Текст книги "Голоса потерянных друзей"

Автор книги: Лиза Уингейт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– Может, тут-то ее исследование и остановилось. Может, дальше Робин продвинуться не смогла. Очевидно, что она так и не завершила работу. Эта работа… можно сказать, она была ею одержима. – Я живо представляю, как сестра Натана изучает все эти документы, как ткет полотно семейной истории. Что же она собиралась с ним делать?

Натан озадачен не меньше меня.

– Ни для кого не секрет, что у нашей семьи есть две линии. – Он отступает от стола и хмурится. – Уверен, это именно та тема, на которую не слишком-то хочется говорить ни моим родственникам, ни многим из горожан, но никого она не шокирует… Если не брать во внимание вот это, – он стучит пальцем по крошечному белому войлочному домику, обозначающему передачу собственности в руки Джуно-Джейн, затем тянется за конвертом рядом с моей рукой и откалывает его от полотна. Аккуратным почерком Робин на бумаге выведено только одно слово: «Ханни».

Крошечный домик – миниатюрная копия поместья – отрывается и падает на листик, символизирующий историю жизни Ханни. В конверте мы находим ксерокопию газетной статьи тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, которая многое проясняет.

РАЗГРОМ ЛЖЕНАСЛЕДНИЦЫ

Поместье Госвуд-Гроув возвращено законным владельцам

По итогам более чем десятилетней борьбы за сохранение семейного наследия и преемственности бывшие владельцы плантации Госвуд-Гроув были оправданы Верховным судом Луизианы, и это решение уже не подлежит пересмотру и апелляциям. Лженаследница Госсетта, темнокожая женщина-креолка сомнительного и неподтвержденного происхождения, которая даже в суде не постеснялась назваться Джуно-Джейн Госсетт, насильно лишена собственности.

Законные наследники, прямые потомки почившего Уильяма П. Госсетта, по полному праву носящие его фамилию, торопятся занять дом и земли, чтобы защитить семейное гнездо и способствовать его процветанию.

«Разумеется, мы намерены вернуть родовому поместью его былое великолепие и благодарны суду за надлежащее отправление правосудия», – отметил Карлайл Госсетт, житель города Ричмонда Виргиния, первый кузен почившего Уильяма П. Госсетта и, следовательно, законный наследник его имущества.

В статье описывается двенадцатилетняя тяжба, в ходе которой Джуно-Джейн пытались лишить наследства – сначала вдова Уильяма Госсетта, Мод Лоуч-Госсетт, которая отказалась принимать крошечную сумму, отписанную ей супругом по завещанию, а затем к делу подключились и более дальние родственники, носящие такую же фамилию. При этом множество бывших рабов и издольщиков подтвердили происхождение Джуно-Джейн и ее право на это имущество. Адвокат из Нового Орлеана неустанно подавал на апелляцию, но в конце концов это потеряло всякий смысл. Кузены Уильяма Госсетта украли у нее наследство, и Джуно-Джейн досталось только сорок акров пойменных земель на границе с Огастинским кладбищем.

Именно здесь я теперь и живу.

Ее же собственные распоряжения относительно этой земли записаны в завещании тысяча девятьсот двенадцатого года. Его Робин прикрепила на оборотной стороне статьи. Джуно велит передать свой дом и земли Ханне, «которая была мне близка, как сестра, и стала человеком, который всегда учил меня храбрости». Остальная собственность завещалась местным детишкам, «которым я, надеюсь, верно послужила как друг и учитель».

В самом конце исследования Робин приложена газетная статья тысяча девятьсот первого года об открытии в Огастине библиотеки Карнеги для цветных. На снимке я узнаю дам из клуба «Новый век». В своих лучших платьях я шляпках они позируют на ступенях прекрасного нового здания, перед тем как перерезать ленточку. Бабушка Ти привозила с собой оригинал этого снимка в тот день, когда заезжала к ребятам с рассказом о тех событиях. Она раскопала его в коробках, куда запрятали и другие свидетельства библиотечной истории, когда эпоха сегрегации подошла к концу и в библиотеку можно было прийти любому, невзирая на расу.

Робин опознала на снимке двух участниц клуба и подписала их имена: Ханни и Джуно-Джейн. А когда я добираюсь до другого снимка, поменьше, узнаю этих двух дам, а рядом с ними вижу статую святого, ожидающую водружения на пьедестал.

Подпись под фотографией, набранная жирным шрифтом, гласит: «Первая книга библиотеки».

Я кладу голову Натану на плечо и читаю:

Внутри этого замечательного мраморного пьедестала члены библиотечного комитета разместили «Сундук века», перенесенный из Библиотеки для цветных, которая раньше стояла за церковью и дала начало новой библиотеке. Содержимое сундука, пожертвованное основателями библиотеки Карнеги в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, можно будет увидеть только через сто лет. Миссис Ханни Госсетт Солтер, недавно приехавшая из Техаса, наблюдает за установкой статуи в честь ее погибшего мужа, многоуважаемого помощника маршала, Элама Солтера, с которым она много путешествовала по стране, когда он рассказывал людям о своей работе блюстителем порядка на фронтире, после того как вынужденно вышел на пенсию вследствие серьезной травмы. Статуя создана на деньги, пожертвованные техасским и луизианским скотоводом Огастесом Мак-Клатчи, большим другом семейства Солтер и спонсором новой библиотеки, а также многих других проектов.

В «Сундук века» миссис Солтер кладет Книгу пропавших друзей, с помощью которой дальние приходы оповещались о существовании раздела «Пропавшие друзья» в газете «Христианский Юго-Запад». Благодаря объявлениям и записям в книге миссис Солтер многие семьи и разлученные возлюбленные смогли воссоединиться после всех ужасов войны и рабства. «Я ведь и сама отыскала многих своих близких, – рассказала миссис Солтер, – и потому чувствовала, что это мой долг – помочь остальным в поисках. Самая страшная мука для сердца – не знать, что сейчас с родными тебе людьми».

По завершении церемонии мраморный пьедестал с «Сундуком века» внутри будет запечатан и простоит в таком виде до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, когда значение библиотеки и историю ее создания смогут по праву оценить еще не рожденные поколения.

Не им ли предназначен проницательный и великодушный взор Святого Антония Падуанского, покровителя всех заблудших, статуя которого дожидается водружения на пьедестал?

Эпилог

Бенни Сильва, у луизианского Капитолия, Батон-Руж, 1988

Крохотная божья коровка легко, точно перышко, опускается на мой палец и цепко хватается за него – эдакий живой драгоценный камешек, крапчатый рубин с лапками. Прежде чем ветерок увлекает мою маленькую гостью за собой, в голове всплывает старая детская песенка:

«Божья коровка, ты прочь скорей лети! Пожар у тебя в доме! Детишек не спасти!»

Эти слова отзываются печалью в моей душе, когда я касаюсь плеча Ладжуны. Под сине-золотым ситцевым платьем она совсем потная. Сегодняшнее фестивальное мероприятие под открытым небом у стен луизианского Капитолия – это, пожалуй, самое крупное событие за всю историю нашего проекта, которому уже год. Сегодня мы открываем капсулу времени, а вместе с ней обретаем возможности, о которых раньше и не мечтали. Пускай мы и не смогли пока устроить представление на кладбище в городе Огастин, штат Луизиана, – и, может, никогда уже и не сможем, – мы рассказываем наши «Байки из Подземки» в музеях, университетах, библиотеках и школах уже трех штатов!

Прошитый вручную ворот Ладжуны сбился набок, обнажив золотисто-коричневую кожу, – наряд слишком велик для девочки, облачившейся в него. Из-под широкого рукава с пуговками проглядывает плотный бугристый шрам. Я невольно задумываюсь, откуда он у нее, но решаю не углубляться в эти мысли.

«Что это изменит? – думаю я. – Шрамы есть у каждого из нас».

И только если ты умеешь честно о них говорить, ты обретешь людей, которые полюбят тебя, вопреки всем изъянам. А может, как раз из-за них.

А если не полюбят? Что ж, значит, просто люди не твои.

Я обвожу взглядом нашу импровизированную площадку под деревьями, задерживаю его на дамах из библиотеки Карнеги, на младших братьях и сестрах моих учеников, на тете Сардж, на родителях-волонтерах. Все одеты в исторические костюмы, чтобы добавить аутентичности нашей задумке, выразить уважение и солидарность с теми героями прошлого, которых уже нет с нами и потому они не могут рассказать о себе. И хотя мы уже много раз выступали с «Байками из Подземки», сегодня мы впервые зачитаем объявления из рубрики «Пропавшие друзья». Мы попытались представить, как именно их могли составлять больше сотни лет назад в церкви, на крыльце, за кухонным столом, в классной комнате, куда приходили учиться те, кто не знал грамоты. В каждом городе, большом и маленьком, да что там – по всей стране писались письма в газеты вроде «Христианского Юго-Запада». Их отправляли с надеждой на то, что любимых людей, отнятых годы, десятилетия, целую вечность назад, еще можно найти.

Надо поблагодарить «Сундук века» и Книгу пропавших друзей – если бы не они, вряд ли был бы такой ажиотаж. У Капитолия я вижу даже несколько телекамер. Вообще-то они здесь, чтобы снять сюжет о каком-то спорном голосовании, но заодно решили запечатлеть и нас. Внимание со стороны СМИ обеспечило нам поддержку сановников и политиков, которые теперь прямо-таки рвутся создать видимость, будто они нам помогают.

Все это очень повлияло на детей. Они напуганы – даже Ладжуна, всегда самая спокойная и невозмутимая.

Пока одни возятся с перьевыми ручками и чернильницами, делая вид, будто сочиняют письма в газету, или склоняются над бумагами, беззвучно повторяя слова объявлений, которые скоро зачитают вслух, Ладжуна смотрит в сторону деревьев.

– Ну что, готова? – спрашиваю я, смерив взглядом ее работу – мне кажется, что тут еще есть что подправить. – Можешь прочесть вслух?

Рядом с ней, склонившись над столом, сидит Малыш Рэй и, чтобы как-то развлечься, вертит в руках перьевую ручку, украшенную жемчугом, – один из экспонатов коллекции, собранной мной за годы прогулок по распродажам и блошиным рынкам. Он даже не притворяется, будто пишет письмо, которое скоро всем зачитает.

Если Ладжуна не соберется, случится непоправимое. Вообще она должна быть спокойна, ведь назубок знает текст, который будет читать. Мы отыскали его на аккуратно вырезанном листе бумаги, спрятанном под обложкой Книги пропавших друзей. Внизу значится дата публикации в газете «Христианский Юго-Запад». По обе стороны от текста аккуратными буквами выведены имена потерянных близких – братьев и сестер Ханни, ее мамы, тети и кузенов, а также даты их воссоединения:

Митти – моя дорогая мамуля, повар в ресторане – 1875

Харди

Хет – старшая и любимая сестра, у которой уже есть супруг и дети, – 1887

Пратт – дорогой мой старший брат, машинист грузового поезда, женат, есть ребенок – 1889

Эфим – дорогая сестра и главная моя любимица, учительница —1895

Эдди

Истер

Айк – младшенький из братьев, симпатичный и образованный молодой торговец – 1877

Малышка Роуз

Тетя Дженни – любимая тетя, вышла замуж во второй раз, за проповедника – 1877

Азель – кузина и дочь тети Дженни, прачка, у которой есть дочери, – 1881

Луиза

Марта

Мэри – драгоценная моя кузина, повар в ресторане – 1875

Это история радости и обретения, боли и потери, упорства и твердости.

Ту же твердость я вижу и в Ладжуне – должно быть, она передается из поколения в поколение и досталась ей от прапрапрапрапрабабушки Ханни, хотя порой Ладжуна в этом и сомневается.

– Не могу, – еле слышно признается она, словно смирившись с поражением. – Они же все… смотрят, – она испуганно оглядывает зевак, собравшихся вокруг их необычной классной комнаты: состоятельных мужчин в ладно скроенных костюмах, женщин в дорогих платьях, нервно обмахивающихся на полуденном зное цветными листовками и бумажными веерами – теми, что остались от прошедших утром жарких политических дебатов. За ними оператор с камерой примостился у столика для пикника. Другой телевизионщик, с микрофоном на длинной стойке, расположился у противоположного конца нашего «класса».

– А вдруг получится? Нельзя вот так сдаваться, не попробовав! – я глажу ее по руке и обнимаю за плечи. Мне безумно хочется сказать: «Не принижай себя! Ты замечательная. То, что надо! Даже лучше, гораздо лучше! Ты восхитительная. Неужели ты сама этого не знаешь?»

Возможно, для нее этот путь будет очень долгим. Я прекрасно ее понимаю. Но в конце концов она станет лучше и сильнее. Она раз и навсегда запретит другим решать за себя.

Это то, чему я учу детей и пытаюсь научиться сама. Найди себя. Отстаивай свое «я». «Классная конституция», статья двенадцать.

– Не могу, – жалобно повторяет Ладжуна, схватившись за живот.

Приподняв подол пышных юбок, чтобы не запачкать их грязью, я опускаюсь на корточки и заглядываю ей в глаза:

– А от кого же еще, если не от тебя, им узнать, каково это – когда тебя похищают из семьи? Когда приходится писать объявление, чтобы получить хоть какую-то весточку от родных и любимых, а потом, скопив пятьдесят центов, подавать его в газету «Юго-Запад», чтобы его смогли прочесть во всех окрестных штатах и землях? Как они поймут, что значит упорно жаждать ответа на вопрос: есть ли рядом хоть кто-то из близких?

Худые плечи Ладжуны приподнимаются и снова поникают.

– Но ведь они тут собрались вовсе не для того, чтобы послушать меня. Это все ничего не изменит.

– Как знать. – Порой я задаюсь вопросом, а не обещаю ли я слишком уж многое, не сулю ли то, что мир не сможет дать? Вдруг моя мама права в этих своих рассуждениях о радугах и единорогах. Что, если я чересчур обнадежу этих детей, а потом жизнь нанесет им удар исподтишка, особенно таким, как Ладжуна? Мы с ней часы напролет разбирали и переставляли книги, прикидывали стоимость старинных фолиантов, планировали, какие материалы лучше заказать для библиотеки Карнеги на деньги, которые мы получим. Благодаря этому у местных детишек появятся те же возможности, что и у учеников школы у озера. А когда библиотеке сделают новую табличку, статую святого вернут на прежний пьедестал и он снова будет приглядывать за этим местом, оберегая его от возможных бед. Старую библиотеку ждет новая жизнь. Натан решил, что любимый дом Робин следует передать фонду, который займется не только делами библиотеки, но и сохранением поместья Госвуд-Гроув, где откроется центр генеалогии и истории.

Но поменяется ли от этого хоть что-нибудь в мире, не вернется ли все в привычную колею, когда все эти люди с телекамерами, политики, зеваки вернутся к своим делам и место под деревьями опустеет? Помогут ли библиотека и исторический центр добиться хоть чего-то?

– Самые важные предприятия требуют риска, – говорю я Ладжуне. Эту сторону реальности принять тяжелее всего. Нырять с головой в неизвестность страшно, но если мы не пустимся в путешествие, никогда не узнаем, чем оно закончится.

От осознания этого у меня сжимает горло, и я тут же замолкаю, и в голове проносится вопрос: «А мне-то самой хватит когда-нибудь смелости взглянуть в лицо неизвестному, пойти на риск?»

Я расправляю плечи, мысленно приглаживаю пышные юбки, смотрю в самый дальний конец нашего «класса» и вижу Натана: он стоит в последнем ряду с новой библиотечной видеокамерой на плече. Он показывает мне большой палец и улыбается так, словно хочет сказать: «Уж я тебя знаю, Бенни Сильва. Знаю, какая ты на самом деле, и верю, что ты со всем справишься».

Надо постараться стать для этих детишек человеком, которым стал для меня Натан. Он ведь верит в меня куда сильнее, чем я сама в себя верю, но сегодня речь о моих учениках. И о пропавших друзьях.

– Должны же мы, в конце концов, поведать нашу историю! Назвать имена! – заметив в опасной близости микрофон, я старательно пытаюсь изобразить учительницу «начала девятнадцатого века». – Есть одна старая поговорка, звучит она так: «Человек впервые умирает, когда перестает дышать. А вторая смерть приходит, когда его имя звучит в последний раз». И если над первой смертью мы не властны, то второй можем избежать – или хотя бы попытаться это сделать.

– Будь по-вашему, – уступает Ладжуна, и я морщусь, надеясь, что эти слова не попали в микрофон. – Но лучше, чтобы я была первой, а то еще духу не хватит. Можно я начну прямо сейчас, а остальные – потом?

Облегчению моему нет предела.

– Начинай, а остальные, думаю, всё поймут и подтянутся, – во всяком случае, хочется верить в это.

Я стискиваю зубы и скрещиваю пальцы в карманах моего простого учительского платья в крапинку, и надеюсь, что все пройдет так, как мы запланировали, что наши истории действительно что-то изменят в умах и сердцах людей, которые их услышат. Радом, на витрине, вместе с заметками, шитьем и другими артефактами из «Сундука века» лежит Книга пропавших друзей. Я думаю обо всех тех людях, которые не побоялись пуститься на поиски своих родных, рисковать и писать письма, понимая, что худшие страхи могут сбыться – ответ на письмо может так и не прийти.

И я тоже однажды пойду на риск. Когда придет время. Я разыщу маленькую девочку, которую не продержала на руках и получаса, когда медсестра забрала ее у меня, заменив на холодный, царапающий кожу пластик – папку с бумагами, которые я должна была подписать.

Как мне тогда хотелось отбросить ее, порвать в клочья, выкинуть подальше! Мне хотелось крикнуть вслед удаляющейся в белоснежных тапочках медсестре: «Верните мне ее! Я хочу еще раз на нее посмотреть! Подольше! Хочу запомнить ее лицо, запах, глаза! Хочу оставить ее себе!»

Но я делаю то, что от меня ждут, единственное, что мне позволено. У меня нет выбора. Я подписываю бумаги и оставляю их на тумбочке. А потом, когда все уходят, рыдаю в подушку.

«Это все к лучшему», – повторяю я себе мамины слова, слова советника, медсестры. Даже папа, и тот их произнес, когда я попыталась попросить у него помощи.

Это те самые слова, которые я себе твержу, кутаясь в них, словно это уютное одеяло, в каждый свой день рождения, в каждое Рождество, в каждый праздник. А их уже прошло двенадцать. Значит, ей исполнилось столько же.

Я стараюсь внушить себе, будто спасла ее от позора и общественного осуждения, которое тут же обрушилось на пятнадцатилетнюю девочку, забеременевшую от мужчины гораздо старше, соседа, у которого на тот момент имелась своя семья. Он был из тех, кто не прочь воспользоваться ребенком, растущим без отца, и его наивной потребностью чувствовать себя желанной и достойной. Предпочитаю думать, что спасла эту кроху от стыда, от которого мне самой нет никакого спасения, от презрительных взглядов, которые на меня бросают люди, от жутких оскорблений, которые я слышала от родной матери.

Я надеюсь, что подарила своей дочери замечательных родителей, которые ни на секунду не вынуждают ее усомниться в том, что она любима. Если мы еще хоть раз увидимся, я обязательно ей скажу, что не было ни секунды, когда ее не любили. Что есть человек, который любил ее с того самого момента, когда она появилась на свет, тосковал и думал о ней, надеялся, что она счастлива.

«Я помню тебя! И никогда не забывала!» – вот что я скажу моему собственному пропавшему другу в день нашего воссоединения, когда бы он ни настал.

Послесловие автора

Всякий раз, когда на свет появляется новая книга, самый частый вопрос, который приходится слышать, звучит так: «А как зародилась эта история? Что стало первым импульсом?» За других писателей не скажу, но в моем случае книга всегда получается из искры, вспыхнувшей совершенно внезапно. Если я начну нарочно ее выискивать, скорее всего у меня ничего не получится.

Я не знаю заранее, когда меня настигнет вдохновение, каким оно будет, но сразу чувствую его приход. Порой оно поглощает меня без остатка, и обычный день… тут же становится невероятным. Я мгновенно отправляюсь в увлекательное путешествие, нравится мне это или нет. И я знаю, что оно будет долгим, не понимаю, куда именно оно меня приведет, но чувствую, что сопротивляться бессмысленно.

Искра, давшая начало истории Ханни и Бенни, вспыхнула благодаря современному способу общения, а именно электронной почте. Одна любительница книг, недавно дочитавшая роман «Пока мы были не с вами», посоветовала мне подробнее изучить еще один, отчасти родственный, временной период. Как волонтер в историческом музее Нового Орлеана, она обладала доступом к базе, состоявшей из объявлений вековой давности. Ее задача состояла в том, чтобы сохранить историю рубрики «Пропавшие друзья» и сделать ее доступной для людей, которых интересуют история и генеалогия. Но сама она при этом считала, что тут есть что-то большее, чем просто сухие данные, которые надо вбить в компьютер. «За каждым из этих объявлений стоит история, – написала она мне. – Бесконечная любовь к близким, неустанные поиски, хотя многие из этих людей не виделись по сорок лет и даже больше!» Она процитировала строчку, которую прочла на последней странице обложки книги «Пока мы были не с вами» и которая особенно ее тронула:

Посвящается сотням пропавших без вести и тысячам, кто не исчез. Пусть ваши истории не забудутся.

Потом она перенаправила меня в архив «Пропавших друзей», где я словно провалилась в кроличью нору и оказалась в мире, полном отголосков давно оборвавшихся жизней, историй, чувств, стремлений, заключенных в поблекших, размытых буквах, оставленных на бумаге старыми печатными прессами. Там были имена, которые, возможно, сохранились только в этих отчаянных просьбах бывших рабов, написанных в импровизированных классах, за кухонными столами, в церквях, а потом отправленных поездами или почтовыми каретами, пароходами, а то и просто в мешке почтальона, способного добраться до самого дальнего уголка все еще расширяющей свои границы страны. Эти послания, точно на крыльях надежды, пересекали огромные расстояния.

В годы расцвета инициативы размещения объявлений в разделе «Пропавшие друзья» газету «Христианский Юго-Запад» – методистское издание, рассылаемое примерно пяти сотням проповедников, – получали восемьсот почтовых отделений и свыше четырех тысяч подписчиков. Редакция настоятельно просила пасторов зачитывать обращения с кафедры, чтобы людям проще было найти друг друга. Кроме того, тех, чьи поиски увенчались успехом, просили тоже писать об этом в газету, чтобы ободрить остальных. Рубрика «Пропавшие друзья» была своего рода аналогом социальной сети образца девятнадцатого века, способом докричаться до самых дальних уголков разобщенной, измученной, беспокойной страны, которая все никак не могла оправиться от последствий войны.

В тот самый день, просмотрев десятки объявлений, познакомившись со многими семьями, я твердо решила, что напишу историю о такой семье, распавшейся из-за жадности, хаоса, жестокости, потерявшей надежду соединиться вновь. Я понимала, что эти объявления дарили надежду там, где ее уже давно не было.

Ханни впервые заговорила со мной, когда я прочла это объявление:

«Пропавшие друзья»

Объявления подписчиков мы размещаем бесплатно. Цена публикации для всех остальных – пятьдесят центов. Сердечно просим священников зачитать своей пастве приведенные ниже истории и непременно сообщить нам, если письма в «Юго-Западе» действительно помогут кому-нибудь воссоединиться.

Господин редактор, я разыскиваю своих близких. Моего отчима звали Джордж, а маму – Чания.

Я старшая из десяти детей, и зовут меня Кэролайн. Остальных звать Энн, Мэри, Люсинда, Джордж Вашингтон, Райт Уизли, Марта, Луиза, Сэмьюэл Хьюстон, Принц Альберт – это все в порядке старшинства, – и больше у нашей матушки никого не было, но потом нас разлучили. Первого нашего хозяина звали Джепта Вутен, он увез нас из Миссисипи в Техас, где и скончался. Потом нас выкрал из Техаса Грин Вутен, племянник Джепты, он вернул нас в Миссисипи, на Перл-Ривер, а там продал адвокату по имени Бакерс Бакен, который, видимо, не удосужился за нас заплатить. Он украл отчима и старшего брата и увез в Натчез, Миссисипи, где их и продал. А остальных ради безопасности у него забрали и поместили в тюрьму в Холмсвиле, округ Пайк, Миссисипи, после чего мы попали в руки к еще одному адвокату, Джону Лэмбкинсу, который всех нас продал. Матушку вместе с троими детьми продали Билу Файлзу в округ Пайк, Миссисипи, сестру Энн – человеку по фамилии Коулман, в тот же округ, она у нас была глупенькая и ничего толком не понимала. Сестра Мэри попала к человеку по имени Амакер, жившему неподалеку от Гэйнсвиля, Миссисипи. Люсинду продали в Луизиану. Райта Уизли продали в то же время, но куда и кому, я не знаю. Марту продали в какое-то поселение по соседству с маминым, но кому, тоже неизвестно. Меня еще совсем юной девушкой продали Билли Флауэрсу. Сейчас мне шестьдесят лет, и у меня есть всего один сын, Орандж Генри Флауэрс, проповедник, который живет в Пирлингтоне, округ Хэнкок, Миссисипи, на Бэй-Сэнт-Луис. Буду благодарна за любые сведения. Писать на имя Кэролайн Флауэрс, либо преп. О. Г. Флауэрсу, Пирлингтон, округ Хэнкок, Миссисипи.

Я сразу поняла, что жизнь Ханни будет в некоторых аспектах похожа на жизнь Кэролайн Флауэрс, написавшей это объявление, с той только разницей, что Ханни отправится на поиски своих родных. Это путешествие станет настоящей одиссеей, поменявшей ее жизнь. Учитывая возраст моей героини и то, какие бесчинства творились в послевоенном Техасе, я поместила эту историю именно в тысяча восемьсот семьдесят пятый, когда после войны минуло десять лет. Хотя в действительности семьи и писали объявления в разные газеты, раздел «Пропавшие друзья» появился только в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году и просуществовал до начала двадцатого века.

Надеюсь, и вы ощутили с моими героинями такую же связь, какую чувствовала я, пока писала о них. На мой взгляд, они потрясающие женщины, оставившие наследие, которым мы наслаждаемся и по сей день. Учителя, матери, женщины, ведущие собственное дело, активистки, пионеры фермерского дела, главы сообществ, верящие – отчасти или безоговорочно – в то, что они смогут улучшить мир для нынешних и будущих поколений. И ради этого они шли на риск.

Будем и мы брать с них пример, в каких бы обстоятельствах нам ни пришлось оказаться.

Надеюсь, что моя книга поможет в этом.

Благодарности 　

Истории никогда не зарождаются сами собой – этому всегда предшествует какой-нибудь пейзаж, к которому добавляются цвета, контуры, тени. Литературные же произведения зачастую начинаются с зарисовок и только потом растут и ширятся. Они становятся своего рода общественным проектом, фреской, создаваемой множеством самых разных художников, которых роднит одно: им всем хватило доброты остановиться и заполнить одно-два пустых пятна. «Голоса потерянных друзей» – не исключение, и я не имею права закончить эту историю, не упомянув несколько имен таких добрых людей.

Сначала хочу поблагодарить тружеников из исторического музея Нового Орлеана за то, что предоставили бесценную базу объявлений о пропавших друзьях. Благодаря вам история мест, эпохи и тысяч семей не только сохранится, но и станет достоянием общественности, исследователей, бесчисленных потомков, выискивающих свои корни. В частности, хочу сказать спасибо Джессике Дорман, Эрин Гринвальд, Мелиссе Кэррье и Энди Форестеру за преданность своему делу, проекту «Пропавшие друзья» и самой истории. Дайана Плаш, что я могу сказать о тебе?

Если бы ты не рассказала мне об этом проекте, Ханни и Бенни так и не появились бы на свет. Спасибо, что познакомила меня с ним, что помогаешь расширять базу, а еще за то, что поделилась со мной историей своей семьи. Я всегда буду благодарна вам с Энди за те многочасовые разговоры, когда я выслушивала вас, пропитывалась историей, изучала старинные документы, разговаривала с Джесс и ее близкими, гуляла по тихому кладбищу, читала истершиеся надписи и гадала, что же за всем этим скрыто. Самое удивительное в подобных литературных путешествиях – то, что они порождают дружбу в реальном мире. И я счастлива, что теперь у меня есть такие друзья.

Благодарю отзывчивый народ Луизианы, который не поскупился на время и знания и устраивал мне замечательные экскурсии, когда я приезжала в штат, знакомил меня со своей родиной. Впрочем, чего еще ждать странствующему писателю от края, известного своим гостеприимством? Особенно я благодарна хозяевам, экскурсоводам, кураторам Плантации Уитни и дружелюбному персоналу Креольского национального исторического парка на реке Кейн. Спасибо вам, смотритель парка Мэтт Хауш, за то, что взяли меня под свое крыло, устроили фантастический тур с учетом моих личных интересов, ответили на все вопросы, даже подтвердили наличие тайных люков в полу поместья на плантации.

Как и всегда, я (и моя история) очень многим обязаны невероятной группе из родственников, первых читателей и давних приятелей, которые помогли воплотить задумку «Голосов потерянных друзей». Спасибо моей коллеге Джуди Кристи за наши посиделки на качелях во время «зарисовочной» стадии этой книги, за то, что мы обменивались идеями, а ты потом великодушно прочла несколько черновых вариантов романа и добавила не только комментарии человека, жившего в Луизиане, но и выказала мне поддержку и любовь, а еще здорово поднимала настроение совместными обедами (до чего хороши были те куриные супы и чили!). Спасибо моей маме, тете Сэнди, Дуэйну Дэвису, Мэри Дэвис, Аллану Лазарусу, Дженис Роули и великолепному редактору-ассистенту Ким Флойд. Вы лучшая команда бета-ридеров в мире! Благодаря вам история стала еще лучше, а Ханни и Бенни добрались до финишной прямой. Уж не знаю, что бы с ними было, если бы не вы.

Если говорить о бумажной стороне вопроса, то я безмерно благодарна моему чудесному агенту Элизабет Уид, поверившей в эту историю с самого первого упоминания о замысле и вдохновившей меня на ее написание. Ты лучшая! Спасибо редактору Сюзанне Портер за пошаговую помощь и работу с многочисленными версиями текста. Ну и какая книга вообще возможна без команды идеальных издателей? Спасибо Каре Уэлш, Ким Хоуи, Дженнифер Хершей, Скотту Шэннону, Сьюзан Коркоран, Мелани Денардо, Рэйчел Паркер, Дебби Эрофф, Коллин Нуццио и Эмили Хартли за то, что стали мотором, запустившим эту книгу, за то, что отмечали со мной каждую издательскую веху, и за то, что с вами так легко и радостно работается. Не могу себе даже представить более прекрасного путешествия, чем то, в которое мы отправились вместе. Я благодарна и отделам производства, маркетинга, связи с общественностью, продаж, дизайнерам первого издания книги. Если бы не вы, эти истории никогда бы не добрались до книжных полок, ночных столиков и читательских рук.

Кстати сказать, о читателях. Я безмерно благодарна всем продавцам книг, библиотекарям, лидерам сообществ, которые проводили обсуждения моего романа и автограф-сессии, писали письма, рекомендовали мою книгу читателям, устраивали заседания книжных клубов, приглашали меня в книжные магазины в своих городах. И наконец (хотя это самое важное!), хочу выразить бескрайнюю благодарность всем своим друзьям-читателям, не важно, живете вы за углом или на другом конце света. Спасибо, что подарили моим книгам любящий дом. Спасибо, что делитесь ими с друзьями и семьей, вручаете незнакомцам в аэропортах и предлагаете для обсуждения в книжных клубах. Благодаря вам мир узнает о моих историях. И за это я навсегда перед вами в долгу.