Текст книги "Горячие дозы (сборник)"

Автор книги: Лоуренс Гоуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Глава 21

Что–то медленно опускалось позади него. Мэнни повернулся на бок. И снова почувствовал какое–то неуловимое движение. Он ощупал диван и проснулся. Глаза неожиданно открылись. Он сел, тяжело дыша.

Телефонный звонок вдруг заполнил дом.

Он посмотрел на циферблат часов. Было два часа ночи. Перед ним на кофейном столике лежала пустая винная бутылка, рядом с ней стояла картонная коробка, полная куриных костей и застывшего жира. Он зажмурился. По телевидению шел старый черно–белый фильм, звук был выключен. Он испортил воздух и почесал живот. Кроме жокейских шорт и носков, на нем не было ничего. Телефон продолжал звонить. Он встал, чтобы ответить.

– Ты что же, спишь весь день и всю ночь? – спросил Юниор.

Юниор, по–видимому, пребывал в игривом настроении, голос его был беспечным и задиристым. Где–то в глубине трубки фоном звучала гитара. Звук был одинокий и унылый, напоминавший вой крупного москита. Но Мэнни не воспринимал окружающее.

– Алло! – снова сказал Юниор веселым голосом. – Есть у тебя кто–нибудь?

– Отвяжись! – отрезал Мэнни и положил трубку. Двигаясь очень быстро, он прошел по темному коридору в спальню и, осторожно высунувшись в окно, оглядел улицу. Черный «транс–ам» Юниора стоял перед его домом. Габаритные огни ритмично пульсировали, и их яркий свет окрашивал асфальт и соседнюю машину. Через тонированные окна он не мог видеть, что происходит в машине. Но тормозные огни продолжали мигать. Они то вспыхивали ярко, то гасли, то вспыхивали снова. Юниор нажимал педаль в такт передаваемой музыке. Мэнни расстроился от возникшего ощущения, что «транс–ам» способен проглотить его целиком, выплюнув лишь кости.

Юниор скорее всего гонял большой восьмицилиндровый двигатель, отчего оконные переплеты вибрировали. Мэнни, почувствовав дрожь от прикосновения к холодному стеклу, поспешно вернулся к телефону. Теперь он чувствовал себя куда более испуганным, чем ему могло присниться.

– Я вернулся, – сказал он в трубку. Страх сделал его агрессивным. – Чего, черт возьми, ты хочешь от меня в это время ночи?

– Чашку горячего шоколада и круглую булочку из отрубей, – ответил мягко Юниор. – Ты знаешь этот город лучше кого бы то ни было, и потому я хочу, чтобы ты вышел и показал мне окрестности.

– Но сейчас же глубокая ночь!

– Так ты хочешь, чтобы я подвел свои часы?

Мэнни сунул руку в шорты и почесал пальцем волосы на животе, пытаясь придумать что–нибудь остроумное, когда Юниор добавил:

– Кроме того, я должен передать тебе важную записку от Феликса.

– Дай мне пару минут, чтобы одеться, – сдался Мэнни.

– И не забудь почистить зубы, – добавил Юниор.

Мэнни повесил трубку, но музыка продолжала звучать. Юниор, должно быть, включил радио или магнитофон. Оркестр звучал раздражающе громко, будто расположился прямо за окном спальни Мэнни.

Одежда Мэнни была разбросана по гостиной. Он выключил телевизор и оделся. Если от него и пахло чем–либо, то это был запах жареного цыпленка, которого он съел вечером. Что в том плохого?

Они вошли к Бино. Мэнни не пил какао с тех пор, как был ребенком, давно не видел он и круглых булочек из отрубей, а увидев, решил, что они, должно быть, самые крупные в городе.

– Вы – большая мама булочек, – сказал Юниор официантке и наклонился, схватившись за край стола, чтобы, сохранив равновесие, было удобнее таращиться на ее ноги. – Мне нравятся не только булочки, но и твои лодыжки тоже.

Официантка улыбнулась и отошла. Юниор схватил нож и разрезал булочку пополам. Булочка была такой горячей, что из нее шел пар. Юниор, подхватив на кончик ножа взбитое масло из маленькой бумажной чашки, намазал его на булочку.

– Моя мать всегда говорила, что, если у девушки стройные лодыжки, можно быть уверенным, что у нее хорошая фигура. Почему–то только она не рассказала, что существует много интересных способов понять, как устроена женщина. Понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно, – ответил Мэнни. Он потягивал из стакана двухпроцентное молоко. Оно было такое холодное, что было больно глотать. Но он все же проглотил.

Юниор, надорвав пластиковую коробочку малинового джема. попытался намазать ее содержимое на булочку, которая неожиданно распалась. Он, торопясь, проглотил джем, запив его молоком.

Мэнни сделал еще один глоток молока из своего стакана. Левую руку он держал под столом, не отрывая пальцев от ручки своего итальянского автоматического ножа. Подняв глаза, он увидел, что Юниор наблюдает за ним. Крепкие его челюсти поднимались и опускались по мере того, как он уничтожал куски булочки. Он ухмыльнулся Мэнни.

– Девушка, которую ты искал, Керли… так, кажется, ее зовут?

– Что с ней?

– Она живет где–то в пригороде с парнем по имени Уолтер.

– Я не знаю никакого Уолтера, – ответил Мэнни.

– И я тоже. – Юниор показал на стакан молока, стоявший перед Мэнни. – Ты собираешься допить это или как?

– Оно очень холодное. Жду, когда согреется.

– Почему ты сразу не заказал теплого молока?

– Ты говорил, что привез записку для меня?

– Мне нравятся заводные, – сказал Юниор. Он слизнул крошки с верхней губы, открыл нагрудный карман и передал Мэнни запечатанный тускло–желтый конверт, сильно попахивавший одеколоном.

Мэнни пытался ногтем надорвать конверт. Юниор сделал протестующий жест.

– Не здесь, пожалуйста. Дай мне возможность сказать «нет», когда Феликс спросит, был ли я рядом, когда ты заглянул внутрь конверта. – Юниор подмигнул Мэнни. – Феликс любит, когда я держу дистанцию и не лезу в его дела, – объяснил он.

Мэнни задумчиво кивнул, подумав, насколько рискованно сейчас зайти в уборную. И тут же решил, что это лучшее, что он может предпринять. Если Юниор что–то задумал, это был самый подходящий способ скрыться.

– Я вернусь через минуту, – сказал Мэнни.

Юниор помахал ему ножом, измазанным джемом.

– Не спеши, насладись моментом.

Мэнни вошел в кабину и вскрыл конверт. Внутри лежало приглашение на воскресный поздний завтрак на ранчо Феликса Ньютона. Дальше следовала инструкция, как одеться «для белого вина». Что это значило, он не знал. Не знал он и где находится дом Феликса. В письме адреса не было. Наверняка не было его и в телефонной книге. Придется спрашивать у Юниора.

Он разорвал конверт на мелкие кусочки и бросил в унитаз. Когда он вернулся к столу, стакан молока исчез, а с ним и Юниор. Но на столе лежала банкнота. Мэнни отдал ее официантке с привлекательными лодыжками. Денег, чтобы доехать до дома, у него было достаточно.

Глава 22

Офис Джерри Голдстайна был пыльным стеклянным боксом в дальнем конце лаборатории криминалистики. Столом ему служила стальная плита, оклеенная неопределенного цвета бумагой, чем–то напоминающая деревянную облицовку. Голдстайн сидел за столом в капитанском кресле, удобно расположившись на мягкой расшитой подушке. Кресло было на колесиках. Оно ежеминутно скрипело, когда он наклонялся, чтобы взять кипу розовых извещений, засунутых под диск телефона. Когда Уиллоус и Паркер вошли, он улыбнулся Паркер и сказал:

– Займусь вами через секунду. Простите.

Уиллоус взглянул на часы. Он легко позавтракал полчаса назад. Стакан молока, тушеный тунец, шинкованная капуста. Но его слегка мутило: что–то, видно, съел испорченное, скорее всего это был тунец. Он погладил живот и сел в складное металлическое кресло, окрашенное в ярко–оранжевый цвет. Не потому ли, мелькнуло в голове, чтобы соответствовать волосам Голдстайна.

Паркер прошла к книжной полке за столом хозяина. На верху полки стояла банка мутного формальдегида. Она вглядывалась в этикетку, приклеенную к банке, но слова так выцвели, что едва просматривались. Она взяла банку, наклонила ее, и тут же тусклый серый ком прижался к стеклу банки и отплыл на середину. Нечто похожее на цветную капусту или связку грибов, соединенных одним стеблем. Пока Паркер вертела банку, Голдстайн тасовал кипу розовых извещений, откладывая те, которые требовали немедленного рассмотрения. Как обычно, он выглядел так, будто только что сошел с обложки модного журнала. Сегодня на нем была светло–серая охотничья куртка с узкими лацканами и накладными карманами, угольного цвета широкие брюки, хрустящая от крахмала белая рубашка с пуговицами стального цвета и блестящий черный кожаный галстук. Верхняя пуговица воротничка была расстегнута, и галстук ослаблен. Все это придавало Голдстайну некую небрежную элегантность. В департаменте он был известен своей коллекцией кожаных галстуков, которые у него были разной ширины и разнообразных расцветок. Он придавал серьезное значение своему внешнему виду, считая, что в какой–то мере выполняет роль визитной карточки. Скрепив наконец кипу розовых извещений, он взглянул на Паркер, которая все еще всматривалась в темную глубину банки.

– Вы что же, никогда раньше не видели человеческого мозга?

Паркер осторожно поставила банку на полку и присела.

– С чего вы хотели бы начать? – спросил Голдстайн у Джека Уиллоуса.

– С оружия.

На столе Голдстайна находилась коробка для обуви, когда–то наверное, в ней, лежала пара башмаков. Голдстайн, сняв крышку, перевернул коробку, вывалив ее содержимое на стол. Осторожно взял в руки нож. На кривом лезвии было несколько небольших меток и зазубрин, испачканных кровью. Кровь была группы «А», резус положительный, и принадлежала мальчишке, лежащему в морге. Голдстайн подкинул нож и тут же поймал его. Оружие было как раз для его руки – подходящего веса и формы. Он взглянул на Уиллоуса, почувствовав его растущее напряжение.

– Необычная конструкция, Джек, – сказал он. – Никогда прежде не видел подобной. Не очень удобен для резания и рубки. Но очевидно, ему предначертано другое назначение. Не находите?

– Да, очевидно, так.

– Но как вы думаете, каково назначение этого инструмента? – спросил Голдстайн и тут же добавил: – Это инструмент для резания свинца.

– Резания свинца? – удивилась Паркер.

Голдстайн повернулся к Уиллоусу.

– В столице есть несколько дюжин поставщиков подобных инструментов. Но его можно заказать и через любой из журналов «Сделай сам». Очень нужный предмет этот нож. Особенно если собираетесь работать с витражным стеклом.

– Где он сделан?

– В Западной Германии. Это углеродная сталь очень высокого качества. Цена на нее около тридцати долларов, если хотите точнее, могу проверить по своей картотеке.

– Есть что–нибудь еще? – спросил Уиллоус.

– На ноже? Нет, ничего.

Уиллоус достал записную книжку и черную ручку «унибол» и что–то записал, используя собственный индивидуальный способ стенографии. Заметки его всегда были аккуратны и лаконичны.

– А что вы скажете об одежде, которую нашли на дереве?

Голдстайн пренебрежительно пожал плечами.

– Этот малый не затратил много денег на свой гардероб. – Он усмехнулся, показывая крупные белые зубы. – Его одежда была такой дешевой, что на ней даже отсутствовали этикетки.

– И метки сухой чистки?

– Когда такая одежда, о которой мы говорим, пачкается, ее выбрасывают.

– Хорошо, Джерри. Что у вас еще есть для меня?

– Ботинки были седьмого размера, у рубашки рукава тридцать три, шея шестнадцать. Брюки тридцать шесть дюймов в поясе и двадцать шесть дюймов в длину. В общем, мужчина маленький и толстый.

Уиллоус снова сделал запись.

– Я осмотрел ботинки внутри, – сказал Голдстайн.

Уиллоус перестал писать и с удивлением взглянул на него.

– И знаете, что я нашел?

– Что же?

– Пятна. От лопнувших волдырей.

– Выходит, он носил ботинки, которые ему были малы. Вы это хотите сказать?

– Возможно.

– Старушка в бакалее, – напомнила Паркер, – сказала, что он прихрамывал.

Уиллоус кивнул, вспоминая.

– Вы могли бы определить группу крови по волдырям, Джерри? – спросил Уиллоус.

– Мы как раз работаем над этим. Надеюсь, результаты будут после полудня.

Голдстайн откинулся в кресле. Скрипнули колесики. Он сомкнул пальцы над головой и посмотрел в потолок. Круглые линзы его очков поблескивали, и потому невозможно было сказать – открыты или закрыты его глаза.

– Отпечатки пальцев, – сказал он, помолчав. – Вы уже знаете, мы нашли их на пуговицах пиджака, на пакете «Кертса» и на паре найденных монет в кармане брюк. Однако ничего такого, что стоило бы пропустить через компьютер, не оказалось. И почти ничего, что можно было бы представить в суд.

– Что скажете о журналах и трубке для сигар?

– На трубке мы нашли отпечатки указательного и большого пальцев. Но они могли принадлежать и человеку, который продавал сигары.

– Вы выяснили марку сигар? – спросила Паркер.

– Сигар?

Паркер кивнула.

Голдстайн взглянул на Уиллоуса. Оба знали то, чего не знала менее опытная Паркер: сигара не являлась уликой.

– А что вы скажете о голубой метке на плече жертвы? – спросил Уиллоус.

– Вы были правы, это чернила татуировки. Я звонил в Сквемиш. Патологоанатом отправил на анализ образцы ткани той девушки, которую вы нашли в реке.

– Наоми Листер. – Уиллоус распрямился.

– Вся кровь в фургоне «Эконолайн» была группы «А», резус положительный?

– До последней капли.

– Что еще вы нашли в фургоне?

– Несколько волосков, которые не принадлежали жертве. Больше ничего. Машина была в безупречном состоянии. Можно сказать, вымыта и вычищена.

– А соединительные провода под передним щитком? Скажете что–нибудь о них?

– Право, нет, Джек. Пайка была достаточно небрежной, в общем, кустарная работа. А провода и крокодилы можно купить. Они всюду продаются.

Уиллоус сделал еще несколько записей.

– Одного не могу понять: почему он оставил в машине стодолларовую банкноту? Кто же бросается такими деньгами? Либо деньги были оставлены случайно в горячке, либо… – Уиллоусу вдруг пришла в голову неожиданная мысль. – А не фальшивая ли эта банкнота? – спросил он.

– Нет, самая настоящая. А ваш следующий вопрос: откуда все перегибы и складки на новой банкноте, верно?

– Так точно, Джерри.

– Мэл Даттон сделал несколько моментальных черно–белых снимков. Они показали, что деньги были в обращении.

– Просто отлично, Джерри!

Голдстайн скромно пожал плечами.

– Единственное, что я точно знаю о деньгах, это то, что у меня никогда не было их в достаточном количестве.

– Достаньте, пожалуйста, комплект снимков Даттона и для нас, – попросил Уиллоус.

Голдстайн бросил ему через стол конверт размером восемь на десять дюймов. Уиллоус развязал тонкую красную тесемку, которой был перевязан конверт, и достал несколько отпечатков. Сфотографированная стодолларовая банкнота представляла собой беспорядочную сеть пересечений белых линий на сером фоне. Купюру трудно было узнать. Даже скучное лицо Роберта Бордена, изображенное на ней, состарилось на тысячу лет.

– Мне нравятся загадки, – сказал Голдстайн. – Так как у меня была пара долларовых банкнот в бумажнике, я подумал: почему бы не провести и с ними подобное испытание?

– А где оригинал? – спросила Паркер.

Голдстайн порылся в кармане для ключей и, открыв выдвижной ящик стола, вытащил пластиковый мешочек для улик. Голдстайн потряс его, и хлопья высохшей крови подобно черному снегу легли на бумагу.

Уиллоус подошел к столу и протянул руку. Голдстайн протянул мешочек Уиллоусу.

– Но увы, Джек, денег в нем нет.

Уиллоус улыбнулся.

– Неудачная шутка, Джерри, но, несмотря на это, я приглашаю всю бригаду в «Макдоналдс» на завтрак. – Он опустил конверт в нагрудный карман и направился к двери.

– Совсем было забыл, – сказал Голдстайн Паркер. – В следующее воскресенье четвертый ежегодный турнир по крокету в парке Тетлоу. Хотите пойти?

Паркер колебалась.

– Будет приятная компания, – сказал Голдстайн. – Собирается много холостых мужчин. И все, что требуется, это надеть белые костюмы и принести пару бутылок приличного вина. О еде, кстати, есть кому позаботиться. Холодный ростбиф и прочая ерунда.

– А в какое время? – спросила Паркер.

– Начнем ровно в два часа.

– И вы придете в белом кожаном галстуке?

– Скорее всего, – ответил Голдстайн.

– У вас действительно есть такой, да?

– Конечно.

Паркер улыбнулась.

– Не легкомысленно ли выглядит это?

– Что? – нахмурился Голдстайн. – Вы считаете, что я из тех мальчишек, которые носят легкомысленные галстуки?

– Определенно, – улыбнулась Паркер.

Глава 23

Зазвонил телефон. Уиллоус выпрямился в своем кресле и, подавляя зевоту, поднял трубку. Это был Пэт Росситер, вызвавший его из Сквемиша.

– Что с татуировкой, Джек?

Уиллоус рассказал Росситеру о клинообразном куске кожи, вырезанном из предплечья мертвого мальчика. В том же месте была татуировка и у Наоми Листер.

– И чем вы это объясняете?

– Думаю, мальчик и Наоми Листер делали татуировку одновременно. А что она означала?…

– Подождите минуту. Я хотел спросить о снимке, который мы нашли в шортах девочки. Почему убийца оставил его на месте преступления?

– По–видимому, допустил ошибку или просто забыл о нем.

– Не думаю, Джек. Следователь считает, что смерть наступила в результате несчастного случая. Так что обвинение не будет возбуждено. – Росситер замолчал. Уиллоус удивился, хотя и предполагал, что так оно и будет, но ничего не сказал.

– Вода в ее легких речная, не из ванной Альфреда Хичкока. Синяки и ссадины полностью соответствуют типу ударов, которые она могла получить, дрейфуя вниз по реке. И еще… вы слушаете?

– Да, конечно. – Уиллоус почувствовал раздражение от бессмысленного разговора, но голос его, как всегда, был ровным и спокойным.

– В отчете патологоанатома отмечено, что уровень моноокиси углерода в крови равен пятнадцати с лишним процентам. – Уиллоус услышал, как Росситер глубоко вздохнул, прошелестел перевернутой страницей.

– Вы знаете так же, как и я, – продолжал Росситер, – что основной симптом отравления моноокисью углерода – ослабление способности реально мыслить. Наоми, без сомнения, не отдавала отчета в том, что делала.

Уиллоус задумался, вспомнив заброшенную лесную дорогу, пятна свежей смазки на траве, разрыхленную землю и следы от колес какой–то машины. Он знал, что при движении в горах легко повредить выхлопную трубу, отсюда и повышенная опасность отравления окисью углерода…

– Хорошо бы узнать, – сказал он, – кто привез ее в горы. И где был этот человек, когда она решила пойти купаться.

– Вероятно, ушел куда–нибудь в лес, – предположил Росситер, – покуривал соломку, потягивал пиво, а может, просто дремал под деревом.

– Обнаружены у нее следы алкоголя или других наркотиков?

– Никаких.

– А симптомы того, что она занималась сексом?

– Нет, ничего подобного не было обнаружено.

– Тогда что же ее тайного спутника так обеспокоило? Худышка ныряльщица и малолетний преступник – подумаешь, какое дело!

– Может, он был женат.

– Или профессиональный убийца.

– Будем надеяться, что это не так, – сказал Росситер. По тону его голоса можно было догадаться, что сам–то он не верит в подобную возможность.

И Уиллоус вдруг понял, что Росситер позвонил вовсе не потому, что он просил его об этом, а просто хотел проинформировать, что департамент Сквемиша ККП закрыл дело Наоми Листер.

Уиллоус поблагодарил Росситера за помощь, резко оборвав его на полуслове и повесив трубку, открыл свою записную книжку и аккуратно изложил в ней суть недавней беседы. И все же тот факт, что в крови Наоми Листер был высокий уровень окиси углерода, обеспокоил его.

…Когда Уиллоус вернулся, Клер Паркер прогуливалась по комнате, занимаемой отделением полиции. Она подошла к охладителю воды и налила себе стакан. Закончив пить, Паркер вылила последние несколько капель воды из бумажного стакана, перевернув его вверх дном, поставила на голову и прошлась, покачивая бедрами. Уиллоус улыбнулся, и Клер, сделав реверанс, поставила стакан на место. Уиллоус, заперев стодолларовую банкноту в нижний ящик стола, собрался на дежурство.

Глава 24

Мэнни жил на Тридцатой Восточной в тени парка королевы Елизаветы. Его выцветший одинокий дом находился неподалеку от стадиона Нэт Бейли, где жили в основном канадцы. Когда на стадионе проходили игры, Мэнни мог слышать шум и возгласы любителей спорта даже при закрытых окнах.

Юниор проехал со скоростью пять миль в час мимо пустого стадиона и повернул налево. Выхлопы черного «транс–ама» мягко лопались позади него. Было воскресное утро, половина одиннадцатого. Он прибыл чуть раньше, чем предполагал.

Улица перед домом была пустынной. Ни автомобилей, ни детей, никого. Юниор слегка нажал на тормоза, й передние колеса ударились о край тротуара. Автомобиль вздрогнул. Юниор въехал на тротуар и уперся в высокую деревянную ограду. Доски затрещали и раскололись, лишь одна, неожиданно оторвавшись от других, попала в соседний двор.

Юниор нажал на газ. Большой восьмицилиндровый двигатель взвыл. Колеса с мощными шинами «транс–ама» примяли траву, вывернув ком земли, раскидав гальку и мелкие камни по дороге. Юниор ощутил запах жженой резины. Затем автомобиль подпрыгнул, рванулся и тут же был отброшен назад. Обеими руками поворачивая руль, Юниор ухитрился выровнять машину прежде, чем она ударилась о стену дома.

«Транс–ам» замер. Колени Юниора стукнулись о рулевую стойку так сильно, что у него потекли слезы. Двигатель выключился. Ругаясь, Юниор потянулся за кольтом «магнум» в перчаточное отделение, но вместо этого, почувствовав, что сильно устал, упал на руль и закрыл глаза.

Мэнни вышел на террасу в халате из искусственного шелка и с чашкой рисовых чипсов в левой руке. Он увидел черный «транс–ам», нелепо приткнувшийся у стены дома, построенного его отцом, дыру в ограде и разрушенный газон. Выронив чашку с едой, Мэнни сбежал вниз и, перепрыгнув через газон, рванул дверь «транс–ама», содрав ноготь с большого пальца.

В этот момент Юниор открыл глаза. Через тонированное стекло лениво покосился на Мэнни, затем протянул руку и нажал хромированную кнопку. Окно опустилось.

Мэнни сунул голову внутрь машины и спросил:

– Что ты, дерьмо, делаешь у моего дома?

– Тук, тук, – ответил Юниор.

– Ты тупой дурак!

Юниор похлопал по соседнему сиденью.

– Давай прыгай сюда. Пришло время главного удара.

Мэнни сосал поврежденный палец, ощущая соленый вкус крови.

– Почему ты приехал так рано? – спросил он.

– Садись, – сказал Юниор и повернул ключ зажигания. Двигатель громыхнул, издав горловой ворчащий звук, который Юниору почему–то нравился.

– Дай мне минуту. Надо же одеться, хорошо?

– Прекрасно!

– Ты уберешься от моего дома, или я проколю твои паршивые шины.

– Не забудь проверить плиту и выключить утюг, – ласково сказал Юниор в ответ.

Он нажал кнопку, и быстро поднимающаяся стенка из тонированного стекла заставила Мэнни убрать голову из автомобиля. Губы Мэнни шевелились, но Юниор уже не мог его слышать. Забыв на время о Мэнни, он взял лист розовой бумаги под перчаточным отделением. Длинные прямые пальцы Юниора не были так подвижны, как у Миши, и сложить енота было для него совсем не просто. Но он упорно мял и гнул жесткий бумажный квадрат.

Постепенно бумага принимала форму маленького животного, но Юниор продолжал работать, стараясь, как учила его Миша, не останавливаться, пока работа не будет закончена.

Мэнни с треском ударил костяшками пальцев по стеклу, но Юниор не отреагировал. В конце концов, когда енот был готов, он бросил его на передний щиток и разблокировал дверь. Мэнни проскользнул в машину.

Он переоделся в пшеничного цвета куртку поверх темно–зеленой рубахи. Его светло–зеленые брюки поддерживались белым кожаным ремнем с большой латунной пряжкой, которая хорошо сочеталась с застежками на белых кожаных ботинках. Полированная латунь блестела так же, как семь золотых колец, которые Мэнни всегда носил, – три на левой и четыре на правой руке.

– Прекрасная экипировка, – одобрил, оглядев его, Юниор.

Мэнни кивнул, принимая похвалу как должное. Он закрыл дверь автомобиля, сел, расправил брюки и потянул ремень безопасности.

– Ты покупал ботинки и ремень одновременно? – спросил Юниор.

– Да.

– А что это за маленькие красные треугольники на твоей рубашке?

– Наконечники стрел.

Мэнни смахнул щелчком пылинки с отворота куртки и пристально посмотрел в ветровое стекло, в то время как Юниор, дав задний ход, снова проехал по газону, пробив еще одну дыру в ограде. Юниор взглянул на Мэнни, ухмыляясь, но тот промолчал, сделав вид, что ничего не заметил.

На самом же деле не просто заметил, но и затаил обиду, решив, что рано или поздно время Юниора придет. И тотчас роли переменятся. Мэнни будет лихо резать шины Юниора и в конце концов заткнет его проклятый рот.

Юниор поехал вниз по Мэйн и затем вдоль Хастингс, мимо монументальных зданий и ярких светофоров. Был второй день объединенных выставки и ярмарки, и потому вдоль улиц сновали полицейские с металлическими коробками, управлявшими работой светофоров. Боковые улицы и перекрестки были полны народа. Юниор разглядывал женщин, останавливая взгляд на тех частях их тел, которые интересовали его больше других, и с трудом пробирался вперед мимо разваливающегося громоздкого стадиона Эмпайр, памятников в бронзе, преодолевая милю за четыре минуты.

Наконец Юниор повернул на Кессиар. Когда они добрались до Второго Узкого моста, двигаться стало легче.

Слева стояли громоздкие элеваторы. На причалах аккуратно сложены лесоматериалы и конусы ярко–желтой серы – главного предмета торговли, которая велась в гавани.

Едва они достигли вершины моста, Юниор нажал кнопку, открыв солнечную крышу. Внезапный ветер ударил Мэнни, растрепав его заботливо уложенные волосы. Он невольно поднял руки, прикрывая прическу.

Юниор засмеялся.

– Не беспокойся о волосах. Растрепанные они выглядят куда естественнее.

– Мне следовало бы надеть костюм, – сказал Мэнни.

– Зачем? Ты идешь на поздний завтрак, а не на какие–то чертовы похороны.

– Ты–то ведь надел?

– Это потому, что я работаю, глупый.

Юниор быстро взглянул в зеркало заднего обзора и сменил полосу. «Транс–ам» резко вильнул. Перила моста просвистели совсем рядом, но Юниор не дрогнул.

– На самом–то деле, – сказал он, – если я был на твоем месте, то постарался потерять галстук.

– Что плохого ты нашел в моем галстуке?

– Феликс и Миша – калифорнийцы, Мэнни. Ты собираешься завтракать с ними во внутреннем дворике за бассейном. В заднем дворике, понимаешь? Это значит, они намерены надеть на себя старое японское белье с надписями, которых никто прочитать не сможет.

Мэнни попытался было дать понять Юниору, что его невозможно заставить надеть что попало, но галстук все–таки снял.

– Кроме того, – сказал Юниор, – советую тебе избегать зеленого.

– Почему?

– Потому что это не твой цвет, Мэнни. Зеленый цвет делает тебя похожим на мертвеца.

Мэнни резко повернулся.

– Ты хочешь сказать, что мне что–то угрожает?

Юниор промычал в ответ что–то маловразумительное.

«Транс–ам» запрыгал, едва кончился мост, но ненадолго, лишь до того момента, как бетонная дорога сменилась асфальтированной.

Теперь они ехали по шоссе, двигаясь на запад со скоростью восемьдесят миль в час.

Мэнни задумчиво смотрел на разноцветный бумажный зоопарк, заполнивший верхнюю часть ветрового стекла. Подвешенные за ниточку миниатюрные бумажные животные танцевали на своих крошечных ножках, приводимые в движение встречным ветром. Эта своеобразная выставка напомнила Мэнни о японской психотерапии. Ему понравились и крокодилы и аисты. Но самое большое количество бумажных поделок было свалено в кучу на заднем сиденье. Потянувшись, он выбрал нескольких слонов. Они отличались от тех, что висели, только тем, что были двухцветными – желтыми и зелеными.

Мэнни сразу понял, что они были сделаны из квитанций, выдаваемых водителям машин при парковке.

– Хороши, правда? – спросил Юниор.

– Отличные, – сказал Мэнни.

Юниор был облачен в темный костюм, белую рубашку и черный галстук–бабочку. Пара блестящих белых босоножек завершала его туалет. Он выглядел как уставший носильщик на похоронах Вуди Аллена [1]1
  Вуди Аллен – американский режиссер и актер.


[Закрыть].

Но Вуди не сделал ничего, что раздражало бы Феликса Ньютона, а Мэнни сделал, и немало.

В то время, когда черный светящийся нос «транс–ама» повернул на дорогу, ведущую к дому Феликса, грушеподобное тело Мэнни стало влажным от страха.

Зачем он попал в эту компанию? И как собирается выбраться из нее?