Текст книги "Аня Каренина"

Автор книги: Лилия Ким

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Телефонная незнакомка

– Аня, где ты была? Отвечай! Вставай, проститутка! Вставай немедленно!! – Анна Аркадьевна трясла дочь за плечо.

– Что? Мама… Отстань… Дай поспать…

После ночных танцев у Ани с непривычки болело всё тело, спать хотелось смертельно, даже если её будут поливать холодной водой из лейки…

Тут на Аню действительно полилась ледяная вода.

Каренина-младшая села, очумело глядя перед собой. Потом перевела взгляд на будильник – три часа дня. Долго же мама терпела!

– Проснулась? А теперь давай, собирай шмотки и вали отсюда! И я тебе советую пойти и сдать анализы на СПИД и прочие инфекции!

Аня вдруг ужасно разозлилась. Какого хрена эта старая сволочь во всё вмешивается?! Какое она имеет право всех учить? Морали всем читать? Аня в отличие от неё не хранит под кроватью жутких размеров вибратор!

– Мама! Да ты можешь нормально разговаривать? Почему надо человеку с утра пораньше в уши орать?! И что ты всё время орёшь? На меня, на Стиву, на Долли?!

– Что?!! – Анна Аркадьевна была вне себя от бешенства. – Да как ты смеешь со мной так разговаривать? Ты, ссыкуха малолетняя!

Аня вскочила с кровати. В глазах помутилось. Хотелось свалить мамашу на пол и отпинать что есть сил.

– Хватит на меня орать! Прекрати немедленно на меня орать!!

– Заткнись! И выметайся на хрен из моего дома!! Иди на панель, раз уж выбрала для себя древнейшую из профессий! – Анна Аркадьевна просто захлёбывалась в слюне.

Аня подошла к матери вплотную, в этот момент она была готова на всё – если мать попробует её ударить, она даст сдачи.

– Не смей на меня орать, – чеканя каждое слово, выговорила она угрожающим голосом.

– А я буду! Ты на всё, что тебе говорили, наплевала! Тебе говорили, что надо учиться, надо всего самой добиваться, надо быть самостоятельной, нельзя надеяться на мужиков…

– Заткнись!!! – у Карениной-младшей уши заложило от собственного крика. – Это тебе нельзя на мужиков надеяться! Ясно? Это тебе надо быть самостоятельной! Потому что ты – старая уродина!!! Ясно? Все твои эти дебильные советы оттого, что ты уродина! Тебя все бросили! Ты никому не нужна! Так что засунь себе весь этот свой феминизм в задницу!

– Я… Я… Да я… – Анна Аркадьевна захлёбывалась от крика, вращая белками глаз, как умирающая коза. – Вон!!! Вон из моего дома!!!

– А вот это видела? – Аня показала мамаше фигу.

Каренина-старшая схватила мухобойку и попыталась ударить дочь. Та вырвала у неё пластиковое оружие, отшвырнула в сторону.

– Я сама не желаю тут оставаться! Ты всё время врёшь! Тебя тошно слушать!

Тут на пороге комнаты возник Стива.

– Вот и прекрасно!

Обе Карениных удивлённо повернулись к нему.

– В смысле – как хорошо, что вы решили разъехаться, – пояснил он. – Я, мам, некоторое время поживу у тебя в комнате. А Аня пусть с Долли и детьми, пока не найдёт себе что-нибудь более приличное.

Каренины разинули рты и даже забыли, что ругаются насмерть.

– Ничего не говорите! – Стива взял Аню под локоть и вывел из комнаты.

В соседней комнате царил ужасный бардак, всё разбросано. Долли мрачно сидела в углу, дети притихли.

– А у вас что случилось? – недоумённо спросила Аня.

– Мы на время расстаёмся, – сказал Стива, глядя на Долли, – я переезжаю к матери.

Долли с усмешкой покачала головой:

– Господи! Какой идиот! Ну переезжай, переезжай… В соседнюю комнату!

– И перееду! Располагайся, Ань, я вот вчера все вещи твои, которые мама в коридор выкинула, к нам перенёс, чтобы она чего не испортила. Она вчера, представляешь, дублёнку твою новую пыталась порезать. Хорошо, мы вернулись, отобрали.

– Вот сука! – Аня снова вскипела и дёрнулась продолжить выяснение отношений с мамашей.

– Да ну её! Оставь! У ней, кажись, не все дома теперь стали. – Стива обнял сестру за плечи. – Анька! Выбивайся в люди, на тебя вся надежда! А то мы тут все друг друга перережем.

Аня смотрела на Стиву, и вдруг ощущение реальности навалилось на неё десятитонной лавиной мусора. Она оглянулась вокруг, вспомнила, как провела вчерашний день – машины, клуб, танцы, улыбающиеся люди… А всё вот это – орущая ненормальная мамаша, считающая себя радикальной феминисткой, убогая семейка брата, теснота, грязь, вонь, нищета… Это и есть её жизнь. Это и вправду её жизнь! Нет будущего, которое начнётся, как следующая серия кино, есть только вот это вонючее беспросветное настоящее плюс-минус бесконечность!

Аня упала на колени и заревела как ишак.

Долли вылезла из своего угла, села рядом и обняла Аню за плечи.

– Не реви! Не реви! – она гладила её по спине. – Слезами себе не поможешь, Аня! У тебя шанс появился – используй его, другого может не быть! – Долли смотрела перед собой пустыми глазами, продолжая машинально гладить Аню по спине. – Делай всё, что только можешь, даже если будет противно, иначе всю жизнь так проживёшь.

– Ненавижу её! – выдавила сквозь рыдания Аня.

– А кто её любит-то? – сердито буркнул Стива, мотнув головой в сторону мамашиной комнаты. – Знаешь, как она меня в детстве доставала? Чуть заревел – по морде хлоп! И всё время орала, как она устаёт! Считала, что если я с голоду не умираю, что если на мне хоть какое-то рваньё надето, так можно меня лупить каждый день! Постоянно выговаривать, какой я идиот! – лицо Стивы вдруг стало таким жёстким и злым, каким ни Долли, ни Аня его никогда не видели. Долли вышла из своего транса и испуганно смотрела на мужа.

– Ты что предлагаешь? – шёпотом спросила она.

Стива молча смотрел ей в глаза.

– Ничего! – он резко встал, хлопнув себя ладонями по бёдрам.

– Стива! – Долли окликнула его так, словно они находились в лесу.

– Что?! – Стива разозлился не на шутку, Аня даже перестала плакать и с ужасом смотрела на брата.

– Стива, принеси выпить, а? – Долли умоляюще взглянула на мужа.

– Да, Стива, принеси пива, а? – Аня тоже жалобно заморгала опухшими глазками.

Лицо Стивы постепенно стало терять жёсткие контуры, и уже через несколько секунд он расплылся в своей привычной добродушной улыбке.

– Ладно. Денег давайте.

Аня и Долли облегчённо вздохнули. Каренина-младшая вскочила, открыла сумку, нашла кошелёк, вытащила двести рублей и отдала Стиве.

– О, гуляем! – Стива совсем широко заулыбался, быстро оделся и ушёл.

Аня и Долли сидели на полу, глядя друг на друга.

– А что случилось? – Аня вопросительно воззрилась на Дарью.

– Да… Из-за денег, которые ты вчера… ну… дала, в общем. Из-за них вчера разругались, – Долли шмыгнула носом.

– Да? – Ане почему-то стало стыдно. – Прости, Долли…

– Ты-то тут при чём? Я ему говорила, что надо часть оставить, а он мне говорит – такой праздник, такой праздник… Пришли, мать ваша начала свои коленца отбрасывать. Мол, Аньку убью, сама повешусь. Короче, бред полный! Сумасшедший дом какой-то!

Стива вернулся через двадцать минут с пивом, чипсами и сушёными кальмарами. Постепенно все трое как-то повеселели, успокоились.

– Всё равно я, пожалуй, у матери пока побуду, – сказал Стива. – А то она Аньку действительно ещё ночью того… – он провел большим пальцем по горлу.

– Да уж, я хоть отдохну от тебя, – поддержала Долли.

– Можно подумать, я тебе мешаю, – огрызнулся Стива.

– Да перестаньте вы! – Аня вскипела. – Стива, тебе сейчас просто надо пожить у мамы, пока я не найду себе жильё, потом я отсюда съеду.

– И больше не вернёшься? – Стива поднял на неё растерянные глаза.

Аня кивнула головой.

– Не расстраивайся, может, и вы тоже когда-нибудь будете жить отдельно, – она отхлебнула ещё пива из своей бутылки.

– Ага, три раза, – мрачно вставила Долли.

Потом они говорили, каждый о своём и все одновременно – не понимая, не слушая, не ощущая ничего, кроме собственной тревоги, которая вытеснялась выпитым пивом куда-то под печёнку и крысилась оттуда.

В коридоре раздался телефонный звонок. Гришка проснулся и заплакал. Таня тоже проснулась и заплакала.

– О господи! Каторга моя! – Долли поднялась с пола.

Стива, собрав оставшееся пиво и закуску, по-тихому слинял на балкон.

Звонил Вронский.

– Ань? Привет! Слушай, я тут подумал… может, нам встретиться?

[+++]

Чарующий вечерний пейзаж спального района летом… От раскалённого за день асфальта поднимается вверх тёплый воздух. Непонятный запах. Почему никто до сих пор не изучил его? Не создал урбанистических духов под названием «Вечерняя разбитая дорога»? Чахлые деревья в заболоченной, загаженной людьми и собаками лесополосе, небольшие пьяные компании, сидящие в дворовых садиках, мелодичное потрескивание сверчков или высоковольтных линий. Что может быть прекраснее спального района в сумерках, когда с тобою рядом идёт Вронский?

[+++]

13.07.20… г.

Дневник! Я валяюсь, что творится!

Вронский начисто забыл про Щербацкую, звонит мне по два раза в день, вечером ждёт у подъезда. Без конца расспрашивает про Максима, что у меня с ним да как, что Максим за человек. У меня глаза на лоб лезут. Вронский со мной как будто бы только познакомился, как будто мы с ним и не учились вместе всё это время! Он так на меня смотрит, глаза безумные, губы дрожат! И всё время про Максима говорит. Сказал, что ему неприятно было видеть нас вместе и он понял, что неравнодушен ко мне. Надо же – вот она, сила мужской ревности и чувства собственничества! Пока никто не посягал, было неинтересно, а как только кто-то появился – сразу нате. Кстати, я у мамы в какой-то книге читала, что если даже у тебя нет любовника – его следует выдумать и ни в коем случае не признаваться проявляющему какой-то интерес субъекту мужского пола, что ты одна, в этом случае мужчина теряет интерес. Ему интересно с кем-то соперничать, кого-то побеждать, и это подхлёстывает интерес.

А я Вронскому такого про Максима наплела! Что у нас с ним любовь, что мы ждём, пока мне будет восемнадцать, чтобы заявление подать, короче, звездец. Вронский так расстроился! Я такого вообще не ожидала! Чуть не заплакал, по-моему! Весь напрягся и сказал, что ему пора. Прямо как в сериале! Да! Вот это поворот событий…

Короче, на меня вдруг свалилось счастье.

Пока гуляли с Вронским, встретили полшколы. Все в отпаде от моих новых прикидов. Кроме матери, конечно. Запилила меня уже! Задрала, старая стерва! Да даже если бы я и вправду с кем-то переспала за такие деньги – она гордиться мною должна была бы! Какой проститутке платят тысячу за раз? Если женщине такие бабки за это отваливают – она может вообще на всех плевать, она супер, она зверь! За это не то что осуждать нельзя, за это восхищаться и преклоняться надо. Мать, конечно, даёт! Что, если ей по жизни всякие козлы попадались, то мне теперь вообще с мужчинами не встречаться, что ли? И потом, раз такая умная, что же выбирала себе таких уродов?

Странно, кстати, – пишу, и мне не стыдно! Я впервые в жизни чего-то добилась, я что-то сделала сама. Мама могла бы и оценить это.

Первый раз

Максим ходил из угла в угол мимо Вронского, тот лежал на диване. Алексей лениво перелистывал журнал, искоса поглядывая на двухметровое стодвадцатикилограммовое тело.

– Вот, бля, называется, не было забот! На хрен я мамаше тогда сказал! Денег хотел добыть, на море поехать! Съездил, бля! Теперь папаша весь уже планами обстроился насчёт моей свадьбы! Нет, ты можешь себе вообще это представить? Вот эта дура, дура, дурища, идиотка, дегенератка, деревня неотмытая – вот это будет моя жена! Мне её надо будет всем показать! Она ещё мне ребёнка родит! Такого же урода! Ты представляешь, она родит мне ребёнка! – Максим сел в кресло и обхватил руками голову.

– Д-а-а… – протянул Вронский, не отрываясь от журнала. – Это проблема…

– Она небось и троечница ещё?

– Ой-ё… это труба! С первого класса по всем предметам! Мы даже думали, что её в школу для дебилов переведут.

– Ой, бля! Бля! – Максим захныкал. – Малыш, что мне делать? – капризно надув губы, он уставился на Вронского.

Алексей оторвал глаза от журнала.

– Да ничего! Пусть она с твоими предками потусуется, пусть там на виду побудет, через пару месяцев они тебя сами отговаривать начнут.

– Думаешь?

– Хм! Уверен!

– О! – Максим погрозил Вронскому пальцем. – Малыш, а я в тебе не ошибся.

– Ну так ё!.. – Вронский похлопал себя ладонью по груди.

Максим слез с кресла и на коленях подполз к Вронскому, тот напрягся, рука со страницей замерла. Было видно, что она дрожит.

– Малыш, – начал Максим, приподняв брови и облизывая кончиком языка верхнюю губу. – Я уже заждался. – Веселовский коснулся плеча Вронского носом.

– Нет! – Алексей резко дёрнулся и сел.

– Фу! Зануда! – Максим отвернулся.

– Я не могу, – Вронский уставился в пол.

– Тогда какого хрена ты сюда ходишь? – Максим встал. – Я для чего этот house снимаю, по-твоему? Из любви к уединению, что ли?

– Ну, раз ты так ко мне относишься, я ухожу! – Вронский скрестил руки на груди и остался сидеть, отвернувшись в другую сторону.

– Давай, валяй. Иди. Пф-ф! Очень надо. Говна-пирожка, блин. Давай-давай, выкатывайся. Мне сегодня на дачу ехать… Ещё мать хочет, чтобы я эту идиотку привёз!..

Алексей сидел молча, лихорадочно обдумывая, как ему поступить. «Чёрт! Так всё сейчас накроется! А он только вчера сказал, что его мать запускает новый проект – группу, где два мальчика и одна девочка. Чёрт! Чёрт! Что делать-то?»

– Послушай, Макс…

– Не называй меня Максом! – заорал вдруг Веселовский. – Убить готов!

– Ладно, слушай, я не то чтобы не могу… Просто для меня это впервые… Понимаешь? И потом, я кое-чего очень стесняюсь… – Вронский покраснел вместе с ушами.

– Член, что ли, маленький? А? – Максим сел рядом, улыбался и толкал Вронского своим медвежьим плечом. – Отвечай, проказник, пиписька короткая? Да?

Вронский, сглотнув слюну, кивнул. Веселовский рассмеялся и погрозил ему пальцем. Потом встал, щёлкнул кнопкой музыкального центра и повернулся, резко расстегнув ширинку. Снял штаны и предъявил Алексею свой член. На таком огромном теле казалось, что его вообще нет.

– Десять сантиметров в возбуждённом состоянии, – хвастливо заявил Максим. – А у тебя?

Вронский ещё раз болезненно сглотнул слюну.

– Восемь.

– Малыш, я тебя люблю! Давай же быстрее покончим со всем. – Максим начал раздеваться. – Малыш, я весь горю! – Веселовский поцеловал Алексея в губы, расстёгивая тому штаны.

Чувствуя, как мягкая бородка и усы щекочут кожу, а мужской язык забирается в ухо, Алексей впал в странное оцепенение. Первой реакцией был ужас, потом всё заволокло туманом. Рук и ног как будто нет. Тело невесомое. В голове пульсирует: «Нет!»

– О, малыш, я так возбуждён. Смотри! – Веселовский взял руку Вронского и положил на свой член. – Малыш! О, малыш, да ты проказник!

Рука Максима проникла в ширинку Алексея и уже быстро накачивала его стоящие восемь сантиметров.

– Сними всё это!

Вронский, словно повинуясь какому-то гипнозу, лёг и вытянул руки вдоль тела. Максим нервно сорвал с него одежду, его средний палец проник Алексею в задний проход. Вронский замычал, ему казалось, что он сейчас с ума сойдёт от возбуждения.

– Подожди! Я хочу, чтобы мы кончили вместе. Остынь, малыш… Сейчас, подожди…

Максим протянул руку и наугад шарил в тумбочке. Через секунду он уже сжимал в руке какой-то тюбик.

– Сейчас, малыш…

Вронский лежал, закрыв глаза, и боялся шевельнуться, по всему телу была разлита какая-то свинцовая горячая тяжесть, возбуждение балансировало на своём пике, высасывая силы Алексея, как гигантский вампир.

– Вот так… – смазанный гелем палец Максима вернулся в Алексея, проскользнул, словно угорь в норку.

– Нет… – исступлённо шептал Алексей, двигая ягодицами всё быстрее и быстрее.

– Да, малыш! Да… О да, ты прирождённый пассив… Малыш, ты меня с ума сведёшь… Сейчас, подожди… – Максим рывком перевернул Вронского на живот. Диван отчаянно скрипнул и провис, когда Веселовский встал на колени рядом. Он быстрым движением всадил все свои десять сантиметров в Алексея.

Вронский заорал, его пронзила резкая боль, которую тут же похоронило под мощнейшим оргазмом.

– Ты кончил?! Я не верю! Сейчас, малыш! О! – Веселовский трудился еще пару секунд, после чего издал дикий вопль фальцетом и замер. – И я… О, это было супер, малыш… Так хорошо я давно… Ох…

Максим тяжело слез с Вронского, встал и пошёл в ванную.

Вронский медленно начал приходить в себя. Максим был в ванной. «Я трахался с мужчиной… вернее, меня… трахал мужчина…» Внезапно Алексею стало стыдно. Он впервые в жизни понял, что значит сгорать от стыда! Внутри всё жгло, на горло как будто удавку надели! Чёрт бы побрал этого Веселовского, зачем он с ним связался! Алексей вскочил, быстро оделся, оглядел ещё раз квартиру и выбежал вон, тихонечко закрыв за собою дверь.

Всю дорогу до метро он бежал бегом, казалось, что все прохожие ухмыляются ему в лицо. Педик! «Я – педик!» – стучало в висках. «Меня поимели в зад!» – и тут у Вронского встал. Алексей кусал губы, чтобы не зареветь. «Я – педик! Господи! Почему я?!»

Адюльтер по-облонски

Стива решился на поиски дамы своего сердца. После очередного разговора с телефонной проституткой, которая представлялась ему Еленой, он понял, что это мечта его жизни. Мучительные размышления касаемо того, что эта тётка может быть старой и страшной, что на самом деле она сидит у телефона в засаленном халате и вяжет носки или режет какой-нибудь винегрет, закончились для Стивы выводом, что ему это совершенно всё равно.

В разговорах выяснилось, что они просто души-близнецы. Елена любит футбол, её двоюродный брат играл в какой-то команде, Елена считает, что по жизни не надо расстраиваться из-за пустяков, что надо жить и наслаждаться одним днём, мол, «делай что должно, и будь что будет». Облонский был с этим полностью согласен. Он даже поймал себя на мысли о том, что пошёл бы работать кем угодно ради возможности сделать Елене приятное. После скандалов с женой, которые стали почти непрерывными, Стива уходил на балкон и снова и снова прокручивал в памяти разговоры с Еленой, представляя, как будет лежать на диване, положив голову ей на колени, а она станет гладить его по щеке своей мягкой ладонью, и они будут говорить, говорить, говорить до рассвета, соглашаясь и споря, но и в споре приходя к согласию. Так, когда они спорили с Еленой о допустимости измены в браке, она сказала ему, что если этот брак насильный, то есть любви уже нет, но люди по разным причинам вынуждены жить вместе, – измена не задевает душу, она – просто очередной повод выплеснуть злость. Стива ответил, что тогда надо расходиться, а она ответила – а если некуда идти, если жильё не разменять, если вообще ничего нельзя поделать? Стива задумался: а ведь именно так у них с Долли. Да, он соглашался с Еленой. Его восхищал простой житейский ум этой телефонной шлюхи, которая умела так завести, что потом в яйцах целый день звенело, и при этом оставаться удивительно чистой – ведь её на самом деле никто не касался! Чем больше Облонский думал о Елене, тем более странные и непривычные мысли его посещали.

– Я хотел бы с тобой обвенчаться, – сказал он ей во время последнего разговора.

Она помолчала, а потом ответила:

– Если бы это произошло, я, наверное, была бы… Я даже не знаю, мне никто никогда такого не говорил. Знаешь, Алексей…

Здесь необходимы разъяснения. В первый раз, когда Стива позвонил Елене, он представился Алексеем, почему – неизвестно, а потом уже как-то сложилось, что он – Алексей, и Стива не мог представить себе их разговора, если бы его называли Степаном, а тем более Стивой. В этом случае ему бы сразу представилась Долли. Облонский же хоть и думал, что Елена, скорее всего, далеко не красавица, всё же и помыслить не мог какого-то сходства между ней и собственной женой. Елена виделась ему полной противоположностью Дарьи – чёрной, яркой, с такой смуглой кожей. Пусть она толстая, пусть даже еврейка, пусть хоть на цыганку похожа – только не такая, как овца Долли!

И вот Стива решился. Он пошёл к знакомому, типа «хакеру», у которого был диск с адресно-телефонной базой. Тот по номеру телефона выдал: улица Шкапина, дом 52, квартира 8. Облонский (впервые в жизни!) сразу после этого пошёл в порт, где можно было подработать грузчиком, и честно протаскал две смены мешки! Заработав целую тысячу, полуживой, с больной спиной и трясущимися ногами, он еле-еле приволокся домой и, не обращая внимания на крик Долли, которая при виде мужа окрысилась очень сильно, Облонский прямо в одежде упал на диван и мгновенно уснул.

Утром у него болела поясница, но всё же общее состояние казалось довольно терпимым. Надев праздничный костюм и галстук (!), Стива отправился на поиски своей мечты. Сначала он хотел посмотреть на неё издали, увидеть, какая она – Елена. Купив возле метро букет из пяти огромных роз, Облонский поехал по адресу.

Балтийский вокзал – это, наверное, самый грязный вокзал в городе: бомжи, дачники с телегами, вонь… Улица Шкапина начиналась прямо за вокзалом. Стива прошёл между двумя рядами серых, грозящих вот-вот обвалиться домов, где все первые этажи были заняты дешевыми рюмочными, до дома № 52. Вошёл в арку. Тесный загаженный двор. Остановился у парадной, на синей табличке возле которой значилось, что это квартира № 8. Стоя с розами возле крыльца, Стива ужасно пожалел, что у него нет мобильника. Как же он узнает Елену, даже если она вдруг выйдет оттуда? И вдруг у Облонского словно включился реактивный двигатель – он буквально взлетел на крыльцо и решительно позвонил. Внутри раздался какой-то шорох, и через некоторое время дверь открыла какая-то крашеная женщина лет сорока, жёлтая и болезненно худая. В зубах у неё была зажата сигарета.

– Извините, я, наверное, ошибся… – пробормотал Облонский.

Повернулся, хотел было уйти, потом резко рванулся обратно, успел схватить за ручку закрывающуюся дверь.

– Стойте! Извините, мне нужна женщина, она представляется по телефону Еленой… Она здесь?

– А вы кто? – тётка выпустила дым через нос и недоверчиво покосилась на Стиву и букет.

– Я… Так она здесь?

– Ну, положим. А вы что, это ей принесли?

– Да, – кивнул Стива.

– Ну смотрите, не разочаруйтесь. Ей многие цветы приносят, а как увидят – страшно расстраиваются, – желчно прохрипела курильщица. – Проходите… Ещё один с цветочками для «прекрасной Елены»! – крикнула блондинка в глубь квартиры.

– Кто это? – раздалось оттуда. Странно, но голос показался Стиве знакомым.

– Ты кто? – переадресовала вопрос тётка Облонскому.

– Это Алексей, – крикнул Стива в дверной проём, откуда доносился голос его телефонной возлюбленной, такой знакомой и такой загадочной… Он нерешительно переступил порог и огляделся по сторонам. Квартира была переделана под офис – одно большое помещение, вдоль стен стройными рядами приткнулись стеклянные кабинки. Внутри каждой кабинки сидела женщина в наушниках. Стива хотел было уже уйти…

– Стива?!

Перед ним стояла Долли.

– Долли?!

Облонские таращились друг на друга почти минуту. Дарья на мужа в костюме и с цветами, а Степан на жену – накрашенную, причёсанную, в длинном чёрном платье.

Стива опомнился первым:

– Долли, слушай, я должен тебе сказать. Извини, что так получилось, но я… Не знаю, сможешь ли ты понять… Ну, в общем, сейчас, как это говорят в таких случаях… Ну, короче, сейчас настал, типа, «момент истины». Да, я пришёл к Елене, но между нами пока ничего не было. Я принёс ей эти цветы, потому что я её люблю… Дарья, прости, но раз уж так получилось… Я хочу развестись с тобой, я хочу… Я хочу обвенчаться с Еленой… Это любовь, понимаешь? Это любовь… Я никогда не думал, что со мной может такое произойти…

– Во дела! – блондинка перестала курить и села на табуретку, неизвестно зачем поставленную у входа. – Дарья, это что – муж твой, что ли?

Долли с открытым ртом смотрела на Облонского огромными стеклянными глазами и еле-еле кивнула.

– Во дают! Бабы! Чё тока на свете не бывает! – хрипло прокричала блондинка. – Этот Алексей, ухажёр Елены, представляете – муж Дарьи!!

Из стеклянных кабинок высыпало человек пять тёток. Все они очумело воззрились на остолбеневшую от удивления парочку. Облонский жадно сканировал глазами их лица – кто же из них Елена? Может, эта – сухощавая армянка маленького роста… Нет, слишком забитая… А эта – высокая, здоровая бабища в спортивном костюме? Нет! Может быть, эта невзрачная девица? Не, слишком молодая… Четвёртая – наоборот, слишком старая… Кто же?…

– Стива! – Долли вдруг разразилась рыданиями и кинулась на шею к мужу. – Любимый мой! Господи! Да как же это! Боже мой! Вот когда в судьбу-то уверуешь! А я даже и во сне не думала! В голову не могло прийти! Господи! Так это ты, значит, деньги по телефону прозванивал, скотина ты?! Да бог с ними, с деньгами! Плевать на деньги! Любимый мой! Подумать только, а я из-за тебя хотела уже с мужем-козлом, то есть с тобой, разводиться! Хотела тебя искать… на край света была готова пойти! Ой, боженьки, что творится!..

Дарья висела на шее у совершенно обалдевшего Степана, превратившегося в истукана, осыпала его поцелуями, называла всеми ласковыми словами, какие знала, и обильно орошала слезами его грудь.

– Долли? Ты что, так разводу рада? – единственное, что он мог выдавить из себя.

– Во даёт! – вторично обалдела блондинка. – Вот твоя Елена, сразу к тебе вышла! – она обеими руками показала на Дарью, остальные тётки тоже утвердительно закивали.

– Елена? – Стива вытаращился на Долли.

– У нас тут все себе имена берут другие, – быстро затараторила та, – вот Ира у нас Инга, Света – Снежана, Наташа – Жанна, Вера – Эльмира, Люба – Ангелина, а я – Елена. А ты Алексей! – Дарья закрылась руками, засмеялась, потом снова обхватила окаменевшего Стиву и поцеловала.

– Это тебе, – Облонский поднял руку с букетом, который всё это время почти касался пола.

– Ой! – Дарья взяла цветы и закружилась с ними перед Стивой. – Я уже всё, сейчас соберусь, и пойдём. Стивочка, то есть Лёшенька, – господи, как мне звать-то тебя теперь? – Долли споткнулась, забыв на секунду, как надо ходить.

[+++]

Через несколько минут они вышли из квартиры. Облонский постоянно оглядывался на Долли и не мог поверить, что «та женщина», Елена, – и есть его, Стивы, жена! Вместо застиранного халата – чёрное трикотажное платье с воротничком-стойкой, вместо бесформенного пучка волос на затылке – мелкие завитки, уложенные в причёску, вместо одутловатого бледного лица – гладкое, нарумяненное, свежее личико. И нет ни одной похожей на неё женщины среди прохожих! И не такая уж она толстая! Боже! А что она ему по телефону говорила – это же обкончаться немедленно, без предварительных ласк!

– Долли! Я тебя хочу, прямо сейчас, немедленно! – Стива остановился и прижал к себе жену.

– Ой! – она только закрылась руками, в изумлении таращила на него глаза.

– Здесь гостиница должна быть, рядом с вокзалом всегда гостиница есть! «Советская»! Поехали!

– Ой! Ты что, дорого же!

– У меня деньги есть.

– Откуда? – Долли остановилась, лицо её вдруг стало хмурым. – Значит, для жены тебе было жалко, а для шлюхи телефонной нет?!

Стива обалдело воззрился на жену. Дарья некоторое время смотрела на него как бык на матадора, а потом зашлась истерическим смехом:

– Ой, боженьки! Не могу! Кому расскажешь – не поверят!

Облонский облегчённо вздохнул и стал ловить машину.

Через полчаса они уже вбежали в номер.

– Елена, Леночка… – шептал Стива, срывая с Долли одежду и опрокидывая её на кровать. Странно, стоило обозвать расплывшееся, покрытое целлюлитом тело жены Еленой, как оно стало самым желанным на Земле! – Леночка моя, люблю… люблю… – горячо шептал Стива жене на ухо, одновременно облизывая его, покусывая.

– Ох, Лёшенька, бери меня! Не могу терпеть больше! Давай! – Долли приняла мужа в себя и заёрзала бёдрами.

– Подожди… – шептал Стива. – Не торопись… Леночка, ты меня так заводишь… Я тебя так хочу… Подожди… Я сейчас кончу ведь…

– Кончай… Умоляю! О! Лёша! Да! Я тоже кончаю! Я кончаю!!!

И оба кончили.

Потом до самой ночи, почти до закрытия метро, Облонские Стива-Алексей и Дарья-Елена претворяли в жизнь все сцены своего жаркого двухмесячного телефонного секса.

– Домой пора… – прошептала обессиленная Дарья, продолжая блаженно-идиотски улыбаться.

– Дети? – Стива погладил её по бедру.

– Угу, – кивнула Долли.

Облонский перевернулся на спину и вдруг заржал:

– Представляешь, Ленка, – у нас с тобой уже и дети есть!

УРА!

В клуб на второй тур Аня явилась с опозданием. Не занимая очереди, прошла к сцене и громко крикнула:

– Здравствуйте, Валерия Сергеевна! – и помахала матери Максима кончиками пальцев, как старой знакомой.

Отпихнув застывшую в недоумении претендентку, что собиралась подняться на сцену, Каренина влезла туда сама, одним прыжком, минуя лестницу, подошла к микрофону и заорала:

– Йо! – хлопнув ладошами у себя над головой, сняла микрофон со стойки и начала петь, задыхаясь и не попадая в ноты, одновременно выделывая ногами те же заученные па с урока физкультуры, что принесли ей удачу в первом туре. – Кам! Кам! Кам инту май лайф! Стей виз ми! Нобади ловз ми! Нобади ловз ми инаф! Аха-аха! Аха-аха! Где ваши руки?! Я не вижу ваших рук!..

В зале раздались одинокие хлопки. Валерия Сергеевна яростно забила в ладоши.

– Спасибо, Аня, ты принята, – громко сказала она, кривясь так, будто ей под нос совали дохлую, изрядно воняющую крысу.

– Ура! – завопила Аня и торжествующим взором обвела всех остальных претенденток. Но для полного счастья чего-то не хватало… Каренина снова поднесла ко рту микрофон и, сделав торжественно-благоговейное лицо, выкрикнула: – Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Спасибо компании! Спасибо моим родителям! Я благодарю бога, который дал мне этот шанс! Девчонки – верьте в себя!..

[+++]

Максим явился в клуб с большим опозданием.

– Где ты был? – подозрительно спросила его Валерия Сергеевна, втягивая воздух носом, как пограничная собака.

– В пробке стоял, – сердито ответил сын.

Тут к нему ураганом подлетела счастливая Каренина. Она только что вернулась из туалета. Там было полно плачущих «отбракованных» девиц, многие неприязненно косились на Аню.

– Вот она! – шепнул кто-то рядом.

Аня гордо подняла нос и проследовала в кабинку.

Она писала, а снаружи злобно шипели: «Шлюха!», «Она спит с сыном продюсерши, я видела…»

Карениной от этих слов стало необыкновенно радостно и светло на душе: наконец-то и ей завидуют! Наконец-то и она стала крутой!

– Максим! Твоя мама просто супер! – Аня запрыгнула на своего «жениха» с ногами. Лицо Валерии Сергеевны, стоявшей сзади, перекосило от злобы. – Меня взяли, я буду певицей!

– Здорово! – Максим подмигнул матери. – Вот видишь, какой я хороший сын, мама.

– Да уж! Всё из-под палки! Но помни – у тебя всего год!

– Я помню, мама, помню, – Максим стряхнул с себя Аню.

– Вы о чём это? – круглыми глазами смотрела на него «невеста».

– Да так, семейные дела, – Максим выглядел слегка озабоченным.

– Слушай, может, пойдём куда-нибудь, отпразднуем мою победу? – Аня водила пальчиком по груди Максима, наслаждаясь тем, как это, должно быть, шикарно выглядит со стороны. Пусть все подумают, что её мужчина готов выполнить любой её каприз.