Текст книги "Список на ликвидацию"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 29

Мы шли по парковке, Эдуард справа от меня, Ники слева. Он коснулся пальцами моей руки, и я пожала их, и почти сразу Эдуард сказал:

– У нас гости.

Ники тут же оказался в шаге позади меня, как положено хорошему телохранителю. Даже не глядя, я знала, что Домино у меня за спиной; я ощущала его как жар. Остальных моих ребят я тоже держала в сознании, но как элементы обстановки или просто как мужчин, но не так, как этих двух: эти связаны со мной узами, которых с другими нет.

Возле нашей арендованной машины стоял маршал Ньюмэн. На лбу у него красовалась аккуратная повязка. Был он слегка бледноват на солнце, и потому немногочисленные веснушки выступили резче. Я их вчера не заметила – или это было позавчера? Не соображу. Короткие каштановые волосы Ньюмэна выглядели так, будто он их не дал себе труда причесать, уходя из больницы. Прислонившись к машине, он ждал нас. Подойдя поближе, Эдуард спросил:

– Как голова?

Снова жизнерадостный голос Теда – будто в его шкуре поселилась совершенно новая личность. Я вроде бы уже привыкла, но все равно жутковато.

– Нормально, – ответил Ньюмэн, вставая ровно. Мы не стали расспрашивать, но оба мы знали, что не нормально пока. Он мог действовать, мог работать, но голова наверняка болела дьявольски. Но так бы ответил на его месте любой из нас. Нормально.

– Вот с Карлтон хуже.

До меня дошло: последнее, что я слышала о Лайле Карлтон – она ждала результата анализов.

– Мне говорили, что она должна выкарабкаться.

– Физически с ней все в порядке, – кивнул Ньюмэн.

– Ага, – сообразила я и опустила глаза, собираясь с мыслями. – Так что: ликантропия – положительно?

– Ага, – ответил он.

– Какой вид? – спросила я.

Он глянул удивленно:

– А это важно?

– Важно, – кивнула я.

– И еще как, – сказал кто-то из окружавших меня ребят.

Ньюмэн оглядел их.

– Ребята, так вы все – ликантропы?

Ликантропы, – ответила я за них, и Ньюмэн снова посмотрел на меня.

– Я не спросил, что за ликантропия у нее будет. Не знал, что это важно.

– Это по многим причинам важно.

Вперед шагнул Сократ и спросил:

– Я слышал, что случилось с маршалом. Как она восприняла эту новость?

Ньюмэн глянул на него и только покачал головой.

– Так вот плохо? – спросил Сократ.

Ньюмэн смял шляпу, которую держал в руках.

– Думаю, если бы не ее родные, она бы ствол в рот сунула.

– Блин, – сказала я и обернулась к Эдуарду: – Так какой у нас будет план теперь, когда есть резерв?

– Вернемся к месту их последнего нападения и кого-нибудь из твоих друзей попросим пойти по следу.

– В смысле, использовать их, как я тогда вервольфов в Сент-Луисе против серийного убийцы?

Тогда вышло отлично, и я надеялась, что этот способ станет стандартной практикой для полиции во всей стране. Это же было бы как иметь розыскную собаку, которая может общаться с тобой словами – но слишком глубоко въелось в полицейских предубеждение против оборотней. Привести оборотня на место преступления можно, но не в животной форме – а в человеческом облике у них обоняние немногим лучше, чем у обыкновенного человека.

Он кивнул:

– Красиво. Но шансов, что они окажутся достаточно близко для выслеживания, маловато. Времени прошло прилично.

– Маловато, но это какой-никакой, а все же план.

– Что ж, ничего лучше придумать не могу, – сказала я, потом подумала и добавила: – Ты возьми с собой нескольких ребят, и идите по следу. Если найдешь что-то стоящее, звони мне.

– А ты куда? Почему не с нами?

– Я хочу в больницу, Карлтон повидать. Надо ей объяснить, что жизнь не кончена.

Эдуард чуть отвел меня в сторону от Ньюмэна, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– С каких это пор ты должна держать за ручку другого маршала?

– С тех самых, как Мика сделался главой «Мохнатой коалиции», и я поняла, как важно поговорить с другим оборотнем, когда узнаешь о себе страшную правду. Чтобы тебе сказали: «Вот посмотри: у меня то же самое, и ничего». Это помогает.

– Ты чувствуешь свою ответственность за то, что с ней случилось?

Я пожала плечами:

– Некоторую. Но я знаю, что полезно будет поговорить и с ней, и с некоторыми охранниками.

Он пристально смотрел мне в лицо:

– Мне не хотелось бы разделять силы.

– Мне тоже, но со мной будут хорошие бойцы, и с тобой тоже. И проведаю Олафа. Я не хотела ему руку ломать.

– Я не подумал, что он будет тебя испытывать. Моя вина.

– Что его заставило так испытывать свою удачу? Это было серьезнее, чем в прошлый раз.

– Я думаю, слухи обо всех твоих мужчинах – и еще о том, что у тебя быстрота и сила оборотня.

– Комбинация мужской и рабочей ревности?

– Вроде того.

Я покачала головой.

– Дошло до него наконец, что в подружки серийного убийцы ему меня не заполучить?

– Не знаю.

Я только глаза закатила к небу.

– Ну, класс. Вот только этого нам сейчас не хватало.

– Олаф когда приехал, стал задавать вопросы насчет твоих новых мужчин. Особенно его интересовал Синрик.

– А почему Син особенно?

– Син? – переспросил Эдуард.

– Ему всего семнадцать, для такого пацана «Синрик» – слишком серьезно.

– Но почему Син ?

Я пожала плечами:

– Будь он другого типа мальчишкой, ходил бы бледный в черном и писал стихи о смерти. Мне тоже его ник не нравится. Но почему именно Синрик так заинтересовал Олафа?

– Думаю, что из-за возраста.

– Из-за его возраста или из-за разницы между ним и мной?

– Могу только гадать, как и ты. Он не говорит на эту тему, но задавал вопросы о Синрике. Хотел знать, верно ли, что ты взяла себе в любовники мальчишку.

– Он так и спросил?

Эдуард подумал секунду, затем кивнул.

– Он спросил: «Правда ли, что Анита взяла к себе жить мальчишку-подростка?» Я ответил, что да, и тогда он спросил: «Правда ли, что он ее любовник?» Я снова подтвердил.

– Он когда-нибудь спрашивал конкретно о ком-нибудь из моих любовников?

– Нет. Спрашивал, правда ли, что у тебя столько любовников, сколько приписывает тебе молва. На это я ответил, что с таким количеством мужиков никто не может трахаться.

– Ты ему не хотел говорить, со сколькими мужчинами я сплю?

– Ненависть Олафа к женщинам отчасти возникает из убеждения, что все они потаскухи и пытаются мужиками вертеть. Когда вы только познакомились, ты вообще ни с кем не спала, и это ему помогло не иметь на твою тему тараканов. Вот я и подумал, что лучше число любовников не уточнять.

С этим ходом мысли я не могла спорить, но...

– Ты думаешь, что в представлении Олафа я переступила некоторую черту? И теперь я ему уже не подруга и не возможная любовница, а обыкновенная шлюха, которую надо похитить, пытать, изнасиловать и зарезать?

Эдуард снял темные очки и потер глаза.

– Анита, я не знаю. Честно, не знаю.

– Черт, до чего же все это усложняет ситуацию!

– И еще ты ему руку сломала, и он будет теперь пытаться доказать, что ты не лучше его в профессии. Да практически любой мужчина попытался бы.

– Я не хотела ухудшать ситуацию, Эдуард.

– Знаю.

Он смотрел на меня светлыми усталыми голубыми глазами из-под ковбойской шляпы. Я все еще не привыкла, что «Тед» носит шляпу, а Эдуард – нет. Эдуард шляп не любит. Он солнечные очки закладывает так, что они прячутся под рубашкой, а не сверху. Там они меньше мешают стрелять.

– Так что мне с ним делать?

– Да вот не знаю я, Анита. Если он решил, что ты просто шлюха, то уже никогда, никогда тебе с ним не работать. И он может попытаться заняться тобой всерьез.

– То есть сделать меня своей жертвой.

– Да.

Мы посмотрели друг на друга.

– То есть мне не надо его навещать в больнице, когда я поеду говорить с Карлтон?

Он покачал головой, снял шляпу, провел рукой по волосам. Снова надел шляпу и сдвинул на затылок, в то же удобное положение, с которого начал. Последние несколько лет он больше был Тедом, чем собой. Может, теперь Эдуард тоже полюбил шляпы?

– Мне вообще не нравится, что ты поедешь в больницу, когда там Олаф, Анита.

– Но ты же не пытаешься убедить меня не говорить с Карлтон?

Он снова покачал головой:

– Я слишком хорошо тебя знаю.

– И знаешь: я не могу допустить, чтобы страх перед Олафом встал между мной и моей работой.

– Утешать Карлтон не входит в твои рабочие обязанности, Анита.

– Нет, но я не хочу, чтобы Мика ехал сюда, пока тут «Арле...»... блин, пока тут они. Он станет мишенью или заложником.

– Верно.

– Значит, приходится мне самой.

– Я знаю, что ты будешь осторожна.

– Как девственница в брачную ночь, – пообещала я.

Он улыбнулся, но как-то невесело. Сунув руку назад, он достал темные очки из-за ворота, надел их, чтобы я не видела, какие у него недовольные глаза.

– Я не хочу убивать Олафа до того, как он нам поможет поймать этих гадов. – Очень было в его манере – сказать, что не хочет убивать Олафа до того, а не вообще не хочет убивать. Не хочет убивать, пока тот полезен. – Ладно, езжай сострадать своей Карлтон. Я попытаюсь послать с тобой Ньюмэна, а ты попытаешься их обоих оставить в больнице.

– Он не был бесполезен в лесу, Эдуард.

– Нет, но он новичок, только что с курсов. Это значит, он не привык к нашей свободе в обращении с правилами.

– Никто не обращается с правилами так свободно, как мы.

– Неправда. Маршалы прежних времен – сплошь и рядом.

Я подумала и согласилась:

– Совершенно верно.

– Вот если включить Бернардо и Олафа, тогда никто так не насилует правила, как мы.

– Включу, – улыбнулась я.

И он тоже улыбнулся. Интересно, улыбнулись ли глаза за темными очками.

– Ладно, иди теряй время в больнице, а я буду выслеживать злых и страшных вампиров.

И он двинулся прочь.

– Эдуард! – окликнула я его.

– И ты прости, но пока я не буду знать намерений Олафа относительно тебя, я не хочу, чтобы ты была не рядом со мной.

Я дотронулась до его руки, отчего он посмотрел на меня.

– Ты и правда сильнее опасаешься того, что меня похитит Олаф, нежели... Те-Кого-Нельзя-Называть?

Он сделал, очень глубокий вдох, выдохнул медленно и старательно, потом кивнул.

– Они дадут Злобной Твари Мира завладеть моим телом, Эдуард. Это было бы хуже смерти.

– Но они не будут тебя пытать, а я знаю, что ты физически крепкая – это значит, что у нас будет шанс тебя вернуть. Если тебя заполучит Олаф, спасать будет некого и нечего. Ты понятия не имеешь, что он творит с жертвами.

– А ты имеешь?

Он кивнул. И побледнел под летним загаром.

– Ты видел?

Он снова кивнул:

– Мы закончили работу и отмечали. Пошли в один бордель, а я тогда не знал правила Олафа, что он после работы расслабляется.

– И что было?

– Какой-то клиент напился, вошел не в свой номер – и заорал. А потом вдруг замолчал. Мы все, кто еще не был пьян, бросились туда с оружием. Ты же знаешь, что означает такой резко прерванный вопль.

– Да.

– Тот, кто кричал, лежал на пороге мертвый. Женщина была привязана к кровати.

– Тоже мертвая.

– Нет.

Эдуард сказал это еле слышно.

Я посмотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Мы сперва подумали, что мертвая, но ошиблись. Лучше бы она была мертва. Я бы его убил, но он стоял, направив на меня пистолет. На всех нас. И стал с нами торговаться.

– Как?

– Можем все умереть, можем все жить. Мы остались жить.

– Как ты вообще мог с ним после этого работать?

– Очень немного есть в нашей профессии людей моего класса. Он один из них, Анита. Кроме того, в договор вошло условие: когда он работает со мной, он не расслабляется потом.

– Так что ты заключил сделку с дьяволом, чтобы он больше не убивал женщин?

– Да.

– Бернардо тоже там был?

– Нет. Он лично работы Олафа не видел, иначе никогда бы не стал с ним опять работать.

– Его потрясти проще, чем тебя.

– Чем меня или тебя, – ответил Эдуард. Я оценила комплимент.

– Что ты мне советуешь? – спросила я.

– Если тебе покажется, что Олаф наметил тебя очередной жертвой – убей его. Не жди удобного выстрела, не жди, чтобы подозрения перешли в уверенность, не жди, чтобы не было свидетелей, – ничего не жди, просто убей его на месте. Обещай, Анита. – Он взял меня за руку, крепко сжал. – Обещай мне.

В темных очках я видела свое отражение.

И я ответила единственное, что могла:

– Обещаю.

Глава 30

На больничной кровати Лайла Карлтон казалась маленькой, лицо у нее стало очень круглое, и со своими кудряшками она казалась пятилетней – серьезной и печальной пятилетней девочкой. Может быть, это впечатление усиливалось и тем, что трое мужчин, стоявших рядом с ней, были ребята здоровенные. Все трое не ниже шести футов четырех дюймов, сложения крепкого и плотного. Двое младших были мускулистыми и худощавыми. У старшего из молодых был плоский живот, намекавший на булыжную мостовую под футболкой. Самый младший был во всех смыслах помягче —хотя ходил в тренажерный зал, но до брата не дотягивал по крутизне. Самый старший был очень похож на них, но постарше. Наверное, отец Карлтон и братьев-футболистов.

Увидев в палате этих троих, я порадовалась, что оставила Ники и Лисандро в коридоре. Нам с Сократом едва хватило места.

– Анита, – сказал Лайла, и большие карие глаза вдруг заблестели так, словно слезы подступили. Боже мой, да я же всего только и сделала, что вошла в палату.

– Привет, Лайла, – ответила я, направляясь к ее койке.

– Это мой папа и братья.

– Я помню, ты рассказывала. Только ты не сказала, какие они огромные.

От этих слов все улыбнулись, на что я и надеялась, но я действительно в присутствии этих ребят чувствовала себя карликом. Один еще куда ни шло, но трое сразу – как будто вдруг целая груда домов сошла с мест и протянула руки – это Лайла их мне представила.

Отца звали Уэйд Карлтон, старшего брата – Роберт, младшего – Эммет. Лайла его звала Эм, будто его имя состояло из одной буквы «М», но Роберта – всегда полным именем.

–А это Рассел Джонс, – сказала я, жестом подзывая Сократа от двери, где он остановился.

Рассел – это было его настоящее имя, с которым он прибыл в Сент-Луис в группу гиенолаков. Их Оба, то есть вожак, давал им новые имена, обычно греческих философов или героев мифов. Многие группы зверей выбирают себе ту или иную систему наименований.

Все пожали друг другу руки, только Лайла смотрела на меня вопросительно.

– Рассел был когда-то копом, – сказала я.

Она перевела взгляд с него на меня:

– Был когда-то?

– Пока один бандит не оказался оборотнем и меня не покусал.

Она вытаращила глаза, и снова блеснули непролитые слезы.

– Так вы... – Она осеклась.

– Оборотень, – подсказал он жизнерадостно.

Трое мужчин возле нее напряглись, будто от произнесения вслух это слово стало правдой или вызвало у них чувство опасности. Ребята крупные, привыкли быть крупными и сильными, но вдруг оказалось, что Сократа, который на дюймы ниже и в плечах поуже, надо учитывать. Оборотень – это значит, что ты можешь и не оценить взглядом его физические возможности. Теперь размер – уже не все. Джентльменам по фамилии Карлтон такая ситуация не часто встречается, я думаю. И что-то изменилось в их осанке, и я всмотрелась в их лица. Они рассердились, а младший брат не мог скрыть страха за этой злостью.

– Господи, парни, вы так подобрались, будто Рассел сейчас вот тут на месте перекинется и всех загрызет.

Братья посмотрели на меня несколько озадаченно, но отец даже не изменился в лице, сохраняя злость и хладнокровие.

– Ничего лично к мистеру Джонсу не имею, но он инфицирован фактором, превращающим его в животное.

Я начинала понимать, откуда берутся некоторые проблемы Лайлы. И сказала с улыбкой:

– Мистер Карлтон, можем мы с вами сказать друг другу пару слов в коридоре?

Он посмотрел на Сократа:

– Мне было бы неуютно оставить моих детей в обществе мистера Джонса.

– Мистер Джонс работает со мной. Он приехал помочь в поимке преступника, напавшего на Лайлу.

– Монстр для охоты за монстром, – ответил Уэйд Карлтон.

– Папа, он такой же, как я. Такой же коп, пострадавший на работе. Ты меня тоже считаешь монстром?

Уэйд повернулся в некотором ошеломлении:

– Нет, что ты, детка. О тебе я никогда так не стал бы думать.

– Стал бы. Ты меня даже за руку не берешь.

Он протянул к ней руку – но остановился на полдороге. На его лице отразилось страдание, но заставить себя коснуться собственной дочери он не мог. Тогда Эм, младший брат, взял ее руку в свои, прижал к груди, глядя на отца недобрым взглядом. И глаза у него тоже заблестели.

Роберт, старший, положил руку ей на ногу под простыней – он сидел в изножье кровати. Он ни на кого не смотрел, и глаза у него тоже блеснули, когда он отвернулся.

– Мистер Карлтон, мы с вами должны прямо сейчас побеседовать в коридоре. Рассел будет говорить с Лайлой.

– Я не могу оставить с ним моих мальчиков.

Ну, все. На этом деликатность у меня кончилась.

– Ваших мальчиков. А Лайла уже не ваша девочка? Она не умерла, мистер Карлтон, она просто стала оборотнем. И даже не перекинется до следующего полнолуния. Она осталась вашей дочерью. И вообще кем была, тем и осталась.

– Только не федеральным маршалом. – Это сказала Лайла. Я обернулась к ней, у нее по щеке бежала первая слеза. – Значок у меня отберут.

– Это уже тебе сказали? – спросила я.

Она нахмурила брови.

– Нет. Но я знаю правила.

– Для обычных копов это так, но в противоестественном отделе службы гибкости больше.

– Ты не меняешь облика, Анита, вот почему тебе значок оставили.

– Может быть, но я знаю, что, пока ты не перекидываешься, у тебя никак не могут отобрать значок. Разве что с большим скандалом.

Она посмотрела на меня, и ее младший брат теперь тоже. Роберт свободной рукой вытирал лицо, другой все еще касался сестры. Его слишком обуревали эмоции, чтобы на кого-нибудь смотреть.

– Вы тоже оборотень? – спросил Эм.

– Нет, но я – носитель ликантропии. Так показывают анализы крови. Просто я не перекидываюсь.

– Может ли быть, чтобы Лайла тоже не меняла облика? – спросил Эм.

Я пожала плечами:

– Скорее всего это произойдет, но опасной она может стать не раньше недели полнолуния.

– Этого вы не знаете, – сказал Уэйд.

Я посмотрела на него – хорошо, что у меня здорово отработано умение смотреть на очень высокого собеседника и при этом иметь суровый вид. Я постаралась, чтобы Уэйд увидел в моих глазах гнев, потому что именно гнев он у меня вызывал. У дочки положение ужасное, а он его еще усугубляет. Отцу такое не положено.

– Я это знаю, – ответила я, – потому что уже несколько лет живу с двумя оборотнями.

– Они вас и заразили, – сказал он так, как мог бы про чуму или СПИД.

– Нет, не они. Я получила порезы от одного преступника и одного оборотня, который влез в драку, чтобы меня спасти. А бандит не собирался меня заражать, он хотел меня убить.

Ко мне подошел Сократ, и я заметила, что Уэйд Карлтон слегка дернулся.

– Когда меня ранили, моя сестра отнеслась к этому, как вы. Ни ее, ни моих племянников я уже пять лет не видел. Мама и мы все по ним скучаем.

Уэйд посмотрел на Сократа:

– В смысле – вы скучаете по своим родственникам?

– Нет. Мама меня позвала на первый же День благодарения после того, как это со мной случилось. Сестра, когда меня увидела, собрала детей и уехала, сказала, что ноги ее здесь не будет, пока я тут. Сказала, что я опасен, что я зверь. Мама очень не любит, когда кто-нибудь поливает ее детей, так что я на все праздники – у родных. Я из пятерых старший, и видел всех своих племянников и племянниц с рождения, и на все дни рождения и школьные матчи приезжаю, когда могу выбраться. Сестра перестала приезжать, думая, что я там буду. А потом два года назад ее старший связался с дурной компанией, и я помог его вытащить – бандиты не меньше вас боятся оборотней. Я проследил, чтобы мальчишка исправился, и в последнем семестре он попал в список награжденных и получил футбольную стипендию хорошего колледжа.

Уэйд посмотрел на Сократа, и я этот взгляд не совсем поняла, но явно понял Сократ, потому что он добавил:

– Его отец покрупнее меня, похож скорее на вас и ваших ребят. – Сократ вдруг улыбнулся – счастливой улыбкой на смуглом лице. – Я видел, как он одним ударом прорывал линии защиты.

– Вы играли в футбол?

– В школе. Для команды колледжа у меня ни массы не хватало, ни квалификации, а у Джона – вполне. Он может стать таким, каким был бы его отец, если бы кто-нибудь его вовремя вытащил из банды.

– Вы знали его отца?

Сократ кивнул:

– Мы вместе в школе учились. Потом он попал в банду и подсел на наркотики.

Они смотрели друг на друга, и я постаралась сделаться невидимой – сейчас я совсем была не нужна.

– Я тренирую команду городской школы. Мы много ребят теряем.

– Слишком много, – согласился Сократ.

– Ваш племянник где-то в этих местах играет?

– Нет, в Детройте.

– Как его фамилия?

Сократ ответил.

– Я его знаю, – подал голос Эм. – Мы в футбольном лагере вместе были. Он единственный был там такой большой, как я, и такой быстрый.

– Помню его, – кивнул Уэйд. – В каком он сейчас колледже?

И они заговорили про футбол, будто и не было больше «они и мы» – только мужики и спорт. Никогда в жизни не была так счастлива, услышав, как мужчины обсуждают футбол.

Сократ отвел Уэйд а и Эма немножко в сторону – поговорить о футболе и колледжах. Роберт пересел и взял Лайлу за руку. Я подошла с другой стороны и накрыла ладонью ее руку, лежащую на одеяле. Она даже встрепенулась – мы не так уж близко с ней знакомы.

– Я не буду тебя успокаивать, но я тебе только скажу, что ничего плохого с тобой не случилось. Ты нормальный человек, Лайла.

Она замотала головой, повернула руку, чтобы взяться за мою, и слеза побежала у нее по лицу.

– Неправда. У меня заберут значок.

– Я тебе сказала, что пока еще этого сделать нельзя.

– Потом заберут.

– Может быть, – ответила я. – Вероятно. Не буду тебе врать: если ты сохранишь значок, станешь первым ликантропом, которому это удалось. Но вот сейчас ты – федеральный маршал противоестественного отдела и благодаря своей ликантропии быстро выздоравливаешь. Так ведь?

Она кивнула:

– Меня тут держат, чтобы уговорить поехать в правительственный сейфхауз, где я не буду ни для кого опасна.

– Фигня, не нужен тебе сейфхауз. В этом году их наверняка запретит Верховный суд – в частности, за незаконное содержание под стражей. Ты не опасна для других, Лайла.

Сдавленным голосом она сказала:

– Буду опасна.

Я встряхнула ее руку, заставила ее поглядеть на меня.

– Да, первые месяцы или даже первую пару лет тебе в полнолуние понадобится поддержка стаи, чтобы держать себя в руках. Но это делается для всех новичков.

– Стаи?

– Твоей группы. Ты какого рода оборотень?

– Рода? – Она моргала, все еще плача.

– Какой вид животного?

– Волк. Я – вервольф.

Она это сказала так, будто сама не могла поверить.

– Тогда «стая» – точное слово. У разных зверей группы называются по-разному.

– Да, я помню. На курсах говорили.

– Так что у тебя есть фора, раз вы изучали вервольфов.

– Их преступления.

Она снова стала всхлипывать.

Брат погладил ее по руке, и когда она даже не подняла глаз, я сказала:

– Лайла, посмотри на меня. – Она не посмотрела. – Маршал Лайла Карлтон, смотреть на меня!

Может, из-за обращения по званию, но она сделала, как я сказала, и глаза ее полны были страдания и утраты.

Мне пришлось проглотить слюну и сообразить, что у меня тоже слезы близко. Они всегда рядом.

– Ты хочешь поймать преступника, который это с тобой сделал?

Она нахмурила брови, потом кивнула.

Я еще подержала ее за руку, потом отпустила и поглядела строго, как ей было нужно.

– Тогда вставай, одевайся, собирай свое барахло и поехали его ловить, гада.

– Я не...

– Ты получила четыре колотых раны, которые, благодаря ликантропии, уже зажили. Больничные койки – для больных, а ты здоровая. Вставай, мать твою так и этак, одевайся и пошли ловить монстра, который хотел тебя убить!

Она была ошеломлена.

– Выражения, – сказал за моей спиной Карлтон, будто машинально.

Я не стала извиняться. Секунду назад дело было в нем и в Сократе, сейчас главное было – Лайла и я.

– Ты хочешь поймать того типа, который с тобой это сделал?

– Да, – ответила она чуть хрипло.

– Вставай и пошли.

Она смотрела на меня, почти недоумевая, и вдруг на губах у нее появилась тень улыбки.

– Ты всерьез?

– Нет, блин, шучу. Одевайся наконец.

Она улыбнулась до ушей, вдруг и чудом, еще со слезами на щеках. Роберт на той стороне кровати привлек мое внимание, когда одними губами сказал мне «спасибо».

Иногда бывает, что дело не в ловле преступников. Иногда надо просто своему помочь, когда ему плохо. Мне понадобились годы, чтобы понять: второе ну никак не менее важно, чем первое.