Текст книги "Список на ликвидацию"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Местную анестезию мне сделали прямо в руку, и доктор Филдс взрезал шрам. Он явно присутствовал на том же семинаре, что и Мэтт со «скорой», и сейчас в первый раз имел возможность проверить теорию на практике. Он совершенно честно сказал:

– Не уверен на сто процентов, что шрама не останется совсем, но состояние мышц и сухожилий станет лучше.

– То есть мы все это проделаем, и все равно могут остаться какие-то шрамы и ограничения подвижности?

– Да.

Наверное, я стала сползать с осмотрового стола, но рядом стоял Эдуард, и он положил мне руку на плечо и только качнул головой.

Черт побери!.. Он заставил меня лечь обратно и держал за руку, как обещал, черт и еще раз черт! Через час рука была взрезана, и местная анестезия при этом действовала. Нельзя сказать, чтобы это было приятно, и уколы были болезненны, а ощущение разъезжающейся под скальпелем кожи вообще противно, но это все еще цветочки, ягодки – это когда ее стягивали и накладывали швы. Ощущение всегда жутковатое, даже когда не больно по-настоящему. Мэтт со «скорой» даже спать не пошел, оставшись посмотреть, и множество других врачей и интернов тоже. Никто из них никогда не видел применения теории, и всем хотелось увидеть, хотя они оделись в костюмы полной защиты с лицевыми щитками – на случай, если брызнет кровь. Строго говоря, я была заразна, хотя многообразие инфекций свидетельствовало против этого. Но такое медицинское чудо не могло не вызвать у студентов-медиков невероятного интереса.

Мы с Филдсом уже обсудили, что швы должны быть рассасывающимися – просто на случай, если организм решит нарастить ткань поверх них.

– У вас вот так хорошо заживает? – спросил он.

– Явидела, что так бывает у других носителей ликантропии. Не хотелось бы рисковать, что придется снова оперировать для удаления швов из-под кожи.

Он с этим согласился.

Уже была наложена половина швов, как начало проходить действие местной анестезии.

– Обезболивающее выдыхается, – сказала я.

– Пришлось бы ждать, пока подействуют новые уколы, а у вас уже заживает, миз Блейк. Может потребоваться новое иссечение раны и швы? – или же я могу накладывать швы сейчас с опережением процесса заживления.

– Анита, посмотри на меня, – сказал Эдуард.

Я повернула голову – он стоял напротив доктора, глядя на меня спокойными глазами, и я кивнула.

– Делайте.

Я держала Эдуарда за руку, не отводя от него глаз ни на секунду, как не смотрела ни на кого никогда, а доктор Филдс лихорадочно накладывал швы, стараясь опередить процесс заживления. Даже с некормленым несколько дней ardeur 'oммой организм заживлял раны слишком быстро, и медпомощь не успевала. Вот блин!

Эдуард тихо говорил мне что-то, говорил о деле, стараясь навести мои мысли на работу. Какое-то время это помогало, потом анестезия выдохлась окончательно, а швы все еще накладывали. О работе я думать уже не могла. Он стал рассказывать о своей семье, о том, как управляется Донна в своей метафизической лавке, про успехи Питера в школе и в боевых искусствах. Сейчас зарабатывает второй черный пояс. Бекки с ее музыкальным театром. Надо же – он все еще возит ее на уроки танцев дважды в неделю. Этот факт мне настолько понравился, что я даже сказала:

– Хотела бы я посмотреть, как ты сидишь в зале ожидания со всеми этими мамочками из пригородов.

Он улыбнулся мне улыбкой Теда:

–Приезжай в гости – посмотришь.

– Договорились, – ответила я и сосредоточилась на том, чтобы не завопить.

– Кричать вполне можно, – сказал доктор Филдс.

Эдуард объяснил вместо меня:

– Стоит ей один раз крикнуть – и она уже не остановится. Лучше не начинать.

Филдс глянул на Эдуарда, задержал на нем взгляд на мгновение и снова помчался зашивать разрез. Ему пришлось мне сказать, что работа закончена – вся рука была сплошным комом боли, будто горела или... нет у меня слов для этого ощущения. Охрененно болела рука от верха раны до самого низа и еще в пальцы отдавало. Аж тошнило. И у меня были две задачи: не заорать и не сблевать.

Филдс дал нам какие-то таблетки.

– Это поможет ее успокоить на время, дать организму заделать повреждения.

– Надолго? – спросил Эдуард.

– На час, на два – если повезет.

– Спасибо, док, – сказал Эдуард, взял таблетки, но что с ними сделал – я не видела. Мир сузился до участка пола перед глазами, я сосредоточилась на дыхании, просто на существовании и попытках подавить боль или хотя бы вытерпеть ее.

– Кресло нужно, чтобы довезти ее до двери, – сказал кто-то.

Я не стала говорить, что мне оно не нужно: боялась открыть рот, чтобы не отдать все, что за день съела. Раз я не стала спорить, Эдуард тоже не стал. Так что я уехала из больницы в кресле на колесах, которое толкал один из медиков-зрителей. Оказалось, это медбрат, пытавшийся развлекать меня разговорами, и оказалось, что у него черт-те сколько вопросов о ликантропии. Ответов – вот прямо сейчас – у меня не было.

Эдуард перед посадкой в машину скормил мне одну таблетку. Я не стала спорить. Не могла вспомнить, говорил ли доктор Филдс, что это за лекарство, но оно оказалось сильным, потому что я только помню, как заурчал двигатель и сел за руль Эдуард, а потом я заснула.

Проснулась я в кровати, в типичном гостиничном номере, и Эдуард подавал мне вторую таблетку и воду. Я стала возражать, и он сказал:

– Прими ее.

По тону было ясно, что либо я приму ее добровольно, либо он меня заставит. Я хорошо знала, что уж кто-кто, а Эдуард всегда сделает именно то, чем грозит, и будет унизительно, когда я не смогу ему помешать скормить мне таблетку насильно. Так что я тихо приняла таблетку без дальнейших споров, и сон снова накрыл меня прежде, чем я успела подумать, насколько болит рука. И это было хорошо, наверное.

Не до конца проснувшись, еще не очень осознавая себя, я почувствовала, что вокруг меня обернулся мужчина. Я прижала его руку поближе к талии, заворачиваясь в него, как в любимый плед, а потом еще большая близость дала мне понять, что он голый, и так как единственный мужчина в комнате на момент, когда я ложилась спать, был Эдуард, тут возникла проблема. Вдруг широко раскрылись глаза, напряглись все мышцы.

Сонный голос у меня за спиной пробормотал:

– Хорошо пахнешь.

Голос я не узнала. Хорошая и плохая новости. Хорошая: этот голый мужчина – не Эдуард, и неловкость момента несколько снизилась. Плохая новость: я лежу в постели с голым незнакомым мужчиной. Что за черт?

Я попыталась отодвинуться, но рука напряглась, и он притянул меня в изгиб своего тела, наклонил голову, ткнулся лицом мне в волосы. Я приподнялась на локтях, повернулась посмотреть, кто это меня обнимает. Светлые до белизны волосы с красной прядью, спокойные серые глаза моргнули, глядя на меня. Этан поднял голову, я увидела в светлых волосах серый оттенок – мелкие завитки в сонном беспорядке.

Он смотрел вверх, чтобы, целуя меня в спину, видеть мое лицо. Как на ринге никогда не спускаешь глаз с лица противника, иначе тебе задницу оттяпают. Сейчас он приложил правильных очертаний рот к моей коже, рот с ямочками над и под губами, и смотрел на меня. Как будто ожидал, что я на него разозлюсь.

– Где Эдуард? – нахмурилась я.

– Ушел куда-то с полицейскими.

Я напряглась, рука прижала меня сильнее.

– Новое убийство?

– Он не обсуждает с гражданскими вопросы полицейского расследования.

– Ты его цитируешь.

Он кивнул и снова нежно поцеловал мою голую спину. Но глаза не опускал, будто всерьез боялся, что я его ударю.

– Что ты такое сделал, что чувствуешь себя виноватым? – спросила я.

Он заморгал, отодвинулся, чтобы можно было говорить, и ответил:

– Я не чувствую себя виноватым.

– Вид у тебя виноватый.

– У тебя вид сердитый, и ты сердишься. Я стараюсь не рассердить тебя сильнее. Скажи, какое выражение лица тебя устроит, и я постараюсь принять именно такое.

Я слегка улыбнулась и вздохнула.

– Ну, хоть не сердишься, – сказал он.

Я заметила, что опираюсь на раненую руку. Посмотрела вниз – рана оказалась полоской желтых и розовых чешуек. По виду судя, ей уже было несколько дней.

– Сколько я спала? – спросила я.

– Не столько, – ответил он.

Я села, и он чуть отпустил меня, давая это сделать. Рукой я вцепилась в простыню, так что груди были хоть чуть-чуть да прикрыты. Судя по виду раны, мы уже несколько дней спали голые, но я не знала, что мы голые, и не спрашивала, так ли это, и потому предпочла прикрыться. Вот такие у меня маленькие странности, и я перестала с ними бороться.

Я протянула руку к нему, лежащему на кровати.

– Ведь действительно можно считать, что зажило, а ведь заживало не как обычно. Значит, дни прошли.

Одна его рука лежала у меня за спиной, так что, если бы я легла обратно, могла бы с ним обняться, но что-то не знаю, хотелось ли мне сейчас обниматься с кем бы то ни было. У меня были вопросы, и я хотела получить ответы.

– День прошел, всего день. Мы с Алексом спали с тобой по очереди, и наша энергия помогла тебе вылечиться.

– Если с нами спит оборотень нашего вида, у нас все заживает быстрее. – Я нахмурилась. – Погоди, а если тут целый клан тигров, почему вы дежурили по одному? Будь вас двое, энергии было бы больше, и быстрее бы зажила рана.

– Красная королева не желала рисковать своими самцами. Мы двое подошли к тебе близко, и оба были сокрушены.

– Сокрушены?

Он улыбнулся и кивнул:

– Именно.

Этан потерся о подушку затылком, и движение прошло вниз по позвоночнику, он извивался частями, будто кто-то его гладил по спине, и эти извивы ушли под простыню, все еще накрывавшую его бедра.

А меня почему-то заворожил край простыни, наброшенный на живот. Ноги под простыней задрожали, будто извивы наконец охватили все тело. От них простыня сползла чуть ниже, и один бок показался почти полностью, но именно сбоку. С другой стороны простыня была подоткнута, и потому осталась на месте.

Он вдруг засмеялся, я посмотрела ему в лицо и спросила:

– Что?

– Мне очень нравится, как ты на меня смотришь.

Я нахмурилась.

– Что я сказал, плохого?

Я нахмурилась сильнее, но потом только покачала головой. Заставила себя отвернуться от него, подтянула колени к груди, накрыв себя спереди. Сзади зато стала совершенно голая, но все имеет свои теневые стороны.

– Можно мне коснуться твоей спины?

Я чуть не ответила автоматически «нет», но взяла себя в руки и заставила быть разумной. Так или иначе, aardeur утолить нужно – позволить себе еще раз такую рану я не могла. «Арлекин» в городе, и мне нужна вся метафизическая помощь, которая есть. Раз Алекса здесь нет, пищей придется послужить Этану. Но уж так не хотелось никого нового пускать в мою жизнь. Хочется надеяться, он не вернется домой со мной. Но все же...

– Да, – сказал он, – твой друг оставил тебе записку.

Он протянул руку. Ночной столик, типичный для типичного номера гостиницы, был так близко, что ему даже не пришлось менять положения тела, двигалась только рука. Он подал мне клочок белой бумаги.

Я развернула и узнала четкий почерк Эдуарда – он почти всегда писал печатными буквами. Записка была краткой и прямой: «Хватит фаст-фуда. Поешь нормально. Мне нужно, чтобы ты мне прикрывала спину. Тед». Слово «Тед» было действительно подписью, небольшой и как-то непривычно небрежной. Когда он подписывался «Эдуард», выходило тщательней. У двух его личностей даже подписи были разные, будто они и в самом деле существовали.

Я перечитала записку. Эдуард писал так, будто мне нужен хороший бифштекс к обеду вместо фаст-фудных бургеров. А это не так, ну совсем не так. Но сейчас он там без меня, охотится за «Арлекином», а я не прикрываю ему спину. Что я скажу Донне и детям, если он из-за этого погибнет? Себе я что скажу?

Твою мать.

– Неприятности? – спросил Этан.

Я глянула на него:

– Ты не смотрел?

– Это не мне написано.

– Не запечатано, просто сложено. И ты не заглянул?

– Это не мне написано,—повторил он, нахмурившись.

Я посмотрела на него. Меня к нему тянуло с минуты, как я его увидела, – или моих тигриц тянуло, я уже не могла разобрать. Может, это все и есть я. Может быть, звери во мне просто открыли то, что и без них существовало? Кто может знать? Секс с этим мужчиной нельзя назвать судьбой хуже смерти. Что же вызывало мою неловкость? Секс с незнакомым, или секс вообще, или то и другое вместе? Наверное, последнее. Я отвернулась от Этана, уставилась на стенку, где висела копия-с-копии какой-то картины, а рядом стоял ночной столиком с телевизором. Я попробую. А если будет очень уж не так, остановлюсь и буду ждать Алекса. С ним я хотя бы уже спала.

– Да, можешь коснуться спины, – сказала я, хотя заставить голос звучать без напряжения у меня не получилось.

Но Этан отреагировал на слова, а не на интонацию. Пальцы его прошлись по спине, спустились ниже, к краю ягодицы.

– Это не спина, – сказала я.

Он убрал руку:

– Извини, – сказал он тихо.

– Да не за что, это мои проблемы. Всегда у меня проблемы, когда секс – необходимость.

Он сел, натянув простыню себе на колени, чтобы остаться закрытым. Это значило, что мне пришлось держаться за простыню, чтобы тоже не открываться, но я оценила эту скромность.

– Могу позвать Алекса. Он сейчас на работе, но можно его спросить, как скоро он сюда прибудет.

Я посмотрела ему в лицо – тщательно замкнутое и... страдающее. И вспомнила его слова, хоть с некоторым опозданием, о том, что женщины клана его не хотят. А, черт.

Я вздохнула и сказала:

– Я не могу прямо сейчас объяснить все свои закидоны, но дай мне минуту. Я тебя хочу. Меня к тебе тянет. Я только не рассчитывала проснуться рядом с тобой еще даже до того, как у нас был секс. И не рассчитывала, что пропущу охоту, пока буду выздоравливать.

Я подтянула колени к груди.

– Я привыкла к быстрым исцелениям из-за метафизики. Думала, что это связано с вампирскими метками и ликантропией, и не сообразила, что точно так же здесь играет роль ardeur.

– И это тебя огорчило?

– Ага, – кивнула я.

– А почему?

– Я теперь могу днями не кормить ardeur. И это меня так радовало и настолько облегчало работу федерального маршала, но вот выяснилось, что у этого воздержания своя цена. На охоте за преступниками мне нужна способность быстрого исцеления, а это значит, что утолять ardeur нужно регулярно. Ты знаешь, как это трудно, когда у тебя на руках активный ордер на ликвидацию за пределами штата?

– Нет, но могу себе вообразить. Ячувствовала, как его покидает напряжение, и он уже просто сидел на кровати, а не ждал, что сейчас надо будет встать и позвать Алекса. – Можно мне потрогать твое тело сзади? И заметила ли ты разницу формулировки?

Я подумала секунду, пытаясь сообразить, отчего я сама себе все время так мешаю. Наконец я ответила:

– Да и да.

Он снова коснулся моей спины, и я напряглась на этот раз.

– Тебе действительно неприятно, что кормиться надо так часто.

– Да, – ответила я, чуть сильнее обнимая колени. – Почти невозможно выполнять ордера за пределами штата.

Он положил мне руку на плечо – не поглаживая, а с дружеским участием.

– Но ты говоришь, что можешь сейчас при необходимости целые дни поститься, и по твоим словам получается, что раньше так не было.

Я подумала и ответила:

– Нет. То есть не было, ты прав.

Он придвинулся ко мне ближе, оставаясь сзади. Я заставила себя расслабить плечи, хотя мне не нравилось, что я его не вижу. Я с ним несколько часов спала в постели голая. Он уже доказал, что готов рисковать жизнью, защищая меня. Он доверился моему умению обращаться с оружием настолько, что пошел на получение ножевой раны и отдал себя на милость арлекина. Чего еще я могу от него хотеть?

Он положил ладони мне на плечи:

– Ты все еще напряжена. Чем я могу тебе помочь?

– Помоги в ближайшие пять минут пройти курс психотерапии за несколько лет.

– Не понимаю, – ответил он, и мне не надо было видеть его лицо, чтобы понять, насколько оно озадачено. По голосу слышно было.

Я покачала головой и теснее обняла колени.

– Не обращай на меня внимания.

– Не хочу не обращать, – сказал он, и голос прозвучал ближе. Этан отодвинул мне волосы в сторону, я почувствовала нерешительный жар его тела, а потом – губы на своей спине. Я не возразила, и он поцеловал меня, и я не возразила снова, он поцеловал еще раз, чуть ниже. Кровать шевельнулась, а он целовал ниже, ниже, осторожно и нежно. И мне с каждым поцелуем становилось все спокойнее, руки перестали сжиматься, спина выпрямилась, и когда он дошел до конца спины, я уже сидела ровно.

Он водил языком по кругу у основания позвоночника, и я задрожала в ответ, и тогда он стал запускать язык ниже, между ягодиц, и я удивленно пискнула, и он чуть прикусил одну ягодицу.

– Господи! – прошептала я.

– Я так понял, что тебе нравится, – сказал он более низким голосом.

Мне что, врать надо было?

– Да, – ответила я, и мой голос слегка дрогнул.

Он снова укусил меня, чуть сильнее, но еще не сильно. Я полуперевернулась, полусвалилась набок. Он двигался зубами дальше по ягодице, усиливая нажим, у меня снова мурашки побежали по коже, в горле перехватило дыхание. Он взял меня за бедро, приподнял, и я раскрыла перед ним ноги. Он взялся зубами за последний сантиметр ягодицы, еще не добравшись до другого, и на этот раз укусил меня достаточно сильно, чтобы я ахнула и попыталась сесть, но его руки держали меня за ноги и ягодицы, так что сесть не получилось. И я, глянув вниз, неожиданно увидела его лицо у себя между бедрами, он на меня смотрел.

– Слишком сильно? – спросил он.

Щекой он прижался к моему бедру, другая рука обернулась вокруг другого бедра, приподнимая его и отводя в сторону.

– Чуть-чуть, – ответила я с придыханием.

– Ты всюду любишь зубы?

Странной была эта серьезность, когда его лицо было у меня между ногами. Но если учесть, рядом с чем оно было, вопрос был серьезным.

– Нет, не всюду.

Он улыбнулся – губы изогнулись, ямочки около рта стали еще глубже.

– Тогда на этом месте больше их не будет.

Честно говоря, покусывание с внутренней стороны бедра – штука хорошая, если выполняется правильно, и чуть-чуть зубов в интимных местах на меня хорошо действует, но Этана я не знаю. Мысль остаться по эту сторону риска показалась мне правильной.

– Что-нибудь еще такое, что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я задумалась. Он вытянул мне ногу и положил себе на бок, другое мое бедро использовав как подушку. Как-то очень расслабленно.

– Постарайся не оставить следов, которые мне придется объяснять другим копам.

– Но там, где не видно, можно?

– Зависит от того, какой след. Но если я в правильном настроении, то люблю, когда они остаются.

– Что я могу сделать, чтобы привести тебя в правильное настроение?

– Ты любишь оставлять следы?

– Только если ты это любишь.

– А что любишь ты?

Настроение секса и соблазна переходило постепенно во что-то более нормальное.

Он улыбнулся почти застенчиво. Хотя это слово не совсем уместно, когда мужчина лежит щекой у тебя на бедре и смотрит на самые тайные части твоего тела, но все равно правда.

– Скажи, – потребовала я.

Он наморщил лоб и спросил:

– Тебе действительно интересно?

– Конечно.

Он погладил мне внутреннюю поверхность бедра, просто погладил.

– Почему «конечно»?

– Я хочу, чтобы тебе тоже было в радость.

Он улыбнулся, и вдруг серые глаза наполнились чем-то очень похожим на смех.

– Мне еще как в радость. Мне надо, чтобы обязательно было в радость тебе.

– Почему?

– Если тебе будет в радость, больше шансов, что ты опять со мной окажешься.

Идеальная мужская логика.

– Но я все-таки хочу знать, что тебе приятно, Этан.

У него лицо стало озадаченным:

– Люблю секс с девушками.

Я не могла не улыбнуться:

– Это, кажется, мы обеспечили.

Он снова усмехнулся, и снова лицо у него стало застенчивым.

– Я хочу трогать тебя везде, где ты позволишь. Хочу столько тебя, сколько смогу получить. Хочу всего, что ты разрешишь мне делать. – Застенчивый вид сменился несколько печальным.

– Когда я начну утолять ardeur, мы оба во многом потеряем над собой контроль.

– Я не хочу терять контроль слишком рано, – сказал он. – Я хочу подольше.

Я кивнула:

– Мне нужно напитаться и вернуться к расследованию убийства, но... давно у тебя не было?

Он покачал головой, потерся щекой о мою ногу.

– Не хочу говорить. Иначе получается секс из жалости.

Я погладила ступней его ногу и позволила себе выразить на лице, как он восхитителен, свернувшийся у моих ног. Я все еще не видела его голым целиком, но если там хоть вполовину так же красиво, как сверху, то посмотреть стоит. Я дала ему увидеть, что я его вижу, и он красив. И он желанный, и я поняла, что ardeur теперь не только к сексу имеет отношение. Он требовал все больше и больше: дать партнеру то, чего он желает в сердце своем. Этан хотел того, чего хотят многие: быть для кого-то желанным. Все мы этого хотим. И я изо всех сил постаралась ему показать, что я его желаю.

Лицо у него стало слегка удивленным, будто никто уже очень давно так на него не смотрел. Я протянула ему руку.

– Наверное, я сначала это сделаю, – сказал он.

– Поверь мне, я хочу этого, но сперва я хочу целоваться и обниматься. А после орального секса мне сразу захочется, чтобы ты мне засадил.

У него глаза открылись шире, он вздрогнул.

– Что такое?

– Твой разговор...

– Я что-то не так сказала?

– Нет, это классно. Это просто... идеально.

Он встал на четвереньки, подполз ко мне, и я впервые увидела его совершенно голым.

Лицо его было прямо над моим, и он сказал:

– Ты на мои части смотришь так, как некоторые мужчины смотрят на груди.

Я покраснела невольно, глянула сердито на него, стоящего коленями между моих раздвинутых ног, руки у меня на плечах, и оба мы совершенно голые. Я попыталась напустить на себя достоинство и позорно провалилась. Он улыбался мне, и эта широкая улыбка с ямочками сказала мне, что действительно ему хорошо.

– Я не думал, что ты покраснеешь.

Я продолжала смотреть недовольно, и краска сбежала с лица. Попыталась сложить руки на груди – но при моих размерах это не получается.

Он лег рядом со мной, приподнявшись на локте, смотрел мне в лицо.

– Многого я ожидал от тебя, Анита, но не этого.

– Не чего? Что я покраснею?

– Это, и еще ты такая... – Он коснулся моих волос, осторожно, будто не зная, позволю ли я. Я не возразила, и он погладил мне щеку. – Такая милая.

– Яне милая.

Он улыбнулся:

– Трогательная?

Я нахмурилась. Он рассмеялся.

– Ты слишком недавно меня знаешь, чтобы тебе это было так забавно.

Но я сама слегка улыбнулась при этих словах.

– Ты просто не такая, как я ожидал.

– Чего ты ожидал?

– Чего-то более жесткого, сурового. – Он посмотрел на меня с головы до ног. – Ты красивая.

Я пожала плечами.

– Я серьезно.

– Спасибо, ты тоже не урод.

– Ты не отвечаешь своей репутации.

– В каком смысле?

– Ходят слухи, что ты страшная соблазнительница. Что бедных маленьких тигров-оборотней ешь на завтрак, овладеваешь сперва их телами, потом их сердцем.

– Я тебе сказала, что утоление ardeur'a может сделать тебя моим рабом со всеми потрохами. Сердце включается.

– Сказала.

– И я не врала. Этан.

Я смотрела ему в лицо, пытаясь сообразить, понимает ли он до конца, что может с ним случиться. Он невероятно одинок, очень хочет быть нужным и кому-то принадлежать. Ardeur даст ему то, чего он хочет, но у «принадлежать кому-то» есть своя цена. Она в том, что этот кто-то будет тобой владеть.

– У меня дома почти дюжина любовников, Этан. Если ardeur тебя привяжет ко мне, то ты попадешь в очередь. А в ней всегда есть внеочередники: Жан– Клод, Натэниел, Мика, еще некоторые.

– Насколько часто ты бываешь с мужчинами, не возглавляющими этот список?

Я коснулась его груди, провела рукой по мускулистой выпуклости. Такой поджарый, что все мышцы напоказ. Чуть-чуть еще – и был бы тощий, а сейчас – просто такой тип тела.

Он накрыл мою руку ладонью, придержал возле груди.

– Насколько часто?

– Не веду журнала.

– В среднем?

– Дня три в неделю, наверное.

Он удивленно рассмеялся. Я посмотрела на его лицо.

– Это куда лучше, чем у меня есть сейчас.

– При условии, что ты не против других мужчин в постели со мной. Поскольку их много, мы часто организуем групповые сцены. Получается чаще для каждого.

– И ты единственная девушка на всю эту компанию?

Я подумала и ответила:

– Нет, у некоторых есть другие любовницы.

– И ты не возражаешь?

Тут уж настал мой черед удивиться.

– Смеешься? В сутках всего двадцать четыре часа, так что помощь весьма приветствуется. Особенно для мужчин, в которых я не влюблена.

Он кивнул.

– Значит, я могу завести себе девушку, если найду кого-нибудь, кто согласится?

– Я всей душой была бы за.

– Потому что в меня ты влюблена не будешь.

– Но может выйти так, что ты в меня влюбишься, это понятно?

– Понятно, – ответил он с серьезным лицом.

– И ты все равно согласен быть мне пищей?

Он поднес мою руку к губам и нежно поцеловал ладонь.

– Ты уже мне дала больше физического контакта с женщиной, чем у меня за два года было.

Я не могла сдержать удивления и ужаса, отразившихся у меня на лице.

– Боже мой, Этан, даже голые в куче не спали, как котята?

– Я отверженный, Анита, меня едва терпят. Буду у них бойцом до тех пор, пока не найдется кто-то более сильный и быстрый и меня не убьет. Только за этим я и нужен красному клану. С живым щитом по ночам не обнимаются.

– Сурово.

– Такова моя жизнь.

«Так себе жизнь», – мелькнула у меня мысль.

– Если переедешь в Сент-Луис, много с кем можно будет пообниматься – если ты не требуешь, чтобы все это были тигры.

Он переплел пальцы с моими:

– Какие у тебя маленькие ручки.

– Как и все остальное.

– Ну, не все, – улыбнулся он. – Груди у тебя восхитительные.

– Ага, ага. Занимают грудную стенку полностью.

– Нет, есть еще мышцы. Ты в поразительной форме. На тренажерах работаешь как телохранитель.

– Я с нашими охранниками занимаюсь там при любой возможности.

Он посмотрел большими глазами:

– Ни разу не слышал о царственной особе, которая тренируется с охранниками.

– Я насчет царственности как-то не парюсь.

– Наша королева считает, что ты не проявляешь к ней достаточного уважения.

– И она права.

– Как это чудесно – снова спать рядом с женщиной. Я даже не понимал, как много теряю, когда некого просто обнять.

Я поняла, что Этан недостаточно доминантен, чтобы двинуть процесс вперед. Значит, мне надо быть смелее, а то еще час уйдет на разговоры. То есть разговоры – это хорошо, и мне нравилось, что мы с ним можем разговаривать, но мне нужно было утолить ardeur и найти Эдуарда. Я ему нужна – прикрыть спину.

– Поцелуй меня.

– Что? – спросил он.

– Поцелуй меня.

Он посмотрел тревожно, неуверенно.

– С тех пор, как ты целовался с женщиной, тоже два года прошло?

– Да.

Это он сказал шепотом.

Я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка была ласковой.

– У тебя должно хорошо получаться.

– Откуда ты знаешь?

– Ты – оборотень, а потому кинестетик, и я видела тебя в бою. Ты владеешь своим телом, и это очень помогает в постели.

– Я знал бойцов, которые не очень отличались в спальне.

– У них были проблемы.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что у всех есть, – ответила я. – «Но если их будет слишком много, я выпущу ardeur, и он уберет все сомнения.

– Ну, не думаю, чтобы я настолько нервничал, – сказал он, отпустил мою руку и просто смотрел на меня.

– Нервничать можно.

– А ты нервничаешь? – спросил он.

Я улыбнулась:

– Недавно еще да, но сейчас уже нет.

– Почему?

– Потому что ты нервничаешь сильнее.

– Бессмыслица какая-то. Почему тогда ты не нервничаешь сильнее? Почему из-за нервов считаешь меня слабаком?

– Ты меня назвал милой. Возвращаю комплимент.

– Милый – это не то, каким женщина хочет видеть мужчину.

– Ну, я думаю, тебе еще предстоит встретить много женщин, которые это качество в мужчине ценят чертовски высоко.

– Аты?

Я снова улыбнулась ему:

– Поцелуй меня, Этан. Просто поцелуй и двинемся дальше.

– А почему не выпустить ardeur питаться и не снять все сомнения?

– Потому что я хочу, чтобы это делали мы, только мы, без метафизики.

– Почему? – повторил он.

– Чтобы медленно ввести тебя в первый за два года секс, а не набрасываться на тебя как голодный волк.

– Набрасываться на меня?

Он посмотрел на меня так, будто считал это невозможным.

– И еще как, – сказала я. – Наброситься и смять в лепешку.

Он улыбнулся, засиял, ямочками:

– Ой, вряд ли.

– Если ты про армрестлинг, то конечно, нет. Руку бы я тебе не положила, но речь же не о силе.

– А о чем? – спросил он.

– О сексе.

Он сдвинул брови:

– Тогда, похоже, мы с тобой по-разному понимаем слово «наброситься».

Я улыбнулась:

– Наверное, да, но ты же хочешь секса со мной?

– И очень.

– Тогда победа была бы моя, потому что ты хочешь, чтобы я на тебя набросилась.

Этан снова засиял ямочками.

– То есть ты говоришь, что я позволю тебе победить.

Я подняла руки, провела ими вверх по его плечам и притянула его к себе.

– Я говорю, что победа была бы обоюдной.

Мои ладони спустились ниже по его спине, он придвинулся ближе.

Лицо его было так близко, что перед глазами расплывалось.

– Побеждать я люблю, – сказал он.

– И я тоже, – прошептала я прямо ему в губы.

И он меня поцеловал, сперва осторожно, будто не совсем знал, что именно делать, потом у него вырвался стон, полный желания и муки, и вспомнил, как целоваться. Вспомнил, как жадными руками гладить мое тело. И поцелуй длился, пока не пришлось прервать его хотя бы для вдоха, и мы разлепились, смеясь.

И продолжали смеяться, а Этан чуть шевельнул бедрами, и я почувствовала его.

– Ты красив, – сказала я.

– Ни одна женщина до сих пор такого не говорила.

Я посмотрела ему в лицо:

– Дуры они были, а я люблю мужчин. И все в них люблю.

– Многие женщины слегка нас боятся.

Я замотала головой:

–Я не боюсь.

– Да, – сказал он чуть более низким голосом, – ты не боишься. – Он выскользнул из моих рук, спустился по телу ниже. – Хочу тебя распробовать. Хочу смотреть на твое тело и видеть, как у тебя глаза закатываются, а тогда я в тебя вдвинусь.

Я смотрела на его тело, смотрела в глаза, темнеющие от желания, и от одного этого внизу сжалось. Я попыталась себе помешать, не дать себе насладиться моментом, но ardeur уже притаился в моих глазах, в голове, в сердце, в кишках, и я хотела этого мужчину. Звери во мне почему-то стали странно вялыми. Тигрицы всех мастей, что так его хотели, вылизывали кончики хвостов, на меня поглядывая, открывали ленивые глаза цвета огня и трех оттенков синего: светлое небо, серая голубизна пасмурного дня, и синева с рассветным золотом. Все три тигрицы по отношению к мужчине, целовавшему дорожку вниз по бедру, казались почти спящими, довольными, будто уже насытились или вот только-только очнулись от дремоты. Очевидно, обезболивающие, которые мне дали, хорошо подействовали. Я мысленно завязала узелок: спросить название лекарства, чтобы сообщить другим оборотням. Анальгетик, действующий на ликантропов, – воистину благословение божие.