Текст книги "Список на ликвидацию"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Маршал, с которой мне нужно было мило побеседовать и выманить ордер, была женщиной, и потому у нас с ней был общий номер в отеле. Маршал Лайла Карлтон, пять футов шесть дюймов, плотного сложения. Не в том смысле, что она толстая, а в том, что вся – мускулистая и округлая. В излишней одежде, наверное, могла бы показаться толстой, но когда видишь ее в футболке и в джинсах, тогда понимаешь, что этот весь «объем» – выпуклости да мускулы. Когда она брала свой рюкзак или снаряжение для охоты на вампиров – а оно наверняка весило те же пятьдесят фунтов, что и мое, – проявлялись бицепсы, и сразу становилось ясно, что она очень сильная.

Впрочем, сама она так на это не смотрела.

– Какая ж ты миниатюрная! Я же эту девичью талию одной рукой могу обхватить, а у тебя еще и сиськи есть, и задница. Подруга, так нечестно.

Она выбрала подход вроде «вот вывернусь наизнанку и скажу тебе комплимент прежде, чем ты мне успеешь». Я делала вид, что этого не замечаю, и либо отвечала какими-то комплиментами, либо соглашалась: да, я хорошо выгляжу, и встречного комплимента не выставляла. Это последнее усиливало ее неприязнь ко мне. Она уже сообщила мне, что так как я меньше на несколько размеров, я ей не нравлюсь. Вот что хорошо в работе с мужиками – такого там и близко не бывает.

Я пыталась, но в этих играх у меня плохо получается.

– Я знаю мужчин, которые твое тело предпочли бы моему.

– Чушь собачья! – ответила она, готовая разозлиться.

– Я общаюсь с кучей древних вампиров – они не любят по-настоящему худых девушек. Им надо, чтобы женщина выглядела женщиной, а не мальчишкой-подростком, которому в последний момент решили налепить буфера.

– Ты так не выглядишь, – ответила она с чуть меньшей злостью, но все еще не дружелюбно.

– И ты тоже. Мы обе миловидные и округлые, какими Господь Бог и предназначил быть взрослым женщинам.

Она подумала, потом усмехнулась, осветившись всем лицом, и я поняла, что мы поладим.

– Что правда, то правда. Но эта задница – не задница белой женщины.

– Мне говорили, что я похожа на мать, только бледнее. Она была испанской крови.

–Тогда понятно. Я так и подумала, что ты слишком круглая, где надо, чтобы быть из белой породы. – Аккуратно разложив одежду на покрывале, она спросила: —А что значит, что тебе «говорили», что ты похожа на мать?

– Ее не стало, когда мне было восемь.

– Извини тогда. – Судя по голосу, она искренне мне сочувствовала.

Наступила неловкая пауза. Каждая из нас разбирала вещи на своей стороне комнаты. Моя койка оказалась ближе к ванной и дальше от двери. Мы этого не обсуждали – просто я вошла первой.

– Да ничего, – ответила я. – Это уже давно было.

– А отец?

– Его родители из Германии, он родился здесь.

– А как ему, что ты маршал и охотник на вампиров? – спросила она, вывалив одежду кучей на кровать и начав ее разбирать.

– Нормально. Вот моя мачеха Джудит от этого не в восторге.

Наверное, я улыбнулась, потому что Лайла засмеялась глубоким горловым смехом. Темным и чувственным, как «Гинесс» в бокале. Хорошим смехом.

– Понимаю, как же. Я для мамы стала наказанием, как только пошла. Отец у меня футбольный тренер, и я всегда хотела быть как папа и братья.

– А сестер нет?

– Одна есть, и она вот – Настоящая Девушка.

–Ага, у меня сводная сестра есть, и она тоже такая. А я на охоту ходила с отцом.

– Братьев нет?

– Есть один, по отцу, но он слишком для охоты нежный. Я у отца единственный мальчишка.

Пальцами я показала в воздухе кавычки над последними словами. Она снова засмеялась.

– А я вечно соревнуюсь с братьями и всегда в проигрыше. Они по шесть с лишним футов, как папа. А я в маму, коротышка.

– Я всегда была в классе самой маленькой.

– Я не самой, но все равно хотелось повыше.

– Так как твой отец к твоей работе относится?

– Онмной гордится.

– Мой тоже, – ответила я. – Но еще и волнуется.

– Ну, это и мой тоже. – Она слегка отвела глаза в сторону.—Нам на учебе о тебе говорили. Анита Блейк, первая женщина – истребитель вампиров. У тебя все еще самый большой список из всех маршалов.

– Я дольше этим занимаюсь.

– В прежние дни вас было только восемь.

– На самом деле больше. – ответила я.

– Они либо рано отходили от дел, как твой друг Мэнни Родригес, или... – Вдруг у нее возник пристальный интерес к укладке вещей в ящик. – Нормально, если я верхний ящик займу?

– Нормально, ты выше.

Она улыбнулась, несколько нервно.

– Карлтон, не переживай, – сказала я. – Я знаю, что моральный дух резко возрос, когда истребители вампиров стали выполнять ордера.

Она уложила вещи в ящик, задвинула его, снова посмотрела на меня как-то искоса.

– А почему так? Во всех учебниках пишут, но не объясняют почему.

Я присела, она отодвинулась, давая мне уложить вещи в нижний ящик. Я подумала, что ей ответить.

– До ордеров охотники на вампиров не очень выбирали способы убийства. Нам не надо было защищаться в суде, так что несколько легче спускали курок. Когда только ввели ордера, некоторые охотники стали сомневаться, удастся ли оправдаться в суде, не повесят ли на тебя криминальное убийство. Вспомни, тогда у нас значков не было. Некоторые попали за решетку, хотя убитый вампир оказывался подтвержденным серийным убийцей. Это вызывало у нас колебания при ликвидации, а колебание ведет к гибели.

– Теперь у нас значки.

– Да, официально мы копы, но не забывай, Карлтон, что на самом деле мы – ликвидаторы. У полисмена основная работа – чтобы никто не пострадал. Большинству из них за двадцать лет службы не приходится ни разу пистолета вытащить, что бы там по телевизору ни показывали. – Я уложила кофточки поверх лифчиков и трусов. – А наша основная работа – убивать. Копы этого не делают.

– Мы же убиваем не людей, а монстров.

Я улыбнулась, но сама знала, что невесело.

– Приятно так думать.

– На что ты намекаешь?

– Тебе сколько лет?

– Двадцать четыре, а что?

Я снова улыбнулась, все еще нерадостно.

– В твои годы я тоже думала, что они все монстры.

– А сколько тебе?

– Тридцать.

– Ты же только на шесть лет меня старше.

– У копов, как у собак, Карлтон. Умножай годы на семь.

– В смысле?

– Я тебя на шесть лет старше хронологически, но в собачьих годах считая – на сорок два.

Она уставилась на меня, недоуменно хмурясь:

– И что это вообще должно значить?

– Вот что: сколько за тобой казненных вампиров?

– Четыре, – ответила она несколько задиристым тоном.

– Ты их настигла на охоте и убила, или это была казнь в морге, когда они лежат на каталке в цепях и без сознания?

– В морге. А что?

– Поговорим, когда убьешь кого-нибудь из них не спящего, кто будет умолять не убивать его.

– Они умоляют? Я думала, они просто нападают.

– Не всегда. Иногда они боятся и молят, как и любой другой.

– Но они же вампиры, они же монстры!

– Согласно закону, которого мы придерживаемся, они не монстры, а граждане нашей страны.

Она всмотрелась мне в лицо. Не знаю, что она там увидела или хотела увидеть, но в конце концов она помрачнела.

– Так ты действительно веришь, что они люди?

Я кивнула.

– Веришь, но все равно их убиваешь.

Я кивнула еще раз.

– Но если ты правда так считаешь, то для меня это было бы как убить прохожего на улице. Как всадить осиновый кол в сердце обычного человека.

– Ага.

Она отвернулась, стала распаковываться дальше.

– Не знаю, могла бы я делать эту работу, если бы считала их людьми.

– Да, конфликт интересов просматривается.

Я стала думать, как разложить оружие, к которому мне нужен быстрый доступ – на всякий случай. Зная, что «Арлекин» может задумать мое похищение или ликвидацию, я очень хотела быть хорошо вооруженной.

– Можно мне задать один вопрос? Только не пойми меня неправильно... – спросила она, садясь на край кровати.

Я остановилась, выложив на свою кровать пистолет и два ножа.

– Наверное, нет, но ты все же задай.

Она снова нахмурилась, между бровями появилась складка. Ей бы надо отучаться от этой привычки, а то морщины появятся слишком рано.

– Мне не хочется никак тебя задевать, – сказала она.

Я вздохнула:

– Понимаешь, Карлтон, всякий раз, как кто-нибудь спросит; «Можно мне задать вопрос, только не пойми меня неправильно», – так наверняка прозвучит что-то оскорбительное. Так что спрашивай, но гарантировать я тебе ничего не могу.

Она подумала – серьезная, как первоклассник в первый школьный день.

– О'кей. Наверное, это глупость, но ответ меня настолько интересует, что согласна быть дурой.

– Так спрашивай.

– К нам приходили с лекциями другие истребители вампиров. Один из них сказал, что ты была лучшей в профессии, пока тебя не соблазнил мастер вашего города. Он сказал, что вампиру легче соблазнить женщину, чем мужчину, и ты – тому доказательство.

– Это был Джеральд Мэллори, охотник на вампиров, прикомандированный к Вашингтону, округ Колумбия?

– Как ты узнала?

– Мэллори считает меня блудницей вавилонской зато, что я сплю с вампирами. Оборотней, может быть, он бы мне простил, но вампиров он ненавидит так глубоко и всеохватно, что это даже пугает.

– Пугает? – спросила она, слегка недоверчиво.

– Я видела, как он убивает. Он при этом разряжается. Он расист, получивший разрешение ненавидеть и убивать.

– Ты про расиста – потому что я черная?

– Нет, просто не найду лучшего слова для такого отношения к вампирам. Я сказала, что стала его бояться, увидев, как он протыкает вампиров? Так это я не шутила. Он ненавидит их так, что просто не остается места для проблеска мысли, для малейшего повода, который дал бы возможность ненавидеть их меньше. Эта ненависть его сжигает, а сжигаемые ненавистью – психи. Ненависть ослепляет, не дает видеть правду и заставляет ненавидеть всех, кто с тобой не согласен.

– Еще он говорит, что вампира всегда нужно проткнуть колом. Использование серебряных боеприпасов он не одобряет.

– Да, он приверженец кола и молотка. – Я нагнулась над рюкзаком и вытащила дробовик «Моссберг-500 Бантам». – Вот это мое любимое оружие для расстрела в гробах. Всего-то и надо – уничтожить мозг и сердце. Но нельзя просто пальнуть в голову и в грудь и считать, что работа сделана. Нужно удостовериться, что мозг вытек на пол, или же что голова полностью отделена от тела. А сквозь дыры в груди должен проходить свет. И чем старше вампир, тем радикальнее надо разрушать голову и тело.

– Он говорил, что достаточно будет проткнуть сердце колом.

– Если сквозь грудную клетку виден свет, если сердце уничтожено полностью, то, вероятно, да. Но если есть время уничтожить еще и мозг, это стоит сделать. И я хочу, чтобы ты знала: так оно надежнее. Я, вынув сердце, потом возвращаюсь и стреляю в голову – в полевой работе.

– В смысле, на охоте?

– Да.

– У меня эта охота первая.

Я про себя подумала: вот блин.

– То есть ты даже не участвовала в охоте?

– Ни разу.

– Ты говорила, что казни выполняла только в морге, но я думала, ты хотя бы как помощник маршала работала. Никогда даже не видела, как убивают вампира в бою?

– Ничего, справлюсь.

Я покачала головой:

– Теперь ядолжна буду тебя кое о чем попросить, а ты не обижайся.

Она села на край своей кровати.

– Справедливо. Так о чем ты хочешь попросить?

– Это очень тяжелый случай, Карлтон. Охота не для новичка в полевой работе.

– Я знаю, что случай сложный.

– Нет, пока еще не знаешь. – Я села на свою кровать, лицом к ней. – Я тебя прошу переписать на меня ордер. Очень прошу.

Она разозлилась и не пыталась этого скрыть.

– Невозможно. Девушка в этой ситуации – я, и если я сдам назад, другие маршалы больше никогда на меня надеяться не будут.

– Карлтон, не в том дело, кто тут девушка. Дело в том, кто тут без опыта.

– Я сумею прикрыть тебе спину, Блейк.

– Да меня не волнует, что меня убьют из-за твоей неумелости.

Она снова нахмурила брови:

– Так что тебя волнует?

Я глянула в эти темно-карие глаза, в серьезное лицо.

– Волнует, что тебяубьют по этой причине.

На этом девичьи разговоры кончились, мы просто готовились ко сну. Я пошла в ванную переодеться. Оружие я паковала сама, а вот одежду – нет. Это сделал Натэниел, один из живущих со мной любовников, леопард-оборотень и леопард моего зова. Он из нас всех самый домовитый, а я могла бы разобраться с джинсами, футболками, сапогами и кроссовками, но с пижамами – нет, это пусть лучше он. Майка и мальчиковые шорты, вот только почему-то кружевные, черные и облегающие, как вторая кожа. Упругости ткани вполне хватало поддерживать мои груди в нужном положении. Обтягивающие штанишки тоже смотрелись классно, хотя и очень не подходили маршалу, но более подходящих Натэниел мне не положил. Ох, я ему все скажу. Давно собираюсь.

Когда я вышла, Карлтон заметила:

– Красивая пижамка. Даже жалко тебя разочаровывать, что ты не с мальчиками будешь спать.

Я не дала себе труда осадить ее взглядом.

– Это мне мой бойфренд уложил, пока я укладывала оружие.

– Ты доверяешь мужчине уложить тебе одежду?

– Обычно он с этим отлично справляется. А пижаму, боюсь, уложил ради того, что хочет видеть.

– Да уж, настоящий мужчина! – фыркнула она.

Я вздохнула:

– Тоже так думаю.

На просторной футболке, которую она надела, пел в микрофон кто-то, кого я не узнала. Я нырнула под одеяло, дешевые хлопчатобумажные простыни были как в каждом отеле или мотеле в этой командировке. Мне бы сейчас шелковые простыни на кровати Жан-Клода или мягкие дорогие хлопковые, как у меня с Микой и Натэниелом. Избалованна я хорошим постельным бельем.

– Ты всегда спишь с таким количеством оружия?

– Да.

Не совсем правда. Я всегда сплю с пистолетом под рукой, но обычно наручные ножны с тонкими серебряными лезвиями снимаю. Они не слишком удобны, чтобы в них спать, но если ребята из «Арлекина» быстрее обычных вампиров и оборотней, может не остаться времени лезть под подушку за пистолетом. Выхватить клинок из ножен быстрее, потому что пистолет под подушкой либо в кобуре, либо на предохранителе, и потому в любом случае получается на несколько секунд медленнее, чем просто выхватить ножи. Большой нож, который обычно ношу на спине, я положила рядом с кроватью на рюкзак, чтобы иметь возможность достать его при необходимости, хотя, честно говоря, если первые два ножа и пистолет мне не помогут, то вряд ли я успею дотянуться до третьего.

С этой жизнерадостной мыслью я выключила свет на своей стороне комнаты.

Вдруг стало очень темно – только полосочка искусственного света пробивалась из-за немного раздвинутых штор, закрывающих балкон – просто бетонную дорожку с перилами. Дверь вела прямо в ночь. Вампир не сможет войти в комнату без разрешения, но оборотень вполне, и человек под властью чар тоже может, и...

Мне этот номер нравился все меньше и меньше, но он был дешев, а я уже знала, что, если разъезжаешь на казенные даймы, казна их старается у тебя отжать. Про центы вообще и речи не идет.

Из не совсем полной темноты донесся голос моей соседки:

– А Джеральд Мэллори прав, что вампиры легче соблазняют женщин, чем мужчин?

– Нет.

– Почему же ты – единственный маршал, который с ними живет?

– Ты была влюблена когда-нибудь?

Лица ее я не видела, но слышала, как она замерла, как потом зашуршали простыни.

– Да.

– Ты в него влюбилась обдуманно?

Снова зашелестели простыни.

– Такие вещи не обдумываешь, они просто происходят.

– Вот именно, – сказала я.

Вздохнула в темноте кровать – моя соседка повернулась с боку на бок.

– Дошло. Я видела фотографии твоего мастера города. Красавец, если кто любит белых мальчиков.

Она засмеялась.

Мне тоже стало весело:

– Я тоже так думаю. Спокойной ночи, Карлтон.

– Называй меня Лайла, а то меня все парни зовут Карлтон. Хочется иногда и имя свое услышать.

– О'кей, Лайла. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Анита.

Она еще перевернулась пару раз, шелестя простынями, потом стало слышноровное дыхание спящей. Мыс Эдуардом будем играть по теории, пока не будут объединены ордера, а Тогда начнем свою собственную охоту. До тех пор нам придется ждать переназначения ордера. Беда в том, что единственный способ такого переназначения – чтобы кто-нибудь из маршалов оказался слишком сильно ранен или слишком сильно мертв, чтобы завершить охоту.

Лежа в темноте, я снова и снова думала: «Господи, только бы ее не убили».

Глава 5

Как почти каждую ночь последний месяц, пришел опять этот сон. Менялись детали, но тема оставалась, и темой этой был Хэвен – не пристанище мира и отдыха [3]3
  Хэвен (Haven) – гавань (англ.).


[Закрыть], а мой любовник, которого я убила. Иногда он во сне умирает в моих объятиях. Иногда мы соединяемся в любовном объятии, и он истекает кровью прямо надо мной. Иногда, как в кино, прокручивается сцена его смерти. Сегодня был новый вариант, но после прошлых кошмаров он казался не худшим.

Я стояла в лабиринте черных стен. Скользкие, почти блестящие, почти каменные, почти зеркальные, и призрак моего отражения колебался в черных поверхностях. Я думала, это обычный кошмар, пока не услышала его голос. Хэвен звал откуда-то из лабиринта:

– Анита, я иду! Анита!

Ага. Сегодня он охотится за мной. Иногда меняться местами – это так несправедливо!

На мне футболка, кроссовки, пояс с пряжкой, а оружия при себе нет. Ну все лучше и лучше...

– Я тебя чую, Анита. Запах твоей сладкой кожи.

Я двинулась по черному лабиринту прочь от голоса.

Подумала, что мне бы нужно оружие. Подумала о своем усиленном браунинге – и он возник в руке. Сон это. Я могу его изменять в некоторых пределах. Обычно я могу вырваться из снов, но сны с Хэвеном меня будто не выпускали. Наверное, чувство вины заставляло остаться и созерцать ужасы.

Я пошла быстрее, сворачивая только налево. У всех лабиринтов одно и то же свойство: одно направление ведет наружу, другое – в центр. Почему я выбрала левую сторону – не знаю. Почему нет? Я только молилась, чтобы этот путь выводил прочь из лабиринта, а не глубже во тьму. Но кошмар есть кошмар, там никогда не побеждаешь. В кошмарах ты терпишь поражение – снова, снова и снова.

Центр лабиринта оказался большим квадратом с фонтаном посередине. Фонтан состоял из черных квадратов и тихо пульсирующей воды, что в центре жуткого и темного как ночь лабиринта было не так уж плохо. Могло быть хуже – и тут же при этой мысли худшее вышло из проема противоположной стены. Оно было шести футов росту, худощавое, мускулистое, красивое суровой красотой. Волосы у Хэвена остались такие же короткие, гелем уложенные в шипы, выкрашенные во все оттенки синего, как будто искусный парикмахер решил сделать вид, что волосы могут быть синими от природы и с переливами яркости. От этих волос светло-синие глаза казались еще синее – так ли это, сказать было трудно, потому что цвета волос и глаз у него всегда были очень близки. Эти синие волосы и татуировки «Улицы Сезам» на плече и навели меня на мысль о кличке «Куки-монстр».

– Чего ты хочешь, Хэвен?

– Чего всегда хотел. Тебя.

– Не получится.

– Здесь – получится. Здесь только я, и больше никого.

– Да пошел ты в...

– Согласен.

– Ты мертвый. Мертвый. Я тебя убила.

– Это я помню.

– Ты мертвый, ничего ты помнить не можешь. Ты просто моя вина, которая приходит каждую ночь.

– Правда? – спросил он таким голосом, что я не могла не задать встречный вопрос:

– А кем же ты еще можешь быть?

Из входов по сторонам квадрата вышли другие фигуры. В белых масках, в черных плащах: «Арлекин». Я подняла пистолет, навела его не очень понятно куда: их слишком много, а такой быстроты у меня даже во сне нет.

Хэвен шевельнулся, я глянула на него. Он был одет в черный плащ, в руке держал белую маску.

– Проснись, – сказал он. – Мы пришли.

Я проснулась, таращась в темный потолок, чувствуя, как колотится пульс, перехватывает дыхание, и тут я это услышала. Дверь. Не ручка двери, но что-то ее слегка задело – первое осторожное прикосновение. Вытащив пистолет из-под подушки, я стала думать, как предупредить Лайлу так, чтобы они не услышали. Там вампиры или оборотни – эти услышат любой шепот. Они, кстати, услышали и перемену моего сердечного ритма и теперь знают, что я не сплю.

Я еще успела сказать Лайле, что они здесь, она села на кровати, но за оружием не потянулась. Черт, а в дверях не было никого. Светлый и пустой проем, наполненный ночью и искусственным светом с парковки. Я услышала этот звук – треск половицы, поняла, что кто-то ползет по полу, закрытый от меня кроватью Лайлы.

Она уже держала в руке пистолет и спросила шепотом.

– Что это? Почему дверь открыта?

Я хотела сказать: «Рядом на полу!» Но вот только что она была здесь с пистолетом в руке, а следующую секунду закружилось вокруг нее что-то черное, и она исчезла. Я видала быстроту ликантропов и вампиров, но сейчас увидела лишь взметнувшийся черный плащ, перетащивший Лайлу на свою сторону кровати. Не просто быстро, а как будто существо это, кем бы оно ни было, само возникло из черной ткани плаща. Блин, так не может быть. Мне замылили мозги? Если да, то меня ждет поражение не в кошмаре, а в реальности.

– Заори – и я ее убью, – сказал голос на той стороне кровати. Мужской, рычащий. Скорее всего оборотень какого-то вида.

– Откуда я знаю, что она еще жива?

– Ты думаешь, я мог бы убить ее так быстро?

– Да, – ответила я.

Он засмеялся.

– Девушка, скажи что-нибудь.

Секунда молчания, тихий стон боли и голос Лайлы:

– Я жива.

– Ты цела?

– Да.

– О, как прискорбно слышать, будто ты думаешь, что невредима. После моего следующего действия ты убедишься, что это далеко не так.

– Оставь ее.

– Оставим, если ты нам дашь, что мы хотим.

– Чего вы хотите?

Я направляла пистолет в сторону голоса, но стрелять было не во что. Если я буду терпелива, может появиться. А ничего нет быстрее пули.

– Тебя.

Я встрепенулась от такого прямого эха моего сна.

– В смысле – меня? Каким образом? Зачем?

– Разве это важно? Если ты не пойдешь с нами, я убью эту женщину.

– Не ходи с ни... – начала Лайла и вдруг замолчала. На этот раз стон боли был громче.

– Спроси ее снова, цела ли она, – попросил тот же низкий голос, но уже увлеченно. Я слыхала эту интонацию – он радуется, причиняя боль, и я спросила, как он велел, чтобы он не стал для убедительности мучить ее еще раз.

– Лайла, ты цела?

– Нет, – ответила она дрожащим голосом.

– Что ты с ней сделал?

– Ничего непоправимого. Пока что.

– Рана заживет? – спросила я, направляя пистолет на голос, но еще и на открытую дверь. Обычно арлекины ездят по двое или больше. Но при такой их быстроте времени выстрелить дважды у меня не будет. Цель и решение должны быть определены до того, как придется что-то определять на самом деле.

– Да, – ответил он.

– В каком смысле вы меня хотите? В сексуальном?

Я почти надеялась, что это так. Это не участь хуже смерти, и уж точно не хуже, чтобы Лайлу убили и я слышала, как это произойдет.

– Нам не дозволено.

В голосе звучала печаль.

– Вам недозволен секс?

–С тобой – нет.

Это уже интересно.

– Тогда что же вам от меня нужно?

– Мой мастер ждет снаружи. Просто убери оружие и выйди к нему. Я освобожу девушку и пойду за тобой.

– Не надо, Анита! – выкрикнула Лайла и тут же застонала от боли.

Эдуард и другие маршалы в номере рядом. Помощь придет.

Плащ взметнулся, и я увидела белую маску, но Лайлу он держал перед собой как щит. Глаза у нее закатились, веки трепетали, но она была жива. Я подняла ствол выше – чтобы поразить белую маску и не задеть Лайлу. И тут его не стало. Я клянусь: он исчез так быстро, что Лайла просто осталась в воздухе, где он ее держал. Только когда он уже скрылся за дверью, она рухнула на пол.

– Анита! – крикнул Эдуард.

– Жива-здорова. Ты видел?

– Что-то видел, – отозвался он.

Присматривая за дверью, я нащупывала у Лайлы пульс. В дверях появился Эдуард: в трусах, без рубашки, в каждой руке по пистолету. Я предоставила ему следить за дверью, а сама посмотрела на Лайлу. У нее была сломана рука в запястье и, может быть, выше. Кровь тоже была, и не из руки. Блин.

Слышно было, как сюда идет другой маршал.

– Сейчас вызову «скорую», а потом мне кто-нибудь расскажет, что тут за чертовщина?

Эдуард всматривался в ночь, но все же сказал:

– Ее ордер свободен. Кажется, мы получили свой ордер на ликвидацию.

– Я не хотела получать его таким путем.

– Она жива, Анита. Могло выйти иначе.

Он был прав. Я знала, что он прав, так чего же мне так хреново на душе?

– Не вижу, откуда кровь, откуда-то сзади. Мне не хочется ее шевелить, но крови слишком много. Надо найти рану и прижать – если она истечет кровью, остальное уже не важно.

Он нагнулся помочь, но стоял боком к двери, готовый среагировать на движение.

– Можем теперь открыть на них охоту, Анита. По-своему.

Он помог мне приподнять Лайлу и не дать ей двигать шеей. Похоже, это не повреждение позвоночника, но раны спины бывают хитрыми, и лучше перестраховаться. Эдуард приподнял ее настолько, чтобы я могла ощупать спину. Но рана была не одна, а несколько. Я обнаружила не меньше трех.

– Черт!

– Что там такое?

– Это множественные раны, то есть – не клинок. Он когтями.

– Сильный оборотень, умеющий превращать только руки, – заметил Эдуард.

– Да.

– Они все будут не слабее, – сказал он.

– Знаю. – Я принесла из ванной полотенца – зажать раны. – Раны колотые. Если они глубокие, шанс подхватить ликантропию высок.

– «Скорой» надо будет сказать, когда приедет.

– Знаю.

Я прижала полотенца к ранам и попыталась остановить кровотечение. Эдуард поддерживал раненую и старался зафиксировать ей шею. Ничего лучшего до приезда медиков мы сделать не могли.

– По-нашему – это как? – спросила я.

– Ты о чем?

– Ты сказал, что теперь мы сможем охотиться на них по-своему. Это как?

– С применением насилия и до результата. Весьма определенного результата.

Я посмотрела на лежащую без сознания Лайлу. Руки у меня уже промокли от ее крови. Я стояла в красной луже.

– Ты видел, какая быстрота у этой твари?

– Неимоверная.

– И как убивать такое быстрое существо?

– Ранить, а потом разрубить на части.

В его голосе звучало предвкушение охоты.

– Я боюсь, Эдуард.

Он посмотрел на меня глазами пустыми и холодными, как зимняя луна.

– А я нет.

Наверное, он хотел этим меня успокоить. Может быть, даже получилось.