Текст книги "Аня Каренина"

Автор книги: Лилия Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Благословите, святой отец! – Стива бросился перед архимандритом на колени.

– Не могу… грех на тебе тяжкий… Искупи, потом благословлю. Иди, бесноватый. Бог простит, коли Родине послужишь.

Стива чуть было не гаркнул: «Здравия желаю, ваше высокопреосвященство!» – но ограничился только пламенным целованием края поповской одежды.

Под крестом

Стива Облонский явился в указанный день по тому адресу, что ему дал архимандрит Лазарь. К удивлению Облонского, указанный адрес оказался аж в 40 минутах езды на маршрутке от станции метро «Гражданский проспект». Уже при подходе к дому, чей номер значился на святой благословенной визитке, способной, по утверждению её дарителя, отгонять бесов, у Степана появлялось всё больше смутных подозрений. Вокруг листовки со свастиками, ходят молодые люди в чёрном… Дом оказался казармой РНЕ [5]5
  Русское национальное единство.


[Закрыть]. Стива остановился перед входом, не решаясь войти.

– Прохожий, что встал? Не цирк, – сухо гаркнул на него охранник.

Стива хотел было уже убраться подобру-поздорову, но при одном воспоминании о чёрте в виде Анны Аркадьевны быстро полез в карман за визиткой и протянул её часовому. Тот, только взглянув на бумажку, расплылся в приветливой улыбке и, выкинув вперёд руку, отчеканил: «Слава России!» Облонский с опаской посмотрел на него и нерешительно кивнул:

– Здравствуйте.

– Вам вверх по лестнице, потом по коридору до конца. Увидите кабинет.

Через два часа Облонскому уже выдали форму, повязку на рукав, берет и отправили на политзанятия. Суть политинформации вкратце повторяла сказанное архимандритом Лазарем. Степан ещё больше проникся.

– А стрелять научат?

– Всё научат – и радиосвязь налаживать, и взрывные устройства делать, – всё.

Стива был на седьмом небе от счастья – вот оно, долгожданное призвание! Его распирало от сознания, что скоро люди будут его бояться и ненавидеть, что за ним будут охотиться спецслужбы, газетчики будут поливать его грязью, но он один – Стива Облонский – точно знает, что является патриотом своей родины и потомки это оценят. Исполненный таких мыслей, Облонский вдруг включился на полную мощь, так что в конце занятий его назначили у новоявленных адептов старшим.

[+++]

Шло время, подготовка Облонского продвигалась семимильными шагами. Долли поначалу удивлялась переменам, происшедшим с мужем, но затем поняла, что новый Стивин бзик, похоже, полезный.

Во-первых, он потребовал, чтобы она оставила работу и забрала домой детей. Гришку у свекрови, а Таню из больницы. Второго, однако, сделать не получилось, так как Таня, увидав папу, зашлась диким криком и полезла куда-то под стол, где продолжала вопить. Когда её оттуда вытащили и Стива попытался к ней приблизиться, девочка издала нечеловеческий визг и упала в обморок. Детский психиатр настоятельно посоветовал ребёнка оставить в больнице. Гришка был забран у тёщи самим Облонским, который сразил Аллу Демьяновну своей формой настолько, что тёща, люто ненавидевшая своего зятя до этого момента, прослезилась, подарила Степану икону в серебряном окладе и благословила на ратные подвиги супротив жидов.

Во-вторых, Стива обвенчался с Дарьей в церкви и начал регулярно приносить деньги, причём деньги хорошие. Долли даже смогла сделать ремонт во всей квартире и теперь часами могла любоваться стенами в новых белорусских обоях и мебелью, подновлённой при помощи самоклейки.

В-третьих, о выпивке не заходило и речи, а муж, закалившись от каждодневных физических упражнений, был теперь готов к любой работе – хоть грузчиком, хоть охранником, что давало определённую уверенность в завтрашнем дне.

В-четвёртых, Степан неукоснительно соблюдал теперь все церковные обряды и заповеди, а значит, Дарья с гарантией была застрахована от измены и развода, и это обстоятельство, пожалуй, обрадовало её больше остальных.

В общем, от веры одна благодать, заключила для себя Облонская и смиренно посещала вместе с мужем церковь, слушала проповеди и чинно стояла вечерами на коленях перед домашними иконами. Гришкиным крещением она даже гордилась, потому как совершал обряд сам архимандрит, после чего почтил их дом личным визитом и освятил все углы. Соседи были в шоке и теперь взирали на чету Облонских с благоговением. Правда, нашлись и жидовские падлы, которые нарисовали на двери квартиры Степана и Долли свастику, написав под ней слово «фашисты». Стива отреагировал спокойно, но жёстко, разложив во все почтовые ящики листовки с Манифестом РНЕ. На следующий день четыре двери тех квартир, где проживали состоятельные, по меркам спального района, граждане, были изуродованы различными надписями типа: «Бей жидов – спасай Россию!» Акт вандализма, видимо, был совершён лицами, тайно сочувствовавшими идеям РНЕ, но это скрывавшими, потому как никто не признался в содеянном.

Кроме того, Долли радовало то обстоятельство, что её муж, перестав гулять по другим бабам, теперь регулярно занимался с ней сексом, правда всегда в одной и той же позе, под одеялом и при выключенном свете. Естественно, что секса не было по постным дням, по церковным праздникам и т. д. Стива постоянно говорил, что «этим греховным делом» надо заниматься только с законной женой и только тогда, когда уже нет сил терпеть. Впрочем, Долли и этим была довольна. Ей не очень нравилось требование носить платок на голове, но, в конце концов, платок – это мелочь по сравнению с теми колоссальными положительными изменениями, что произошли со Стивой. Дарья истово благодарила Бога за совершённое чудо.

Аня Каренина

Прошло семь месяцев.

Архимандрит Лазарь пил кофе со своим другом, командиром взвода штурмовиков, Степаном Облонским.

– Однако что же случилось, пастырь? – глядя в глаза архимандрита, как преданная собака, спросил Облонский.

– Нет покоя от сектантов окаянных! Представляешь, эти свидетели, сатана их забери, выдумали там у себя какую-то блудницу вавилонскую, якобы имеющую во чреве от кровосмешения, и объявили её матерью Антихриста! После того как про это газеты написали – мне отбоя нет! «Вдруг правда? Вдруг правда?!» С ума все посходили! И прячут они эту девку и стерегут, что дай боже! Эти ироды бесовские, отребье человеческое, жиды поганые, смущают умы, разбрасывая листовки обо всяких там знамениях, якобы вот грядёт конец света, молитесь! Антихрист скоро придёт в мир! У меня пятеро прихожан – пятеро!!! – в эту ересь впали! А всё почему? Потому что эти уроды утверждают, что, мол, ада нет! Что, мол, умираешь – и всё, а потом если был праведником, то воскресаешь. Можно подумать, достаточно сказать, что ада нет, и его не будет! Все туда попадут! Все! Свидетели! Сатаны они свидетели! Узрят его собственными глазами! И овец православных за собой потащат! Ох, горе, горе…

– Так, может, этих сатанистов жидовских припугнуть? – Степан всем своим видом выражал готовность помочь святому дело.

– Ты знаешь, я уже об этом думал… – архимандрит потёр лоб. – Думаю, надо одних под корень… – Лазарь сделал рукой жест, напоминающий удар ребром ладони в каратэ.

– Всех?

– Да… Но при этом ни в коем случае подозрение не должно пасть на нас! Ни на вас, ни уж тем более на меня!

– Но почему? Разве не в интересах нашего дела, чтобы люди русские знали, что есть в стране интересов их ревнители, что под покровом и с благословения святой матери, церкви православной…

– Молчи! – архимандрит нервно огляделся по сторонам. – Ты что?! Знаешь, что с тобой эти гуманисты, либерасты хреновы, сделают? Нет. Только строжайшая тайна.

– Простите, отец Лазарь, но я считаю своим долгом сказать, что сейчас повсеместно видим мы попрание достоинства земли русской. Видят люди, как жидовские кровопийцы, забравшиеся на самый верх, грабят земли нашей богатства, как создают целые свои жидовские империи, подминая под себя русских предпринимателей, видят люди русские, как попирается их вера! И спрашивают: доколе терпеть? Доколе в стране своей, богатейшей в мире, будем нищими? Спрашивают и ищут защиты. Народ русский долготерпив, но вижу я, как зреют гроздья гнева. Там и сям начинаются погромы. Не может молодёжь больше выносить иноземного засилья, прорывается ярость народная! И если бы святая церковь одобрила, возглавила бы восстание, – поднялись бы как один! Ибо человеколюбие сейчас не спасёт Русь – но погубит её! Только церковь может отпустить грех гнева, признав гнев наш перед Богом праведным.

Архимандрит был явно озадачен, посему гладил бороду и ничего не говорил. Тень тяжёлых раздумий появилась у него на лице. Он долго и внимательно смотрел на Облонского.

– У вас есть какие-то предложения? – Степан прервал наконец молчание, и лицо его приняло деловое выражение. Достав из планшета блокнот, он приготовился записывать.

– Э… Нет! Никаких записей, всё запоминай!

– Отец Лазарь… – Облонский даже обиделся.

– Друг мой, вам я доверяю! Но ведь всякое может случиться. И для вас так будет безопаснее! Знаете, сколько народу выложило бы немалые деньги за такую информацию? Вы что! Я за вас больше беспокоюсь.

– Ну хорошо, – Степан смягчился и всем своим видом изобразил внимание.

Через час он вышел с пылающим лицом от архимандрита, позвонил по мобильнику Долли и сказал, чтобы она его не ждала. От церкви Облонский направился сразу в казарму. Нужно было много гексагена.

[+++]

– Отец Амвросий, надеюсь, мне не надо напоминать вам, что будет, если митрополит узнает, что вы отпевали самоубийцу? Что вы получили деньги от сектантов для того, чтобы на алтаре вашей церкви было совершено убиение невинного младенца? Сдали храм Божий в аренду! Это неслыханно! Я ещё раз вас спрашиваю: когда, сколько человек, кто и где будет стоять?

– Какого самоубийцу?! – поп округлил глаза и поднял брови, старательно изображая полнейшую невинность.

– Не «какого», а какую! Каренину Анну Аркадьевну, выбросившуюся из окна, отпели с выездом на дому! За три с половиной тысячи рублей! Иуда, тьфу!

– Но откуда…

– Я всё знаю! Не надо полагать, что ваши делишки никому не известны!

– Но…

– Я вас последний раз спрашиваю: какого числа поганая американская синагога собралась принимать роды у своей этой… этой… блудницы вавилонской?!

Отец Амвросий сидел, сложив руки на пузе, и смотрел в потолок. Ситуация для него действительно оказалась щекотливая.

– Но позвольте, откуда у вас такая информация, будто бы я…

– Отец Амвросий! Хватит испытывать моё терпение! Вы что, захотели сана лишиться?

Амвросий сана лишиться не хотел. Стать снова невостребованным оперным певцом, как говорится, «запасным большой сцены», ему совсем даже и не хотелось.

– Роды будут, скорее всего, 23-го числа. В этот день церковь будет закрыта для прихожан.

– Так, значит… Чтобы язычники могли спокойно справить свою бесовскую нужду! Идите! Как только там появится девица, моментально дайте мне знать! Понятно?

– Да, отец Лазарь, – смиренно произнёс хитрый поп.

– И вот ещё что. К вам послезавтра приедут люди, от меня. Пустите их внутрь, предоставьте план помещений и не мешайте работать!

– А что они…

– Я сказал, хватит! Не ваше дело! Хотите остаться в лоне матери церкви – исполнять!! – гаркнул архимандрит, всё-таки закалка полковника МВД давала себя знать.

[+++]

Через день, как и было обещано, на церковный двор въехал грузовик, а следом чёрная «Волга». Степан Облонский мрачно посмотрел на отца Амвросия, который, припомнив все события их предыдущих встреч, ухмыльнулся:

– Ну как ваши бесы?

– Рот закрой, падаль! Прихвостень жидовский! – Облонский навис над батюшкой и сверкнул глазами.

Отряд Степана пробыл в церкви целый день. Бабушки с удивлением наблюдали, как молодчики в чёрном тянут куда-то провода.

Остановившись в центре храма и задрав голову, Облонский вздохнул.

– Нравится? – вездесущий Амвросий незаметно вырос рядом, как поганка после дождя.

– Красивая церковь… жаль…

– Что «жаль»?! – моментально встревожился святой отец. – Вы же не собираетесь?…

– Рот закрой, – елейно шепнул попу на ухо Степан.

[+++]

Ночью отец Амвросий никак не мог уснуть. Отряд Облонского нёс караул возле каждой двери. Поп вспомнил, что из библиотеки есть потайной ход в подвал. Обувшись в резиновые сапоги – на случай встречи с крысами – и вооружившись мощным фонарём, отец Амвросий прошёл мимо десятка часовых в «книжницу», каждому сказав, что не может уснуть, не почитав духовных книг, и в оной библиотеке заперся. Отодвинув стол, полез по старой полусгнившей лестнице, которая вела в низкий лаз, там можно было передвигаться только согнувшись. Изнутри шёл запах сырости и тлена. К удивлению батюшки Амвросия, лаз сохранился, и уже очень скоро поп оказался в подвале.

Первое, что ему бросилось в глаза, – это разложенные в какой-то странной последовательности те самые мешки, что утром привёз Облонский, от одного к другому тянулись провода… Отец Амвросий подошёл к одному из мешков и стал разглядывать. Обычный мешок… В каких сахар продают… А это что? Сбоку полиэтилен надорван… Отец Амвросий увидел на полке ржавый, непонятно как сюда попавший серп и аккуратно стал разрезать полиэтилен, стараясь не задевать провода. Под верхним слоем оказался бумажный мешок, надпись на нём: «HEXAGENUM TRINITROTOLUOL… Made in Turkey».

У отца Амвросия ноги подкосились. Лазарь сбрендил! Хочет взорвать церковь вместе с сектантами – и свалить всё на чеченов! В панике поп кинулся обратно в библиотеку. Что же делать?! Позвонить – лишат сана! Не звонить – лишиться церкви, всё равно будет негде служить! Отец Амвросий закусил руку и таким образом просидел почти до рассвета, обуреваемый самыми разными мыслями – от убийства сумасшедшего архимандрита до полного покаяния и ухода в строгую схиму где-нибудь посреди Сибири.

[+++]

Настал день родов. С утра Карениной было уже очень плохо. В ней теперь как будто постоянно боролись две Ани: одна большая, верующая в бога, торкнутая Христом, считавшая, что должна убить зачатого ею Антихриста, а вторая – маленькая, беспрестанно голосившая, что это всё бред и надо бежать отсюда как можно скорее, спасать себя и ребёнка!

– Куда бежать?! У тебя что, есть куда бежать?! – кричала большая Каренина на маленькую.

В общем, Аня погрузилась целиком в бредовый кошмар, почти полностью перестав воспринимать всё происходящее вокруг. Уже восемь месяцев как она не выходит из этого домика у железной дороги, слушая грохот проезжающих вагонов. Несуществующий, нереальный, невозможный параллельный мир на задворках большого города.

– …В пять? – Ира говорила по телефону с Джоном. – Хорошо, значит, к пяти мы готовимся, машина приезжает, и мы к вам. Договорились.

– Что в пять? – спросила Аня, еле дыша от натуги, ей вдруг ужасно захотелось в туалет.

– Машина придёт, поедем в церковь.

– Ира, я писать хочу… Не могу… дай что-нибудь…

И тут вдруг из Карениной изверглось такое море воды, что она сама, да и её тюремщица опешили. В доме остались только они вдвоём – все остальные готовились к убийству Антихриста.

– Воды!!! – завопила Ира и, вместо того чтобы помочь начавшей корчиться от боли Карениной, кинулась звонить пастору. – Алло! Джон?! Началось!! У неё воды отошли! Что нам делать?! Брать такси и ехать? Хорошо! Давай! – Ира стала поднимать Аню, стонущую на полу в луже собственных выделений. – Поехали, залезай в кресло… Ох, тяжеленная! – параллельно она набирала номер. – Алло! Такси надо срочно! На Яхтенный, 8! Тут девушка рожает!! Быстро! Какой перезвон? Через пять минут? Жёлтая «Волга»? Три ноль восемь… Хорошо! Мы выходим! Пошли, колода! – крикнула Ира уже Ане.

Специально для этого дня в домике сделали специальные пандусы для Аниной коляски, главное было без проблем спуститься. Карениной казалось, что она сейчас умрёт, потому она только тихо стонала, изо всех сил стараясь сдержать схватки.

Машина уже ждала у подъезда. Таксист выбежал помогать.

– Ох, ну и додержали вы! Чего до сих пор не в больнице? Она же может не доехать! Поедем на Лиговку, там ближайший роддом!

– Нет! Нам надо в церковь на Ржевке!

Таксист очумело воззрился на Иру:

– Ты что, с дуба рухнула? Какая ей церковь! Ей акушер нужен!

– В церковь вези, сука! Аня, выходи из машины!

Но в ответ раздался только дикий вопль. Роды начались.

– Вы не понимаете, её ребёнок – Антихрист!

– Ты больная?!!

– Слуга сатаны!! – Ира схватила камень и запустила его в таксиста. Тот увернулся и, быстро сориентировавшись, с размаху врезал христовой свидетельнице по роже. Христианка упала и некоторое время не могла подняться.

Таксист поднял Анины ноги на сиденье, закрыл дверь, пулей кинулся на своё место.

– В церковь вези! – стонала Каренина.

– Вот больные! Вот ненормальные бабы!! Какая тебе церковь, идиотка?! О ребёнке подумай!

Аня увидела проносящиеся мимо с бешеной скоростью дома… Она свободна… Она свободна!!! И вдруг весь этот Иисус, вся эта вера, Антихрист…

– Я проснулась… – и тут же резкая боль подтвердила, что Аня точно не спит. – В роддом! – завопила она.

– А я тебя куда везу! Настало наконец в мозгах просветление. А, чёрт! Менты за нами едут! Но тут две улицы – доедем, сдам тебя врачам, а потом буду разбираться. Тоже люди должны понять.

– Такси номер «308», остановитесь! – раздался голос из мегафона сзади.

– Ничего, девочка, с эскортом доедешь! – таксист вывернул руль и свернул на одну из боковых улиц.

Ане казалось, что у неё внутри всё лопается и рвётся.

Наконец такси влетело во двор роддома, следом за ним – милицейский «козёл». Таксист выбежал из машины, кинулся к входу, менты выползли из «козла» и озадачились. Через секунду из дверей выскочило сразу пять тёток в белых халатах, двое с носилками.

– Ну чего встали, мужики?! – заорал на них таксист. – Помогайте!

Менты, обалдев от такого поворота событий, тут же все как один бросились к носилкам, уложили Аню.

– Головой вперед идёт! Быстрее! Она щас прямо тут родит!

Очумелые мужики бежали с носилками по этажу до первого кабинета. Там помогли снять Каренину с носилок, пожилая акушерка быстро сдирала с неё одежду. Аню переложили на родильное кресло.

– А ну пошли теперь отсюда! – махнула на них полотенцем акушерка. – Неча вам тута смотреть!

Менты и таксист оказались в коридоре.

– Ну что, мужики, штраф? – спросил водила у блюстителей порядка, обливавшихся потом.

– Да какой штраф… Я помню, свою когда вёз, – нарушил всё что можно. Бабы – это такое дело… Особенно когда с дитём, – пробасил рыжий коренастый хохол. – Твоя?

– Да нет, вызов поступил. Приезжаю – а там какая-то ненормальная орёт – вези её в церковь на Ржевку, у неё, мол, сын – Антихрист.

– Во дают! А эта что?

– Эта тоже сначала – в церковь давайте, в церковь… Но потом, как схватки начались, вроде как одумалась.

– А с той что?

– Ну, той по роже дал как следует.

– И правильно. Что только сейчас люди себе не выдумают!

– Кстати, по рации передавали, что в какой-то церкви на Ржевке пятьсот килограммов гексагена нашли.

– Да ну! – воскликнул таксист.

– Да, сначала решили, что там ложный вызов. Кто-то позвонил, сказал, что церковь собираются взорвать. Ну, наши поехали, думали, как всегда, шутят идиоты, а там, твою мать, такое творится!

– Что? – таксист весь засветился от любопытства.

– «Что-что»… Приехали с одной собакой, думали же, что шутка, а собака как из машины выскочила, так вся на лай и изошла. Наши репу почесали и на всякий пожарный вызвали подкрепление, передали, мол, не ложняк, поднимайте всех по тревоге. Туда через пятнадцать минут всех патрульных, всех фээсбэшников, всех сапёров согнали! Мы далеко были, потому не поехали. Да ещё ты тут! На ста двадцати по городу пилишь!

– Дак девчонка!..

– А мы что, знали? Ну ладно, зашли, значит, внутрь наши, а там у алтаря хрены какие-то толкутся, один американец, пастор типа. А в подвалах – фашисты сидят, гексагена турецкого тонна! Ни хрена бы не осталось ни от церкви, ни от этих христиан.

Таксист почесал затылок:

– А не туда ли и наша девица собиралась?

– Да даже если и туда, – вмешался в разговор длинный усатый мент, – у неё теперь будет занятие поважнее. Ребёнка-то надо кому-то растить. А то что – мы её щас упакуем, а дитё, не повинное ни в чём, без кормления останется? Не-е. Девку трогать не будем. Пусть живёт. Ребёночка нянчит.

Детский крик донёсся из родильной палаты.

Через минуту высунулась акушерка.

– Кто папаша-то из вас? – весело спросила она. – Ты, что ли? – ткнула она на таксиста. – Девочка у тебя, три семьдесят пять. Здоровая. Рад?

Таксист улыбнулся, на его глаза навернулись слёзы.

– Рад он! – вставил рыжий мент и хлопнул таксиста по спине. – Ну, бывай, брат!

[+++]

Несколько дней город переваривал новость о предотвращении чудовищного теракта. Арестовали Облонского и архимандрита Лазаря, последнего в тот же день лишили духовного сана, о чём высшее руководство РПЦ [6]6
  Русская православная церковь.


[Закрыть]сделало официальное заявление. Деятельность любых националистических партий, равно как и секты «Свидетелей», приостановили до решения суда. Началось долгое разбирательство.

Через три дня таксист приехал в тот самый роддом, куда отвёз Аню. Его встретила старушка-акушерка.

– Ушла девица… Оставила ребёночка… – и старая женщина тихо заплакала. – Что ж ты сразу не сказал, что не отец?

– Как ушла?

– Так… На следующий день мы ей дочку принесли кормить, а она говорит: не буду, чего мне грудь портить? Меня изнасиловали, я, говорит, вообще этой ублюдины не хотела. Представляешь, про родного ребёночка так! Я ей: «Сучка ты позорная! Изнасиловали тебя? Мало! Убить надо было!» А сама плачу. У моей дочки детей вон с мужем нету. Пять лет уже мыкается, по врачам ходит. А тут! От здорового ребёнка отказалась! Даже кошка так котёнка не бросит… Ох! – акушерка ещё пуще залилась слезами.

– А как назвали-то девочку?

– Назвали? А… Эту стерву, когда заявление писала, спросили: «Как назовёшь хоть, или будет Мария Родства Непомнящая?» Она так подумала и говорит: «Аней назовите, фамилия, говорит, тоже моя – Каренина». Мы ей: «А отчество? Ивановна?» Она отвечает: «Зачем Ивановна? Алексеевна она». Потом оделась во что было и ушла.

– Каренина Анна Алексеевна, значит? – таксист снова почесал в затылке. – Хорошее имя… Слушай, мать… Может, я её возьму? Сам тоже в детдоме вырос, знаю, что это такое. Всё равно один живу.

– А ухаживать кто будет? Кормить? Ты ж, поди, на работе! Что, будешь её с собой возить? Не дадут тебе её.

– Кто не даст?

– Социалка.

– Да… Вот так захочешь дело хорошее сделать, а тебе фигу.

Акушерка задумалась.

– Это ты сейчас хочешь, а как столкнёшься с пелёнками, болезнями, кормлением, так сам обратно и принесёшь.

Теперь задумался таксист.

В это время к выходу направлялась весьма колоритная семья – евреев-хасидов, тех, что с пейсами и прочим.

– Ох, ни фига себе! А это кто такие?

– Это Лев Самуилович Кальман с родней своей. У него тут уже четвёртый сын рождается. Я его, когда поздравляла, говорю: «Вот, Лев Самуилович, не каждому дано такое счастье. Целых четыре сына!» А он мне так хитро подмигнул и отвечает: «И это ещё не все. Была у меня по молодости женщина, Аня, – я так и запомнила, Аня, – у неё от меня тоже сын родился. Только не знаю, что с ним стало. Девица-то была непутёвая». Ох, милый, я тут тридцать лет работаю, такого повидала!..