Текст книги "Прошлой ночью в "Шато Мармон""

Автор книги: Лорен Вайсбергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Эго, конечно, хорошо, – кивнула Брук, заходя в маленький лифт вслед за Эмбер. – Но после утренней статьи «Шестой страницы» я уж и не знаю…

– Вы о той муре с любительскими фотками? Не смешите мои шпильки! Сейчас я вас с Изабель познакомлю, ее в бикини на целую страницу растянули и целлюлит в кружочек обвели. Вот это засада!

Брук невольно улыбнулась:

– М-да, подложили девушке свинью. А вы, значит, читали?.. Ну, «Шестую страницу»?

Лифт открылся в холл с пушистым паласом, мягко освещенный тонированными стеклянными бра.

– Милая, ее все читали, и все согласились, что это ерунда, пустячок. Фото, где вы плачете с подругой, вызовет у людей только сочувствие – женщины поймут это правильно, а нелепое предположение, что ваш муж трахается на заднем сиденье лимузина по дороге на концерт, – просто чушь. Все понимают: это его рекламный агент или стилист. Я бы в этом и секунды не сомневалась.

Тут Эмбер открыла дверь, за которой оказалась большая комната – копия… баскетбольной площадки. На дальней стене висело нечто, напоминающее стандартную баскетбольную корзину, по глянцевому деревянному полу были проведены боковые линии и линия штрафного броска. Ближайшую стену раскрасили для ракетбола или сквоша, а между двумя окнами от пола до потолка, выходившими на улицу, стояла гигантская корзина с разнокалиберными мячами и ракетками. Четвертую стену занимал телевизор с плоским экраном, по диагонали дюймов шестьдесят, а напротив находился длинный зеленый диван. Два темноволосых пацана в спортивных трусах жевали пиццу и мучили футбольную видеоигру, которую Брук не узнала, причем удовольствия на их лицах она не заметила.

– Пойдемте, – предложила Эмбер, пересекая «баскетбольную площадку». – Все уже наверху.

– А чья это квартира, я забыла?

– Знаете Дайану Вулф? Ее муж Эд был конгрессменом, не помню, от какого округа, кажется, от Манхэттена, и, естественно, возглавлял комитет по этике.

Брук поднималась за Эмбер по лестнице без перил.

– Вот оно что, – пробормотала она, сразу сообразив, что к чему. Прошлой зимой нужно было полтора месяца просидеть на необитаемом острове, чтобы не знать, о чем шла речь.

Эмбер остановилась, повернулась к Брук и понизила голос до шепота:

– Ну, вы же помните, что старина Эд питал слабость к проституткам, причем не к элитному эскорту, а к обычным уличным шлюхам? Двойной удар, потому что Дайана баллотировалась на должность прокурора города. Ай, как некрасиво получилось…

– Добро пожаловать! – прожурчала с верхней ступеньки женщина лет сорока. Безупречно сидящий сиреневый костюм дополняли великолепные черные шпильки из змеиной кожи и поражающая своей элегантностью нитка крупного жемчуга.

Эмбер поднялась к ней.

– Брук Олтер, это Дайана Вулф, хозяйка чудесного дома. Дайана, это Брук Олтер.

– С-спасибо за приглашение, вы очень любезны, – запинаясь выговорила Брук, вдруг оробев в присутствии столь опытной и уверенной в себе зрелой женщины.

Дайана взмахнула рукой:

– Ну-ну, зачем же так официально! Входите, угощайтесь. Эмбер наверняка рассказала вам, что моего мужа тянет, то есть тянуло, нет, точно не скажу, тянет или тянуло, поскольку он мне уже не муж, но, с другой стороны, старую собаку новым трюкам не научишь, – словом, что моего мужа неудержимо тянуло к проституткам.

Видимо, Брук не удалось скрыть шок – Дайана рассмеялась.

– О, дорогая, я не сообщаю вам ничего нового, об этом знает вся страна. – Она наклонилась к Брук и тронула ее волосы. – Но вряд ли многим известно, что он особенно любил рыжих. А я и понятия не имела, пока мне не показали записи скрытой камеры, сделанные ФБР. После двадцати пяти девиц уже можно определиться. Эд пройти не мог мимо рыженьких. – Дайана рассмеялась своим словам и продолжила: – Кения в гостиной, Изабель не придет, ее подвела нянька. Идите поздоровайтесь, я вернусь через минуту.

Эмбер провела Брук в белое нежную гостиную, где сидела царственная темнокожая красавица в потрясающих кожаных джинсах и роскошном меховом жилете. Брук сразу узнала Кению Дин, бывшую супругу звезды экрана и любителя несовершеннолетних девочек Квинси Дина. Кения встала и обняла Брук.

– Очень рада с тобой познакомиться! Садись рядом со мной, – сказала она, потянув Брук на белый кожаный диван.

Брук хотела поблагодарить, но не успела: Эмбер уже налила ей вина. Брук сделала упоительно долгий глоток, преисполнившись благодарности к гостеприимным хозяевам и гостям.

Дайана вошла в комнату с большим блюдом свежих морепродуктов на льду. Там были коктейль из креветок, устрицы разного размера, клешни крабов, хвосты лобстеров и морские гребешки, а к ним тарелочки с маслом и коктейльным соусом. Поставив его в центре кофейного столика, она сказала:

– Не смущайте девочку расспросами! Лучше поделимся с Брук опытом, чтобы она освоилась. Эмбер, может, ты начнешь?

Эмбер аккуратно откусила кусочек большой креветки.

– Моя история уже всем известна. Я вышла замуж за свою школьную любовь, а он, кстати, уже тогда был большим козлом. Через год после свадьбы муж победил на «Американском идоле». Ну и, скажем так, Томми времени не терял и наслаждался славой на полную катушку. К окончанию тура по Голливуду у него было больше девушек, чем у Коуэлла[39] футболок. Но это было только начало; полагаю, сейчас число его побед утроилось.

– Мне очень жаль, – пробормотала Брук, не зная, что еще добавить.

– Жалеть не о чем. – Эмбер взяла вторую креветку. – Мне понадобилось время, чтобы это понять, но мне куда лучше живется без него.

Дайана и Кения кивнули.

Кения долила себе вина и отпила маленький глоток.

– Не могу не согласиться. Хотя на твоем этапе я бы этого не поняла, – сказала она, глядя на Брук.

– В каком смысле?

– Ну, после первой интрижки я не верила, что такое может повториться или что Квинси способен на измену и даже на преступление. Думала, может, его соблазнила какая-нибудь искательница славы. Но обвинения звучали вновь и вновь, потом начались аресты, девочки оказывались все моложе – шестнадцать, пятнадцать лет, – словом, отрицать очевидное стало невозможно.

– Скажи уж честно, Кения, когда Квинси впервые арестовали, ты повела себя так же, как я, а я не поверила ни одному слову обвинителей, – помогла ей Дайана.

– Это правда, я внесла за него залог. Но когда в передаче «Сорок восемь часов» показали съемки скрытой камерой, как мой муж буквально заманивал к себе старшеклассниц из футбольной команды, мечтая поиметь кого-нибудь из них, я начала осознавать масштаб катастрофы.

– Вау, – сказала Брук.

– Признаюсь, чувствовала я себя паршиво. Но большая часть моего медиа-кошмара была связана с тем, какой законченный подонок мой муж. А вот Изабель Принс – ее сегодня не будет – так легко не отделалась.

Брук знала, что речь идет о домашнем видео, которое муж Изабель, известный рэпер Мейджор Кей, намеренно сделал достоянием общественности. Джулиан видел запись и описывал ее Брук: Изабель и Мейджор Кей в горячей ванне на крыше пентхауса, обнаженные и пьяные, изощряются в сексуальных утехах. Съемки велись профессиональной камерой, принадлежавшей самому Мейджору, и вскоре он лично разослал запись во все информационные агентства Соединенных Штатов. Брук помнила интервью, в котором журналист спросил Мейджора, почему он злоупотребил доверием жены, и он ответил: «Потому что она убойно хороша, чувак, а я не жадный. Пусть каждый хоть разок увидит то, что я получаю каждую ночь».

– Она была просто убита, – поддержала Кению Эмбер. – Везде печатали стоп-кадры той записи и обводили ее жирок… Господи, какой ужас! – содрогнулась она.

Все на мгновение замолчали, представив этот кошмар. Брук почувствовала, что задыхается, как в ловушке. Просторная белая квартира вдруг показалась ей клеткой, а приятные женщины, столь милые и дружелюбные, заставили ее почувствовать себя еще более одинокой и непонятой. Она сопереживала им, и вели они себя в высшей степени тактично, но – где они и где она, Брук? Худшее преступление Джулиана – пьяный флирт с заурядной девицей ее возраста. При чем тут домашнее видео, сексуальная зависимость, связь с несовершеннолетними или проститутки?

Эти мысли, должно быть, отразились на ее лице, потому что Дайана укоризненно прищелкнула языком и сказала:

– Ты думаешь, наши ситуации сильно отличаются от твоей, да? Конечно, это трудно принять. Твой муж всего-то позволил себе пару свиданий в номере отеля, какой мужчина удержится от этого грешка? Пожалуйста, не обманывай себя. С этого всегда начинается. – Она сделала паузу и жестом обвела сидевших полукругом женщин: – А вот чем все заканчивается.

Это стало последней каплей. Брук почувствовала, что с нее достаточно.

– Все совсем не так, у нас же… Слушайте, я ценю ваше внимание, но мне пора, – сказала она срывающимся голосом и схватила сумку, избегая на кого-либо смотреть. Брук понимала, что ведет себя неучтиво, но ей неудержимо хотелось уйти отсюда.

– Надеюсь, Брук, я тебя не обидела, – примирительно сказала Дайана, но Брук видела, что она раздосадована.

– Нет-нет, что вы! Извините, я просто не… – Она замолчала. Не думая о том, чем заполнить паузу, она встала и повернулась к остальным.

– Мы даже не дали тебе рассказать твою историю, – расстроилась Эмбер. – Я же говорила, мы слишком много болтаем!

– Мне очень жаль. Пожалуйста, не думайте, что это из-за чьих-нибудь слов, просто… Наверное, я к этому разговору пока не готова. Спасибо еще раз. Эмбер, спасибо. Извините, – повторила она, сжимая пальто и сумку и отступая к лестнице. Один из мальчиков поднимался наверх. На секунду Брук испугалась, что он хочет ее удержать, и прошла мимо быстрее, чем требовалось.

– Ни фига себе! – раздалось за ее спиной, а через секунду мальчик добавил: – Мам, упас есть еще кола? Дилан всю выпил.

Это было последнее, что услышала Брук, проходя «баскетбольную площадку». Проигнорировав лифт, она побежала вниз по лестнице и выскочила на улицу. Морозный воздух обжег щеки, и Брук снова смогла дышать.

Мимо проехало свободное такси, затем еще одно, но Брук пошла пешком, почти побежала к себе домой. В голове крутились услышанные истории новых знакомых, и каждую она обдумывала, отвергала, отмахивалась, находила несоответствия и противоречия, доказывая себе, что к ней и Джулиану все это не относится. Идиотизм какой-то – из-за одного проступка, единственной ошибки думать, что их брак разрушится. Они ведь любят друг друга! Временные трудности не означают, что их отношения обречены, ведь так?

Она перешла Шестую авеню, потом Седьмую, Восьмую. Щеки и пальцы онемели, но Брук этого не замечала. Как хорошо, что она вырвалась из той квартиры и больше не слышит чудовищных откровений. Эти женщины не знают ни ее, ни Джулиана. Постепенно Брук успокоилась, замедлила шаг, глубоко задышала и твердо сказала себе – все будет хорошо.

Вот бы еще прогнать назойливую мысль, которая приходила на ум снова и снова: а что, если они правы?

18. Сильно достали еще при заселении

Телефон у кровати зазвонил. Брук в тысячный раз подумала, отчего в отелях не ставят определителей номера. Но, зная, что все остальные позвонили бы ей на сотовый, Брук нагнулась, выдернула трубку из «базы» и приготовилась к проверке нервов на прочность.

– Здравствуй, Брук, от Джулиана никаких вестей? – Доктора Олтера было так хорошо слышно, будто он находился в соседней комнате. К сожалению, так и было: несмотря на все усилия Брук, Олтеры поселились в номере рядом.

Она заставила себя улыбнуться, чтобы удержаться от колкости.

– Здрасте, – весело сказала она. Хорошо знающий ее человек сразу узнал бы этот фальшивый профессионально-бодрый тон.

Все пять лет она не знала, как обращаться к свекру. «Доктор Олтер» – слишком формально, «Уильям» – слишком фамильярно, а «папы» он от нее никогда не дождется!

– Он по-прежнему в Лондоне и пробудет там до начала следующей недели, – ровным тоном повторила она в сотый раз.

Это Олтеры знали – Брук сразу поделилась с ними информацией, когда они встретились у стойки портье. Родители Джулиана, в свою очередь, обрадовали невестку, что, хотя их попытались разместить в противоположном крыле отеля (как просила Брук), они настояли на смежном с ней номере «удобства ради».

Свекор неодобрительно цокнул языком:

– Неслыханно – пропустить семейный праздник! Они с Трентом родились с разницей меньше месяца, вместе выросли, Трент у Джулиана на свадьбе сказал такую прочувствованную речь, а он даже не приедет!

Брук невольно усмехнулась: вот уж поистине ирония судьбы – она устроила Джулиану настоящую головомойку из-за этой свадьбы, сказав практически то же, что и свекор сейчас, но теперь ей вдруг остро захотелось встать на защиту мужа.

– Вообще-то у него веская причина – он будет выступать перед большими людьми, в том числе перед премьер-министром Великобритании. – Она не стала упоминать, что Джулиану заплатят двести тысяч долларов за четырехчасовой концерт. – Кроме того, он не хочет отвлекать на себя внимание, потому что этот день принадлежит жениху, невесте и… ну… их торжеству.

Всем пришлось довольствоваться этим объяснением. Свекор не имел ничего против того, чтобы делать вид, будто все прекрасно, скандальных фотографий он не видел и статей, муссировавших грядущий развал семьи его сына, не читал. Сейчас, хотя ему раз сто говорили, что Джулиан не сможет быть на свадьбе Трента, он отказывался в это верить.

В трубке было слышно, как к мужу обратилась миссис Олтер:

– Уильям, что ты висишь на телефоне, когда она в соседнем номере?

Через несколько, секунд в дверь постучали.

Брук нехотя сползла с кровати и выставила в направлении двери оба средних пальца, шепотом заорав: «Пошел ты!..» – после чего растянула губы в вежливой улыбке и сняла цепочку со словами:

– Заходите, соседи!

Впервые за все время их знакомства свекровь выглядела нелепо. Ее обтягивающий кашемировый свитер был густого баклажанового цвета и смотрелся на подтянутой миссис Олтер как вторая кожа. К свитеру она выбрала чулки похожего оттенка и убойные ботильоны на шпильках, которые, несмотря на броскость, не создавали впечатления, что она долго и тщательно подбирала наряд. Массивная, но элегантная золотая цепочка, макияж, выполненный профессиональным визажистом, – словом, перед Брук предстал образец светской утонченности, иллюстрация того, как должна выглядеть женщина в пятьдесят пять лет. Но проблема все-таки была. В шляпе. Размером с поднос для посуды, головной убор в точности соответствовал цвету платья, но в глаза сразу бросались развесистые перья, пучки искусственных цветов и сетка, играющая роль вуали. Причем все это было скреплено огромным шелковым бантом. Сооружение опасно колыхалась, а элегантно обвисшие поля со снайперской точностью прикрывали левый глаз.

Вид свекрови так поразил Брук, что у нее вытянулось лицо.

– Что скажешь? – спросила Элизабет, коснувшись края шляпы. – Прелестно, правда?

– Ого! – выдохнула Брук, не зная, как продолжать. – А это для чего?

– Как для чего? Для Теннесси! – переливчато рассмеялась свекровь и заговорила, имитируя южный акцент, причудливо сплетая выговор человека, для которого английский – второй язык, и ковбоя из старого вестерна: – М-мы в Ч’а-тта-ннннуге, Бр’к! Ты должна-а-а понима-ать, что н’стояшшие ле-еди с Юга нно-осят такие шля-а-апы.

Брук захотелось накрыть голову подушкой и умереть.

– Правда? – почти проскулила она, не находя в себе сил продолжать.

К счастью, к Элизабет вернулся ее слегка гнусавый нью-йоркский прононс.

– Ну конечно! Разве ты никогда не видела скачек в Кентукки?

– Видела, конечно, но мы не в Кентукки. Шляпы и лошади действительно неразрывно связаны – дамам полагается блистать на дерби в шляпках, но я не думаю, что эта традиция распространяется на другие… э-э… светские рауты… – Брук не стала договаривать фразу, чтобы смягчить сказанное, но свекровь ничего не заметила.

– Брук, милочка, я смотрю, ты совсем не разбираешься в том, о чем берешься рассуждать. Мы на Юге с его богатыми традициями! Шляпка, в которой я буду на церемонии, еще затейливее этой. Завтра у нас будет время прикупить и тебе что-нибудь, не волнуйся! – Она сделала паузу и окинула Брук взглядом. – Как, ты еще не одета?

Брук посмотрела на свои тренировочные брюки, а потом на часы:

– Я думала, мы уходим в шесть.

– Да, но уже пять! Тебе же не хватит времени!

– Ой, точно! Вы правы! – воскликнула Брук с фальшивым энтузиазмом. – Побегу собираться. Для начала приму душ.

– Хорошо. Постучи, когда будешь готова, а лучше зайди и выпей коктейль. Уильям послал за приличной водкой, тебе не придется глотать ужасное гостиничное пойло.

– Может, встретимся в шесть внизу? Вы сами видите, – отступив на шаг, Брук продемонстрировала рваную футболку и спутанные волосы, – я надолго.

– М-м-м, – промычала свекровь, явно соглашаясь. – Ну хорошо, значит, в шесть. Кстати, Брук, почему бы тебе не подкраситься? Макияж творит настоящие чудеса!

Горячий душ и включенный погромче телевизор настроения не улучшили; выручила единственная бутылка белого вина, отыскавшаяся в минибаре, но, к сожалению, эффект ощущался недолго. Когда Брук в своем дежурном черном платье с запахом и нанесенными на веки тенями, изображая образцовую невестку, шла в холле, она опять чувствовала себя скованно и напряженно.

До ресторана проехать предстояло мили две, но дорога показалась вечностью. Доктор Олтер всю поездку возмущался – какой нормальный отель не держит специального человека для чистки одежды, как это в «Херце»[40] имеются только американские машины, кто назначил ужин на полседьмого вечера, когда это практически обеденное время? Он даже пожаловался на недостаточно плотное для пятницы движение: в каком приличном городе улицы пустые и столько места для парковки? Где, кроме этой Чаттануги, такие омерзительно вежливые водители – торчат на светофорах по десять минут и машут друг другу, предлагая проезжать? Вот уж где он не хотел бы жить, будьте уверены! Приметы настоящего города – это заторы, грязь, давка, снег, сирены, колодцы на дорогах и прочие тридцать три несчастья, настаивал он в самый нелепой тираде, которую Брук слышала за свою жизнь. В ресторан она входила с ощущением, что они провели вместе целый день.

К ее неописуемому облегчению, у дверей стояли родители Трента. Брук было интересно, что они подумали об «ипподромной» шляпке Элизабет. Отец Трента и доктор Олтер были родными братьями и очень дружили, несмотря на значительную разницу в возрасте, поэтому обе супружеские четы поспешили удалиться в бар у дальней стены. Брук отпросилась под предлогом позвонить Джулиану. Ее проводили взглядами, в которых читалось облегчение: если жена просто так звонит мужу, значит, разводиться они не собираются.

Брук искала взглядом Трента или Ферн, но они как сквозь землю провалились. На улице было жарко – по сравнению с февральской погодой в Нью-Йорке просто тропики, – поэтому она даже не стала застегивать пальто. Брук была уверена, что Джулиан не ответит – за океаном полночь, а он только-только закончил выступление, но все же нажала кнопку вызова и с изумлением услышала голос мужа.

– Привет! Я так рад, что ты позвонила, – сказал Джулиан, явно пораженный не меньше Брук. В трубке было тихо – ни музыки, ни голосов, а в его тоне слышалась искренняя радость. – Я как раз о тебе думал.

– Правда? – с недоверием спросила она и тут же отругала себя за это. Последние две недели они разговаривали раз вдень, но звонил всегда Джулиан.

– У меня просто руки опускаются, как подумаю, что тебе пришлось ехать на свадьбу без меня.

– И твои родители ужасно огорчены.

– Они тебя сильно достали?

– Рекордная недооценка. Они почти доконали меня при заселении, и скоро мы друг друга поубиваем.

– Извини, – тихо сказал он.

– Считаешь, ты правильно поступил, Джулиан? Я еще не видела Трента и Ферн, но я не представляю, что им сказать.

Джулиан кашлянул.

– Скажи им еще раз, что я не хочу превращать важное для них событие в цирк с папарацци.

Брук помолчала. Она могла поручиться, что у себя на свадьбе Трент скорее стерпел бы пару любопытных журналистов, чем смирился с отсутствием двоюродного брата, с которым дружил с детства, но не стала это говорить.

– Так это… ну… как все прошло сегодня? – спросила она.

– О-о-о, Ру, это было невероятно, просто фантастика! Возле нашего отеля; расположенного в старинной усадьбе, на горе сохранилось уникальное средневековое поселение. Ближайший городок оттуда как на ладони. Единственный способ туда щи пасть – подняться на фуникулере, в вагончике человек на пятнадцать. Выходишь наверху и попадаешь в настоящий лабиринт: массивные каменные стены с факелами, маленькие ниши, где ютятся дома и лавки. Представь себе древний амфитеатр, который со всех сторон, насколько хватает глаз, обступают живописные шотландские горы. И я пел в темноте, все освещалось только свечами и факелами. Подавали подогретые лимонные напитки с пряными приправами. Чистый холодный воздух, обжигающее питье, неверное пламя, необъятный простор вокруг – в этом было что-то такое… У меня не хватает слов, но это поражало воображение…

– Интересно.

– Еще как! Слушай, а после концерта всех отвезли обратно в отель, или пансионат, или усадьбу, не знаю точно, как назвать, но это тоже нечто. Вообрази старинный сельский дом, затерянный среди пологих холмов, протянувшихся на сотни актов, но с плазменными телевизорами, теплым полом в ванной и просто безумно длинным бассейном – я таких никогда не видел. Номера по две тысячи в сутки, в каждом камин, небольшая библиотека и даже отдельный дворецкий! – Помолчав несколько мгновений, Джулиан очень нежно прибавил: – Для полного счастья мне здесь не хватает только тебя.

Брук приятно было слышать радость в его голосе. Кроме того, Джулиан явно шел ей навстречу: вероятно, его замучила совесть за недавний кризис в их отношениях. Однако довольно трудно разделять чужие восторги, когда рядом не главы государств или супермодели с мировым именем, а свекор со свекровью, а вместо буколических лугов – ряды магазинов и стандартный номер в «Шератоне», безусловная нехватка дворецких и прочей роскоши. В довершение всего Брук скрепя сердце приехала на свадьбу его кузена, поэтому ей не очень хотелось слушать о сказочном изобилии, красотах пейзажа и безумно длинных бассейнах.

– Знаешь, мне надо идти, начинается генеральная репетиция свадебного ужина.

Супружеская пара прошла мимо Брук ко входу в ресторан. Услышав ее слова, они с улыбкой переглянулись.

– Кроме шуток, как там мои родители? – снова спросил Джулиан.

– Выглядят прекрасно, а там кто их знает…

– Они себя нормально ведут?

– Скажем так, стараются. Папа твой ворчал по поводу прокатной машины, а мамаша решила, что здесь костюмированный бал, но в целом ничего.

– Брук, ты героиня, – тихо произнес Джулиан. – У тебя такое чувство долга… Трент и Ферн оценят твой поступок по достоинству.

– При чем тут это? Просто так принято.

– Все равно, мало кто поступил бы так же. Надеюсь, я тоже не ошибся в своем решении.

– Мы и наши проблемы тут ни при чем, – тихо сказала Брук в трубку. – Наша обязанность – изобразить радость и поздравить новобрачных. Это я и буду делать.

Она замолчала – мимо снова прошли гости. По особой выразительности брошенных на нее взглядов Брук поняла: ее узнали. Бог знает что напридумывают люди, увидев ее в одиночестве.

– Брук, мне очень жаль, клянусь. Я скучаю по тебе и очень хочу видеть. Я думаю…

– Мне надо идти, – повторила она, заметив, что к ее разговору прислушиваются посторонние. – Поговорим позже, хорошо?

– Хорошо, – отозвался Джулиан, и Брук поняла, что он задет. – Передавай всем привет и… повеселись, что ли. Я ужасно соскучился но тебе, любимая…

– Угу, и тебе того же. Пока. – Она нажала отбой с ощущением ставшего в последнее время привычным желания хлопнуться на пол и зарыдать. Не исключено, что она так и поступила бы, но из ресторана вышел Трент, одетый в лучших традициях частных школ: белая рубашка, синий пиджак, клюквенного цвета галстук, мокасины «Гуччи» – уступка прогрессу! – вызывающие брюки (без стрелки). Даже теперь, когда прошло столько лет, Брук хорошо помнила их первое свидание в скучном итальянском ресторане и глубокое, щекочущее волнение, которое она испытала, когда Трент повел ее в бар, где она увидела Джулиана.

– Ходят слухи, что ты здесь, – сказал Трент, наклонившись поцеловать Брук в щеку. – Это Джулиан звонил? – указал он на телефон.

– Да, из Шотландии. Телом там, душой с нами, – слабо отозвалась она.

Трент улыбнулся:

– Ну, хоть душой. Я тысячу раз повторял – это частное владение, пригласим охрану, ни один папарацци не прорвется, но он настаивал, что не хочет устраивать цирк. Я так и не смог его убедить.

Брук взяла Трента за руку,

– Извини. Виной всему чудовищно напряженный график.

– Пойдем внутрь, – предложил Трент. – Позволь угостить тебя аперитивом.

Брук сжала его локоть.

– Нет, поить будем тебя, – улыбнулась она. – Сегодня твой вечер. Кстати, я еще не познакомилась с твоей прелестной невестой.

Трент галантно открыл для нее дверь. В ресторане было шумно, гости расхаживали по залу с коктейлями и вели стандартные светские разговоры. Единственный, кого знала Брук, помимо родителей Джулиана и жениха, был младший брат Трента, Тревор – второкурсник колледжа. Он сидел в углу, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться, и не поднимал глаз от айфона. За исключением Тревора все в зале на миг замерли при появлении Брук. Отсутствие Джулиана не осталось незамеченным.

Она невольно стиснула руку Трента. Тот отведал мягким пожатием.

– Иди общайся с гостями, – сказала она. – И радуйся – все хорошее заканчивается удивительно быстро.

Ужин, к счастью, не был отмечен сколь-нибудь заметными событиями. Ферн оказалась настолько добра, что, не дожидаясь просьб, пересадила Брук подальше от Олтеров, поближе к себе. Брук сразу оценила ее обаяние: она сыпала веселыми историями и уморительными шутками, расспрашивала каждого гостя о житье-бытье, а уж наукой самоиронии владела как второй специальностью. Когда один из университетских друзей Трента, напившись, поднял тост за былую слабость жениха к девицам с фальшивыми сиськами, Ферн со смехом оттянула платье на груди и, поглядывая вниз, воскликнула:

– Ах, это у него действительно в прошлом!

Когда закончился ужин и Олтеры подошли к Брук, чтобы отвезти ее обратно в отель, Ферн взяла ее за руку, с невинным видом заморгала, глядя на доктора Олтера, и на полную катушку включила южный шарм.

– О нет, помилуйте, как можно! – протянула она, к удовольствию Брук. – Она останется у нас. Вас, старых консерваторов, мы отправим восвояси, а сами будем веселиться! Мы о ней позаботимся, не беспокойтесь.

Олтеры, улыбаясь, откланялись. Едва они покинули зал, Брук повернулась к Ферн:

– Ты спасла мне жизнь! В отеле они заставили бы меня выпить с ними еще по коктейлю, а потом пришли в мою комнату задать еще шесть тысяч вопросов о Джулиане, причем свекровь не упустила бы возможности покритиковать мой брак или остальное. Не знаю, как тебя благодарить!

Ферн только рукой махнула:

– Ну что ты! Не могу же я отпустить тебя с особой в такой шляпе, вдруг люди увидят, – засмеялась она, окончательно покорив Брук. – Но знай: я задержала тебя из чистого эгоизма – ты очень понравилась моим подругам.

Брук понимала, что Ферн это придумала на ходу – у нее практически не было возможности с кем-то познакомиться, хотя в целом друзья жениха и невесты показались ей приятными, – но какая разница? Настроение поднялось, причем настолько, что Брук выпила с Трентом текилы «за Джулиана» и пару «лимонных леденцов»[41] с Ферн и ее подругами по университетскому клубу (которые, кстати, пили так, что Брук трезвела, глядя на них). Ей было уже совсем хорошо, когда около полуночи выключили свет, и кто-то разобрался, как подключить айфон к стереосистеме в углу. Брук пребывала в самом лучшем расположении духа: еще два часа возлияний, танцев и шутливого, невинного флирта с одним из врачей, стажировавшихся вместе с Трентом. Она уже забыла, каково это, когда молодой красавец не отходит от тебя целый вечер, приносит напитки и всячески развлекает. Это было здорово!

Расплатой за легкомысленный вечер стало жестокое похмелье на следующее утро. Поспав часа четыре после возвращения в три, Брук проснулась и некоторое время смотрела в потолок, зная, что ее обязательно вырвет, и гадая, долго ли придется мучиться. Минут через тридцать она стояла на коленях в туалете, хватая ртом воздух и надеясь, что Олтерам не придет в голову постучать в дверь. Позже ей удалось забраться под одеяло и проспать до девяти.

Несмотря на жуткую головную боль и отвратительный привкус во рту, открыв глаза и проверив телефон, Брук улыбнулась. Джулиан шесть раз звонил и присылал сообщения, спрашивая, где она и почему не берет трубку, – он едет в аэропорт, откуда полетит домой, он соскучился, он любит, он дождаться не может, когда увидит ее в Нью-Йорке. Оказалось, очень приятно поменяться ролями, пусть даже на одну ночь. На этот раз она, Брук, слишком много выпила и безудержно веселилась на вечеринке почти до утра.

Приняв душ, она пошла вниз выпить кофе, очень надеясь не наткнуться на Олтеров. Накануне свекровь говорила, что они проведут день с родителями Трента; обе женщины были записаны к визажисту и парикмахеру, а мужчины собирались играть в сквош. Когда Элизабет предложила Брук к ним присоединиться, та солгала, что обедает с Ферн и подружками невесты. Едва она присела на стул с газетой и гигантской кружкой латте, кто-то окликнул ее по имени. У столика стоял Айзек, тот самый неотразимый медик-стажер, с который она флиртовала вечером.

– Брук, привет! Ты как? Я надеялся тебя увидеть.

Брук было лестно это слышать.

– Здравствуй, Айзек, рада тебя видеть.

– Не знаю, как ты, но я после вчерашнего еле ползаю.

Она улыбнулась:

– Да, вчера мы шли на рекорд. Но мне понравилось – Брук была уверена, что это прозвучало совершенно невинно, но флирт флиртом, а она пока замужем, поэтому на всякий случай добавила: – Мой муж очень расстроится, что пропустил свадьбу.

На лице Айзека появилось странное выражение – не удивление, а скорее облегчение от того, что она наконец разоткровенничалась. Через секунду Брук все поняла.

– Значит, твой муж Джулиан Олтер? – начал он, присаживаясь рядом. – Я слышал, как об этом вчера говорили, но не был уверен, правда ли это.

– Истинная правда, – подтвердила Брук.

– Это просто фантастика, чистое безумие! Говорю тебе, я хожу на его концерты с тех пор, как он начал петь в Верхнем Ист-Сайде, а сейчас все только о нем и говорят – пресса, телевидение… Боюсь уже утюг включать – вдруг его голос и оттуда зазвучит, ха-ха. Ничего себе! Ты, наверное, очень рада?