Текст книги "Вне подозрений"

Автор книги: Линда Ла Плант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Мистер Макдоуэлл, вы должны отвечать правду и только правду на все вопросы, которые я вам сейчас задам. Вы меня поняли?

– Угу.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на стоящих здесь, в комнате, и сказали мне, знаком ли вам кто-нибудь из них. Не спешите. Если вы узнаете этого человека, сообщите мне, не он ли заходил к вам в бар в Манчестере.

Макдоуэлл кивнул.

– Вам ясно, что нужно делать?

– Ага. Поглядеть на ребят и сказать вам, есть ли среди них иностранец, с которым я общался. Так ведь?

– Да, правильно.

Лангтон нажал кнопку, и окна на этой стороне комнаты прикрыли ставнями. Зажегся мерцающий красный свет. Дэниэлс вошел в смежную комнату вместе с Льюисом. Восемь мужчин в одинаковых бейсбольных кепках стояли молча, с застывшими, невыразительными лицами.

Льюис дал ему бейсбольную кепку.

– Мистер Дэниэлс, вы можете встать в ряд, куда вам нравится, – негромко произнес он.

Дэниэлс надвинул кепку на лоб и задумчиво оглядел выстроившихся «двойников». Он выбрал место в центре – справа от него оказалось четверо мужчин и слева – тоже четверо. У всех них были карточки с номерами. Дэниэлс получил пятый номер.

– Мистер Дэниэлс, вам не трудно поднять воротник вашего пиджака?

Дэниэлс поднял воротник до подбородка.

Лангтон увидел, что мужчины в бейсбольных кепках ярко освещены красным светом, и жестом подозвал Макдоуэлла подойти к шеренге.

Покатые плечи Макдоуэлла почти загородили окно. Он стоял, опустив подбородок, и долго разглядывал собравшихся. Лангтона разочаровало, что Макдоуэлл не смог сразу опознать Дэниэлса, и он уже собрался подвести его поближе к ним, когда тот обернулся.

– Да, это он. Номер пять. Но бейсбольная кепка – другая. Вот почему я задержался. Моя проблема. Однако теперь ясно вижу – это он.

– Спасибо вам, мистер Макдоуэлл.

Лангтон тут же выключил свет и распахнул ставни. Он пошел провожать Радклиффа, чтобы тот не заблудился в коридоре. Баролли немного подождал, а после увел Макдоуэлла в камеру. Дэниэлс не стал снимать бейсбольную кепку. Возвратившись в комнату для допросов, он перевернул ее козырьком назад и улыбнулся своей шутке. Радклифф не выдержал и стащил эту кепку с его головы. Лангтон записал на пленку, что они снова собрались и намерены продолжить допрос.

Он выждал минуту-другую и обратился к подозреваемому:

– Мистер Дэниэлс, я обвиняю вас в убийстве Мелиссы Стивенс.

– Я признаю себя виновным, – устало ответил Дэниэлс.

Льюис передал Лангтону папку с фотографиями, и тот продолжил:

– А теперь я желал бы задать вам вопросы в связи с убийствами Лилиан Даффи и Тересы Бут…

Две фотографии были положены на стол.

– Кэтлин Кииган…

К ним присоединилась третья фотография.

– Барбары Уиттл.

Четвертая.

– Сандры Дональдсон…

Когда Лангтон поднял руку, чтобы положить фотографию следующей жертвы, Дэниэлс насмешливо и торопливо произнес:

– Берил Виллиерс и Мэри Мерфи.

Дэниэлс привстал и прижался спиной к стулу. «Он выглядит как свернувшаяся кольцами змея», – подумала Анна. Все уставились на него, не отводя глаз, а он лишь загадочно улыбался в ответ.

– Тельмы Дельрау, Сади Задин и Марлы Кортни.

Лангтон разложил фотографии, занявшие целый стол.

Анна оцепенела. Она не могла поверить случившемуся. Да и никто из них не мог. Льюис взглянул на Лангтона. Сыщики молчали. Радклифф посмотрел на своего клиента, завороженный его тихим, ровным голосом.

Дэниэлс вытянул руку и осторожно ощупал каждую фотографию. Он вздохнул и принялся считать:

– Один, два, три, четыре…

Затем склонил голову набок.

– Здесь не хватает одной. Мелисса, где моя прекрасная Мелисса?

Дэниэлс взял снимок Мелиссы и положил его рядом с остальными.

Дэниэлс начал располагать фотографии по порядку: убитая первой, второй, третьей. И, кончив свою работу, гордо заявил:

– Это все мои жертвы. – Схватил снимки обеими руками и крепко сжал их.

– Итак, мистер Дэниэлс, вы признаете, что убили всех этих женщин?

– Да.

Радклифф затрясся, а его лицо сделалось бесцветным и растерянным.

– Господи боже, – прошептал он.

Дэниэлс вновь сложил фотографии в аккуратную стопку.

– Я готов и жду вас, – спокойно проговорил он. А после выбрал из этой стопки снимок своей матери, Лилиан Даффи. Дэниэлс указал пальцем на Лангтона. – Нет, я не желаю сидеть напротив него.

Он медленно повернулся к Анне.

– Пусть она займет его место. А иначе вы от меня больше ни слова не услышите. Я хочу, чтобы она села за стол и посмотрела на меня. Таково мое условие.

Лангтон и Анна переглянулись. Она чуть заметно кивнула. А внимание Лангтона было устремлено лишь на Дэниэлса.

– Мы сейчас прервемся и позавтракаем. И потом сержант Трэвис сядет напротив вас, мистер Дэниэлс.

Дэниэлс улыбнулся.

– Благодарю вас.

Он лениво погладил фотографию Мелиссы Стивенс.

У Анны застыла в жилах кровь.

ГЛАВА XXI

Лангтон попросил Анну зайти к нему в кабинет. Он понял, что ее потрясло требование Дэниэлса.

– Ты можешь это выдержать? Сидеть напротив и смотреть ему в лицо?

Она ошеломленно кивнула и слегка пожала плечами.

– Я не поверила своим ушам, когда он признался в преступлениях. Думала, нам понадобится еще много дней.

Лангтон покачал головой.

– Мы его достали, и он это знает. Отрицать все и дальше было бы невозможно. К чему продлевать агонию? По-моему, мы должны сейчас, за завтраком, обсудить план действий. Анна, я хочу подготовить тебя к допросу. Он может затянуться. Еще не все кончено, Анна.

– А почему он желает сидеть напротив меня?

– Не знаю, как работает его извращенный ум. Возможно, ему кажется, что ты начнешь над ним издеваться и превратишь в форменного дурака. Неважно, в чем тут причина, но для него это в своем роде удовольствие. Конечно, он – человек нездоровый и общаться с ним, мягко говоря, неприятно. Он хочет посмотреть, как ты будешь реагировать.

– А если я не отреагирую?

– Тогда ты уложишь его на обе лопатки, потому что он стремится лишь к одному – сломить тебя и побольнее обидеть.

Она закрыла глаза, затем снова открыла и поглядела на сосредоточенное лицо Лангтона.

– Чертов ублюдок, – проговорила Анна. – Ладно, приступим. Я хочу с ним пообщаться.

* * *

Баролли присоединился к Льюису за завтраком и смутился, услышав, что Анна решила полезть в самое пекло и допросить Дэниэлса. Льюис немного выждал и взорвал бомбу:

– Дэниэлс сознался во всех преступлениях.

– Господи, неужели во всех?

– Да, включая американские.

Слух о его признании быстро распространился по ситуационной. Мойра вздохнула, узнав о твердом намерении Анны, и прокомментировала:

– Она сядет напротив него, совсем как ягненок перед голодным волком. Представляю себе этот допрос.

А Джин взвинтила нервы им обоим, вспомнив дело Фреда Уэста. Тогда у одной свидетельницы начался тяжелый истерический припадок. Она не смогла пережить отвратительных подробностей его преступлений, тяжело заболела и с тех пор не работала.

– Кажется, это она судилась с полицейскими? – припомнила Мойра.

Баролли и Льюис переглянулись, а затем все четверо посмотрели на опущенные шторы в кабинете Лангтона, сквозь которые едва виднелся силуэт Анны.

– Господи, помоги ей! – взмолилась Джин. Они закивали головами и вернулись к своим столам.

* * *

Пресс-офис отделения разрывался от телефонных звонков. Теперь там подготавливали новый пресс-релиз. В нем подтверждалось, что Алан Дэниэлс был задержан для допросов в связи с убийством Мелиссы Стивенс и он также помогает полиции в расследовании ряда других преступлений. «Ивнинг стандарт» планировала посвятить целый разворот аресту известного актера. В программах телевизионных новостей успели собрать последнюю информацию о Дэниэлсе для вечерних передач. Журналисты накинулись на сенсацию, как стервятники на падаль, и взяли отделение в кольцо осады.

* * *

Лангтон позавтракал и вернулся к себе в кабинет. Анна съела завтрак у него за столом, продолжая знакомиться с досье с заметками Лангтона.

– Его привели из камеры. Ты готова?

Она подняла голову и кивнула. Времени для переживаний у нее больше не было.

– Не хочешь зайти в туалет?

– Да, наверное, стоит.

– О’кей, а я подожду в коридоре. Ты все с собой взяла?

– Да.

– Молодец, хорошая девочка. Только не волнуйся и старайся не напрягаться. Не позволяй ему переходить в наступление и раздражать тебя. И помни: я здесь, рядом. Позови меня, если я понадоблюсь.

– Да.

Лангтон сложил груду папок с досье, когда она поспешно удалилась в дамскую комнату. Прошла в кабину, присела на унитаз, собираясь пописать, но от нервных судорог из нее не вылилось ни капли. Анна стиснула зубы.

– Ну, давай, пузырь, сокращайся, сделай свои дела.

Наконец она смогла выйти, вымыть руки и поглядеться в зеркало. «Последи за мной, папа», – прошептала Анна. И, ссутулившись, двинулась к двери.

* * *

Она поднималась по лестнице в комнату для допросов и столкнулась по дороге с Льюисом.

– Удачи тебе!

– Спасибо.

– Это от всех нас.

Лангтон ждал ее в коридоре у лестницы и улыбнулся ей.

– Досье разложены на столе. Сможешь снова прочесть ему его права.

– Я знаю.

Казалось, он нервничал сильнее ее, отчего Анна сразу успокоилась. Они вместе вошли в комнату для допросов. Дэниэлс вымыл лицо и зачесал назад мокрые волосы. Она села, стараясь не смотреть на него.

Лангтон устроился у нее за спиной, а Радклифф опустился на стул рядом с Дэниэлсом. Анна строго следовала протоколу: она проверила пленку на магнитофоне и включенную видеокамеру. Поглядела на часы, отметив точное время, место и имена присутствующих в комнате для допросов.

Когда она прочитала Дэниэлсу его права, он наклонился и учтиво заметил:

– Вы очень хорошо с этим справились. Я вами горжусь.

Она раскраснелась от смущения и перелистала досье с первым делом, постаравшись сосредоточиться, а затем подняла голову и поглядела Дэниэлсу прямо в глаза. Он спокойно выдержал ее взгляд и даже не моргнул. И хотя Анна помнила слова Баролли: «Следи за выражением его глаз и подожди, когда в них мелькнет страх», теперь он явно ее не опасался. Бывший Энтони Даффи наслаждался неуверенностью детективов и чувствовал себя хозяином положения. Она приступила к допросу.

– Мистер Дэниэлс, сегодня утром вы признались в убийстве Лилиан Даффи. Будьте добры, скажите мне, каковы были ваши отношения с жертвой?

– Вы же знаете, каковы они были, Анна, – неопределенно откликнулся он.

– Я требую от вас ответа.

– Она была моей родительницей. – Он с презрением изогнул губу.

Анна откинулась на спинку стула. Между ними на столе лежала фотография Лилиан Даффи.

– Вот фотография. Вы можете сказать, кто на ней снят? Очевидно, это она.

– Очевидно, это она, – повторил он.

– Я прошу, чтобы вы опознали фотографию, мистер Дэниэлс.

Она почувствовала вспышку его гнева.

– Это Лилиан Даффи, – огрызнулся он. – Сука, которая меня родила.

Анна произнесла слово, упорно не употреблявшееся им:

– Как вы убили свою мать?

– Вы хотите спросить «почему»? – Он ударил по фотографии ребром ладони. – Вы хотите сначала выяснить мотив?

Она промолчала. Лангтон придвинулся к ее стулу, как будто желая, чтобы Анна ощутила его близость.

Дэниэлс продолжал, не обратив внимания на Лангтона:

– Когда мне было пять лет, она окунула меня в кипяток. И я заорал. Она прокричала в ответ, что вовсе не собиралась сделать мне больно. Она, видите ли, не знала, какая там горячая вода. А ей просто было на меня наплевать. Иначе она бы заметила струившийся пар. Когда она меня оттуда вынула, у меня были обварены ноги, спина и ягодицы. Они нагноились, и тогда кто-то отвел меня в клинику. А там вызвали сотрудников социальной службы проверить, не подвергаюсь ли я дома насилию. Но она сумела их обмануть и сказала, что я сам полез в горячую ванну. И они ей поверили. После их ухода она избила меня за эту жалобу. Предупредила, что если я еще кому-нибудь расскажу, то в следующим раз она меня утопит. Так что в детстве я страшно боялся мыться.

– Будьте добры, расскажите мне о… – перебила его Анна.

Он опять ударил ладонью по столу.

– Не перебивайте меня, черт побери! Я же объясняю вам, каков был мотив, дура вы этакая! Хотите его понять, так слушайте. Слушайте, что она со мной вытворяла! Тогда вам станет ясно, тогда хоть кому-нибудь станет ясно, почему я ее убил.

– У нас здесь есть отчет социальных работников, которые посетили…

– Херня! Они меня не интересуют. Кучка дармоедов. И я пошел в школу с синяками на ногах. Но на вид они были самые обычные, как бывают у ребят, упавших со ступенек. Сломанные ребра, сломанные руки – в детстве это не редкость, когда ты «играешь на улице с хулиганистыми мальчишками». И мне ничем не помогли! Только ухудшили мою жизнь. После их ухода она стала бить меня чуть ли не каждый день. Я спал в запертом шкафу, на грязном, пропахшем мочой матрасе, и она не выпускала меня оттуда целыми сутками. Вот так она меня учила.

Он закрыл глаза.

– Там была трещина в деревянных створках, и я всматривался в нее, чтобы увидеть свет. Шкаф стоял в ванной, напротив туалета. И я от нечего делать наблюдал, как шлюхи подмывали свои влагалища и брили подмышки. Они пользовались резиновым душем – мыли свои вонючие прелести и свои задницы, заполненные спермой. А потом стирали грязное нижнее белье и вывешивали мокрые колготки и пропотевшие лифчики на веревку над ванной. Я следил, как накачивались они наркотиками, нюхали их и чихали. Видел, как так называемые дружки трахали их у стенки, все эти сутенеры и клиенты, здоровенные черные ублюдки с блестящими задницами. Они получали свое и сматывались. Знаете, ни один из них – ни один – даже не подумал отпереть шкаф и выпустить меня.

– Но другие женщины…

Он в третий раз ударил по столу ребром ладони.

– Ну, сколько мне еще нужно повторять, Анна? Она не отпускала меня, потому что, когда мне исполнилось семь лет, начала зарабатывать с моей помощью. Вы хоть представляете себе, как торговала она мной, своим собственным сыном?

Анна вдоволь наслушалась его рассказов о разврате и страшных сексуальных играх, и у нее закружилась голова. Он описывал, как его заставляли заниматься сексом с мужчинами, фотографировали его сосущим их пенисы. Дэниэлс смущался, когда женщины собирались и щупали его маленький стручок, пытаясь его сексуально возбудить. Он замирал от ужаса, ожидая, какой новый грязный трюк придумает его мать, чтобы получить хорошие деньги за привилегию пустить по рукам своего сына. Когда он отказывался участвовать в этих шабашах, она его била и запирала в шкаф.

Однажды его спас школьный учитель, явившийся после футбольного матча проверить, как работает душ у мальчиков из команды. Он увидел его синяки, отметины на запястьях и сразу догадался об их происхождении. Энтони связывали руки, чтобы он не сопротивлялся анальному сексу. Учитель доложил об этих истязаниях.

Дэниэлс закрыл глаза, описав, что́ он почувствовал, когда его забрали из дома, и как через некоторое время он смог оправиться от всех унижений. Однако Лилиан Даффи сумела убедить сотрудников социальной службы, что сможет позаботиться о сыне. И его вернули домой. Он пошутил, сказав, что, возможно, унаследовал свой артистический талант от матери.

– Ей бы стоило дать премию «Оскара» за вдохновенную игру в материнскую любовь. Сколько же денег она на мне заработала! Ну, вот, я снова оказался дома, то есть в этом аду.

Затем он рассказал, как его увезли от приемных родителей – «единственной нормальной семьи, которую он знал» и как он кричал при расставании. Но о приютах отозвался с холодным гневом. Уверенность в себе пришла к нему позднее, в подростковом возрасте. Тогда он понял, что с его свидетельствами станут считаться в полиции и он сможет обвинить свою мать. В ту пору он и собрался с классом в путешествие, для которого требовалась метрика. А мать снова обидела его, заявив, что отцом Энтони мог быть любой из сотни ее дружков. Он с отчаянием в голосе вспомнил, как искал тогда свою мать, и пришел в ярость, обнаружив ее на дорожке с одним из клиентов.

– Она меня даже не узнала. Шлюха совсем выжила из ума. – Дэниэлс расхохотался. – Ну, в общем, клиент от нас убежал, а я схватил ее за горло и с силой ударил о стену. Я изнасиловал ее, разодрал ее одежду. Да и ее чуть не разорвал на части.

В досье, лежавшем перед Анной, были собраны все свидетельские показания по этому делу. Их взяли у бывшего сыщика Сауфвуда, у Макдоуэлла и у полицейского из Манчестера. И все они по-разному излагали одно и то же событие – нападение на Лилиан Даффи. Как будто видели его под разными углами зрения и в разной перспективе. Еще одно показание – заявление самой Лилиан Даффи – сгорело во время пожара в отделении полиции, но лишь теперь они смогли выслушать точный и злобный отчет ее сына.

Дэниэлс посмотрел на свои руки и потер ногти.

– Вонючая шлюха обвинила меня. Тогда я отправился в гнусную дыру, где все они жили, и запер ее в шкаф. Хотел посмотреть, как ей это понравится. И продержал ее там всю ночь, пока она не пообещала мне забрать свое заявление. Вскоре я ее выпустил, но старая ведьма явилась в полицию и снова обвинила меня А я снова избил ее.

Дэниэлс описал, как на следующий день она отказалась от обвинения. Он взволнованно взмахнул рукой.

– Тогда она меня испугалась. Пришло время расплаты. И я начал планировать ее убийство.

Выражение его лица оживилось, когда он негромко продолжил:

– Понимаете, я позаимствовал машину у одного друга. Старый «Ровер». И подождал. Следил, как расхаживала она по своему пятачку. Останавливала клиентов. Наклонялась и «ныряла». – Он изобразил, как она пригибалась к окошку машины. – Ну, совсем безмозглая. Даже ходить прямо не могла. – А затем заговорил с иностранным акцентом: – Хэлло, дорогуша. Ты на работе, девочка? Хочешь прокатиться со мной?

Дэниэлс откинулся на спинку стула.

– Она села ко мне, даже не посмотрев! Но узнала мой голос и спросила: «Энтони, во что это ты со мной сейчас играешь?» А я ответил: «Я тебя однажды трахнул, и мне это понравилось. Вот я и хочу повторить. Да еще сниму на пленку». «Ах ты, дрянной мальчишка», – засмеялась она и начала расстегивать блузку. Я ей возразил: «Нет, ты должна лечь и сделать все как надо. Не у стены и не на темной, узкой дорожке. Представь себе, что я настоящий мужчина и хочу заняться с тобой любовью». Показал ей толстую пачку денег. Ну, в общем, она охотно согласилась. Даже обрадовалась. Я отвез ее на пустырь. Мы выбрались из машины, и она стала быстро раздеваться, словно и правда желала трахнуться. Я сказал ей: «Сними свой лифчик, мама». И она его расстегнула. «Знаешь, я тебе завяжу его совсем по-новому. Я как-то видел подобное, и мне пришлось по вкусу!..» Тогда я связал ей руки лифчиком, и мы двинулись дальше, я ее то и дело подталкивал. Затем она легла и раздвинула ноги. Возбудилась, затрепетала и призналась, что сделает для меня все, ведь она меня так любит. «А ты очень красивая», – заметил я и снял с нее вонючие колготки.

Дэниэлс чуть-чуть повернул голову и с приятной улыбкой поглядел на Анну.

– Ну вот, лежит моя мамочка на пустыре, а я стягиваю с нее колготки, смеюсь и завязываю их узлом у нее на шее. Обматываю их дважды и говорю: «Я знаю, тебе это нравится», а она хихикает. – Дэниэлс раскинул руки и соединил их. – Затягиваю узел все туже и туже и думаю: «Ей же сейчас неудобно». Она начинает бороться, а я наклоняюсь к ней все ближе, хочу понаблюдать за ее предсмертными хрипами, и наконец узел готов. Я выпрямляюсь и сажусь поодаль от нее, а она задыхается и сипит. Она не могла меня остановить, ведь ее руки были связаны и заломлены за спину.

– Но у вас был с ней сексуальный контакт? – Анна знала, что у них нет анализов ДНК, поскольку тело жертвы успело разложиться.

– О да, я ее трахнул. Убедился, что она жива и следит, как я ее душу. Но помедлил и оказался не на высоте. Она умерла еще до того, как я в нее вошел. – Дэниэлс расхохотался. – А когда я лежал на ней и видел, что свет меркнет в ее глазах, то думал: «Вот она, справедливость». Наконец-то ей воздалось по заслугам. Она была моей первой.

Анна попросила его показать на карте точное место убийства. Дэниэлс хмуро уставился на карту.

– Вот здесь. Неподалеку от пустыря – стоянка автобусов, а в миле по дороге – квартал жилых домов.

Он взял один из карандашей Анны и аккуратно пометил место крестом. А после вернул ей карандаш и карту.

– Я хорошо запомнил. Еще бы, этот грязный бурдюк меня о нем часами допрашивал. Всю душу вытянул.

– Как его фамилия – Сауфвуд, или вы говорите о ком-то другом?

– Нет, о нем, о нем. Я его сразу узнал. В общем, это был «семейный вечер», или «семейная ночь». Он моей мамашей тоже неплохо попользовался, как и многие в Манчестере. Но никаких улик они не обнаружили, решили, что со мной все чисто, и отпустили. Ничего не поделаешь, пришлось освободить.

Анну заинтриговал его изменившийся голос: теперь он был не столь тонко модулирован, и в нем проскальзывал северный акцент, от которого он отучился еще в юности. Благодаря этому акценту казалось, что он говорит в нос. Она вспомнила важный вопрос, который уже давно планировала ему задать:

– Вы сохранили какую-нибудь вещь, связанную с убийством вашей матери?

– Что?

– Вы взяли у нее что-то в эту ночь, когда ее убили?

Дэниэлс кивнул.

– Я вижу, куда вы клоните. Да, она оставила сумочку в машине. В ней было двадцать два фунта, кошелек и ее косметика. Я и решил всем этим воспользоваться. Такой вот сувенир, понимаете.

– А почему они вам понадобились?

– Я гляжу на них и вспоминаю, как эта тварь умирала.

– И ее сумочка по-прежнему у вас?

Дэниэлс указал на Анну пальцем.

– Да-да. Я ее храню. До сих пор.

– А где она?

– Я вам, быть может, скажу потом.

– Лучше не откладывайте и скажите прямо сейчас. Это важно.

– Почему?

– У нас появится свидетельство, подтверждающее ваши слова. Мы поймем, что вы говорите правду.

– Неужели вы мне не верите, Анна? – спросил он, с наивным видом опустив ресницы.

– Вы могли искусно разыграть нас во время этого допроса. В конце концов, вы – знаменитый актер, мистер Дэниэлс, – любезно проговорила она, хотя ее так и распирало от негодования.

– Да-да, я понимаю. Хорошо. У меня в ванной большой шкаф со стеклянными панелями, сделанный специально по моему заказу. И там вы ничего не найдете. А сзади у него потайная панель с отделением, и о ней, кроме меня, никто не знает. Все хранится в этом тайнике. Без меня вы никогда ни одного «сувенира» не отыщете. Вы же проводили обыск и вернулись к себе с пустыми руками? Да-да, запишите это, Анна. Я взял оттуда три сумочки и спрятал их у Макдоуэлла.

Лангтон встал и покинул комнату. Анна упомянула для записи на пленке об уходе суперинтенданта Лангтона из комнаты для допросов. Дэниэлс пронаблюдал за закрывшейся дверью.

Анна выбрала досье Кэтлин Кииган и достала ее фотографию.

– Вы могли бы опознать эту женщину, мистер Дэниэлс?

Он с отвращением поглядел на снимок.

– Кэтлин Кииган – мерзкая старая сука, и эта фотография ей льстит. Жирная старая корова, она весила восемнадцать стоунов. Настоящий кусок дерьма, еще хуже моей матери.

– Вы убили Кэтлин Кииган?

Он усмехнулся и распростер руки на столе.

– Да, моя нежная лапочка, можете поручиться. Я это сделал, Анна.

* * *

А Лангтон тем временем спокойно беседовал с Льюисом. Он дал ему указание поставить около отделения дежурную патрульную машину. Взглянул на часы и сообщил, что они сделают перерыв в четыре. Отвезут Дэниэлса на его квартиру и повторно обыщут ее в присутствии адвоката обвиняемого.

– А как держится она? – спросил Льюис.

– Пока отлично, – негромко ответил Лангтон. – Но ей вскоре понадобится перерыв.

Когда Лангтон вернулся в комнату для допросов и сел на место, Дэниэлс подмигнул ему и кивнул Анне.

– Она сейчас поинтересовалась, как это я заманил к себе Кэтлин. Вы не так уж много потеряли. Я сказал Кэтлин, что знаком с одним богатым типом, арабом и он любит полных женщин. Знаете, таких, с животами. И эта сука мне поверила. Она сама напросилась на свидание. В тот раз я позаимствовал у другого приятеля большой фургон. Он был художником и декоратором и хранил в нем лесенки, мольберты, краски – в общем, всякую всячину. Я это вынул и постелил в глубине одеяло. Она с трудом туда залезла, обхватив мою ногу своими жирными ручищами. Гладила меня и обещала поделиться, когда заработает. Ее пальцы распластались на моих, точно бананы. – Он грубо и хрипло рассмеялся.

Дэниэлс расписал убийство Кэтлин Кииган со всеми отвратительными подробностями. Сначала он попросил ее лечь и подождать араба. Она не стала церемониться и уже разделась, когда он приблизился к ней и приказал лечь лицом вниз, объяснив, что араб вот-вот подойдет.

– Она была такой сильной, даже со связанными руками.

Дэниэлс со смехом изобразил, как он выкатил «эту тушу кита» из грузовика и как плюхнулась она на сырую траву.

– Позвольте мне признаться, это было тяжелое путешествие, словно я тащил свинцовый шар. Я до того устал, что не хотел к ней даже притрагиваться, и оставил ее на траве.

– У вас был сексуальный контакт с Кэтлин Кииган?

– Один раз, по старой памяти. Я хотел, чтобы она проследила за мной, и завязал колготки на ее толстой шее. Она долго умирала, и мне крепко досталось от приятеля, когда я вернул ему фургон. Я подарил ему десять фунтов из ее сумочки. А он спросил: «Что ты делал? Ты же вспотел, как свинья!» И я ему ответил: «Ты прав, дружище, я имел дело со свиньей».

Лицо Радклиффа сделалось совсем серым, и он больше не воспринимал монологи своего клиента. Кажется, его раздражало, с каким смаком расписывал Дэниэлс отталкивающие подробности. Он знал, что запомнит образы жертв и они будут терзать его воображение до самых последних дней. Анна редко прерывала Дэниэлса, но когда это случалось, тот сердито огрызался и предупреждал, что больше не скажет ни слова, если она не закроет рот. Однако слушать, не выказывая эмоций, становилось все труднее и мучительнее. Дэниэлс требовал от нее внимания и порой наклонялся к ней так близко, что Анна чувствовала каждый его вдох и выдох.

Она снова попросила его показать на карте место, где нашли Кэтлин Кииган, и он охотно откликнулся, ткнув карандашом в точку, где некогда оставил ее труп. Однако когда Анна спросила, где он жил во время этого убийства, Дэниэлс уклонился от прямого ответа и лишь пояснил, что тогда часто ездил по стране и работал в разных местах. В Лондоне он долго не задерживался и обосновался там лишь через четыре года. Дэниэлс добавил, что начал ходить в театр еще подростком.

– Вы знаете манчестерский театр-библиотеку?

– Нет, не знаю, – отозвалась она.

– Я работал там уборщиком. Бывал на репетициях и мог свободно, без билетов смотреть спектакли каждый вечер. Вот тогда я понял, что́ мне нравится и чем я хочу заниматься.

Дэниэлс стал брать уроки актерского мастерства, и ему давали крохотные роли.

– Однажды режиссер отвел меня в сторону и сказал: «Энтони, у тебя настоящий талант. Ты должен играть на сцене. Это твое призвание».

Он взволнованно откинулся на спинку стула.

– Я справлялся с ролями лучше большинства профессиональных артистов. И решил изменить имя и фамилию. Там был другой актер Даффи, да я и без того их возненавидел. Ну, вот, я превратился в Алана Дэниэлса и переехал в Лондон. Получил карточку со списком сыгранных в театре ролей – своего рода «стартовый капитал» – и принялся искать агента.

Анна бросила беглый взгляд на часы, а потом достала фотографию третьей жертвы – Тересы Бут – и положила ее на стол.

– Вам знакома эта женщина, мистер Дэниэлс?

– Как же я вас, наверное, утомил? Вы не желали бы послушать рассказ о моих телевизионных ролях? О том, как я стал знаменитым?

– Будьте добры, отвечайте на вопрос, мистер Дэниэлс.

Он раздраженно вздохнул.

– Это Тереса Бут, а вы все перепутали. Я убил ее раньше.

Он наклонился и ткнул пальцем в фотографию.

– После Тересы я пришил Сандру Дональдсон, она сама к ней явилась.

– Вы убили Сандру Дональдсон?

– Да, убил. Уж такая она была зануда, особенно под кайфом. А в другом состоянии я ее и не видел. У нее хватило смелости как-то явиться ко мне за кулисы и сказать: «Тони, мне нужна доза. Ты мне не поможешь?» – Дэниэлс зевнул и почесал голову, затем подпер руками подбородок и положил локти на стол. – У нее еще был плащ, белые туфли на высоких каблуках и лицо будто у клоуна.

– Это случилось в Лондоне?

– Да. Она постоянно жила в Манчестере, занималась там проституцией, а на уик-энды приезжала в Лондон. А я тогда работал в театре «Плестер», что-то в нем мастерил, играл маленькие рольки, чтобы заработать на жизнь, начал понемногу сниматься на телевидении – в общем, ничего увлекательного. Должно быть, она увидела, как я вошел в театр. Не знаю, как бы иначе она меня отыскала.

Дэниэлс рассказал, как он уговорил Сандру пойти вместе с ним, сочинив историю о клиенте, готовом заплатить ей большой куш. Он покачал головой.

– Все шлюхи страшно глупы. А у этой вообще никаких мозгов не было. Полная пустота между ушами.

Он нарисовал стрелу на карте, отметив место в парке, где они встретились, и подробно описал, куда они направились. «Я проделал с нею то же, что и с другими. Завязал руки лифчиком и затянул на шее колготки». А потом он сообщил, как оставил тело в глухом углу парка.

– У глупой суки было при себе почти тридцать фунтов. Я забрал их, сел в такси и вернулся к себе в берлогу. На следующий день мне позвонил агент и предложил большую роль в телесериале.

Лангтон встал.

– По-моему, на сегодня хватит.

– Но человек только что разговорился, – саркастически пролепетал Дэниэлс.

– Мы сможем продолжить допрос завтра утром.

* * *

Когда Анна вымыла лицо, в дамском туалете появилась Мойра и передала, что ее хотят видеть в ситуационной. Дэниэлс отказался вернуться в Куиннз Гейт и заявил, что поедет туда лишь в сопровождении Анны.

– Сейчас? – Она чувствовала себя совершенно опустошенной.

– Они желают обыскать его квартиру до того, как в ней все переставят.

– Ну ладно. О’кей, Мойра, скажи им, что я скоро приду. Через минутку.

Мойра дотронулась до ее плеча.

– Должно быть, слушать все это ужасно. Анна, если ты захочешь со мной поделиться, я к твоим услугам.

– Спасибо, – поблагодарила ее Анна.

– Держись, дорогая. – Мойра легонько обняла ее. – Мы все за тебя болеем. Стопроцентно.

Когда Мойра удалилась, Анна едва не расплакалась.

* * *

Дэниэлс в наручниках находился рядом с Анной на заднем сиденье патрульной машины. Около отделения собралась группа журналистов, и Анна заметила целую толпу папарацци, дежуривших у его дома.

– Дерьмо! – выругался Лангтон.

Дэниэлс вытянул голову.

– Вы не желаете закрыть лицо платком, мистер Дэниэлс?

– Что? – Арестованный как будто очнулся и подскочил на месте.

– Пресса собралась с силами. И вот-вот накинется на вас. Мы можем прикрыть вам голову.