Текст книги "Исчезновение"

Автор книги: Лиза Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Лиза Гарднер
Исчезновение

Глава 1

Вторник, 00.24

Она снова заснула – помимо своей воли. Она бьется под одеялом, перекатывает голову с боку на бок, пытается удержать саму себя – во сне – и не подниматься по этой лестнице, не открывать эту дверь, не ступать во мрак.

Она просыпается с криком – глаза широко раскрыты, как будто по-прежнему перед ними стоит то, что ей не хочется видеть. Медленно-медленно она возвращается к реальности и замечает серые стены, темные окна, пустую половину кровати.

Она идет в ванную, засовывает голову под кран и жадно пьет теплую воду. Слышно, как за окном шумит дождь. Похоже, он льет уже целую вечность – но, возможно, виной тому всего лишь ее состояние.

Она отправляется на кухню. Записка по-прежнему на столе. Прошло семь дней – с тех пор она ее не перечитывала, но не может найти в себе силы выбросить.

Проверяет холодильник: йогурт, тунец, ананас, яйца. Решает приготовить яичницу, но вспоминает, что срок годности яиц истек две недели назад.

К черту, она вернется в постель!

Тот же сон, те же образы, тот же дикий крик.

В час ночи она окончательно решает встать. Принимает душ, ищет чистую одежду, потом разглядывает свое изможденное лицо в зеркале.

«Подбери синоним к слову „облом“, – говорит она себе и отвечает: – Рэйни».

И отправляется на прогулку.

Вторник, 02.47

– Ребенок плачет, – пробормотал он.

– Ну так встань.

– Мм-м… милая, сегодня твоя очередь.

– Карл, ради Бога. Это телефон, а не ребенок. Тебе звонят. Прекрати ворчать.

Жена Карлтона Кинкейда, Тина, ткнула мужа локтем в бок, потом сунула ему трубку и снова залезла в постель, натянув одеяло на голову. Тина была не из тех людей, у которых пик активности приходится на ночное время.

К сожалению, таким же был и детектив Кинкейд. Он служил в портлендском полицейском участке штата Орегон, занимался расследованием серьезных преступлений и постоянно был готов к такого рода звонкам. Звучит внушительно. Даже слишком. Тем не менее вот уже примерно восемь месяцев Кинкейд не высыпался как следует, и это давало о себе знать. Теперь он мрачно уставился на телефон и подумал: «Пусть это будут хорошие новости».

Кинкейд сел и попытался говорить бодро.

– Привет.

На другом конце провода отозвался патрульный. Его вызвал помощник шерифа: на проселочной дороге, в округе Тилламук, обнаружили брошенную машину. Владельца найти не удалось – ни поблизости, ни по месту проживания.

Кинкейд спросил:

– Машина частная или прокатная?

– Не знаю.

– Так выясните. Если машина частная, нужно будет получить разрешение на обыск дома и прилегающей территории. Вам также придется связаться с окружным прокурором и взять ордер на обыск машины. В общем, осмотритесь на месте, а я буду, – Кинкейд взглянул на часы, – через пятьдесят пять минут.

– Да, сэр.

Патрульный повесил трубку, Кинкейд встал. Последние двадцать лет он проработал в полиции. Когда-то начинал патрульным, потом некоторое время служил в оперативной группе, затем перевелся в отдел, занимающийся расследованиями особо тяжких преступлений. За этот срок он обзавелся красавицей женой, огромной черной собакой и – восемь месяцев назад – сынишкой. Жизнь шла по плану – если, конечно, в плане предусматривался тот факт, что Кинкейд и его жена в течение полугода с лишним не могли толком ни поспать, ни поесть.

Дети всегда держат тебя в напряжении. Работа тоже.

Кинкейд слышал, как по крыше стучит дождь. И в такую распроклятую ночь ему придется вылезать из постели! В багажнике машины всегда лежали две смены одежды. По нынешней погоде хватит на полчаса. Черт! Он с мукой взглянул на жену и подумал, что лучше бы заплакал ребенок.

Двигаясь автоматически, Кинкейд открыл шкаф и начал одеваться. Он уже застегивал рубашку, когда жена вздохнула и села.

– Что-то серьезное? – шепотом спросила она.

– Не знаю. Брошенная машина возле Бейкерсвилла.

– Ну хорошо, а ты-то здесь при чем?

– Дверца со стороны водительского сиденья открыта, мотор работает, на пассажирском месте лежит дамская сумочка.

Тина нахмурилась:

– Странно.

– Да.

– Милый, я ненавижу странности.

Кинкейд натянул пиджак, подошел к жене и поцеловал ее в щеку.

– Спи, дорогая. Я люблю тебя.

Вторник, 01.47

Она ни черта не видит. Дворники отчаянно елозят по ветровому стеклу. Никакой разницы. Дождь льет, льет, льет. Дорога делает поворот. Она слишком поздно выкручивает руль, и ее заносит.

Рэйни тяжело дышит. Икает. Плачет? Трудно сказать. Но, слава Богу, она одна в темноте.

Она жмет на газ и осторожно возвращается на нужную полосу. В столь поздней поездке есть свои плюсы. Дорога пуста, и от ее ошибок никто не пострадает.

Рэйни знает, куда едет, хоть и не признается себе в этом. Если бы она подумала заранее, это был бы уже сознательный выбор – и он подтвердил бы, что у нее проблемы. Куда проще: как будто случайно оказалась на парковке перед баром «Тостед лаб». На посыпанном галькой участке стоит еще полдесятка машин, в основном мощные пикапы.

«Заядлые выпивохи», – думает Рэйни. Нужно быть законченным алкоголиком, чтобы выйти из дому в такую ночь.

Что она здесь делает?

Она сидит в машине, изо всех сил сжимая руль, чувствуя, как начинает дрожать. Во рту скапливается слюна. Рэйни уже предвкушает первый, долгий глоток ледяного пива.

Еще какой-то момент она балансирует на краю.

«Езжай домой, Рэйни. Ляг в постель, посмотри телевизор, почитай. Сделай все, что угодно, только не это».

Теперь уже все ее тело содрогается, когда она сидит, скорчившись, в машине.

Если она поедет домой, то заснет. А если заснет…

«Не поднимайся по этой лестнице. Не открывай эту дверь. Не заглядывай в темноту».

Внутри ее самой столько темноты! Рэйни хочет быть настоящим человеком. Хочет быть сильной, решительной и благоразумной. Но она все время чувствует, как в ее сознании клубится мрак. Это началось четыре месяца назад, когда в отдаленных уголках ее сознания зашевелились первые тени. Теперь темнота поглотила ее целиком. Она летит в бездну и больше никогда не увидит света.

Рэйни слышит шум.

Она поднимает голову.

Видит огромную фигуру, которая внезапно возникает перед ней в потоках ливня. Рэйни не кричит. Ее рука сжимает пистолет.

Подвыпивший ковбой проходит мимо, так и не догадавшись, какой опасности только что избежал.

Рэйни кладет пистолет на пассажирское сиденье. Она больше не дрожит. Глаза ее расширяются. Лицо мрачное. Ею овладевает нечто вроде холодного безумия – а это намного, намного хуже.

Она жмет на газ и снова едет в темноту.

Вторник, 03.35

Бейкерсвилл, штат Орегон, – это маленький приморский городок в самом сердце округа Тилламук. Скрытый в тени высоких прибрежных скал, он представляет собой бесчисленные фермы, зеленые луга, каменистые пляжи – и, с точки зрения детектива, представляет собой одну большую проблему. Прекрасное место для завсегдатаев сомнительных заведений. А если вы не фанат подобного времяпрепровождения, то делать здесь вам решительно нечего.

По расчетам Кинкейда, ему должно было хватить пятидесяти минут, чтобы добраться до Бейкерсвилла. Но в такую ночь, при нулевой видимости, по скользким горным дорогам, сквозь пелену дождя, это заняло час пятьдесят. Он выехал на освещенное место – тяжело дыша, предчувствуя беду.

С одной стороны, те, кто получил сигнал первым, уже сделали свою работу. Три прожектора освещали место, их мощные лучи рассекали пелену дождя. Внушительная по размеру площадка была огорожена желтой лентой, и возле нее уже начинали собираться машины представителей местных властей.

Кинкейд заметил пикап шерифа, потом – блестящий черный внедорожник со всеми возможными наворотами, который, как он догадался, принадлежал окружному прокурору. Чтобы началось полноценное расследование, на месте преступления должно оказаться несколько трупов. Нужно также вызывать криминалистов, но это уже его забота.

Спустя полтора часа после обнаружения машины они по-прежнему не сдвинулись с мертвой точки: было преступление или нет? Большинство законопослушных граждан полагают, что полиция легко отвечает на подобные вопросы. Достаточно лишь позвонить в лабораторию, вызвать подкрепление да попросить парочку вертолетов. Те же самые законопослушные граждане уреза́ли бюджет орегонской полиции до тех пор, пока в штате у Кинкейда не осталось три детектива вместо изначальных четырнадцати. В реальном мире все в конце концов упирается в деньги. К добру или к худу, но сейчас Кинкейд работал за гроши.

Детектив припарковался позади внушительного черного джипа и выключил мотор. Объехать огромную машину было невозможно. Он открыл дверцу и вышел под дождь.

Вода лилась ему прямо на голову. Секунду он помедлил, собираясь с духом. Волосы у него тут же намокли, дождевые струи потекли за воротник плаща – худшее было позади. Кинкейд больше не сожалел о том, что перепачкался и промок; в конце концов, он уже был на месте.

Он подошел к багажнику, вытащил огромный полиэтиленовый пакет, содержащий все необходимое, и нырнул под желтую ленту.

К нему подошел патрульный Блэни, его черные ботинки разбрызгивали грязь. На парне, разумеется, была водонепроницаемая экипировка, в том числе черно-синяя куртка с эмблемой Орегонского полицейского управления, смахивавшая на вышедший из моды байкерский наряд. Эти куртки никому не нравились. Кинкейд держал свою в багажнике и надевал крайне редко: если поблизости оказывалась пресса или старший по званию.

Блэни, судя по всему, уже какое-то время провел под дождем: его плащ блестел, как стекло, в свете прожекторов; вода, сбегая с широкополой шляпы, ручейками текла по грубому лицу и капала с кончика носа. Патрульный протянул Кинкейду руку, тот ответил на приветствие.

Шериф округа Тилламук и его помощник уже шли к ним. Блэни представил их; они стояли бок о бок, промокшие, стуча зубами и обхватив себя за плечи в попытке согреться.

Помощник шерифа Дэн Митчелл первым обнаружил машину. Молодой парнишка, типичный провинциал, но старательный. Он заподозрил неладное – дверца была открыта, фары включены, мотор работал. Совсем как в кино. Митчелл позвонил шерифу, который, разумеется, был не в восторге от того, что его вытащили из постели в такую ночь, но тем не менее приехал.

Кинкейд удивился, увидев шерифа. Начать с того, что это был не он, а она – шериф Шелли Аткинс. Во-вторых, у нее были крепкое рукопожатие и суровый взгляд: она явно не собиралась терпеть никаких проволочек.

– Слушайте, – вмешалась она, прервав взволнованную речь своего помощника, – Том ждет. – Шелли кивком указала на окружного прокурора, который, как только сейчас заметил Кинкейд, по-прежнему сидел в своем джипе. – У нас есть ордер на обыск этой машины, и мы, согласно инструкции, убедились, что она находится на общественной земле. Я не знаю, что, черт возьми, здесь случилось, но человек оставил машину в спешке, и это меня беспокоит. И потому давайте займемся делом – или результатом станет всего лишь пачка промокших полицейских протоколов.

Никто не мог поспорить с этой логикой, поэтому вся их небольшая группа двинулась к машине и опасливо сгрудилась у открытой дверцы.

Старая белая «тойота», отделка салона синяя. Мило, но без изысков. Водитель съехал на обочину, честно убравшись с дороги. Слева была лесная глушь, справа начиналась крутая насыпь, уходившая опять-таки в густой лес.

Дверца со стороны водительского сиденья, как и сообщил по телефону патрульный, была открыта настежь, ее край почти касался асфальта. Первой мыслью Кинкейда было, что в большинстве своем люди не открывают дверцу так широко. Разве что у них непомерно длинные ноги. Или же они вытаскивают что-то из салона.

Об этом стоит подумать.

Со своего места Кинкейд заметил коричневую кожаную сумочку, лежащую на пассажирском сиденье.

– Вы ее осмотрели? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Да, – отозвался Митчелл, уже готовясь к обороне. – Ну, вы понимаете, – я искал какие-нибудь документы. Это очень странно – обнаружить машину, с включенными фарами, работающим мотором и распахнутой дверцей. Нужно было с чего-нибудь начать.

– Вы нашли бумажник?

– Нет, сэр. Но потом я открыл бардачок и увидел водительское удостоверение. Там было имя владельца.

– Сумочка пуста?

– Нет, сэр. В ней полно барахла – косметика, карманный компьютер, ручка и все такое. Но ничего похожего на бумажник. Я положил сумочку на место, как она и лежала. Клянусь, больше я ни к чему не притрагивался.

– Кроме бардачка, – спокойно напомнил Кинкейд. Он, в общем, не сердился. Помощник шерифа был прав – нужно было с чего-то начать.

Мотор выключили; патрульный сделал это, чтобы горючее не расходовалось впустую. Когда находишь брошенный автомобиль, всегда полезно взглянуть, сколько бензина осталось в баке. Но когда Митчелл ехал мимо, мотор работал как положено и с шинами на первый взгляд тоже все было в порядке. Видимо, технические проблемы можно было вычеркнуть из списка.

Кинкейд обошел машину сзади, осмотрел бампер. Ни вмятин, ни царапин – хотя при такой влажности трудно судить. Он сделал нерешительную попытку поискать следы шин или отпечатки ног, но ливень уничтожил все, оставив лишь обширные лужи грязной воды. Шериф Аткинс попала в самую точку.

Сержант обогнул «тойоту» спереди, стараясь ни к чему не прикасаться.

– Владелец – женщина? – спросил он.

– Судя по удостоверению, да, – ответил Блэни. – Лорейн Коннер из Бейкерсвилла. Шериф Аткинс послала помощника по ее адресу, но дома никого не оказалось.

– У нас есть ее описание?

– В управлении автомобильным транспортом нам сообщили, что рост Лорейн Коннер – сто шестьдесят восемь сантиметров, вес – сорок восемь килограммов. Каштановые волосы, голубые глаза.

Кинкейд взглянул на шерифа Аткинс.

– Я бы сказала, сто шестьдесят пять, – предположила та. – Не хочу ничего здесь трогать, но, на мой взгляд, сиденье подогнано именно под такой рост.

Кинкейд тоже об этом подумал. Сиденье было установлено слишком близко – примерно так, как он и ожидал. Конечно, нужно еще проверить зеркала и рулевую колонку, но с этим придется подождать до приезда криминалистов. Если верить Блэни, бензобак был примерно наполовину полон, когда он выключил мотор, так что Лорейн, судя по всему, не дозаправлялась по пути – хотя, конечно, они проверят местные автозаправки, просто на всякий случай.

Он выпрямился, смаргивая дождинки с ресниц, его мозг напряженно работал.

Первые три года Кинкейд прослужил патрульным и много ездил по побережью. Его поражало, сколько рапортов начиналось со слов об обнаружении брошенной машины. Океан как будто притягивал людей, они словно хотели поговорить с ним напоследок. И потому приезжали на взморье и любовались последним в своей жизни роскошным закатом. А потом вылезали из машины, уходили в лес и вышибали себе мозги.

Но ни разу за все эти годы Кинкейд не видел, чтобы человек бросил автомобиль с работающим мотором, включенными «дворниками» и зажженными фарами.

Митчелл был прав. Совсем как в кино. Что-то здесь не так.

– Ладно, – сказал Кинкейд. – Давайте заглянем в багажник.

Вторник, 01.45

Она утратила бдительность. Конечно, это плохо. Когда-то Рэйни была помощником шерифа в маленьком городке, и – Бог свидетель – ей было хорошо известно, что может произойти, если человек хотя бы на секунду перестанет следить за дорогой.

Но она так устала! Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз спала? Несколько часов, дней, месяцев? Усталость сделала ее неловкой, она утратила память. Рэйни попыталась вспомнить, что именно делала вчера, но образ, проплывший перед ее глазами, с тем же успехом мог относиться и к прошедшей неделе. Она потеряла счет времени. Вокруг как будто был вакуум.

Дворники ритмично пощелкивают. Дождь бьет по крыше машины. Фары пронзают тьму.

Когда она была молоденькой девушкой – четырнадцати-пятнадцати лет, незадолго до того как убили маму, – у нее был парень, который любил кататься по ночам. Они находили какую-нибудь проселочную дорогу и мчались в темноте с выключенными фарами.

– Ого-го-го-го! – вопил он и прикладывался к бутылочке.

А потом они трахались как безумные на заднем сиденье. Спиртное, запах пота и презервативы.

Рэйни вспоминает об этих днях и ощущает болезненный укол. Прошло столько времени с тех пор, когда она была молодой, неистовой и свободной. Прошло столько времени, прежде чем она снова позволила себе вслепую нестись сквозь ночь.

Потом ее мысли меняют направление и переносят ее туда, куда ей не хочется возвращаться.

Она думает о Куинси. Вспоминает их первую ночь – как нежно он к ней прикасался, как держал ее в объятиях.

– Рэйни, – мягко сказал он, – нужно наслаждаться жизнью.

И теперь ей больно. Больно так, что нет сил. Она не может вздохнуть. Прошла неделя, но ей по-прежнему кажется, будто ее ударили под дых, – губы движутся, но Рэйни тщетно хватает воздух.

Поворот. Она слишком расстроена, чтобы вовремя среагировать. Колеса крутятся, тормоза визжат. Машину заносит, Рэйни бросает руль, снимает ногу с педали газа. Она как будто освобождается от всего, совсем как Тельма и Луиза,[1]1
  Тельма и Луиза – героини одноименного фильма, которые в финале кончают с собой, направляя машину в пропасть. – Примеч. пер.


[Закрыть] которые с радостью бросились в Гранд-Каньон, только чтобы со всем покончить.

Машина скатывается к краю шоссе, потом снова выезжает на середину дороги. В Рэйни пробуждается древний инстинкт, мышечная память тех дней, когда она была сотрудником полиции. Она хватает руль. Выкручивает его в сторону заноса. Осторожно жмет на тормоза и съезжает на обочину.

А потом у нее начинается истерика. Она упирается лбом в баранку и плачет как ребенок. Плечи ее вздрагивают, из носа течет.

Рэйни долго и безутешно рыдает, затем вспоминает о Куинси – о том, как ее щека прикасалась к его груди, о том, как у нее в ушах раздавался стук его сердца, – и снова начинает плакать. Только теперь это не слезы печали. Это слезы ярости.

Она любит его и ненавидит. Он ей нужен. Она его презирает. Это история ее жизни. Другие влюбляются. Другие счастливы. Почему у нее все не так? Почему она не может его отпустить?

Потом в ее сознании снова вспыхивают образы: ступеньки крыльца, открытая дверь, манящий сумрак…

Рэйни инстинктивно тянется за пистолетом. Отбиваться, ударить, закричать… и что? Она встретила врага, и этот враг – она сама. И потому она ненавидит Куинси еще сильнее. Если бы он ее не любил, то и ей никогда бы не довелось узнать, что она потеряла.

Пальцы поглаживают рукоятку пистолета. На секунду ее охватывает соблазн…

Раздается стук в окно. Она вскидывает голову.

И весь мир заливается ослепительным светом.

Вторник, 03.49

Митчелл сначала не понял, что именно лежит в багажнике. По мере того как молодой помощник шерифа проникался осознанием, его лицо приобретало все новые и новые оттенки зеленого.

– Какого черта… – Митчелл отступил и вскинул руку, будто пытаясь прикрыть глаза.

Кинкейд полез внутрь и осторожно вытащил верхнюю фотографию. Взглянул на Шелли Аткинс.

– Имя ни о чем вам не говорит?

– Нет. Я работаю здесь всего месяц. Это то, о чем я думаю?

– Да.

– Господи… – Она взглянула на покинутый автомобиль. – Судя по всему, ничем хорошим это не может закончиться?

– Видимо, так.

Кинкейд достал телефон и набрал номер.

Глава 2

Вторник, 04.05

Раскат грома.

Куинси проснулся слишком быстро. Дыхание остановилось, рука скомкала одеяло, тело напряглось, готовясь к удару. В следующее мгновение он расслабился, перекатился на бок – и свалился с кровати.

Он тяжело дышал. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы взглянуть на цветастые обои и вспомнить, где он находится и как сюда попал. Вывод окончательно лишил его бойцовского духа. Плечи опустились, голова поникла. Куинси тяжело привалился к окну и принялся наблюдать за тем, как струи дождя хлещут по траве.

Он жил в этой уютной деревенской гостинице уже целую неделю – ровно на неделю дольше, чем было нужно. Хозяйка была славной женщиной. Она не возражала против того, что одинокий мужчина занимает комнату, предназначенную для парочки. И не лезла с расспросами, когда каждое утро он тихонько просил ее оставить этот номер за ним еще на сутки.

К чему это приведет? Чем закончится? Честное слово, он не знал. Эта мысль его утомляла. Впервые в жизни он почувствовал себя очень старым.

Куинси было пятьдесят три – его каштановые волосы подернулись сединой, а лучики в углах глаз стали морщинками. Теперь он все больше чувствовал себя знаменитым и все меньше – красивым. Он по-прежнему четыре раза в неделю пробегал двадцать миль. По-прежнему каждый месяц тренировался в тире. Он дважды сталкивался с серийными убийцами – лицом к лицу – и не собирался расслабляться только потому, что миновал полувековой рубеж.

Куинси был непростым человеком и сам это понимал. Он был слишком умен, потому что чересчур много времени провел наедине с собой. Его мать умерла молодой, а отец не отличался разговорчивостью. Целые годы проходили в безмолвии. Мальчик, выросший в подобных обстоятельствах, неизбежно должен был стать особенным.

Он поступил на работу в полицию неожиданно даже для самого себя; его карьера началась в Чикаго. Потом, когда выяснилось, что у Куинси настоящий талант по части «отрабатывания» психически неуравновешенных личностей, его направили в ФБР. Он нареза́л милю за милей, ездил от мотеля к мотелю – и повсюду изучал смерть.

Пока его не бросила жена. Пока две дочери не выросли без него. Пока однажды Куинси не огляделся и не понял: он так много отдал мертвым, что у него самого ничего не осталось.

Тогда он занялся проектами в пределах организации и старался больше времени проводить с дочерьми. Он даже подумывал о том, чтобы хоть отчасти восстановить отношения с бывшей женой, Бетти.

Возможно, Куинси в чем-то преуспел. Трудно сказать. Однажды она ему позвонила: «Произошло несчастье. Мэнди в больнице. Пожалуйста, приезжай скорее…»

Его старшая дочь так и не пришла в сознание. Они похоронили ее незадолго до того дня, когда ей должно было исполниться двадцать четыре, после чего Куинси вернулся в свой офис в Квонтико и снова принялся рассматривать фотографии убитых.

Это был самый нелегкий год в его жизни. Хуже всего было ужасное осознание того, что кто-то убил Мэнди и что тот же самый человек теперь преследовал Бетти и младшую дочь, Кимберли. Куинси работал быстро – и все-таки недостаточно быстро. Убийца успел добраться до Бетти и, наверное, прикончил бы и Кимберли, если бы не Рэйни.

Рэйни сражалась. Сражалась за Кимберли, за себя и просто потому, что ее научили драться и она неплохо это делала. Куинси никогда не видел ничего подобного.

Он полюбил Рэйни. Ему нравился ее большой рот, ее манеры, ее бешеный темперамент. Ему нравилось, как она бросала ему вызов, дразнила и пробуждала к жизни.

Она была резкая, независимая, циничная, яркая. Единственная женщина, которая его понимала. Рэйни знала, что в душе он всегда оставался оптимистом и пытался видеть добро в мире, в котором столько зла. Куинси не бросил свою работу, потому что если такие, как он, не будут этим заниматься, то – кто тогда? Он искренне любил Рэйни, даже когда казался отрешенным и равнодушным; это значило, что чувства, которые он испытывал, невозможно было облечь в слова.

Когда два года назад Рэйни и Куинси наконец поженились, он подумал, что начинается новая, счастливая глава его жизни. Кимберли с отличием окончила Академию ФБР и работала в Атланте. Они общались – может, не так часто, как другие отцы и дочери, но по крайней мере достаточно для них обоих.

А потом Куинси совершил нечто невообразимое – уволился. Или вроде как уволился. В той мере, в какой это мог сделать человек вроде него.

Теперь они с Рэйни занимались лишь очень немногими делами и предлагали свои услуги в качестве частных консультантов для представителей силовых структур. Они переехали в Орегон, так как Рэйни слишком скучала по горам, чтобы назвать домом какое-нибудь другое место. Они даже подумывали о том, чтобы усыновить ребенка.

Стать отцом – в его-то годы?!

Получив по электронной почте фотографию, он три недели сходил с ума от радости.

А потом раздался телефонный звонок. Они отправились на вызов.

И вот, уже во второй раз, жизнь Куинси пошла кувырком.

Наверное, ему следует начать поиски квартиры.

«Возможно, завтра», – подумал он, уже зная, что этого не будет. Даже гений глупеет, когда дело касается любви.

В дверь негромко постучали. В коридоре стояла хозяйка гостиницы, лицо ее казалось испуганным. «Внизу полицейский», – сказала она. Спрашивает Куинси. Говорит, дело срочное. Им, мол, нужно немедленно увидеться.

Куинси не удивился.

Он уже давно понял, что жизнь с легкостью переходит от плохого к худшему.

Вторник, 04.20

Кинкейд вернулся в свою машину, включил обогреватель и достал мобильник.

Во-первых, нужно позвонить специальному агенту портлендского отделения ФБР. Мало удовольствия в том, чтобы будить его посреди ночи, но у Кинкейда не было выбора. В багажнике брошенной машины лежала жуткая находка: фотографии расчлененного женского тела, все – со штампом «Собственность ФБР».

Он дозвонился до Джека Хьюэса с первой попытки. Тот подтвердил, что Лорейн Коннер занималась частным сыском и в прошлом работала консультантом в портлендском отделении ФБР. Насколько ему было известно, сейчас она ничем не занимается, но, возможно, Лорейн сотрудничает с кем-то еще? Хьюэс назвал имя ее партнера, попросил, чтобы его держали в курсе событий, несколько раз зевнул и вернулся в свою уютную теплую кровать.

Подобное же «везение» преследовало Кинкейда и дальше. Он дозвонился до криминалистов и рассказал о находке. Погода ужасная, слишком сыро для того, чтобы высылать эксперта. Они побеседуют, когда машину перевезут в какое-нибудь сухое безопасное место. А потом Мэри Сенейт пошла спать. То же самое Кинкейду сказали, когда он позвонил специалистам по дактилоскопии: снимать отпечатки с мокрой поверхности невозможно, так что позвоните, когда машина подсохнет, спокойной ночи.

Кинкейд сидел в полном одиночестве, продрогший до костей, и размышлял, какого дьявола он не стал бухгалтером, как его отец.

Он вышел из машины ненадолго – чтобы поговорить с Шелли Аткинс. Та уже отправила своих помощников прочесывать кусты. Плохо то, что дождь лил по-прежнему и видимость оставалась нулевой. Но с другой стороны, для ноябрьской ночи было не так уж холодно. Можно здорово замерзнуть, если промокнешь, но никакой непосредственной угрозы для жизни нет. Это в том случае, если Лорейн Коннер бродит где-то в лесу.

Что могло заставить женщину, особенно женщину, служившую в полиции, вылезти из машины в такую ночь на темной, безлюдной, унылой дороге, вдали от жилья? Кинкейд попытался ответить на этот вопрос, но все его предположения казались далекими от истины.

Он вызвал эвакуатор. Если экспертам нужна сухая машина, то надо, черт возьми, доставить ее в сухое и безопасное место.

Подъехал грузовик с широкой платформой, водитель вылез под дождь, взглянул на грязную лужу, окружавшую автомобиль, и покачал головой. Машина увязла. Если попытаться ее вытянуть, грязь полетит во все стороны и немногие оставшиеся улики будут уничтожены.

Машину нельзя трогать по меньшей мере еще пару часов.

Кинкейд выругался, тряхнул головой, и вдруг его осенило. Он разыскал помощника шерифа и отправил его в город за брезентом. Через полчаса он уже устанавливал импровизированный навес над машиной и небольшим прилегающим участком. Все улики, несомненно, уже были уничтожены, но по крайней мере стоило попытаться. И кроме того, под защитой брезента он мог хотя бы приступить к работе.

Кинкейд принялся щелкать фотоаппаратом и успел обогнуть «тойоту» с одной стороны, когда появился патрульный Блэни, а следом подъехала машина.

Кинкейд взглянул на выбравшегося из салона человека. На нем были плащ, который стоил, наверное, не меньше чем половина месячной зарплаты сержанта, дорогие ботинки и широкие брюки с безукоризненной стрелкой. Таков был Пирс Куинси. Бывший сотрудник ФБР. Муж Лорейн Коннер. Человек, которого следовало хорошенько проверить. Кинкейд долго и пристально смотрел на него.

Куинси же не тратил времени даром.

– Сержант Кинкейд? – Он протянул руку; его волосы, намокшие под дождем, прилипли ко лбу.

– А вы, должно быть, Пирс. – Обменявшись с ним рукопожатием, Кинкейд отметил, что у сотрудника ФБР крепкая хватка, худощавое лицо и ясные синие глаза. Сильный человек. Человек, привыкший держать все под контролем.

– Что случилось? Где моя жена? Я хочу увидеть Рэйни.

Кинкейд кивнул, переступил с ноги на ногу и продолжил изучать Куинси. Это был его звездный час. Лучше прояснить все сразу и избавить их обоих от многих неприятностей.

– Классный плащ, – сказал он.

– Сержант…

– И ботинки тоже. А сегодня на редкость грязно, вам не кажется?

– Грязь можно смыть. Где моя жена?

– Вот что я вам скажу. Сначала вы ответите на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши. Идет?

– А у меня есть выбор?

– Поскольку я исполняю свои служебные обязанности – нет.

Куинси поджал губы, но не стал протестовать. Кинкейд выпятил грудь. Один-ноль в пользу орегонской полиции.

И все-таки он предпочел бы остаться в постели.

– Мистер Куинси, когда вы в последний раз видели свою жену?

– Неделю назад.

– Вы были в отъезде?

– Нет.

– Вы работали вместе?

– Нет.

– Жили вместе?

Куинси стиснул зубы.

– Нет.

Кинкейд склонил голову набок:

– Не хотите ничего уточнить?

– Нет.

– Ладно, если вам так нравится, но только послушайте, мистер Куинси…

– Ради Бога, сержант. – Куинси вскинул руку. – Если вы и в самом деле хотите меня прижать, тогда можете потратить несколько часов и проследить все шаг за шагом. Но сейчас я спрашиваю вас как следователь следователя: где моя жена?

– А вы не знаете?

– Ей-богу, сержант, не знаю.

Кинкейд созерцал его целую минуту, потом пожал плечами:

– Помощник местного шерифа нашел ее машину в третьем часу ночи. Никаких признаков присутствия владелицы – ни здесь, ни дома. Буду откровенен – мы встревожены.

Он увидел, как Куинси пошатнулся.

– Хотите присесть? – быстро спросил Кинкейд. – Принести вам что-нибудь?

– Нет. Я просто… нет. – Куинси отступил на шаг. Его лицо казалось мертвенно-бледным в свете прожекторов. Кинкейд начал замечать детали, которые раньше от него ускользнули. То, как висел дорогой плащ на худых плечах Куинси. То, как этот человек двигался, – порывисто и в то же время скованно. Куинси, видимо, не спал уже несколько ночей.

Бывший сотрудник ФБР неплохо справлялся с ролью безутешного супруга.

– Хотите кофе? – предложил Кинкейд.

– Нет. Я лучше… Можно мне взглянуть на машину? Я могу помочь вам… может быть, в салоне чего-нибудь недостает.

Кинкейд задумался.

– Посмотреть можете, но ничего не трогайте. Эксперты еще не приехали.

Кинкейд первым подошел к брошенной «тойоте». Он прикрыл переднюю дверцу, когда закончил фотографировать, зафиксировав ее первоначальное положение, теперь же снова ее открыл.