Текст книги "Страшные истории для бессонной ночи (сборник)"

Автор книги: Лилия Белая

Соавторы: Лариса Петровичева,Мария Карапетян,Евгения Левицки,Рона Цоллерн,Лина Славянова,Андрей Вдовин,Александра Фартушная,Дмитрий Морфеев,Сергей Мельников,Мария Роше
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Энни, что вы слышали о черной плакальщице?

– Да как и все. Что в этом доме заживо замуровали девушку. – Энни лениво пожала плечами. – Но вы не верьте, мистер Блейк. Никого в доме нет.

– А я вот не уверен… – признался он наконец. – Ночью я слышу шаги, иногда плач, и мне снятся кошмары. Кажется, я даже видел ее…

Энни резко остановилась. Девушка была взволнована и покусывала губы, словно желая что-то сказать.

– Мистер Блейк, хочу вам кое в чем признаться, – начала она, робко заглядывая ему в глаза. И, понизив голос, продолжила: – Как-то раз я вступила в глупый спор, и мне пришлось пробраться в дом миссис Монтгомери. Вы не подумайте, это без злого умысла! Просто ребята дразнили, что я слишком труслива и не смогу провести ночь в старом доме. Я всю ночь просидела на чердаке, но, кроме парочки крыс, никого не видела.

Ее рассказ поверг Генри Блейка в шок. Вот это прелестное создание вломилось в чужой дом из-за спора?! Хотя, с другой стороны, не самая страшная забава.

– Вы намекаете, что мне не о чем беспокоиться? – спросил мужчина, глядя в пленяющие ореховые глаза. – Ну, кроме того, что вы превосходно умеете лазить в чужие жилища.

От возмущения девушка набрала в рот воздуха, но так и не смогла вымолвить ни слова. Ее плечи то поднимались, то опускались. Энни раскрыла ему свой постыдный секрет, а Генри лишь посмеялся над ней.

– Простите великодушно, не хотел вас обидеть. – Генри пошел на попятную, видя, как помрачнело юное лицо.

– Ничего, мистер Блейк, – вымученно улыбнулась Энни и взобралась на велосипед. – Спасибо за беседу, мне пора. Хорошего вам дня!

Генри даже не заметил, как они прошли через все поместье к его границе. Здесь была заросшая каменная стена, сохранившаяся еще с прошлого века, а в ней – узкий лаз, образовавшийся от времени и сильных дождей. Именно туда юркнула девушка и тотчас пропала из виду, укрытая ветвями деревьев. Только в воздухе витал тонкий аромат жасмина.

Настроение стремительно испортилось, как и погода. Свинцовые тучи затянули небо, грозясь обрушиться смертельной стихией. Генри, костеря себя на все лады, быстрым шагом направился к дому. Ему было плевать, что сейчас разразится гром и труды его последних дней смоет ливень. Он корил себя за несдержанность – ему нравилась Энни. Возможно, он еще не осознавал своих чувств, но неудача больно ранила мужчину.

Едва мистер Блейк перешагнул порог дома вместе с картиной, как яркая вспышка молнии осветила темный коридор. На противоположном конце появилась нечеткая, смазанная фигура.

– Миссис Монтгомери? Дебора? – крикнул он, но, как назло, никто не отозвался.

Фигура тем временем зарябила, словно дым из печной трубы, и… раздался плач. Заунывный, под звуки бушующей стихии он пробирал до костей, забираясь глубоко в голову и скребущимися когтями устремляясь к сердцу.

– К-кто т-ты? – голос Генри сильно дрожал.

Все вокруг ему твердили, что призраков не существует и черная плакальщица всего лишь выдумка. Но он собственными глазами видел перед собой что-то странное и потустороннее. Неясный сгусток то уплотнялся, формируясь в женский силуэт, то растворялся, превращаясь в размытое пятно. Генри прислонил картину к стене и убрал чемоданчик.

Стоило ему сделать шаг, как видение исчезло. Мужчина сорвался с места, но, кроме него, в коридоре уже никого не сбыло. Лишь старая скрипучая лестница вела на второй этаж.

Как ни странно, в этот момент страх куда-то исчез. Ведомый любопытством, мистер Блейк поднялся этажом выше. В то самое заброшенное крыло. Тихий потусторонний плач холодил кровь. Генри был готов поклясться, что слышал шепот, но совершенно не мог разобрать слов.

На стене он заметил следы ногтей – именно здесь миссис Монтгомери рвала обои, пытаясь найти что-то. Или кого-то.

Непогода за окном вовсю бушевала, отчего свет в поместье лишний раз не включали, довольствуясь свечами и керосиновыми лампами. Гнетущая атмосфера навевала тоску, но Генри Блейк, наоборот, был полон решимости. Ему нужно было поговорить с миссис Монтгомери.

– Входите, – из-за двери раздался скрипучий старческий голос.

Спальня хозяйки поместья мало чем отличалась от других комнат. Те же сырость и обветшалость, плотно задернутые шторы и стойкий запах старости и лекарств.

– Миссис Монтгомери, у меня к вам вопрос. – Генри подошел к креслу, в котором сидела женщина. – Что вы искали на втором этаже?

Мутные, словно рыбьи, глаза забегали, а на морщинистом лице появился страх. Но женщина проигнорировала его слова, бормоча что-то несвязное себе под нос. Она покачивалась, добела сжимая шишковатыми пальцами выцветшие подлокотники.

– …клятая дверь ведь заперта! – Генри все же удалось разобрать несколько слов.

– Вы сказали дверь? – Он ухватился за эту соломинку. – Бордовая, с круглой ручкой?

Именно она снилась ему каждую ночь, вызывая приступы необъяснимого страха. Он одновременно боялся ее и хотел заглянуть внутрь.

– Что за той дверью? – мистер Блейк не унимался, наседая на женщину. Она вертела головой и морщилась, как маленький капризный ребенок. – Ну же, миссис Монтгомери, отвечайте!

От его крика пламя свечей дернулось. Оранжевые язычки заплясали, отбрасывая жутковатые тени. Старуха тряслась в кресле, изрыгая проклятия, а Генри нависал над ней, снедаемый злостью.

Порыв ветра распахнул неплотно закрытое окно, врываясь вихрем и задувая свечи. Холодный воздух резко выбил из легких весь кислород. Полыхнувшая молния ярким росчерком осветила комнату. Но прежде чем все погрузилось в непроглядный мрак, Генри увидел ее. Призрак черной плакальщицы взмыл вверх, расползаясь чернильным пятном на потолке.

– Освободи меня… – звенящий потусторонний голос ввинчивался в голову и оседал горечью на языке.

Пронзительный звон колокольчика вывел Генри из оцепенения. Старуха чудом нащупала его в темноте и трясла что есть силы.

Дебора не заставила себя долго ждать – вскоре дверь распахнулась, впуская слабый свет.

– Что, ради всего святого, тут произошло?! – всплеснула руками экономка и принялась хлопотать.

Миссис Монтгомери на удивление притихла. Ее взгляд стал более осмысленным, а голос был твердым как камень.

– Мистер Блейк. – Она коснулась сухой шершавой ладонью его руки. – Что бы вы ни слышали, не поддавайтесь ее чарам. Здесь живет зло. И оно жаждет поглотить наши души. Мне жаль, что вы оказались втянуты в эту историю. После моей смерти поместье опечатают. Надеюсь, навсегда.

Дебора с сожалением взглянула на хозяйку и покачала головой. Для нее эти слова были лишь бредом воспаленного рассудка. Прожив здесь тридцать лет, она никогда не видела призраков. Иногда Дебора думала, что семейство Монтгомери проклято. Иначе как все это объяснить?

– Мистер Блейк, не будете ли вы так любезны… – Экономка мягко указала на выход.

– Конечно! Простите за беспорядок, все получилось… – начал было оправдываться мужчина.

– Я понимаю. – Дебора попыталась улыбнуться, но вышло из рук вон плохо.

Остаток вечера и ночь Генри провел в компании бренди. Он решил напиться до беспамятства, а поутру покинуть чертово поместье. Плевать на деньги, на миссис Монтгомери и ее картину, на собственную мечту о мастерской. На все, кроме… Энни. Ее искрящиеся жизнью ореховые глаза и пылающие рыжие волосы никак не выходили из головы. Он хотел покинуть это место, но не мог. Только не сейчас. Пустой стакан вывалился из его руки, с гулким стуком падая на пол. Этой ночью впервые со дня приезда ему ничего не снилось.

Наступившее утром похмелье было куда страшнее призраков. Генри чувствовал себя живым мертвецом и даже не стал притрагиваться к картине. Весь день он провел на улице, дыша стылым воздухом и ожидая Энни, но девушка так и не появилась. Как и на следующий день и в последующие три тоже.

Но, к счастью, дурные сны и жуткий призрак тоже пропали. Генри остался совершенно один, поэтому каждую свободную минуту старался проводить за работой, чтобы не думать об этом ужасном месте и его призраках. Картина была уже почти готова, оставались последние штрихи. Пугающие события предыдущей недели постепенно забывались. Они никуда не исчезли, но, как в живописи, перекрывались другими мазками, становясь все менее яркими.

Однако у судьбы явно были свои планы, наперекор всему. Вечером слуги нашли миссис Монтгомери сидящей в кресле перед только что дописанной картиной. На лице ее навечно застыла улыбка. Мутные старческие глаза остекленели. Она обрела покой, как и желала. Теперь женщина соединилась со своей семьей не только на холсте.

Генри Блейк был шокирован и не мог поверить в происходящее. Еще каких-то пару часов назад он видел ее живой и даже в здравом уме. Да, ему говорили, что миссис Монтгомери нездоровится, но все же… И почему-то он считал себя виновным в ее гибели. Будто своей работой и этой треклятой картиной подвел некую черту.

Дебора и слуги, наоборот, словно давно подготовились к случившемуся. Начались суета и хлопоты, из города приехал констебль и коронер. Они внимательно осмотрели место, расспросили всех жителей поместья, включая Генри. Но тот не мог вымолвить ни слова, и от него быстро отстали.

Когда тело забрали и допросы прекратились, на Генри нахлынула непреодолимая печаль. Он хотел все бросить и уехать прямо сейчас, даже не дождавшись оплаты. Все происходящее казалось весьма странным и неправильным. Но кое-что его останавливало. Или, точнее сказать, кое-кто – Энни.

Он не видел девушку несколько дней, и странное чувство, похожее на тоску, переполняло его душу. Генри хотел снова взглянуть в ее ореховые глаза и наконец-то признаться в чувствах. Быть может, она даже согласится уехать с ним. Именно эти мысли придали ему сил.

– Вам нужно съездить в участок завтра утром, – из размышлений его вырвал голос Деборы. – Подписать какие-то документы. Спасибо вам, мистер Блейк. Вот ваш гонорар.

Экономка вручила ему конверт с деньгами. Казалось бы, можно уехать и забыть все как страшный сон. Но нет, Генри решил дождаться следующего дня. Хотя бы для того, чтобы набраться храбрости перед встречей с Энни.

Утро выдалось паршивым. Пронзительный ледяной ветер пригнал чернильные тучи, которые вот-вот должны были разразиться ливнем. Генри загодя собрал чемодан и сильно нервничал, не находя себе места, из-за чего к констеблю явился гораздо раньше назначенного времени.

Мистер Блейк откровенно скучал, дожидаясь своей очереди. Он вытащил из кармана пиджака то самое письмо миссис Монтгомери. Казалось, это было так давно. Руки сами собой нашли занятие: мужчина перевернул лист бумаги и принялся рисовать. Линия за линией на желтоватом фоне проступал портрет Энни. В памяти сразу всплыла их первая встреча.

– Мистер Блейк, – от приятных воспоминаний его оторвал резкий голос констебля. – Пройдемте.

Разговор вышел коротким. Констебль лениво и безучастно опросил Генри, коротко помечая: «Смерть по естественным причинам», а затем отпустил свидетеля, раз и навсегда ставя точку в деле миссис Монтгомери.

Генри вывалился из пропахшего табаком кабинета и тотчас попал в водоворот событий. В участке было шумно и многолюдно – то ли накрыли банду, то ли поймали мелких воришек. Толпа вынудила Генри прижаться к стене, чтобы дать дорогу хранителям правопорядка.

– Попались, – бормотал рядовой констебль, снимая их портреты с доски «Разыскиваются».

Вдруг Генри что-то царапнуло. Какая-то странная деталь – и он не мог понять, что именно, пока взгляд не зацепился за одинокий выцветший портрет, нарисованный чернилами на скорую руку. С потрепанного листа на него смотрела… Энни. Ее задорный взгляд он узнал бы из тысячи других. Не веря своим глазам, Генри размашистым шагом подошел к рисунку. Трясущимися руками он сорвал лист, чем вызвал недовольство констебля.

– Кто это?! – вскрикнул Генри, обращаясь к хранителю правопорядка.

– Да откуда я знаю? – ответил тот раздраженно. – Это висело здесь задолго до меня. Вроде девчонка пропала лет тридцать назад. Да, точно! Только велосипед ее нашли за поместьем Стэнхоуп, а сама как в воду канула.

Мистер Блейк мешком осел на пол. В его голове никак не укладывалась мысль, что Энни, его Энни, давно мертва. Это вранье! Он же говорил с ней столько раз! Мужчина обхватил голову руками, зарылся пальцами в волосы и принялся раскачиваться. Нет, нет, это не может быть правдой! Просто досадное совпадение.

– А где ее родители? – хрипло спросил Генри, с трудом вставая. – Ну, отец, он вроде пекарь. И мельница у него как раз за поместьем.

– Нет там никого уже давно, – отозвался констебль, с опаской наблюдая за странным посетителем. – Шли бы вы отсюда, мистер.

В поместье Генри влетел как ураган. Кто-то из слуг должен был помнить о ее исчезновении.

– Дебора! – воскликнул он и в два шага оказался рядом с женщиной. – Тридцать лет назад в Уитфилде пропала девушка, Энни. Ее отец был пекарем, а велосипед нашли недалеко от поместья. Вы помните это? Помните?

Генри сам не заметил, как начал трясти экономку за плечи, желая получить ответ.

– Мистер Блейк, что вы себе позволяете! – вскрикнула та и добавила: – Да, я помню этот случай. Это произошло, когда я только пришла сюда работать.

– Дебора, послушайте, это важно! Я видел ее, Энни! И больше того – разговаривал. Нет, нет, я не сошел с ума! Думаю, ее дух привязан к этому месту. Помогите мне найти ее, прошу вас!

– Мистер Блейк, что за нелепость. Вам нужна помощь…

– Да послушайте же! – взревел мужчина. – Она умерла, но ее душа не ушла и осталась здесь!

– Даю вам один час. И вы покинете этот дом.

– Она была здесь… – шептал Генри, вспоминая слова Энни. – Дебора, где чердак?

– Здесь нет чердака. Его заложили еще…

– Тридцать лет назад? – спросил мужчина. И на лице экономки появилось сомнение.

– Идемте за мной. – Дебора снова привела Генри на второй этаж. – Вот здесь был вход. Но миссис Монтгомери приказала заложить его. Все думали, что у нее помешательство. Она твердила про черную плакальщицу…

– Мне нужна кувалда, – голос Генри был полон решимости.

Пыль и осколки кирпичей летели во все стороны. Генри разрушал то, что так долго скрывало это место. Вскоре перед ним зияла дыра достаточного размера, чтобы в нее пролезть. Дебора подала керосиновую лампу. Прямо за стеной виднелась лестница. И дверь – та самая, что снилась Генри каждую ночь. Она была заколочена. Срывая гнилые доски, Генри думал только об одном. Трясущейся рукой он толкнул дверь.

Здесь было всего одно крохотное окно. И пахло отвратительно – пылью, плесенью и будто сладковатым запахом смерти. Последнее пристанище забытых и покинутых вещей минувшего столетия. Генри медленно обходил помещение, сам не зная, что ищет, переворачивая и разбрасывая все вокруг.

Вскоре его взгляд зацепился за поваленный буфет и гору мебели. Генри сглотнул, предчувствуя неладное. Он разгреб завал и положил руки на крышку старинного сундука. На пыльную поверхность капнула слеза. Он рывком открыл сундук и зажмурился. Там, зажатая в тиски, без возможности выбраться, лежала девушка. Точнее, то, что от нее осталось.

Скелет, истлевшая одежда и ярко-рыжие волосы, потускневшие и покрытые слоем пыли. В руках у нее был платок с вышитым китом. Она так хотела увидеть их, но умерла здесь, не найдя помощи. Нелепо и очень мучительно.

Это дух Энни блуждал по поместью Стэнхоуп. Именно ее плач и стенания сводили с ума миссис Монтгомери последние тридцать лет. Она слишком сильно верила в старые легенды, забыв о живых.

Бедняжка Энни спряталась в сундук, боясь гнева хозяйки, но так и не смогла выбраться. Ее случайно, а может, специально завалило старой мебелью. Кто знает, что могло произойти тридцать лет назад. Чердак заколотили и заложили, желая избавиться от якобы черной плакальщицы. Однако злобного призрака не существовало, это была душа Энни, не нашедшая упокоения. Но теперь все кончено.

На ступенях дома сидел Генри Блейк, обдуваемый прохладным августовским ветром. А перед ним, обнажив чудовищное нутро, стоял сундук. Все жители поместья снова ждали констеблей.

Тучи расступились, и робкие лучи солнца коснулись запыленных рыжих волос. Она не видела солнца долгие тридцать лет. Слуги были так шокированы событиями последних дней, что не заметили фигуру в глубине сада. Ее увидел только Генри Блейк – рыжеволосую девушку в старомодном платье, катившую перед собой велосипед.

– Посмотри за меня на китов, Генри, – с порывом ветра донесся до него слабый шепот, и мужчина почувствовал невесомый, призрачный поцелуй в щеку.

– Обещаю, Энни.

Сергей Мельников. Воскрешение Торгунны

Посреди острова, где прятались мятежники-пикты, высилась гора из черепов. Асмундур, глава исландского хирда[6]6
  Хирд – боевая дружина викингов.


[Закрыть], задумчиво покрутил в руках верхний, присел на колени и поковырял ногтем один из нижних.

– Свежие. Враг еще здесь, – сказал он Бьярки, и брат перевел его слова Аластуру, вождю скоттов[7]7
  Скотты – одна из групп кельтских племен.


[Закрыть].

Тот сразу начал выкрикивать какие-то команды на их резком, лающем языке. Воины встали в круг, и вдруг раздался оглушительный рев. Из-за гребней холмов со всех сторон вылетели воины. Их обнаженные тела густо покрывали причудливые синие узоры. Асмундур ожидал целую армию, но их было всего восемь, а ведь на острове должна быть сотня бойцов с женами и детьми. Он присмотрелся к черепам: в неровной стене пирамиды были и маленькие детские. Дальше думать было некогда: на щит обрушился удар, и исландец подивился его силе.

Воины, с которыми пришлось скрестить мечи, не были похожи на пиктов: слишком высокие, слишком крепкие, слишком быстрые. Они бились яростно и ожесточенно, и каждый забрал с собой в Вальхаллу по несколько скоттских бойцов. Ушел пировать и его средний брат, Раудульв. Младший, Медвежонок-Бьярки, выжил, и Асмундур был этому рад: Раудульв не понимал языка скоттов, а Бьярки бойко на нем изъяснялся.

Потом скотты вытеснили на край обрыва главаря мятежников, загнали его, как дикого зверя, в ловушку без выхода. Исландский хирд был в первых рядах. Высокий Асмундур сверху вниз смотрел на скоттов, но, чтобы взглянуть в глаза этому ётуну[8]8
  Ётуны – в скандинавской мифологии древние великаны, враги людей и асов – богов Асгарда.


[Закрыть], пришлось придержать шлем, а потом пожалеть – таким яростным огнем они пылали. Асмундур подумал, что будет рад поднять кубок с таким воином в Вальхалле. Думал так, пока Бьярки не разъяснил ему, откуда взялась груда черепов.

Перед тем как спрыгнуть со скалы в море, великан выкрикнул какое-то проклятие на языке, которого Асмундур не знал, а раз не понял, значит, нет у этих слов власти над его судьбой. Беспечно улыбаясь, отошел он от обрыва, а скотты разошлись хмурыми. Наверное, поняли, но ему не было до них дела. С Бьярки он зашел в шатер нанимателя – запросто, как пристало честным воинам.

– Аластур, – сказал Бьярки, переводя слова Асмундура, – наша служба закончилась, мятежники уничтожены. Я и мои люди возвращаемся домой.

Алистер Катанах поморщился. Ему не нравилось, как звучит его имя в устах этих дикарей. Он – глава клана и ближник самого Кеннета Мак-Альпина, правителя Дал Риады[9]9
  Дал Риада – королевство, включавшее в себя Западную Шотландию, Северную Ирландию и Гебридские острова.


[Закрыть]. А кто они? Исландские наемники: бьются за того, кто даст больше, а держат себя на равных. Они бы и с королем так же разговаривали, в этом Алистер не сомневался.

– Тела мятежника нет, – угрюмо бросил он и повернулся к ним спиной.

– Тело мятежника едят рыбы, – перевел Бьярки ответ брата.

Алистер положил руки на колени, успокаивая дыхание. В ушах до сих пор звучали предсмертные слова пикта. Глупые, отчаянные, бесплодные, в устах этого великана они обрели страшную силу. «Все мне служить будете! – прорычал он, поводя мечом. – За каждым приду!» От его рыка у храбрых воинов, не раз глядевших в глаза смерти, подгибались колени, тряслось что-то под ребрами и накатывала тоска, такая сильная, что хотелось самому броситься со скалы.

Алистер подошел к Бьярки, попытался посмотреть на него надменно, но снизу вверх это получалось плохо.

– Может, это другой человек? – с сомнением сказал он. – Тот пикт, за которым мы гнались, был на две головы ниже и в два раза уже в плечах.

– Мы узнали его.

– Почему он стал таким огромным за одну зиму? – не сдавался Алистер.

– Он ел живую плоть. Он больше не человек, – ответил Бьярки.

– Огр! – рыкнул Асмундур, и Алистер не понял, решил ли тот вступить в разговор или просто прочистил горло. Старший исландец бесстрастно смотрел поверх его макушки. Младший спокойно глядел ему в глаза, оба молчали, как два каменных утеса, побольше и поменьше. Усталость, неподъемная, как ледники их заснеженной родины, навалилась на плечи. Сил спорить у Алистера не оставалось.

– Я дал вам много золота, больше, чем вы заслужили, – сделал он последнюю жалкую попытку.

– Ты заплатил за кровь мятежников, они убиты. Мы сделали свою работу и возвращаемся домой, – сказал Бьярки после протяжного рычания своего брата.

Алистер знал, что от него ждут. Нехотя он сказал:

– Вы сделали свою работу. Можете уходить.

Исландцы молча развернулись и вышли прочь, а Алистер с облегчением вздохнул. К дьяволу их, пусть катятся.

Когда в веренице скоттских лодок исландцы подходили к берегу, Асмундур приметил нос драккара в одной из бухт. Никто не увидел, а его наметанный глаз сразу вычленил знакомый изгиб среди ломаных скал. Сейчас он разделил своих воинов: одних отправил на свой корабль, а со второй половиной пошел осматривать трофей. Разве он виноват, что скотты слепы? Пока вождь скоттов не наложил лапу на его находку, Асмундур бегло обыскал пустой корабль и рассадил воинов. Исландцы налегли на весла, и драккар вышел в море. Сзади горел погребальный костер с телом Раудульва, что-то кричали, беснуясь на берегу, скотты, но Асмундур был глух. Он шел домой.

Во время стоянки у северной оконечности острова Бьярки разворошил кучу драных шкур на корме. Асмундур услышал крики, хохот, чей-то заливистый свист. Он раздвинул сгрудившихся на палубе воинов. За ними стоял его брат и держал за плечо грязную, оборванную женщину. Она была так худа, что на торчащем из рукава запястье между кожей и костями не было ничего.

– Кто это? – спросил Асмундур.

– Не знаю, – ответил Бьярки. Он крепко держал руку этой женщины, но не для того, чтобы не сбежала, а чтобы не упала. – Я ее почти не понимаю.

Асмундур встал перед ней и стукнул кулаком в грудь.

– Асмундур, – назвал он себя.

– Торгунна, – сказала женщина и потеряла сознание.

Он раздумывал: высадить ее на пустынном берегу или выбросить в море. И в том и в другом случае ее ждала смерть. Еще не приняв решения, он убрал волосы с чумазого лица, и что-то шевельнулось в его душе.

– Бьярки, – сказал он. – Пора сварить похлебку. Дай поесть и ей.

До самого исландского берега женщина, назвавшаяся Торгунной, сидела, забившись в угол на корме драккара. Не глядя никому в глаза, она принимала питье и еду. Уткнувшись в плошку, ела, а отставив ее, вылизанную до капли, молча сворачивалась в грязный клубок, только плечи подрагивали от беззвучных рыданий.

Надо, надо было выкинуть девку за борт, но раз не сделал, раз подарил жизнь, теперь придется ее сохранить. Из жалости Асмундур взял Торгунну в свой дом на берегу реки Фродау. В первый день затопил баню и отмыл ее добела. Женщина смущенно прикрывала рукой срам, но перечить не смела. Когда черные потоки воды иссякли, Асмундур увидел, что она молода и красива, но очень истощена.

«Ничего, откормлю», – подумал он.

Торгунна взвалила на себя все, и даже больше. Она готовила незнакомые, но очень вкусные блюда, лечила людей и скот, поддерживала порядок в большом доме. Вечерами, когда все дела по хозяйству были закончены, она учила его язык. Показывала на какую-нибудь утварь и ждала, пока Асмундур прогрохочет ее название, потом повторяла. Делала это так неумело, что поначалу стены дома тряслись от хохота хозяина. Торгунна упрямо произносила новое слово много раз, пока Асмундур кивком не подтвердит: удалось. Время шло, и они начали понимать друг друга.

Жизнь Асмундура стала теплой, мягкой, уютной. Чем лучше ему жилось, тем мрачнее он становился. Уходила его сила, слабла воля, ему больше не хотелось идти в дальний поход и воевать с чужаками.

Однажды утром он позвал Бьярки на охоту, но того свалила лихоманка. Тогда Асмундур отправил Торгунну лечить брата, а сам ушел к леднику Снайфетльсйёкулль. Обвешенный добычей, он в темноте возвращался домой и не заметил новой трещины под ногами. Только к утру, со связкой одеревеневших песцов в зубах, волоча вывихнутую ногу, он дополз до дома, и силы его покинули. Чудо, что Торгунна выглянула в окно до того, как тело хозяина занесло снегом.

Собрав все силы, она заволокла Асмундура домой. Взвалить на лавку не смогла, просто накидала шкур у очага и перекатила его грузное тело. Раздела его, вправила ногу, осмотрела белую, почти голубую кожу, посеревшие губы. Задумалась, решаясь, потом сбросила с себя платье. Обнаженная, она всем телом прижалась к холодному и твердому Асмундуру, обхватила руками его грудь, переплела тонкие ноги с его ногами, похожими на обледеневшие колоды, с головой накрыла его и себя медвежьей шкурой.

Хозяин казался куском замороженного мяса, но чуткие пальцы Торгунны чувствовали биение его сердца. Очаг пылал, жадно пожирая щедро насыпанные дрова, шкура не давала теплу уйти. Торгунна, быстро продрогшая, начала согреваться, глаза ее закрылись, и она задремала, а проснулась оттого, что крепкое, твердое и горячее тело прижало ее к лежанке. Асмундур склонился над ней, Торгунна увидела его безумные глаза, в которых горел отблеск затухающего очага.

– Ты пришла сама, – сказал он хриплым шепотом.

– Ты чуть не замерз до смерти. Я хотела тебя согреть.

– Ты пришла сама, – повторил он упрямо.

Торгунна знала, что будет дальше, не хотела этого, но сопротивляться не могла. Она расслабила ноги и отвернулась к очагу. Прикусив губу, смотрела, как прозрачные язычки затухающего огня бегают по обугленному дереву. Последний огонек потух, Асмундур поднялся, и Торгунна вздохнула с облегчением. Он зачерпнул ковшом воды и жадно выхлебал, пролив половину на грудь.

– Хочешь пить? – спросил он.

Она кивнула, и, пока утоляла жажду, он сидел рядом, гладя шершавой ладонью ее длинные ноги. Когда Торгунна напилась, Асмундур сказал:

– Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой в моем доме.

Все изменилось, и дело было не только в том, что Торгунна приняла его в свое лоно. Асмундур начал с ней разговаривать. По вечерам Торгунна лежала на его каменной руке, которая под ее щекой становилась мягче подушки, он спрашивал о прошлом, она отнекивалась, отделывалась туманными фразами, отвечала уклончиво. В одну ночь все, что Торгунна так долго держала в себе, вырвалось наружу.

Она рассказала про страшную зиму на Гебридском острове, про голод, про предводителя пиктов, ставшего людоедом, и про то, как он съел ее трехлетнюю дочь, а потом казнил мужа. Слезы, накопленные за прошедшие месяцы, лились потоком и никак не останавливались: слишком много их набралось. Асмундур слушал, все больше каменея.

С того дня, когда Бьярки нашел Торгунну в куче тряпья на корме драккара, она не ела мяса. Асмундур думал, что это чудачество, и называл ее птичкой Торгунной, а теперь понял, что в каждом куске дичи она видит своего растерзанного людоедом ребенка. Он убил бы пиктское чудовище еще много раз, если бы мог. А Торгунне стало легче: она разделила свой кошмар с самым сильным мужчиной в мире.

Асмундур привык жить один, а Торгунна перестала быть вечно обязанной приживалкой – и оказалось, что железный характер есть у обоих. Жизнь превратилась в войну, где каждый прощупывал оборону другого, а страстные стычки заканчивались не менее страстными объятиями. Вскоре обоим наскучила эта забава. Битвы прекратились, а объятия остались. К мидсумару, дню летнего солнцестояния, женским чутьем Торгунна поняла, что в ней зародилась новая жизнь. Скоро из нее выйдет новый человечек, и ему ничего угрожать не будет, потому что рядом Асмундур – воин, которому не страшен никакой ётун-людоед.

Перед мидсумаром братья набили много дичи. Торгунна, счастливая своей маленькой тайной, вызвалась помочь. Она пластала оленину и задела ножом руку. Заструилась кровь, смешалась с оленьей. Нож был таким острым, что она не сразу заметила рану, а как увидела, улыбнулась беспечно и замотала чистой тряпкой. К ночи Торгунна прилегла и больше не встала. Асмундур, пировавший с братом и друзьями, ничего не заметил. Грузный и веселый, он вошел в спальню, сбросил одежду. Залез под шкуру к мягкому телу любимой, но ее кожа не грела, а обжигала.

Три дня Торгунна металась в бреду, а Асмундур – по окрестным домам в поисках лекаря. На четвертый день она ненадолго пришла в себя, открыла глаза и позвала мужа. Асмундур сел рядом, нежно убрал прилипшие к мокрому лбу волосы.

– Что мне сделать для тебя? – спросил он. – Может, сварить какой-то отвар? Скажи какой, я совсем ничего не понимаю в твоих травах!

– Сделай, – сказала она чуть слышно. – Похорони меня в Скаульхольте – там, где я впервые ступила на эту землю.

– Нет-нет-нет, ты выздоровеешь, ты поправишься, – замотал он головой.

Торгунна с неожиданной силой вцепилась ему в руку.

– Дай мне слово! – сказала она, и Асмундур пообещал.

Больше Торгунна ничего не говорила, пожалела своего ослабевшего сильного мужчину. Утром повозка с ее телом, запряженная парой круторогих быков, отправилась в путь. Четверо угрюмых молчаливых мужчин на лошадях сопровождали ее: Бьярки, Асмундур и два его верных воина – Хаки и Фроди. Они ехали весь день, без остановок, а как начало темнеть, свернули к Боргарфьорду. В пустом рыбачьем домике они долго сидели, не разводя огонь, погруженные в свои тяжелые мысли, а тело Торгунны лежало в повозке за окном.

Стемнело, но никто не мог сдвинуться с места. Снаружи послышался шорох: кто-то подошел к домику. Асмундур положил руку на рукоять меча. Со скрипом открылась дверь, и в дом вошла Торгунна. Воины вскочили, но Торгунна не смотрела на них. Она встала на колени перед очагом и разожгла огонь. Так же не глядя ни на кого, вышла и вернулась с котелком, мешочком ячменя и полосками вяленой оленины. Потрясенные воины отступили к стене, они растерянно смотрели то на Торгунну, то на Асмундура и не знали, что делать, а ожившая Торгунна подвесила котелок над очагом и засыпала крупу. Когда каша приготовилась, она протянула мужу плошку с едой.

– Ты голоден, любимый, поешь, – сказала она, глядя в сторону.

Асмундур взял кашу. Он случайно коснулся ее ледяных пальцев и вздрогнул. Не сводя с жены глаз, он съел все. Глядя на него, поели и остальные. Когда котелок опустел, Торгунна вышла из дома. Асмундур кинулся за ней. Она подошла к телеге и легла так же, как лежала раньше. Асмундур схватил ее за плечи, но они оказались твердыми и холодными, а голова безвольно откинулась, обнажив тонкую шею. Сильный воин, победивший людоедов, опустился на землю и зарыдал, а его друзья стояли над ним и не знали, что сказать.