Текст книги "Исчезновение"
Автор книги: Лиза Гарднер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Глава 20
Вторник, 17.08
Голос в трубке по-прежнему звучал неестественно ровно.
– Я не люблю, когда собирается много народу.
– Я тоже предпочитаю небольшие вечеринки, – отозвался Куинси.
Его мозг лихорадочно заработал. Хорошо, если бы перед ним лежали письма, тогда можно было бы как следует все проанализировать. Предполагалось, что он будет беспристрастен. Получит пачку фотографий и список имен, которые ничего для него не значат, и будет хладнокровно оперировать фактами, находить ключевые моменты, а потом отступит на задний план и понаблюдает за тем, как остальные осуществляют его стратегию.
Куинси привык работать постфактум, когда преступление уже совершилось. Он читал то, что было написано другими, и говорил, что им делать дальше. Сам же он находился как бы вне случившегося. Ему, например, еще не доводилось разговаривать по телефону с Эн-Эс, похитившим его жену.
Он присел на краешек стула, и в его голосе послышалась дрожь, которую он никак не мог унять.
– Вы не следуете инструкциям, – произнес голос в трубке.
– Я хочу заплатить выкуп, – твердо сказал Куинси. Нужно уговаривать, а не бросать вызов. Умилостивить, а потом заставить. – Я очень хочу сделать так, как вы велите. Но банк отказывается сразу выдать мне такую сумму. Есть определенные правила…
– Вы лжете.
– Я был в банке и…
– Вы лжете! – Незнакомец заметно повысил голос.
Куинси остановился на половине фразы и тяжело задышал. Они допустили ошибку. Похититель что-то знает – видимо, он располагал большей информацией, нежели они предполагали.
– Вы не были в банке, – сказал похититель.
Кинкейд яростно зажестикулировал, делая вид, будто держит телефонную трубку. Нужно сказать, что он звонил в банк? Куинси покачал головой. Слишком много неизвестных. Может быть, похититель следил за банком. Или у него есть свой человек среди сотрудников, или, еще хуже, он сам там работает. Они не последовали его указаниям и теперь расплачиваются за это.
– У меня есть деньги, – сказал Куинси. – Дома. Сейчас не время обсуждать, где именно я их взял.
Намек сработал. Послышался смех – с металлическим призвуком.
– Я думал, этого будет достаточно, – быстро продолжил Куинси. – Я мог бы заплатить вам без свидетелей. Но когда я пересчитал деньги, выяснилось, что их не хватает. Я побоялся, что, если я приеду с половиной суммы, вы рассердитесь. Я не хочу, чтобы вы сердились.
– Вы подключили полицию.
– Я этого не делал. Полицию вызвал редактор «Дейли сан», когда получил ваше письмо. Потом полиция приехала ко мне. Я пытаюсь с вами договориться. Я готов сделать так, как вы просите.
– Почему?
Этот вопрос испугал Куинси, заставил его на секунду ослабить внимание.
– Рэйни – моя жена, – ответил он.
– Вы ее бросили.
Он не смог найти ответа. Откуда ему это известно? Или это уловка Рэйни? «В моем похищении не будет никакого проку, у меня нет никого, кроме мужа, но он меня бросил и, конечно, не захочет платить».
А может, похититель вовсе не посторонний человек? Может, это коллега или даже друг? У Куинси возникло неприятное подозрение. И это ему совсем не понравилось.
– Вы любите свою жену? – спросил механический голос.
Куинси закрыл глаза. Нехороший вопрос. Он чувствовал, что за этими словами стоит угроза, предвестие грядущей беды.
– Рэйни всегда была замечательной женой, – тихо ответил он. – Мы подумывали о том, чтобы усыновить ребенка. Она активно занималась общественной деятельностью. Собирала деньги на памятник маленькой девочке из Астории, которую убили этим летом. Наверное, вы об этом слышали.
Но Эн-Эс не заглотил наживку.
– Она обо всех заботится, – с издевкой произнес он. – Какое сострадание! Это делает честь ее полу.
– Вы сказали, что вы не чудовище. Наверное, такие вещи имеют для вас значение. Можно мне поговорить с Рэйни? Дайте ей трубку. Докажите, что вы тоже готовы к сотрудничеству.
– Вы не заплатили.
– У меня есть деньги…
– Этого мало.
– Я найду десять тысяч…
– Этого мало. Вы не подчинились и должны быть наказаны. Я человек слова. – Эн-Эс собирался отключиться.
– Подождите! – крикнул Куинси. – Дайте трубку Рэйни. Позвольте мне поговорить с ней. Если я пойму, что с ней все в порядке, то привезу вам больше денег. У меня есть счет в банке. Я люблю свою жену. Я готов заплатить выкуп!
– Любви не существует, – произнес Эн-Эс. – До свидания.
Звук пропал.
– Дьявол! – Куинси запустил мобильник через всю комнату, но ему показалось этого мало. Он схватил металлический складной стул и занес его над головой. Мак поймал его за левую руку, Кинкейд повис на правой. Куинси боролся с ними обоими. Он устал и замерз, перемазался в грязи и коровьем дерьме. Ужасный голос по-прежнему звучал в его ушах. Куинси чувствовал, как по его лицу текут слезы.
Он не справился. Задал слишком мало вопросов, вообще ничего не сделал. Ему следовало привезти деньги или хотя бы их часть, если уж таков был план. Нужно было проявить простую предусмотрительность – на тот случай, если кто-нибудь спросит, но ведь он был слишком занят спорами с Кинкейдом и собственным расследованием. Он слишком часто повторял себе: какой ты умный, Куинси, ты сделал первые шаги.
Он сглупил, и теперь Рэйни будет страдать. Она узнает, что он не справился. Она как никто другой способна понять, что это значит, когда преступник приближается к тебе с ножом.
Мак и Кинкейд повалили Куинси на пол. Он коснулся щекой прохладных досок, но едва почувствовал это – как и то, что двое мужчин навалились на него всей тяжестью, пытаясь удержать.
– Вызовите службу спасения! – крикнул Кинкейд. – Врача, живо!
Идиот, подумал Куинси. Помощь нужна только Рэйни.
А потом весь мир заволокло чернотой.
Вторник, 17.43
Кимберли ехала мимо ярмарочной площади, направляясь к департаменту защиты дикой природы, когда увидела «скорую помощь», которая выезжала с парковки. Она нажала на тормоз и выскочила из машины, прежде чем та успела остановиться. Слева, у больших металлических дверей, слонялась целая толпа полицейских. Кимберли протиснулась внутрь, ища Мака, отца или Рэйни.
– Что случилось, что случилось?
Мак заметил ее первым. Он быстро подошел и обнял, не сказав ни слова.
– Папа? Папа? Папа?!
– Ну-ну. Дыши глубже. Соберись. Успокойся.
Она не могла успокоиться. Ее отец лежал на полу, укрытый одеялом, мертвенно-бледный и очень прямой, а над ним склонился пожилой мужчина в темном костюме и со стетоскопом в руках. Этого не должно было случиться. Господи, она же оставила его буквально на минуту!
– Что произошло? – Ее резкий голос прокатился по всему помещению. Мак прикрыл ей рот ладонью и крепко прижал к груди, как будто его присутствие могло что-нибудь исправить.
– Детка, детка, все не так плохо, как кажется. У твоего отца сердечный приступ. Кинкейд позвонил в «Скорую помощь», а Шелли Аткинс прислала врача. Видишь, его осматривают.
– Но «скорая» только что уехала. Если у него сердечный приступ, разве его не должны были отправить в больницу? Что это значит?
– Он отказался ехать.
– Убью сукина сына!
– Успокойся. – Мак одной рукой поглаживал ее плечо, а другой по-прежнему крепко обнимал за талию. Кимберли поняла, что вся дрожит – трясется как осиновый лист. Если бы Мак ее не держал, она бы упала.
– Ему позвонили, – шепнул он; эти слова были предназначены только для ее ушей. – Позвонил похититель. Дела пошли не слишком хорошо. Эн-Эс намекнул, что, раз мы отказались выполнить его требования, он отыграется на Рэйни.
– Нет!
– Твой отец… переволновался. Когда мы попытались его успокоить, он словно с цепи сорвался, честное слово.
– Как он себя чувствует? – испуганно спросила Кимберли.
– Не знаю, детка. Я не врач. Но, судя по всему, твоему отцу нужен отдых.
Она кивнула, уткнувшись ему в грудь. Она обнимала Мака так же крепко, как и он ее, не в состоянии смириться с тем, что ее отец неподвижно лежит на земле.
– Он еще никогда не выглядел таким старым, – шепнула Кимберли.
– Понимаю.
– Они с Рэйни собирались уйти на покой и усыновить ребенка. Я всегда думала, что у него еще целая жизнь впереди.
– Понимаю, малыш.
– Ох, Мак, – выдохнула Кимберли. – Бедный папа… Бедная Рэйни…
Вторник, 18.04
Врач наконец закончил осмотр. По его требованию Мак подогнал машину. Вместе с Кинкейдом они помогли Куинси забраться внутрь и усадили его на заднее сиденье, где он мог устроиться поудобнее. Кимберли дважды пыталась прорваться к нему, но Мак не пускал.
– Сначала поговори с врачом, – настойчиво советовал он.
– Ты просто боишься, что я на него наору.
– Ты и так на него наорешь. Но сначала поговори с врачом.
Доктор был готов с ней побеседовать; Кимберли и в самом деле хотелось на кого-нибудь наорать.
– Это был сердечный приступ? – спросила она.
– Давление повышено, пульс учащенный, – сообщил врач. – И это наводит меня на мысль о том, что возможность приступа не исключена. Нужно тем не менее провести ряд исследований, прежде чем делать выводы.
– Так проведите!
– Ваш отец должен отправиться в больницу.
Кимберли прищурилась:
– Он по-прежнему отказывается ехать?
– Ваш отец полагает, что он всего лишь переволновался, – и это, судя по всему, не исключено.
– Кто здесь врач, вы или мой отец?
– Вашего отца очень трудно переубедить.
– Кто-нибудь мне поможет? Если у него нет с собой пистолета – значит, я единственный член нашей семьи, у которого есть оружие. Следовательно, полагаю, мне удастся настоять на своем.
Доктор незаметно сделал шаг назад.
– Мне бы хотелось знать, кто-нибудь из родителей вашего отца страдал сердечными заболеваниями?
– Его мать умерла молодой. По-моему, от рака. А отец… – Кимберли помедлила и наконец сказала: – От болезни Альцгеймера.
По крайней мере это было недалеко от истины.
– А их родители? Ваши прабабушка и прадедушка?
– Не знаю.
Врач задумался.
– Мое мнение как специалиста таково: наилучшим решением было бы немедленно отправить вашего отца в больницу и провести серию анализов. Если больной тем не менее решительно против этого, – он закатил глаза, – то я могу по крайней мере порекомендовать ему отдых, горячий душ и сухую одежду. И никаких нагрузок в течение следующих сорока восьми часов.
– Да, вы правы. – Кимберли огляделась и тяжело вздохнула. – Вы не знаете, почему здесь столько полиции?
– Полагаю, у них горячая пора.
– Пока Рэйни не нашлась, я не смогу удержать отца в отеле.
– Тогда хотя бы обеспечьте ему относительный комфорт. Сухая одежда, горячий суп, несколько часов сна. Если он на что-то пожалуется, немедленно вызывайте 911. И пожалуйста, мисс Куинси, не выпускайте его из поля зрения.
Врач собрал вещи. Кимберли подошла к машине. Отец сидел с закрытыми глазами, но она не верила, что он спит. Забравшись на заднее сиденье, она положила его ноги к себе на колени и принялась массировать лодыжки. Кимберли внимательно посмотрела на его лицо и с облегчением увидела, что оно по крайней мере слегка порозовело.
– Мы не сдадимся, – негромко сказала она и добавила: – Рэйни знает, что ты ее любишь, папа.
Куинси наконец открыл глаза:
– Нет, детка. В этом-то и была проблема. Она никогда мне не верила.
Кимберли наклонилась к отцу и обняла его. И впервые в жизни он не отстранился.
Вторник, 19.04
Письмо пришло через час. Репортер «Дейли сан» Адам Даничич объявил, что он полмили шлепал по грязи к своей припаркованной машине лишь затем, чтобы обнаружить на ветровом стекле полиэтиленовый пакет.
По-прежнему готовый к сотрудничеству, как он заверил Кинкейда по телефону, Даничич привез посылку в «штаб». Как догадался Кинкейд, репортер предварительно сфотографировал письмо.
Посылка, как выяснилось, состояла из двух частей – обернутого в полиэтилен письма и еще одного пластикового пакета, наполненного чем-то темным и зловещим. Содержимое подергивалось. Пакет был покрыт каплями воды, так что рассмотреть его как следует не удавалось.
– Сначала письмо, – сказал Кинкейд. За столом в «штабе» он занимал место председателя. Рядом с ним стояли Шелли Аткинс, Куинси, Кимберли и, наконец, Мак. После приступа Куинси вел себя очень тихо. Кинкейд понял, что работать теперь будет проще, но по-прежнему волновался за него. Не то чтобы он был готов прижать его к сердцу, но бывший агент ФБР начинал ему определенно нравиться. И он искренне беспокоился о том, что могло случиться с его женой.
Сержант натянул одноразовые перчатки и осторожно развернул письмо. Бумага была сложена вдвое, квадратиком. Чернила расплылись – письмо отсырело, несмотря на то что было завернуто в полиэтилен. Кинкейду пришлось потрудиться, чтобы раскрыть его, не разорвав.
Развернув листок, он прочел вслух:
– «Уважаемые представители прессы и силовых структур! Я изложил вам свои простые требования и пообещал, что, если вы сделаете, как я прошу, никто не пострадает. Вы предпочли поступить вопреки моей просьбе, предпочли бросить мне вызов, выпустить зверя из клетки, и теперь все последствия на вашей совести. Сумма выкупа поднимается до двадцати тысяч. Наличными. Скоро поймете почему. Завтра, в десять утра. Принести деньги должна женщина. Дайте ей мобильник Куинси. Я позвоню ей и передам указания. Если снова не послушаетесь – будет хуже. Как вы видите, я человек слова. Искренне ваш, Натан Леопольд».
– Леопольд? – уточнил Кинкейд.
Шериф покачала головой. Куинси тоже.
– Я могу поискать имя в Интернете, – сказала Кимберли, но не тронулась с места. Она не отрываясь смотрела на полиэтиленовый пакет. Он шевелился и как будто двигался сам по себе.
Кинкейд пристально взглянул на репортера, который по-прежнему маячил в комнате.
– Вы это трогали? – Он указал на пакет.
– Нет, – ответил Даничич.
– Я не шучу. Вы открывали его, пытались заглянуть внутрь?
Даничич покраснел. Он вздернул подбородок, как будто оскорбили его профессиональную гордость, но потом все же признался:
– Да, я об этом подумал. Но эта штука так дергалась у меня в руках…
– Дергалась?
– Ну да. Честное слово. Я решил, что лучше оставить ее профессионалам.
Кинкейд приподнял бровь. Впервые он заметил, что Даничич занял место поближе к двери. Ясно, что репортер «Дейли сан» не собирался полагаться на удачу.
Сержант тяжело вздохнул и потянулся к пакету. Сзади раздался негромкий щелчок – это Шелли Аткинс расстегнула кобуру. Кинкейд остановился.
– Вы знаете, что это такое? – спросила Аткинс.
– Нет, но я бы предпочел, чтобы у меня остались целыми все пальцы.
– Ладно, постараюсь сохранить вам пальцы. Впрочем, за мизинцы не поручусь…
Кинкейд поднял мокрый от дождя пакет и осторожно его пощупал. Что-то плотное, свернутое кольцом. Ему это не понравилось.
– Если это змея, – негромко сказал он Шелли, – то плевать на мои пальцы, снеси ей башку. Пристрели ее.
– Ладно…
– Мне бы следовало стать бухгалтером.
Кинкейд открыл пакет и вытряхнул его содержимое на стол. Наружу выпал толстый влажный жгут, собранный с одного конца. Сержант подождал, что будет дальше. Шипение, укус, щелчок челюстей? Ничего. Темный жгут неподвижно лежал на столе.
– Это волосы, – объявила Шелли Аткинс, заглядывая Кинкейду через плечо. – Человеческие волосы.
Куинси поднялся со стула, подошел ближе, и Кинкейд увидел подтверждение собственной догадки, написанное на лице бывшего агента ФБР.
– Это волосы Рэйни, – произнес Куинси. – Он их отрезал. Посмотрите на концы. Он отрезал их ножом.
Куинси поддел влажную прядь пальцем, и вдруг оттуда что-то выскочило.
Кинкейд отпрыгнул, Шелли взвизгнула. Маленький черный жук побежал через стол и скрылся в груде бумаг.
– Какого черта, что это? – крикнул Кинкейд.
В углу Кимберли негромко простонала:
– Ох, Дуги…
Глава 21
Вторник, 19.32
Звук льющейся воды разбудил Рэйни. Голова ее откинулась назад, она дернулась, как будто очнувшись от глубокого забытья, и ударилась о деревянную балку. Вздрогнула – и тут же все ее тело заныло.
Она была в каком-то новом месте. Тот же бесконечный мрак вокруг, разумеется, но при этом отчетливый, резкий запах. Грязь, плесень, гниль. Во всяком случае, это не наводило на мысли ни о чем хорошем.
Ее руки по-прежнему были связаны спереди, щиколотки стянуты, на глазах повязка. Зато во рту больше не было кляпа. Она могла глотать, двигать языком – роскошь, о которой не подозревают большинство людей. Ненадолго ее посетил соблазн поднять голову и закричать, но потом Рэйни подумала, что ей не хватит сил. Затем ей пришла еще одна мысль: почему похититель не вернул кляп на место? Может, потому, что ничего не изменится, даже если она закричит? Наверное, она слишком далеко.
Земля под ней была влажной. Рэйни начала дрожать и впервые за все время поняла, насколько она продрогла. Сырость пропитала одежду, пронизывала до костей. Рэйни свернулась клубочком, инстинктивно пытаясь сохранить тепло, но этого было недостаточно. Зубы стучали, в голове что-то болезненно пульсировало, и все ее порезы и ушибы горели огнем.
Это подвал, подумала она. Здесь холодно и сыро; дождевая вода месяцами сочится сквозь стены и лужами собирается на полу. Здесь пахнет прелой листвой и грязным бельем. И здесь ее никто не найдет. Здесь огромные пауки плетут свои замысловатые сети, сюда приходят умирать мелкие животные.
Рэйни попыталась сесть, но потерпела неудачу и тут же почувствовала, что левый глаз под повязкой оплыл и закрылся. Дальнейшее исследование показало, что у нее рассечена губа, разбит лоб, и все тело, от шеи до самого низа, покрыто бесчисленными порезами – одни из них были неглубокими, зато другие – довольно опасными. Голова кружилась – от потери крови или от голода, она не знала, да это и не было важно. Она избита и изранена, и грудная клетка болела, когда она пыталась вдохнуть поглубже.
Рэйни замерзала – в буквальном смысле слова. Ей было неприятно прикасаться к собственному телу, холодному и влажному на ощупь, точь-в-точь как труп в морге. Нужно найти сухое место. Нужны чистая одежда, груда одеял и огонь в камине. Она сунула бы руки в самое пламя, чтобы согреться. Она вспомнила бы те дни, когда сидела, прижавшись к груди Куинси, а он гладил ее волосы.
Мысль о волосах была последней соломинкой. Рэйни начала громко всхлипывать – ее охватила невероятная скорбь, от которой только усилились боль в груди и ощущение пустоты в желудке. Она расплакалась и пришла к неизбежному выводу: все очень плохо. Если ничего не изменится в самое ближайшее время, она, наверное, умрет.
Забавно, как иногда одна деталь помогает разглядеть всю картину в целом. Достаточно было обрезать ей волосы, чтобы она наконец ощутила весь ужас своего положения.
Сначала Рэйни не поняла, что собирается делать похититель. Она услышала, как он вытаскивает нож. Почувствовала лишь, как намотал ее волосы на кулак. Потом он откинул ей голову назад, и она попыталась заслонить горло. Ее связанные руки взметнулись к ключицам, а в памяти мелькнули фотографии с места преступления: белое женское горло, зияющее жуткой раной.
Он начал срезать ей волосы, и вдруг случилось нечто странное: Рэйни обезумела.
Она смирилась с тем, что у нее связаны руки. Смирилась со своими обездвиженными ногами, с повязкой, закрывавшей глаза, и кляпом, иссушившим рот. Но мысль о том, что ей отрежут волосы, была нестерпима. Это ее единственное сокровище, ее единственная прелесть. Разве Куинси будет любить свою жену, если она лишится волос?
Рэйни ударила похитителя локтем. Тот не ждал нападения, и ей удалось крепко врезать ему по ребрам. Он издал странный сдавленный звук, захлебнулся воздухом, а потом в ярости выдернул у нее целую прядь.
– Какого хрена ты это делаешь? – крикнул он. – У меня в руках охотничий нож, черт возьми. Стой спокойно!
Рэйни не могла стоять спокойно. Она рванулась изо всех сил, пытаясь нащупать какое-нибудь жизненно важное место у своего противника. Тот упал, она тоже. Они катались по земле, связанная Рэйни извивалась, как червь, похититель барахтался, как раненый бегемот. Она пыталась закричать, издать оглушительный первобытный вопль ярости, боли и ненависти, но из ее горла не вырывалось ни единого звука. Пусть даже ее рот больше не был запечатан клейкой лентой – гнев Рэйни оставался запертым в груди.
Похититель не соврал насчет ножа. Он полоснул ее по плечу – может быть, случайно. Потом еще раз, уже намеренно, и все-таки она не могла остановиться.
Рэйни его ненавидела. Ненавидела изо всех своих сил – эта ненависть копилась в ней десятилетиями. Она ненавидела его за отца, которого не знала. Ненавидела за все те случаи, когда кто-нибудь из дружков матери шлепал ее по заднице. Ненавидела за Лукаса, который изнасиловал ее, когда она была слишком молода, чтобы защищаться, и слишком бедна, чтобы кто-нибудь ей поверил. Ненавидела за Аврору Джонсон, потому что дети не должны испытывать такую боль и такой ужас.
Она ненавидела его за Куинси – особенно за Куинси, потому что тот должен был спасти ее. В глубине души Рэйни верила, что Куинси каким-то образом ее спасет. Ведь так обычно и бывает. Она злая, упрямая, эгоистичная. Но Куинси был ее опорой. Он ждал, он терпел. Он любил ее. Даже когда она ужасно себя вела, когда переставала сдерживаться, он ее любил.
Единственное, что у нее было в жизни хорошего, – это Куинси.
Каким-то образом ей удалось навалиться на своего противника. Тот лежал на спине и не мог встать – ноги его скользили по грязи. Если она сможет его удержать, обездвижить…
Он снова полоснул ее по предплечью. Она смутно почувствовала боль, продолжая вслепую молотить похитителя связанными руками. Потом пальцы Рэйни нащупали его запястье. Она погрузила большие пальцы в мягкое основание ладони – там, где сходятся нервы и сухожилия, – и мужчина зашипел от боли.
– Я тебя убью! – взревел он.
– Убей! – заорала она в ответ.
Он рванулся, бросив ее в грязь. Рэйни висела у него на руке, как бульдог.
– Сука!
Она чувствовала, как он пытается подняться. Рэйни снова лягнула его, угодила в лодыжку, и похититель рухнул.
Теперь он колотил ее левой рукой – кулаком, по плечам, по голове. Ей было все равно. Она находилась слишком близко к нему, так что он не мог как следует замахнуться. Нужно просто не выпускать его запястье – она уже буквально видела, как пальцы разжимаются, нож падает наземь…
Он хватил ее кулаком по ребрам. Рэйни задохнулась. Видимо, похититель понял свое преимущество и нанес второй удар – по почкам. В низу живота вспыхнула боль, по ногам что-то потекло. Она обмочилась. Похититель низвел ее до уровня животного, которое мочится от ужаса, пытаясь убежать.
К черту. Она выпустила его запястье и изо всех сил вцепилась зубами ему в предплечье.
– А-а-а!..
Рэйни мотала головой из стороны в сторону, совсем как разъяренная собака. Она хотела прокусить ему руку до кости, хотела ощутить вкус крови. Она буквально жевала его тело, погружая зубы все глубже.
– Сука…
Он по-прежнему не мог воспользоваться ножом, зажатым в правой руке, и был не в состоянии как следует ударить левой, чтобы заставить ее разжать челюсти. «Я победила», – подумала Рэйни и с восторгом увидела себя со стороны: она отгрызет ему руку и выплюнет кисть. Когда ее спросят, как ей удалось отбиться от вооруженного мужчины, связанной и лишенной зрения, она ответит: «Я просто представила, что передо мной аппетитный бифштекс».
Он снова ударил Рэйни по почкам, сжал ее ноги своими и подмял под себя, пытаясь вдавить в грязь. Она пыталась оттолкнуть его, сохранить преимущество, остаться сверху…
Рэйни сражалась. Она кипела яростью. Но ее противник наконец сообразил, что делать.
Он зажал ей нос, и вскоре все было кончено. Будешь кусаться – задохнешься. Разожмешь челюсти – тебя зарежут.
Смешно, но до этого момента Рэйни не отдавала себе отчета в том, как ей хочется жить.
Она снова вспомнила об Авроре Джонсон. Обо всех маленьких девочках, у которых не было ни малейшего шанса. И впервые за долгое время подумала об Аманде – дочери Куинси.
«Прости», – сказала она про себя. Рэйни просила прощения не у погибшей, а у Куинси. Он уже и так многое потерял, и она бы очень хотела оградить его от боли на этот раз.
Рэйни разжала челюсти. Похититель отдернул руку, издал хриплый вопль и выругался, а потом двинул ее в глаз.
Сила удара отбросила ее назад. Она упала наземь и покатилась по грязи. В голове словно что-то взорвалось. Перед глазами Рэйни замелькали ослепительные белые искры.
Потом она услышала, как похититель поднимается и направляется к ней. В ее сознании мелькнул образ огромного неповоротливого зверя – может быть, чудовища из глубокой лагуны.
«Я люблю тебя, Куинси», – подумала она.
А потом похититель поднял нож и ударил ее рукояткой по голове.
Рэйни встала, заставив себя подняться с сырого пола. Мышцы, словно в знак протеста, свело судорогой. Держаться прямо было очень трудно: ребра начинали невыносимо болеть. Она согнулась и, шаркая ногами, как старуха, двинулась вперед.
Рэйни коснулась пальцами стены и отдернула руку. Что-то холодное, скользкое – судя по всему, мокрый цемент. Она пошла в другом направлении, маленькими шажками, чтобы составить какое-то представление о месте своего заточения, и стукнулась обо что-то деревянное. Голень тут же заныла. Выяснилось, что это верстак – разумеется, без инструментов. Потом она запуталась в паутине. Что-то большое и мохнатое коснулось щеки, и Рэйни собрала всю свою волю, чтобы не завизжать.
У противоположной стены она обнаружила деревянную лестницу. Руками насчитала десять ступенек – выше дотянуться не смогла. Возможно, ступеньки вели к двери. В своем нынешнем состоянии она не решилась по ним карабкаться – тем более что единственный выход наверняка был наглухо закрыт. Она вернулась к верстаку. Его пыльная деревянная поверхность была гораздо теплее пола. Рэйни поджала ноги, свернулась калачиком и попыталась вообразить, что она в своем любимом баре.
Горло горело. Она закашлялась, и от этого заболели ребра. Интересно, что сейчас делает Куинси? Наверное, сводит местных детективов с ума, решила Рэйни и улыбнулась.
Пальцем она вывела на крышке верстака единственные слова, которые Куинси нужно было знать: «Я тоже тебя люблю».
Сверху донесся звук. Дверь открылась, на ступеньках послышались шаги.
Она замерла, попыталась развернуться, приготовиться к обороне.
Раздался негромкий удар – и стон.
– Вот тебе подарок, – сказал мужчина, возвращаясь наверх. Дверь захлопнулась, Рэйни услышала, как щелкнул замок. Тишина.
– Эй? – окликнула она.
Рэйни медленно пошла к лестнице, вытянув руки перед собой и щупая пальцами темноту. На полу лежало тело, свернувшись точно так же, как недавно она сама. Гораздо меньших размеров, чем она ожидала, в отсыревших джинсах и насквозь мокром свитере.
Ее пальцы задвигались, нащупали ссадину на затылке, потом дотронулись до лица.
– О нет!..
Рэйни положила мальчика к себе на колени, покачала неподвижное тельце, пытаясь согреть его оставшимся теплом, погладила холодную щеку.
– Все будет хорошо, все будет хорошо, – непрерывно бормотала она.
Рэйни не знала, кого она пытается успокоить – себя или Дуги Джонса.