Текст книги "Хозяйка Мозеби (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Девочка моя, не волнуйся! Я оплачу твой гардероб! И не смей отказываться, мне это доставит удовольствие! Ну и наладить контакт с нынешним королевским фаворитом было бы …– мэтр лукаво сощурил глаза и игриво улыбнулся.

Мы понимающе рассмеялись. Действительно, рука руку моет, а "мохнатая" еще и двери открывает!

* * *

О встречах, разговорах, прогулках с графом и баронетом (вместе и по очереди) можно написать роман… Шучу, конечно, все было пристойно и по – деловому, слава богу!

Опекунство граф предложил сразу, с мэтром они все «перетерли», договорились «быть на связи» и вообще, по моему, понравились друг другу. После чего чиновники взяли меня, бедную вдову, в оборот и понеслась душа в рай: посещение министерства, архива, просмотр документов, знакомство со структурой «конторы Никанора», офигивание на тему «как всё запущено» и долгие, долгие, долгие (!!) объяснения, что «так жить нельзя!» и что «надо резать, не дожидаясь перитонита!»

Всё, что я слышала, читала краем глаза, видела в нашей госслужебной среде я выдавала внимающим чиновникам как божественное откровение…Мужики записывали, переспрашивали, ужасались, задумывались, творчески перерабатывали…

Уж не знаю, насколько все сказанное будет применено на практике, но унифицированный формат отчетности(где, чего, сколько, как посадили и выросло), карты полей и дневники наблюдений за погодой и прочими районными особенностями легли местным власть придержащим «аграриям» как бальзам на душу – судя по их вдохновленным физиономиям, особенно после того, как я, в порыве, упомянула анекдот про тлю…

Надо было видеть работу мысли на челах аристократов, когда они «врубались» в глубокий смысл шутливого рассказика…Зато как они потом ржали, вытирая слезы и всхлипывая при повторении: «Нехай тля подавится! Ой, не могу! Тля – подавится!!!»

По итогу решили: в осеннюю поездку по городам и весям вручить налогоплательщикам разработанные формы отчетности и прочее, пусть привыкают, и, тем самым, положить начало формированию базы данных о состоянии аграрного сектора королевства, обнаружению «белых пятен» и поиску выправления ситуации в местах провалов. О как!

В качестве благодарности, граф и баронет поводили– повозили меня по местным достопримечательностям, пару раз приглашали на семейные посиделки (бррр), заметили, что я не проявляю к этому «энтузазизма», поржали и отпустили с богом – заниматься более приятными делами.

Например, закупкой семян, инвентаря (спиц вязальных, в том числе), тканей, ниток, соли, сахара, других мелочей…

Юмористическое отступление

Председатель колхоза отчитывается на собрании.

– У прошлом годе мы посиялы 10 гектаров пашаници. Усю съела тля.

– У этом годе мы посиялы 30 гектаров пашаници. Усю съела тля.

– У будущем году мы посиим 100 гектаров пашаници – нехай тля подавится!!

Глава 48

Из дневников Нинель Лунд, виконтессы Флетчер.

Август 1771 года, поместье Мозеби

Давно не садилась за дневник, дела да случаи, но закончить– то надо! Так вот, в столице мы сумели (с помощью герра Расмуссена и графа Хольгера, конечно) завершить вопрос с патентом на игры, кубики (новая идея!), перья (ну что бы они без меня и моих помощников делали!), моими сказками (получила гонорар, кстати!), «провентилировали» тему покупки рабочих лошадок в Англосаксии (министр обещал посодействовать и даже привезти парочку осенью), и уже собирались обратно (ё– моё, пришлось фрахтовать «Чайку» целиком и вытряхнуть НЗ до дна на это дело…Господи, я когда– нибудь разбогатею, а?), как мой враг, язык, то есть, втянул попаданку в ещё одну авантюру.

* * *

А так все хорошо начиналось…Набегались, насмотрелись, наговорились, закупились…И дернул же черт баронета упомянуть скандал с негодной парусиной Ольсенов!

И нет бы мне промолчать –где та парусина и где скромная вдова? Ну, я ж Трындычиха, по ходу…

Парусина – это что? Это брезент! Пусть и без водоотталкивающей современной пропитки – все равно воду мало пропускает, износостойкий и тд. На паруса эта партия не пошла – оказалась тонковата и разорвало её во время несильного шторма, как того Володьку.

В общем, проболталась, возбудила графа, тот послал Лунге на портовый склад, баронет метнулся, приволок кусок рваной парусины, и мы опять засели обсуждать перспективы использования брака на благие нужды, а именно: маркизы для открытых кафэ, шторы на люверсах, плащ– палатки и вещмешки или рюкзаки, сабо, коврики…

Мужики, понятно, уперлись в снаряжение, я положила глаз на обувь и всякое домашнее. Вызвали казначея, и стала я обладательницей пятисот квадратных ярдов особо пострадавшей парусины за смешные восемьдесят далеров (почему – не спрашивайте), что равнялось половине моего гонорара за напечатанные в столичном вестнике сказки.

Патент и технологию изготовления перьев (мои ребята неделю бились с кузнецом– энтузиастом, знакомым Ивера, как их лучше делать), игрушек и остального казна купила сразу.

Я получила четыре тысячи далеров за все (грабеж, знаю, но иногда «подмазать» не помешает), кузнец – право на изготовление перьев, граф – благодарность министра финансов и «кубики» (родне какой– то отдал). Все счастливы.

От себя граф подарил скромные украшения из серебра и топазов (я настояла), оплатил заказ на спицы (было ему интересно) и обещание привезти лошадей (я понадеялась, что купит). Баронет отдарился двумя рулонами прекрасного сукна и фарфоровым сервизом (и то – дай сюда!), взяв с меня при этом обещание с каждой оказией присылать новые опусы.

Домой, Ганжа, домой! Так я думала, стоя на палубе «Чайки» в окружении поклажи и внезапно увеличившейся на шесть человек команды моих сопровождающих..

* * *

Октябрь 1771 года, поместье Мозеби.

Лето промелькнуло в мгновение ока! Прошло оно под знаком трудов праведных, приобретений, экспериментов (все еще бьёмся с ульями и сеялкой, как– то не очень она работает), любованием диковинными растениями около особняка.

Урожай собрали неплохой, чуть меньше, чем в прошлом году, зато порадовала картошка: селяне мои уверовали в овощ и его преимущества и теперь ждут результатов от маиса и подсолнечника.

Эти гиганты меня не подвели – хорошо выросли, но для моих целей (масло) пока маловато, зато жареными семками домочадцы остались довольны, как и вареной кукурузой! Я хоть и не поклонник её, но сгрызла за мое– мое!

Граф с баронетом тоже пробовали, трясли как грушу потом, уговорились подождать еще годик и тогда внедрять массово. Вот умеет герр Хольгер видеть перспективы, умен, зараза! Пришлось и про муку костную рассказать: увидел, как парни мололи кости на заднем дворе, пристал, что банный лист к жо…

Здесь стояла на смерть – патент на него, моя доля 60%, пятилетнее производство на острове, за ним – продажа, добровольно– принудительная, если потребуется.

Но министр видел мою скотинку и птичек, употребляющих порошок – крепенькие, бодренькие! Рыбное удобрение только вносить начали – маловато пока сырья, но Ильзэ произвела на графа впечатление своими аргументами и уверенной речью, хоть и струхнула поначалу.

Я, честно, не поняла, почему она вела себя несколько странно при графе, да и тот присматривался к фру Дан как– то очень внимательно…А может, показалось?

Все эти «терки» случились во время визита чиновников на Фалькстар, когда опять они с Лунге у меня тусовались на охоте, в этот раз почти неделю – отдохнуть им надоть, понимашь! Приняла, куда деваться, тем более, что привезли они таких красавцев– коней!

Ларс «плакалъ», глядя на рослых, мощных мохноногих лошадок, чуть не облизывал, божился беречь пуще глаза и «родить богатыря нам к исходу» следующего года «всенепременно»! Назвали пару Один и Фрейя, герр Ларс увел их к себе, сказал, будет бдить рядом. Ну, ладно, лишь бы работать смогли для нашей пользы.

* * *

24 декабря 1771 года

Сегодня за рождественским столом у меня собрались домочадцы и старые, и новые…

Ивер в столице встретил однополчан и пришёл ко мне, смущенный, с просьбой принять на службу шесть стражей…Сначала я не поняла, а чего он такой потерянный– то? Нужны люди, это мне давно стало ясно, так чего мяться– то?

Когда же я их увидела, сердце зашлось: худые, одеты кое– как, глаза больные, один и вовсе инвалид, хорошо хоть, с руками…Ивер не уговаривал, он ПРОСИЛ…А мужики стояли и молчали, как перед эшафотом…

Что и кого я в тот момент вспоминала, писать не буду– больно…Миры – разные, жертвы – похожие. Махнула рукой, собирайтесь, мол, прокормим. Ивер выдохнул, а эти посмотрели неверяще, и по их отрешенным лицам потекли слёзы…Господи…

На острове пришлось срочно расширять и обустраивать садовый домик, мастерить кровати (двухъярусные, естессно!), откармливать новичков, пристраивать к делу, отогревать душой…

Теперь у меня есть обувщик и плетельщик сетей Гуннар Йохансен, безногий молодой мужчина, сильный духом и телом (плечи – косая сажень, лицо – иконописное, характер – кремень), одноглазый юркий коротышка– охотник Ньял (гигант, ага)Хансен, спокойные молчаливые отец и сын Лукас и Лассе Томсен, глухой почти, но смешливый и трудолюбивый Сорен Соренсен и агроном– самородок Трюгве Хольм, на пару с Идой развернувшийся в саду и в огороде.

Для Гуннара Матиас планирует за зиму каталку сделать, пока ребята его носят, хоть он и сопротивляется. Ну, это понятно…

Заняла я его сабо из парусины: на деревянную или плетеную подошву – верх из ткани. Ну, покрутили так и сяк, Айрис предложила вышивку сделать простую, Трюгве пообещал найти травки для окрашивания…

А уж как сначала (еще в столице) на меня Айрис наехала (ишь, повзрослела, уверенности набралась, прям ух какая домоправительница, своюхозяйкустроит!): куды притащила барахла немеряно, для чего? А теперь, смотри – идеи у неё прут! Еще и коврик надумала смастерить…Да пускай –зима длинная…

Потом пришло мне в голову наплести мелкоячеистых сетей из льняной нити и по ним вывязывать рисунок – филейное вязание! И хоть руки у Гуннара большие, с заданием справился на отлично: ну вот прям как фабричная канва получилась! Клеточки ровные, размер – с пол– сантиметра, загляденье! И когда я по ней крючком навязала кораблик и облачка (Лейс нарисовал), народ прифигел, Гуннар улыбнулся… Вот и славно!

Все новенькие – одинокие, нищие, но не сломленные и верные. Влились, как тут и были, на меня смотрят как на мать Терезу, аж неловко. Думаю, надо их к вдовушкам моим по зиме наладить, а вдруг?

* * *

Ну, что год грядущий нам готовит? Да что бы ни готовил, справимся, лишь бы не было войны…

Глава 49

Из дневников Нинель Лунд, виконтессы Флетчер

Январь 1773 года, поместье Мозеби

А годы летят, как птицы над островом, да уж…И без инета и ТВ я занята с утра до вечера, только успевай поворачиваться. Вот и за дневник не бралась – некогда… Сегодня ветрено и снежно, чего– то затосковала, дай, думаю, запишу коротенько, что было и чего не было.

Сельская жизнь подчинена земле и сезонам, надеждам на урожай и битве с ним, если случился. Увы, прошлый год был дождливым, зерновые не полегли, но выход – скромный, на продажу Ларс выделил крохи...Спасибо овцам, козам, рукам вдовиц– мастериц, трем сапожникам и остаткам парусины: заткнули финансовую брешь в крестьянском бюджете.

У меня дела были немного лучше благодаря гонорарам за сказки– рассказки, «мозебикским» пуховым платкам (только мой эксклюзив!) и премиям графа: пошло дело с базой данных, амуницией и отчетностью.

В министерстве смогли (граф «прошерстил» кадры, настращал клерков – прониклись, заработали головой) по первым данным от налогоплательщиков оценить ситуацию с производством сельхозпродукции в государстве, влиянием погодных условий на урожай, районированием производства разных сельхозкультур и прочее, за что король наградил министра– советника денежной премией. Герр Хольгер честно поделился, так что некая «подушка безопасности» у меня имеется.

Артель вязальщиц на весенней ярмарке торговала гамашами, носками (железные и латунные спицы – это вам не ломкие деревянные палочки), детскими пинетками, свитерами с простыми узорами, но овер– сайз –эти ушли как вода в раковине, быстро.

Расхватали и парусинки – вышитые особенно, скатерти и салфетки тоже брали. Ну, про мои оренбургские платки и несколько вязаных филейных картин и говорить нечего: Фрида устроила традиционный аукцион, так что доход увеличился в разы.

Несмотря на дождливое лето, выросла и кукуруза, и подсолнечник, огурцов собрали достаточно, капуста у Аннегрете налилась…Ида с Трюгве освоили помидоры(!), перцы, яблоньки молодые выдали первые плоды, кусты смородины прижились…

Эйнар привез в прошлом году жернова – муку потихоньку мелем, кости по всему острову собираем за копейки, себя, считай, обеспечили, можно начинать продавать.

* * *

Интересный все же парень, этот сын Ильзэ…Вроде и рисковый, но деловой, при этом, и какой– то глубокий, что ли – думает, взвешивает, просчитывает и только потом пускается в путь.

Я с ним летом к свеям напросилась, за елками– палками! Время выбрала так, чтобы проблем, ну, этих, не было…Прислушался, спасибо, велел одеться парнем (это я с радостью!), настрого приказал слушать его и не выступать не по делу. Главное – он серьезно ко мне отнесся! Не было ни ахов– охов, ни причитаний, ни пугалок…

Туда– сюда месяц ходили, тяжело было, но как же мне понравилось открытое море, ой, даже не представляла, какой это …кайф, точно! Серо– синий бескрайний простор, ветер в лицо, парус над головой гудит, палуба вверх– вниз качается, капли соленой воды под солнцем (там оно, почему– то, было) бриллиантами сверкают… И никого во всем мире, кроме нас, четверых (Янис с Маркусом примкнули)!

Видела дельфинов, косяки сельди, лососей и трески, издали пару раз –корабли, парни сказали – свейские, в Москвению идут…Если бы условия были получше, век бы плавала! А так, конечно, намыкалась (ни пос…ть, ни …)

Но эта Скандинавия влюбила в себя: суровая, каменистая, но такая…могучая, мощная, величественная! Пристали к какой– то деревеньке, народ нелюбопытный, но гостеприимный: даже в сауне помылись! Надо мне у себя построить, что– то я это дело упустила…

Эйнар общался свободно, местные кормили, помогли набрать саженцев, смеялись над моей затеей, вручили бочонок моченой брусники (???) и вяленой трески мешок (вкусная, мне понравилась).

Сошлись на любви к грибам: свеи удивились, что даны знают такое. Проверяли меня…Ха! Обломись! Собрала, перебрала, отварила, пожарила, лапшу намесила…После этого вынесли мешок сушеных белых! Не солят они, не маринуют, увы. Говорят, дорого, но рецептик взяли…

Короче, теперь у нас посажены хвойные, и есть семена –не знаю, примутся ли, но рассыпали в лесу. А я навострилась еще куда– нибудь сходить по морю. Понравилось мне (но не Айрис!) это дело!

* * *

Октябрь 1773 года, поместье Мозеби

Сижу над страницей уже битый час, в голове –каша, мысли блохами скачут, а изложить …Еще и погода как по заказу – дождь барабанит в стекла, серость и сырость, душа ноет…

Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без неё прожить? Просите и дано вам будет, да только не забывайте, что у богов своеобразное чувство юмора имеется, и они предпочитают смеяться последними…

Хотелось узнать, каково это любить душой и телом? Узнала…

Сожалею ли, что досталась такая доля? НЕТ! Пусть и было сто часов счастья, как в песне, зато все вопросы отпали, как листья с деревьев по осени, обнажив саму суть женской мечты о счастье – ощущении чувства принадлежности, нужности, заботы, ласки, молчаливого понимания, поддержки, взрыва телесных эмоций и последовавшего будто бы обновления и желания ЖИТЬ!

У меня теперь есть тайна, вот только как долго она таковой пробудет? Чем больше думаю, тем больше склоняюсь к решению разбогатеть так, чтобы никому в голову не приходило разинуть на меня и мое поведение рот. Стану эдакой чудачкой, второй королевой– девственницей типа Елизаветы Английской, менявшей любовников, но остающейся непорочной, потому как монархиня!

Надо будет – и интриговать начну! Шучу, конечно, но определенное влияние, благодаря иномирным знаниям, я приобрести определенно могу, графу Хольгеру я дала это понять, он, вон, в каждый приезд получает порцию сведений и рад до усё…, потому как его полезность король– батюшка оценил, противников у советника нет практически, его даже титулом воспитателя наследника пожаловали!

Так что, Нинель Флетчер имеет все шансы оставаться независимой благодаря протекции графа Хольгера, а значит, может бросить вызов принятым правилам поведения для вдовой аристократки, тем более, живет в глуши, в свете не светится, место свое знает и не петюкает…

Господи, какая же дичь…Но раз уж пошла такая пьянка…

Как же так всё вышло– то? Да сама не знаю, но отказываться от возможности быть любимой и счастливой я не стала, пусть это трудно…Но, народная мудрость что нам говорит? Без труда не вынешь рыбку из пруда! Так и я буду трудиться, а там ...вдруг, как в «Собаке на сене», найдется знатный отец у моего мужчины, и будет у нас обоих заслуженный хэппи– энд? Буду просить и верить, а пока – сколько бы ни было украденных у морали часов счастья, ВСЕ МОИ!

Глава 50

Виконтесса отложила перо (новенькое, тонкое, латунное), откинулась на спинку кресла, уставилась в залитое дождевой водой окно и погрузилась в воспоминания…

* * *

Никогда Нина Андреевна не считала себя авантюристкой. Оказалось, не знала себя российская пенсионерка, потому как тут, в Данске, вылезли наружу её потаенные мечтания о путешествиях и свершении неких, несвойственных даме её возраста, поступков. Хотя…Ну рванула же она на Байкал на седьмом десятке!

Так что, когда капитан «Счастливой щуки», то бишь, «Чайки», герр Ульрик Миллер, заглянув в Хесне по пути из столицы, предложил Эйнару Дану необычный небольшой кораблик, который по случаю продавал задешево один из его давешних приятелей– моряков, сын Ильзэ пришел к хозяйке Мозеби.

– Ты думаешь, эта посудина сомнительных мореходных качеств стоит того, чтобы её купить? – спросила Нинель рыбака, об уме и практичности которого была высокого мнения.

– Фру Нинель, я видел «Сирену», поговорил и с владельцем, и с многими, кто его знает. Да, корабль необычный, а сам Кнут Лауридсен слывет чудаком, даром, что удачливым, до недавнего времени, по крайней мере. Не в том дело! Продает он самолично сконструированный и построенных корабль по нужде: заболел серьезно, из детей – только дочь, ей такое наследство ни к чему. А жить надо – она замуж собралась…

– Эйнар, это понятно. Но что ты скажешь о судне? – Нина снова серьезно посмотрела на Дана.

– Если честно, я таких не видел, но, думаю, рискнуть можно. На ходу хороша: управляется просто и легко, парус странный, но ловит любой ветер, скорость выдает приличную…Необычно то, что на таком небольшом по длине и грузоподъемности судне есть и каюта, и вместительный трюм, понимаете? Может, для открытого моря и дальних плаваний она и мелковата, но вот каботаж на ней, думаю, осуществим.

– Каботаж – это вдоль берега типа? – блеснула эрудицией Нина, получив в ответ довольный кивок рыбака.

– Верно, госпожа! Вы же, я так понимаю, полюбили море и будете рады сходить куда– нибудь еще? – Эйнар откровенно посмеивался над виконтессиными желаниями, но по– доброму, без издёвки. – Я когда её увидел, подумал про Вас…

– Это ещё почему? – Нина смутилась.

– А она, как Вы: необычная, стройная и сильная, даже хищная немного, – теперь от собственных слов смутился Эйнар. – Цену хозяин назначил не так, чтоб низкую, тут Миллер лукавит, но, думаю, она того стоит. Мы с Ульриком и Янисом опробовали, это…здорово!

Нина посмотрела на вдохновленного Эйнара и, махнув рукой, согласилась: дела в поместье налаживались, идеи для заработка обретали плоть, так что…

– Сколько? – решившись, сказала Нина, и через месяц в Хесне на якоре стояла ЯХТА!

По другому попаданка не могла окрестить белоснежную красавицу метров двенадцати в длину, с косым парусом, штурвалом, крохотной каюткой и приличным трюмом.

На новое приобретение беспокойной госпожи пришли посмотреть чуть ли не все селяне. Кто– то сомневался, кто– то восхищался, кто– то (дети) просили прокатить, а у Нины захватило дух от картин собственного морского путешествия.

И черт с ними, с деньгами! Ну, посидит пару месяцев над платками и филейкой, ну, не купит пару лет новое платье, ну, продаст графу еще что– нибудь из «хорошо забытого старого», зато пройдется вдоль ВСЕХ островов Дански, для начала! Благо, морской болезни у Нинель не было.

* * *

Сделку оформлял мэтр Расмуссен (приезжал в гости как раз), попенял Нинель на расточительность и авантюризм, но «Скарлетт» (а как еще?) оценил и взял слово с Дана, что тот его возьмет в плавание по осени, когда поверенный вместе с графом приедет на ежегодную охоту (сошлись мужики на почве симпатии к попаданке и её идеям).

И в начале июля 1773–го «Скарлетт» пошла на юг к оконечности Фалькстара, оттуда – на запад по прибрежью Лойлланса, через пролив Фармниш– Бальт к острову Фармниш, и снова на юг, в сторону крупного альманского порта на материке – Любика, где кого и чего только не было, по уверениям бывавших там в годы службы охранников.

Несмотря на причитания Айрис (замуж ее надо выдавать, решила Нина), виконтесса, «кося под мальчика», Янис, Маркус и ввинтившийся в команду Ньял Хансен (хоть и одноглазый, но, как показала практика, весьма умелый боец, владеющий всеми разновидностями местного арсенала, чуткий на опасность, обожающий госпожу и …море!), запася «сухой паёк» и ведомые Эйнаром, забороздили по здешней Балтике, по ходу осваивая матросские навыки и предвкушая приключения и новые впечатления.

* * *

И тех, и других получили с лихвой, конечно: руки стирали в кровь, за борт вываливались, спали вповалку…И смех,и грех, короче! Зато видели неописуемой красоты восходы и закаты над бескрайним морем, наблюдали за игрой сопровождающий иногда яхту дельфинов (Нина так и не вспомнила, а в Балтике ТОЙ они были ?), подставляли лица свежим порывам офигительно пахнушего ветра и ...пели песни!!! Ньял особенно выделялся солеными армейскими короткими (типа частушек), а Маркус пел церковные гимны, но так солидно, с чувством, что их кажущаяся неуместность нивелировалась искренним исполнением...Нина не рискнула "палить легенду", но стих о белеющем парусе кое– как пересказала...

Белоснежка «Скарлетт» привлекала достаточно внимания, чтобы иной раз поволноваться, но, молитвами Нины и оставшихся в Мозеби домочадцев, путешествие обошлось без сильного членовредительства, катастроф и денежных потерь.

Единственное, в порту Любика пришлось нанять охрану – зеваки задолбали, как тот десантник, шутила про себя попаданка.

Взятые Ниной с собой на продажу пуховые платки оторвали с руками в одной из портновских лавок, куда Ньял привел виконтессу. Торговался коротышка, что турок на восточном базаре (по рассказам читателей библиотеки, где работала Нина), и сумел «впарить» невиданные тут изделия так, что выручки хватило на закупку двух железных модернизированных местными наконечников плугов (Маркус заценил), присмотренных Янисом плотницких инструментов хорошего качества и штуку тонкого полотна (кажется, хлопок).

Приобрели даны мешок риса (на Идину кашу), несколько пакетиков семян (по описанию продавца Нина определила баклажаны, перцы типа болгарских, арбузы, картошку (обновить посевной материал требовалось) и что– то из бобовых, десяток мотков шелковых ниток (дорого, черт, но надо!), несколько голов сахара и мешок соли грубого помола – чуть сероватой, но зато дешевле, чем на острове.

Проживание, питание (здесь и в дорогу),таможенные сборы и охрана по карману ударили, но парни умудрились, побегав– поспрошав, купить книгу по садоводству и огородничеству для Трюгве, проволоку– канитель для крючков и спиц (Маркус нарыл), стеклянный комплект под водку (мутное зеленоватое стекло, толстое, но была в нем брутальная прелесть), два десятка свечей (???), какую– то альманскую лазурь (краска, сказал Ньял, пригодится) и та– да– дам – алхимический куб или, по сути, перегонный аппарат! «Обалдеть» – только и пробормотала Нина Андреевна…

От жадности хапнули списанную парусину (над ними ржали, но отдали за символические десять талеров) моряки– иберийцы (испанцы, поняла Нина), специально пришедшие в порт Любика «переобуться», а так и от старья избавились.

После этой покупки парни признали – пора остановиться, гульнуть напоследок и айда домой: второй месяц болтаются!

Глава 51

Нина улыбнулась, вздохнула: «Хорошо было!». И снова погрузилась в воспоминания…

* * *

Остановились они в небольшой гостинице в торговом квартале, владелицей которой была вдова Ханна Майнштурм – громогласная тетка, но чистюля и хорошая повариха. Взяла дорого, но усмотрев, что Нина – женщина, выделила ей отдельные апартаменты – крошечную комнатку вдали от остальных с выходом в такой же крошечный садик.

Нина удивилась, а вот вдова – нет.

– Да всяко бывает, фрау – сказала она гостье. – У нас в Альмании вдовам проще, чем где бы то ни было, слава богу. Не притесняют сильно, дают делом заняться, замуж не принуждают особо. Не знаю, как у дворян, но в нашей среде многие женщины и трактиры держат, и гостиницы, и лавки всякие…А среди приезжих наши сестры не редкость, так же вот переодеваются и мотаются, если надо. Да и в истинном виде – тоже. Опасно, но иной раз куда деваться, коли детей ростить надо?

Говорила вдова сносно и по – англосакски, и по – дански, так что общение наладили. Парни жили вчетвером, встречались за едой утром, потом мотались по городу, вечером Нина из комнаты не выходила –вырубалась. Почему– то Любик выматывал её даже больше данской столицы – уж больно суетливый, бурлящий, разноголосый, да еще и бдить приходилось.

* * *

В последний вечер, выдав ребятишкам наличку на «сладкое» (ну она же взрослая тетка, понимает потребности, хи– хи) и, наказав быть острожными (завтра в путь и здоровье берегите, кхм), отправила товарищей «оторваться», а сама намылась и сидела в комнате, итоги подводила…

На тихий стук в дверь отреагировала спокойно – в гостинице персонал был вышколенный, а гости вели себя прилично.

– Входите! – бросила Нина и обернулась, чтобы застыть от удивления.

– Ты– ы– ы? Почему? – смогла выдавить из себя попаданка.

– Сегодня последний вечер…И я…решился…– проговорил мужчина, которого Нина…ждала.. Уж чего себе– то врать?

* * *

О том, что сын Ильзэ привлекает её как мужчина, Розанова поняла давно, но старалась не поддаваться крамоле из всех сил, предпочитая думать о нём как о красивом актере из сериала: полюбовалась и выключила.

Со временем, анализируя испытываемые ощущения и сравнивая (иной раз не могла остановиться) барона и Эйнара, она пришла к выводу, что чувства все же её одолевают, хоть и похожие, но определенно разные.

Барон Брагау всколыхнул в Нине Андреевне позабытое чувство влюбленности, породил романтические фантазии с легким уклоном в эротику, но, по большому счету, в реальность их совместной жизни она так до конца и не поверила. Поэтому, даже переживая, страдая и сожалея, отпустила героя не своего романа .

С Эйнаром дело было и проще, и сложнее…Ну, со вторым аспектом яснее– ясного – мезальянс откровенный. Нина не была ханжой, но отрицать очевидность невозможности такого союза в этой реальности –верх глупости! Пусть она и нестандартная аристократка, но – виконтесса, помещица, а Эйнар Дан – крестьянин…Куды ты прешься, дорогая? Здесь не место для ремейка «Собаки на сене», хоть обмечтайся!

Но сколько ни убеждай себя, справиться с опаляющим внутренности жаром при виде этого стройного крепкого рослого скандинава (такая вот ассоциация) с льдистыми глазами женщине с каждым разом было все труднее…Это отличалось от реакции на барона, однозначно: там было приятное тепло, с подрагиванием внизу и томлением… Соблазнительно, но прилично, короче, так по– девичьи, с румянцем и шарканьем ножкой…

Эйнар же вызывал…ЖЕЛАНИЕ – незамутненное, откровенное, ПЛОТСКОЕ…Когда Нина смогла честно себе в том признаться, она была потрясена и этим открытием, и фактом его осознания. При её– то наивной по части секса натуре и отсутствии практического опытадогадаться, что она ХОЧЕТ мужчину! Просто и откровенно…

Признать сей обескураживающий факт пришлось год назад, во время поездки к свеям, когда Нина осознала воздействие на себя мужского магнетизма Эйнара…

Стоящий на палубе полуголый загорелый широкоплечий блондин с собранными в высокий хвост золотыми волосами в лучах заходящего солнца показался ей древним богом, сошедшим в мир смертных! Она аж рот открыла и на мгновение оглохла от шума крови в ушах, такое впечатление на неё произвело представшее перед глазами зрелище…

«Я его хочу…Мамочки, так вот про что в книжках писали…Я и слов– то таких раньше не знала…Вот если он сейчас руку протянет, я за ним пойду…Господи! Это безумие…» – Нина сумела отвернуться, но ноги дрожали, сердце колотилось, губы заныли от желания почувствовать, какой поцелуй мог бы случиться с этим человеком…

Нина сглотнула и села. «Не смотри больше, от греха…»

Сколько потом было таких вот потрясающих ее женскую суть моментов, после чего Нина либо занималась делами до изнеможения, либо тренировками, удивляя стражей неутомимостью и яростью…

* * *

Мужчины были похожи фигурой, ростом, голосами, вниманием к ней. Отличия – в цвете волос и взглядах, которыми они её одаривали. Смотрели с явным интересом, симпатией, да…Но у барона взгляды были …добрыми, теплыми, ласкающими.

А вот Эйнар…Он обжигал порой, как в душу смотрел, переворачивая там все с ног на голову, при этом ни разу не переступил черту в их общении, четко соблюдал дистанцию…Однако, и его присутствие, и взгляды она чувствовала кожей и …сердцем?

Нина поймала однажды себя на мысли, что может точно сказать, где в её окружении находится сейчас Дан, когда она его увидит в ближайшее время, как он отреагирует на ее слова или анекдоты, которые внезапно она стала вспоминать и рассказывать…Он оказался ей созвучен, что ли?

Он не был простым, нет: его правильная речь, знания, ум, стать, лицо, поведение наталкивали на мысль, бредовую, конечно, но между тем … «Кто был его отец, интересно? Спросить у Ларса? Неловко как– то… Мелькало что– то вроде того, что они с матерью приехали…Но Ильзэ так органична среди селян, и про остров знает много…Что– то тут непонятное есть, определенно» – думала иногда попаданка, но тут же отгоняла такие мысли, боясь , что заведут они её не туда…

* * *

Думай–не думай, сто рублей – не деньги, приговаривала давно Нинина мать, когда решала серьезные проблемы. Так и попаданка, отказываясь принимать очевидную тягу к неподходящему мужчине, всё равно втягивалась в омут желания испытать запретное удовольствие. Подкупало ее и то, что Эйнар всегда смотрел на неё как на ЖЕНЩИНУ: не интересную и полезную собеседницу, не красивую даму, не уверенную госпожу, а просто женщину… Одета она богато или просто, смеется или грустит, причесана или разлохмачена – он всегда смотрел так, будто кроме неё нет никого важнее и нужнее.