Текст книги "Аня Каренина"

Автор книги: Лилия Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Полупрозрачная стеклянная дверь в углу спальни ведёт в ванную. Семнадцатиметровый санузел. Посередине душевая кабина. Эксклюзивный дизайн: круглое основание, из которого поднимаются наверх четыре тонкие хромированные трубки, по двум из них подаётся горячая вода, по двум другим – холодная; трубки соединяются наверху круглым, таким же хромированным диском с дырочками, откуда эта вода льётся вниз; всё сооружение в стеклянной «колбе» с отодвигающейся дверью-купе. Мозаичная кладка, в полу устроены небольшие углубления, где из ракушек, камешков и кораллов сложены морские композиции, прикрытые сверху толстым стеклом, так что пол остаётся идеально ровным. Двухместная гидромассажная ванна, закрытая со всех сторон на манер бассейна, полупрозрачная раковина из голубого стекла… Левин устал от всего этого. С тоской оглядев окружающее великолепие, он представил себе, как можно было бы взять кирку и разнести всё на хрен. Трёхметровая ванная, отделанная простым белым кафелем с самой обычной сантехникой, – это его мечта, его неосуществимая мечта. Никто из его знакомых не поймёт и не примет такой ванной.

Алексей принял душ, проверил свою лёгкую небритость, завернулся в полотенце и так же нехотя, заставляя себя переставлять ноги, поплёлся в гардеробную. Гардеробная – это глухая без окон комната рядом со спальней, где вдоль трёх стен висит огромное количество одежды, внизу на специальных полках огромное количество обуви, наверху в корзинах и антресолях лежит… Левин уже не помнил, что именно там лежит.

Он вытащил первый попавшийся светлый костюм, оглядел, отрезал бирку химчистки и отнёс в спальню. Дальше пришлось заниматься тем, что Алексей ненавидел сильнее всего на свете, – подбор одежды. Майка, ремень, носки, ботинки… По ходу этого процесса ненависть Левина к Щербацкой росла как снежная лавина. И вообще в её случае он действовал по принципу «от обратного». Никакого конкретного заказа на Кити не было.

Левин познакомился с ней случайно после какого-то показа. Он сразу обратил внимание на её физиономию. Ключевая эмоция – претензия. Весь мир ей что-то должен, потому что она – такая! Алексея взбесили её претензии, то, что она ведёт себя так, будто ей все должны, будто она какая-то особенная! Её надо поставить на место! Левин сказал себе это, когда впервые увидел, как эта тупая самоуверенная кривляка корчит капризные рожи в ответ на приглашение какого-то симпатичного, но простого (в смысле – не богатого и не знаменитого) парня пойти с ним куда-то. Алексей наблюдал за этой сценой несколько минут, с трудом сохраняя видимость спокойствия. Эта сволочь, стерва, глупая дрянь вела себя так, словно она, блин, принцесса Уэльсская, Мисс Мира и Кандализа Райс в одном лице!

– Ну а куда мы пойдём? – переплюнула она через губу, уставившись на мальчишку исподлобья, лицо её выражало отвратительную смесь упрямства, презрения и кокетства.

Тот замялся, назвал какое-то кафе, видимо, не очень дорогое. Щербацкая переглянулась с двумя такими же дурами и мерзко прыснула в ладошку. Левин увидел, как юноша покраснел, пробормотал что-то и, пятясь задом, стал прощаться. Потом резко обернулся и зашагал прочь. По его лицу прыгали красные пятна, он кусал губы.

«Сейчас ещё заплачет, придурок…» – подумал Алексей, прищурив свои горящие глаза, и уставился на Кити. Судьба Щербацкой в этот момент была предрешена, Левин поклялся себе сделать её грязной затасканной шлюхой.

– Ей-богу! Люцифер был низвергнут за меньшую спесь! – описал он потом сцену Марии Николаевне.

Левин открыл шкатулку, выбрал самый дорогой перстень из белого золота с двумя многокаратными бриллиантами, посмотрел на себя в зеркало… И остался доволен.

Двухметровая судьба

На сто восьмидесятой конкурсантке Аня Каренина почувствовала непреодолимое раздражение от всего происходящего. Ей стало скучно, хотелось скорее пойти по магазинам, пока те не закрылись, а то какой интерес сидеть на полу в клубе, слушать всякий бред, от которого смертельно болит голова, смотреть по сторонам без всякой надежды на то, что тебя выберут? Бар закрыт, музыки нет. Только надсадное завывание желающих стать поп-звёздами.

К двухсот десятой девице Каренина впала в то хорошо знакомое всем бедным club’ерам состояние, когда уже всё надоело, ноги болят, голова тяжёлая, хочется домой в чистую постель, вытянуться… Но на машину денег нет, и поэтому приходится дохло тусоваться до шести утра в ожидании открытия метро.

Аня сидела у стены на маленькой жёсткой подушке, вытянув ноги и тупо глядя перед собой. Странное ощущение, что она что-то забыла сделать… Кити… Чёрт, нужно же ещё купить ей подарок! Магазины закроются! Аня занервничала, хотела было встать, но из боязни потерять удобное сидячее место не решилась. Чтобы как-то снять возникшее внутреннее напряжение, дёрнула ногой.

Клуб постепенно пустел, примерно каждой десятой или, может быть, двенадцатой девице давали небольшую пластиковую карточку – приглашение на повторный смотр. Это меньшинство уходило в полнейшем счастье, под шквальным огнём завистливых и отчасти презрительных взглядов, проигравшие, казалось, были готовы растерзать тех, кому «посчастливилось» получить «реальный шанс».

Нервное напряжение достигло своего пика, Каренина встала и сделала несколько шагов по направлению к выходу, потом обернулась… До неё остаётся всего тридцать участниц, выбирающие тоже устали, некоторым сразу после выхода на сцену говорят: «Всё, спасибо». Только некоторым разрешается ещё что-то сделать – спеть или станцевать, в зависимости от того, на какое место претендует девочка.

Аня сделала ещё шаг и уткнулась в чей-то живот. Медленно подняла глаза… Живот, живот, грудь, грудь… Каренина отступила назад и, задрав голову вертикально вверх, увидела наконец лицо, удивительно напоминавшее мордочку морской свинки.

– Ни фига себе! – восхищенно вырвалось у неё.

– Ну чего вы так сразу? – ответил неожиданно тонкий и капризный голос. – Подумаешь, два десять!

Сделав лёгкое изящное движение, огромная туша обошла обалдевшую Каренину. Аня даже зажмурилась, возникло ощущение, словно она рыбацкая шаланда, мимо которой только что проплыл «Титаник».

Молодой человек показался Ане ужасно понтовым. На нём была одета очень чёрная майка, серые спортивные брюки, замшевые тапочки…

– Ничего себе! – ещё раз пробормотала себе под нос Аня. – Вот это росточек, – Каренина встряхнулась. – Ужас какой.

– Слушай, ты что, уходишь? – раздался голос рядом. Каренина обернулась и увидела девицу. Этакую толстощёчку, тощую как ящерица, совсем как в мультфильме. «Почему у одуванчика такие толстые щёки? Та-а-акие толстые щёки на та-а-ком тонком стебельке…»

Аня быстро-быстро захлопала ресницами, пытаясь в считанные секунды принять ответственное решение.

– А что?

– Ну просто я вообще-то типа за тобой, – несколько раздражённо сказала девица-хомяк-одуванчик. – Так ты уходишь или нет?

Не то что Каренина очень хотела остаться, но тон противной девицы с её бегающими крысиными глазками, золотыми босоножками, мобильным телефоном, пристегнутым к брюкам из тонкой светлой замши, – всё это взбесило Аню.

– Нет, я никуда не ухожу, – нарочито надменно, растянуто произнесла она в ответ и медленно пошла к сцене.

– Следующая! – раздался усталый голос.

У Карениной сердце заколотилось быстро-быстро. Происходящее в один миг утратило все качества реальности, никак не верилось, что Аня на самом деле участвует в конкурсе. Такое ощущение у Карениной было только тогда, когда она впервые переспала с парнем. Она ложилась, отвечала на его поцелуи, помогала ему снимать с неё одежду – и в то же время как будто наблюдала за всем этим со стороны, как будто это всё происходило не с ней. Так и сейчас, выход на сцену…

– Я хочу спеть и станцевать…

– Спасибо! – взвизгнул уставший и озлобленный женский голос. – Следующ…

Аня почувствовала, как у неё затряслись губы, а кожу на ягодицах закололо, как будто она их отморозила. Во рту появился противный кислый привкус, язык стал сухим.

– Подождите!

Каренина вздрогнула и с полным ощущением того, что сейчас увидит и алые паруса, и белого коня разом, повернула голову. Это же тот самый, с лестницы! Она увидела, что он наклонился к «главной» и принялся что-то говорить ей на ухо, показывая на Аню и сладко улыбаясь. Каренина поморщилась: «Фу! Как он может с этой старухой…»

– Ну давай! Показывай! – голос «смотрительницы» был удивительно стервозный, как, в общем, и вся её наружность. Короткое мелированное каре, острый длинный нос, выпирающие скулы, сухое угловатое тело, по всей видимости донельзя измученное диетой и фитнесом.

Неизвестно откуда взявшийся приход заставил Аню на одном дыхании, без музыки, идеально чётко и ритмично пропеть всю песню до конца, танцуя при этом как эльф. Её ноги с необыкновенной лёгкостью выделывали такие па, о которых неуклюжая Каренина до этого момента не имела ни малейшего представления.

– Ну прямо Бритни Спирс, – женщина поморщилась и с видимым неудовольствием нацарапала на карточке «Каренина – 2-й тур» и подала её своему ассистенту, а тот отнёс Ане.

Аня, ошалев от чудесности происходящего, только кивала головой и бормотала что-то невнятное. Дальше произошла вообще необъяснимая вещь – тот самый молодой человек, который таким необыкновенным образом вмешался в ход мировой истории и дал нищей Ане Карениной – дочке безногой матери и неизвестного отца, простой девчонке, живущей в спальном районе, – шанс стать звездой шоу-бизнеса. И вот этот божественно одетый «ангел-хранитель» на глазах у всех подошёл к Карениной, обнял её за талию, поцеловал в щеку и повёл к выходу.

– Я сейчас всё объясню! – прошептал он ей в ухо.

За спиной Карениной раздалось роковое:

– На сегодня всё! Всем спасибо!

Тут же оставшиеся разразились стенаниями.

Возмущённый гул голосов слышался Карениной до самой машины. Шикарная спортивная тачка.

– Тебя подвезти?

Аня быстро закивала. Она никогда не видела таких машин! Да она, наверное, стоит больше, чем все соседи Карениных зарабатывают за десять лет!

Если бы сейчас «ангел-хранитель» сказал, что они поедут в гостиницу, Каренина не вымолвила бы и слова. Поехала бы да прямо сразу легла под него. Просто из чувства горячей благодарности. Но, может быть, ему нужно что-то другое? Может, он извращенец какой? Аня была одновременно и в ужасе, и в полной готовности на всё что угодно.

Они сели в машину.

– Куда тебе ехать? – молодой человек на неё не смотрел, лицо его стало довольно жёстким. Аня увидела, что рыжая растительность скрывает второй подбородок. Маленький носик утопал в глянцевых румяных щеках.

«Может, он инопланетянин? – мелькнуло у Карениной в голове вместе с обрывками кадров из какого-то фильма, где представитель внеземной цивилизации исполнял самые заветные желания людей. – Нет, тогда он уже должен был меня поцеловать…»

– Так куда поедем? – повторил «инопланетянин» настойчивее.

– В центр, – сказалось само.

Деньги! Чёрт! Она даже забыла про деньги!

– Меня зовут Максим, – представился спаситель. – Когда я тебя увидел, то сразу понял, что ты – моя половина. Можешь верить, а можешь не верить, но я тебя много раз видел во сне. Женщина, которую ты видела, моя мать. Я сказал ей, что ты – моя невеста. Вот так. Ставлю тебя перед фактом.

Всё это Максим говорил, внимательно глядя на дорогу.

Карениной словно киянкой по голове шарахнули.

Она сидела молча до самого «Гостиного Двора».

Кити… А что, если попросить его пойти с ней к Кити? А ЧТО, ЕСЛИ ОН ПОЙДЁТ С НЕЙ К КИТИ?!

– Максим… – она положила руку ему на колено, тот дёрнул ногой. – Знаешь, у моей лучшей подруги сегодня день рождения… – Каренина старалась говорить как можно проникновеннее, – пожалуйста, если всё так, как ты говоришь, пойдём со мной.

Тот улыбнулся, молчал несколько секунд, потом кивнул головой:

– Ладно, зайду. А что там будет?

На секунду Ане показалось, что в его голосе прозвучала откровенная досада, но она тут же отогнала от себя эту мысль. Досада никак не вписывалась в общий идеальный итог этого дня.

– Да так… Посидим немного, потом в клуб поедем.

– В какой?

– Ну, не знаю… – Аня покраснела, она даже точно не знала, поедут ли они куда-нибудь. – Так давай встретимся в половине восьмого у Ледового дворца?

– Давай. У тебя есть бумага и ручка?

– Зачем? – испуганно спросила Аня.

– Ну, я тебе свой телефон напишу, мало ли что.

Максим смотрел на неё в упор, брови его были подняты, а глаза немного вытаращены. Аня почему-то почувствовала себя жутко неловко и принялась рыться в своём рюкзаке, хотя точно знала, что ни ручки, ни бумаги там нет.

– Не ищи. У меня есть, – совсем уже мрачно сказал Максим и полез в бардачок.

У Ани совсем было испортилось настроение. Они подъехали к «Гостиному Двору». Скомканно попрощавшись, Каренина засунула бумажку с телефоном в рюкзак, но в тот момент, когда рука её легла на дверную ручку, Аня вдруг подняла глаза и увидела, что прохожие оглядываются на машину Максима. Внутри всё возликовало, в ушах зазвучала громкая музыка, и Аня Каренина, гордая, красивая, шикарная девушка выплыла из сверкающей спортивной машины, неся себя как королеву на зависть толпе.

Перед ней раскинулся, открылся недосягаемый до настоящего момента мир красивых дорогих витрин. У Карениной-младшей на глаза навернулись слёзы. Вне себя от гордости, сияя жизненной силой и оптимизмом, она спустилась в платный туалет, где торжественно извлекла из себя презерватив с деньгами. Первым, что она приобретёт, будет кошелёк!

Подойдя к стеклянным витринам, Аня почувствовала, что пол уплывает из-под её ног. Она ведь может взять и запросто что-то навороченное купить!

– Что-нибудь вам подсказать? – раздался любезный голос над ухом.

Аня не сразу поняла, что обращаются к ней. Её реакция на доли секунды сработала негативно. Обычно так к ней обращались продавцы, желая избавиться от нищей девицы, которая, понятно, ничего не будет покупать, а то ещё стащит что-нибудь, не дай бог. Каренина подняла глаза и увидела, что тётенька ей… улыбается! Знает, что у Ани есть деньги! Как это удаётся продавцам? Всегда безошибочно угадывать, действительно человек может что-то купить или так просто глаза мозолит.

– Мне кошелёк… – начала Аня.

– Кошелёк или портмоне? Вот смотрите…

А потом был обмен валюты, где Каренину обслужили вне очереди, в отдельном окошечке, как VIP-клиента, а потом стеллажи, прилавки, вешалки, примерка…

Счастье.

Аня вышла из универмага другим человеком. На ней был шикарный джинсовый костюм со стразами, серебристые босоножки на платформе, очки «Гуччи», к поясу пристегнут серебристый телефон, а в руках… То, что Каренина держала в руках, заставляло её в буквальном смысле дрожать от гордости, от необычайной веры в себя – огромный пакет с шикарной дублёнкой.

Аня ехала домой на машине, сидя на заднем сиденье в куче покупок и с улыбкой поглядывая на коробку с огромным блестящим бантом. Она купила в подарок Кити фаянсовую кису-копилку.

Мать-одиночка

У Карениной-старшей выдался на редкость беспокойный день. Для начала Анька преподнесла «сюрприз». Это ж надо было такое придумать! К трём часам дня мучительное подозрение, что дочь, несмотря на своё утреннее «раскаянье», всё равно попрётся на просмотр, окончательно отравило жизнь Карениной-старшей.

Естественным «громоотводом» для любых приступов ярости всех членов семьи обычно выступала Долли.

– Ну вот что ты расселась?

Анна Аркадьевна начала без прелюдий, вкатившись на кухню на «домашнем скейте».

Долли устало посмотрела на свекровь с высоты своей табуретки и ничего не сказала. Сделав глубокую затяжку, она выпустила дым в потолок и отхлебнула из огромной кружки горячего сладкого чаю. Минуты перекура между боями на домашнем фронте – между готовкой и стиркой, между походом в магазин и уборкой – эти минуты священны. Никто не смеет посягать на них.

Однако Анна Аркадьевна, не будучи расположена в настоящий момент считаться с чьими бы то ни было настроениями, а тем более с настроением Долли, совершенно открыто и настойчиво посягала на заслуженное блаженство отдыха своей невестки.

– Сидишь, значит? А Танька твоя там небось уже на обоях рисует!

Долли недовольно посмотрела на свекровь. Ну рисует ребёнок на стенах! И что? Подумаешь! Дети есть дети, их причуд взрослым не понять.

– Она же сказала, что больше не будет, – нервно, но по возможности сдержанно ответила Долли Анне Аркадьевне.

– Сказать-то сказала, а будет или не будет – неизвестно! Нужно же причину этого странного явления выяснить! Кто этим будет заниматься – опять я, что ли?

Фраза «опять я, что ли?» – это спусковой крючок. Это многоразовая динамитная шашка, которая всегда срабатывает, это красная тряпка тореадора! Анна Аркадьевна Каренина, безголовая дура, которая по тупости своей осталась без ног, эта тунеядская сволочь смеет говорить, что она тут чем-то занимается, кроме того, что портит окружающим нервы?!

«Убью!» – мелькнуло в голове у Долли.

– Вы тут до фига чем занимаетесь! – огрызнулась она. – Уработались прямо! Хоть бы пол мыли, катаясь на своей телеге! Хоть бы палец о палец ударили! Я тут надрываюсь, стираю, готовлю, убираю за двумя детьми…

– Тебя здесь никто не держит!

– Да? А дети мои где будут? Нет уж, милая мамаша, я на своей жилплощади законной сижу и сидеть буду! Ясно вам? И хрен вы меня отсюда сковырнёте! – Долли сунула свекрови под нос огромную красную фигу.

Каренина-старшая слегка опешила от такого выступления. Она привыкла, что невестка истерично выкрикнет несколько обвинений и убежит рыдать в свою комнату. Однако Долли вместо этого закурила вторую сигарету и, спластилинив абсолютно каменную физиономию, отхлебнула ещё чаю.

– Ну погоди, теперь уж я тебя в покое не оставлю! – злобно прошипела Каренина-старшая и покатилась в свою комнату.

– Смотрите, от злости не сдохните до этого момента! – бросила ей вслед Долли.

– И не надейся!

Обмен любезностями закончился явно не как обычно. Слёзы пролила не овечка Долли, а Анна Аркадьевна. Скупые, удушливые слёзы досады. Она не выходила из своей комнаты, пока не услышала, что Долли, собрав детей, куда-то ушла.

Каренина-старшая выкатилась в коридор, подъехала к двери, прислушалась. Дарья чертыхалась на лестнице, запихивая Гришкину коляску в лифт, потом дверцы закрылись и тяжёлый скрип возвестил, что невестка отбыла окончательно. Анна Аркадьевна с поразительной ловкостью перелезла со своей каталки на нижние антресоли прихожей, подтянувшись на дверной ручке, и закрыла верхний замок.

«Верхний замок» был ежедневным кошмаром всей семьи. Его можно открыть только изнутри, все попытки сделать это ключом обрекались на неудачу. Многострадальная Долли каждодневно убеждалась в этом вновь и вновь. Всякий раз, возвращаясь домой в тяжеленных сумках, с коляской и висящей на руке Таней, она оказывалась вынуждена стучать и орать под дверью добрых двадцать минут, дожидаясь, пока свекровь соизволит отпереть. Иногда её спасало вмешательство соседей. Те пригрозили, что в случае дальнейшей эксплуатации семьёй Карениных-Облонских «верхнего замка» высадят всю дверь с коробкой на хрен, чтобы никто больше не испускал истерических воплей с матерщиной за полчаса перед тем, как вышел, и полчаса после того, как вошёл.

Тем не менее Анна Аркадьевна продолжала запирать дверь. Сосед пригрозил отрубить ей руки, но угроза эта, конечно же, не была принята всерьёз.

Однако все окружающие проявили себя как законченные эгоцентрики, ошибочно полагая, что столь неуважаемая ими Каренина-старшая только и размышляет целыми днями – как бы ещё больше насолить своей невестке, а заодно и остальным ближним. Нет, причина состояла совершенно в другом. Просто в те редчайшие минуты, когда все выметались из дома, когда не было ни Стивы, ни Ани, ни невестки, ни внуков, Анна Аркадьевна наполнялась исключительным искрящимся счастьем. Только ради этих минут она и продолжала жить на свете, только из-за этих минут до сих пор не бросилась головой вниз из окна. Это сумасшедшее, жизнеутверждающее, невозможно оптимистичное счастье в жизни Карениной-старшей составлял онанизм, или, если будет угодно, – мастурбация. Её Анна Аркадьевна открыла для себя довольно поздно. Но, как говорится, уж лучше поздно, чем никогда.

Тот вибратор, что Аня нашла у неё под кроватью, стоил Карениной-старшей огромных усилий экономии. Она собирала на него два года, откладывая со своей крохотной пенсии инвалида, даже брала на дом всякую работу типа сортировки пуговиц или укладывания булавок в коробки.

[+++]

Анна Аркадьевна шла по жизни словно актриса старой закалки, которая изо всех сил пытается играть трагедию трагично, но цифровые технологии, тинейджеры-зрители и клоуны-актёры, повинуясь воле какого-то безумного постановщика, втягивают её в свой фарс. И вот уже королева Гертруда выглядит жалко со своим толстым слоем театрального грима, в своём бархатном, шитом золотом костюме, оставленная на потеху публике посреди цирковой арены. Сара Бернар, низведенная в клоунессы.

Надо заметить, что Анна Аркадьевна Каренина отнюдь не всегда была безногой радикальной феминисткой, упоённо предающейся мастурбации с использованием вибратора. Больше того, она даже не всегда была Карениной. До замужества Анна Аркадьевна носила фамилию Облонская. Этот девичий вариант достался старшему сыну – Степану, а через него и многострадальной Долли с детьми. Таким странным образом в случае замужества Карениной-младшей и принятия ею фамилии мужа род Карениных на этом иссякнет, а вот Облонские, видимо, расплодятся по земле в великом множестве.

Впрочем, ни об одном поступке в собственной жизни Анна Аркадьевна не жалела так сильно, как о собственном замужестве.

– Знаешь, Аня, я твоя мать, я прожила нелёгкую жизнь и могу тебе советовать, – говорила она дочери в те редкие моменты, когда на обеих наваливалось меланхолическое настроение.

Меланхолия способствует душещипательным разговорам по душам, когда женщины садятся на кухне и начинают квасить, делясь своим горьким опытом. «А мой-то, знаешь?… Знаю, подруга, у меня у самой такое же дерьмо…», ну и так далее.

– Так вот, Аня, я понимаю, как тебе трудно. В наше время в магазинах совсем ничего не было, в школу все в форме ходили, так что из-за одежды мало кто расстраивался. Да и моделей этих тоже не было, все считали, что институт – главное. Не знаю даже, хорошо сейчас или нет… Вот ты плачешь всё время из-за тряпок да из-за фигуры своей, а я в твоём возрасте плакала из-за оценок, из-за того, как в Америке негров угнетают… Не знаю… Хотя одно могу сказать точно: слава богу, что сейчас перестали на незамужних смотреть как на чумных. В наше время от женщины требовали, чтобы она работала, чтобы была равноценным членом общества, но при этом демографический вопрос решался её, то бишь женщины, непосильным трудом. Ведь ответственности за репродуктивную функцию населения с неё никто не снимал. А теперь ты имеешь право жить, как тебе самой нравится. Ну ты подумай, разве не здорово иметь свою фирму, добиться всего и знать, что это ты сама всего достигла? Это же кайф несравнимый! Не то что там всякая любовь-морковь, не то что новые тряпки! Ты владеешь ситуацией, нет нужды выставлять себя на продажу! Аня! Ну как ты не понимаешь? Послушайся меня! Я сделала много ошибок, я не сразу пришла к этим мыслям и теперь жалею, что жизнь моя прошла так бессмысленно, так бесцельно. Я ведь считала, что главное – это семья, дети, сделала ставку на мужчину. Не повторяй моих ошибок, Аня! Не делай в жизни ставку на мужчину! Не надейся, что замужество устроит твою жизнь, – это иллюзия. Мужчина сегодня есть, а завтра нет. Но то, что ты знаешь и умеешь, у тебя никто не отберёт! Ты должна быть уверенной в себе, ты должна осознать себя личностью, а не куском мяса, который можно купить! Послушай меня – я своим опытом дошла до всего этого, но слишком большой ценой. Аня – я ноги потеряла. Поэтому даже если ты пока и не можешь всего этого понять, просто поступай, как я говорю. Не надейся на мужчину, не делай на него ставок!..

Действительно, Анна Аркадьевна пришла к идеям феминизма поистине опытным путём. Это сущая правда, а произошло это так.

По молодости лет Аня Облонская проживала на отдельной койке общежития Кораблестроительного института, находившегося в городе-герое Ленинграде, колыбели трёх революций. Не то чтобы в её родном Череповце обильно строили корабли. Просто низкий проходной балл и комфортабельное общежитие иногородним сделали своё дело. Анна Аркадьевна Облонская удовлетворительно сдала русский-литературу, математику, физику и была зачислена в вышеуказанное учебное заведение по специальности «инженер техники безопасности». Безопасность и вправду скоро стала интересовать студентку. Слава богу, соседка по комнате, второкурсница, объяснила, как, когда и в каких пропорциях надо применять борную кислоту, йод с молоком, марганцовку и отвар лаврового листа, а также как, выпив стакан водки, садиться в ванную. Через некоторое время, однако, природа доказала всю несостоятельность этих «проверенных временем народных средств». Все три месяца летних каникул Аня Облонская провела в поиске средства избавиться от нежелательной беременности – и нашла-таки! Один врач за пятьдесят рублей – немыслимая сумма – сделал ей несколько убойной силы гормональных уколов, после которых у Облонской случился не то что выкидыш, а затяжное кровотечение. Через некоторое время выяснилось: кровотечение будет теперь начинаться аккурат после каждого полового акта. Аня не могла поверить свалившемуся на неё счастью и пустилась во все тяжкие. Отсутствие опасности залететь оказалось наиценнейшим подарком судьбы в большом городе.

Дела Ани Облонской быстро пошли на поправку, уже через пару месяцев она съехала из общежития, сохранив там, впрочем, койку – «на всякий пожарный», – и поселилась в небольшой, но довольно уютной коммуналке на площади Тургенева. Соседей было всего двое.

Первая – душевнобольная Люся, проживавшая в своей комнате эпизодически, в перерывах между обострениями дебильности, заставлявшими её возвращаться в психиатрическую больницу.

Вторая – молодая женщина, на лице которой навсегда застыло выражение глубокой скорби, смирения и невыносимого внутреннего страдания, имевшая дочку-мулатку. Явление настолько редкое и экзотическое, что окружающие немедленно записывали её мать в валютные проститутки.

Шоколадная девочка играла целыми днями в комнате, не смея выйти ни на улицу, ни даже в коридор. Периодически возле окна появлялась стая детей, которые кричали что-то вроде: «Мартышка!», «Обезьяна Чи-чи-чи!», «Африканский подарок!», «Дружественный жест африканских стран!» и так далее. Облонская, если бывала дома, высовывалась на улицу и принималась разгонять юных расистов. Девочку-подарок звали Маша.

Однажды Аня разговорилась с её матерью, и та рассказала, что нормально жила, закончила школу, поступила в институт, на третьем курсе вышла замуж за аспиранта того же института – и через год родила чёрную девочку. Все были в шоке. Лиза, так звали соседку, мужу никогда вообще не изменяла! «Не то что с этими…» – она физически не могла выговорить слова «негр». Муж сразу подал на развод, семья отвернулась. Врач сказал, что такое бывает – если среди предков отца или матери был чернокожий, то через два-три поколения у белых родителей может родиться чёрный ребёнок. Вначале Лиза хотела отказаться от девочки, допытывалась, кто «согрешил» с её стороны или со стороны мужа, встретила яростный отпор как с той, так и с другой стороны. «Сама нагуляла!» – был единодушный ответ.

– Я тогда поняла, что даже если откажусь от ребёнка и дознаюсь-таки, кто на самом деле подкинул нам такой сюрпризец, мне всё равно не простят, что правда вышла наружу. Хотя я думаю, что это моя свекровь. Она журналистка, аккредитованная при нескольких посольствах, и к тому же больше всех выступала. Знаешь, доказательств не имею, но вот точно чувствую, что это она! – Лиза стукнула кулачком по столу. Потом спрятала свой гнев и, всхлипнув, продолжила: – А как только представила себе, что моего ребёнка ждёт в детдоме… – Лиза совсем расплакалась. – Хотя что говорить! Здесь тоже не лучше, она даже в сад пойти не может! И я тоже вечером выходить боюсь. Тут одна тётка есть. Я как-то с Машей в цирк пошла, нарядила её. Вдруг эта… эта сволочь нас увидела и как заорёт: «Ах ты шлюха! Убирайся, не хрен тут воздух сифилисом африканским заражать!» И швырнула камень в меня, потом ещё один…

Слёзы уже обильно катились по бледному лицу женщины.

– А ещё говорят об угнетении этих… в Америке! На себя бы посмотрели! Камнями забрасывают! – Лиза разревелась в голос. – А ей ведь на следующий год в школу надо идти! Её же там… её же там просто убьют!..

Облонской тогда захотелось чем-то помочь этой семье. Деньгами, что ли? У Ани было несколько постоянных любовников, которые помогали ей кто чем… Но помощь не выдавалась как зарплата. Мужчины субсидировали покупку определённых вещей, продуктов и так далее. Однако был среди знакомых Облонской некий Алексей – мужчина средних лет, женатый, который с ходу предложил Ане встречаться с ним каждую среду за пятьдесят рублей.

– Платить буду после… ну после каждого… того… – смущённо, но по-деловому предложил искуситель.

Приходить он мог не больше чем на час. Облонская тогда возмущённо отказала и чуть не влепила нахалу пощёчину. Тот немедленно слился. «Сейчас он мог бы пригодиться», – подумала Облонская и стала невзначай прогуливаться возле учреждения, где тот работал. Не будем долго и муторно пересказывать историю его повторного «охмурения». Короче, стал он ходить к Облонской по средам.

Заработала Аня первые пятьдесят рублей и принесла Лизе.

– На, – говорит, – купи Маше игрушек.

Та смотрит на эти деньги и слова вымолвить не может. Облонская думала – от благодарности и умиления, а Лиза вдруг как ударит её по руке:

– Ты за кого меня принимаешь? Мне милостыня не нужна! Ничья! А тем более со шлюхиных денег!

Стоит Облонская как истукан с полтинником в руке и ничего понять не может. Она же из лучших побуждений!

Потом началось мучительное осознание Лизиных слов, а Лиза, надо сказать, за это время стала для Карениной-старшей образцом «женского мужества».

В итоге Облонская решила жить честно. Любовников выгнала и завела себе жениха, бедного студента, с которым решила вступить в законный брак. Студент жил на снимаемой Облонской жилплощади. Двух стипендий и тех денег, что присылали Анины родители из Череповца, хватало только на квартплату и очень, очень скудное питание. Однако Лев со звучной фамилией Кальман был неприхотлив и довольствовался малым. Ещё он романтически рассуждал о несправедливости эксплуатации трудящихся и отсутствии фактического равенства даже в справедливом социалистическом обществе.