Текст книги "Хозяйка Мозеби (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 18

Возвращение госпожи приветствовали все чада и домочадцы с разной степенью эмоциональной составляющей: ее люди – с волнением и тревогой, дочери Ларса – с нетерпением и долей недовольства (устали крошки, не на то рассчитывали!).

За время отсутствия кабинет привели в относительный порядок, как и зал, а вот второй этаж и мансарда ждали более умелых работников, о чем Нина догадывалась, и повторно потребовала у старосты обеспечить в ближайшие дни трудовой десант опытных уборщиц.

Зато мужчины смогли вытащить из помещения мансарды много чего интересного.

Третий этаж дома использовали как чердак (читай– склад), поскольку там обнаружились стулья и столы, комод, бюро, ковры разной степени потертости, пара сундуков с тканями и брошенными нарядами (мужскими и женскими, пусть и старыми), нашлись и пыльные гардины для зала, подушки какие– то, посуда вразнобой, подсвечники, даже швейные принадлежности и оружие, то есть, пара кинжалов, мечей, еще чего– то.

Айрис жаловалась на деревенских неумех, Ида радовалась дополнительной утвари и тканям, а Нина – всему остальному.

О произошедшем в доме Данов виконтесса по дороге предупредила Ларса держать рот на замке. Мера так себе, но чего уж теперь кулаками махать? Староста поклялся молчать и сказал, что уже настращал Ильзэ в этом плане.

«Посмотрим, почти проверка на вшивость» – решила Нина. Пусть ей не очень нужны друзья среди крестьян, но враги не нужны тем более.

* * *

Приведение особняка в порядок заняло почти месяц. Не просто уборка: ремонт мебели, частично – крыши, полов, лестниц кое– где, чистка дымоходов, стирка, расстановка найденной мебели, возвращение ей божеского вида, разбивка огорода, освоение хозяйственных построек во дворе, обустройство личных покоев для всех…

Когда приходили из деревни женщины, Нина скрывалась в кабинете и работала над формами учета всего, что теперь принадлежало ей.

Айрис достала из багажа письменные принадлежности и бумагу, и попаданка сначала училась писать пером, затачиваемым для неё Ивером, потом чертила таблички, пытаясь найти наиболее компактную форму для поступающей от Боров информации.

Несмотря на гуманитарное образование, Нина Андреевна большие объемы данных предпочитала группировать в таблицы: так она лучше воспринимала информацию, нежели сплошным текстом.

Долгие годы работы с формулярами, статистическими отчетами, каталогами, топографическими указателями и классификаторами приучили Розанову к структурированию данных, и теперь она, опираясь на прошлый опыт, искала такой формат отчетов по хозяйствам, чтобы взял лист – и все основное видно сразу, а мелкие детали можно и на оборот вынести.

Не сразу, но бывшему библиотекарю это удалось. Когда самолично ею расчерченный на графы лист попал на глаза Лейсу, парень некоторое время в ступоре смотрел на диковинный чертеж, потом, «врубившись», начал водить по нему пальцем, вчитываться в заголовки, задавать вопросы и, наконец, уставился на Нину с восхищением:

– Ваша милость, я понял! Это так здорово! Тут же прям все ясно, только привыкнуть надо! И писать мелко, но я научусь!

– Конечно, научишься. Лейс, помоги сначала размножить формуляры, заодно рука к перу привыкнет. Потом будем вносить собранные отцом данные, а заодно и статистику подготовим вот для этой таблицы, – и Нина развернула двойной лист, где предполагала отразить только количественную информацию по населению, землям, скоту, имуществу.

Парень находился в таком возбуждении, что Нина всерьез опасалась за его рассудок: так перенервничает, и не станет у неё толкового помощника! Обошлось..

Глава 19

Лето шло своим чередом, солнечные комфортные дни сменялись дождливыми и пасмурными, когда выходить из дома не хотелось даже в сад.

Его приходящие хусманы (безземельные) под присмотром Иды (у неё явно была склонность к дачным работам) очистили от сорняков, сухостоя и лишних веток, перекопали под грядки несколько свободных от деревьев участков, немного привели в порядок дорожки, посыпав где галькой (мальчишки несколько раз ездили в Хесне, где на берегу собирали с тамошними приятелями камни и ракушечник), где битым кирпичом (остался от ремонта конюшни и садового домика на краю усадьбы).

Облагороженный приусадебный участок радовал глаз, Нине нравилось прогуливаться по нему вечерами и утром делать зарядку вместе с тренирующимися охранниками: она просила воспринимать эти занятия всерьез, несмотря на необычность такого поведения в глазах слуг, поскольку хотела поддерживать тело в хорошей форме и укреплять здоровье доступными в этом мире способами.

Обустроившись, виконтесса и «сопровождающие ее лица» получили в особняке отдельные «покои» (так Айрис называла отмытые и обставленные обнаруженной и отремонтированной мебелью комнаты), столовую (бывший зал), помывочную зону в постирочной, утепленную конюшню с сеновалом, постепенно заполняемым скошенной по округе травой, небольшим птичником там же в уголке (привезенные старостой куры оказались отличными несушками, а горластый петух не давал долго спать, что положительно сказывалось на производительности труда).

Виконтесса обживалась в спальне и в кабинете, постепенно привыкая к высоким потолкам, большим размерам комнат, отсутствию уличного шума за окном.

Благодаря умелым рукам команды Ивера и некоторой помощи сельчан спальня Нинель обзавелась нормальной кроватью, туалетным столиком, бюро, креслом и даже платяным шкафом, собранном из частей рассохшихся собратьев с мансарды.

В кабинет Айрис с приходящими помощницами пошили чехлы на кресла и диванчики, разбавив их подушками, набитыми свежим сеном, натерли отремонтированные полы и мебель воском, повесили гардины, найденные среди оставленных в доме тряпичных сокровищ, и отчистили разнокалиберные подсвечники, так что работать при свечах можно было и в сумеречные часы.

Охранники большую часть времени посвящали хозяйственным делам, не пренебрегая контролем периметра и, по мнению Нины, находили в этом удовольствие. Парни каждый день что– то ремонтировали, чинили, таскали, устраивая комфортное жилье госпоже и себе.

Нина с Айрис заняли комнаты одного крыла второго этажа, семья Петерсенов – другое, однофамильцы Йенсен расположились в мансарде.

* * *

За прошедшее с момента приезда на остров время Нина Андреевна понемногу узнавала своих слуг и, как ни странно, новую себя. Например, Айрис, оказывается, предпочитает шитье и уборку, ухаживать за госпожой ей, почувствовавшей свободу, стало не так интересно, что, в общем, Нину не напрягало: с простыми нарядами попаданка справлялась самостоятельно.

Идаотдаваласьогороду, курам и стирке. «Вот уж не подумала бы, тяжело же, – удивлялась Нина. – Хотя, кухню содержит в порядке, не отнять. Но готовка тяготит, определенно».

Да, готовила Ида неплохо, но очень однообразно, так что часто к плите вставала сама виконтесса, с помощью мелких Петерсенов раскочегаривала печь и варила, парила– жарила в охотку и ради развлечения: ну не все же таблички заполнять!

Вот за хлеб не бралась – у Иды выходило лучше. Нанимать кухарку (Ларс Бор советовал) Нина не хотела, лишние люди ее раздражали: хватало приходящих помощников и почти постоянно присутствовавшего в доме Лейса Бора.

Сын старосты нравился виконтессе вдумчивостью, стремлением учится новому, терпению и молчаливостью в нужное время. Он, в отличие от отца, не выслуживался (было, было такое у герра Ларса), а служил. Ньюанс, но существенный, или Нина – наивная идиотка.

Семнадцатилетний парень высказывался емко, по делу, не сплетничал, умел ухватить в рассуждениях госпожи главное, держался степенно, казался старше своих лет.

Розанова иногда думала, что, возможно, это нормально для данной эпохи, как и для аналогичного времени в ее мире: крестьянские дети, как и дети бедноты, взрослеют быстрее.

Нина порой забывалась и начинала рассказывать истории, связанные с темой, обсуждаемой при составлении сводов по хозяйству. Про картошку и способы ее выращивания, про пользу морских купаний или заморские фрукты, про животных, живущих в других местах, вообще, про иные народы и земли, хотя бы про соседний Туманный Альбион (Англосаксию, вернее) – кое– что из воспоминаний Нинель пригодилось.

Про музыку, науки, звезды – ему все было интересно, а когда набегавшиеся мелкие Петерсены присоединялись, Нина устраивала «театр у микрофона»: пересказывала им сказки, фильмы и книги, прочитанные и просмотренные когда– то в детстве. Конечно, для местных все поведанное виконтессой было фантастикой, но слушали дети, а иногда и взрослые, с огромным интересом.

В такие моменты Нина расслаблялась и тоже получала удовольствие. Ей нравились публичные чтения в прошлом: это была одна из требуемых начальством форм взаимодействия с читателями, и Розанова довольно часто проводила у себя в библиотеке такие собрания как с детьми, так и со взрослыми.

Она заваривала чай, покупала недорогие печенья или пекла пироги, некоторые посетители приносили свое угощение, и в компании единомышленников велись разговоры о прекрасном и духовном. Хорошо сидели…

К сожалению, с годами библиотеки стали терять популярность, уступая играм и интернету, проигрывая технологиям в зрелищности и доступности, тем более, что госфинансирование неуклонно сокращалось: фонды не пополнялись или пополнялись макулатурой, а не литературой, вкус публики тоже менялся в сторону лозунга «пипл схавает», и так далее…

Грустно, но что поделать. Нина до пенсии– то не доработала еще и поэтому: из– за снижения посещаемости библиотеки закрывались (или укрупнялись), сотрудники сокращались. Начальство предпочитало молодых бойких пользователей ПК, предпенсионеров отправляли в отставку – так или иначе.

Как бы ни было обидно, пришлось смириться, уйти, но тогда заболел муж, и Нина приняла реальность: не рвать же на себе волосы! Дело прошлое, отболело.

Глава 20

Возвращаясь к Лейсу и иже с ним. Помимо обработки статистических данных, Нина много гуляла в компании молодежи. Вообще-то, она всех здесь воспринимала как молодежь: против Нининых шестидесяти «с хвостиком» местные были юнцами и юницами, грубо говоря.

Даже то, что тело Нинель было подвержено присущим двадцатипятилетнему возрасту особенностям и возможностям, душа– то в нем пребывала прежней Нины, то есть, российской пенсионерки – степенной, спокойной, малоэмоциональной.

Она не впадала в экстаз от блестящих от пота торсов охранников на тренировках, не скакала дурной козой среди луговых цветов, не восторгалась красотой морского пейзажа до визга, хотя дух от водного простора захватывало…Ну, есть и есть…

Образ мэра, не к месту иногда всплывавший в памяти, попаданка решительно отгоняла прочь, не давая воли воображению и неуместным в ее положении мечтам.

* * *

Так вот, о прогулках по окрестностям, к которым виконтесса пристрастилась. Почти каждый день она куда– нибудь ходила: то в Хесне, то в лес, то к пустынному побережью на востоке, и только в Ойструп и Варенге дойти не решалась. Не готова была госпожа земель встретиться лицом к лицу с подданными, исключая рыбацкие семьи. Вот не могла и всё.

«Дождусь полной картины по крестьянским хозяйствам, осознаю, и осенью, после сбора урожая и сдачи оброка и налогов, «пойду в народ» – уговаривала себя попаданка. – Чего сейчас людей тревожить? Пусть работают, Ларс, надеюсь, немного чего наговорил… Мне же программу– минимум надо подготовить, просто так– то чего встревать?»

Местный климат и рельеф для пеших прогулок очень подходил: не жарко, ровно, пространство открытое, видно далеко, чужих нет, безопасно…

Если бы не ветер, вообще лепота! Он был константой здешней реальности, к большому сожалению иномирянки, не любившей это природное явление ни в одно время года. Но, как говорил навозный червяк из анекдота, «родину не выбирают». Смирись, милая.

Во время мини– путешествий с мелкими Петерсонами и Лейсом (иногда к ним присоединялась Айрис), Нина размышляла о том, как жить дальше, на чем деньги зарабатывать, что развивать, а от чего отказаться, заодно флору и фауну изучала.

Почему столь серьезные мысли ее одолевали? Да все просто: за земли надо платить казне, а налоговые каникулы, предоставленные властью, явление одноразовое, меж тем инертность мышления и образ жизни ее подданных – фактор постоянный и непреложный. К этому выводу она пришла, анализируя данные по людям и хозяйствам, собранным Борами.

Если не растекаться мыслею по древу, то получалось следующее: в трех деревнях, доставшихся ей, проживало сто двенадцать человек, из них – шестьдесят женщин и пятьдесят два мужчины, от младенцев до стариков, к которым тут относили тех, кто дожил до ее прежнего возраста.

Соотношение интересное – почти «каждой твари по паре», однако радоваться было нечему, поскольку работоспособных, несмотря на принятое в этом мире правило «Научился есть сам – уже работник», было гораздо меньше.

Дело в том, что сельское хозяйство – тяжелый труд, и как бы те же мальчишки или женщины ни кныжились, поле вспахать, засеять, убрать и прочее без здорового мужика, тягловой скотины и нужного инструментария весьма проблематично.

И тут начиналась проза жизни: надел мог получить только мужчина, у женщин без сына, даже младенца, его отбирала община. Сам надел определялся из расчета два акра (восемьдесят соток примерно) на душу, и за него следовало внести господину плату – десять далеров в год, не считая оброка: или одну четвертую от урожая, или еще пять серебряных крон, которые крестьяне могли заработать любым иным способом. А еще покупка дров у хозяина…Математика так себе…

Плюс, имела место быть община, которая ежегодно перераспределяла наделы, регулировала использование пастбищ, решала внутренние вопросы деревенской жизни, с одной стороны, уравнивая права жителей и не давая голодать совсем сирым и убогим, с другой – тормозила инициативу в реорганизации отдельных хозяйств. Ну, у Нины создалось такое впечатление по уклончивым комментариям Лейса и смутным воспоминаниям из истории средневековой Европы (почему– то).

Помимо проблем с наделами и влиянием общины был еще запрет на увеличение пахотных площадей из– за статуса королевских охотничьих угодий, которыми, можно сказать, считались все земли Фалькстара.

Отсюда и отсутствие барщины – в данной местности, по крайней мере: не было королевских полей – не было и массовой отработки, обслуживание приезжих охотников можно за таковую не считать.

Более того, хоть речь и шла о десяти далерах за надел, фактически, продать что– то из выращенного, чтобы набрать эту сумму, крестьяне не могли, потому что на остров массово не допускались торговцы извне. А те, кому корона дала право на закуп, творили, по мере своей испорченности, что хотели.

Вот и сделали здешние аграрии закономерный вывод, и придерживались его, как могли: растили, что росло, сдавали сборщикам податей натурой, чтобы те переводили сданное в деньги по определенным казной ценам, на том и расходились до следующего года.

Подкупали крестьянские бонзы казначеев или нет, неизвестно, но из года в год общая сумма сборов колебалась от трехсот до четырехсот далеров при фактической площади посевов не более шестидесяти акров (примерно двадцать четыре гектара).

От этих расчетов и размышлений у Нины пухла голова: она не понимала, много это или мало, правильно или неправильно, реально или нет!

Были в деревнях тягловые лошади и волы (оба– на!), коровы (одиннадцать голов на тридцать пять дворов), свиньи, куры и гуси, козы (меньше десятка), одна мельница ветряная, ни одной церкви и ни одной овцы (позже выяснилось, что живущих монахов– отшельников и их живность Ларс не считал...А зря).

Сеяли овес, ячмень, немного пшеницы и ржи, совсем немного льна на полотно, делали домашние сыры и колбасы и не делали никакого растительного масла, коптили и солили рыбу и не держали пчел. Садов тут не было в принципе: пара яблонь или вишен за сад вряд ли сойдут…

Однако – жили! Без ропота, скандалов, восстаний и голимой бедности. Да– с, непонятно! Нина Андреевна смотрела на таблички, вертела их так и эдак и не представляла, что со всем этим делать!

«Я знаю, что ничего не знаю…Сократ, ты был прав, в отличие от Егора. Господи, помоги! Я же много читала, сама себе казалась эрудированной дамой, а на поверку – дура– дурой! За что ни возьмись –пустота, вакуум!"

"Все, что вспоминается – мусор из разных мелочей, типа, навоз и перегной – хорошее удобрение, зола тоже, она и для мыла нужна, из льна не только нитки, но и масло давили, как и из конопли, кстати…Из кукурузы – тоже, она и кормовая культура…"

"Есть картошка, значит, Америка здесь тоже есть, оттуда же кукурузу с помидорами привезли. Когда, кстати? А урожайность тут какая? Сколько с акра получают?» – попаданка бесилась прям от таких мыслей.

Тогда она выходила и шла, наматывая километры и успокаивая сознание. Несколько раз, в особо теплые дни, умудрилась поплавать в море, чем потрясла преданную Агнес.

* * *

Когда однажды госпожа потянула ее за собой вдоль берега подальше от деревни, горничная не сразу «врубилась», какую цель преследовала виконтесса, велев захватить из дома кусок полотна и нижнее белье (вот тоже странность – коротенькие штанишки!). Уйдя на приличное расстояние от Хесне, леди Нинель начала раздеваться под испуганным взглядом служанки, а потом пошла в море.

– Госпожа, Вы что делаете? Вы же не утопиться решили? – дрожащим голосом спросила Айрис.

– Нет, милая, я просто хочу искупаться! – рассмеялась Нина. –Водичка, конечно, не айс, то есть, прохладная, но так хочется поплавать! – и, мысленно перекрестившись, окунулась и поплыла брассом (ну не по– собачьи же покорять морские просторы!).

Местная Балтика (Свея, да?) походила на прошлую: серо– голубой цвет водной глади, легкий плеск волн, крики бестолковых чаек, свежий бриз и малолюдность. Красота! Было б еще на пяток градусов теплее, вообще кайф! Но и так Нина получила удовольствие от купания.

«Все– таки вода хорошо снимает стресс» – думала она, вытираясь и переодеваясь на пустынном берегу. Надолго ее, с непривычки, не хватило, но минут пятнадцать Нина, освоившись, побарахталась.

Айрис качала головой, недоумевая, какое удовольствие в погружении в холодную воду, но рот не открывала. То, что госпожа умеет плавать, она из виду упустила. Или посчитала еще одной особенностью хозяйки, не похожей на остальных, но доброй и хорошей.

Глава 21

Еще одним открытием для Айрис стало пристрастие госпожи ходить в лес за грибами! Ближе к осени «тихая охота» стала обязательным пунктом долгих прогулок по окрестностям, и внезапно служанка оценила прелесть как неспешного хождения среди деревьев в поисках красивых даров природы, так и поедание весьма интересных и вкусных блюд, которые из них готовила ее необычная хозяйка.

Первый раз войдя в лес, расположенный на высоком берегу по обеим сторонам от дороги в Хесне, Нина Андреевна была поражена его отличием от подмосковного собрата: сплошь лиственные деревья – дуб и бук преобладали, хотя узнала попаданка и белоствольные березки, осины, ольхи, даже каштаны по краю попадались, а вот елей или сосен не было – так, чудом заброшенные хвойные единицы.

Оттого, наверное, сумрачности, присущей смешанным лесам потерянной родины, здесь не имелось: лес был пронизан светом и хорошо просматриваемыми участками. То есть, заблудиться в таком растительном массиве было трудно, что радовало. Подлесок заполнял молодняк основных представителей древесного царства, кусты малины, черники, шиповника, еще чего– то знакомого, но неназываемого, травы всякие.

И среди этого освещенного солнцем разнообразия Нина обнаружила россыпь знакомых до боли белых, сыроежек, подберезовиков и подосиновиков, а также польских грибов, моховиков, лисичек! Ну, разве может русский человек только смотреть на такое богатство? Нет, ессесно! И Нина не смогла!

Хорошо, верная Айрис прихватила с собой в поход корзинку с булочками и бутылкой компота, а у Лейса оказался небольшой нож (одному богу известно, как и зачем он был писарю). Вооружившись, попаданка как пошла срезать картинно– нереальные самородки местной флоры, так корзинка наполнилась буквально в мгновение ока! Глаза завидущие не желали отрываться от ласкающего душу пейзажа, и Нина только вздыхала – пропадает же добро, непорядок!

Местные смотрели на виконтессу, бережно складывающую в корзинку странные растения, предназначенные для того, чтобы сшибать их ногами, переглядывались между собой и без слов понимали друг друга: «Госпожа переутомилась, перегрелась на солнце, и помутился у неё рассудок». Иначе, почему она так себя ведёт? А им, слугам, теперь что делать?

Пребывающая в поисковом азарте Розанова не сразу отреагировала на установившуюся вокруг нее и грибов тишину. Распрямившись после заполнения корзинки, обратила внимание на молчащих спутников. Молодежь выглядела комично: у Айрис и мелких Петерсенов глаза были на мокром месте от сдерживаемой тревоги, Лейс явно готовился сказать что– то неприятное, но не решался пока.

– Ребята, вы чего? Что случилось? – недоуменно поинтересовалась Нина Андреевна. – А столбами стоите почему? Грибов– то вон еще сколько! Жаль, корзинка маловата! Мелкие, лопухов сорвите, сделаем конвертики, что ли… Айрис, как думаешь?

Девчонка всхлипнула и запричитала:

– Ваша милость, да что это с Вами? Вы зачем ЭТО набрали? Это же отрава!

Лейс очнулся и присоединился к словам служанки:

– Госпожа, она права! Для чего Вы сорвали эти …растения? Их же только кабаны да белки едят! Люди не трогают ЭТО! Они ядовитые. Только ведьмы могут собирать грибы для ядовитых зелий! Госпожа, Вы – ведьма?

«Вот те раз! Это какая– то местная фобия? – растерянно подумала попаданка. – Они «лесное счастье» за отраву держат? Ой, дремучий народ…»

– Ребята, с чего вы взяли, что грибы ядовитые? Да, есть такие, но я– то набрала хороших! Вот, смотрите, это – боровик или белый, царский гриб, можно сказать! С ним суп – объеденье! А сыроежки или подберезовики? Вот эти, разноцветные, жареные с картошкой или яйцами – да вас за уши не оттащишь! – Нина возносила хвалу грибам вдохновенно, вспоминая вкус и запах приготовленной добычи.

* * *

Для россиянки Розановой, пережившей дефицитность советского пищепрома и продуктовые перебои в «перестройку», грибы были ценностью и радостью для желудка. Это помимо самого процесса их сбора и сопутствующих ему приключений.

Будучи девочкой, она любила ходить в лес с дедом, а, живя в Реутове, всегда присоединялась к группам, отправляющимся на автобусах от завода, на котором работал муж, в Петушки или под Владимир всякий раз, когда таковые организовывались.

Несмотря на утомительные поездки в неудобном транспорте, ранний подъем и поздние возвращения, комаров и пьяные песнопения коллег Кирилла и их жен на обратной дороге, необходимость обработки собранного и черные после этого пальцы, Нина не отказывалась от нескольких часов медитативного хождения по лесу, выискивания прячущихся под листвой или низкими кронами елей крепеньких золотянок или волнушек (черных и розовых груздей), матрёшек (свинушек), сыроежек, лисичек, редких белых или подосиновиков, маслят и всех прочих мелких лесных радостей, которых знала…

А уж если попадались семейки опят, тут восторг зашкаливал! Одним разом набрать корзину удавалось не всегда, зато зависть спутников была обеспечена, как и несколько баночек маринованной прелести на зиму.

Да и прогулки по лесу, напоенному непередаваемыми запахами и звуками природы, кратковременная отключка от муторной повседневности помогали Нине преодолевать депрессию, связанную с постоянным диктатом мужа, нехваткой денег, тревогой за сына…

И пусть Кирилл бухтел недовольно, ноги гудели, руки чесались, а голова болела порой от переизбытка кислорода, женщина вновь и вновь записывалась в такие вояжи.

Грибы она варила, жарила, сушила, пекла с ними пирожки, солила, закатывала на зиму маринованные, заливала маслом или маргарином, чтобы приготовить в холодное время года как деликатес… У неё на балконе был утепленный короб для таких заготовок – упросила мужа, и тот, матерясь, сделал– таки. Там и хранила добычу.

Последние годы, увы, таких походов она себе позволить не могла: далеко слишком и тяжело на электричке, да и компаньонов не было. Впрочем, экология и выросшее население сократили возможности для грибной охоты в разы, чего уж там. Еще и любимые матрешки попали в «черные списки» как несъедобные из– за способности накапливать в себе всякую дрянь, как оказалось… Печалька, в общем!

А тут – раздолье! Надо пользоваться! А местные…Принцип «не хочешь – научим, не можешь – заставим» никто не отменял!

* * *

Надо сказать, приобщение данского контингента к исконно– русской любви к грибам шло «со скрипом», но успешно, и походы в лес до поздней осени позволили внести разнообразие как в занятия обитателей Мозеби, так и в их повседневное меню.

Лейс, поверив хозяйке, попробовал продукт и, убедившись в его съедобности, пытался увлечь новым промыслом односельчан, но не преуспел, что совершенно не отразилось на настроении Нины.

«Да и не надо, нам больше достанется!» – справедливо решила попаданка и продолжила кампанию по сбору подземных плодов.

Кстати, во время шатаний по лесу Нина помечала найденной где– то Лейсом побелкой сухие, больные, слишком густорастущие деревья, приказав позже старосте валить на дрова в первую очередь их. Ну и считала заодно, чтоб порядок соблюдали.

Для сушки «благородных» лесных находок она приспособила одну из комнат в мансарде, где, затянув окно тонкой тканью, чтобы мухи не летели, развешивала снизки грибов, добиваясь естественного высыхания, после чего складывала сморщенные дары в холщевые мешочки и убирала в кухонные шкафы.

Ида, найдя новый продукт годным к употреблению, активно перенимала опыт госпожи по переработке грибов, а также овощей (привозимых старостой) и внутренне радовалась заполняемым в отдельном углу кухни полкам с мешочками с сушеными грибами и ломтиками яблок и груш, с горшками, жбанами и стеклянными банками (нашлись такие на чердаке) с разнообразными соленьями и вареньями.

К последнему относились яблочные и грушевые пюре из падалицы, собранной кухаркой в саду поместья: почему– то плоды предпочитали дозревать на земле, а не на ветках. Сезон вишен прошел для виконтессы мимо, но на следующий год она наказала Ларсу доставить в Мозеби как можно больше вкусной ягоды. Относительно черники, малины и чего еще будет найдено в болотистых низинах в округе, был проинструктирован Лейс, но результата пока не было. Впрочем, еще не вечер, как говорится!

Глава 22

За обустройством, статистическими и кулинарными инновациями, знакомством с окрестностями, госпожа попаданка упустила из виду два важных момента, а именно: верховую езду и приближающуюся зиму, и тут следующую за осенью.

Если с первым упущением Нина Андреевна примирилась довольно легко – «ну не шмогла я, не шмогла» (тихо ходить, сидя верхом на лошади, вокруг усадьбы ей удавалось), то второе было подобно грому среди ясного неба.

«Да уж, расслабилась ты, матушка» – корила себя Нина, осознавая глубину ж..ы, в которую угодила по собственной глупости.

Оказалось, что и у неё, и у остальных обитателей Мозеби (правда, Ида что– то там припасла для своих) либо нет, либо мало предназначенных для этого сезона вещей.

Пусть, по отрывочным воспоминаниям о климате Прибалтики, Розанова предполагала «нестуденую зимнюю пору», однако уже осенние дожди навевали уныние и тревогу относительно проживания без центрального отопления в каменном доме с высоченными потолками.

Имеющиеся печи оптимизма не внушали: прогревали несильно и недалеко. Вопрос к старосте на тему улучшения качества обогрева повис в воздухе.

– Ваша милость, простите, но я не знаю, как тут и что…Господа зимой тут никогда не жили, а охотились всего по нескольку дней, так что, справлялись как– то…– мямлил Ларс Бор, а Нина снова ругала себя, что не озаботилась перекладкой камина и печей заранее.

Айрис тоже впала в депрессию, когда вслед за госпожой осознала, что ни теплого плаща или шубы, ни ботинок, ни толстых теплых платьев они из дома Флетчеров не захватили! Те два шерстяных, что Нина носила на корабле в начале лета, не в счет: мало, да и старые! Девчонка расплакалась от досады.

– Айрис, перестань! Не смертельно, время есть! – прервала стенания горничной виконтесса. – Поедем в город, купим. Так что, не ной, лучше подумай, что выбрать – готовое, если найдем, или отрез, чтобы пошить самим?

– Отрез, миледи, я быстро сошью, дешевле выйдет! – с энтузиазмом ответила Айрис, утирая слезы. – Когда поедем?

Вот еще засада! Верхом не получится (лентяйка!), придется на телеге. Не по чину, Нина понимала, а что делать, кто виноват? Махнув рукой, решила снова прикинуться простой смертной и надеяться на то, что ее никто не узнает. Выбора– то, по сути, нет.

* * *

Нищему собраться – только подпоясаться! Уже наутро Ивер и Йорген, усадив Нину с Айрис в наполненную сеном повозку, отправились в столицу острова. Ивер верхом, при оружии, брат его правил повозкой, женщины дремали.

«Заодно бы к мэру зайти – подумывала, трясясь на выбоинах, Нина. – Как будет налог– то собираться нынче, и вообще, перекинуться бы парой слов о перспективах, так сказать, развития отдельно взятого острова в свете последних решений партии и правительства».

О том, что ей хотелось снова увидеть красавчика «Шона Коннери», попаданка не признавалась даже в мыслях.

* * *

Дорога до Нюкьёбинга на этот раз показалась короче, а сам город –многолюднее. Уже в ближайшем пригороде поражало количество телег с мешками, живностью и людьми, двигающимися куда– то внутрь местной столицы.

«Интересно, с чего такой ажиотаж? Может, есть распоряжение о сдаче налога самостоятельно? А почему мужики не в курсе?» –заволновалась Нина.

– Госпожа, давайте в ближнем трактире остановимся. Оставим повозку и коней, а сами пойдем пешком – предложил Ивер, и Нина согласилась.

Далее разделились: женщины под охраной Ивера двинулись в торговые лавки в центре, а Йорген отправился за канцелярией и в кузню, чтобы оставить заказ на крючки и спицы (деревянные образцы сделал Матиас), ну и какие– то хозяйственные мелочи мужские, заодно потолкаться среди народа, новости послушать, сплетни полезные. Договорились встретиться у ратуши часа через три.

Первым делом надо было обменять банковские билеты на монеты, что Ивер предложил сделать, по совету трактирщика, у местного ростовщика, пользующегося признанием горожан: мол, меняет любую сумму за 2% комиссии, в отличие от мэрии, где деньги есть не всегда. Денег было жалко, но чего уж …

Посетив несколько галантерейных лавок, Нина с Айрис набрали грубоватой немаркой шерсти в клетку и однотонной, рулон тонкого сукна и несколько кусков (остатков) толстого, плотного беленого полотна на нижние рубашки и разноцветных, но опять же –разномерных – кусков (по дешевке), ниток, дешевого мыла типа хозяйственного.