Текст книги "Стисни зубы и умри"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Ты гордость моей линии крови, Анита. Посмотри на них всех, ощути их вкус, почувствуй их, – промолвила она.

Жан-Клод отстегнул другое запястье Ашера, и Ричард подошел к ним, помогая поддержать мужчину, все еще недостаточно пришел в себя после случившегося. В тот момент, когда Ричард перестал меня касаться, леопард во мне перешел на бег. Он ударил бы по поверхности кожи и прокатился волной боли и страдания. Белль смеялась своим мелодичным, мягким, обольстительным, пугающим смехом.

Тогда Жан-Клод коснулся кожи Ричарда едва заметным движением и втолкнул эту прохладу, это спокойствие, которому Ричард научился от тигров, в моего леопарда. Мой зверь замедлился, но она по-прежнему целеустремленно двигалась к свету. Жан-Клод и Ричард перенесли Ашера ко мне, положили его с одной стороны от меня, а Ричард лег с другой. Ашер сполз ниже, так, чтобы положить голову мне на плечо, обняв меня за талию. Он все еще был безвольным и пытался взять себя в руки; как он говорил, у него не было триумвирата, так что у него не было такого количества энергии, как у нас, чтобы бороться с ней. Ему нужен был кто-то из вергиен, которые были его животными зова. Я мысленно передала это Натаниэлю и Мике, и более далекому Дамиану.

Жан-Клод лежал по другую сторону от Ашера, но он положил руку на кровать, и они с Ричардом сжали запястья друг друга. Жан-Клод перебросил руку через Ашера, чтобы взять мою кисть. Как только наши пальцы соединились, мы почувствовали себя более уверенно. Наполненная тенями комната с факелами стала выцветать по краям, отступать, как дурной сон.

Тогда запах цветов зла стал сильнее, мы словно купались в аромате жасмина, но под всем этим был жар, сухая трава, а еще – лев. Картинка в моей голове снова обрела четкость, и это была четкость кристалла, со всеми острыми гранями и невероятным сверканием цвета, совершенно несвойственным снам. Белль Морт стояла там, натравливая на нас льва и леопарда, а у нас был только волк, которого мы касались. Этого было недостаточно.

Она улыбнулась, и аромат роз и жасмина усилился.

– Белль, что ты сделала? – спросил Жан-Клод.

– Розы – это твой запах, но жасмин – Матушки Тьмы, – сказала я.

– Что ты сделала, Белль? – повторил Жан-Клод.

– Она была Матерью для всех нас. Если бы мы позволили ее силе умереть вместе с ней, мы бы все умерли, – сказала Белль Морт.

– Это – ложь, – возразил Жан-Клод. – Ложь, призванная удерживать нас от нападения на тех, кто нас создал.

– Мы не можем позволить себе рисковать, – проговорила она. Я чувствовала ее силу, тянущуюся к нам, почти видимую, как какой-то зловещий туман. Я не знала, что она собирается делать, но если она действительно поглотила какую-то часть Матери Всей Тьмы, то я не хотела, чтобы эта сила коснулась нас. Похоже, туман был хитростью, трюком, призванным меня отвлечь, потому что ее сила внезапно просто оказалась там, в моей плоти. Я чувствовала коготь, зарывающийся между ребрами. У меня перехватило дыхание от боли, и струйка крови потекла вниз по моему телу. Белль никогда не удавалось резать на расстоянии с помощью ее животных. Более того, невидимая лапа была рукой, которая потянулась к моему леопарду, словно говоря: ''Приди, возьми меня за руку, позволь мне освободить тебя'', и не важно было, каким контролем над зверьми внутри себя я обладаю – все они хотели наружу. Они все были разочарованы этим человеческим телом, которое не позволяло им выйти и играть.

– Сюда, кис-кис-кис, – сказала Белль, а затем позвала и по-французски. Язык не имел значения, лишь сила. Я корчилась и старалась не закричать.

Ричард положил руку мне на живот, и я снова почувствовала эту успокаивающую силу. Он погладил моего леопарда, как раньше гладил волка. Леопард зарычал на него, но перестал бежать к поверхности. Он сделал несколько кругов, порыкивая от разочарования. Мой леопард остановился, но Белль останавливаться не собиралась. Она царапала мою кожу, и слабые красные линии проявлялись у меня на животе.

– Сейчас меня не так легко остановить, некромант. Я обладаю силой нашей Матери, и ты не можешь ей противостоять.

Дверь открылась, и вошли Натаниэль, Мика и Дамиан под руку с одной из наших новых женщин-вампиров. Ее звали Кардинал за ее рыжие кудри, хотя они были более золотистыми, чем у Дамиана. Мало что было таким же кроваво-красным, как его длинные прямые волосы, тогда как глаза у него были зелеными, как у кошки, и нечеловечески красивыми, хотя я знала, что они были того же цвета, что и при жизни. Она была почти шести футов ростом, что делало Кардинал очень высокой для женщины того века, в котором она умерла, худощавой, с маленькой грудью и по-мальчишески узкими бедрами под шелковым платьем. В свое время она была слишком худой, но сейчас ее внешность можно было назвать модельной.

Мика и Натаниэль достигли кровати первыми и просто взобрались на нее. Мика был в фиолетовых шелковых боксерах, но Натаниэль был обнажен, что означало, что они спали в постели или пытались уснуть. Большинство оборотней не надевали ничего на ночь, если я их не заставляла. В последнее время я перестала настаивать на этом. И только вожаки стай набрасывали что-нибудь на себя, ходя по Цирку.

Я протянула руку, и Натаниэль прикоснулся ко мне первым. Сила пронеслась по моей коже порывом теплого ветра. В тот момент, когда его сила коснулась моей, когти стали причинять немного меньше боли, но Натаниэль вздрогнул, и я увидела, как на его коже появились красные линии. Он лишь разделял ущерб, а не останавливал его. Мика опустился на колени у моих ног, положив руку на плечо Натаниэля и мое бедро. Его сила была похожа на успокаивающее омовение водой, спокойный глубокий бассейн. Его зверь клубился в его теле, а затем пересек барьер. В какой-то момент я чувствовала, как его зверь скользит в меня, а потом ощутила, как он трется о меня своим шелковистым мехом. Я чувствовала, как наши звери приветствуют друг друга, трутся друг о друга этим длинным волнообразным кошачьим движением от щеки к бедру. И в то же время, мне казалось, что их шерсть касается меня изнутри моего человеческого тела, так что был момент дезориентации, когда я была одновременно и моим леопардом, и его леопардом, и собой одновременно. Оба леопарда обернулись как один, рыча на силу, которая пыталась прорваться в нас.

Прежде наших с Микой сил было достаточно, чтобы изгнать Белль. Она не была готова к тому, что мы – истинные Нимир-Ра и Нимир-Радж. С Натаниэлем, моим леопардом зова, этого было достаточно. Мы оттолкнули ее. Запах жасмина и роз начал угасать.

– Не в этот раз, Анита, – сказала Белль. Я почувствовала запах прокаленной солнцем травы и бьющегося, пульсирующего тепла, и большие когти надавили на мой живот. Львица выглянула из глубин меня и начала свой путь вверх по дороге. – У тебя все еще нет льва зова, и ты не присоединилась к местному Рексу. Тебе не победить. Я разбужу твоего зверя, Анита, и сделаю тебя своим животным зова.

Я подумала о львах и тут же ощутила двоих из них – далеких, но прислушивающихся. Один из них был Хейвен, наш местный Рекс, а другой был Никки, который был чем-то меньшим, чем животное зова, но и чем-то большим. Он был Невестой. Моей Невестой. Это не имело ничего общего с браком, это значило, что я окрутила его разум до такой степени, что он был хуже, чем рабом. Я намеревалась окрутить его, но результаты получились пугающими даже для меня. Я сказала Никки – "Приди", а Хейвену – "Не надо". Местный Рекс не входил в мой график кормления из-за того, что одним утром начал ссору с Натаниэлем и Микой, и за то, что "женился" на верльвице и лгал ей и мне, что она была его Региной. Это была всего лишь уловка, чтобы я ревновала, и когда это не сработало, он расторг брак и отправил ее паковать вещи. Как будто он застрял в сериале и не знал, как вести себя в реальном мире. Он передал мысль, что придет. Я ответила: ''Нет, не надо''. У меня был верлев поближе, и двое мне были не нужны.

Дамиан встал рядом с кроватью в новом шелковом халате, который был почти таким же зеленым, как и его глаза, Кардинал потянула его за руку. Он повернулся к ней, и я услышала, как он произнес: "Ты видела двор Белль. Ты хочешь, чтобы она и здесь всем заправляла?"

Она моргнула большими голубыми глазами, качая головой снова и снова, но отпустила его бледную руку и позволила ему залезть на кровать. У него была самая бледная кожа среди вампиров в нашем поцелуе, нашей группе, потому что в жизни он, вероятно, тоже был бледнее. Дамиан лег грудью мне на голые ноги, и в тот момент, когда он и Натаниэль прикоснулись ко мне, а Жан-Клод и Ричард продолжали дотрагиваться до меня, мы словно стали ветром, штормовым порывом, который отбросил назад все, что пыталась сделать Белль. Дамиан был моим вампиром-слугой – теоретически невозможно, но с ним и Натаниэлем у меня был собственный триумвират. Я была для них эквивалентом Мастера вампиров, а у Жан-Клода был триумвират со мной и Ричардом. Триумвираты силы редки среди вампиров; иметь два, которые можно использовать было неслыханной роскошью. Видение Белль снова начало меркнуть.

– Я говорил тебе, что нас потребуется больше, – сказал мужской голос из видения Белль. Я почувствовала запах травы и тепло льва, соснового леса и волчьего мускуса, дождя, густых, экзотических джунглей и леопарда. Я поняла, кто это, до того, как картинка снова прояснилась, и рядом с Белль Морт появился Мастер Зверей. Он был одним из самых мрачных вампиров, которых я когда-либо встречала, бледный от смерти, но он был достаточно темнокожим в жизни, чтобы не выглядеть таким уж бледным. Он был индийцем, из Индии, а не коренным американцем. Он носил то, что я назвала бы шароварами с соответствующим блестящим жилетом поверх шелковой рубашки. Костюм выглядел бы дешевым, если бы блестки на его одежде были обычными блестками, но это были настоящие маленькие жемчужины, нашитые узором. Он был еще одним членом Совета Вампиров. На самом деле он уже однажды приходил в Сент-Луис и пытался захватить власть, или, по крайней мере, помучить нас. Мы убили его сына, которого он привез с собой, за изнасилование и пытки над некоторыми из наших людей. Меня не удивило, что он был готов помочь Белль захватить нас. Меня лишь удивляло, что он не пытался сделать что-то с нами раньше.

Он мог призвать почти любого оборотня, и сейчас трое из них окружали его. Он улыбнулся нам. Это была крайне неприятная улыбка.

– Жан-Клод, Мастер города Сент-Луис, примите приветствия от Верховного Совета. Мы пришли, чтобы приручить тебя сегодня, как я приручил всех моих зверей. – За исключением его жены, которая была веркрысой и подарила ему его покойного сына, он правил страхом и силой, как Белль правила обольщением, страхом и силой.

– Нас не так легко приручить, как их, – проговорил Жан-Клод, усаживаясь на кровати в окружении нас, обступившими его, касающимися друг друга. Я слышала его мысль о том, что зрелище обеспокоит Падму, Мастера Зверей, потому что его линия вампиров не использовала секс в качестве инструмента силы. Но ничего из того, что мы были бы готовы сделать, не шокировало бы Белль Морт.

– Ты так говоришь, но у тебя в постели два триумвирата силы. Мы же по-прежнему используем только наших зверей зова, и даже видение остается, – сказал Падма, и я догадалсь кто придет под его руку раньше, чем он их позвал,. Капитан Томас Карсуэлл все еще был одет в версию английской униформы, которую он носил, когда был солдатом королевы Виктории в 1800х. Его темно-золотые волосы были по-прежнему коротко и аккуратно подстрижены, но коричневые усы, которые закручивались над его верхней губой, соединяясь с бакенбардами, никогда не позволяли мне по-настоящему увидеть его лицо. Тем не менее, человек, который носил один и тот же внешний вид более века, восхищал сам по себе. Он был человеком-слугой Падмы, но в тот единственный раз, когда я видела их наедине, это едва ли походило на любовь между ним и его хозяином. На самом деле ни он, ни Гидеон, зверь зова Падмы, не очень любили своего хозяина. Волосы Гидеона по-прежнему были чем-то средним между каштановым и русым, но они были длиннее, чем в прошлый раз, теперь достигая плеч, густые и прямые, вьющиеся на концах, как будто чем длиннее они становились, тем сильнее вились. Его глаза все еще были желтыми с оранжевыми кругами, глаза тигра. Я знала, что у него во рту, сверху и снизу, есть клыки, как у кошек. Хозяин заставлял его оставаться в форме тигра слишком долго, и теперь Гидеон так и не вернулся полностью в свое первоначальное состояние.

Чем больше вампиров я встречала, тем лучшим Мастером казался Жан-Клод.

Падма подал им знак, и сначала Гидеон, стоящий у него за спиной тронул его за плечо, а затем и Томас медленно поднял руку.

– Если бы у меня был выбор, я не стал бы ему помогать, – сказал он.

– Я верю, – ответила я, а потом воздуха для разговоров не стало. Существовала лишь сила. Падма стал бурей, горячим ветром, дующим с бездны ада, что вынудило Дамиана, Натаниэля и меня закричать. Мика потянулся к другим леопардам в городе и влил эту силу в нас. На какой-то момент я смогла вздохнуть, но ощущение было таким, будто все звери внутри меня пытались выйти на поверхность одновременно. Падма что-то бормотал под нос по-французски. Я не могла разобрать слов, но мои звери могли, и они царапались, боролись во мне, как толпа, подгоняемая сзади огнем, пытается прорваться сквозь одну узкую дверь, за исключением того, что двери, в которые они ломились, были внутри моего тела. Я закричала, а потом там оказался Мика и волк Ричарда, и они отогнали назад двоих из зверей, успокоили и усмирили их с помощью того, что мы узнали от вертигров. Они должны были быть в состоянии успокоить их всех, независимо от формы зверей, или так, по крайней мере, должно было действовать то, что мы обнаружили, но ощущение было таким, как будто тигрица и львица во мне говорили на другом языке, которого никто из нас не знал. На нем говорил Падма.

Я потянулась за тигром и нашла Криспина, свернувшегося в постели с Джиной и ее бойфрендом. Я почувствовала, как он поднял голову, и чувствовала вдалеке Домино с Никки, и знала, что Домино уже спешил вместе с верльвом.

Единственным позитивом было то, что я оказалась единственной, кто корчился от боли. Атака Падмы была направлена на меня. Его голос проник сквозь пелену боли.

– Я контролирую всех зверей, которых ты носишь, Анита, я совершенное оружие против тебя.

На внешней стороне моей кожи не было следов когтей, это была сила другого рода, и моя кожа бугрилась, словно что-то пыталось выйти из моего тела. Я наблюдала, как коготь выпирал из моей кожи, как какой-то монструозный ребенок, пойманный внутри меня. Мне казалось, что когти рвали то, чего не должна была касаться ни одна рука, в то время как моя кожа была все еще цела. Я заорала. Боль должна была как-то выйти, раз мое тело не могло освободиться от зверей, когтящих меня изнутри.

Криспин вдруг оказался надо мной, с широко раскрытыми бледно-голубыми тигриными глазами. Он родился с глазами зверя. Его короткие, кудрявые белые волосы остались того же цвета, что и в его тигриной форме, и так же, как и его глаза, никогда не менялись. Я не слышала и не чувствовала, как он зашел в комнату, боль была слишком сильной, она пожирала мир. Он удержал мое лицо своими большими руками и заставил меня взглянуть на него. Он был моим белым тигром зова, и он был подготовлен с момента полового созревания помогать женщинам клана белых тигров не обращаться во время беременности.

Он успокоил зверей, всех их, и я осталась лежать на кровати, тяжело дыша и глядя в его спокойные голубые глаза. Он улыбнулся мне.

– Так лучше? – спросил он.

Я сглотнула и поняла, что мое горло першит от крика.

– Лучше, – прошептала я.

Изображение Белль и Падмы стало размытым, как будто я смотрела на них сквозь матовое стекло. Большие плохие вампиры снова стали тусклыми. Долетел голос Белль.

– Вместе, Падма.

И львица во мне вдруг бросилась из моего тела, словно пытаясь использовать плечо, чтобы прорваться через дверь, но дверь была мною. Удар подбросил мое тело на кровати, как будто меня взламывали на самом деле. Руки удерживали меня со всех сторон, стараясь успокоить, но там не было льва, а с объединенной мощью Падмы и Белль, мне нужно было что-то противопоставить их силе.

Я услышала голос Никки, прежде чем увидела его.

– Анита, я здесь, я здесь! Он пришел и снимал свою одежду, передав свою пушку Домино, который находился прямо за ним. Криспин скатился с меня, так что Никки мог прижаться своей голой грудью к моему телу. Его светлые волосы были длиннее на макушке, так что их длинный водопад скрывал большую часть правой стороны его лица, как стрижка некоторых аниме-персонажей. И только когда он лег на меня, так что волосы упали вперед, я увидела шрамы на том месте, где когда-то был его глаз. Это было просто скопление гладких шрамов. Его единственный карий глаз смотрел на меня.

– Отдай мне своего зверя, Анита, – сказал он. Он поцеловал меня, словно пытался пробраться в мой рот, и я ответила ему, перестав управлять своей львицей. Я отпустила контроль, и позволила всему этому жару, всей этой силе выйти в Никки. Я научилась быть мягче, когда передавала зверей, но сейчас не было времени для нежности, существовал только лев Падмы и мой, выбирающийся наружу, проливающийся в рот Никки, вырывающийся из моего тела в его. Не было ощущения львицы Белль. Был момент, когда боль поглотила мир, превратив его в черный туман, и я чувствовала, как огромные когти пронзают мой живот и живот Никки, как каких-то жутких соединенных близнецов, а затем тело Никки взорвалось. В одну секунду это был человек, а в следующую надо мной уже появился лев. Густая, теплая жидкость, которая образуется всегда, когда оборотни переходят в животную форму, была повсюду. Я смахнула ее со своих ресниц, но мне все еще было слишком больно, чтобы стереть ее всю.

Рука Натаниэля убрала большинство влаги с моего лица, в то время как до странного сухое тело Никки рухнуло на меня россыпью густого золотого меха. Животная форма возникала из хаоса и жидкости, но мех никогда не был влажным. Его грива из жесткого меха пощекотала мое лицо светлым коричнево-золотистым воротником.

Его голос прерывался от боли из-за такого насильственного изменения, но он выдохнул:

– Видишь... ты должна. . . держать меня рядом. . . всегда.

Он сумел достаточно поднять голову, чтобы я могла увидеть его лицо, странную смесь льва и человека, но глаза были глубокого богатого золотого цвета с оранжевым вокруг зрачка.

– Мне нужен мой лев, – сказала я, и мой собственный голос был хриплым и наполненным болью, как будто я очень долго бежала, и все мое тело ломило.

– Я нужен... тебе, – сказал он, и это было худшим из того, что я сделала с Никки; он остался бы приклеенным ко мне, если бы я позволила. Он, казалось, почти не имел своей воли. Именно поэтому его звали моей Невестой, как этих жалких женщин в кино о Дракуле, Невестами Дракулы. В фильмах их показывали, как новорожденных вампиров, и некоторые вампиры могли сделать такое с другими вампирами, но моя способность позволяла преодолеть некоторые виды барьеров. Теоретически, любой, кого я могла бы привлечь, мог стать Невестой. Никки был убийцей-социопатом, а теперь он делал то, что я ему говорила.

Я сказала единственное, что могла:

– Спасибо, Никки.

Он улыбнулся, и это была его человеческая улыбка, пойманная на получеловеческом лице. Сияющая, восторженная улыбка, оттого, что он порадовал меня.

– Я попробовал белого тигра, когда он прикоснулся к тебе, – сказал Падма, – поэтому я не буду трогать белого, но есть тигры и другого цвета, Анита.

– Гидеон – обыкновенный вертигр, – сказала я, и мой голос был тверд. Хорошо, ибо я уже устала слышать нотки страха в своем голосе.

– Это – правда, но ведь у меня не было льва, когда я помог ей вызвать твоего, не так ли?

Я лежала на развороченных шелковых простынях, покрытая чистой густой жидкостью, будто кто-то смазал кровать тонким слоем сиропа Каро, и пыталась думать, несмотря на затухающую боль.

– Она – мой человек-слуга, – сказал Жан-Клод. – Попытка украсть ее у меня противоречит всем нашим законам. Нам запрещено разрывать связь между вампиром и слугами, или животными зова.

– Так же, как и то, что мы должны убивать всех детей-некромантов, – сказала Белль, – потому что если мы не сделаем этого, они станут способными контролировать нас. Ты должен был рассказать нам, как только она создала вампира-слугу, Жан-Клод. Ты должен был сказать нам, когда она обрела способность призывать всякого рода зверей.

– Неужели ты думал, что можешь скрывать ее растущие силы вечно? – спросил Падма.

– Она – мой человек-слуга. Вы все решили не убивать ее только потому, что она некромант, – сказал Жан-Клод.

– Она убила Отца Дня, Жан-Клод, – сказала Белль. – Ты думал, что мы оба не почувствуем восстановление его силы, а затем его смерть?

– Если она может убить величайшего из нас, то мы должны либо приручить ее и тебя, либо уничтожить всех вас, – сказал Падма.

– Где остальные члены Совета? Почему вы скрываете это нападение? – спросил Жан-Клод. – Они не знают, что вы делаете, не так ли?

Оба вампира неплохо лгали, но Жан-Клод сказал:

– Вы бы не делали это глубоко в катакомбах, если бы не скрывали. Вы пытаетесь уничтожить моего человека-слугу и нападаете на другого Мастера, и оба являетесь преступниками среди нас. Даже Совет не выше закона.

– Она обладает силами обоих линий крови, Жан-Клод, разве ты не видишь, что мы должны укротить ее? – произнес Падма.

– Она обладает силой линии Белль, – сказал Жан-Клод.

– Она призывает зверей, как одна из моей линии, Жан-Клод. Неужели ты еще не понимаешь, насколько она опасна для всех нас? Она получает силу от каждого вампира, который нападает на нее. Она дотронулась до меня однажды, разок использовала свою связь с волком против меня, вынудила меня вызвать зверя один раз, и теперь она может призывать зверей, как и я.

– На меня напал верпантера, – сказала я.

– И что его привлекло в твоем городе, Анита? Почему он напал на ваших людей? Ты его привлекла, некромант.

Забавно, я никогда не думала, что моя способность призывать зверей пришла от Повелителя Зверей. Я все свалила на Химеру, верпантеру, который порезал меня и одарил меня такой же ликантропией, какая была у него, ликантропией, которая адаптировалась к любому зверю в моей крови.

– Ты слишком высокого мнения обо мне, – сыронизировала я.

– Мать Всей Тьмы хотела Аниту, хотела обладать ее телом, – сказал Жан-Клод. – Ты съел часть ее силы, и теперь вы также одержимы Анитой. Мать могла бы бросить вызов Совету, но вы двое никогда не стали бы делать ничего такого. То, что вы делаете, может настроить остальных членов Совета против вас и ваших людей. Это будет междоусобная война среди вампиров. Зачем вам всем этим рисковать, когда мы в Америке? Мы не пытаемся ничего у вас отнять. Зачем так рисковать, если мы не угрожаем Европе?

– Американские вампиры обратились к Совету за разрешением, чтобы убить тебя, Жан-Клод, – сказала Белль.

– Им не следует этого знать, – бросил Падма.

– Если Совет решил нас уничтожить, вы не стали бы этого делать за спиной других членов, – возразил Жан-Клод.

– Почему они хотят, чтобы мы умерли? – спросила я.

– Они боятся тебя, – ответила Белль.

– Белль Морт, не отвечай на их вопросы.

Что-то скользнуло по ее лицу, какие-то мысли, какие-то идеи.

Жан-Клод собрал все воедино.

– Кто из Совета проголосовал в нашу пользу?

Белль ответила:

– Дракон, Странник и я, – она внезапно прижала руки ко рту.

Я ощутила, как Жан-Клод садится в постели, почувствовала, как из него ушло напряжение.

– Падма желает нам смерти, но ты хочешь спасти нас, не так ли?

Она только смотрела на него, закрывая рукой свой красивый рот. Я поняла, что она борется с собой, стараясь не отвечать на его вопросы. Что же происходит?

Ашер шевельнулся и проговорил:

– Вам не хватает Жан-Клода и меня, Белль Морт?

Она не могла оставить это без ответа.

– Если бы я скучала по тебе, Ашер, я могла бы получить тебя снова в любое время в течение последнего века. Я не сплю с уродами.

Жан-Клод и я вместе придвинулись к Ашеру, и я поняла, что прежде всего это была мысль Жан-Клода. Но это не имело значения, я была согласна с ним. Мы прижались к Ашеру. Его тело было покрыто густой смазкой, которой всех нас наградил Никки. Мы держали его и смотрели на видение Белль Морт.

– Тебе не хватает нас обоих? – поинтересовался Жан-Клод.

Она пыталась не отвечать. Это отражалось на ее лице, но в конце концов, она сказала: – Да. Потом она разозлилась, так разозлилась, ее гнев наполнил ее глаза коричневым огнем, и она снова бросила в меня силой. – Если я не могу приручить тебя, я тебя уничтожу.

Когти вонзились, раздирая свежие рубцы на животе, а потом рядом оказался Жан-Клод, его сила, нет, наша сила, проливаясь над всеми нами. Он втянул силу обоих триумвиратов в себя и с ее помощью защитил нас.

– Спасибо, Падма, за то, что показал нам, как лучше управлять триумвиратами.

– Я не показывал.

– Анита – мой человек-слуга. Мне удается получать вампирские силы просто благодаря тому, что их используют против нас. До сих пор сила не оставалась со мной, но я думаю, на этот раз осталась. Думаю, ты показал мне, как сделать то, что я хотел сделать, чтобы объединить несколько триумвиратов в один, в одну силу. Спасибо.

Белль Морт закричала: "Нет!" Она бросила эту силу, и в ней не было похоти, она вся состояла из гнева, ярости, а под ними была боль. Я, мы все ощутили ее сожаление на вкус, как что-то горькое и сладкое на наших языках. Я, не задумываясь, протянула руку ко всему этому гневу. Это как видеть что-то блестящее и рефлекторно потянуться к нему. Я чувствовала Жан-Клода за моей спиной, но нас всех удержал обретенный с трудом контроль Дамиана. Я протянула руку и отключила ярость Белль, потому что я могла питаться гневом. Это была моя способность, а не Жан-Клода, и не Белль.

Я чувствовала спокойного Натаниэля, бесстрастного Дамиана и немного напуганного, но тем не менее, решившего не быть слабым звеном Ричарда, а еще – Жан-Клода, более уверенного, более надежного, более Мастера, чем когда-либо раньше. Он позволил мне дотянуться до всей этой разъяренной силы и съесть ее. Я впитала в себя этот гнев, и все мы кормились им, потому что Жан-Клод понял, как разделить энергию между всеми нами. В этот момент я поняла, что это был не мой триумвират и не его, но наш, и он знал, как управлять метафизическим автомобилем лучше, чем я. Меня устраивало быть ружьем, до тех пор, пока я не застрелю Белль Морт.

Ее гнев разбудил мой собственный, этот глубокий бассейн гнева, который я хранила на протяжении стольких лет. Ему нравился гнев Белль, нравился его вкус, и мы пили его, пили ее до дна.

Она упала на пол.

– Нет, – прошептала она, – этого не может быть!

– Та часть Матери, которую вы взяли, хочет Аниту, – сказал Жан-Клод, – и эта часть контролирует вас обоих. Она не умерла, она живет в вас. А остальные члены Совета взяли часть ее силы?

– Да, – ответила Белль, прежде чем смогла остановиться.

– Тогда вы все отравлены ее злом.

Тогда я ощутила его страх. Мы все его ощутили.

– Вы должны были просто позволить ей умереть, – сказала я.

– Она предложила нам свою силу, как темный ветер, – произнес Падма, и он выглядел потерянным.

– Боже мой, – не удержалась я. – Она действительно поимела вас.

Тогда оба вампира уставились на меня.

– Но она хочет тебя, некромант, – они говорили в унисон. Запах жасмина был повсюду и запах дождя, пролившегося на землю тысячи лет назад. Это был запах Матери Всей Тьмы. Марми Нуар не умерла, она была во всех них.

Они посмотрели на меня и сказали, словно эхо:

– Любовник Смерти кормился бы твоим страхом, некромант. Но эти два тела не могут, а жаль. Мы хотели бы насладиться вкусом того, насколько сильно ты нас боишься.

– Ты контролируешь Падму и Белль более полно, чем остальных?

– Они самые молодые в Совете, наиболее далекие от меня во времени, – ответили оба.

– И не такие мощные, как остальные, – вставил Жан-Клод.

– Он ненавидит тебя за то, что ты уничтожила его сына, это открыло его мне. Она хочет тебя, ее гнев и сожаление открыли ее мне. Любовник Смерти ничего не чувствует к тебе, кроме того, что твоя смерть будет мудрым решением. Но он жаждет убийств и смертей, чтобы напитаться, а этот новый, более современный Совет сдерживает его. Я обещала ему смерть, смерть, какой он не видел много веков, если он будет моей лошадкой. Дракон ничего не испытывает по отношению к вам, кроме любопытства. Странник знает, что происходит, и он прячется от меня. У него одно тело, и если его уничтожить, его не станет, но моя душа заполняет многие тела сейчас. Вам придется убить их всех, чтобы уничтожить меня.

– Разделенная душа, – сказал Жан-Клод.

– Да, – согласилась она, – и даже смерть всего Совета не уничтожит меня полностью. Они посмотрели на меня и произнесли: – Спасибо тебе за убийство Отца Дня, он был единственным, кто мог противостоять мне.

– Я делала это не для того, чтобы помочь тебе, – бросила я.

– Но это помогло мне, Анита, гораздо больше, чем ты когда-либо сможешь понять.

– Ты поглотила его силу, когда он умер, – предположила я.

Оба вампира кивнули.

– Белль Морт, – позвал Жан-Клод: – Ты должна бороться с ней.

– Она не может, – ответили вампиры в один голос.

Я почувствовала, как Жан-Клод открыл ардер и вонзил его в Белль Морт. Голова Белль запрокинулась, спина согнулась, а когда она подняла глаза, они были ее человеческого карего цвета.

– Она не понимает ардер, но она понимает похоть, Жан-Клод.

Затем глаза Белль наполнились силой, более темной, чем ее собственная. Ее глаза стали подобны морю под ночным небом, и я видела эти глаза раньше, но не у Матери. Белль и Падма проговорили в унисон.

– Мы давно знаем вожделение, Анита. Помнишь, что мы сделали в Лас-Вегасе с вертиграми? Я могу поднять ардер и утопить вас всех в нем на несколько часов, пока не взойдет солнце, и моя сила будет расти с каждым щелчком стрелки часов.

Пальцы Ричарда сжали мое плечо, и я поняла, что с приходом каждого нового мужчины в комнату его отталкивали, нет, не отталкивали – отодвигали дальше от меня. Он понял, что сейчас настал момент выбора, я ощутила это, когда его мысли коснулись меня. Страх побежал через Жан-Клода как холодная вода, но я еще почти ничего не чувствовала, отталкивая свои эмоции, как поступала в условиях кризиса. Только Ричард из нас троих был спокоен. Нет, Мика, которого я чувствовала, тоже был спокоен, и Натаниэль с ним. Мика был невозмутим, потому что он почти всегда был таким, можно было только представить многие годы работы над собой, приведшие к подобному спокойствию. Он был похож на глубокое, тихое озеро, в котором растворялись все проблемы. Натаниэль был бесстрастен, потому что он искренне верил, что я его не подведу, что найду выход. Его непоколебимая вера спасала нас и раньше, но как всегда, помимо всего прочего меня это пугало, я боялась подвести его и разрушить глубокое, прочное убеждение, что я сделаю все, что нужно. И Ричард, наконец, успокоился, и его спокойствие было сродни невозмутимости Мики, созданное в результате работы, лечения, усилия. Он выстроил свое спокойствие так же, как наработал мышцы, постепенно, раз за разом.