Текст книги "Мой любимый враг"
Автор книги: Лина Озерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3
Как стать миллионершей
Утром Лариса с Ерошкой на руках (такса желала спать только вместе с ней) спустилась в маленькую гостиную к завтраку и обнаружила там одного Тони. Он сидел на мягком антикварном диванчике и просматривал «Фигаро». Перед ним на столе стояла чашечка кофе и тарелка с круассаном. Увидев девушку, Тони тут же отложил газету и приветливо заулыбался:
– Как спалось?
– Спасибо, прекрасно.
Лариса опустила Ерошку на пол, села к столу и налила себе апельсинового сока. Ерошка тут же завертелся, поскуливая и требуя чего-нибудь вкусненького.
– Ну что, зверюшка, тоже есть хочешь?
Тони отломил кусочек печенья и хотел было протянуть щенку, но Лариса его остановила:
– Не надо. В таком возрасте ему положено есть по часам. Я уже дала Ерошке творожок, а через час Брижжит покормит его овсяной кашей.
Ерошка явно протестовал против научного подхода к своему питанию. Он уселся на задние лапки и жалобно смотрел хозяйке в рот. Сама-то, мол, ешь…
– Ероша, – строго сказала Лариса, – я не поддаюсь на провокации. А где все остальные?
Последний вопрос был обращен к Тони.
– Еще не поднялись.
Тони галантно пододвинул ближе к девушке масло и вазочку с джемом:
– Кофе?
– Да, спасибо, – Лариса приняла из его рук чашку и небрежно спросила: – А вы, значит, ранняя пташка?
– Я люблю рано вставать, – весело сказал Тони. – К тому же летнее утро – самое лучшее время для прогулок. Тихо, благостно и не жарко. Жаль, что в Шере воды ровно по колено, а то можно было бы и искупаться.
Лариса подняла брови:
– Вы купаетесь в речках?
– А что?
– Мне казалось, вас может устроить только бассейн с очищенной морской водой, – поддела его Лариса.
Тони рассмеялся:
– В Ницце – да. Но здесь я чувствую себя ближе к природе. – Он отпил немного кофе и взялся за круассан. – Кстати, не хотите ли завтра составить мне компанию на прогулке? Мы могли бы дойти до деревни и вернуться к завтраку. И вашему щенку, думаю, это бы понравилось.
Загорелое мужественное лицо, веселые синие глаза, ямочки на щеках… И все это – к моим услугам, подумала Лариса. Завидный кавалер… Нет уж, что-то не хочется…
– Спасибо.
В синих глазах Тони появилась насмешливая искорка:
– Спасибо – да или спасибо – нет?
– Там видно будет, – дипломатично ответила Лариса.
– А как насчет прогулки верхом после завтрака? – внес Тони очередное предложение. – Николь говорила, что вы любите лошадей. Вы ведь в Москве занимались конным спортом?
Лариса недовольно поморщилась. Ну все выведал! И когда он успел поговорить о ней с Николь? Лариса действительно целый год занималась в Битце, но это было десять лет назад, она еще в школе тогда училась. Вся их школьная компания увлекалась верховой ездой. Но это увлечение осталось в другой жизни, закончившейся вместе с Ларисиным браком. С тех пор она и близко к лошадям не подходила. Но навыки никуда не делись, поэтому в Сент-Эгнене, когда Николь в первый раз предложила покататься верхом, Лариса отнюдь не опозорилась.
– Совсем немного и много лет назад, поэтому хорошей наездницей меня не назовешь, – честно призналась Лариса.
– Николь другого мнения. Ей показалось, вы любите лошадей. Любите?
– Люблю, – согласилась Лариса. – Но ничего не получится: сегодня из Парижа приезжают мама с Жераром, и я поеду в Тур их встречать.
Она немного напряглась, ожидая, что Тони предложит сопровождать ее, но у него хватило такта не набиваться в провожатые.
– Доброе утро.
Через французское окно в гостиную вошел Люк. Вид у него был, против обыкновения, довольно бодрый: светлые волосы, мокрые после душа, смешно топорщились на затылке, и даже глаза, казалось, обрели определенный цвет. Сейчас они были отчетливо голубыми.
– Эй, приятель! – удивился Тони. – Ты что, тоже гулял перед завтраком?
– Нет, просто ходил предупредить Жана, что он сегодня может быть свободен.
– Как? – удивленно переспросила Лариса. – Вы отпустили Жана? А я думала, он отвезет меня в Тур… Вчера он сказал, что отвезет. Я хотела встретить маму на вокзале.
Тони удивленно посмотрел на нее:
– А вы разве не водите машину, Лоретта?
– Вожу, – Лариса слегка покраснела, – только…
Она не добавила, что просто боится громадного «Роллс-ройса», а в маленький «Пежо» они все, да еще и с багажом, просто не поместятся.
– Я поеду с вами, Лора, – слегка поклонился в ее сторону Люк. – Если вы не возражаете. Я тоже хотел встретить отца и мадам Жанну.
Он уселся на диванчик рядом с Тони и налил себе кофе.
Ерошка, до прихода Люка мирно сидевший под столом, встрепенулся и поднял переднюю лапку, требуя, чтобы Люк взял его на колени. Кроме Ларисы щенок благоволил только к нему.
Ларисе идея совместной поездки не показалась особенно удачной. В отличие от Ерошки у Ларисы Люк вызывал странные чувства – нечто вроде замешательства вкупе с растерянностью. Она не понимала его, да, похоже, не только она одна. Николь как-то вскользь высказалась о Люке – мол, никогда не знаешь, чего от него ждать. В присутствии сводного брата Лариса ощущала себя не в своей тарелке. По правде говоря, выбирая между Люком и Тони, она бы в качестве спутника предпочла Тони. Но, в конце концов, Жерар – отец Люка, и то, что он хочет его встретить, – вполне естественно.
– А Николь? – с надеждой спросила Лариса. – Николь тоже поедет?
Присутствие Николь разрядило бы обстановку.
– Не думаю. Она терпеть не может всякие встречи-проводы. Да и потом, если мы хотим успеть к поезду, нам следует выехать через полчаса. А Николь еще не встала.
Через сорок пять минут роскошный «Роллс-ройс» цвета мокрого асфальта миновал мост через Шер и выехал на шоссе Вирзон – Тур. Лариса сразу отметила, что Люк водит машину так себе. Конечно, вполне прилично, но не великолепно. Вот Николь – та словно за рулем родилась, машину чувствует, как собственное тело. Впрочем, Николь все делала на пять с плюсом…
Ерошка, разумеется, сидел на коленях у Ларисы и с любопытством смотрел в окно. Лариса тоже смотрела в окно, на аккуратные зеленые поля, на купы кустов, словно бы подстриженные неведомым садовником… Проехали пару-тройку небольших деревушек, таких живописных, что они казались ненастоящими… «Кукольные домики, кукольная страна», – подумала Лариса, вспомнив грязь и пыль отечественных шоссе и подмосковные поселки. Загородный дом у Андрея, может быть, и не уступит лучшим западным образцам, но дорога к нему романтику не навевает. Ох, опять Андрей! Неужели она не может забыть о нем, забыть навсегда!
Лариса вздрогнула и до крови прикусила губу.
– Что-нибудь не так?
Она бросила на Люка изумленный взгляд. Люк, не отрываясь, смотрел прямо перед собой, на дорогу, и тем не менее заметил, как Лариса дернулась. У него что, скрытое косоглазие?
– Все в порядке. Так, одно малоприятное воспоминание.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет.
– Жаль. Я бы хотел.
Он помолчал немного, потом неожиданно добавил:
– Вообще я давно хотел вам сказать, Лора: вы можете на меня рассчитывать. Во всех случаях.
Лариса от удивления глупо переспросила:
– В каких?
– Мало ли… – уклончиво сказал Люк.
Он опять впился глазами в дорогу.
Лариса удивленно пожала плечами. Надо же, сюрприз за сюрпризом! Меньше всего она ожидала от Люка подобного признания. А ей-то казалось, что она безумно раздражает своего сводного братца, что он ее едва терпит!
Живописные деревушки кончились, «Роллс-ройс» ненадолго выехал на автобан, а потом свернул в город. За окнами потянулись пригороды Тура, по мнению Ларисы, сильно смахивающие на какой-нибудь наш Симферополь или Таганрог. Только чище и «окультуреннее».
На вокзал они прибыли как раз вовремя: не успели припарковать машину и выйти на платформу, как вдали уже показался приближающийся поезд. Через десять минут Жанна Сергеевна и Жерар уже стояли рядом с Ларисой и Люком. Носильщик выгружал багаж – бесконечные чемоданы, Ерошка лаял, припадая на передние лапы и бешено виляя хвостом – выражение высшей радости, – словом, встреча проходила как положено – весело-суматошно.
Лариса взглянула на мать – и поразилась перемене, произошедшей с ней за одну короткую неделю. Жанна Сергеевна словно сбросила двадцать лет и теперь выглядела едва ли старше собственной дочери. Счастье действительно любую женщину делает красавицей, а уж молодость оно сохраняет лучше любого косметолога. Чуть не наступив на возбужденного донельзя Ерошку, Жанна Сергеевна стремительно шагнула к дочери, обняла ее, прижавшись щекой к щеке:
– Ласточка моя! Ну, как ты здесь без меня? Чем занималась? Скучала?
Этот жест несколько удивил Ларису: подобные ласки в их семье были не приняты. Но она с удовольствием откликнулась на него поцелуем: честно говоря, с мамой в Сент-Эгнене и спокойнее и уютнее. Лариса не будет чувствовать себя здесь так одиноко.
– Скучала? – повторила Жанна Сергеевна, слегка отстраняясь и вглядываясь в ее лицо.
– По тебе – да, – согласилась Лариса. – А так – нет, совсем нет. Некогда было.
– Я уверен, мои дети совершенно тебя затормошили, – засмеялся Жерар. – Николь ведь заводная и ничего наполовину не делает. Если развлекается – то уж сутки напролет. Лошади, теннис, прогулки – все в одну кучу. Люк просто трусливо сбегает, а у меня ее энергия сразу вызывает усталость. Как-никак, я все же пожилой человек…
– Ох, только пожалуйста не кокетничай! – весело поддела его Лариса.
Жерар тоже выглядел великолепно. Никому, даже самому вредному недоброжелателю, и в голову не пришло бы назвать его пожилым. Лариса заметила, что не одна женская головка оборачивалась, провожая взглядом высокую элегантную фигуру ее новоявленного отчима.
– Как на тебя девушки засматриваются, пожилой человек! – поддразнила она. – Смотри, мам, еще уведут!
И надо же – именно в этот момент проходящая мимо длинноногая молодая красавица в умопомрачительном мини бросила на Жерара долгий, откровенно заинтересованный взгляд. Перехватив этот взгляд, Жанна Сергеевна в свою очередь холодно посмотрела на нахалку, давая понять, что ей здесь ничего не обломится. Ларису этот немой поединок немало позабавил, а Жерар вдруг неожиданно смутился:
– Ладно, пойду присмотрю, чтобы хорошо уложили багаж.
– Я с тобой, – Люк, пожалуй, был единственным членом семьи, сохранявшим спокойствие. Выражение равнодушной апатии не покидало его лица, словно приросло к нему на веки вечные. Он подхватил один из чемоданов и направился к стоянке, где оставил «Роллс-ройс».
– Вот все время так, – беспомощно улыбнулась Жанна Сергеевна, когда Люк и ее жених удалились. – От девиц отбоя нет. Они просто едят его глазами.
Ларисе вдруг стало смешно. До сих пор у ее матери ревность как-то не проявлялась, хотя поводов для нее можно было найти предостаточно. Они расставались подчас на несколько месяцев, кто знает, что он там делал в своем Париже! А сейчас, когда Жерар уже навсегда при ней, Жанна Сергеевна почему-то забеспокоилась.
– Мамочка, ты все равно самая красивая! – Лариса еще раз быстро обняла ее и чмокнула в щеку.
– Правда? – беспомощно и как-то совсем по-детски спросила Жанна Сергеевна.
– Святая правда.
Лариса совсем не кривила душой: Жанне Сергеевне удивительно шел жемчужно-серый шелковый дорожный костюм, купленный только что в Париже. По крайней мере, когда они вдвоем шли через вокзальную площадь к автостоянке, Лариса подметила не один и не два оценивающе-одобряющих мужских взгляда, брошенных на ее мать. Видно, и Жерар их заметил. Сказав что-то Люку, он быстро направился навстречу дамам, жестом собственника взял Жанну Сергеевну под локоток и повел к «Роллс-ройсу». Лариса с Ерошкой неторопливо шли сзади. «Вот она, сладкая жизнь, – усмехнулась про себя Лариса. – Красивый мужчина ведет красивую женщину к красивой машине. Они сядут в нее и отправятся в красивый замок…» Вот только она с Люком не вписывается в идеальную картинку.
– Жанну ни на минуту нельзя оставить одну, – пожаловался Ларисе Жерар, открывая заднюю дверцу своей роскошной машины. – Она пользуется таким успехом, что я все время боюсь – уведут.
Тут уже не только Ларисе – и Люку стало весело. Правду говорят, что в любви все равны: сорокалетний влюбленный ведет себя так же, как пятнадцатилетний.
В этот день Николь по случаю приезда отца и мачехи решила устроить вечеринку. Гости должны были съехаться к чаю, часам к пяти, и после второго завтрака Лариса решила немного отдохнуть. Зная предприимчивость Николь, можно было предположить, что вечеринка закончится лишь под утро.
Однако не успела Лариса вытянуться на своей широченной постели и расслабиться, как в дверь осторожно постучали. Она недовольно поднялась, накинула шелковый халат:
– Войдите.
Дверь открылась, и на пороге появилась внушительная фигура мадам Шарль:
– Мадемуазель, господин граф просит вас немедленно спуститься вниз, в его кабинет, – холодно сказала она.
Лариса плотнее закуталась в халат:
– Что-нибудь случилось?
– Господин граф велел вам спуститься, – ровно, как машина, повторила мадам Шарль. – Я только передаю его распоряжение.
Дверь бесшумно закрылась. Домоправительница не собиралась пускаться в объяснения с недостойной.
«И за что она меня так невзлюбила? – думала Лариса, натягивая джинсы. – Вроде я ей ничего плохого не сделала… И что могло у Жерара случиться такого срочного? Ведь только что виделись за обедом».
На поиски подходящей рубашки ушло некоторое время, но через десять минут ее нехитрый туалет был закончен.
Спустившись в кабинет, Лариса застала там всех членов семьи. Жерар стоял посреди комнаты у огромного письменного стола, облокотившись рукой о столешницу. Ее мать и Люк разместились на диване у стены, а Николь сидела напротив, в черном кожаном кресле с высокой спинкой. Все молчали. Обстановка в кабинете была торжественно-напряженная. «Похоже, к нам едет ревизор, – усмехнулась про себя Лариса, вспомнив начало известной гоголевской пьесы. – И сейчас Жерар, как городничий, нам об этом сообщит». Извинившись за опоздание, Лариса придвинула к себе такое же кресло, уселась поудобнее – насколько это было возможно, кресло напоминало орудие пытки – и приготовилась слушать.
– Итак, все в сборе, – начал Жерар. Голос у него был тоже торжественно-напряженным. – У меня есть для вас одно важное сообщение. Так или иначе оно касается всех здесь присутствующих.
Он взял лежавший перед ним конверт из дорогой бумаги и вынул из него какие-то документы.
– Может быть, сейчас не самое подходящее время, – слегка извиняющимся тоном продолжил он, – но я считаю, лучше покончить с делами сразу, не затягивая и не откладывая на потом.
Он обвел глазами присутствующих, задержав взгляд сначала на Николь, потом на Ларисе. Лицо Николь было непроницаемо бесстрастным. Лариса все еще не понимала, о чем пойдет речь.
– Замок Сент-Эгнен – майоратное владение, – сказал Жерар, – то есть после моей смерти его унаследует мой старший сын Люк. В майорат входит не только замок, но и прилегающие к нему земли, пахотные и виноградники. Кроме замка во владении нашей семьи находятся пятнадцать доходных домов в Париже, пять – в Туре и два – в Блуа. Это что касается недвижимости. Теперь о ценных бумагах. Де Бовильеры имеют 30-процентный пакет акций в «Джомани интерпрайсзиз», 30 процентов в «Стенвел индастрис» и около 40 миллионов франков, вложенных в государственные ценные бумаги, приносящие пять процентов годовых.
Лариса от этого перечня слегка потерялась. Конечно, она всегда знала, что Жерар – человек состоятельный, но чтобы настолько… Названия «Джомани интерпрайсзиз» и «Стенвел индастрис» ничего ей не говорили, но суммы, которые он называл, у нее в голове не укладывались. Лариса исподтишка взглянула на своих новых родственников. Выражение лица Люка было по-прежнему вялым и апатичным, Николь сидела, выпрямившись в жестком кресле и положив ногу на ногу, прекрасная и невозмутимая. Ну конечно, для них все это не новость, они привыкли быть миллионерами!
– Так вот, – продолжил Жерар, – по брачному контракту, пока я жив, доходы с государственных ценных бумаг поступают в собственность моей жены. Это, так сказать, ее карманные деньги. Николь получает содержание с «Джомани интерпрайсиз», а моей приемной дочери Лоре принадлежит доля в «Стенвел индастрис», разумеется, не сами акции, а проценты. После моей смерти – если я умру раньше моей жены – Жанна получает государственные бумаги в нераздельную собственность, к Николь переходит пакет «Джомани интерпрайсиз», к Лоре – «Стенвел индастрис». Доход от недвижимости вы все будете получать совместно, в равных четырех долях.
Жерар замолчал и опять обвел глазами всех сидящих в комнате. И Лариса, и ее мать были близки к шоку. Жанна Сергеевна, несмотря на более чем десятилетний роман с Жераром, никогда не задумывалась над размерами его состояния. Выходит, она теперь будет миллионершей? Жанна Сергеевна хотела что-то сказать, но не смогла – язык отказывался повиноваться.
Первым заговорил Люк.
– Ну что ж, это справедливо. Престиж семьи требует, чтобы все де Бовильеры были достаточно обеспечены. И мадам Жанна, и Лоретта теперь – члены нашей семьи.
Жерар повернулся к дочери:
– А ты что скажешь, Николь?
Лицо Николь было по-прежнему непроницаемо.
– Ты поступил так, как считал нужным, – спокойно сказала она. – Это твоя собственность и твои деньги, и ты вправе распоряжаться ими по своему усмотрению, – она вытащила из кармана джинсов изящный портсигар, достала сигарету и щелкнула зажигалкой. – Больше мне нечего сказать.
– Что ж, прекрасно, – Жерар вложил документы обратно в конверт. – Значит, денежные вопросы можно считать улаженными.
Лариса уже приготовилась встать, но Жерар, заметив ее движение, сделал протестующий жест рукой:
– Еще один вопрос, и он касается тебя, Лоретта. Где ты собираешься жить?
Лариса сначала даже не поняла:
– Как это – где?
– Я хочу пояснить: если ты решишь остаться здесь, то Сент-Эгнен – для тебя такой же дом, как для Николь и для Люка. Но ты, вероятно, предпочтешь Париж…
– Какой Париж? Почему Париж? – вымолвила Лариса, едва к ней вернулся дар речи. – Я вовсе не собиралась куда-то уезжать из Москвы…
Жерар и Жанна Сергеевна переглянулись. Она хотела что-то сказать, но Жерар остановил ее и задал вопрос сам:
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему бы тебе не переехать во Францию? С твоим образованием проблем с работой не будет. В конце концов, если ты хочешь продолжать заниматься туристическим бизнесом, почему бы не попробовать создать собственную фирму? Все предпосылки для этого как нельзя более благоприятны, начальный капитал есть, связи наладить – не проблема. Твоим партнером в Москве могла бы быть «Орбита».
Об этом Лариса не то что никогда не думала, даже тень подобной мысли не посещала ее голову. На секунду мелькнуло: «А почему бы и нет?» На секунду она увидела себя владелицей турагентства, преуспевающей бизнес-леди… И тут же мысль об Андрее прогнала меркантильное видение. Конечно, между ними все кончено, Лариса не собирается с ним встречаться. А все же большая разница – жить с Андреем в одном городе или уехать за тридевять земель…
– Кроме того, – продолжил Жерар, – в Москве ты будешь совсем одна.
Лариса вздрогнула. Словно мысли ее прочитал! Только наоборот: здесь она будет одна, несмотря на присутствие матери, Жерара, Люка и Николь. Как бы они ее ни любили, как бы хорошо к ней ни относились, у каждого – свои дела и своя жизнь. По большому счету, никому из них нет до нее дела. А в Москве… Пусть они с Андреем и не увидятся больше, Лариса все равно знает, что он любит ее. И это знание греет душу и прогоняет безысходность. И потом, где-то на задворках сознания у Ларисы теплилась слабенькая надежда. Ведь человеческая душа – штука совершенно непредсказуемая. То, что сейчас кажется ей непреодолимым барьером – все старые обиды, – однажды может рухнуть. Как водой смоет и боль, и месть, и желание поквитаться за прошлое. Может быть, однажды она простит его, простит от чистой души и от всего сердца, а он простит ее…
Жерар еще что-то говорил, убеждал, но Лариса уже его не слушала.
– Нет, – твердо сказала она. – Я буду приезжать к вам на все праздники, буду приезжать так часто, что еще и надоем. Но жить я буду дома, в Москве.
Жерар остановился и пристально посмотрел на нее:
– Это окончательное решение?
– Да, – Лариса тряхнула головой и повторила: – Да.
Глава 4
Игра в любовь на светской вечеринке
К пяти часам все члены семьи и Тони Бриссар собрались в большой гостиной, как ее еще называли, «красной гостиной». Это была одна из «музейных» комнат, мрачноватая, словно бы сохранившая дух того столетия, когда рыцари ходили в крестовые походы и сражались на турнирах за прекрасных дам. Стены до середины были обшиты дубовыми панелями, потемневшими от времени, а дальше, над ними, начинались каменные плиты. Потолок тоже был деревянным, с массивными дубовыми перекрытиями, украшенный двумя бронзовыми с позолотой люстрами. Вероятно, в них раньше втыкали множество свечей, а теперь свечи заменили банальные электрические лампочки… Торцовую стену украшал громадный камин из белого мрамора, тоже с какими-то позолоченными завитушками. Что Ларису поражало больше всего – все камины в Сент-Эгнене были действующими, их можно затопить в любую минуту… И мебель в гостиной была под стать комнате: громадный резной дубовый буфет, диван бог знает какой древности: деревянный, с высоченной спинкой и чем-то вроде деревянного резного балдахина наверху (похоже на трон, только очень широкий), дубовые кресла, страшно неудобные, с резными подлокотниками. В углу стояли громадные напольные часы с маятником – в глубине души Лариса их страшно боялась. Они жутко напоминали ей часы из рассказа Эдгара По «Красная смерть», те самые, из которых ровно в полночь появилась Красная маска смерти.
Лариса, как всегда, пришла последней. А виной тому было ее новое вечернее платье, привезенное мамой из Парижа: длинное, легкое, нежно-желтого цвета. Но хитроумное чудо портновского искусства никак не хотело застегиваться, вернее, Лариса никак не могла сообразить, как его застегнуть. Длинная широкая полоса материи перекидывалась через плечо спереди назад, там закреплялась, а оставшийся конец опять перекидывался вперед и драпировался складками, что-то вроде шарфа. Эта конструкция явно предполагала наличие горничной, в одиночку справиться с ней было трудновато. Но после пятой или шестой попытки Ларисе удалось, наконец, сделать все так, как нужно. Она взглянула на себя в зеркало, и ей стало немного неловко. Платье было донельзя сексуальным, оно подчеркивало все линии фигуры так откровенно, что Лариса почувствовала себя голой. Первый порыв – немедленно переодеться – пришлось усилием воли подавить. Альтернативного варианта в Ларисином гардеробе не было, да и времени на раздумья и сомнения уже не оставалось. Что ж, придется идти так, как есть.
Кроме того, Ларису немного успокаивала мысль, что на подобных мероприятиях женские туалеты обычно один откровеннее другого. Еще в романе Ларисиного любимого Голсуорси один персонаж сказал своей расточительной внучке: вы все ходите полуголые, а стоит это страшно дорого. На что внучка справедливо ответила: чем меньше материи, тем лучше должен быть покрой. Этот принцип с тех пор – с начала века, когда писал Голсуорси – еще усовершенствовался. Теперь на иное платье могло уйти меньше метра материи, а стоило оно несколько тысяч долларов…
Но все равно отсутствие привычки к откровенным туалетам сказывалось: когда Лариса появилась в гостиной, вид у нее был далеко не уверенный. Жерар поймал ее вопрошающий взгляд, сразу понял причину и ободряюще улыбнулся:
– Выглядишь великолепно, – потом взглянул на часы, – однако скоро пять. Сейчас начнут съезжаться.
И словно в ответ на эти слова на подъездной аллее просигналила машина.
– О, первые гости, – сказал Жерар. – Пойду-ка я им навстречу.
Его высокая фигура скрылась в арочном проходе. Лариса обвела взглядом оставшихся в гостиной. Тони и Люк, стоявшие у буфета в черных брюках, белых смокингах и белых бабочках, казались донельзя элегантными. Однако, приглядевшись попристальнее, Лариса заметила, что на Люке брюки сидят чуточку мешковато, а смокинг чуть-чуть великоват для его узких плеч. А вот Тони безупречен: смокинг будто создан для его великолепной фигуры. Из них двоих потомственным аристократом выглядел как раз Тони, а не Люк…
На Жанне Сергеевне было белое платье на бретельках, длинное и узкое, и поверх него – короткий жакет-фигаро с длинными рукавами. Лиф платья и манжеты жакета были расшиты серебром, а шею Жанны Сергеевны украшало бриллиантовое колье. В пару ему на правой руке блеснул браслет, и в уши были вдеты маленькие бриллиантовые сережки. «Да, – улыбнулась про себя Лариса, – мама сегодня выглядит так, что любой графине сто очков вперед даст…»
А вот Николь сначала показалась Ларисе одетой чуть ли не пуритански, особенно по контрасту с ней самой. Синее вечернее платье Николь из тонкого переливающегося шелка было глухо закрыто спереди и длиной до щиколоток. Из-под него был едва виден кончик темно-синей лаковой туфельки. Но только Николь закинула ногу на ногу, и платье сразу преобразилось – незаметный прежде разрез обнажил стройную ногу до середины бедра. А как только Николь встала и повернулась, Лариса обнаружила, что «пуританское» платье оставляет открытым большую часть спины, почти до копчика. Вообще непонятно, на чем оно держится: неужели только на стоячем воротничке?
– Хотите вина, Лоретта? – поинтересовался Тони.
Тут только Лариса заметила, что у всех в руках бокалы, а на буфете стоит примерно с полторы дюжины всяких-разных бутылок: вино, коньяк, виски.
– Да, пожалуй.
Не успела Лариса подойти к буфету, чтобы получить из рук Тони фужер с легким белым вином, как в комнату вошел ее отчим, и не один.
Жерар ввел в гостиную немолодую пару: он – высокий, худощавый, светловолосый, немного похожий на Индиану Джонса из знаменитых фильмов, она – крупная полная брюнетка. Тот самый тип полноты, когда бедра и ноги с возрастом почти не меняются, зато «плывут» шея, спина, плечи и талия. Мужчина был в белом смокинге, его дама – в платье цвета «бордо», свободном, с косо срезанной юбкой до колен. Этот фасон отчасти маскировал недостатки фигуры.
– Жанна, Лоретта, знакомьтесь: наши старые друзья, мадам и мсье Озерецковские, – представил Жерар.
Жанна Сергеевна поспешно поднялась им навстречу:
– Очень рада.
Ей было явно немного не по себе в новой роли хозяйки поместья, принимающей гостей. Но мадам улыбнулась – и Жанна Сергеевна сразу расслабилась. Как будто и в комнате сразу стало светлее: бывают такие улыбки, которые просто невозможно оставить без ответа. И вообще, при взгляде на живое круглое лицо мадам почему-то делалось легко на душе.
– О, я так давно мечтала с вами познакомиться! – Озерецковская быстро подошла к Жанне Сергеевне и протянула ей руку. – Жерар так много рассказывал о вас! А это, вероятно, ваша очаровательная мадемуазель Лоретта?
Озерецковская повернулась к Ларисе. Жанна Сергеевна кивнула:
– Да, это моя дочь.
– Рада познакомиться с вами, мадам, – приветливо-вежливо сказала Лариса.
– Зовите меня, пожалуйста, просто Катрин, – попросила Озерецковская, дружески дотронувшись до Ларисиного локтя. – И я вас буду называть по именам, если вы, конечно, не против.
– Что вы, мадам, – сказала Лариса.
– Катрин, – напомнила Озерецковская.
– Конечно, Катрин, – с некоторой заминкой поправилась Лариса. Хоть Озерецковская ей и понравилась, обращение к незнакомому человеку по имени все равно давалось с трудом.
– Николь, душечка, ты с каждым днем все хорошеешь! – воскликнула Катрин и отправилась целоваться с Николь. Потом настала очередь Люка быть прижатым к внушительному бюсту мадам Озерецковской. С Тони Катрин поздоровалась дружески, но довольно прохладно. Тот галантно приложился к ее руке.
Мсье Озерецковский, стоя в стороне, наблюдал за приветственным ритуалом с иронической улыбкой. Но, наконец, настала и его очередь поучаствовать в этой сцене.
– Пьер, какая прелесть! – Катрин повернулась к мужу. – Разве мы могли предположить двадцать лет назад, когда познакомились с Жераром, что когда-нибудь женой нашего близкого друга станет твоя соотечественница?
Озерецковский улыбнулся и ничего не ответил. Если учесть присутствие в комнате Николь и Люка, замечание было довольно бестактным, но мадам собственной бестактности не заметила. Наоборот, ее улыбка стала еще лучезарнее.
– Вы – русский? – искренне удивилась Жанна Сергеевна. – А я подумала – поляк. Озерецковский – скорее польская фамилия…
Озерецковский поклонился в ее сторону.
– Мой отец эмигрировал из России сразу после революции. У него было имение под Екатеринодаром, – француз с трудом справился с длинным и неудобопроизносимым названием, – его совсем разграбили. Но отец успел прихватить с собой кое-какие драгоценности. Он обосновался не в Париже, как многие русские эмигранты, а в Меце. Работал таксистом, потом ему повезло, завел свое дело. Женился, разумеется, на француженке. Так что я русский наполовину.
Лариса взглянула на мать:
– Екатеринодар – это что теперь?
Жанна Сергеевна неуверенно пожала плечами:
– Кажется, Краснодар… Нет, точно Краснодар. А по-русски вы говорите?
Озерецковский покачал головой:
– К сожалению, нет. Отцу учить меня не было времени, а мать русского, разумеется, не знала.
С подъездной аллеи опять послышался короткий автомобильный сигнал, потом еще один.
Пока Жерар, Жанна Сергеевна и Николь встречали гостей, Лариса была предоставлена самой себе. Изредка ее подзывали, знакомили с кем-нибудь из вновь прибывших. Она улыбалась, обменивалась приветственными восклицаниями с дамами, протягивала мужчинам руку для поцелуя, прекрасно сознавая, что просто не в состоянии твердо запомнить хоть кого-нибудь… В этом нескончаемом хороводе незнакомых лиц и имен Лариса чувствовала себя заводной куклой.
Когда съезд гостей пошел на убыль, она смогла, наконец, чуть-чуть расслабиться и оглядеться. Ларисе хотелось найти мсье Озерецковского и порасспрашивать этого потомка эмигрантов поподробнее. Она потихонечку переходила от группы к группе, пока не очутилась рядом с интересующим ее объектом. Озерецковские стояли у буфета вместе с каким-то толстым лысым господином, и оживленно обсуждали игру французской сборной по футболу. Причем мадам проявляла в этом вопросе не меньшую осведомленность, чем ее супруг. Потом лысого господина кто-то отвлек, и Лариса, мило улыбаясь, заняла его место. Озерецковский явно обрадовался:
– О, мадемуазель Лоретта! Хотите вина?
– Не откажусь, – Лариса взяла протянутый бокал. – Я хотела вас спросить: вы в России бывали?
Озерецковский вздохнул:
– Нет, к сожалению, нет.
– О, мы все собирались, собирались, – вступила в разговор мадам Озерецковская, – а потом у вас случился Чернобыль, и…
