Текст книги "Блеск клинка"
Автор книги: Лоренс Шуновер
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
– Здесь какая-то серьезная ошибка, джентльмены, – сказал он. – Во вчерашней драке никого не убили. Во всяком случае, пока я был в сознании. К несчастью, меня ударили и я потерял сознание до окончания драки. В чьем убийстве меня обвиняют?
Но сержант и так сказал больше, чем следовало, и отказался от дальнейших объяснений.
– По крайней мере, разрешите мне послать весточку отцу и матери, – попросил Пьер. – Они наверняка уже обеспокоены тем, что я не вернулся домой вчера вечером.
– У меня нет распоряжений на этот счет, – сказал сержант, и они вывели его на улицу, не дав позавтракать. Впрочем, он и не смог бы сейчас есть.
Слепой Джек оказался у дверей гостиницы в тот момент, когда ее покидал последний участник вчерашней вечеринки. По какой-то причине он был особенно рад избавиться от Пьера.
– Слепой Джек! – крикнул Пьер. – Почему меня арестовали в твоем доме таким неподобающим образом? Скажи этим людям, что ты ударил меня, и я потерял сознание, не успев причинить вреда!
– Откуда ты это знаешь, Пьер? – спросил хозяин, и взгляд его был холоден как лед.
– О, черт возьми! – проворчал Пьер. Он готов был проглотить язык. – Конечно, я тебя видел.
– Я не бью моих гостей, джентльмены, – благопристойно произнес Слепой Джек. – Я лично не видел убийства. Вообще я очень плохо вижу моим единственным несчастным глазом, это всем известно. Но этот человек безусловно был среди тех, кто учинил разгром в моем законопослушном заведении вчера вечером, и если он совершил убийство, пусть восторжествует справедливость, я всегда к этому призываю.
– По крайней мере, скажи моему отцу, скажешь, Слепой Джек?
– Скажу, – ответил хозяин гостиницы.
Вооруженные люди шли близко к Пьеру, как будто боялись, что он расправит крылья и перелетит через стены. Они вели его в замок. В части этого важного военного сооружения жил Уильям, барон Стрейнж и Блэкмер; в другой части – правитель Джон Тальбот, двоюродный дед Уильяма. Под этой частью находились тюремные камеры. Пьер с горечью подумал, что его ведут не в гости к другу, который, вероятно, в эту самую минуту кушает в роскошном большом зале.
– Не думаю, что Слепой Джек скажет хоть что-нибудь моему отцу, – произнес Пьер.
– И я так думаю, – отозвался сержант. – Кажется, он тебя не любит. Я его не виню. Его заведение разгромлено.
– Думаю, что так, – сказал Пьер. – Я хотел бы поговорить с отцом Изамбаром. Даже осужденный имеет право поговорить со священником.
– О, если тебе нужен исповедник, я могу это устроить, добродушно сказал сержант, – хотя отец Изамбар – довольно важная персона. Не знаю, придет ли он лично.
– Я был бы вам очень благодарен, если бы вы спросили его, сэр, – сказал Пьер, который однажды совершил великое деяние, после того как его назвали «сэр».
– Буду рад, – ответил сержант. – В самом деле ты не похож на убийцу. Но никогда нельзя сказать наверняка. Убийцы бывают разные. Может быть, ты относишься к образованным убийцам.
Изамбар пришел так быстро, что тюремщики уверились: высокий арестант со светлыми волосами и черными глазами уже осужден. Изамбару случалось видеть худшие камеры, чем та, которую занимал Пьер – она была довольно сухая; но он вошел бы в худшую из камер, если бы там находился Пьер.
Пьер рассказал ему обо всем, что произошло в гостинице, как во время драки, так и потом. Рассказ о девушке добрый человек спрятал в глубине сердца и забыл через несколько дней, как может только опытный исповедник, хотя это и не была исповедь. Таково одно из преимуществ священников, подумал Изамбар.
– Слепой Джек вовсе не слепой, Пьер, – сказал он, – и не глухой. Твой голос не отличается мягкостью. Он мог бы спасти тебя одним-двумя словами, но он теперь и пальцем не пошевельнет, если даже тебя повесят. Ты не должен грешить, Пьер; но если уж ты совершил грех, по крайней мере, не осложняй положение приобретением безнравственных врагов, которые попытаются отомстить тебе, прибавляя тем самым свои грехи к твоим грехам, к великому торжеству Дьявола.
– Если вы читаете мне проповедь о благоразумии, Отец, будьте уверены, что я теперь стану осторожнее.
– Человек, которого, как полагают, ты убил, – сообщил ему Изамбар, – носил имя Томас Берольд. Ты его знаешь, Пьер?
– Нет, Отец.
– Считают, что ты забил его до смерти кулаками.
– Это верно, что как раз перед тем, как Слепой Джек ударил меня по голове, я избивал человека, поставившего мне этот синяк. Он сдался, а потом совершенно неожиданно ударил меня в глаз, пока я искал нового противника. Я, конечно, разозлился, сбил его с ног и ударил несколько раз.
– Сильно?
– Конечно. Но он был совершенно здоров и громко выл.
– Могу себе представить, как он выл.
– Слепой Джек крикнул, чтобы я остановился, и я ударил этого типа еще раз для ровного счета. Потом что-то ударило меня, и я надолго впал в беспамятство.
– Ты видел, чем занимался этот человек перед тем, как ты подрался с ним?
– Не особенно, Отче. Я обратил на него внимание один или два раза, когда он играл в кости с кем-то из своих друзей до начала потасовки.
– Перед танцем, Пьер?
– Да, Отче.
– А после танца, Пьер?
– Пожалуй, да.
– А во время танца, Пьер?
– Нет, Отче, этого я не могу сказать.
– Он выигрывал в кости?
– Я не знаю, Отче. Я был немного пьян. Я только помню, что он долго играл в кости.
– Он играл с одним и тем же человеком или с разными людьми?
– Парень играл с несколькими группами, это я помню.
Священник задумчиво заметил:
– Человек не станет играть в кости с множеством разных людей целый вечер во время соблазнительного танца, если только он не выигрывает. И его товарищи не станут играть с ним, если не питают отчаянной надежды отыграться.
– Это верно, Отец, – сказал Пьер, чуть-чуть улыбнувшись.
– После драки с тобой несчастный, должно быть, выскочил на улицу, потому что именно там нашли его труп, в сточной канаве недалеко от гостиницы. Его голова была ужасно изуродована и, разумеется, его ограбили. Во всяком случае, при нем не нашли денег. Но обвинение в ограблении не выдвигается. Только убийство. Это любопытное и подозрительное обстоятельство. Для меня очевидно: бедняга убит кем-то, кто знал, что у него есть деньги, и хотел отобрать их. Ты, разумеется, был не в состоянии последовать за ним на улицу, но твое собственное безрассудство лишило тебя свидетеля, который со всей определенностью мог бы убедить судей в твоей невиновности.
– Я серьезно встревожен, Отец Изамбар.
– У тебя есть причины для этого.
– Может быть, Анна видела, что произошло? – предположил Пьер.
– Это пустая и глупая мысль. Она никогда не решится признать это. Подумай, как она теперь боится отца. Поверь мне, она никогда не упомянет твое имя. Ну, ладно, я сделаю, что смогу. Да хранит тебя Бог, Пьер.
Джон Тальбот, доблестный старый граф, уделил серьезное внимание проделке своего юного родственника.
– Ты заставил меня стыдиться моего имени, – горько признал он. – Первый человек, которого я когда-то убил, был неверный турок, и я пронзил его своим копьем. Твоя первая жертва – христианин, друг, англичанин. И посмотри, чем ты убил его. Неужели кровь Тальботов так жидка в твоих жилах, что ты не нашел более благородного оружия, чем бутылка?
– Бэрроу еще жив, сэр Джон. Я говорил вам, что выпил слишком много вина. Я полагаю, что в этот момент мной овладел Дьявол. Я думал, что передо мной ужасное видение.
Его двоюродный дед фыркнул:
– Во времена короля Ричарда или в конце правления Генриха молодые мужчины не видели призраков при таких обстоятельствах. Мы пользовались мечами, а если напивались, нас рвало и мы снова шли в бой. Он видел призрака, ничего себе!
– Я захожу каждый день, чтобы заплатить Николю. Он говорит, что Бэрроу будет жить.
– А в городе говорят, что Бэрроу умрет, – сказал сэр Джон. – И я так думаю. Человек с трещиной в черепе обычно умирает, особенно если он не может двигаться, после того как проснется. Я видел много таких случаев в свое время. Сколько ты платишь этому болтливому старому чародею?
– Ну, его гонорар составляет примерно один фунт в день.
– Фунт в день! – воскликнул сэр Джон. – Грабеж! С такими деньгами можно заплатить выкуп за принца! Выкуп, заплаченный за меня после Орлеана, был лишь немного больше. Правда я провел три года в тюрьме.
– Такую плату он назвал, дядюшка. В известном смысле это выкуп.
Сэр Джон проворчал:
– Сын виконта не стоит столько. Все равно он умрет. Это меня особенно беспокоит. Как только Джеймс умрет, его отец пришлет тебе вызов. Он может убить тебя. Признаюсь, что меня это очень опечалит.
– Я не так уверен, что он убьет меня, дядюшка.
– Я тоже. Но ведь есть такая вероятность. Он даже может, рыдая, побежать в суд и, как житель города, выдвинуть обвинение в убийстве. Иск будет непосилен для нас, к тому же все судьи – французы.
– Иск – это неслыханная вещь, сэр Джон.
– Не теперь. Английский простолюдин с французским титулом – это человек без чести. Он способен на все. Даже кусок пергамента прельстил его сына.
– Джеймс не отличается благородством, – признал Уильям.
– Вся их семья – позор для Англии. Но они популярны среди руанцев. Может быть, мне следует отправить тебя домой. Бэрроу никогда не осмелится предъявить иск английскому суду.
– Вы не станете предлагать мне бегство, сэр Джон!
– Нет, нет. Разумеется, ты не можешь выйти из борьбы. Искусство управлять государством – нелегкая задача для старого рыцаря. Пожалуй, ты будешь в большей безопасности в сердце Франции.
– Я не тревожусь о своей безопасности, дядя.
– И о семье тоже, как видно. Не бери столько на себя, юноша. Твоя жизнь может многое значить для других, а не только для тебя. Итак, я, пожалуй, пошлю тебя во Францию.
– Я не поеду во Францию, сэр Джон.
– Ты упрямый грамотей! Ты поедешь туда, куда я прикажу. А я приказываю тебе отправиться во Францию с очень важным заданием. Оно касается моей собственной чести. Забудь о скандале в таверне. Я не сомневаюсь, что Джеймс Бэрроу заслужил то, что получил от тебя.
– Всему миру известно, что ваша честь незапятнанна, мой благородный дядя. Я не знаю, о чем вы говорите. И кто же поедет во Францию в военное время?
– Поедет, если я прикажу. Ты уже выражаешься на французский лад. Оккупация пагубно отразилась не только на людях, но и на языке. Слушай, племянник. Это не очень известно, но небольшая часть моего старого выкупа не была выплачена Франции. Человек по имени Жак Кер, который когда-то был просто купцом, а потом просто хозяином монетного двора, приобрел огромную власть во Франции. Он лорд-хранитель всех денег королевства или что-то в этом роде. Франция всегда была слабой и бедной, пока он не взялся за сбор налогов. Теперь Франция становится богаче день ото дня. Я не знаю, как это ему удается. Французский король обрел большое могущество. С деньгами Кера он снаряжает крупную регулярную армию. Он облагает налогом даже свою знать, если ты можешь это представить. Он даже поссорился из-за денег с Папой Римским, и все под влиянием этого скупого дьявола Жака Кера.
– Кер обнаружил, – с отвращением продолжал он, – что небольшая часть моего старого выкупа невыплачена, и упрямо отказывается от мирных переговоров до ее выплаты. Дела в мире приняли скверный оборот, если короли торгуются из-за нескольких жалких фунтов! Конечно, я не одинок. Несколько английских рыцарей – в такой же ситуации.
Джон Тальбот барабанил пальцами по столу, досадуя на вырождение нравов.
– Наш полновластный повелитель, король Генрих, благородно взял на себя бремя выплаты всех этих выкупов, – подвел итог сэр Джон. – Вот письмо, которое доставлено сегодня. Ты можешь прочитать его.
Уильям развернул большой пергамент. Он нес на себе красивую надпись и большую золотую печать.
Уильям удивленно присвистнул.
– Это же долговая расписка, – открыл он рот от изумления, – на сумму 60 000 фунтов золотом. Ваше имя, сэр Джон, упоминается наряду с другими. Все это знаменитые люди. У меня и понятия не было об этом.
– Полагаю, что нас совсем немного, – сказал его дядя, удовлетворенно усмехнувшись. – Мой секретарь прочел мне имена. Мое зрение уже не такое острое, как раньше, ты знаешь, и мне теперь нелегко читать письма.
Джон Тальбот питал высочайшее презрение ко всему написанному. Его зрение было не хуже, чем в двадцать лет. Но он не мог читать даже свой молитвенник, а позже стало модно изображать из себя грамотных.
– Это письмо должно быть немедленно отправлено в Париж, не так ли, сэр Джон?
– Нет, я хочу, чтобы ты лично передал его Жаку Керу. Он сейчас в Монпелье, где может наблюдать, как его драгоценные суда входят в гавань и выходят из нее. Брось это ему в лицо, Уильям! Как бутылку, хорошо?
– Дядюшка, я его доставлю немедленно. Это очень важно, как вы правильно заметили. Но вы, разумеется, пошутили, сказав, чтобы я бросил письмо ему в лицо.
– Ну, хорошо, у меня просто было такое желание, – ответил его дядя. – Ты, конечно, слышал о твоем друге Пьере?
– Да, сэр Джон. Он получил удар по голове. Я оставил его в гостинице и оплатил его расходы. Признаюсь, что мне пришлось подождать, пока он потеряет сознание, иначе он не позволил бы мне заплатить. По-моему, для него это была бы слишком высокая плата. Он хороший друг, честный и доброжелательный.
– Как ты думаешь, Уильям, он мог убить человека голыми руками?
– Пьер, вероятно, мог бы. Но он, конечно, не сделал этого. А что?
– Именно в этом его обвиняют.
– Это чепуха. Никто в гостинице не получил даже серьезного ранения, кроме Джеймса Бэрроу, но это моя вина.
Сэр Джон вздохнул.
– Вчера ко мне пришел французский священник по имени Изамбар и просил меня властью управляющего тюрьмой замка освободить человека за отсутствием улик. До решения таких вот проблем мне приходится опускаться в периоды бездействия. Я, разумеется, отослал его к заместителю.
– Пьер последним оставался в гостинице, и он был без сознания. Никто в доме не погиб.
– Именно это сказал священник, – отозвался дядя Уильяма. – Но солдат найден убитым, с изуродованным лицом, недалеко от гостиницы. Некоторые из его друзей, с которыми он, кажется, играл в кости, утверждают, что видели, как твой высокий друг убил его на полу. Священник очень разумно заметил, что мертвый человек не побежит из дома, чтобы снова умереть в сточной канаве.
– Я бы очень тщательно разобрался в рассказах этих людей.
– Естественно, это и делается. Но они все на удивление держатся заодно. Похоже, что только священник выступает в защиту Пьера. Он обошел весь город, пытаясь найти свидетелей.
– Все студенты дадут показания в пользу Пьера.
– Их показаниям нет веры. Студенты всегда держатся заодно. Разумеется, если Пьер виновен, его повесят. Но я должен сказать, что если в нынешний период вырождения есть хоть один человек, способный совершить убийство кулаками, у меня рука не поднимется подписать ему смертный приговор.
– Показания владельца гостиницы обеспечат немедленное освобождение Пьера, – заметил Уильям.
– Хозяин гостиницы, кажется, вообще ничего не видел, – отозвался его дядя. – У него, как всем известно, только один глаз и он, ссылаясь на плохое зрение, отказывается выступать в качестве свидетеля драки, хотя она происходила прямо у него под носом. Более того, люди слышали его слова о том, что его не опечалит, если Пьера повесят. Я не думаю, что показания владельца гостиницы помогут Пьеру.
– Это странно, – сказал Уильям. – Но дело Пьера определенно не должно рассматриваться в нормандском суде сейчас, когда, по-видимому, часть людей настроена против студентов. Нельзя ли, сэр Джон, после сбора показаний и допроса свидетелей отправить Пьера со мной во Францию? Ваша охранная грамота защитит нас обоих, а я, естественно, даю честное слово, что он в случае необходимости предстанет перед судом.
В течение очень, очень длительной войны возникло множество удобных правил этикета. Одно из них гласило, что монархи и крупные вельможи могли давать охранные грамоты своим людям, передвигающимся по территории противника. Договоренность всегда соблюдалась.
– В самом деле, твое предложение напоминает слова государственного деятеля, – произнес его дядя. – Ты хорошо подходишь для гражданской государственной службы. Полагаю, что священник станет меня критиковать, так как убежден в невиновности Пьера. Я тоже считаю, что сейчас не время для суда. И, разумеется, со словом Тальбота все считаются. Пьер никогда не казался мне убийцей. Вероятно, в этом деле что-то кроется.
– Я убежден в этом, сэр Джон.
– Я освобожу его из тюрьмы. Ты можешь сам написать охранную грамоту, если она нужна тебе. Без сомнения, ты сформулируешь ее лучше, чем я продиктую.
– Шестьдесят тысяч фунтов не требуют чрезмерной риторики, мой благородный дядюшка. Я горжусь вашими честными словами.
Хлопоты Изамбара в защиту Пьера находили отклик в высших сферах, но были тщетными среди простых людей. Он нашел нескольких свидетелей, но все они с мрачными лицами подтверждали, что Пьер убил Томаса Берольда: «Кулаками, Преподобный Отец, с жестокостью. Гореть мне тысячу лет в чистилище, если я не прав».
Священник отвечал:
– Не берите грех на ваши души! – но они клялись, что говорят правду, а некоторые из них были убеждены в этом.
За день до того, как сэр Джон отдал приказ об освобождении Пьера из камеры, Изамбар постучался в дверь кухни Марии. На веревке, завязанной узлом и служившей ему поясом, висел маленький мешочек из непромокаемой кожи, похожий на кошелек. Крест хлопал по нему при каждом шаге священника.
– Мои связи – не самые высокие, – сказал он, когда Мария впустила его, – но, по крайней мере, Пьера выпустят из тюрьмы. Правитель освобождает его под честное слово своего внучатого племянника. Пьер будет сопровождать друга, отправляющегося с поручением на юг Франции. Таким образом, оба смутьяна будут на время удалены из Руана.
– Но это же прекрасно! – воскликнула Мария. – Это почти прощение!
– Я бы хотел, чтобы это было прощение, – ответил Изамбар, – но нет. Юный Уильям дал слово, что Пьер вернется и предстанет перед судом, когда суд начнется, а он держит слово. Мы должны найти способ вывести Пьера из-под юрисдикции руанского суда насовсем или, по крайней мере, до тех пор, пока не откроются факты, гарантирующие справедливость суда. Я обескуражен тем, что многие горожане готовы поклясться, будто они действительно видели убийство человека Пьером. Вы ведь не думаете, что Пьер совершил убийство, Хью?
– Конечно, нет, Отец.
– Пьер – не убийца, – добавила Мария.
– Я с вами согласен, – задумчиво произнес Изамбар. – Это не в его характере, и я довольно долго беседовал с ним об этом несчастном происшествии. Надеюсь, вы не думаете, будто я хочу помешать справедливому решению лишь потому, что люблю вашего приемного сына.
Он открыл мешочек и достал письмо, написанное добротным старомодным готическим шрифтом, который мог прочитать любой грамотный человек.
– Лорд Стрейнж и ваш сын отправляются в Монпелье, чтобы встретиться с министром финансов, главным сборщиком налогов Жаком Кером, казначеем Франции.
– Неужели продавец капусты вознесся так высоко? – изумилась Мария.
– Дела у купца шли хорошо, – заметил Хью. – Я слышал кое-что о его карьере.
– Я подумал, что он, возможно, сохранил добрую память о вашей мастерской, Хью. В этом письме я представляю ему Пьера и высказываю предложение, чтобы Кер взял его к себе на службу.
Хью молча кивнул. Его лицо было решительным и серьезным. Мария воскликнула:
– Как долго он будет отсутствовать, Отче?
Хью сказал:
– Он уже взрослый, Мария. Он не может всегда оставаться здесь. Он мог бы, конечно, жить с нами, но Пьера это не удовлетворит. И как ты знаешь, дорогая жена, иногда полезно на время покинуть родные места. Вспомни, как мы уехали из Милана.
– Все из-за твоего дурацкого языка, Хью, – сказала его жена.
– А в случае Пьера все из-за его дурацких кулаков, – ответил Хью.
– Не знаю, как долго это будет, – произнес Изамбар. – Я даже не уверен, что казначей примет к себе Пьера. Но скоро мы это узнаем.
– Каким образом? – спросил Хью.
– Не думайте, – ответил священник, – что медленное передвижение лорда Стрейнжа и его кавалькады по направлению к Монпелье является мерой скорости, с которой известия сегодня пересекают территорию Франции. Предприимчивый министр финансов ввел сложную систему смены лошадей, так что курьер может скакать день и ночь, пока его не сразит сон, и в каждом городе он найдет свежих лошадей, приготовленных для королевской службы. Жак Кер узнает о прибытии Пьера задолго до того, как Пьер появится у него. Он узнает также о том, что лорд Стрейнж везет ему, насколько я понимаю, финансовый документ исключительной важности, секретный и имеющий отношение к заключению мирного договора.
– Пьер оказался в центре важных событий, – заметил Хью. – Участие в такой миссии – большая честь. Это может повлиять на его судьбу.
– А это опасно? – спросила Мария.
Изамбар хихикнул:
– Я не разглашу секрета, если скажу, что лорд Стрейнж везет деньги для Франции. А поскольку дело касается денег, министр финансов обеспечит безопасность миссии. Пьер не находился бы в большей безопасности даже в собственной спальне, мадам.
– Я полагаю, что мы не должны вставать у него на пути, – произнесла Мария.
– В любом случае у нас нет выбора, – практично добавил Хью.
Изамбар запечатал пергамент в цилиндр из рога и оставил его для Пьера. Он тяжело вздохнул, передавая его в руки Хью.
– Сомневаюсь, смогу ли я еще как-то помочь юноше, – сказал он. – Пьер перешагнул тот возраст, до которого провинциальный священник может быть полезен ему.
– Вы были лучшим другом мальчика, – уверенно произнес Хью. – Я надеюсь, что ваши молитвы будут сопровождать его в пути.
– Ну, конечно, – ответил священник с кротким удивлением. – Я всегда молюсь за Пьера.
Уильям и Пьер были еще на полпути к Монпелье, когда в Руан прибыли два письма от французского министра финансов. Первое было прочитано Джону Тальботу: его вежливо благодарили за деньги, которые были еще в пути, с изысканным комментарием по поводу осмотрительного английского метода их доставки; в письме выражалась благочестивая надежда, что в будущих отношениях двух стран не возникнет осложнений, которые потребовали бы более быстрой доставки известий с помощью смены лошадей.
– Чертов выскочка! – фыркнул сэр Джон.
Изамбар прочитал второе письмо Хью. Это была формальная записка с благодарностью и сдержанным обещанием внимательно рассмотреть кандидатуру. Но письмо содержало собственноручную приписку Кера, написанную быстрым небрежным почерком:
«Я хорошо помню оружейного мастера. Если его сын так же надежен, как его сталь, он будет здесь желанным гостем. Умоляю оружейника сделать мне другой шлем. Мой собственный остался на Востоке. У меня нет времени объяснить вам, как это произошло. Курьеру дано указание заплатить вперед».
– Я счел возможным вернуть деньги с тем же курьером, – сказал Изамбар. – Я знал, что вы не смогли повторить маленький шлем.
– Это верно, – ответил Хью. – Конечно, я могу сделать ему неплохой шлем из обычной стали.
– Я предполагал, что вы скажете это, – произнес Изамбар. Он отсчитал несколько золотых монет. – На самом деле я сообщил министру финансов, что вы это сделаете, и оставил несколько монет в качестве платы. Надеюсь, этого достаточно.
Хью взглянул на маленький золотой столбик.
– Абдул сделает ему еще и саблю, – сказал он. – Вы взяли слишком много, Отче.
– У меня нет привычки торговаться, – отозвался Изамбар с лукавыми искорками в глазах, – и я не хочу, чтобы министр подумал, будто у оружейного мастера дешевая сталь. Ведь он сравнил ее с Пьером, вы заметили?