Текст книги "Блеск клинка"

Автор книги: Лоренс Шуновер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Глава 20

Провидением предусмотрено, что ни один человек, даже смертельно больной, не знает часа своей смерти. И греческое население Константинополя, столицы древней Восточной Римской империи, в день 1 августа 1444 года, когда опытный лоцман провел «Леди» через турецкие проливы у Галлиполи и ввел в узкий пролив Босфор, не могло предвидеть, что через девять лет ему предназначена судьбой печальная участь погибнуть от рук турок, сидящих в своих азиатских замках в зоне прямой видимости, почти на расстоянии полета стрелы.

Все считали Константинополь неприступным. Это подтвердила несколькими годами раньше кратковременная осада города османским султаном. Однажды ночью люди видели, как сама Богородица в голубом одеянии шла по стенам, освящая их и сто пятьдесят три башни, которые строились и укреплялись из поколения в поколение и защищали город одиннадцать столетий.

Султан, возможно под влиянием прекрасной жены-христианки, направил свои армии грозных янычар через Фессалоники на борьбу с менее защищенными христианами в горах Албании и больше не тревожил Константинополь до конца своей жизни.

К северу от древнего города жил свирепый полухристианский народ – болгары. Далеко на юг, от Каира до Танжера, и на запад до холодной непознанной Атлантики простирались Египетский, Арабский и Мавританский султанаты. Они часто сражались друг с другом, но их объединяла жестокая и воинственная религия – ислам. По другую сторону узкого Босфора, где сильный человек мог переплыть из Европы в Азию, жили ужасные турки.

Западные страны находились далеко и были заняты своими войнами. Ни одного из европейских государей не заботили усыхающие границы Восточной империи, которые с каждым годом теснее и теснее сжимались вокруг живописной и сказочно богатой столицы.

На самом деле Папа Римский и Восточный Патриарх предвидели опасность, угрожавшую христианству. Была заключена непрочная и поверхностная уния двух великих христианских церквей. Но дающие обет безбрачия священники Запада полагали, что греческие священники женятся и плодятся как кролики. Православные священники Востока были убеждены, что европейские варвары служат лицемерную мессу в перчатках с надетыми поверх перчаток кольцами. Ни священнослужители, ни народы не хотели отказаться от своих предубеждений и объединить силы в борьбе против общего врага их веры.

Если не считать Трапезунда, расположенного далеко на Востоке на берегу Черного моря, Константинополь был одиноким в своей пышной дряхлости, лишенным друзей островом христианства, медленно погружающимся в пучину язычества.

Богатая старинная империя, как и богатый старый человек, любит вспоминать молодость, когда она была бедна, сильна и безрассудна. Эта тоска по старине проявлялась при императорском дворе, где продуманный до мелочей церемониал и величественные одеяния сознательно копировали изящество древней Византии и в какой-то степени определяли стиль одежды процветающих горожан.

Никто не верил, что город, существующий более тысячи лет, когда-нибудь может в самом деле пасть. При своей слабости греки в Константинополе, как и в Трапезунде, вынуждены были хитрить и изворачиваться.

Михаил Кантакузин, сидящий на парчовой подушке на мраморной скамье в прекрасном саду позади белоснежной виллы в сердце города и внимающий чтению своего рослого сына, не выглядел ни нуждающимся, ни жадным греком, которого столь возбужденно и неадекватно описал капитан.

В тени под портиком со скульптурами стоял слуга, готовый по его хлопку в ладоши или возгласу подать напитки или фруктовый сок. Посредник был одет в длинную свободную тунику из прохладной хлопковой ткани; среди всех христиан только восточные греки умели прясть и ткать из хлопка ткани, подобные шелку; они были исключительно мягкими, нежнее шелка или шерсти, особенно в летнее время. На ногах у него были голубые открытые сандалии с перламутровыми застежками, совершенно непохожие на длинные остроносые кожаные туфли европейцев. Его тонкую талию окружал пояс из гибкой русской кожи с ушками, к которым можно было бы прикрепить саблю. Но греческие джентльмены не разгуливали по улицам своей неприступной столицы, гремя саблями. Его тонкое лицо было чисто выбрито, а волосы коротко подстрижены.

Один из сотен золотых куполов, рассеянных по городу и приводивших в отчаяние западных архитекторов, которые рассматривали и замеряли их, но не могли повторить их в Европе, отражал золотистое сияние на старинный фонтан в садовой ограде. В этом золотистом свете бронзовая голова злобного рогатого сатира, покрытая зеленой патиной веков, выплевывала струю жидкого золота в порфировый бассейн, наполненный танцующими белыми водяными лилиями и сверкающий золотыми рыбками.

Значительной частью своего богатства и некоторыми из своих титулов Кантакузин был обязан счастливой встрече с Жаком Кером много лет назад. Он был в долгу как в шелку, когда честолюбивый молодой французский купец познакомился с ним и пообещал адресовать ему грузы нескольких кораблей, которые он собирался направить на Восток по возвращении во Францию, вступая в бесстрашную и откровенную конкуренцию с генуэзцами и венецианцами, монополизировавшими торговлю с Востоком со времен крестовых походов. Кер сдержал обещание, а Кантакузин распорядился полученными грузами быстро и с выгодой. Последовали новые и новые грузы.

Для греческого дворянина не считалось бесчестным заниматься торговлей. Кантакузина практически трудно было обвинить в бесчестии, назвав что-либо, что считалось бесчестным его непредубежденными согражданами, от фабрикации фальшивых мощей святых до прибыльной поставки привлекательных юных турецких девушек, пока соблюдалось предписание благословенного Павла коринфянам и все делалось скромно и надлежащим образом.

Он расплатился с долгами, за непомерную цену купил должность и титул «Портового Проктора» и через свои бойкие конторы вложил все деньги, полученные от законного взимания налогов, в оживленное морское судоходство в Босфоре. Сам Георг Франза, имперский канцлер, превозносил его честность. Никогда за время его канцлерства, сказал он, налоги не претерпевали столь незначительного уменьшения, проходя через руки сборщика. Кантакузин купил своему сыну стадо лошадок для игры в поло и часто с гордостью наблюдал искусство, которое проявлял мальчик в этой энергичной и сложной игре, пришедшей из Индии. Турки играли в поло, и греки научились от них этой игре. Приятнее было играть с турками в поло, чем сражаться с ними.

Михаил Кантакузин жил в согласии с миром и со своей совестью. Он управлял своими многочисленными заведениями с поразительной для грека энергией и добивался таких успехов, что некоторые завистники подозревали здесь помощь Дьявола. Но Портовый Проктор утверждал, что его успехи обусловлены способностью угадывать секреты других людей. Это знание человеческой природы, говорил он, интуитивная способность элегантно пойти на уступки, если того требуют обстоятельства, или нанести быстрый незаметный удар в темноте, когда понадобится; и, разумеется, необходимо предвидеть, что из этого выйдет.

Его сын предпочитал борьбу за мяч на ипподроме головоломной диалектике Зенона Элейского, исключительно мудрого грека, писавшего в пятом веке до Рождества Христова. Он очень вежливо намекнул об этом отцу.

– Алексий, – ответил отец, – я хочу, чтобы ты был вкрадчив как змея, потому что хочу для тебя успеха в этом мире. Ты никогда не будешь богат, даже если мне посчастливится оставить тебе то немногое, чем мы уже обладаем; ты не сможешь сохранить и приумножить это богатство, если будешь проводить время на спине лошади, обливаясь потом на солнце и набивая мозоли на заднице. Научись пользоваться другим концом спинного хребта, мой мальчик.

А теперь прочитай мне парадокс Зенона еще раз. Не глотай гласные и не произноси их все как омегу подобно крестьянам. Затем расскажи мне своими словами, о чем говорит парадокс, почему он представляется истинным и почему, если сможешь догадаться, он ошибочен.

Алексий произнес древнегреческие слова как мог, читая тонкий, почти прозрачный свиток пергамента, который, как однажды объяснил ему отец, был сделан из кишок морского змея длиной в пятьдесят футов. Он был очень старый и ценный.

– Придирчивый отец, – сказал юноша, – Зенон Элейский утверждает, что если черепаха соревнуется с Ахиллесом в беге, то, хотя Ахиллес бежит изо всех сил, он никогда не догонит медлительное пресмыкающееся. Потому что пока Ахиллес пробежит расстояние, первоначально отделяющее его от черепахи, она тоже проползет некоторый отрезок пути. Они продолжают соревноваться, и когда Ахиллес пробежит этот отрезок, он снова не догонит черепаху, потому что за время его бега черепаха отползет еще немного и по-прежнему будет впереди. Таким образом, Ахиллес никогда не выиграет состязания, как долго бы они не бежали. Так говорит Зенон Элейский.

– Ну, Алексий?

– Но этот парадокс – просто изысканная чушь, придирчивый отец. Любой может бежать быстрее черепахи.

– Изысканная, но не чушь, Алексий. Парадокс просто ложен. Он оттачивает твой разум, помогая обнаружить ложный довод. Ты можешь его обнаружить, мой мальчик?

Юноша снова пробормотал парадокс себе под нос и поднял взгляд в полном замешательстве.

– Нет, чем дольше я читаю эти глупые слова, тем правдоподобнее они кажутся.

– Ты видишь, Алексий? Всегда существует более глубокая истина, чем та, которая лежит на поверхности. Итак, ложный довод прост…

Но урок неожиданно закончился. Алексий вернулся к игре в поло, так и не услышав объяснения ложного довода. Потому что появился слуга с новостью, что Джон Джастин, капитан «Святой Евлалии», и другое французское должностное лицо с трудно произносимым именем будут рады встретиться с Прославленным Портовым Проктором.

– Но Прославленный Кантакузин, на причале ходят слухи, что у них нет груза для вас!

– Это чепуха, – возразил Кантакузин. – Но ты всегда прислушивайся к этим сплетням, Теотокопулос. Проведи гостей в сад.

Посредник был хорошо знаком с европейцами и их резкими варварскими манерами. Они нетерпеливо поклонятся и сразу начнут говорить о деле на латинском языке с ужасным акцентом. Ну что ж, он тоже так умеет.

– Сэр Джон, – произнес он при появлении посетителей, – я рад снова видеть вас. Если бы меня известили о вашем прибытии, я бы приготовил надлежащие закуски и развлечения для вас.

– У нас нет времени, Прославленный Кантакузин, – отозвался капитан. – Я совершаю срочное плавание по особому повелению министра, чтобы познакомить господина Пьера, генерального ревизора, с обращением грузов на маршруте и различными береговыми процедурами, имеющими место во время плавания.

Посредник поклонился Пьеру, но не мог произнести его имени.

Пьер сказал:

– Для сухопутного человека всегда важно наблюдать погрузку товара, Прославленный Кантакузин; видеть, как его запирают, размещают, облагают пошлинами, отпускают и готовят для продажи. Вероятно, эти детали настолько знакомы вам, что вы не можете представить, насколько возрастает значение массы безликих бумаг и документов, когда видишь своими глазами источник всех содержащихся в них цифр.

– Мой друг Кер, – отозвался посредник, – демонстрирует тщательно разработанную систему управления, которая сделала его знаменитым. Я отлично понимаю, насколько авторитетнее будут ваши суждения о счетах и ваши инструкции подчиненным после этого действительно дальнего плавания. – И, обращаясь к сэру Джону:

– Кажется, у вас несчастье с рукой, капитан. Надеюсь, ничего серьезного. Нет, – добавил он, – судя по срочности вашего плавания и вашему внезапному появлению без предупреждения, я склонен подозревать, что это фиктивная рана, помогающая вам надежнее спрятать декларации, которые я, однако, заметил под вашей перевязью. Может быть, вы привезли мне необычайно ценный груз, сэр Джон?

– Нет, Прославленный Кантакузин, весь груз предназначается для Балта Оглы из Трапезунда.

Кантакузин сразу же перевел разговор на другую тему.

Но мысленный образ «Святой Евлалии», пришвартованной к причалу и отягощенной тоннами прибыльных грузов, предназначенных трапезундцу, причинял ему физическое страдание. Он желал знать, какова глубинная причина этой чрезвычайной неудачи.

– Мы отплываем сегодня вечером, – продолжал Джастин, – но ревизор Пьер и я не мыслили себе миновать Константинополь, не выразив наше уважение к вам. Кроме того, это дает возможность людям провести день на берегу. Ведь они всегда ждут остановки в Константинополе.

Кантакузин обратился к Пьеру. Его французское имя никак не поддавалось четкому произношению. Он мог бы сказать «Пи-эрей», но понимал, что это прозвучит глупо. Не хотел он избрать и простой выход и назвать его по-гречески Петросом, что было бы совершенно понятно. Поэтому он назвал его по-английски Питером, что было разумным компромиссом и легко произносилось.

– Это ваше первое путешествие, ревизор Питер?

– Первое длительное, Прославленный Кантакузин. Я никогда не видел столь прекрасного города как Константинополь.

– Новый Рим[23]23
  Имеется в виду Константинополь – столица Восточной Римской империи (прим. перев.).


[Закрыть] по-настоящему красив. Даже на турок производит впечатление его великолепие. Я бы сказал, слишком большое впечатление. У них тоже есть прекрасные города, но Константинополь для них Город с большой буквы. Сами они называют его Истамбулом, что в переводе на греческий почти соответствует слову «Город». Расскажите мне о своих впечатлениях от путешествия, ревизор Питер. Какие торговые операции привлекли ваше особое внимание и могут оказаться полезными для вас и вашего персонала по возвращении во Францию?

– Все было чрезвычайно важно, Прославленный Кантакузин. Конечно, обращение груза пока было незначительным, но я узнал очень много. Например, я имел возможность засвидетельствовать законность довольно высокой платы лоцманам. Во Франции, когда я смотрел на список расходов во время плавания корабля, мне всегда казалось сомнительным, что нужно платить лоцману десять фунтов за проводку судна по короткому пути от Хиоса до Константинополя. Разумеется, теперь я понимаю, увидев опасные проливы Галлиполи и Мраморное море, не говоря уже о Босфоре, что хороший местный лоцман необходим в здешних водах.

– Верно, верно, – пробормотал посредник, усиленно размышляя. – Может быть, официальным лицам в Монпелье плата лоцманов представляется непомерной. Мне так никогда не казалось. Разумеется, все страны платят столько же. О, может быть англичане платят немного больше, потому что у них так мало кораблей. Пожалуй, венецианцы платят несколько меньше, потому что у них кораблей очень много. Я очень слабо знаком с деталями, хотя один из моих служащих собирает плату. Вы знали это, ревизор Питер?

– Нет, не знал, Прославленный Кантакузин.

– Может быть, Жак Кер тоже не знает, что я уже несколько лет назад получил незначительные полномочия по отношению к морским деньгам. Хотя нет, он должен знать.

– Министр, как правило, хорошо информирован, – заметил Пьер.

Итак, министр, как правило, хорошо информирован! – Михаил Кантакузин поздравил себя с тем, что он так быстро обнаружил глубинную истину, которая обычно не лежит на поверхности.

– Кер оказал мне великую услугу много лет назад, когда мне очень нужна была помощь, – сказал он. – Хотя я продаю его товары настолько прибыльно, насколько возможно, и зарабатываю для него большие суммы, я всегда думал о том, могу ли я тем или иным элегантным жестом выразить ему личную благодарность. До настоящего момента я не находил чего-либо, что бы приличествовало его строгим и честным взглядам. Но при вашем неумышленном упоминании о плате лоцманам, ревизор Питер, у меня возникла идея.

Джастин полагал, что Пьер действует прекрасно. Кантакузин, хотя он был в ладу со своей совестью, испытал облегчение при мысли, что отказ Кера от направления ему товаров обусловлен не какими-то серьезными причинами, а платой лоцманам. Беседа почти начинала ему нравиться. Но Джастин был обеспокоен, услышав, как Пьер, уже добившийся так многого, подверг опасности свой успех, добавив:

– На меня произвели также впечатление вежливые манеры офицера, собиравшего подушный налог. По-моему, сумма составила 51 фунт с судна в целом. Ваши таможенные правила настолько незнакомы мне, что я задал глупый вопрос, хватит ли времени написать долговую расписку до отплытия судна сегодня вечером или сами деньги будут возвращены. Он ответил, что ничего никогда не возвращается. Я устыдился своего невежества.

Портовый Проктор очень расстроился, хотя и не подал виду. Определенно с молодым французским служащим можно было иметь дело.

– Но их всегда возвращают, ревизор Питер! По крайней мере, я так думаю. Возможно, вы не поняли человека из-за его плохого латинского языка. Не будем больше говорить об этом. Я сам во всем разберусь. Ведь закон требует, чтобы подушный налог возвращался! Я никогда не слышал о подобных вещах! Конечно, – продолжал он с лукавой улыбкой, – закон также устанавливает плату лоцманам. Но, возможно, положение Портового Проктора позволит мне сделать маленький жест благодарности, о котором я только что упоминал. Разумеется, закон нельзя изменить. Но я не вижу причины, почему бы не установить рассрочку на пятьдесят лет. Имперская казна не потеряет ни пенни. Великий канцлер никогда не узнает об этом. У меня есть личные счета, которые сводятся с очень значительным положительным сальдо по отношению к этим самым вознаграждениям лоцманам. Вы не поверите мне, сэр Джон, если я скажу, что некоторые капитаны платят значительно больше официальной суммы, чтобы получить лучших лоцманов. Естественно, хороший лоцман платит за продление лицензии несколько больше, чем плохой. Популярные лоцманы весьма прилично зарабатывают и не хотят потерять место. Насколько я понимаю, это и есть источник положительного сальдо. Не знаю, сколь велика прибыль, но ее определенно хватит, чтобы покрыть этот небольшой подарок моему старому другу. Я немедленно напишу вашему хозяину, что с его судов лоцманская плата будет взиматься через пятьдесят лет. Он может полвека вообще не беспокоиться о ней. Кто знает? Может быть, через пятьдесят лет кто-нибудь в Константинополе обнаружит мои учетные книги, в чем я сомневаюсь, и в самом деле попытается собрать огромную сумму денег!

– Вы чрезвычайно внимательны, Прославленный Кантакузин, – произнес Пьер. – Уверен, что министру будет приятно узнать о вашем назначении Портовым Проктором, если он еще не знает.

Посредник хлопком в ладоши призвал слугу и приказал принести письменные принадлежности.

– Когда вы вернетесь во Францию, – сказал Михаил Кантакузин осторожно, почти извиняясь, Пьеру, – я рассчитываю, что вы передадите министру, как высоко я ценю его поддержку и с каким удовольствием служу ему здесь, на Востоке.

Лишь этим намеком хитрый грек затронул «Леди» и груз, целиком предназначенный Балта Оглы.

Константинополь был пронизан обширными подземными районами, почти столь же населенными и оживленными, как город на поверхности. Древние императоры выкопали под своей столицей мощную систему резервуаров, так что если бы неприятель разрушил стройные своды прекрасных акведуков, которые снабжали город жизненно важной водой с холмов за стенами, люди не погибли бы от жажды во время осады. Но в течение веков легкомысленные правители частично заполнили очень многие резервуары, как большие, так и малые, землей, галькой и камнями в результате выемки грунта при строительстве фундаментов новых зданий. Легче было сбросить отходы в резервуар, чем вывезти их за городские стены. Крыши часто поддерживали мраморные колонны, сооруженные и покрытые искусной резьбой старыми строителями с их мастерством и бесконечным терпением.

В перенаселенном городе прохладные темные подземные пространства неизбежно должны были превратиться в желанное жилье для бедняков, которым не по карману было строительство более светлого дома, а также в торговые дома, где товары выглядели не менее, а часто даже более привлекательно при свете ламп, чем при дневном свете.

Без помех со стороны множества полицейских чинов, которые прекрасно знали о них, но за деньги делали вид, что не знают, здесь в туманной тишине процветали бесчисленные публичные дома, не имевшие лицензий и разрешений и не платившие налогов; некоторые из них были необычны и изысканны.

Большинство их европейских клиентов не умели читать, поэтому невозможно было сделать вывески, достаточно четко выражающие характер заведений. Но их предприимчивые, хорошо одетые, искушенные представительницы, говорившие на всех известных языках, считали своим долгом сопровождать каждого одинокого странника от причалов Золотого Рога до церкви Святой Софии и дать ему понять, что Константинополь – гостеприимное место, где ему необыкновенно рады. Домов было так много, что их бизнес специализировался по расам, национальностям или по ценам за различные услуги, и каждый дом имел название, так что здоровый клиент, который вдруг захотел туда вернуться, мог спросить дорогу, даже если был слишком пьян и не помнил место.

«Святая Евлалия» находилась в море более сорока дней. Люди получили жалованье. Дом был далеко позади; до Трапезунда еще оставалось две недели. Когда капитан сказал Кантакузину, что «Леди» отплывает вечером, он действительно так думал; но корабль не может плыть без команды, а Джон Джастин не был волшебником, чтобы в одно мгновение вернуть Жака из Бурже из «Парижской девочки», старшего помощника Брандта из «Валькирии» и даже респектабельного английского стюарда из отдающего пивом маленького погребка, который его падшая соотечественница назвала «Большим кабаном» в честь доблести охотников с ее родного острова. И дело было не только в них. Когда Пьер и капитан вернулись на борт корабля, они нашли его практически безлюдным. Даже мастер Криспин, на которого это было непохоже, отсутствовал.

Сэр Джон осмотрел безжизненные палубы и сказал:

– Кажется, я требовал от людей слишком многого, Пьер. Или я теперь должен называть вас Питером? Судя по всему, нам повезет, если мы выберемся отсюда завтра в полдень. Разумеется, я не могу наказывать их; более того, я собираюсь сделать вид, что не заметил всеобщего мятежного бегства. Это было быстрое, трудное плавание, и я восхищен вашим успехом у посредника.

– Нет, это вы обеспечили успех, сэр Джон. Ваше доходчивое описание его чрезмерной хитрости. Без этого я не знал бы, как говорить с ним.

– Приятно было слышать, когда он сам заговорил о лоцманской оплате. Ни единого су в течение следующих пятидесяти лет! Что за страна! Однако я чуть не упал, когда вы заговорили о подушном налоге. Договоренность о его возвращении даже выходит за рамки ваших инструкций, верно?

– Верно, выходит, сэр Джон. Но не думаю, что для Кантакузина это большая потеря. Его бухгалтерия, кажется, покроет все. Даже бедняги лоцманы вынуждены тем или иным образом делиться с ним полученными взятками. Это меня поразило.

– Меня тоже. Он смотрел на меня, будто я никогда не слышал об этом. Даже не моргнул ни разу.

Пьер заметил, что блестящие синие чернила, которыми Кантакузин вывел знакомую подпись, пока не высохли, действительно благоухали как цветок. Посредник свернул письмо, уложил его в покрытую прекрасной резьбой трубку из слоновой кости и отдал ее Пьеру незапечатанной, ни на мгновение не сомневаясь, что Пьер присвоит ценную оболочку. Пьер запечатал ее воском, взятым у капитана, и спрятал на дне одного из своих морских сундуков в носке башмака, который был на нем во время прогулки с Клер.