Текст книги "Горячие дозы (сборник)"
Автор книги: Лоуренс Гоуф
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)
Пока Юниор отпирал высокую парадную дверь блестящим тяжелым латунным ключом, Мэнни стоял рядом в позе ученика продавца пылесосов. Когда Юниор вел Мэнни мимо широкой винтовой лестницы вниз по длинному коридору с блестящим паркетным полом, тот остановился и вытащил розу из изящной вазы, стоявшей в центре элегантного инкрустированного столика с гнутыми ножками. Юниор видел, как Мэнни сунул розу за лацкан куртки, и, усмехнувшись, покачал головой. Наконец они спустились в обширную гостиную, пол которой был покрыт большим и очень дорогим персидским ковром, прекрасно сочетавшимся с антикварной мебелью. Здесь, на овальном кофейном столике у камина, выложенного красным кирпичом, стоял огромный телевизор «Сильвания». Перед камином стояло еще и показавшееся Мэнни хрупким кресло «Куин Энн».
Столовая находилась тремя ступеньками выше. Посредине стоял накрытый на двенадцать персон стол, уставленный сверкающими серебряными приборами и хрустальными вазами со свежесрезанными цветами. Стена позади стола была стеклянной, с раздвижными дверями. За ней во дворике в тени большого розово–белого полосатого зонта, раскрытого над столом, он увидел сидевших с бокалами в руках Феликса Ньютона и Мишу. Они пили белое вино со льдом. Ни она, ни Феликс не заметили появления Мэнни.
– Садись, – сказал, обращаясь к гостю, Юниор.
Мэнни посмотрел на него, не совсем уверенный, что понял его правильно. Но Юниор, державший в руке какой–то небольшой черный треугольный предмет, указал на кресло «Куин Энн». И Мэнни медленно, не без опаски опустился в него.
– Не двигайся, – приказал Юниор. – Оставайся там, где находишься.
– Со мной все в порядке, – растерянно сказал Мэнни. Ему показалось, что черным предметом в руке Юниора был чехол с револьвером, возможно, автоматическим. На всякий случай он скрестил ноги так, что нож для метания, хранившийся на его лодыжке, был теперь в дюйме от руки. Всего доля секунды отделяла его от сердца Юниора.
Но вот Юниор медленно прошел по ковру и поднялся в столовую. Мэнни увидел отраженными в серебре волнистые частички его фигуры, как будто он совершал плавание по столу. Он вышел в задний дворик, наклонился над круглым металлическим столом, так что верхняя часть его тела оказалась в тени. Мэнни видел, как он положил небольшой черный треугольник перед Феликсом Ньютоном, и тот, повернувшись в кресле, взглянул на Мэнни, стараясь не встречаться с ним глазами. Он что–то сказал Мише – она улыбнулась, – затем поднял черный предмет и направил его в сторону Мэнни, нажав какую–то кнопку.
Мгновенно телеэкран заполнило изображение женского лица. Губы женщины двигались, но слов не было слышно. Она улыбнулась, лицо ее расплылось, растворившись в розовом овале, на фоне которого возникла реклама хорошо известного предмета женской гигиены. Мэнни наконец заметил спутанный клубок проводов, тянувшихся позади телевизора к видеоустройству, стоявшему на ковре под кофейным столиком. Он выпрямился и изменил положение ног. Прокашлялся, уверенный, что знает, каков будет следующий кадр.
И он действительно увидел радиатор фургона «Эконолайн». Затем появилась худая женщина в фирменных очках со стрижкой «паж». И наконец возникла сцена, которую Мэнни никогда не забыть. Камера надвигалась на фургон, фактически въехав внутрь… Красная густая шевелюра. Осколки зеркала в кварцевых лучах, лужи крови. Следы зубов на спинке сиденья старого автомобиля. И по–прежнему ни звука.
Юниор сказал что–то Феликсу, и тот нажал кнопку «пауза». За ней «перемотка», бледно–зеленое пятно и, наконец, «стоп».
В течение этого времени Мэнни дали возможность прослушать рекламу женской гигиены от начала до конца, перед тем как снова на экране возникли эпизоды драмы, произошедшей в парке.
Феликс регулировал громкость, увеличивая ее до тех пор, пока дикторы не начали так громко и быстро говорить, что голоса их полностью утратили четкость. Мэнни не смог бы ничего понять, если б не слышал всего этого прежде. Действительно, Феликс показывал ему эту ленту в третий раз.
И прокрутил еще и в четвертый, но в замедленном темпе. Голоса казались настолько приглушенными, будто звучали из–под воды. Но Мэнни угадывал все вопросы почти безошибочно.
Феликс, дав ему возможность промокнуть испарину гигиенической салфеткой в последний раз, убрал изображение. Мэнни еще какое–то время пристально смотрел на пустой экран, затем перевел взгляд на выбеленный солнцем задний дворик.
Юниор стоял в открытых дверях, ведущих во дворик, делая какие–то непонятные движения рукой. Его другая рука висела, оттянутая револьвером «магнум» с нарезным прочищенным девятидюймовым стволом.
Мэнни поднялся.
– Где здесь у вас ванная? – спросил он.
Юниор показал.
Глава 26Уиллоус встал на изготовку: прижался щекой к полированному деревянному ложу ружья, старательно прицелился и нажал на спуск.
Духовое ружье грохнуло. Вода запенилась вокруг одной из металлических уток, которая, получив удар, перевернулась на бок и быстро исчезла под слегка заволновавшейся водой.
Покончив с уткой, Уиллоус начал производить одиночные выстрелы, целясь в ржавые мишени, изображавшие различных движущихся металлических птиц.
Восьмилетний Шон смеялся, восхищаясь мастерством отца. Энни же смотрела в сторону, не делая попыток скрыть неодобрение. Ей было одиннадцать, и она превратилась в типичную маменькину дочку, усвоившую все уроки матери. Но тем не менее Уиллоус всякий раз удивлялся, как много изобретательности проявила Шейла, чтобы объяснить детям и оправдать его неожиданный уход из дому…
Наконец отец отложил отстрелявшее духовое ружье на прилавок.
– Что дальше, Энни? Какие пожелания?
Девочка равнодушно пожала плечами.
– Практически никаких, – сказала она.
– А как ты посмотришь на то, что мы позвоним в общество по спасению животных? – спросил он.
– Как это?
Уиллоус улыбнулся.
– Это общество по предупреждению жестокости к оловянным животным. – Он взглянул на дочь, подмигнув ей.
Энни засмеялась, ее плохое настроение как рукой сняло.
– Может, лучше пойдем кататься на роликовых санях?
Уиллоус сделал вид, что испугался.
– А помните, – спросил Шон, – вы обещали взять меня на автодром. Помните?
Уиллоус кивнул.
– Автодром находится в миле отсюда, – подхватила Энни и тут же нахмурилась.
– В чем дело? – поинтересовался отец. – Вы боитесь роликовых саней?
– Ничуть, – с обидой, что его заподозрили в трусости, ответил Шон.
– Но папа обещал автодром.
– А почему бы нам не пойти сначала на роликовые сани, так как это ближе, а потом уже на автодром. Хорошо?
– Согласен, – сказал Шон.
Энни завела глаза, как взрослая, пытаясь таким образом выразить недовольство братом.
Держась за руки, они втроем медленно пробирались сквозь толпы гуляющих.
Худой парень, одетый в выцветшую черную свободную рубашку и джинсы, поддерживаемые на бедрах длинной цепью от мотоцикла, опустил металлическую решетку безопасности и хлопнул, чтобы убедиться, что она встала на место. Он улыбнулся Уиллоусу.
– Получите лучшие места в санях.
Уиллоус удивленно посмотрел на него, но парень, снова улыбнувшись, предложил пройти.
Он с ребятами устроился в первом ряду ведущих саней. Перед ними – лишь след узкой колеи да двойные обручи полированной стали, которые тревожно поднимались к ярко–голубому небу. Было так тесно, что его колени касались металлической переборки. Он переменил положение, безуспешно пытаясь найти более удобное место для ног. Сани неожиданно накренились вперед. Он, подбадривая, обнял детей. Шон, правда, попытался отодвинуться на дюйм или два, стремясь утвердить свою независимость. Они медленно поднимались вверх. И с каждой минутой угол подъема становился все круче.
Достигнув вершины, прежде чем спуститься, сани заколебались. Уиллоус всматривался в раскинувшийся внизу и разрушающийся корпус здания, некогда построенного в стиле ампир. Четверть века назад он выиграл здесь ярко–красную ленту, заняв третье место на лыжных сборах в высшей школе. Его время было четыре минуты тридцать секунд. К сожалению, недостаточное для того, чтобы его бюст был отлит в бронзе. Он улыбнулся, вспоминая вялые аплодисменты, когда он поднимался на пьедестал почета.
– О чем ты думаешь, папа? – спросила Энни.
– О растраченной зря юности, – ответил Уиллоус. У него не было времени объяснять, так как неожиданно они помчались вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Колеса грохотали, новое платье Энни раздувалось, волосы путались от ветра.
Они спустились в долину. Уиллоус почувствовал сильное давление решетки безопасности. Где–то позади него вскрикнула какая–то девочка. Затем их вытолкнуло снова наверх и понесло к горизонту, заполненному металлическими мостами.
Уиллоус попытался закрыть глаза, но от этого почувствовал себя только хуже.
На самой вершине колея резко повернула влево. Тупой нос саней, казалось, повис в пустоте, и на какую–то долю секунды Уиллоус подумал, что они вот–вот рухнут. Он смутно понимал, что Энни, глядя на него, пытается обрести уверенность, и потому старался улыбаться. Затем их снова рвануло из стороны в сторону. Шон поднял руки вверх, и ветер надул рукава его рубашки. Уиллоус непроизвольно прижал сына к себе, ощущая его хрупкие косточки.
Сани снова куда–то нырнули и помчались на этот раз гораздо быстрее. Некоторые пассажиры, не выдержав темпа, кричали. Он не мог бы с уверенностью сказать, веселятся они или пребывают в страхе. Он твердо знал только то, что чувствовал сам.
Поездка в санях продолжалась несколько минут, но когда она закончилась, Уиллоус почувствовал, что получил больше, чем заплатил.
– Теперь мы можем пойти на автодром? – спросил Шон.
Уиллоус взглянул на часы – половина третьего. С утра он легко позавтракал, второго завтрака вообще не было, и он почувствовал, что голоден.
– Давайте сначала поедим чего–нибудь, – предложил он.
– Можно взять пиццу? – спросил Шон.
– Конечно.
– И кока–колу?
– Все, что хотите.
– Что ж, я не возражаю присесть где–нибудь на пару минут, – согласился сын.
Уиллоус поддержал это заявление. С тех пор как они пришли на ярмарку, ими было пережито множество впечатлений. Они познакомились с несколькими выставками, посмеялись над каждым искаженным изображением в зале кривых зеркал, визжали от страха и наслаждения в Туннеле Судьбы, не считая времени, потраченного на стояние в очередях. Иными словами, бесконечно длинные периоды вынужденного безделья чередовались с моментами радостного возбуждения.
Не существует на свете детей, которые бы не жаловались. Но кажется, его сын и дочь воспринимали паузы как подарок, а что касается самого Уиллоуса, то он был доволен тем, что находится рядом с ними, принимая участие в небольших радостях и огорчениях, которые подарил им этот день.
В одном из множества выносных ресторанчиков, рассеянных по ярмарке, Уиллоус заказал греческий салат и ананасовую пиццу.
Подавала еду женщина лет пятидесяти, у которой, казалось, под выцветшим лимонно–зеленым рабочим халатиком никакой другой одежды не было.
– От этих печей такая жара, – сказала она, уловив его удивленный взгляд. – Хотите что–нибудь выпить?
– Большой кофе и две маленьких кока–колы.
Женщина достала из–под прилавка маленькую, заранее сложенную картонную коробку без крышки и указательным пальцем вставила боковые защелки. Уиллоус наблюдал, как она заполняет коробку кусками пиццы, салатом и безалкогольными напитками. На прилавке лежала стопка бумажных салфеток. Он взял себе три. Женщина послюнявила огрызок карандаша и, набросав несколько цифр на обрывке газеты, сообщила:
– С вас семь пятьдесят.
Уиллоус протянул десятидолларовую банкноту и положил в карман сдачу.
Энни и Шон заняли ближайший стол. Он сел рядом и разделил еду на троих.
– Ты взял какие–нибудь соломинки? – спросил Шон.
– Здесь их нет.
– А ты спрашивал?
– Нет, но я видел.
– Мама всегда дает нам соломинки…
– Нет, не всегда, – сказала Энни, быстро придвигаясь к отцу.
Уиллоус медленно ел нарезанную ломтиками пиццу. На вкус она была даже хуже, чем на вид. Он подцепил пластмассовой вилкой немного салата.
– Ты можешь взять и мой тоже, если хочешь, – сказал Шон, слизывая томатный соус со своих растопыренных пальцев.
– Невкусно, – сказала Энни, отставляя тарелку.
– Могу я получить на десерт сахарную вату? – хитренько улыбнулся Шон.
– Конечно, только если съешь немного салата.
Уиллоус отставил в сторону пустую картонную коробку, сделанную просто, но элегантно.
Энни придвинулась поближе к отцу.
– Можно тебя спросить кое о чем, папа?
– Что за вопрос, душенька, конечно!
– Почему ты ушел из дома?
Хотя Уиллоус и предполагал, что подобный разговор может случиться в любое время, вопрос все равно оказался для него неожиданным. Он посмотрел через стол на сына. Мальчик играл вилкой, стараясь расширить расстояние между ее пластмассовыми зубьями.
– Ты разве не говорила об этом с мамой? – осторожно посмотрел на дочь Уиллоус.
Энни кивнула.
– И что она сказала?
– Что ты отдаешь так много времени работе, что его не хватает для семьи. Но это несправедливо, и она не собирается больше терпеть это.
Ничего нового, в общем–то, он не услышал.
Уиллоус отрывал кусочки бумажной салфетки, комкал их и бросал в кофейную чашку. Он занимался этим, ожидая, чтобы дочь выговорилась. Это была хитрость полицейского, так называемый способ затягивания паузы и снятия напряжения. Он не раз применял этот способ на допросах. Очередным щелчком он отправил еще один бумажный шарик в кофейную чашку. Ему не пришло в голову, что его восьмилетний сын безмолвно принимает участие в этом разговоре.
Энни сделала глубокий вдох и снова заговорила:
– Я сказала маме, что хотела бы видеть тебя хоть изредка. Это ведь лучше, чем не видеть совсем. И что я очень скучаю по тебе.
Уиллоус вместо ответа протянул руки, и дочь бросилась в его объятия, глаза ее были полны слез.
– Когда–нибудь ты все же придешь домой, папа?
– Я очень надеюсь на это, Энни.
Уиллоус проглотил ком, остро почувствовав вкус горя.
– Я ведь тоже скучаю, и ты это знаешь. Скучаю по всем вам, очень сильно скучаю. Но именно теперь вашей маме нужно некоторое время побыть одной.
– Почему?
Уиллоус вручил Энни оборванный остаток салфетки.
– Потому что она должна подумать обо всем и решить, чего она хочет, – ответил он.
Он взял салфетку из беспокойных рук Энни и нежно осушил ее слезы.
– Я должен дать ей столько времени, сколько она захочет, душенька. Это пока нелегко тебе объяснить, но это так.
– Взрослые выдумки! – решительно сказала Энни.
– Возможно, – ответил Уиллоус, не зная, что сказать, чтобы девочке было понятно.
Вилка сломалась с сухим треском. Кусочки белого пластика рассыпались по столу подобно разлетевшимся костям небольшого животного.
– Извини, – сказал с мрачным видом Шон.
Пытаясь разрядить обстановку, Уиллоус щелчком отбросил от себя кусочки пластика обратно к сыну. И поднялся.
– Пойдемте отсюда, хорошо? Давайте уткнемся в сахарную вату, а потом возьмем несколько рулей и лягнем осла.
– Лягнем кого? – спросила Энни с удивлением.
– Это – жаргон «Формулы один», – сказал Уиллоус. – Профессиональный жаргон автодрома.
– Согласна, если ты приглашаешь меня.
– Лягнем осла! – радостно выкрикнул Шон.
Женщина в лимонных одеждах быстро вытерла прилавок влажной тряпкой.
Уиллоус приветственно помахал ей, и она улыбнулась в ответ, тоже махнув рукой.
Уиллоус прикоснулся к банту дочки.
– Позволь мне, – сказал он, – приподнести тебе букет сахарной ваты.
Энни, подумав, спросила:
– Розовой или голубой?
– Как скажешь, конечно.
– Розовой!
Глава 27Мэнни показали на единственное место у стола на заднем дворике, которое не было защищено полосатым зонтом. Он сел. Хрупкий металлический стул скрипнул под его тяжестью. Феликс был в бейсбольной кепке «Калифорнийских ангелов» [2]2
«Калифорнийские ангелы» – название команды.
[Закрыть], дешевых резиновых сандалетах, мешковатых белых брюках и рубашке, разрисованной фруктами. Миша сидела слева от Феликса. На ней были необычные летние очки с зеркальными линзами и розовато–лиловое бикини. Юниор принес из дома огромную стеклянную чашу, наполненную овощной смесью.
– Ты читал Стейнбека? – спросил Феликс Мэнни.
– Кого?
– А какого ты мнения о пленке?
Мэнни, не зная, что сказать, пожал плечами.
– Девяносто секунд, – сказал многозначительно Феликс.
– Что?
Миша повернулась, наклонив голову набок, солнечные лучи потянулись от ее очков к глазам Мэнни. Он перевел взгляд на розовый, по форме напоминающий сердце бассейн, который занимал большую часть двора.
– Я сказал «девяносто секунд», имея в виду, что именно столько времени заняла в восьмичасовых новостях передача о твоей маленькой проделке, – объяснил наконец Феликс.
– Юниор сам оборудовал «Эконолайн». До него это был дерьмовый бордель на колесах, привлекавший внимание только своей яркостью.
– Как видишь, станция получила полицейское сообщение очень быстро, – сказал Феликс.
– Видимо, так, – неуверенно заметил Мэнни.
– Ты сам звонил им?
– Кому, полицейским?
– Нет, Мэнни. Работникам телевидения.
– Иисус! Нет, конечно, нет!
Утреннее солнце озарило череп Мэнни. Он вытер пот со лба. Феликс Ньютон снова пристально посмотрел на него своими темными, казавшимися особенно яркими на изрезанном морщинами лице глазами.
– Все готово, – сообщил Юниор.
Миша взглянула на него. Ее маленький ротик раздраженно скривился. Она отошла от стола и перешла к раме с решеткой для жарки мяса. Мэнни услышал сначала стук о металл и затем резкое шипение. Аппетитный запах поджариваемого мяса смешался с резким запахом хлорки, который тянулся от бассейна.
Юниор в результате топтался вокруг стола, не решаясь сесть на освободившееся кресло Миши.
– Я должен кое–что сказать Мэнни наедине, – обратился к нему Феликс, – пойди проплыви несколько кругов.
– Хорошо, – легко согласился Юниор. Он расстегнул пиджак, достал револьвер «магнум» и, опустив его на стол рядом с бокалом Феликса, отправился к бассейну.
Миша в это время разбивала над сковородой яйца, но увидев, что Юниор подошел к бассейну, остановилась, глядя на него.
Юниор покачивался, стоя на краю бассейна, руки его вращались, помогая ему сохранить равновесие и не упасть в воду.
– Он же в трехсотдолларовой куртке, – усмехнулся Феликс и крикнул: – Сними куртку, болван! И заодно избавься от туфель. Одетый ты выглядишь как трахнутый осьминог.
Мэнни потянулся через стол и налил себе бокал белого вина. Юниор между тем быстро разделся, снял носки, босоножки и вылез из брюк. Мэнни увидел, как Юниор загорел. Даже зад у него был такой же коричневый, как и все остальное. Что они там в Калифорнии, подумал он, все время ходили нагишом?
Сильное мускулистое тело пловца изогнулось, и он тут же исчез под розовой поверхностью воды. Мэнни успел сосчитать до ста пятидесяти, когда Юниор наконец всплыл и перевернулся на спину, как тюлень. Он плавал в середине сердечка, закрыв глаза. Его пенис и яички медленно покачивались из стороны в сторону.
Феликс достал из кармана рубашки пачку «Кэмела», вытряхнул одну сигарету и прикурил.
– Говорили, что тот мальчик выглядел, будто побывал в зубах у акулы, – сказал он. – Это было достаточно глупо… А Наоми Листер, надо сказать, была очень мила. Какой–то полицейский выудил ее из воды там, в горах. Вот чертовщина, верно? Двоих убрали, один ушел. Это по моим расчетам. – Легким движением мизинца он стряхнул пепел с сигареты.
– Хочешь знать, зачем все это?
– Вообще–то нет, – ответил Мэнни.
– Юниор подобрал четверых парней с Дэви–стрит. Привез их сюда на вечеринку. Ты знаешь, чем это могло обернуться? – Феликс смотрел на него, выжидая.
– Конечно, – сказал Мэнни, хотя и не понимал, о чем шла речь.
Феликс молчал, пока Миша ставила тарелки на стол – полупрозрачный белый фарфор с золотым орнаментом. Омлет с одной стороны, салат – с другой. Феликс ткнул в кусочек помидора, насаживая его на вилку «Арт Деко».
– Я задушил одного из тех парней, – продолжил Феликс. – И Юниор снял это на видеопленку. По крайней мере он, глупое дерьмо, думает, что снял. Но когда уцелевшие ушли, оказалось, что пленка ушла вместе с ними.
– Они что же, пытаются связаться с вами?
– Сначала мы свяжемся с ними. – Феликс нахмурился. – Можешь представить, что я чувствовал в связи с убийством этого бедного мальчишки, когда наконец достаточно отрезвел, чтобы проконтролировать свои действия? Зная его приятелей, мы собираемся убрать тоже и их, иначе можно влипнуть в дрянную историю.
Рот Феликса какое–то время был занят едой, и он надолго замолчал.
– Юниор, – наконец заговорил он, – проверил квартиру Стива и Наоми. – Там никого, кроме компании тараканов. Поэтому он и повел свой дерьмовый «транс–ам» в Сквемиш и бросился в дом ее отца, но там тоже ничего обнаружить не удалось.
Мэнни пожал плечами. Он занимался омлетом, выискивая и раскладывая кусочки грибов по ободку тарелки.
– Неплохой способ немного остудить омлет, – сказал он.
– Возможно. Но что ты думаешь о главном?
Феликс ожесточенно вонзил вилку в другой кусочек помидора. Томатный сок, смешанный со сметаной, стекал по его подбородку. Он вытер губы тыльной стороной ладони и тут же облизал ее.
– Керли, – сказал он строго, – живет с парнем по имени Уолтер. Худой такой, маленький парнишка.
– А что он делает?
– Торгует крадеными вещами. Главным образом старыми. Не беспокойся о нем, он никогда не получит клиентуры.
Мэнни осушил свой бокал. Феликс налил ему снова, выразительно указав пустой бутылкой на город и океан, сверкающий вдали.
– Красиво, правда?
– И правда красиво, – согласился Мэнни.
– Хотя Лагуна–Бич и лучше. Там круглый год погода подобная этой. Но где еще можно подстрелить кита с собственной террасы?
Феликс наклонился через стол и мягко похлопал Мэнни по плечу.
– Юниор добыл их адрес, – сказал он и, прикоснувшись к кольцам Мэнни, спросил: – Сколько в твоем барахле, каратов десять? – Он улыбнулся. – Мои люди имеют до восемнадцати каратов, Мэнни. Если хочешь подняться повыше, сообрази, как это сделать.
Мэнни, пристально посмотрев на Феликса, понял, что он не обманывает.
– После того как я выполню работу Юниора, – сказал он, – что случится с самим Юниором?
– Отдам его тебе, парнишка.
– Я мечтаю и еще об одной вещи, – добавил Мэнни. Слова вырвались неожиданно. До этого он и не думал ни о чем подобном.
– Это оружие? – спросил Феликс.
Он взглянул вниз на огромный хромированный кольт, лежащий около его тарелки.
– Нет, – ответил Мэнни. – Парик. Парик из настоящих волос. Длинных и густых.
Он давно мечтал о волосах, которые мог бы носить не только под дождем, но и во время любого дерьмового урагана. Он представил себя в Лагуна–Бич, представил пенящиеся у колен волны и пару длинноногих калифорнийских блондинок, увивающихся вокруг него. Его волосы растрепаны береговым бризом, а загар получше, чем у Юниора.
Все это могло бы с ним случиться. Знал, что могло. Но чтобы это произошло, он должен сделать то, о чем просит Феликс. При условии, что это произойдет быстро и удачно.