Текст книги "Тигриные игры (ЛП)"
Автор книги: Лора Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– Итак, как я понимаю, у тебя с Грэмом есть предыстория. – Хи покачала бровями, нарушая молчание между ними.
Наклонившись вперед, другая девушка слегка подмигнула ей.
– Давай, расскажи подробнее, подруга. Что в тебе такого, что заставляет этого жесткого тигра рассусоливать?
Грэм? Рассусоливает?
– Ты должно быть спутала рассусоливание с убийственным взглядом, – предположила она, хотя понятия не имела, как кто-то может ошибиться. – Поверь мне, Грэм ни перед кем не рассусоливает.
Сама мысль об этом смешна.
– Поверь мне, рассусоливает, – уверил ее легкий смех, Хи расслабилась на своем стуле и с любопытством наблюдала за Кэт. – Я знаю его в течение года, и каждый раз, когда упоминается твое имя, он замирает и то, что горит в его глазах, кажется, немного тускнеет.
Кэт покачала головой, отрицая мысль, что Грэм испытывает к ней такие нежные чувства. Уже нет.
– Я – его личный эксперимент, – сказала она. Хи знала правду о том, кем и чем она была, она объявила об этом, когда Кэт вошла в дом. – Его интеллект даже в исследовательском центре был пугающим. Генетик, который создал его, позволил ему разработать терапию, чтобы спасти мою жизнь от болезни, с которой я родилась. Если у него есть более мягкие чувства ко мне, то это не более, чем у ученого к любимой лабораторной крысе.
Смех Хи был полон неверия.
– Дорогая, продолжай убеждать себя, – заявила она, едва сдерживая смех. – Вплоть до той минуты, когда этот плохой кот не отымеет тебя до беспамятства. – Улыбка, которая заполнила выражение лица Хи, была искренне забавой, и когда она говорила о Грэме, запах почти сестринской любви был ясен. – Не могу представить, что он постоянно возбужден и жаждет свою лабораторную крысу, как бы он ни любил ее, – смех, который она сдерживала, чуть не вырвался наружу. – Хотя, спасибо за этот маленький момент веселья, мне это было нужно.
Без сомнения, так и было. Тем не менее, Кэт прищурилась на все еще слишком веселую женщину.
– Ты странная, Хи, – заявила она. – И у тебя очень странные идеи.
Другая женщина еще раз рассмеялась, явно искренне смеясь.
– Нет, я сложная, есть разница, – заверила она Кэт с таким удовлетворением и гордостью, что Кэт чуть не рассмеялась. – Спроси любого. Я очень сложная.
– И тебе нравится поощрять эту веру, – с улыбкой предположила Кэт.
– Конечно. – Расширив глаза, строя из себя очаровательную невинность, Хи скромно моргнула. – Иначе какой смысл начинать слухи?
Покачав головой, Кэт допила чай, а потом наблюдала, как Хи наполнила оба стакана. Она не упустила изощренную уловку добавки, которую Хи сделала в свой бокал. Запах крепкого спиртного было сложно скрыть. Кэт не прокомментировала это, скорее просто взяла на заметку, чтобы обсудить ее в другой раз.
На данный момент она позволила Хи найти то облегчение, которое она могла найти от переполняющих ее эмоций, поскольку Кэт чувствовала, насколько запутанными они были для молодой женщины. Кто она такая, чтобы судить, какое утешение может найти другой от своих демонов? Ей только хотелось, чтобы она могла найти немного утешения от своего собственного. Потому что она могла чувствовать приближающееся столкновение с ее личным демоном, и она ужасно боялась, что не готова к этому.
***
Она невероятна.
Его котенок.
Проскользнув в ее спальню через открытую балконную дверь следующей ночью, Грэм не мог не восхититься молодой женщиной, которой она стала.
Двадцать пять лет назад, когда Филипп Бранденмор вложил ее в его руки и холодно сообщил ему, что ее выживание – его ответственность, Грэм не мог представить, каким исключительным творением она станет – даже высокомерный Бранденмор не осознавал. Грэм обеспечил это. Каждая терапия, каждое лекарство, каждая секунда в этом богом забытом аду создала это чудесное существо.
Длинные, блестящие, золотые и темно-коричневые пряди шелковистых волос растекались по подушке и лицу, идеально обрамляя темно-кремовую плоть ее лица. Ее черты были достаточно кошачьими, чтобы предать ей тень таинственности, разрез глаз намекал на экзотику.
Ее губы. Они были мило изогнуты, соблазнительны и заставляли его хотеть попробовать их.
Необходимость, жажда ее вкуса мучили его с тех пор, как он нашел ее. Они преследовали его во снах, в фантазиях. Заставляя его быть постоянно возбужденным, твердым, как железо и готовым к спариванию.
Были дни, когда он ненавидел ее за эту потребность владеть ею, и уверенность в том, что, когда он получит ее, ее защита станет более опасной, чем это было в прошлом.
Она – слабость.
Она чистое и определенное разрушение, если он не будет чрезвычайно осторожен.
Никто очень долго не обвинял его в том, что он осторожен, и он не видел причин, чтобы дать им повод сделать это сейчас. Он был тем, что они создали. Если им это не нравилось, то виноваты только они сами.
Породы были созданы, чтобы быть мастерами-манипуляторами, тактиками, мятежниками и чрезвычайно способными любовниками. Грэм был всем этим, но в его творчестве они каким-то образом упустили тот факт, что создали Породу, чьи способности к научным отклонениям намного превосходили их собственные. Он взял то, что было сделано в исследовательском центре Бранденмора, наблюдал, манипулировал учеными и техниками и, в конце концов, почти сам управлял лабораториями.
Пока Бранденмор не привел нового главного исследователя и генетика. Тот, кто каким-то образом почувствовал, что один бенгальский самец владеет всем вокруг.
Добрый, старый доктор Беннетт. Тощий ублюдок.
Потирая грудь, он вспомнил, как пальцы Беннетта обвились вокруг его бьющегося сердца, когда он приказал солдатам найти «девушку».
Девушка.
Он снова сосредоточился на ней.
Она была девочкой. Та, кто перелила свою кровь в его вены и позволила безумию настигнуть его. Это безумие породило чудовище, когда ученый приказал вернуть ее, с явным намерением вырвать и ее бьющееся сердце.
У Беннетта не было бьющихся сердец в течение пяти лет, включая его собственное, и никогда не будет снова. Грэм вырвал этот орган из груди Беннетта. Прорываясь пальцами с когтями сквозь плоть и хрящи, он схватил пульсирующую плоть и, когда добрый доктор наблюдал в беспомощном ужасе, вырвал его.
Это воспоминание было одним из лучших, что у него были, хотя ночь, когда это происходило, когда он прошел в лабораторию ради смертельного веселья, которое оставило мало живых людей внутри нее, часто была туманной
Монстр, которым он стал той ночью, был последним, долгожданным облегчением. Потому что у этого существа не было ни жалости, ни сожалений, ни обвинений. Он был чистым высшим разумом и первобытным инстинктом.
Когда монстр отступил, и Порода нашла меру здравомыслия, она была там– кошка, которая начала его погибель. И знание, что она всегда будет его погибелью.
Схватив простынь, прикрывающую Кэт, Грэм медленно стянул ее с тела, его губы изогнулись, когда ее лоб еще сильнее нахмурился.
Она должна была проснуться.
Будь он солдатом или Породой Совета, она бы уже была мертва. Или изнасилована. Возможно, и то, и другое. Вероятно, и то, и другое.
Но тогда, без сомнения, она бы проснулась, прежде чем угроза добралась до ее спальни. Он наблюдал за ней месяцами и знал, что ее инстинкты чертовски хороши. Инородные инстинкты Породы внутри нее хорошо ее оберегали.
И, видимо, слишком доверяли ему, в противном случае она бы уже царапалась, а не чувственно растягивалась под его взглядом, когда простыня сползла с ее тела.
«Она могла бы надеть одну из тех сексуальных ночных рубашек, которые у нее были», – подумал он с сожалением, увидев свободный топ без рукавов и плотные хлопчатобумажные штаны, в которых она спала. На ней даже были носки.
Его губы изогнулись в гримасе. Черт, он бы предпочел сексуальную ночнушку.
Отойдя от кровати и подойдя к креслу, которое она поставила рядом с открытыми балконными дверями, он опустился на удобное сиденье и просто уставился на нее. Он позволил своему взгляду ласкать ее: от тонкого лица, вдоль тонкой шеи, до полной груди под тонким верхом.
Хорошие груди. Прекрасные возвышенности, и его пальцы болели, чтобы обхватить их, погладить их.
Множество способов, которыми он мог развлечь себя этими пышными, остроконечными изгибами, искушали тот контроль, который он проявлял над своей похотью. Он не привык сдерживать себя. Будь то его потребность в сексе или в крови, терпение использовалось только тогда, когда оно делало игру более захватывающей.
Ограничение себя определенно сделало бы эту игру более захватывающей. До сих пор, маневрирование на месте, втягивание фигур в игру и начало этой конкретной игры требовали большего терпения, чем он даже мог себе представить. Вопрос был в том, сможет ли он сохранить его?
Сосредоточив свой взгляд на ней, он позволил своим чувствам соединиться со всегда бдительной частью ее генетики, которая помечала ее как его, и вызывала из сна. Соединиться с ее врожденными чувствами всегда было особенно легко. Слишком легко.
***
Кэт резко проснулась.
Ее глаза открылись, осознавая присутствие еще до того, как она проснулась, разозлившись, что спящие чувства не разбудили ее раньше. Могли ли они сначала предупредить ее? Конечно, нет. Ей пришлось ждать, пока он не приказал ей проснуться.
– Итак, кошка проснулась, – рычание донеслось из дальнего угла спальни, прямо напротив большой кровати. Прислонившись к креслу, которое она поставила для него, рядом с открытыми балконными дверями, он выглядел опасным, им и был.
Мудак.
– Ты запоздал. – Кэт села, скользнув ногами по краю кровати и внимательно следя за ним. – Я ждала тебя прошлой ночью.
Белые зубы сверкнули в темноте комнаты, когда он насмешливо улыбнулся ей.
– Я был здесь. – Пожатие его плеч не осталось не замеченным, и не было скрытой уверенности в этом. Должно быть, он с ДжонасомУайеттом родственники. Они слишком похожи друг на друга.
– Даже не сомневаюсь, – фыркнула она. – Ты превратился в сталкера, Ги. Я не ожидала такого от тебя.
Она знала, что ее сердцебиение выдавало ложь о непринужденном поведении, которое она показывала так же, как он легко мог бы обнаружить запах ее настороженности.
Его веселье было пугающим.
Ледяной, бдительный, хищный.
Ей не понравилось это.
– Чего ты тогда от меня ожидала, котенок? – Он протянул руку, наклонившись, положил лодыжку на противоположное колено, и наблюдал за ней странными зелеными глазами с янтарными крапинками.
Как и у серебряных глаз ДжонасаУайетта, не было черных зрачков, чтобы отделить цвет. И когда ярость наполняла каждую молекулу Породы, этот цвет также кровоточил в его глазах.
– Я не ожидала проснуться, – признание было нелегким, но у нее не было иллюзий относительно ее способности сражаться с животным перед ней.
Нет смысла сражаться.
Он прищурился, глядя на нее.
– Ты думала, что я убью тебя во сне? – спросил он, изогнув бровь. – По крайней мере, я дал бы тебе шанс сразиться.
Изощренное издевательство в его голосе убедило ее, что он прекрасно понимал, что не будет никакого риска, связанного с предоставлением ей возможности сражаться. Только момент, чтобы посмеяться над ней.
– Ну, я просто счастливица, – фыркнула она. – Это действительно нонсенс для тебя Ги, дать мне шанс понять, насколько я на самом деле беспомощна. Я признательна.
Она поняла, что не ожидала многого. Он мог бы легко перерезать ей горло во сне, и эта дурацкая тигрица внутри нее склонила бы голову и позволила бы ему, даже не предупредив Кэт. Глупая генетика Пород.
– Я предполагал, что ты будешь признательна.
Насмешливое притяжение только раздражало ее нервы, и та генетика Породы, которую она так часто проклинала, поднималась на передний план.
– Видишь, какой я хороший парень?
Да, он был просто замечательным парнем, не так ли?
Было бы неплохо, если бы генетика, которой она обладала, поднялась, когда он впервые проскользнул в ее комнату. По крайней мере, дал ей попытаться сбежать?
– Да, просто плюшевый мишка, – пробормотала она воинственно.
Плюшевый мишка.
Детское воспоминание о рваном, достаточно большом плюшевом мишке с одним оторванным глазом, всплыло в памяти, заставив ее обхватить себя руками.
Она задалась вопросом, что он с ним сделал, когда отобрал? Это единственное, что у нее было в исследовательском центре. И то, что было бы отнято у нее, если бы кто-нибудь, кроме ее сокамерников, понял, что у нее это есть.
– Я был удивлен, увидев тебя здесь, – заявил он, вырывая ее из размышлений. – В этой пустыне. Я полагал, что ты с Джаддом отправитесь в джунгли. Где больше возможности спрятаться.
Об этом и думали, пока ОринМартинес не нашел их и не убедил в обратном.
– Разве я могу спрятаться от тебя, Ги? – спросила она, не объясняя свой выбор. Без сомнения, он уже знал. – Ты реально полагаешь, что в мире есть место, где ты бы не нашел меня?
Его не было. Она так отчаянно пыталась увидеть его на протяжении многих лет, что по глупости пыталась найти его или связаться с ним неоднократно. Когда она подросла, эта потребность превратилась в пустую, мучительную боль, которую она так и не смогла полностью понять.
Острые резцы мелькнули в холодной улыбке.
– Сомневаюсь в этом. Спрятаться от меня невозможно, Кэт. Ты знаешь это.
Да, она знала это сейчас так же, как она знала это тогда.
Спрятаться от него было невозможно так же, как и быть под его защитой – дурацкая мечта.
– Тогда разве не хорошо, что я не пыталась спрятаться от тебя? – Поднявшись на ноги, она повернулась к нему спиной и направилась к двери спальни. – Хочешь выпить? Думаю, мне не помешает.
Рычание, отразившееся в комнате, заставило ее остановиться. Инстинкт, а не желание остановил ее на пол пути, в то время как желание подчинится его требовательному рыку, противоречило ее решимости не делать этого.
– Ты больше не мой альфа, Ги, – мягко предупредила она. – Независимо от того, во что ты или моя генетика Породы хотите верить.
Ложь была легко произнесена, но даже она не была убеждена, не говоря уже о настолько крутой Породе.
– Это не то, что ты сказала Джонасу на днях, – напомнил он ей, насмешливое веселье в его голосе раздражало ее нервы. – Полагаю, что твой комментарий заключался в том, что никто другой не смог бы узурпировать мое место в качестве твоего альфы. Полагаю мне понравилась как звучала эта речь. Повтори. На сей раз для меня.
Он наверняка шутит.
– Ты мной не владеешь. Кроме того, все лгут Джонасу, – сказала она ему с отвращением. – Это единственный способ иметь с ним дело. Теперь я хочу выпить, хочешь ты этого или нет.
Ей пришлось буквально заставить свои ноги двигаться, ее пальцы обвились вокруг дверной ручки. Она все еще могла чувствовать его позади себя, уставившегося на нее, требуя, чтобы она вернулась к нему.
Чертовы тупые гены Породы. Они могли бы поспать подольше.
Или, по крайней мере, предупредить.
Потому что еще до того, как она поняла, что он двинулся, он прижал ее к двери, тяжелое объемное тело удерживало ее на месте. Острые зубы врезались ей в ухо, шокируя горячим ощущением. Не совсем боль. Определенно слишком много удовольствия.
Удовольствие?
Нет, Ги никогда не доставит ей намеренного удовольствия, независимо от того, сколько раз она фантазировала об этом в последние месяцы. Если бы он знал, что он сделал это, вероятно, удостоверился бы, что она никогда не совершит ошибку, полагая, что он сделает это снова добровольно.
– Ги…
– Грэм, – прорычал он ей на ухо свое имя, приказ подчеркивался гулким предупреждением в его голосе. Тем, которое ее генетика Породы, как и человека, признала. – Слишком многие в исследовательском центре знали, что ты называла меня по сокращению моего имени, а не по имени целиком. Не повторяй эту ошибку, Кэт. Это может убить нас обоих. Ты же не хочешь, чтобы это произошло, или хочешь? Разве ты даже не всплакнешь, если я умру?
Все, что у нее было, отобрали из-за него. Полностью уничтожена, ни друзей, ни семьи. Черт, даже ее генетика Породы предала бы ее, если бы она позволила. Что еще он мог отнять у нее, кроме жизни? Или его жизнь. Сможет ли она прожить в мире, где не будет его? Даже если тот факт, что он ее враг, ее мучитель, – лучше, чем он мертв.
– Отпусти меня, Грэм, – выдавила она, чувствуя желание освободить свои когти, бороться, царапать, несмотря на осознание того, что он все еще так важен для нее.
Он не был ее альфой, несмотря на первичный инстинкт, который все еще существовал в ней. Ее альфа не покинул бы ее. Он бы не угрожал ей, и не оставил бы ее сражаться за жизнь в одиночестве.
Он не позволил бы никому угрожать ее жизни все те годы, которые ей приходилось скрываться от Совета по генетике и их головорезов. Ее альфа не смог бы свести ее жизнь на нет.
– Я тебя никогда не отпущу… – гортанное утверждение лишило ее контроля.
Черта с два, он не отпустит.
Крутой разворот, поворот, резкий удар когтями по бедру и, о, да, он ее отпустил.
Спустившись на пол, чтобы уклониться от быстрого захвата, который он собирался сделать, Кэт вырвалась из его досягаемости, затем вскочила на ноги и повернулась лицом к нему с полуприседанием. Тяжело дыша, с учащенным сердцебиением, она смотрела на него прищуренными глазами.
Он был удивлен. Слишком чертовски удивлен. Как будто она сделала точно так, как он ожидал.
Затем сознательно медленно, его взгляд упал на бедро, разодранное бедро не более чем в дюймах от тяжелой, покрытой джинсами выпуклости. Там материал был разрезан тремя длинными полосами, кровь текла из кусочков его плоти, пропитывая ткань.
– Близко, – пробормотал он.
– В следующий раз я кастрирую тебя, – бравада была полной ложью.
О, боже, что она сделала? Из рваных ран на его верхней части ноги слишком быстро текла кровь. Она глубоко врезалась, заостренные когти, которыми она обладала, были гораздо эффективнее против его плоти, чем она когда-либо думала, что они будут.
Он усмехнулся над угрозой.
– Я бы отложил это на твоем месте, котенок. В качестве пары, я был бы весьма неэффективен, ты так не считаешь?
Прежде чем она успела что-то сказать, он вышел за дверь спальни, закрывая ее за собой, когда Кэт смотрела на него в отрицании и недоумении.
Его что? Это было невозможно. Она не допустит этого.
– Куда, черт возьми, ты идешь? – Вскочив на ноги и бросившись к двери, она резко дернула ее, в шоке уставившись на пустой коридор. – Грэм?
«Грэм»? Черт возьми, она называла его Грэм, а не Ги. Она ненавидит его.
Она ненавидит свою генетику. Прямо сейчас она ненавидела все Породы.
– Где ты, черт возьми? – Выйдя из спальни и вдоль открытого коридора к лестнице, она все еще не видела его.
Почти спустившись по изогнутой лестнице в маленькое фойе, она оглядела открытую гостиную, столовую и кухню. И по-прежнему, Грэма нигде нет.
Ги, яростно напомнила она себе.
Чертова альфа фигня Пород. Генетическое кодирование – боль в заднице.
Она ненавидит это, напомнила Кэт себе.
Проходя через дом, комната за комнатой, она просто подтвердила то, что уже знала: он ушел.
– Плохой котенок должен залечить свою бо-бо? – усмехнулась она, отступая на пустую кухню. – Бедный, высокомерный тигр. Надеюсь, это больно.
Двигаясь прямо к холодильнику и вину, которое положила туда раньше, она налила полстакана. Вместо того, чтобы потягивать, осушила его залпом, как глоток виски, прежде чем снова наполнила бокал и пообещала себе, что растянет удовольствие.
Она действительно не надеялась, что это больно.
Как она это сделала? Она не хотела. Кэт даже не хотела выпускать свои когти, когда пыталась вырваться из его захвата.
Однако, учитывая все, что между ними было, она не ожидала, что он станет ее парой. Как будто она не знала, что такое пара и что означает это утверждение. То, что она притворилась, что не является Породой, и ей сошло это с рук, не означало, что она не была свидетелем этого брачного дерьма.
Зачем врать ей? Он думал, что она не поймет разницу?
– Я знаю, что ты лжешь, Грэм, – резко сказала она.
Конечно, он прослушивает дом. Он бы додумался до этого.
– Я не тупая. Я не твоя пара.
Она не позволит привязать себя к кому-то, кому не могла доверять или зависеть. За последние десять лет он доказал правоту этого.
Она не сомневалась, что он хорошо изучил место, в котором она находилась до того, как Джонас стал искать ее, Онор и Джадда. Возможно, он не знал точно, где она, но был шанс, что знал. Грэм, чтоб его, может быть страшнее, чем Джонас.
Тихий, скрытный, таинственный. Его интеллект так никогда и не был изучен до конца, его познания физиологии и биологии Пород никогда не были задокументированы, о чем она знала. Но находясь под опекой доктора Фостера, первого руководителя генетических и биологических исследований в лабораториях Бранденмора, он преуспел настолько, что ей стало интересно, не боялся ли его сам доктор Фостер.
Затем доктор Фостер исчез и был нанят новый научный сотрудник. Именно тогда Кэт увидела, каким именно расчетливым манипулятором может быть Грэм. Почти год он маневрировал ученым, играл с ним, обрабатывал полученную информацию, затем исчез. Однажды ночью он был там, а на следующее утро ее разбудил сигнал тревоги и Джадд, а его кровать была пуста.
Он оставил их одних.
Онор уехала домой всего несколько недель назад, наконец излечившись от болезни, которая привела ее туда. После побега Грэма, Кэт и Джадд остались одни.
Кэт была опустошена.
Она все еще помнила шок, полное неприятие мысли, что он покинул ее. Она была убеждена, что они убили его. Этот доктор Беннетт приказал его убить.
До той ночи, когда он резко открыл двери фургона, отвозившего на усыпление, забрав ее с Джаддом, она была уверена, что он мертв, что ее Ги никогда не покидал ее.
Но он сделал это. Бросил их. Правда была там, в диких зеленых глазах и тигриных полосах, деливших пополам его лицо. И пытаясь спасти их, он был смертельно ранен.
Пули, которые попали ему в грудь, создали ужасные раны. Джадд пытался стабилизировать его, а затем был вынужден ввести небольшую дозу паралитика, изобретенного для Совета тигром, который использовали охранники, если одна из Пород станет слишком буйной во время перевозки, все еще борющемуся Грэму.
Он проклинал их, когда Джадд вставлял в вены Кэт и Грэма трубки для переливания крови. Проклинал их, угрожал им, а затем, глядя в ее глаза, заверил, что убьет ее. Он очистит мясо от ее костей, если она не остановит это.
– Я люблю тебя, Ги, – она прошептала эти слова, не плача, ее двенадцатилетнее сердце разбилось из-за его ярости. – Я не могу потерять тебя.
– Я никогда не любил тебя. Ты была моим экспериментом…
Он располосовал ее душу, когда сказал, что не любит ее. Располосовал и оставил кровоточить от агонии, которую она не могла понять.
Да, он доказал, что не любит ее, что никогда не любил ее. Знак альфы, который он оставил на ней, мучил ее, боль от непослушания весела в ней долгие годы. Пока ей не удалось убедить себя, что она сумела уничтожить это. Ложь. Она знала, что этот знак будет сохраняться до тех пор, пока внутри нее живут мутации Породы.
Когда Кэт проснулась на следующее утро и снова обнаружила, что Ги ушел, она отдала свою преданность Джадду, но он все равно уже имел ее. Когда он молча протянул ей руку, его взгляд был полон такого сожаления, она приняла ее и призналась себе, что у нее никого нет… она даже не могла позволить себе зависеть от Джадда. Чертовски хорошо, потому что месяцы спустя, нападение шести темных воинов, которые спасли их, и группы из шести призраков Навахо изменили ход ее жизни.
По крайней мере, до этих пор.
– Ты прав, ты не тот, кого я знала как Ги, – прошептала она в тишине. – Мой Ги никогда бы не оставил меня такую одинокую, напуганную и в такой опасности. Ты всегда был Грэмом. Ты должен был сказать мне, кто ты. Я бы позволила тебе умереть, как ты того и хотел.
Выключив кухонный свет, она медленно прошла через большую открытую комнату к лестнице, делая каждый шаг с такой усталостью, что подъем вверх казался бесконечным.
Она оставила открытой дверь спальни и балкона, и заползла на кровать. Натянув одеяло на плечи, она лежала, уставившись в темноту, с сухими глазами, с болью и недоумением, почему это так чертовски больно.
В конце концов, у нее не было никаких иллюзий, она не обманывала себя, полагая, что он чувствовал что-то другое, чем утверждал, что чувствовал в ту ночь. Так почему же теперь так больно, черт возьми?
ПОМЕСТЬЕ РИВЕР
– Мой Ги никогда бы не оставил меня такую одинокую, напуганную и в такой опасности. Ты всегда был Грэмом. Ты должен был сказать мне, кто ты. Я бы позволила тебе умереть, как ты того и хотел.
Но он не умер бы.
Раны были ужасными, он согласен, некоторые хуже тех, что он когда-либо имел. Но доктор Фостер создал его, и так же, как они усовершенствовали генетику Кэт, Фостер усовершенствовал его. И его брата.
Эта генетика, ДНК, которая создала Породу в целом, гарантировала, что любая рана была немедленно изолирована, и все силы, и энергия тела пошли на ее заживление.
Он бы исцелился, но это заняло бы больше времени. И он бы сохранил свое здравомыслие. Дав ему кровь Кэт без сыворотки, созданной доктором Фостером, чтобы противодействовать появлению нового гормона в ее крови, он сошел с ума. Она была ребенком, еще ребенком, и слишком молода, чтобы в ее организме появился гормон спаривания. Слишком молода, чтобы отмечать полностью взрослую тигриную Породу, которая не была достаточно вменяемой с самого начала. Ничто не имело значения, кроме остановки переливания. Когда он не мог это остановить, ничто не имело значения, кроме того, чтобы она никогда не искала его. Он должен был держать ее подальше от себя, пока она не успеет стать женщиной, чтобы позволить ее человеческой и тигриной генетике повзрослеть.
Просматривая видео наблюдения дома, когда он сидел на стальной койке посреди небольшой пещеры под поместьем Риверов, Грэм остановился, осторожно сшивая бедро, чтобы взглянуть на видео.
Он мог видеть ее лицо, такое суровое и бледное, ее глаза были полны такой горечи, и он чувствовал, как его грудь сжалась от осознания боли, которую он причинил ей.
Она действительно верила, что он оставил ее одну и незащищенную? Что для него было возможно когда-либо сделать это? Часть его все еще была поражена тем, что она не смеялась над ним, когда он утверждал, что не любит ее. Казалось, она всегда знала и понимала его так хорошо. Тем не менее, она приняла его слова за чистую монету и поверила, что он оставил ее в покое.
Покачав головой, он закончил накладывать швы, намазал на раны заживляющий крем, а затем тщательно перевязал.
Он заживал достаточно быстро, но раны были располосованы слишком близко к артерии. Он бы истек кровью, как зарезанный поросенок, прежде чем достиг туннеля, который тянулся от основного поместья до небольшого дома, находящегося почти в миле отсюда. Слава богу, он не шел то расстояние в ту ночь. К счастью, по туннелям можно было перемещаться на автомобилях, ему удалось оказать давление на раны, чтобы свести к минимуму потерю крови, пока он не достиг комнаты, которую создал в одной из небольших пещер.
Туннели и пещеры тянулись на несколько миль под поместьем Риверов. Он сомневался, что даже сам Лобо знал, куда ведут все туннели и сколько именно пещер существовало под большим главным домом, и его площадью.
А вот Грэм знал, и отлично использовал многие из них. Электричество, украденное из главной сети, проходящей под землей менее чем в миле от стен поместья, теперь освещало туннели, которые он считал наиболее важными, а также пещеры, используемые для исследований, медикаментов и магазина лекарств, которые он начал собирать.
Лобо предоставил ему свободный доступ к туннелям и пещерам, и Грэм использовал их по своему усмотрению. Он не доверял нынешнему климату отношений между людьми и Породами, но, черт возьми, он не доверял людям, в большинстве случаев. Он научился этому безумию в очень раннем возрасте. Он мог посчитать на пальцах руки скольким людям он доверял, и это не займет все его пальцы.
Монстр, которым он стал во время своего последнего пребывания в исследовательском центре Бранденмора, никому не доверял. Никогда. Доверие означало стать слабым, ошибочно довериться воле случая, которую можно было бы остановить, рискнуть тем, что было создано для защиты.
Рычание зародилось глубоко и низко в его груди, рычание дрожало на его губах. Монстр всегда был близок к поверхности, всегда ждал, не рискуя, готовый прыгнуть в любой момент, чтобы защитить то, что считал своим.
Закрепив повязку на месте, он снова поднял взгляд и уставился на лицо на мониторе.
Она все еще не спала, все еще глядя в темноту, горечь и потеря, которые она чувствовала, все еще отражались в бездонных золотисто-карих глазах.
Пока был там, хотел сказать ей, что сожалеет, но не смог. Он посмотрел ей в глаза и увидел ребенка, которого предал словами, когда уничтожил ее веру в его верность. Он хотел сказать ей, что причинил себе боль гораздо больше, чем он когда-либо мог себе представить, словами, которые текли из его уст в попытке спасти их обоих. Чтобы спасти ее от боли, он должен был заставить ее прекратить переливание.
Однако она хотела бы получить объяснения, а он не мог их дать. Даже вспомнить, почему в нем взорвалась ярость, почему он предпочел умереть, чем взять ее кровь в ту ночь, он просто не мог этого сделать. Даже для себя. Даже в то время он не мог полностью понять это.
С извращенным чувством юмора, он признался, что никогда не был особо вменяемым. Даже в раннем возрасте его называли диким, необучаемым, сумасшедшим. Той ночью безумие взяло верх, оставив его существовать без посторонней помощи в течение многих лет.
Пока Совет не захватил его и не вернул в исследовательский центр. До той ночи, когда доктор Беннетт достал бьющееся сердце Грэма из его груди и приказал найти причину странных свойств крови Грэма, которые поддерживали его борьбу, которые поддерживали его жизнь.
Той ночью монстр вырвался на свободу, и теперь уже было невозможно избавление от него. Сейчас он мог его сдерживать. Научился справляться с ним, жить с ним. Но он никогда не освободится от него. И за эти годы он понял, что не хочет быть свободным от него. Монстр всегда был его частью, он всегда существовал. Нужна была только правильная причина, чтобы показать себя.
Он наблюдал, как ресницы Кэт скользнули по ее глазам, медленно закрываясь, когда сон наконец пришел к ней.
Секунду спустя одинокая слеза скатилась из уголка ее глаза по шелковой плоти ее щеки. Блестящей, поцелованной лунным светом коже, медленно тянущаяся к ее верхней губе, когда она сонно смахнула ее с еле слышным стоном.
Стон.
Вытерев ладонью лицо, он поднялся на ноги, не обращая внимания на покалывание в бедре и отворачиваясь от ее вида.
