеку с редкой бородкой, которую он постоянно теребил. Перед началом допроса полковник УПБ вошел в кабинет и поцеловал Кусо в обе щеки – знак, что Кусо находится под покровительством. Во время разговора, когда казалось, что Кусо готов сделать важное заявление, полковник прерывал разговор на обед или молитву.

В один из таких дней Суфану, однако, удалось вытянуть из Кусо признание, что тот встречался с Халладом и одним из смертников в Бангкоке в отеле «Вашингтон». Кусо открыл, что целью этой встречи было передать свыше тридцати шести тысяч долларов в фонд «Аль-Каиды», а не пять тысяч долларов на новый протез Халладу, как он говорил ранее. Теперь очевидно, что именно на эти деньги были приобретены авиабилеты первого класса для участников теракта 11 сентября Мидхара и Хазми. На эти же средства они жили после приезда в Лос-Анджелес.

Агенты ФБР просмотрели данные телефонных переговоров, чтобы проверить правдивость слов Кусо. Они обнаружили, что в то время был зафиксирован телефонный разговор между отелем «Вашингтон» в Бангкоке и домом Кусо в Йемене. Они также установили, что были звонки в эти два места из телефона-автомата в Малайзии. Телефонная будка находилась рядом с домом, где происходила конспиративная встреча. Кусо далее сообщил Суфану, что вначале должен был встретиться с Халладом в Куала-Лумпуре или Сингапуре – он не мог решить, в каком городе конкретно. Снова Суфан послал официальный запрос в ЦРУ. Он отправил также копию паспорта Халлада. Имеют ли эти телефонные звонки какое-либо значение? Есть ли связь с Малайзией? Какие связи у Халлада? Снова управление ничего не ответило.

Если бы ЦРУ ответило на запрос Суфана и предоставило ему разведданные, ФБР узнало бы о встрече в Малайзии, Мидхаре и Хазми. ФБР должно было выяснить то, что управление уже знало: оба боевика находятся на территории Америки. В распоряжении ФБР оставалось еще больше года. Поскольку в Нью-Йорке уже было заведено уголовное дело против бен Ладена, это дало бы право ФБР установить наблюдение за Мидхаром и Хазми, связь которых с бен Ладеном установили. ФБР имело право следить за подозреваемыми, прослушивать их квартиры, перехватывать телефонные переговоры и переписку, копировать информацию с их компьютеров, расследовать их контакты – эти существенные шаги могли бы предотвратить 11 сентября.

В июне 2001 года йеменские власти арестовали восемь человек по подозрению в подготовке заговора с целью взрыва американского посольства в Йемене, где нашли прибежище Суфан и оставшиеся в стране следователи ФБР. Осознав угрозу, которая нависла над следственной группой, директор ФБР Луи Фри по совету О’Нейла принял решение об отзыве команды из Йемена.

Диверсия на «Коуле» стала большой победой бен Ладена. В лагеря «Аль-Каиды» потянулись новые добровольцы и благотворители из стран залива с сумками «Самсонайт», набитыми нефтедолларами, как в славные дни афганского джихада. Деньги было куда девать. Руководство «Талибана», все еще не сумевшее прийти к согласию по вопросу целесообразности присутствия бен Ладена в стране, стало более доброжелательным, когда появилось много наличности, несмотря на угрозу санкций и наказаний. Бен Ладен распределил своих ближайших сподвижников по стране: Абу Хафса он послал в лагерь в Кандагаре, а Завахири – в Кабул для того, чтобы в случае гневного американского ответа все руководство «Аль-Каиды» не погибло вместе.

Но американского ответа не последовало. Страна была накануне президентских выборов, и Клинтон пытался воспользоваться своими оставшимися полномочиями, чтобы способствовать заключению мирного соглашения между Израилем и Палестиной. Взрыв произошел как раз в момент очередного провала переговоров. Президент США заявил, что, несмотря на ограниченность срока его политических полномочий, администрация склоняется к проведению новой ракетной атаки против лагерей бен Ладена уже в октябре, но в последнюю минуту ЦРУ рекомендовало отложить атаку из-за того, что местонахождение террористов не было точно определено.

Бен Ладен был разочарован. Он рассчитывал заманить США в ту же ловушку, в которую попал Советский Союз, – в Афганистан. Он намеревался продолжать атаки на США до тех пор, пока Америка не решится на прямое вторжение. Затем моджахеды должны были вести войну до победного конца, пока Соединенные Штаты не развалятся от нанесенных им поражений. Это уже случилось с Британской империей и СССР. Он был убежден, что то же самое произойдет и с Америкой. Декларация войны, диверсии против американских посольств и подрыв американского эсминца были совершенно неадекватны, но вызвали массивные удары возмездия. Он должен был сотворить беспрецедентный акт насилия.

Можно задаться вопросом, были бы возможны такие трагедии, как 11 сентября и другие, если бы за ними не стоял бен Ладен. Ответ: однозначно нет. Разумеется, тектоническое плато истории сдвинулось, войдя в период конфликтов между Западом и арабо-мусульманским миром; однако харизма и видение отдельных личностей придало новое очертание этому состязанию. Международное восстание салафистов вполне могло произойти без сочинений Саида Кутуба или призывов к джихаду Абдуллы Азама, но без них не могла возникнуть «Аль-Каида». Организация процветала благодаря уникальным личностям, входившим в ее состав: Завахири, Абу Убайдаха, Саифа аль-Адля и Абу Хафса – каждый из них был вдохновлен Кутубом, их интеллектуальным отцом. Но без бен Ладена египтяне оставались только «Аль-Джихадом». Их цели были весьма ограниченны. В тот момент существовало множество течений исламистского движения, но все они сосредоточивались на национальных задачах. Только благодаря видению бен Ладена сформировался международный корпус воинов джихада. Именно его руководство могло удерживать от распада организацию, которая потерпела банкротство и была отправлена в изгнание. Упорство бен Ладена сделало его глухим к моральным спорам. Он отгонял от себя муки совести, которые посещают убийцу многих невинных. Его личные качества способствовали созданию культа лидера и безумца. Его образ был искусственно трансформирован, чтобы не только достигнуть театрального эффекта, но и произвести глубокое впечатление на людей, которые были нужны бен Ладену.

19
Большая свадьба

В «Аль-Каиде» редкие события становились достоянием общественности, но бен Ладен любил праздники. Он объявил о свадьбе своего семнадцатилетнего сына Мохаммеда и Хадии, четырнадцатилетней дочери Абу Хафса. Она была тихой, неграмотной девушкой, и женщины удивлялись, о чем Мохаммед и Хадия могут говорить друг с другом. Они могли только представить, какой сюрприз их ожидает в первую брачную ночь, ибо сексуальные вопросы вообще редко обсуждались, тем более с детьми.

По этому случаю бен Ладен снял большой зал, бывший кинотеатр (все они были закрыты «Талибаном»), в пригороде Кандагара и пригласил пятьсот гостей. (Женщины располагались в специальном помещении вместе с юной невестой.) Шейх начал празднование с чтения длинной поэмы, извинившись за то, что это творение принадлежит его секретарю. «Я всего лишь, как знает большинство наших братьев, воин слова», – сказал он сдержанно. В поэме было упоминание о подрыве «Коула»:

 
Эсминец, способный запугать даже храбрых,
Наводивший страх в гавани и открытом море,
Вошел в воды, охваченный высокомерием,
надменностью и разбойничьей силой.
Но ты медленно был предан року.
Ты был ведом огромной иллюзией,
Ожидая маленькую лодку, взорвавшую тебя на волнах.
 

Две телекамеры записывали это событие, но бен Ладен не был удовлетворен результатами. Зная, что поэма будет передана по арабским спутниковым каналам и записана на пропагандистские видеокассеты, он распорядился снова установить камеры и на следующее утро продекламировал ее второй раз. Он даже расставил перед собой своих сторонников, которые громко аплодировали, как если бы сотни гостей все еще находились в зале. Поиск собственного образа дошел до того, что он попросил одного из репортеров, у которого был цифровой фотоаппарат, сделать другой снимок, потому что шея получилась «слишком полной». Он подкрасил свою бороду, чтобы скрыть седину, но не смог спрятать темные круги под глазами, свидетельствовавшие о его тревоге и бессонных ночах.

Двенадцатилетний Хамза, единственный сын от любимой жены, также читал поэму на свадьбе. У него были длинные черные ресницы и худое лицо, как у отца. Он носил белый тюрбан и камуфляж. «Какое преступление мы совершили, что были вынуждены оставить нашу страну? – вопрошал он торжественно. – Мы будем вечно сражаться с кафирами».

«Аллах акбар!» – закричали люди в ответ. Тогда он начал читать нараспев:

 
Наши люди восстали, наши люди восстали.
Мы не хотим снова вернуться в наше отечество.
Мы не смоем позора иначе, чем кровью и огнем.
Вперед!
Вперед!
 

После молитвы второй половины дня был сервирован обед: мясо, рис и томатный сок. Такая экстравагантность была в духе бен Ладена. Некоторые гости находили, что угощение весьма примитивно.

«Ешьте, ешьте, – кричал он гостям, которые чистили апельсины для юного жениха. – У них впереди долгая ночь». Люди отметили, насколько улыбка сына похожа на отцовскую. Они танцевали и пели много песен, воодушевляя юношу одобрительными возгласами. Затем посадили жениха в автомобиль, который отвез его в семейные покои на первую брачную ночь.

Через несколько месяцев после инаугурации Джорджа Буша Дик Кларк встретился с Кондолизой Райс, советником по национальной безопасности администрации Буша, и попросил ее сместить его с этой должности. В тот момент новая команда только вступала во власть, и становилось понятно, что борьба с терроризмом не является для нее приоритетной. Когда Кларк в январе впервые доложил об угрозе, которую представляет бен Ладен и его организация для Соединенных Штатов, Райс дала ему понять, что вообще ничего не слышала об «Аль-Каиде». Она несколько обескуражила Кларка, показав, что координатор по борьбе с терроризмом должен вести себя как помощник, а не как главное лицо. Кларк сделал акцент на стратегию поддержки Ахмада Шаха Масуда и Северного Альянса в борьбе против «Талибана» и «Аль-Каиды», но Райс сказала, что администрации нужна более широкая стратегия, которая могла бы привлечь на свою сторону некоторых противников «Талибана» из числа пуштунов. Но планирование растянулось на несколько месяцев, без каких-либо сдвигов. «Может быть, ей нужно что-либо менее навязчивое», – размышлял Кларк, но его ирония была напрасной. Райс и ее заместитель Стивен Хэд попросили его остаться на посту до октября. За это время он должен был найти «кого-нибудь подходящего» себе на замену.

«Есть только один человек, который может подойти на эту должность», – сказал Кларк.

О’Нейл рассматривал работу Кларка как самое желанное место для себя. Предложение пришло как раз в тот момент, когда он был разочарован странной реакцией правительства на терроризм и беспокоился о собственном будущем. Он всегда вынашивал две мечты: стать заместителем директора ФБР в Вашингтоне или стать во главе нью-йоркского управления. Фри уходил в отставку в июне, поэтому на самом верху освобождались вакансии; но расследование инцидента с пропажей портфеля серьезно подорвало его шансы. Как новый национальный антитеррористический глава он мог бы реабилитировать себя лично. Кроме того, он надеялся, что таким образом сможет управлять не только ФБР, но и ЦРУ.

С другой стороны, эта должность не сулила финансового благополучия: в Белом доме платили столько же, сколько и в ФБР. Но расследование Министерства юстиции нанесло сокрушительный удар. В дополнение к прежним долгам он теперь был еще должен своему адвокату восемьдесят тысяч долларов, больше, чем он приносил домой в год.

Все лето Кларк вел переговоры с О’Нейлом, который никак не мог принять решение. Джон обсуждал предложение с друзьями, но тревожился, когда думал о том, какова будет реакция на это штаб-квартиры ФБР. Он позвонил Кларку в приступе беспокойства и сказал, что люди в ЦРУ знают, что он обдумывает это предложение. «Скажите им, что это неправда», – попросил он Дика. Джон был уверен, что если об этом уже знают в ЦРУ, то рано или поздно узнают в ФБР. Кларк с готовностью позвонил одному из своих друзей в ЦРУ и сказал, что в этот момент действительно рассматривает претендентов на замещение своей должности, но кандидатуру О’Нейла уже отверг, хотя тот все еще находится в списках. Джон также доложил обо всем Мауну, сказав, что все равно не принял бы этого предложения, что это очередная «утка», но тем не менее намекнул Мауну, что не прочь в принципе занять место Кларка.

Деньги были главной проблемой, но О’Нейл – будучи ветераном службы в ФБР – также понимал злобу, с какой властные люди в Вашингтоне встретили бы новость о его новом назначении. Предложение Кларка было заманчивым, но сулило неприятности.

На протяжении нескольких лет Завахири вел затяжную борьбу с некоторыми людьми в «Аль-Джихаде», которым не нравились его отношения с бен Ладеном. Он с презрением относился к тем членам «Аль-Джихада», которые обвиняли его в том, что он отсиживался в Европе. Они называли его «горячим революционным борцом, ставшим холодным как лед после жизни в спокойствии и роскоши». Все больше его бывших союзников, разочарованных и деморализованных годами изгнания, становились сторонниками инициативы исламистских лидеров, находящихся в заключении в Египте и предложивших одностороннее прекращение огня. Другим соратникам надоело жить в примитивных условиях Афганистана. Поэтому как организация «Аль-Джихад» уже фактически распалась, Завахири отвергал даже мысль о переговорах с египетским режимом или Западом.

В один из трагических моментов Завахири сложил с себя обязанности эмира «Аль-Джихада», но без него организация просто поплыла по течению. Несколько месяцев спустя его преемник также оставил свой пост, и Завахири был вынужден вернуться. Согласно показаниям по делу албанской ячейки, около сорока членов организации находились вне территории Египта, а внутри страны движение было вырвано с корнем. «Аль-Джихад» умер, вместе с мечтой, вдохновлявшей Завахири с юношеских времен. Египет был потерян навсегда.

Конец наступил в июне 2001 года, когда «Аль-Каида» окончательно поглотила «Аль-Джихад», создав формально новую организацию под названием «Каида Аль-Джихад». Это название отражало тот факт, что египтяне все еще составляли внутреннюю группу; среди девяти членов руководящего совета неегиптян было только трое. Но все-таки эта организация принадлежала бен Ладену, а не Завахири.

Естественно, что доминирование египтян вызывало недовольство, особенно среди саудитов. Бен Ладен пытался ослабить напряженность, объяснив, что вынужден содержать так много египтян, потому что им некуда деваться, они не могут вернуться домой без риска быть арестованными. Они, как и он, были людьми без отечества.

Бен Ладен обратился к Завахири и египтянам с особым заданием. Он поручил им убить Ахмада Шаха Масуда. Командир Северного Альянса представлял единственную значимую силу, которая препятствовала «Талибану» установить полное господство в Афганистане. Худой и экстравагантный Масуд был талантливым тактиком и мог соревноваться с «Талибаном» в жестокости. Теперь, когда «Талибан» и «Аль-Каида» стали союзниками, Дик Кларк и другие видели в Масуде последний шанс решить проблему бен Ладена руками самих афганцев.

Масуд был энергичным партнером. Он сам стал ревностным исламистом, его жена носила паранджу, а его войска неоднократно устраивали самую настоящую резню. Как и его соперники, он, вероятно, тоже содержал свое воинство за счет торговли опиумом. Масуд говорил на рудиментарном французском, который изучал в высшей школе в Кабуле, и был известен своей любовью к персидской поэзии, благодаря чему виделся цивилизованной альтернативой клерикальному режиму. В феврале вандалы из «Талибана» разгромили кабульский музей и принялись разрушать художественное наследие по всей стране: в марте они с помощью танков и управляемых ракет разрушили две колоссальные статуи Будды в провинции Бамиан, которые наблюдали за Шелковым путем на протяжении пятнадцати веков. На фоне падения репутации «Талибана» в глазах мировой общественности Масуд смотрелся весьма выгодно.

На волне возросшего авторитета в апреле 2001 года Масуд обратился к Европейскому парламенту в Страсбурге. Он говорил об опасности, что представляет «Аль-Каида» для всего мира. Он также сообщил официальным лицам США, что «Аль-Каида» готовит террористический акт против Америки, который затмит взрывы посольств в Восточной Африке.

В июле Завахири составил письмо на плохом французском языке, якобы от имени Исламского наблюдательного центра в Лондоне. Он просил разрешения для двух журналистов взять интервью у Масуда. К письму была приложена персональная рекомендация Абдула Расула Сайяфа. Разрешение было обещано.

Америку предупреждал не только Масуд. В дополнение к восторженной болтовне о готовящейся диверсии, которую удалось перехватить АНЬ («демонстративно», «вторая Хиросима»), разведывательные службы арабских стран, имевшие больше осведомителей, передавали не менее тревожные сигналы. Египетский президент Хосни Мубарак предупредил Соединенные Штаты, что террористы планируют совершить покушение на президента Буша в Риме, «используя самолет, начиненный взрывчаткой», на его пути в Геную для участия в саммите «большой восьмерки». Итальянские власти распорядились установить зенитные ракеты. Министр иностранных дел правительства «Талибана» Вакиль Ахмед Мутавакиль конфиденциально сообщил в американское генеральное консульство в Пешаваре и представительство ООН в Кабуле, что «Аль-Каида» планирует разрушительную диверсию в Соединенных Штатах. Он опасался, что американский ответный удар может разрушить всю страну. Приблизительно в то же самое время иорданской разведке удалось установить кодовое название предстоящей операции – «Большая свадьба», о чем она сообщала в Вашингтон. В культуре смертников день их мученической смерти сравнивается с днем свадьбы, когда они встретятся с гуриями обещанного рая.

Бен Ладен решил взять себе еще одну жену, пятнадцатилетнюю девушку из Йемена по имени Амаль аль-Сада. Один из телохранителей бен Ладена отправился в горный город Ибб, чтобы заплатить калым в размере пяти тысяч долларов. По словам Абу Джандаля, свадьба была пышным празднеством. «Песни и веселье чередовались с автоматными очередями в воздух».

Хотя брак выглядел политическим соглашением между бен Ладеном и важным йеменским племенем, с целью способствовать притоку добровольцев из Йемена, остальные жены бен Ладена были этим недовольны, и даже собственная мать гневно осудила Усаму. Два сына бен Ладена, Мохаммед и Отман, ругали Абу Джандаля: «Зачем ты привез нашему отцу девочку наших лет?» – недовольно спрашивали они. Абу Джандаль оправдывался, что он даже не знал, что деньги, которые он вез, были предназначены для калыма, он думал, что это средства для очередной акции с участием мучеников.

Найва, первая жена бен Ладена, как раз в это время решила уйти от него. Родив одиннадцать детей за двадцать семь лет брака, она решила вернуться в Сирию, взяв с собой дочерей и больного сына Абдул-Рахмана. Человек, за которого она выходила замуж, был не моджахедом и не международным террористом, а богатым саудовским юношей. Она была вправе ожидать, как жена бен Ладена, жизни в богатстве, путешествиях, высшем обществе. Ее существование должно было быть легким – со слугами, бунгало на берегу моря, яхтой и, возможно, апартаментами в Париже. Вместо этого она провела жизнь в скитаниях, изгнании и иногда просто в нищете. Она многим пожертвовала, но теперь, по крайней мере, была свободна.

29 мая 2001 года федеральный суд Манхэттена признал четырех человек виновными во взрыве американских посольств в Восточной Африке. Но это была лишь первая часть списка из двадцати пяти террористов, проходивших по делу, обвинителем по которому выступали прокурор Южного округа Нью-Йорка Мэри Джо Уайт и ее помощники Кеннет Карас и Патрик Фитцджеральд. Борьба с исламским терроризмом началась в 1993 году после взрыва бомбы во Всемирном торговом центре. Восемь лет спустя этот приговор был единственной победой, которую одержала Америка благодаря напряженной деятельности нью-йоркского управления ФБР, и особенно команды 1–49.

О’Нейл внимательно наблюдал за заключительными доказательствами и после приговора тронул за плечо Стива Годена. Годен был тем самым агентом, сумевшим расколоть Мохаммеда аль-’Овхали, желавшего оказаться в Америке. О’Нейл обнял Годена и сказал, что у него есть подарок. «Я посылаю тебя в языковую школу в Вермонте. Ты будешь там изучать арабский язык».

У Годена закружилась голова.

«Ты думаешь, что борьба уже закончилась? – продолжал О’Нейл. – Помнишь, что сказал тебе ’Овхали? Он сказал: «Мы хотели взорвать вас вовне, чтобы вы не заметили, как мы окажемся внутри».

О’Нейл понимал, что уголовное преследование было единственным средством общения с терроризмом, но оно очень ограниченно, особенно когда противник обладает сложной иностранной сетью, состоящей из умелых идейных добровольцев, желающих пожертвовать жизнью. Но когда Дик Кларк во время проведения серии арестов в 2000 году сказал ему: «Мы собираемся убить бен Ладена», О’Нейл с ним не согласился. Хотя «Аль-Каида» бросила гораздо более дерзкий вызов закону, чем мафия, борьба с ней с помощью военных ударов и покушений, разработанных ЦРУ, не давала ничего, кроме увеличения симпатий к бен Ладену в глазах его почитателей. Но двадцать пять обвиняемых были настоящим достижением, продемонстрировавшим способность и целостность американской системы правосудия. Однако ревностная конкуренция среди правительственных учреждений и отсутствие настойчивости в штаб-квартире ФБР привели к тому, что команда 1–49 в Нью-Йорке не располагала важнейшей информацией о том, что опасность уже проникла в страну.

Когда дело о взрыве посольств было рассмотрено, почти все восемнадцать боевиков, угнавших самолеты 11 сентября, уже прибыли в Америку. Приблизительно в то же время Том Уилшир, представитель ЦРУ в отделе по борьбе с терроризмом ФБР, изучал связь между Халедом аль-Мидхаром и Халладом, одноногим организатором подрыва «Коула». Из-за сходства имен в ЦРУ думали, что это один и тот же человек, но благодаря расследованию Али Суфана стало известно, что Халлад был членом службы безопасности бен Ладена. «О’кей. Это важно, – отметил Уилшир в своем рапорте, посланном по электронной почте в Антитеррористический центр ЦРУ. – Это киллер высокого класса, который срежиссировал диверсию на «Коуле» и, вероятно, взрывы посольств в Африке». Уилшир уже знал, что Наваф аль-Хазми был в Соединенных Штатах и что Хазми и Мидхар путешествовали вместе с Халладом. Он также узнал, что у Мидхара была американская виза. «Это определенно плохо», – решил Уилшир. Он попросил разрешение передать эту важнейшую информацию в ФБР. Но начальство не ответило на запрос.