Текст книги "Тигриные игры (ЛП)"
Автор книги: Лора Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Никогда не подначивай койота. Кэт чуть не рассмеялась. Эшли умоляла быть смелой. Это было одно из ее любимых увлечений.
– Хорошо, Эшли, я разрешаю тебе. Но ты не можешь навредить журналистам. Еще одно колено в пах, и ты не получишь горячий шоколад, который я делаю.
– О, я получу горячий шоколад, Брим, – сказала она, дразня правую руку альфы. – И она разрешила мне.
Однажды Брим положит хорошенькую кокетливую маленькую Породу на колено и отшлепает ее задницу.
– Готовь мой шоколад, Кэт. Я уже в пути.
Кэт действительно хотела посмотреть веселье, но она испугалась, что снова станет свидетелем Эшли, когда она «случайно» искалечила другого репортера. Ни за что на свете она не станет смотреть. То, чего она не увидит не нужно будет пересказывать.
Она сделает шоколад и позволит Эшли рассказать ей все об этом.
Брим может быть свидетелем.
• ГЛАВА 11 •
Никто из репортеров не пострадал во время зрелищного представления Эшли.
Конечно, Кэт не смогла устоять и вернулась назад посмотреть шоу. Эшли просто слишком интересна.
Когда она говорила, ее клыки блестели, один бог знает, что она сказала им, затем легкий прыжок, и она присела на краю глинобитной стены в восьми футах от земли, в то время как засияли вспышки фотокамер. Без сомнения, она наверняка будет на первой странице почти каждой газеты и веб-сайта в стране.
– Ты сумасшедшая, Эшли, – заявила она, когда маленькая белокурая женщина-койот зашла на кухню с довольной улыбкой, изогнувшей губы, а смех осветил ее добрые серые глаза.
Кэт поставила две чашки горячего шоколада на стол, накрытый в нише, окруженной окнами.
– Я – койот, – заявила Эшли, небрежно пожав плечами.
Скользнув в кресло, женщина Пород подняла одну обтянутую кожей ногу на сиденье мягкого кресла, откинулась назад и жадно посмотрела на дымящийся шоколад.
– Пей шоколад, – засмеялась Кэт, садясь напротив нее. – И расскажи мне, что происходит.
Эшли надула маленькие губы.
– Я не могу навестить подругу?
Кэт подняла чашку шоколада и отпила, а затем снова поставила на стол и посмотрела на другую женщину, повторив ее действия.
Наслаждение шоколадом у Пород было просто поразительным. Выражение лица Породы койота – полное блаженства. Сладость была для Пород тем же, что и наркотики для людей.
Больше ничего не было сказано, пока горячий шоколад не был выпит до последней капли, а затем Эшли откинулась на спинку стула и уставилась на нее с более мрачным выражением лица.
– Породы очень странные, да? – тихо спросила она, намек на смирение коснулся ее акцента в голосе.
– Я предпочитаю слово «уникальные», – это звучало намного лучше для кошачьих ушей.
– Это почти то же самое, – Эшли вздохнула. Наклонившись вперед, она положила подбородок на ладонь и наблюдала за Кэт с интенсивностью, которая была странно смущающей. – Ты спарилась с этим сумасшедшим тигром, не так ли? – причудливая улыбка коснулась ее губ. – Я знала, что он не лев. – Небольшая морщинка на ее носу последовала за заявлением. – Этот аромат был слишком совершенен, чтобы одурачить меня.
Кэт просто посмотрела на нее, отказываясь комментировать в любом случае.
– Теперь, Джонас, – продолжила Эшли, – при всех своих интуитивных способностях он настолько сосредоточен на одной важной цели, что не видит, что находится прямо перед его носом. Порода, которая такая же обманчивая и интуитивная, как и он. Они бы сделали пугающую команду, не так ли?
– Эшли, о чем, черт возьми, ты говоришь? – Кэт была бы проклята, если бы позволила этому злобному, невинному женскому личику, которое изображала Эшли, обманом заставить ее признать что угодно.
Она видела, как Эшли дурачит слишком многих людей, и молча признавала способность молодого койота завоевать доверие самых закаленных антагонистов Пород.
Эшли даже не моргнула.
– Я знаю, кто такой Грэм Паркер, Кэт. Мы обе знаем. Ему просто очень повезло, что Джонас слишком сосредоточен на Гидеоне, чтобы не видеть то, что могут видеть другие, те, кто так хорошо его знают.
– А что, по-твоему, ты видишь? – усмехнулась Кэт.
– То, что ты явно не видишь, – возразила Эшли. – Породу, измученную вещами, о которых он отказывается говорить. Тот, чья преданность одной неприветливой женщине-тигрице вполне может поставить его на колени. Я была бы недовольна, обнаружив Грэма на коленях. – Эти серые глаза сверкнули предупреждением, и большинство из них смутились бы.
Кэт не находила это тревожным, она находила это раздражающим.
– Грэм в состоянии позаботится о себе, – заверила она Эшли.
Поднявшись на ноги и взяв пустые чашки, Кэт повернулась и отнесла их к раковине. Когда она повернулась к другой девушке, Эшли просто наблюдала за ней, изучая ее.
– У него появилось много друзей, пока он был здесь, – отметила Эшли. – Друзья, которые будут противостоять даже Джонасу, хотя мы ненавидим это. Или его паре, как бы ему это ненравилось. Не делай врагов из небольшой группы, которая обеспечивает его безопасность. Мы не оценим это.
Кэт хотела рассмеяться, но она ужасно боялась, что это будет больше похоже на рыдание.
– Почему бы тебе не уйти, Эшли? – тихо предложила она. – Это было забавно, но у меня есть дела.
Грэм пробыл здесь год, она знала Эшли почти пять лет, но предупреждение было не Грэму, а Кэт.
Насколько иронично это?
– Ты очень упряма, – заметила Эшли, еще раз с сочувствием.
– Я упрямая? – Она должна была рассмеяться над этим. – Может быть, я недостаточно упряма, потому что годами позволяю себе заботиться о людях, которые не отвечают взаимностью.
Кэт ненавидела боль, которая горела глубоко в ее груди, наполнила ее чувства и ослабила силу, которую она с таким трудом приобрела.
– Мы заботимся о тебе, Кэт, иначе меня бы здесь не было, – Эшли вздохнула.
– Ты знаешь его год, – ее кулаки сжались по бокам, гнев проникал в нее. – Год, Эшли, но стоишь здесь и говоришь мне, как ты была бы недовольна, если бы его поставили на колени? Как ты думаешь, насколько истерты мои колени из-за него?
Она оплакивала его.
В течение многих лет, даже после того, как ей дали личность Клэр, в те годы, когда она должна была позволять кому-то еще смотреть в мир, пока она пряталась. Тем не менее, она просыпалась, пока Клэр спала, просто чтобы поплакать. Поплакать в подушку, которая была не ее, в постели, которая была не ее, в жизни, которая была не ее, из-за тигра, который отвернулся от нее.
– Думаешь, он получил такую преданность всего за год, Кэт? – Эшли удивленно посмотрела на нее. – Когда мы впервые приехали в эту пустыню, сумасшедший тигр спас мне и Эмме жизни, когда снайпер собирался изрешетить наши головы пулями. Он принес нам снайперскую винтовку, сломал ее, как веточку, и бросил в нас. Полоски на его лице были похожи на шрамы ярости, когда он зарычал на нас в ярости и приказал нам вернуться в безопасную зону возле Виндоу-Рок. Мы побежали назад как испуганные щенки. Не испугавшись снайпера, а инстинктивный страх расправы защитника. Не прошло и шести месяцев, как он спас нашего альфу, которого мы обожаем больше, чем другие обожают своих отцов или братьев. Он спас друзей и не запросил оплаты.
Как мало они знали об этом сумасшедшем тигре. Как и у Джонаса, ничто не бывает бесплатно.
– Он просто еще не сообщил тебе цену, – резко отрезала Кэт. – Дай ему время.
– И мы с удовольствием заплатили бы много раз. – Эшли медленно поднялась на ноги. – Ты друг, Кэт, и ты мне очень нравишься. Но мы обязаны ему своей жизнью и жизнью тех, кого мы любим. Я, например, была бы очень расстроена, если бы Джонас узнал кто он, потому что его пара не предана ему.
Не предана ему?
Как мало они ее знают.
– Он оставил меня умирать, когда мне было двенадцать лет, – яростно закричала она, выплескивая злость, которую сдерживала. – Он оставил меня одну, когда я не знала ничего, кроме его защиты. Не зависела ни от кого и ничего кроме него, – усмехнулась она. – Мне было двенадцать, и он был моим миром. Так что, не стой здесь и не рассказывай мне о жизнях, которые он спас, потому что он разрушил мою жизнь. Он уничтожил меня.
Горечь, годы потери и страха опустошали ее. Все, что она держала взаперти в своей душе, прорвалось сквозь стены, которые она возложила вокруг них.
– Кэт… – сострадание во взгляде Эшли, в ее голосе, привело ее в бешенство.
Грэм удостоверился, чтобы Эшли знала, что он убил снайпера, но Кэт никогда не говорила женщине Пород, кто перерезал горло двум солдатам Совета, преследующим их больше года назад. Она никогда не говорила никому о бесчисленном количестве раз, когда маневрировала их врагами, в поле зрения, гарантируя, что они были раскрыты. Или, гарантируя, что они исчезли.
– Забей. Мне не нужна твоя жалость.
Кэт дрожала, и в ней нарастало напряжение от слишком многих лет жизни в одиночестве и ноющего страха.
И почему она это сделала? Почему жила как кто-то, кем она не была? Не ради собственной проклятой защиты, это уж точно. Она сделала это ради него. Поскольку знала в глубине своей души, что, если ее заберут, он придет за ней. И что, когда он это сделает, шансы на его уничтожение, его смерть будут слишком высоки.
– Жалость не плохая вещь, – Эшли вздохнула. – Чувствовать сострадание к тому, кто видит только свой собственный гнев.
– Дай мне гребаный перерыв, – закричала Кэт, пораженная яростью, пульсирующей сквозь нее. – Ты чертовски права, я вижу только свой собственный гнев, и ты ничуть не помогаешь ему. Ты не знаешь, о чем говоришь, Эшли, или с кем разговариваешь, поэтому не предполагай, что знаешь. И не совершай ошибку, возвращаясь сюда, чтобы снова оскорбить меня своим ценным советом, потому что он мне не нужен.
– Тебе понадобится нечто большее, чем просто совет, если ты станешь причиной того, что Джонас узнает, кто он, – отрезала Эшли. – Тебе понадобится чудо, чтобы остаться живой, если это произойдет.
Кэт вздрогнула, но не от того, что сказала Эшли или от того, как она это сказала. Боль пронзила ее чувства, пронзила ее душу. Потому что она отдаст свою жизнь, чтобы защитить его от Джонаса или кого-либо еще.
– Извини, Эшли, но на самом деле этого недостаточно, чтобы мне было не наплевать, – горечь походила на горькую пилюлю для ее души. – Я отдала за него жизнь тринадцать лет назад. Каждый вздох, который я делала, каждый удар моего сердца, каждая частица моего существа приносилась в жертву ради него, пока я оставалась Клэр Мартинес, а не выбралась из ада, в котором оказалась здесь. От меня давно ничего не осталось. И я не думаю, что ты или кто-либо еще, особенно Грэм Паркер, имеете право просить что-нибудь еще у меня.
Тем не менее, они продолжали просить большего, и ничего, даже дружба или верность, не предлагалось взамен, и изоляция, стоящая перед ней, только приводила ее в ярость.
– Ты обвиняешь Грэма в том, что спасло тебя? – Эшли спросила ее недоумевая. Вывод, сделанный женщиной Пород из-за агонии, пронзающей душу Кэт, не должен был быть неожиданным.
Это не было сюрпризом, заверила она себя.
Подняв руку, чтобы потереть висок с нарастающей головной болью, Кэт попыталась сказать себе, что это не имеет значения. Дом Мартинеса был намного лучше, чем исследовательский центр, но в тоже время бездомность была бы лучше, чем этот ад.
Однако она осталась, потому что знала, что Рэймонд осуществит угрозу, связаться с Советом генетики и скажет им, где она и кто. Если бы ее забрали, Онор и Джадд были бы также найдены и схвачены. Гидеон пришел бы за ней. И Совет бы его ждал. Кэт не могла вынести мысли об этом.
– Я обвиняю Грэма во многих вещах, Эшли, – болезненно призналась она. – В вещах, которые тебя не касаются. Не волнуйся – к сожалению для меня, похоже, я такая же глупая, как и все вы, потому что я буду защищать его до последнего вздоха. Но мне это не нравится, и мне не нужно иметь дело с его друзьями, пока я это делаю.
Обернувшись, она почти выбежала из кухни. Ей было все равно, останется ли Эшли или уйдет. Это не имело значения. Годы его поисков, ожидания его, молчаливое пролитие крови, чтобы спасти тех, кому она предана, теперь нанесли еще один зазубренный шрам на ее душу.
А она уже и не думала, что там было место для шрамов. Или больше боли. Кэт верила, что ей будет больно так сильно, как она могла когда-либо причинить боль за потери, которые понесла.
Она была не права. И Кэт поняла, что была более одинока, чем могла себе представить.
• ГЛАВА 12 •
Интуиция. Брачная связь.
Грэм не был уверен, что вызвало внезапную уверенность, что Кэт нуждается в нем. Однако, это было достаточно сильным, чтобы заставить его внезапно покинуть встречу с Джонасом и Лобо и поспешить к ней. Он прибыл как раз вовремя, чтобы услышать, почувствовать ослепительную боль и предательство, пронизывающие ее, когда она рассказывала Эшли о жизни, которую прожила, чтобы защитить его.
Тихо шагнув на кухню, когда она выбежала из нее, он столкнулся с Эшли и сожалением, которое наполнило ее. Сожаление, что ей не позволили сделать так, как она хочет.
Эту маленькую женщину-койота было не так легко предугадать, как Кэт, потому что он не ожидал того, что здесь произошло.
Она медленно повернулась к нему лицом, когда он стоял у арочного входа в столовую. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному проему, молча наблюдая за ней, сдерживая яростное рычание, угрожающие вырваться из его груди.
Откинув назад несколько прядей светлых волос, которые выбились из ее косы, она тяжело вздохнула, ее взгляд был смиренным, когда она повернулась к нему.
– Она разозлилась на меня.
Это было небольшим преуменьшением.
– Что ты сделала, Эшли? – Грэм не пытался сдержать предупреждение в голосе.
Совершенно изогнутые брови нахмурились.
– Джонас уверен, что она – способ узнать твое местоположение. Я лишь сообщила ей, как будут недовольны твои друзья, узнав, что это правда.
– Твою ж мать. Эшли… – Выпрямляясь от дверного проема, Грэм отшатнулся от яростного рычания. – Ты должна быть ей другом.
– Я ее друг. – Явное неповиновение читалось в ее выражении и стойке, когда ее руки опустились на бедра, а подбородок поднялся, а ее серые глаза потемнели и сузились. – Только друг мог разозлить ее и заставить увидеть во что эта злость окрашивает ее жизнь.
Русский акцент усилился, и, несмотря на ее заявление, он увидел вспышку нерешительности в ее глазах.
– Может быть, тебе стоит подумать об определении дружбы, – обуздать тяжелый гул неудовольствия было невозможно.
– Почему я должна думать об этом? Ее гнев почти ненавистен, Грэм. Если Джонас узнает, кто ты…
– Нет сомнений, что это произойдет, Эшли, – прорычал Грэм в ответ. Черт, может быть, он хранит слишком много секретов от слишком многих людей, особенно в том, что касается Джонаса. Может быть настало время встречи. – И это ее не касается, только меня. Держись подальше от этого боя.
– Ненавижу кошек, – яростно огрызнулась она, глядя на него. – Все вы слишком упрямы, и у вас нет никакого проклятого здравого смысла. У нее тоже нет здравого смысла, – прорычала она. – Она даже не кричит, просто закрывается внутри. Как Кэт полагает выжить, спарившись с таким, как ты? – Эшли подняла руку, указывая на него, на ее губах появилась женская насмешка отвращения. – Я бы застрелила тебя.
Грэм не стал спорить с ней или защищаться. Однако, когда он щелкнул зубами и прорычал приказ, она развернулась и быстро покинула дом. Он все еще не был уверен почему это сработало. Поскольку Эшли чертовски хорошо знала и понимала, что он никогда бы не рискнул объединенными силами Пород кошек, волков и койотов, если бы он осмелился перекинуть ее через колено и отшлепать ее маленькую задницу. Это должен быть сделать ее альфа давным-давно, чтобы обуздать ее безрассудство.
Двигаясь быстро через дом к спальне Кэт, он обнаружил, что она стоит у широких балконных дверей, скрестив руки на груди, и смотрела мимо дома, окруженного стеной.
– Почему я не удивлена тому факту, что ты тоже здесь? – гнев, который наполнил ее голос, был прикрытием. Грэм чувствовал боль, которая бушевала, словно надвигающаяся буря, в ее маленьком теле. – Почему бы тебе тоже не уйти? Я не хочу, чтобы ты был здесь.
Но она хотела. Однако то, что она хотела, и то, что ей было нужно, было так извращено внутри нее, что рывок любой из этих эмоций только напомнил ей о том, что она страдала, чувствуя их.
И она страдала. Он знал это.
Исцеление этой боли может быть невозможным, но он был беспомощен в желании сделать это. К сожалению, он знал, что чувствовала Эшли. Столкновение с этой новой кошачьей породой с мягкими эмоциями и нежным пониманием никогда не разрешит конфликтов внутри нее.
– Такой симпатичный лжец, – прорычал он, сильно толкнув дверь, чтобы закрыть ее. – Думаешь, я не знаю лучше, Кэт? Ты думаешь, я не знаю тебя лучше всех?
Так много гнева и боли. Бог знал, что он никогда не хотел вызывать это. Тем не менее, необходимость защитить ее была гораздо важнее, чем любая другая мысль, касающаяся причинения ей вреда.
И теперь его интересовала не только ее защита.
– Нет, Грэм, я не думаю, что ты знаешь меня лучше всех, – парировала она, поворачиваясь к нему, в ее взгляде было видно все пламя и ярость разъяренной женщины-тигрицы. – Прошло много лет с тех пор, как ты стал частью моей жизни. Мне больше не двенадцать. И я уверена, что, сейчас, черт возьми, я не поклоняюсь земле, по которой ты ходишь.
Но она хотела. Больная потребность доверять и любить его свободно, боролась внутри нее так же, как он боролся с прошлым, которое не мог изменить.
Он чувствовал ее, ей нужно остыть, от этого пламени, доносящегося до него. Запах этого опьянил его, втянув в чувственный голод и эмоциональный шторм, который бушевал в нем. Тонкий, с оттенком пряности и манящей сладости, ее аромат наполнил его чувства и привел в чувство и без того темную сексуальность, которой он обладал.
***
Запах мужской похоти накапливался в комнате с того самого момента, как он вошел. Аромат, который Кэт пыталась игнорировать.
Так же, как боролась со своей собственной нуждой и воспоминаниями о его прикосновениях. Так не должно быть, подумала она болезненно. Из-за отсутствия возможности игнорировать его присутствие, Кэт заставляла себя вспомнить, как это больно, когда он предал ее.
Как сильно это изменило ее. И это изменило ее. Когда-то она знала, что может поверить, что он всегда будет рядом, присмотрит за ней. Признание того, что за ней некому присматривать, что она сама по себе был тяжелым, горьким уроком.
– Прекрати, – приказ был хриплым рычанием, его гнев вспыхнул в зеленых глазах цвета джунглей.
– Прекратить что?
Ее кулаки сжимались и разжались, беспокойство, которое она не могла облегчить, как зуд под ее плотью.
– Прекрати все вспоминать, – приказал Грэм, его голос звучал резко, мрачно от каких-то эмоций, вспыхнувших в его взгляде.
Кэт почувствовала тяжелый стук своего сердца, пульс адреналина, который ударил по ее крови, и одышку, которая, казалось, всегда поражала ее всякий раз, когда она видела мрачность в его взгляде, как сейчас.
– Прекратить вспоминать, – тихо повторила она, качая головой.
Сжав зубы от гнева, который переполнял ее, ей пришлось отвести взгляд. Она должна перестать смотреть на него, перестать ослабевать.
– Для тебя это легко, Грэм? Легко ли тебе взять и отбросить то, что не хочешь, чтобы повлияло на момент или миссию? Как можно просто не вспоминать? – Было ли так просто забыть ее?
Конечно легко. Она была лишь ребенком, когда он бросил ее.
Грэм не хотел видеть разрушенным двенадцать лет труда. И теперь она была потенциальной биологической парой, которая приводила в замешательство его генетику Породы.
Просто еще одна форма эксперимента, не более того.
Он был за ней, прежде чем она смогла двигаться. Зелень его глаз, стерла белизну, дикие инстинкты его необычайной генетики проявили себя в свирепом, яростном блеске янтарных точек света среди темно-зеленого.
– Мы не вернемся назад. Прошлое – лишь прошлое, и оно не может быть уничтожено, – дикий гнев наполнил его голос так же, как и выражение его лица. – Есть слишком много вещей, которые я не могу объяснить, слишком много, я не могу вернуться к ним, не рискуя тем контролем, который собирал месяцами, Кэт. Это не значит, что ты не важна для меня, чем когда-либо. Ничто не значит для меня, того, что значишь ты.
Никаких объяснений. Разве это не похоже на Грэма?
– Не вернемся назад? – Она попыталась оторваться от него, но обнаружила, что тянется к его жесткому мускулистому телу. – Грэм, я никогда не двигалась вперед. Моя жизнь была украдена до того, как я смогла ее прожить, и моя безопасность пришла к тому, чтобы жить жизнью другой девушки и страдать, потому что, черт возьми, никто не знал, как она живет. – Ее руки легли на его грудь, появившиеся когти впились в надетую на нем рубашку. – Чтобы спасти тебя. Потому что независимо от того, как сильно ты меня ненавидел, ты бы пришел за мной, если бы они схватили меня. Никому не будет позволено владеть экспериментом, который ты создал, кроме тебя, – с болью заплакала она, глядя в суровые черты над ней. – Это все, что я для тебя или кем-то еще была. Чертов эксперимент. Средство для достижения цели. И я ненавижу это.
Ее когти вонзились в его грудь, весь гнев и боль, которые Кэт была вынуждена удерживать в течение многих лет, поднимались внутри нее, как шторм, которого она не могла избежать.
Твердые руки схватили ее за запястья, притянули к себе и толкнули к стене, руки вытянули над головой, тело выгнулось к нему.
Ощущение его эрекции, твердой, тяжелой, прижатой к низу ее живота, вызвало горячий отклик, в котором она не хотела участвовать. Она не могла этого хотеть, но ее тело хотело.
– Я не собираюсь тебе объяснять, – выдавил он, его голос был низким и хриплым. – Верь в то, что тебе нужно о прошлом, Кэт, я не буду с этим бороться. Но тебе, черт побери, лучше поверить в это в своем настоящем и будущем. Ты принадлежишь мне. И не из-за генетики, включенной в эту чертову терапию.
Заявление о праве собственности было диким рычанием, которое расширило ее глаза и обострило чувства.
Грэм сделал это. Он заставил генетику, которую она изо всех сил старалась держать под контролем, подняться с такой силой, которой она никогда не чувствовала, пока он не прикоснулся к ней в первый раз.
– Я была твоим экспериментом, – яростно закричала Кэт. – Лишь твой эксперимент.
– Моя пара. Моя.
Его свободная рука двинулась к ее затылку, сильные пальцы расстегнули заколку, которая крепко держала ее косу. Затем он пробрался сквозь тяжелые нити, хватая их и отводя ее голову назад, глядя на нее сверху вниз.
Проведя языком по сухим губам, Кэт поскребла его зубами, когда убрала его назад, легкий зуд под ним так же раздражал, как и в прошлом году.
– Я никогда не буду принадлежать тебе так, Грэм, – яростно выругалась она, несмотря на необходимость сдаться, чтобы быть всем, что ему нужно, чтобы она была. – Ни сейчас и никогда.
Его глаза сузились, глядя на ее губы.
– Твой язык чешется, – прошептал он, крепче сжав ее запястья, пока она боролась с ним. – Когда я прикасаюсь к тебе, твоя плоть болит еще больше, но для начала ты хочешь мой поцелуй, не так ли, котенок? Ты хочешь, чтобы мои губы накрыли твои, мой язык прикоснулся к твоему…
Ее мечты были наполнены этим голодом. С тех пор как она приобрела половое влечение сразу после восемнадцатилетия, в ее мечтах, сексуальных мечтах, всегда был Грэм.
Но как он узнал? Откуда он знал, что у нее чешется язык, что она страдает, жаждет его поцелуя?
– Я чувствую сладкий запах твоей потребности. – Голова опустилась, его губы коснулись мочки ее уха. – С каждым разом, когда я вижу тебя, он становится слаще, опьяняет. Каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.
– Тебе нужно провести диагностику этого твоего нюха, Грэм. Я думаю, что это работает со сбоями, – она усмехнулась.
Кэт ненавидела то, что ее тело предало ее гнев ради удовольствия. Ненавидела воспоминания, которые не могла забыть, и боль, которую не могла освободить.
– Правда, Кэт? – за внушительным шепотом последовало облизывание ее шеи. Слегка грубоватая волна чистого удовольствия, от которой она прикусила губу, чтобы сдержать стон удовольствия. – Или мне нужно залезть под твою юбку и посмотреть, насколько влажен шелк твоих трусиков? Почувствовать жар влаги, которая подготавливает тебя для меня? – Его зубы стучали по изгибу ее шеи, когда ее дыхание становилось все труднее, ее потребность в нем становилась все острее. – Ты знаешь, что произойдет, когда я тебя поцелую? – Его губы коснулись ее подбородка. – Я мог бы поцеловать твою грудь и сделать ее более чувствительной. Я мог бы исследовать распухший бутон твоего клитора, втянуть его в рот или засунуть язык в изнывающую плоть между твоими бедрами, и ты все равно могла справится с дополнительной чувствительностью, которую почувствовала бы. – Острые зубы пощипывали ее шею. – Но если я снова поцелую тебя, если я потрусь языком о твой, то это будет гораздо больше, чем чувствительность, котенок. Для нас обоих. Это станет необходимостью… – Его губы коснулись ее, едва заметная ласка, которая заставила их раскрыться, сорвала стон с ее губ, который она не могла сдержать. – Чертов наркотик, без которого мы не сможем жить.
– Я не доверяю тебе. Никакая связь недостаточно сильна, чтобы преодолеть это, Грэм. Ничто не может изменить это, – возразила она, пытаясь приблизиться к нему, заставив себя не просить его всего того, что он только что описал.
– Ты уверена? – теперь его дыхание стало тяжелее, голос звучал глубже, грубее. – Твое тело доверяет мне. Страдает по мне. Не так ли? Твое тело жаждало бы меня так, если бы не было доверия, Кэт?
– Это называется похотью, – запротестовала она, затаив дыхание, ее голова откинулась к стене, когда его рука опустилась, и он начал вытаскивать ее блузку из пояса юбки, в которую она переоделась, наряду с майкой, перед тем, как Эшли вошла в дом.
– Просто похоть? – Его рука, широкая, мозолистая и такая теплая, обхватила ее под материалом. – Ты уверена в этом?
Его губы снова коснулись ее, дразня, когда ее губы раздвинулись, беспомощный стон сорвался с них.
– Мне больно от необходимости целовать тебя. Сгораю от желания, – прорычал он, отпустив защелку на ее юбке, опустил молнию и позволил материалу упасть к ее ногам. – Я сгораю от любви к тебе, Кэт.
Через секунду ее топ и рубашка последовали за юбкой, оставив ее одетой только лишь в кружевной белый лифчик и соответствующие трусики, которые едва покрывали плоть.
Она была беспомощна. Она не могла бороться с ним, не могла бороться с необходимостью, голодом или эмоциями к нему, которые были так запутаны в боли предательства.
Как она должна защищаться от мужчины, который защищал ее, заботился о ее безопасности в детстве и стал фантазией, которая преследовала ее повзрослев? Как она должна защищать себя от мужчины, который так или иначе является любовью всей ее жизни?
– Гидеон, – прошептала она, ее голос ломался, когда его тело крепко и плотно прижималось к ее собственному.
– Нет, Кэт, – прорычал он, звуча опасно, предупреждающе. – Как меня зовут? Произнеси мое имя.
– Сейчас или когда ты в здравом уме? – прошептала она в его широкую, мускулистую, теплую, обнаженную грудь.
Все, что на нем было надето – коричневые штаны, которые носили Породы Ривера, с соответствующей рубашкой, в качестве униформы.
Ее ногти впились в его пальцы, когда он продолжил удерживать ее у стены, затем, уставившись на него, она поддавалась потоку дикой, адреналиновой генетики, растущей внутри нее.
Кэт также была дикой, но совсем другим способом. Она контролировала дикие импульсы, она контролировала то, что показывала, и силу, которой питалась. ДНК базового животного, которое проникло в нее, обеспечило ее выживание и пометила ее как одну из наименее предсказуемых Пород, тигра, с каждым днем становилась все сильнее.
Слишком долго Кэт была вынуждена скрывать, кем была. Сначала, ей нужно было спать, прятаться, помнить, что, кроме нее, были и другие, которым грозила опасность, если бы она позволила себе проснуться. Затем ей снова пришлось притвориться, чтобы все, даже Рэймонд и Мария, поверили, что она Клэр.
Ей не нужно было притворяться с Грэмом. Она не должна была подчиняться, она отказалась подчиниться.
Почему она должна подчиняться ему или похоронить доверие, которое создала за последние тринадцать лет, спросила она себя, когда дикое осознание, эта дикая сила наполнила ее.
Грэм создал то, чем она стала. Он работал с ведущим ученым, он диктовал генетическую печать, заложенную в ней.
Теперь он мог с этим справиться.
Она никогда не будет стоять за ним, она будет стоять рядом с ним. И он может владеть ее сексуальной потребностью, но и она будет владеть его. И она чертовски уверена, что ни одна другая женщина не сможет этого потребовать.
Никто другой не имеет права прикасаться к нему, принадлежать ему, кроме нее.
Ее резцы удлинились. Она могла чувствовать их сверху и снизу, подталкивая их к естественной длине. Потребность укусить, чтобы отметить его, росла внутри нее. Прокусить твердый столб его шеи, слизать любой вред, который мог оставить укус.
Чувственность и ее возникающая сексуальность пронеслись сквозь нее. Необходимость бороться с тем, кем она была, чем она была, не было здесь. Здесь Кэт может быть женщиной, которую была вынуждена скрывать, Породой, которую была вынуждена отрицать.
Не было никакой борьбы, какой бы ни была связь между жаром, усилившимся в ней; она знала это на таком глубоком, таком диком уровне, что даже не пыталась с этим бороться. Так же, как не было борьбы с голодом, который только усиливался с каждым днем.
Ей не нужно было доверять ему, чтобы владеть им. Брачная лихорадка шла обоими путями. Грэм может владеть ее телом, но она будет владеть и его телом. Доверие не требовалось.
Этот тигр принадлежит ей.
На этот раз, звук, который вырвался из ее горла, не был беспомощным желанием. Тигрица пробудилась. Решительная, жесткая, она пометит эту Породу как свою, так же как он отметил ее.
Это самое главное.
• ГЛАВА 13 •
Ааа, вот она, тигрица, которую она скрывала, держала взаперти так глубоко, так плотно, что даже ее запах часто было невозможно обнаружить.
Эта дикая, совершенная тигрица, ради защиты которой, ожило чудовище.
Рычание, сорвавшееся с ее губ, было чувственно смелым, во взгляде ее опьяняющих золотистых глаз был заметен вызов, который он намеревался принять. И прямо там, вдоль ее лица, две темные отметины прямо под кожей, темные с золотистым оттенком. Они были не черными, как у него, а с богатым бенгальским золотом, сияющими диким обещанием.
Их вид возбудил его еще сильнее, и эротический голод достиг его уже натянутых яиц.
