Текст книги "Список на ликвидацию"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Не знаю, что ты имеешь в виду под настоящей дракой. Он спаррингует с другими охранниками.

– Спарринг – это не настоящее, – ответил Лисандро.

Я обернулась к Ники:

– Так, чего я не поняла?

– Не знаю, о чем ты, – ответил он.

– Отчего тебе хочется драться с Бернардо по-настоящему?

Он смотрел и молчал.

– Отвечай на мой вопрос, Ники.

Он скривился, вздохнул и ответил, потому что не мог иначе. Если я задавала прямой вопрос, у него не было выбора.

– Я теперь никого не бью, потому что никто мне за это не платит, и ты мне сказала, что я никого из твоих не имею права убивать, даже если драку начнут они, а не я. На тебя работают достаточно крутые парни. Убить их я бы мог, но если нельзя убивать, то они могут отлупить меня, и сильно. Поэтому я не дерусь.

– Спаррингуешь, – напомнила я.

Он посмотрел куда-то мимо машин, будто считал до десяти.

– Это не то же самое, Анита. Ох, насколько это не тоже самое!

– Если я правильно поняла, ты хочешь драться с Бернардо, потому что его можно побить или убить?

– Кого-нибудь побить мне очень хочется.

Большие руки сжались в кулаки, плечи и торс напряглись, будто сжатая пружина ждала освобождения.

– Почему?

Ники посмотрел на меня недружелюбно. Такой взгляд иногда можно увидеть в зоопарке, из-за решетки. Как бы ни была просторна клетка, сколько бы ни лежало у зверя в ней игрушек, всегда кто-нибудь из больших кошек будто помнит ощущение бега на свободе и знает, что клетка – всегда клетка, пусть и просторная, и хочет наружу. Лев Ники наполнил его здоровый глаз янтарем, но Ники моргнул, и глаз снова стал человеческим. Я все равно знала, что лев только что здесь был, выглядывал из клетки, которую я для него построила. Клетку, которую он – и Ники – презирал и ненавидел. Как я этого не видела? Не хотела видеть, не хотела понять, что как бы ни был укрощен Ники, он все равно тот же социопат, которого я увидела несколько лет назад. Я его не переменила, лишь сломала и подчинила своей воле.

Блин!..

Ники склонил голову, длинный треугольник волос отклонился от лица, и шрамы пустой глазницы стали четко видны на солнце. Он не любит показывать эти шрамы, так что я поняла: он так расстроен, что забыл об этом. Изменилась осанка: перестала быть воинственной в ожидании схватки, ушло напряжение.

– Ты огорчена, и я это чувствую. Ты печальна. Я знаю, ты огорчена тем, что сделала со мной, Анита. Я не хочу, чтобы ты огорчалась.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Какое-то страдание было в его лице, напряженное усилие – понять, что же он чувствует.

Я протянула к нему руку, он придвинулся, подставив под нее лицо, пристроился щекой к ладони и выдохнул, будто что-то тяжелое и неприятное исторг из себя. И это снова был мой Ники – или тот, которого я начинала считать своим. Прижав мою руку своей к лицу поплотнее, он шепнул:

– О господи!

– Жутковатое зрелище, – сказал Бернардо.

– Ты его укротила, сделала домашним котом, – отметил Олаф.

Мы с Ники оба к нему обернулись, и Ники снова подобрался. Я ощутила в руке вибрацию его зверя. Прижимая к лицу мою руку, он смотрел на Олафа недобрыми глазами. Трудно быть грозным, когда обнимаешься, но Ники вроде бы и в голову не приходило выпустить мою руку. Или желание быть рядом было сильнее желания быть грозным?

– Я слышал, ты Ника перевоспитала. Хорошая женщина перевоспитывает плохого мужчину, но это еще не все, я вижу. Нику необходимо было, чтобы ты перестала огорчаться. Он вынести не мог этого.

Олаф смотрел на меня, и у него на лице было выражение, которого я раньше не видела. Тихий ужас.

– Вы друг друга знаете? – спросила я.

Ники отодвинул мою руку от лица, не выпуская. Может быть, я слишком мало к нему прикасалась, когда он приехал сюда? Он смотрел на Олафа, поглаживая большим пальцем мою руку.

– Друг о друге знаем – да, – сказал он.

– В смысле?

– В том смысле, – пояснил Олаф, – что мы знаем о работе друг друга. У прайда Джейкоба есть репутация в определенных кругах. Его львы выполняли задачи, за которые другие наемники даже не взялись бы. И свою репутацию они оправдывали, пока не схлестнулись с тобой, Анита.

Интересно, сколько знает Олаф о том, что пытались сделать соплеменники Ники прошлым летом и какое жестокое фиаско потерпели.

– Ты и правда убила Сайласа ножом? – спросил Олаф, показывая, что кое-какие подробности знает.

На самом деле я его только ранила, а потом он меня послал в нокаут и чуть не убил. Второй шанс ткнуть его лезвием у меня возник лишь тогда, когда он от кого-то другого получил пулю. Я не знала, насколько быть откровенной, но Ники за меня ответил:

– Да, правда.

– Сайлас отлично владел ножом. То, что ты смогла его так убить – впечатляет.

Я сжала руку Ники, он пожал мою в ответ. Он мне советовал просто согласиться?

– Это легче было сказать, чем сделать, – ответила я, и Ники снова сжал мне руку, будто говоря: «а теперь хватит». Он не хотел, чтобы я рассказывала Олафу лишнее. Наверное, это разумно, а разумному советуя всегда готова последовать.

– Уж конечно, это должно было быть трудно. Я работал с Сайласом, когда он еще не был в прайде Джейкоба. И когда он еще не был львом-оборотнем, убить его было нелегко. Ты больше умеешь, чем мне показывала.

– Разве не Анита тебе руку сломала? Насколько больше надо было тебе показать? – спросил Лисандро.

Олаф повернул к нему голову, посмотрел. Просто посмотрел – но, наверное, своим многозначительным взглядом глаз-пещер. Лисандро ответил твердым взглядом холодных глаз, от которого почти всякий запнулся бы, но Олаф – не всякий. Лисандро, впрочем, тоже.

– Страшные глаза показывай гражданским.

У кого-то зазвонил телефон, и я не сразу сообразила, что у меня. Он заиграл мелодию «Плохой до мозга костей» из Джорджа Торогуда. Я давно уже сообразила, как убрать песню «Дикие ребята», поставленную основным рингтоном, но Натэниел выбрал много других индивидуальных рингтонов, и я еще не все их отловила. Ники нехотя выпустил мою руку, когда мне нужно было достать телефон, и это было ответом на вопрос, действительно ли ему не хватило внимания, когда он приехал.

– Да! – ответила я, когда наконец нажала кнопку.

Должна признать, что даже не ответила, а рявкнула.

– Анита?

Голос был Эдуарда, но интонация – вопросительная.

– Да, я здесь. То есть это я. В чем дело?

– Все у тебя там в порядке?

– Ну да, да. Что стряслось?

– Ты в приемном отделении столкнулась с Джеффрисом?

– У Олафа гипс на руке, но проблемы создает не он.

Я отошла в сторону, Ники за мной. Я хотела ему сказать, чтобы остался на месте, но вдруг он и другие охранники решили не оставлять меня одну? Спорить с ними мне не хотелось, хотелось говорить с Эдуардом.

Когда меня мог слышать только Ники, я сказала в трубку:

– Олаф в больнице заигрывал с сестрой. Миниатюрная, длинные темные волосы. Как раз его тип.

– Она на тебя похожа внешне, – сказал Ники, придвинувшись ближе ко мне.

Его широкие плечи закрыли меня от остальных.

Я посмотрела на него, и он был так близко, что пришлось чуть отступить, иначе лицо оказывалось не в фокусе.

– Вовсе нет.

– Что вовсе нет? – спросил Эдуард.

– Ник говорит, что эта сестра на меня похожа. Я считаю, что нет.

– Бернардо тоже думает, что она на тебя похожа?

– Не знаю.

Ники снова придвинулся, положил руку мне на плечо. Я было отодвинулась, но меня остановили две вещи. Во-первых, ему явно надо было меня касаться. Во-вторых, я почти не обратила на него внимания, когда он приехал. И третье: приятно было ощущать его руку у себя на плече. Так почти с каждым, у кого со мной метафизическая связь: приятно и трогать, и чтобы тебя трогали.

– Если Бернардо скажет, что она на тебя похожа, значит, так и есть.

– Не знаю, что скажет Бернардо, но знаю, что я подхожу под профиль жертв.

– Подходишь, хотя не абсолютно. Если он флиртует с сестрой, очень похожей на тебя, это может значить много. И ничего хорошего.

– Вообще ничего хорошего, что он ищет свидания с женщиной, Эдуард.

Ники положил руку на другое мое плечо, я сперва напряглась, потом расслабилась, прислонилась к нему спиной. Как только он почувствовал это, его самого полностью отпустило напряжение, он обнял меня за плечи своими большими руками, закрыл ими меня спереди. И мог бы обвить еще раз. Я положила свободную руку ему на бицепс, поглаживая выпуклые мышцы.

– Плевать мне на чужую женщину, Анита. Либо он с ней заигрывал, чтобы посмотреть на твою реакцию, либо пытается найти замену, поскольку ты его ухаживаний не принимаешь.

– Эдуард, нельзя позволить за кем бы то ни было ухаживать! Потому что он не ухаживает, а мучает и убивает.

Я прильнула щекой к руке Ники, жалея, что куртка мешает. Кожаная, новая куртка, которую я ему купила, но даже мягкая выделанная кожа не так приятна, как была бы его обнаженная рука. Сейчас, начав его трогать, я хотела большего контакта. Вот тут та проблема, что начнешь его трогать – останавливаться не хочется. С Домино было бы то же самое, да и с любым, с кем я метафизически связана. Интересно, будет ли на меня такоё действие оказывать Этан. И я на него тоже.

– Он говорит, что хотел бы ухаживать за тобой, – сказал Эдуард.

– Я знаю, что он хочет со мной сделать.

– Я не в этом смысле говорю «ухаживать».

– Ты имеешь в виду ухаживать – как «ухаживать»? Ужин и кино?

– Насчет ужина и кино не знаю, но он попытался бы вести себя нормальнее обычного.

– Он тебе это говорил?

– Да.

– Не могу себе представить, как сидите вы с Олафом и болтаете о бабах.

– Я хотел добиться полной ясности, что он имеет в виду. Иначе бы не позвал его себе в резерв, Анита.

– Так что он тебе сказал?

– Он хотел бы иметь с тобой обычный секс.

Я попыталась отодвинуться от Ники, но он нагнулся надо мной, и я могла стоять прямее, но он все равно просто завернул меня в себя. В его обнимающих руках мне было тепло и надежно, и приятно было так прижиматься к нему спереди, так тесно. Настолько тесно, что он спереди начал увеличиваться. Секс входил элементом в ту «магию», которой я привязала Ники к себе, лишила его свободы воли. Он и его прайд похитили меня и угрожали, что убьют троих мужчин, которых я люблю. И чуть не убили меня, а потом лишили всех моих сил, кроме одной. Этой силой я и воспользовалась, чтобы заставить Ники предать всех и вся, лишь бы спасти своих любимых. До Ники я не понимала, что делаю или что это значит для того, с кем я это делаю, но с ним я действовала сознательно. Я сейчас позволила ему обнимать себя не только потому, что ему от этого было хорошо, но и потому, что мне неловко было за то, что я с ним сделала. Да, он был очень плохой, но нельзя никому взбалтывать мозги так, что не остается никого, даже социопата.

– Анита? – напомнил о себе Эдуард.

– Ты серьезно хочешь, чтобы я занялась сексом с Олафом? Не может быть.

Ники крепче меня обнял, поцеловал в темя. Я стала гладитьего руку, обводя контуры мускулов под кожаной курткой.

– Хочу ли я, чтобы ты занималась сексом с Олафом? Нет.

– Тогда о чем ты вообще говоришь?

– Сам не знаю.

– Ты не знаешь? Как так? Ты всегда знаешь, что хочешь сказать.

Ники снова поцеловал мне волосы, крепче прижал, меня к себе, и я почувствовала как сильно он меня хочет. И мне передалось его возбуждение, по телу прошла дрожь, дыхание стало прерывистым. Он крепче вокруг меня обернулся, и ощущения стали еще сильнее.

– Эдуард, извини, минутку. – Я прижала телефон к животу и попросила: – Ники, чуть свободнее, а то очень отвлекает.

– Что очень отвлекает? – прошептал он мне в волосы и прижался сильнее сзади, чуть шевельнув бедрами, отчего я попыталась шагнуть прочь, но он держал меня крепко, продолжая прижимать к себе.

– Отпусти, Ники, – сказала я, и он отпустил, потому что не мог иначе.

Я схватила его за руку, и этот жест заработал мне улыбку на его радостном-радостном лице. Очень это нехорошо, что он так на меня реагирует. Так можно реагировать лишь на того, кого любишь, а Ники меня не любит. Или не так любит, чтобы простое пожатие руки вызывало такое сияющее лицо.

Я снова приложила телефон к уху, отвлекаясь от Ники и его излишне счастливого лица.

– Я здесь, Эдуард.

– Ты отвлекаешься, Анита. У нас тут... эти деятели, убивающие тигров, и Олаф. Ни с одним из этих вопросов разобраться не получится, если отвлекаться.

– У меня все под контролем, Эдуард.

– Правда?

Ники потянул меня за руку, привлекая чуть ближе. Я повернулась боком, чтобы не быть совсем уж вместе. Нельзя было позволить себе снова отвлечься так сразу.

– Мы сейчас едем за чистой одеждой для Карлтон. Как только ее экипируем, поедем к тебе.

– Да нет, тут ничего нету. Твой крысолюд их выследил до опушки, а там след пропал. Либо они улетели, либо их ждала машина.

– Так что блестящая идея использовать оборотней для выслеживания убийц оказалась не столь уж блестящей.

– Идея хорошая, Анита, И когда попадем на место преступления посвежее, опять попробуем.

– Ты прав. Они еще будут убивать.

– Да, – согласился он.

– Бесит меня необходимость ждать нового убийства, чтобы поймать гадов. Как будто мы хотим, чтобы кого-то убили.

Ники наклонил голову, целуя мне волосы.

– Когда возьмете одежду для Карлтон, встретимся в мотеле. Надо снять номера для всех твоих помощников.

Я прислонилась головой к груди Ники.

– Как там Бобби Ли? – спросила я.

Я знала, что именно он перекидывался для работы по следу.

– Отключился на заднем сиденье.

– То есть уже перекинулся обратно, – сказала я.

Ники обнял меня за спину, пытаясь привлечь снова к себе.

– Да.

Я пыталась отстранить его и, повернувшись, уперлась ему в грудь плечом. Он попытался меня развернуть к себе, но я упиралась.

– Он несколько часов будет без сознания.

– От шести до восьми, – ответил Эдуард.

– Нет, Бобби Ли – сильный оборотень. Через четыре часа или меньше очнется.

– Приятно знать.

– С нами тут есть и такие, которые вообще не отключаются после обратного превращения.

С одним из них я как раз сейчас обнималась.

– То есть это очень сильные оборотни?

– Ага.

Я позволила себе обнять Ники за талию, и он попытался взять меня совсем в объятия, но я стояла боком, и хотя мы обнимались и сильное тепло его тела обертывалось вокруг меня, отвлекало все же не так сильно.

– Ты ездишь с очень большими собаками, Анита.

– Я из тех, кто любит больших собак.

Я посмотрела Ники в лицо, он поцеловал меня в лоб – нежно-нежно.

– Анита, чем ты там занята?

– Разговариваю с тобой.

– У тебя голос все слабее и слабее.

Ники еще нежнее поцеловал мне бровь.

– Я же не шепчу, Эдуард.

– Я не сказал, что ты шепчешь. У тебя голос становится все слабее и нежнее. Не думал, что Лисандро или Ники так на тебя действуют.

– Лисандро – нет, – ответила я.

Ники целовал мне веко, губами щекоча ресницы. Я подняла голову – он поцеловал меня в щеку, согревая дыханием кожу.

– Если тебя Ники так отвлекает, то последи за собой, Анита.

– Послежу, – ответил я почти шепотом, потому что губы Ники оказались над моими.

– Увидимся в мотеле, – сказал Эдуард.

– До встречи, – прошептала я и нажала кнопку, так что когда губы Ники нашли мои, разговор уже закончился.

Он меня поцеловал, сперва осторожно, потом рука стала тверже, я обернулась к нему, телом к телу. Мы перестали держаться за руки, и я наконец стала таять в его руках, в его объятии, в его поцелуе. Он целовал меня крепко и настойчиво, губами, языком. Чуть прикусил мне нижнюю губу, я тихо застонала, и он прикусил сильнее, чуть оттягивая к себе.

Пришлось сказать:

– Хватит.

Он выпустил мою губу, отодвинулся, чтобы посмотреть мне в лицо – и засмеялся.

– Про твою помаду забыли!

Я заморгала, потом увидела, что у него губы в красной помаде, и даже на открытых в улыбке зубах ее следы. Покачала головой, улыбаясь, протянула руку к его губам, пытаясь стереть алые следы.

Он тихо и коротко засмеялся:

– У тебя еще хуже.

Он провел пальцем под нижней губой, стирая следы помады, мне не видные.

– Обычно я про нее не забываю, – сказала я, но все еще смеясь.

– Значит, соскучилась по мне.

Вид у него был довольный-довольный.

– Мы его не можем вечно сдерживать! – крикнул Лисандро.

Мы с Ники обернулись к ним. Лисандро и Бернардо стояли перед Олафом, и Бернардо держал Олафа за туловище, не пуская. Олаф не очень старался его пройти, но и руки Бернардо просто напоминали ему, чтобы стоял, где стоит, а Лисандро встал вторым эшелоном обороны – на случай, если Олаф попытается прорваться.

Но пугало выражение лица Олафа. Это была ярость, невероятная ярость.

– Ревнует, – сказал Ники.

– Да, – ответила я.

– И сильнее ревнует ко мне. – Я отодвинулась от него, подумав, не смягчит ли это выражение лица Олафа. Ники протянул руку, коснулся моей руки. – Анита, не давай ему на себя давить. Он будет влиять на твою жизнь только в той степени, в которой ты позволишь.

Я не стала отбирать руку у Ники, потому что он был прав: нельзя, чтобы дурацкая ревность Олафа управляла моей жизнью. Чего я не поняла – это почему он так сильно среагировал на Ники. Может быть, он вышел на новый уровень одержимости мною, и сейчас любое мое взаимодействие с другими мужчинами его приводит в бешенство? Тоже плохо, но если дело именно в Ники, то это «плохо» другого сорта.

Понятия не имела, как убедить Олафа отойти от того, что мне казалось сумасшедшей и незаслуженной ревностью. Он мне не любовник, не бойфренд, даже не друг. У него нет права на такой гнев на лице, нет права быть мною одержимым – но как уговорить семифутового серийного убийцу, что ты не его лапочка-зайчик? Уговорить так, чтобы он не попытался тебя убить, и тебе не пришлось его убивать? Я понятия не имела.

Глава 33

Бернардо разделил нас. Он взял Олафа, оставив Лисандро везти меня и Ники. Нам удалось рассесться по машинам и поехать в мотель, избежав того, чтобы Олаф потерял остатки самообладания. Но Олаф вдруг впал в полное и ледяное спокойствие. Эта резкая перемена настроения пугала больше, чем все, что он мог бы сделать, потому что не могла быть искренней. Как будто он взял эту бешеную ярость и просто запер в сундук, но она никуда не делась. Никуда не делась и найдет выход, да такой, что лучше себе этого не представлять.

Лисандро сел на водительское место. Я хотела сесть назад к Ники, но Лисандро попросил:

– Анита, садись со мной, впереди.

– Зачем? – спросила я.

– Вы с Ники там сильно отвлеклись. В частности, это так достало нашего здоровенного парня. Хотел вас растащить.

– Заставить перестать целоваться – или кости нам переломать? – спросила я.

– Похоже, Бернардо не знал, каковы его намерения, потому и остановил его.

– Я оценила, что вы с Бернардо нас прикрыли.

– Для меня это работа, а Бернардо Эдуарда боится больше, чем Олафа.

– Все равно спасибо.

– Ты садись вперед, это будет лучшая благодарность.

– Анита может сесть со мной, – сказал Ники.

– Мне не хотелось бы вести машину, пока вы двое там занимаетесь делом.

– Мы не для того садимся назад, чтобы «заниматься делом», Лисандро.

Он посмотрел недоуменным взглядом:

– Так отчего тогда не сесть вперед?

Я открыла рот и закрыла. Какая разница? Ники погладил мне пальцами руку, и совершенно естественно было их обнять ладонью. Сразу стало лучше, спокойнее. А, так вот почему это важно. Могла я пообещать, что мы не будем «заниматься делом» на заднем сиденье? Наверное, могла бы. А могла бы обещать, что мы не будем прикасаться друг к другу? Нет, да и какая разница? Что тут такого плохого? Я покачала головой:

– Сяду вперед.

Ники сжал мне руку:

– Начальник ты, а не он.

– Да, но я не могу пообещать, что мы начнем гладить друг друга и не зарвемся, Ники. Здесь он прав.

Я посмотрела ему в лицо, и увидела только желание, почти голод. С тех пор как Ники приехал в Сент-Луис, мы никогда не расставались так надолго. Я подумала: а уезжала ли я так надолго из дому с тех пор, как начался мой роман с Жан-Клодом? Я стояла и держала Ники за руку, и рука ощущалась как якорь во всей этой буре. Будь это Жан-Клод или Мика, насколько сильнее была бы тяга? Может, у меня не просто тоска по дому? Может быть, не только из-за неутоленного ardeur'a так сильно меня ранил корень дерева, что для лечения понадобился секс? Может, дело в том, что я не дома с Жан-Клодом и другими моими мужчинами, и потому так плохо заживала рана?

Я стояла, держала Ники за руку, и мне было хорошо, как не было много дней. Или это мне только казалось? Я не могла понять, и это тоже что-то значило. Вот блин!

– Я сяду впереди, потому что мне хочется тебя касаться. Похоже, дело не в том, что ardeur не утолен, а в метафизической связи, от которой желание тебя трогать сильнее нормального.

– И что это значит? – спросил он.

– Не знаю, но давай я сяду вперед и поедем в мотель. Оттуда выступим.

– Я не понимаю, Анита.

– Я тоже, – ответила я, и мы тему развивать не стали. Но села я впереди рядом с Лисандро, хотя когда Ники положил мне руку на плечо, я ее накрыла ладонью, и так мы проехали всю дорогу.