Текст книги "Вознесение"
Автор книги: Лиз Дженсен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Померещилось или в ее голосе и правда прорезалась нота угрозы?
– Я не одна. Фрейзер Мелвиль тоже ищет выход. – Жалкая ложь, и звучит жалко. И его имя все еще застревает у меня в горле, будто оказавшееся несъедобным блюде, которое я заказала в ресторане – первый и последний раз. – Ты должна ему доверять. – Опять эта дурацкая фраза. Такой детский лепет, что впору плакать. Чем я скоро и займусь. Посмотрев на меня, Бетани насмешливо фыркает:
– Господи, Немочь! Да ты совсем с резьбы слетела. С какой стати я должна ему доверять, если ты и сама ему не веришь?
Доктор Сулейман однажды дал мне совет, столь же действенный, сколь и простой: «Не знаешь, как поступить, – сделай что-нибудь полезное». Решив им воспользоваться – ведь в прошлом меня уже не раз выручало это немудреное наставление, – по дороге домой я придумываю себе задание.
В тот вечер, когда физик отнес меня в свой кабинет, будто мешок с картошкой, и мы листали записи Бетани, я смотрела на ее «Лунные пейзажи с роботами» сквозь призму учения Фрейда. Но теперь мне вдруг вспомнилось, что физика этот рисунок натолкнул насовсем другие мысли. «Какая-то шахта», – сказал он. А вдруг его версия ближе к истине, чем мои, подсказанные привычкой, домыслы? Не стоит забывать: психологи мыслят в той же системе координат, что и сочинители мыльных опер. «Иногда сигара – это просто сигара» – гласит изречение, приписываемое Фрейду. Что, если набросок – в котором мне увиделся пенис, вторгающийся в горизонтальное, покорное тело, – на самом деле изображает нечто совсем иное? Бетани упомянула холод, строительные леса, платформу, морское дно и вонь. Что добывают под водой при отрицательных температурах?
Приготовив кофе, включаю ноутбук. И уже через несколько минут натыкаюсь на слово «клатрат». Клатрат, или газовый гидрат, – тонкая ледяная оболочка, «клетка», образовавшаяся вокруг молекулы газа. Впрочем, мое внимание приковывает не столько незнакомый термин, сколько поясняющий его рисунок. Потому что, в отличие от всех известных мне клеток, эта не только связана с подводными месторождениями, но и геометрически выглядит так же, как некоторые рисунки Бетани.
Гексагон.
А потом я узнаю, что именно таится в этих кристалликах, и, прижав руку к горлу, чувствую липкий жар.
Метан.
Когда, в какой момент физик связал рисунки Бетани и самый опасный из всех парниковых газов? Источник энергии, который на порядок превосходит нефть и миллионы квадратных километров которого вморожены в морское дно, опоясывая ледяной коркой всю планету. Перед мысленным взглядом возникают бескрайние просторы грязно-серого замороженного шампанского, которое удерживают только давление воды и холод. Не будь их, огромные пласты метана мгновенно поднялись бы на поверхность, будто пенопласт, – и так же мгновенно вспыхнули бы. Газ настолько нестабилен, что до недавнего времени никто всерьез и не помышлял о том, чтобы наладить его добычу и использовать в качестве энерго – ресурса. Слишком велик был риск. Снова набираю в поисковой строке: «метан», – но на этот раз, по наитию, добавляю еще одно слово: «катастрофа».
Тысячи ссылок.
Отпиваю глоток кофе.
Пройдясь по результатам, которые выглядят не слишком заумно, я быстро выясняю: глобальный катаклизм, вызванный внезапным высвобождением метана, – не теоретическая возможность, а печальный факт из геологической истории нашей планеты. Дважды в далеком прошлом земная атмосфера превращалась в газовую камеру, уничтожившую почти все живое. В числе главных виновников этой драмы ученые называют метан. Первая, самая масштабная катастрофа произошла двести пятьдесят один миллион лет назад, в конце пермского периода. Второе внезапное потепление привело к позднепалеоценовому термальному максимуму. Повинуясь смутному предчувствию, выбираю последнее событие – вероятно, просто потому, что исторически оно все же ближе к нашим дням, – и приписываю: «научные исследования».
Просмотрев сотни страниц с результатами поиска, натыкаюсь на снимок, один вид которого заставляет меня вздрогнуть. Это фотография геопалеонтолога, эксперта по так называемому ПТМ, на счету которой множество работ, посвященных анализу фораминифер – ископаемого планктона, найденного в пробах океанического грунта. Толстая куртка, красная вязаная шапочка. В протянутой руке – большой комок белого вещества, похожего на снег. Снежок охвачен огнем – чистое оранжевое пламя с голубоватым контуром. Подпись под снимком гласит: «Замороженный метан также называют “горящим льдом”». Шерстяная шапочка, из-под которой выглядывают светлые пряди, частично скрывает левую половину лица, и тем не менее ясно – геопалеонтолог взирает на пылающий белый комок с восторгом, как будто она в него влюблена.
Ее зовут Кристин. Доктор Кристин Йонсдоттир. Родом из Исландии.
В тех редких случаях, когда я думаю об Исландии, на ум приходят гейзеры, обвалы финансовых рынков и рыбопромышленные кризисы. Теперь же к этим ассоциациям добавится еще одна, и весьма яркая.
Потому что блондинка по имени Кристин Йонсдоттир – кандидат наук, специалист по доисторической начинке морского дна – телосложением, наклоном головы, и в особенности парой стройных ног, очень напоминает одну мою недавнюю знакомую.
Поднеся к губам чашку, замечаю, что у меня трясутся руки. Прижимаю ладони к столу и жду, пока уймется дрожь. «Не знаешь, как быть, – займись чем-нибудь полезным». Возвращаюсь к поиску, на этот раз сосредоточив внимание на личном. Для начала просматриваю краткую биографию и выясняю, что объект моей пылающей ненависти – исландка, обладательница двух дипломов с отличием: Эдинбургского университета и еще одного, в Рейкьявике. Работала в США, Южной Африке, Индонезии, Намибии и России.
Вывод: высокий уровень интеллекта плюс неукротимое честолюбие.
В тот вечер, когда судьба свела меня с доктором Фрейзером Мелвилем, он, утирая лицо салфеткой, вышел из душного банкетного зала отеля «Армада». Заметил мой безуспешные попытки дотянуться до списка гостей. Подошел и помог. Невинное стечение обстоятельств: вот он, ученый, с которым можно обсудить историю Бетани. Мы сбежали с приема, решив поужинать в тишине и спокойствии. Я рассказала ему о Бетани. Потом их познакомила. Но быть может, он уже слышал о моей пациентке и подстроил нашу встречу, чтобы на нее выйти?
А может, на банкет его послала любовница, Кристин Йонсдоттир?
Пробегаю глазами список ее публикаций, которые включают столь увлекательные труды, как «Влияние абиотических факторов на эволюцию планктона в кайнозойскую эру», «Биогеографическая седиментология и хемостратиграфия секвенций третьего порядка в пере – отложенных карбонатах», «Восстановление численности известкового планктона после мел-палеогенового вымирания» и «Гранулометрическое распределение форами – нифер в голоценовых планктонных отложениях». Ее научные интересы сформулированы как «фораминиферы и их роль в круговороте углерода, уровень кислотности Мирового океана как ключевой показатель в изучении криптических видов и восстановление экосистем в посткатастрофические периоды». Половину слов я вижу впервые в жизни, и что именно искать, тоже не знаю, поэтому мой следующий шаг, наверное, естественен: распечатав одну из статей Кристин Йонсдоттир (из журнала «Микропалеонтология сегодня») и продравшись сквозь четыре набранные мелким шрифтом страницы с перечислением ловушек, подстерегающих исследователя осадочных пород я решаю взять быка за рога.
Контактные данные исландки я узнаю в два счета благодаря дружелюбному коллеге, ответившему на мой звонок в рейкьявикскую лабораторию. Он сообщает, что доктор Йонсдоттир в данный момент находится в Великобритании. Да, разумеется, он даст мне номер ее мобильного телефона. Просит передать ей привет. Обещаю, что не забуду.
Кристин Йонсдоттир отвечает после четвертого гудка. Связь неважная. Моя собеседница что-то спрашивает по-исландски. Я вежливо приношу свои извинения – не затруднит ли ее переключиться на английский? – и представляюсь: Габриэль Фокс, знакомая Фрейзера Мелвиля.
Увы, удержать инициативу мне не суждено. Акцент Кристин Йонсдоттир мелодичен, голос мягок и полон сожаления.
– Простите, Габриэль. Я знаю, кто вы такая. Фрейзер о вас рассказывал. Мне нечего вам сказать.
– Но я хотела бы выяснить…
В ответ раздается лаконичное:
– Извините, Габриэль. Всего доброго.
Короткие гудки. Кровь бросается мне в лицо. Снова набираю номер – телефон абонента выключен. Такой униженной я не чувствовала себя никогда.
Впрочем, к унижению примешиваются и другие чувства. Потому что какая-то часть моей души, упорно не желающая умирать, тянет меня в те края, вернуться в которые я и не чаяла.
Следующие два дня всецело посвящены досаде, гневу, жалости к себе и самобичеванию. После вечерних возлияний я просыпаюсь, чувствуя себя еще хуже. В одну из ночей я звоню Лили, выслушиваю ее отчет о любовных передрягах, даю ей профессионально-дружеские советы, но о том, что творится со мной, не упоминаю ни словом. Я не готова к таким разговорам. Не готова, потому что слишком самолюбива; слишком самолюбива, потому что я – это я. Знаю: это моя потеря. И Фрида Кало тоже знает. Швыряю в нее парой скомканных носков. Промазываю, отчего бешусь еще сильнее. Больше всего я ненавижу конечно же саму себя.
Когда-то и я была «другой женщиной». Алекс твердил, что его жена не подозревает о нашем романе. Слишком доверчивая, слишком уверенная в своей роли в его жизни, занятая детьми и карьерой, она просто не замечала классических симптомов – задержек на работе, командировок за границу, где заморские временные зоны лжесвидетельствовали в нашу пользу, запах мыла после долгого дня. Однако если бы она что-то заподозрила, позвонила мне, назвала свое имя, я точно знаю, как поступила бы в этом случае.
– Простите, – сказала бы я. – Я знаю, кто вы такая. Мне нечего вам сказать.
И повесила бы трубку.
Бетани по-прежнему лежит в больнице Святого Свитина, под наблюдением врачей. Два санитара дежурят при ней день и ночь. Чтобы не думать о случившемся, работаю сверхурочно – пятеро коллег сидят на больничном. Физик не звонит. Да и с чего бы ему звонить теперь, когда у него есть все: и информация, за которой он охотился, и коллега, которую можно трахать. В Оксмит я приезжаю в семь утра, домой возвращаюсь двенадцать часов спустя, вымотанная до предела. Когда выдается свободная минутка, я сплю. Однажды, будучи не вполне трезвой, поочередно набираю номера физика – все три. Никто не отвечает. Мобильный телефон выключен. Сообщений я не оставляю.
Я чувствую себя всеми покинутой.
Как ни странно, во мне все еще живет крохотная надежда – будто прилипчивый вирус, от которого я никак не могу избавиться. «Считай, что сегодня не было».
Что же он хотел этим сказать?
Звонок застает меня за разгрузкой посудомоечной машины. Голос доктора Шелдон-Грея сух. Мое воображение рисует розовеющую праведным гневом рубашку и трубку у директорского уха.
– Бетани Кролл сбежала, – объявляет он. – Из больницы. Вчера ночью.
Внутри меня резко опускается какой-то поршень. В ответ на мой вопрос раздается слово «похищение».
– То есть кто-то ей помог.
«Считай, что сегодня не было». Перед глазами плывет. Зажмуриваюсь.
Как?
– Неизвестный сообщник застал санитаров врасплох. Келли курила, Майк утверждает, будто ходил в туалет, но на самом деле болтал по телефону. Некто под видом хирурга вошел в палату, разбудил Бетани, надел на нее медицинскую форму – с шапочкой и маской – и вот, пожалуйста: два врача, один из которых – девчонка, просто вышли из больницы и спокойно, не спеша зашагали к парковке. Я видел запись с камеры видеонаблюдения. Бетани даже обернулась и показала палец. Возмутительно! Есть у вас какие-то мысли?
Я в шоке. В то же время в душе поднимается неуместная радость, этакое болезненное ликование. Пусть лучше Бетани будет с ними, с неизвестными альтруистами, а не на конечной станции под названием «Киддап-мэнор». Ужасная ситуация, говорю я боссу. Но я ровным счетом ничего не знаю, и кем может быть сей таинственный похититель – ума не приложу. Разве что такой же безумец, как сама Бетани. Очевидно, мне удается на время усыпить подозрения босса – Шелдон-Грей говорит, что его ждут другие звонки, и вешает трубку, не попрощавшись.
Однако от правосудия так легко не уйти. Десять минут спустя, раздается звонок в дверь. Открываю и вижу молодого мужчину в полицейской форме. Рядом с моей появилась другая, экипированная до зубов машина. Из окна на втором этаже выглядывает миссис Зарнак, одетая в нечто, вероятно, представляющееся ей эротичной ночной рубашкой.
– Я услышала новость по радио! – кричит она с плохо скрытым злорадством. – Та полоумная девчонка из Оксмита, она из ваших, да? Слыхали про побег?
– Даю вам пять минут на сборы, – произносит полицейский. – После чего мы проедем в участок. Заполните кое-какие бумаги, пообщаетесь с одним из следователей, ведущих это дело. Надеюсь, вы не возражаете, мэм.
Почему-то именно это «мэм» заставляет меня осознать всю серьезность происходящего.
«Слетаю в Юго-Восточную Азию… Схватываешь на лету…»
Молодой полицейский застывает в дверях, а я достаю из сумки помаду. Одно дело – врать, не краснея, боссу, а вот если речь заходит о лжесвидетельстве и препятствовании следствию, лучше сто раз подумать, потому что так недолго и за решетку угодить. Глядя в зеркало прихожей, наношу первый слой и проверяю, не остались ли на зубах следы помады. Да, я могла бы поделиться с полицией своими подозрениями насчет бывшего любовника. Но как отразится эта маленькая месть на судьбе Бетани и на судьбах мира, стоящего на пороге метановой катастрофы? Наношу второй слой.
– Готовы, мэм?
Пять минут – это просто так говорят.
А две – разве можно за столь краткий срок принять серьезнейшее решение?
Оказывается, можно.
Глава девятая
Есть люди, которые и в относительно юном возрасте производят впечатление умудренных жизнью старцев. Ничто в этом мире их не трогает, ничто не приводит в восторг. Детектив Тревор Кавана, лет тридцати с небольшим, из-за толщины своих ляжек вынужден сидеть с расставленными ногами. Помощь правосудию я оказываю в кабинете с голыми стенами и крошечным цифровым диктофоном, на который записывается наш разговор – в назидание будущим поколениям юристов.
Новость о похищении попала во все утренние программы местного радио. Неужели я не слышала? Нет: в отличие от моей хозяйки, я не слушаю «Доброе утро ФМ» и «Би-би-си Южных Графств» с утра до ночи. Что ж, ради меня детектив Кавана готов изложить основные факты. Девочка-подросток, известная широкой публике под именем «пациентки Б.», несовершеннолетняя преступница, страдающая расстройством психики, была оставлена персоналом больницы на четыре минуты. Прореха в системе, вскрывшаяся в результате этой истории, – отдельный вопрос и будет рассматриваться «соответствующими структурами». В данный же, решающий период следствие располагает записью с камеры видеонаблюдения, на которой некто – предположительно мужчина, возраст неустановлен, – в зеленом комбинезоне хирурга, с марлевой повязкой на лице освобождает Бетани Кролл. То обстоятельство, что девочка покинула больницу с этим «субъектом» без сопротивления, объясняется либо сговором, либо расстроенной психикой беглянки. Нет ли у меня каких-нибудь соображений на этот счет? Кавана мог бы прибавить, что, будучи последним лечащим врачом Бетани, я отчасти виновна в поднявшемся административном переполохе, но эта мысль остается невысказанной и повисает в воздухе.
Руки детектива, лежащие сейчас на столе, – сильные и чистые, как у хирурга-ортопеда. Любой без страха вверил бы им свою жизнь. Признаков борьбы, сообщает он, на месте происшествия не обнаружено, из чего следует вывод: похититель Бетани был ей знаком.
– Позвольте полюбопытствовать – как давно вы… э-э-э… прикованы к… – Показывает кивком.
Откатываюсь на миллиметр назад.
– Один год, десять месяцев и три дня. Это навсегда. Ходить я не могу, если вы на это намекаете. А насчет того, где я была вчера ночью, – говорю я, предвидя следующий вопрос, – скажу сразу: алиби у меня нет. По крайней мере, такого, которое можно проверить. Я провела ночь дома, одна. Только я и мой титановый друг. – Похлопываю колесо.
После чего меня информируют: в оксмитском списке посетителей фигурирует некий доктор Фрейзер Мелвиль. Он неожиданно взял отпуск на работе, уведомив об этом начальство в последний момент. Какие отношения связывают его со мной и с моей бывшей пациенткой? Куда он уехал?
– Мы знакомы, но не скажу, чтобы близко. Насколько мне известно, он уехал в научную командировку.
– Что ж, в стране его действительно нет.
Кавана объявляет это таким тоном, каким делают ставки за покерным столом. Принимая правила игры, делаю каменное лицо.
– Согласитесь, совпадение довольно странное.
– Где он?
– Его имя обнаружено в списке пассажиров, прибывших в Таиланд вчерашним рейсом.
Детектив следит за моей реакцией, поэтому я стараюсь не показать, как ошеломила меня эта новость. В моей голове идет лихорадочная работа. Если Бетани исчезла сегодня утром, Фрейзер Мелвиль похитителем быть не может – в то время он был уже в Таиланде. Кто же тогда ее увез? Возможно ли, что он сказал правду и сейчас действительно фотографирует пейзажи в Юго-Восточной Азии? За пять дней до метановой катастрофы?
«Сегодня – не было». И Кристин Йонсдоттир тоже не было. Я стисну зубы и сыграю свою роль. Только не ради нее.
– Так вы говорите, доктор Мелвиль – ваш знакомый? Не слишком близкий? По словам доктора Шелдон-Грея, вы встретились здесь, в Хедпорте, на благотворительном приеме, с которого ушли вместе, не дождавшись ни шведского стола, ни лотереи.
Теперь понятно, куда он клонит.
– Не люблю шведские столы, у меня от них всегда несварение желудка. И я никогда ничего не выигрываю. Доктора Мелвиля заинтересовал случай Бетани.
– И вы подробно его описали?
– Врачебной тайны я не нарушила, если вы это имели в виду. – Строго говоря, это не совсем правда. – Они и виделись-то всего один раз. По моей инициативе. Он говорил, что хочет поддержать ее интерес к естественным наукам. Я и понятия не имела, к чему это приведет.
Актриса из меня неважная – как показал эпизод с теологически озабоченной Пенни. И все же я делаю сокрушенное лицо и заверяю детектива Кавану, что отвечу на любые – да-да, любые – вопросы. Все что угодно, лишь бы разыскать Бетани.
А известно ли вам, что доктор Мелвиль принимал болезненные фантазии вашей пациентки всерьез? И даже списался с рядом ученых, к немалой тревоге своего начальства?
Пристыженно киваю в ответ. Да, и я виню себя в том, что проглядела тот момент, когда интерес физика к идеям Бетани приобрел нездоровую окраску. Особенно в свете того, что моя предшественница, Джой Маккоуни, угодила в ту же… поискав нужное слово, заканчиваю:…ловушку.
– У Бетани дар убеждать людей, – настойчиво говорю я. – Ее бред заразителен. С такими пациентами невольно срастаешься, иногда – чересчур. – Опускаю глаза долу и выдерживаю приличную паузу. Ощущение такое, будто нас обоих посадили под стеклянный колпак. – По мнению доктора Шелдон-Грея, эту ошибку совершила и я. – Кавана заинтересованно вскидывается. – Хотя сама я склонна не согласиться.
Такого поворота следователь предвидеть никак не мог. Даю ему время осмыслить поток моих откровений, мое горячее желание помочь следствию раскрыть тайну беглого физика.
– Доктор Мелвиль переживает сейчас не самый легкий период в своей жизни, – после некоторой заминки продолжаю я. – Хотя он старается этого не показывать, недавняя смерть матери стала для него тяжелым испытанием, выбила почву у него из-под ног. А мы, психологи, замечаем далеко не все и не всегда. И способны проглядеть даже очевидные вещи.
– А чем вы объясняете столь поспешный отъезд причем буквально за день до похищения Бетани? Скажете, совпадение?
– Ну, удивительного тут ничего нет. Ему давно пора было сменить обстановку. Он поговаривал о том, чтобы съездить в командировку. Его мать умерла, с работы его попросили, а тут еще Бетани запудрила ему мозги… Я и сама ему говорила: «Ради бога, поезжай». И рада, что он внял моему совету.
– В таком случае вам, вероятно, известна и цель его поездки в Таиланд? Этой научной командировки?
Сосредоточенно изучаю стол. Дерево, но не настоящее, а ламинат. Фотография, Перенесенная на пластик. Подделка столь убедительна, что впору плакать. Детектив нетерпеливо ерзает. Люди действия не любят сидячей работы.
– Мне неловко об этом говорить. Но я догадываюсь о… склонностях Фрейзера и боюсь, «научная командировка» – не более чем эвфемизм. – Брови детектива ползут на лоб. Я упиваюсь своей маленькой местью. – Ваше поприще – криминал, мое – человеческая душа, – продолжаю я. – И вы, и я имеем дело с болезненными мотивами. Лично мне не нравится многое из того, что я вижу в человеческой природе. Однако закрывать глаза тоже нельзя.
– Не могли бы вы прояснить вашу мысль, мисс Фокс?
– Бросьте. Наверняка вы все уже поняли.
Детектив выпячивает подбородок: карты на стол.
– Ладно. Фрейзер Мелвиль – одинокий мужчина, немолодой, неженатый, не слишком привлекательный и недавно переживший большое горе.
– У миссис Зарнак, вашей хозяйки, сложилось впечатление, что…
Рассмеявшись, качаю головой:
– У бедняжки буйная фантазия, склонность к романтике и слишком много досуга. Миссис Зарнак – преданная подписчица журнала «Настоящая жизнь». Который, как вы знаете, специализируется на историях из жизни больных и убогих, преодолевших непреодолимые препятствия и нашедших любовь до гроба. Жаль, но придется ее разочаровать. Вы что, всерьез полагаете, будто у меня может быть какая-то любовная жизнь?
Похоже, этот довод заставил его призадуматься.
– Доктор Мелвиль был женат, – говорит он предостерегающим тоном, как будто я пытаюсь выкинуть некий, как он выразился бы, «фокус».
– На лесбиянке. Можете проверить.
Любопытно, но ожидаемо – на этом его вопросы иссякают. В наступившей тишине мы синхронно представляем Фрейзера Мелвиля в бангкокском баре, где он угощает смазливого мальчонку каким-нибудь приторным коктейлем. Интересно, Кавана тоже видит цветок жасмина в волосах малолетнего жреца любви? Печаль в раскосых глазах? Я делаю скорбное лицо, и мы позволяем себе понимающе приподнять уголки губ, молчаливо соглашаясь: да, у всех свои слабости, но мы такие вещи не одобряем. Может статься, мы оба сожалеем, что в кругу моих знакомых есть такой человек, как Фрейзер Мелвиль, хотя, с другой стороны, инвалиду, конечно, выбирать не приходится. Детектив пожимает плечами, отгоняя навеянное нашим тайским видением брезгливое чувство.
– А отец Бетани? – перевожу я разговор. – Полагаю, ему сообщили о травме. Он-то ведь знал, что она лежит в больнице?
Детектив Кавана разглядывает свои ладони с таким видом, словно перед ним высшие существа, с которыми он должен посоветоваться.
– Доктор Шелдон-Грей рассказал мне о вашем необычном визите к Леонарду Кроллу. – Кавана выжидающе замолкает, но я снова с головой погрузилась в созерцание узоров на ламинате. – Так вот, у преподобного отца есть алиби. Но давайте лучше поговорим о вашей встрече. Вы ко всем родителям наведываетесь? Вот так, инкогнито?
– Нет.
– Что же вас побудило на этот раз?
– Бетани Кролл – далеко необычная пациентка. Наверное, я надеялась, что с помощью ее отца мне удастся найти ключик к ее выздоровлению.
Детектив снова изучает ладони. Такие руки легко представить сжимающими гирю в спортзале.
– И как, удалось?
Тут он бросает на меня испытующий взгляд. Наши глаза встречаются. Краска стыда, поднимающаяся от груди к горящим щекам, на этот раз неподдельна – свидетельство моего полного, сокрушительного поражения.
– Нет. Не удалось.
Дома меня ждет письмо – среди россыпи рекламных листков и прочей макулатуры на коврике лежит конверт с надписью: «Региональное управление». Того, что в нем написано, можно было ожидать, но я все же чувствую укол оскорбленной профессиональной гордости, читая ровные уклончивые параграфы за авторством управляющей по персоналу мисс Стефани Бактон. Похоже на школьные характеристики, которые когда-то составляли сестры: «Габриэль – одаренная ученица, но склонна усложнять себе жизнь». История повторяется? Может, я снова натворила бед?
Похоже, что так.
Меня отстранили от занимаемой должности. С немедленным эффектом.
Негодование вскоре перерастает в ярость. Окажись эта мисс Стефани Бактон сейчас здесь, она бы познакомилась с моим «громовым яйцом». Близко познакомилась.
Швыряю письмо в мусор. Еду на кухню, плещу в лицо холодной водой. Минуту спустя я с большим, чем обычно, остервенением выбрасываю и остальную корреспонденцию. И вдруг вижу открытку. Чудо, что я ее вообще заметила. Никто из моих знакомых открыток не пишет: этот обычай канул в Лету вместе с двоюродными бабушками, кружевными салфеточками и кофейными термосами. Но вот он – красочный прямоугольник с изображением Эдинбургского замка. На переднем плане стоит волынщик с комично надутыми щеками и волосатыми коленками, гордо выглядывающими из-под килта. Переворачиваю открытку. На обороте – знакомый почерк. Почерк, который я впервые увидела в своем кабинете, на адресованном Джой Маккоуни прощальном послании.
«Салют, Немочь!
Боюсь, второпях я даже не попрощалась с тобой толком. Не переживай. Со мной все в порядке.
С электрическим приветом,
Пациентка Б.».
Случается, инстинкт заставляет тебя резко свернуть. Не успеешь моргнуть, а дело сделано, и перед тобой предстает изменившаяся до неузнаваемости карта мира: новые, незнакомые дороги, от которых, возможно, зависит твоя жизнь.
Доверившись инстинкту, еду в полицейский участок. Вручив открытку дежурному офицеру, следующие полчаса я провожу в тесной кабинке, украшенной постерами с графиками преступности и номерами «горячих линий». Детектив Кавана встречает новость без малейшей радости и даже, пожалуй, с неудовольствием, которое граничит с грубостью. Открытка, отправленная Бетани из Эдинбурга, только «мешает ходу расследования», заявляет он с суровым видом. «Скорее всего, это попытка сбить полицию со следа».
– С вашей профессией недоверие вас, должно быть, в крови, – говорю я.
– Вы уверены, что почерк принадлежит Бетани?
– Абсолютно. Хотите, устройте экспертизу.
В ответ – испепеляющий взгляд: видимо, графологи уже трудятся вовсю.
– Она когда-нибудь упоминала друзей или родственников в Шотландии?
– У таких детей нет ни друзей, ни родственников. И о Шотландии она ни разу не заикалась.
– По-вашему, это закодированное послание?
Объясняю, что «электрический привет» – шутливый намек на электрошоковую терапию, а «Немочь» – прозвище, которое, с типичным для нее дурным вкусом, она придумала для меня. Кто такая «пациентка Б.», объяснять, надеюсь, не нужно. В остальном же никаких кодов нет. Скажите, чем я могу помочь?
Кавана вздыхает:
– Поезжайте домой и ждите. Если она опять с вами свяжется, позвоните по этому номеру. – Вручает мне визитку. – А если по каким-то причинам вам понадобится уехать из Хедпорта, предупредите меня заранее и сообщите, где вас искать. Если она объявится, вас могут срочно вызвать.
За дверью в мою квартиру звонит телефон. Ответить я не успеваю, но это уже десятый пропущенный звонок, все с одного номера, из чего можно заключить: чье-то больное воображение разыгралось не на шутку. Но чье? Не проходит и минуты, как звонят снова. Джой, вне себя от тревоги. Узнала о похищении Бетани. Вернее, о «побеге», как называет его она.
– Если это ваших рук дело, знайте: вы сами не догадываетесь, что натворили. Я же вас предупреждала!
– Я тут ни при чем.
– Неужели вы не понимаете: теперь весь мир в опасности? Неужто до вас не дошло? – Ее волнение почти осязаемо. – Когда-то и я была такой же наивной. Не верила в людское зло. А теперь верю. Дай ей волю, она уничтожит всю планету. – Упорство, с которым Джой цепляется за абстрактное понятие, лишь бы исключить любую случайность, вызывает во мне скучающее сочувствие. Вот только я ничем не могу ей помочь. – Если вы знаете, где она прячется…
– К сожалению, нет, – раздраженно обрываю я. – Вынуждена вас разочаровать.
На том конце слышен мужской голос, который сердито ее увещевает. В следующую секунду раздается вопль Джой: «Пусти!» – потом какое-то громыхание, как будто телефон уронили на пол. Я все еще слышу ее бешеные крики.
– Алло? – говорит мужчина. Муж. – С кем я разговариваю?
– Я Габриэль Фокс. Мы виделись в ресторане.
– О боже. Я должен перед вами извиниться за свою жену. Эти ее лекарства…
На прощание желаю ему удачи. Она ему будет ой как нужна.
После того как моя жизнь полетела кувырком вместе с машиной, во мне возникла уверенность, что теперь мои мысли будут вечно вращаться вокруг последствий травмы, что никакой внешний фактор не сдвинет меня с позиции вынужденного солипсизма, и эта утомительная поглощенность собой будет тянуться, нудно, нескончаемо, будто тихий звон в ушах, до умопомрачения, пока я не умру. И каждое божие утро я буду просыпаться с сознанием, что моя жизнь кончена. Теперь же…
Меня подхватил поток времени. Волна абсурда несет меня с такой скоростью, что иногда я на целые минуты забываю о том, в какую развалину превратилась, а вспомнив, никого не виню. В тот миг, когда мои приготовления ко сну прерывает писк мобильного телефона, я уже знаю, что подсознательно этого ждала. Номер, с которого пришло сообщение, не определился.
«СТАНЦИЯ ТОРНХИЛЛ ПАРКОВКА ЗАВТРА УТРОМ ДЕСЯТЬ НОЛЬ-НОЛЬ. НИ СЛОВА ПОЛИЦИИ. ВВГ».
Кто этот «ВВГ»? Усталая, встревоженная, но странно окрыленная, собираю большой чемодан: одежда, косметика, зубная щетка, всякие медицинские и колясочные принадлежности, обезболивающее, шампунь. Наверное, я сошла с ума.
Я даже не пытаюсь остановиться.
Если звучит голос крови, логике остается помалкивать. Зато надежда пусть говорит. Столь яростных велений сердца я не чувствовала уже давно.
Наконец я засыпаю, и мне снятся кружащие в воздухе черные птицы.
