Текст книги "Сумасшедший дом (ЛП)"
Автор книги: Лили Вайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Прошлой ночью ни одной женщины не было в клетках по соседству с вами. Вы были единственной пациенткой в этом отделении.
В этом нет смысла. Я покачала головой вопреки тому, что он сказал, отказываясь верить в то, что его слова могли быть правдой.
– Нет… я знаю, что слышала…
– Я только что спросил ночную медсестру. Вас держат в этом отделении из-за ночных кошмаров. Крики беспокоят других пациентов. Мы должны держать вас отдельно от них.
Я моргнула так медленно, что могла увидеть, как завеса спала с глаз, и мне всё открылось вновь; свет стал тьмой, прежде чем опять стать светом.
Поглощённая тишиной, я прокрутила его слова в голове: Здесь никого не было. Я была одна. Как это возможно?
– Я знаю, что слышала… – я неубедительно попыталась возразить словам, которые он сказал мне.
Он тяжело вздохнул надо мной.
– Терри собирается принести вам завтрак через несколько минут. Опять же, хочу напомнить, чтобы в этот раз вы поели. После того, как вы помоетесь и примете лекарства, вас отведут в мой кабинет. Я рад, что зашёл сюда этим утром. Это дало мне больше информации, которая принесёт пользу в том, чтобы помочь вам.
Повернувшись, чтобы выйти за дверь, его белый халат раздулся вокруг его ног, серебристый цвет его ручки сверкнул, когда на неё попал тусклый свет.
– Доктор Хатчинс? – выкрикнула я.
Он остановился, но даже не потрудился обернуться в мою сторону.
– Зовите меня Джереми. Мне кажется, более личные отношения с моими пациентами облегчают им возможность открыться мне. – Наконец, взглянув на меня из-за плеча, он добавил, – Я не смогу помочь вам, если вы полностью не откроетесь мне. Полное раскрытие информации приходит с полным доступом к этой информации, мисс Саттон.
Исчезая в коридоре, он оставил меня с широко разинутым ртом от удивления. Он противоречил сам себе, прося меня называть его по имени, но отказываясь называть меня моим. Он был как двустороннее зеркало, способный видеть и наблюдать за мной, изучать каждое моё движение, но не позволял смотреть на него.
Глава 7
«Мысли ― суть тени наших ощущений ― всегда более тёмные,
более пустые и более простые.»
― Фридрих Ницше.
― Добро пожаловать на первый сеанс терапии, мисс Саттон. Я предлагаю вам устроиться поудобнее, потому что вы проведёте здесь несколько часов. ― Обойдя стол в центре комнаты, Джереми жестом руки предложил мне выбрать место, чтобы сесть.
Я не бывала раньше в этой комнате и не узнавала странные медицинские инструменты и мебель, разбросанную по всему помещению. Помимо нескольких больших и чрезмерно мягких кресел там также было несколько кушеток, шезлонгов и три кровати. Каждая зона была в разной цветовой теме: абсолютно белый в одной зоне, чёрный, как смоль, в другой. Другие зоны были ярко окрашены в оттенки драгоценных камней: рубина, сапфира и изумруда. Ковры, ткани и постельное бельё были идеально подобраны, каждая зона разделялась занавеской, которая соответствовала теме.
Правда один таинственный уголок привлёк моё внимание, любопытство по поводу того, что было за матовой занавеской, прочно засело в моей голове.
– Где мы?
– Мы находимся в комнате, которую я спроектировал с целью изучения твоих воспоминаний.
– Я не понимаю…
– Ты и не должна. ― он улыбнулся. ― То, что я попытаюсь сделать в ближайшие пару недель, ещё не делали раньше. Это моя собственная методика, и я выбрал тебя в качестве моего первого объекта. В том, что я собираюсь предпринять, нет ничего необычного. Это просто смесь разных способов и методов, которые я объединил воедино в попытке открыть все части твоего сознания. Тебе нечего бояться. Пожалуйста, выбери часть комнаты, которая привлекает тебя, и мы начнём.
Оглядевшись, я рассмотрела каждую из различных зон. Сразу отбросив в сторону части, в которых были кровати, у меня осталось три зоны: белая, красная и зелёная. Я сразу возненавидела белую зону, потому что она напоминала мне о коридорах психиатрической лечебницы. В зелёной зоне было два кресла с подголовником и шезлонг. В красной зоне было два больших мягких кресла с откидными спинками. Я не хотела зону, где буду вынуждена ложиться, поэтому я выбрала красную. Закончив, я присела в кресло слева.
Он ухмыльнулся.
– Интересный выбор.
– Почему это? ― я не могла свести с него глаз. Он уверенно держался, ходя с невозмутимым самодовольным видом. Под белым халатом была надета обыкновенная голубая рубашка, застёгнутая на все пуговицы и заправленная в грифельно―серые брюки. Материал безупречно облегал его ноги, казалось, одежда шилась специально под каждый мужской изгиб его тела. Я отвернулась в сторону, когда он сел, стыдясь того, что позволила даже на мгновение испытать к нему влечение.
– Это безопасная зона для тебя, не так ли?
– Я не понимаю, как что-то из этого поможет мне. Что должен цвет делать с моей памятью?
– А он ничего и не делает, во всяком случае с сознательной памятью. Однако, люди обладают различными формами памяти, как в сложном компьютере, который они называют своим мозгом, и цвета могут иногда пробуждать эмоции или воспоминания, о которых мы даже не подозревали. Думаю, что смогу получить доступ ко всем формам памяти внутри тебя, кроме сознательной, конечно.
– Что это значит?
– Это значит, что если ты попытаешься вспомнить информацию, то не вспомнишь. Впрочем, твои галлюцинации говорят мне о том, что есть что-то под поверхностью сознательного мышления. Если я смогу получить к этому доступ, мы сможем узнать правду о том, что же случилось с тобой с момента аварии, что повлекло за собой амнезию.
– У меня не было галлюцинаций.
– Это ещё под вопросом, мисс Саттон.
– Почему Вы меня так называете? ― я чувствовала гнев и иррациональность, беспокойные ростки ярости клубились по моим венам с диким пульсом. Что угодно могло послужить спусковым крючком. Что бы я ни увидела или услышала, попробовала или потрогала ― всё это не имело значения. Всё так бесило меня, что я начала чувствовать себя сумасшедшей, какой они и выставляли меня.
– Я называл тебя «мисс Саттон» всё это время.
– Нет. ― я покачала головой, образы того дня, когда его рот изогнулся, чтобы произнести моё имя, вспыхнули в виде движущихся картинок, у него был глубокий голос, растягивающий слова, как медленное воспроизведение записи. ― Вы называли меня Алекс. Вы сказали мне называть вас Джереми, потому что называли меня по имени.
Его ручка яростно строчила по блокноту, и я вскинула руки в знак поражения.
– Что, чёрт возьми, происходит? ― визгливо выкрикнула я.
Не отвечая на моё проявление гнева, он закончил строчить свои записи и вытащил шприц из кармана. Я сразу узнала его и покачала головой,
– Нет…нет, нет, нет, нет…
– Это не то, что ты думаешь. Я не собираюсь усыплять тебя. ― потянув колпачок с иглы, он надавил на депрессант, пока небольшой поток жидкости не выстрелил из кончика шприца. ― Этот препарат даст доступ к информации внутри тебя, как минимум, в течение следующих двух часов. Он сделает тебя восприимчивой, не более того.
– Восприимчивой к чему?
Встав со своего кресла, он пересёк небольшое пространство между нами, схватившись одной рукой за запястье моей правой руки и подтянув её к себе.
– Восприимчивой к моим вопросам. Не шевели рукой, пожалуйста. Я хочу убедиться, что не порву вену.
Я бы и не смогла отодвинуть руку, даже если бы попробовала. Каждый мускул в моём теле был парализован страхом и тревогой. Я наблюдала, как он полез в свой карман, чтобы вытащить тонкую полоску пластика, которая не заняла у него времени в оборачивании её вокруг моей руки. Нажав на вену, он поднёс шприц к поверхности моей кожи и посмотрел на меня после того, как разместил иглу.
– Будет щипать.
Игла вдавилась в кожу, погружаясь в мои вены так же легко, как тёплый нож в масло. Я вздрогнула от острой боли, наблюдая, как прозрачная жидкость покинула шприц поскольку была вынуждена влиться внутрь моего тела. Моя голова тотчас же зашаталась, чувства обострились, а затем погасли так быстро, что я упала на мягкое кресло. Воздух быстро покинул мои лёгкие, а дыхание стало дрожащим.
– Закрой глаза.
Это был его голос, мягкий и успокаивающий, когда тепло его ладони скользнуло по моему лицу, чтобы опустить мои веки. Я не сопротивлялась, предпочитая наслаждаться усиленными звуками и чувствами, которые я ощущала в тот момент. Я чувствовала себя лёгкой и воздушной, как будто я могла подлететь с места и летать по всей комнате, смеясь и улыбаясь вновь обретённой свободе.
– Препарату потребуется несколько минут, чтобы подействовать в полную силу, и я собираюсь использовать это время, чтобы объяснить, что мы собираемся сделать.
– Вы загипнотизировали меня, док?
– Не совсем и, пожалуйста, зови меня Джереми.
Я засмеялась, опьянённая чувством того, что моя напряжённость и страх исчезли. На этот раз я почувствовала, что стены психиатрической лечебницы не сжимаются вокруг и не угрожают задушить меня в их заточении.
– Но вы не называете меня Алекс.
Я не уверена, но мне показалось, что я услышала его хихиканье. Он отошёл, и я набралась смелости, чтобы взглянуть на него. Как только я увидела его размытые очертания, я заметила, что он снял свой халат. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на меня, я улыбнулась. Он покачал головой в неверии, мгновенно шагнув ко мне, чтобы протянуть руку и опять закрыть мои веки.
– Не открывай глаза, пока я не скажу тебе, Алекс. Эта терапия не сработает, если ты будешь ей сопротивляться.
Я рассмеялась на то, что он использовал моё имя, и мою кожу начало покалывать. Биение моего сердца внутри меня было божественным и таким сильным, каждый вздох погружал меня в удовольствие и тепло.
– Я собираюсь вернуть тебя в начало, к тому, что послужило причиной твоей амнезии. Это будет болезненное воспоминание, которое, я уверен, причинит много боли и страданий, но это необходимое воспоминание. Ты понимаешь?
Я мгновенно поняла, что он хотел до меня донести.
– Авария, которая убила моих родителей.
– Да. Она самая. Твоя память пострадала в результате травмы головы, которую ты получила в той аварии. Однако, события, которые привели к аварии, должны быть чёткими, если моя теория верна.
– Что, если я не хочу вспоминать? ― это был искренний вопрос. Я не хочу возвращаться в тот день, к моменту, когда казалось, что весь мой мир был разрушен на куски. Мне не нужны лекарства, чтобы ясно представить события в своей голове. Они никогда не исчезали в последующие дни и годы.
– Интересно, что ты должна была выразиться таким образом, особенно потому, что это так хорошо вписывается в мою теорию о твоём состоянии.
– Что со мной не так, Док?
– Джереми.
Я засмеялась.
– Отлично. Джереми. ― мои бёдра сжались, когда его имя скатилось с моих губ. Всё ещё паря, я подвигала руками в воздухе, гадая, когда я снова почувствую тяжесть и почувствую ли я её вообще.
– То, к чему я хочу получить доступ, большая часть хранится внутри тебя, это не твоя сознательная память или мысли, но это намного глубже. Я хочу исследовать твою сенсорную память, чувства и ощущения, привычки и образы, которые твой мозг записал и хранил с момента, когда произошла авария. Единственная причина, по которой я верну тебя в день аварии, ― это попытка дать толчок твоей психике. Ты в безопасности, и я буду с тобой на каждом этапе. Тебе всё понятно?
Я всё поняла, но всё равно вздрогнула, когда почувствовала, как его тёплые руки обернулись вокруг моих. Взяв руки с моих колен, он удерживал их, и я могла почувствовать пульсацию крови, бегущей по его пальцам. Это было удивительное чувство, сближение двух тел, обмен теплом и ощущением. Через небольшой промежуток времени, могу поклясться, наши сердца бились в унисон.
– Расслабься, Алекс, и давай начнём…
Прошло несколько тихих секунд, пока я не стала настолько восприимчива к моему окружению, что могла услышать, как воздух выходит из вентиляционных отверстий кондиционера в стенах. Моё сознание заполнил красный цвет, создавая тёплое и успокаивающее местечко.
– Вспомни день твоей аварии, Алекс. Отведи меня в последнее место, в котором ты была перед тем, как сесть в машину в тот день.
Картинка появилась перед моими глазами, как проигрываемое кино. Сначала нечёткая, потом стала более отчётливая, открывающая терракотовый цвет стен моего родного дома.
– Я у себя дома. Барабаню в мамину дверь, потому что мы опаздываем на встречу с моими друзьями. ― отвернувшись от двери, я моргнула, увидев Джереми, стоящего рядом со мной в воспоминании.
– Подождите, что-то не так, вас там не было. ― всё ещё загнанная в ловушку воспоминаний того дня, я чувствовала, будто меня растягивали на двое: часть меня видела воспоминание, в то время, как моя материальная оболочка вырывалась от него в комнате для терапий. Он крепче сжал руки вокруг моих, удерживая их на месте, когда заговорил.
– Я сейчас здесь с тобой, но постарайся не зацикливаться на этом. Я всего лишь наблюдатель. Твой контакт со мной ― это только средство, которое вытащит тебя оттуда, если воспоминание станет слишком тревожным. Сейчас я хочу, чтобы ты выкинула это из головы и сказала мне всё, что ты помнишь.
Его образ в коридоре исчез, и я сделала успокаивающий вздох, возвращаясь в место, которое я не видела годы.
***
– Мам! Нам уже пора. Я опаздываю!
– Не в таком виде, юная леди. Тебе нужно переодеться. ― мама зашла в коридор, стоя позади, что удивило меня, потому что я думала, что она была в своей комнате.
Повернувшись, чтобы посмотреть на неё, я спросила,
– Где папа?
Она усмехнулась, когда её взгляд прошёлся по обтягивающей белой рубашке и короткой серой плиссированной юбке, которые я выбрала, чтобы одеть этим днём.
– Он ― тот, к кому ты стучишься в спальню, и ты должна радоваться этому. Если бы он увидел, во что ты одета, у него бы был сердечный приступ. Где ты взяла эту одежду?
Злясь на то, что она осуждает, как я одета, я выдала,
– Я одолжила её у Шайен, поскольку ты не позволяешь мне покупать ничего, что носят другие девочки. Мы не амиши, мам.
Снова усмехнувшись с выражением лица женщины, которая думает, что знает лучше меня, она скрестила руки на груди и выставила колено. Это была поза, говорящая мне, что я потерпела поражение, поза, которую принимают все мамы, когда надавить, чтобы победить.
– Пока ты живёшь под моей крышей, юная леди, будешь носить то, что я считаю подходящим, а эта юбка… ― издевалась она. ― Ты не сможешь наклониться в ней, не дав поглазеть каждому человеку в торговом центре на свою пятую точку.
– Зачем мне наклоняться? Я буду приседать. ― я тоже скрестила руки, приняв ту же позу в попытке доказать мою власть над собой. Мне было семнадцать и мне надоело, что со мной обращаются, как с ребёнком.
– Мам! Каждая девочка…
– Ты слишком молода, чтобы ходить, одетая, как проститутка, Александра Мари Саттон, и я предлагаю воспользоваться советом своей мамы и переодеться сию секунду. ― мой папа вышел из спальни, тихо закрыв за собой дверь, и занял позицию позади мамы. Его волосы были аккуратно уложены, а его обычно тёплые карие глаза потемнели от гнева.
Мой папа не был типом мужчин, кому будут охотно противостоять большинство людей. Умный и сильный, с ним нужно было считаться, воин как разума, так и тела. Но я не была каким-то человеком и у меня не было проблем в том, чтобы спорить с ним. Я в конечном итоге стала ему уступать, ведь, в конце концов, была его порождением, а это имело смысл.
– Но мы и так опаздываем! ― закричала я.
Обойдя маму, он возвысился надо мной, махнув пальцем перед моим лицом, когда сделал последнее предупреждение.
– А продолжишь своё гадкое отношение и вообще никогда не доберёшься до торгового центра. Что ты тогда скажешь друзьям?
– Отлично! ― я вскинула руками, прежде чем повернуться на каблуках и потопать обратно в свою комнату. Как только я закрыла дверь, я двинулась через комнату к шкафу.
Знакомый мужской голос просочился в мои мысли, продолжая посылать навязчивые волны звука.
– С какими друзьями ты встречаешься, Алекс?
Включив свет, я подпрыгнула, увидев Джереми, стоящего внутри шкафа.
– Какого…?
– Как зовут твоих друзей? ― спросил он, держа ручку и блокнот в руке.
– Шайен, Конни, Сэм, Линда и Бобби. А что?
– Какой Бобби? ― он не поднял глаз от листа бумаги, кончик его ручки яростно двигался по поверхности.
– Бобби Аррингтон. Мой парень.
Он исчез, как будто рассеялся в воздухе, превратившись в струйку дыма, навязчивый тембр его голоса увял, когда он сказал,
– Продолжай.
После того, как я схватила пару зауженных джинсов, я сняла юбку с ног и заменила её на тёмные, застиранные джинсы, которые, я надеялась, мои родители посчитают «подходящими». Это чушь собачья. Они по-прежнему думали обо мне, как о юной девственнице, которая находится в целости и сохранности в какой-то дурацкой башне из слоновой кости. Они не знают, что я давным-давно потеряла девственность с Бобби.
Помчавшись обратно в коридор, я услышала, как папа перешёптывается с мамой. Подкравшись, я не повернула за угол, чтобы сообщить им, что я здесь.
– Она ведёт себя так не из-за того, что случилось, когда ей было пять, Кристина. Она не помнит мальчика или инцидент, и я сильно сомневаюсь, что это каким-то образом служит причиной того, что она психует. Доктора сказали, что она в порядке и что для неё не помнить ― совершенно естественно.
– Я волнуюсь за неё, Джордж. Она слишком сексуальная для семнадцатилетней девушки.
Папа рассмеялся, я выглянула из-за угла и увидела, как он нежно обнимает маму.
– Ты видела, как ведут себя её друзья? Сильно сомневаюсь, что они испытали то же, что и Алекс. Получается, мы виноваты в их поведении?
Мама улыбнулась, качая головой в понимании.
– Думаю, ты прав…
Я шагнула назад, сузив брови. Через что я прошла, когда была младше? Злость затопила меня оттого, что было что-то, что они от меня скрывают. Выпрямив спину и отведя плечи назад, я приготовилась промаршировать из-за угла и потребовать информацию. Мой телефон пискнул в ту же секунду, я потянулась рукой вниз и увидела сообщение от Бобби, спрашивающего меня где я.
Дерьмо. Я опоздала. Моё любопытство о том, что они обсуждали, возбудилось, но быстро заблокировалось желанием увидеть Бобби.
– Пойдёмте! ― оббежав угол, я предпочла проигнорировать вопрос на тот момент, пообещав себе обсудить это, когда мы позднее соберёмся вокруг обеденного стола этим вечером. Я была подростком. У меня были приоритеты, и Бобби Аррингтон стоял в верхней части этого списка.
Забравшись в машину, я пристегнула ремень безопасности на заднем сидении. Мои родители двигались гораздо медленнее, чем я, и я нетерпеливо постучала по ноге, ожидая их и отправляя ответ Бобби, в котором обвиняю своих родителей во всём плохом, что есть в моей жизни. Потом говорю ему, что буду в торговом центре через пятнадцать минут.
Когда папа залез в машину и занял своё место, а мама села рядом, машина немного покачнулась.
– Быстрее, пап! Педаль в пол и всё такое. ― я щёлкнула пальцами, как если бы это магическим образом переместило нас на дорогу, и мы бы мчались со скоростью миллион миль в час, чтобы доставить меня к Бобби.
– Я поведу осторожно, Алекс, и я, конечно, надеюсь, что ты понимаешь, насколько это важно, учитывая, что сама будешь водить в ближайшее время. ― ворча под нос, он завёл машину и добавил, ― Может быть…
Мы выехали из гаража и благополучно поехали по 22 шоссе, по дороге к торговому центру Нортпоинт. Мчась по скоростной дороге, я позволила глазам насладиться величественным видом покрытых вечных льдом гор вдалеке. Мой ум блуждал и в конце концов переместился на разговор родителей в коридоре до того, как мы уехали.
– Мам, разве ты не говорила мне, что честность ― лучшая политика? ― со всем сарказмом, который я смогла вложить в мой голос, я позволила этим словам повиснуть в тесном пространстве автомобиля. Мои родители были загнаны в угол, потому что я считала, что поймала их на лжи.
Замешательство образовало морщинки на её лице, когда она оглянулась на меня, годы, которые она прожила, проявились в мелких морщинках, которые испортили её красивую кожу.
– Почему ты спрашиваешь меня об этом?
Я ухмыльнулась и знала, что мое выражение лица было зеркальным отражением взгляда, который она всегда посылала мне.
– Потому что ты и папа обманываете меня.
Её глаза расширились, и я увидела, как папа бросил взгляд в зеркало заднего вида.
– О чём ты говоришь, Алекс? ― его глубокий голос завибрировал с предупреждением.
Умалчивая об этом, я скрестила руки и ноги, откинувшись на ковшеобразное сиденье и снова ухмыляясь с превосходством.
– Что со мной случилось, когда я была ребёнком и почему я не помню? Вы врали мне всю мою жизнь, хотя говорили мне не врать? Как по мне, это звучит лицемерно.
Машину вдруг занесло. Я подняла голову в замедленном движение и увидела, как голова папы повернулась в мою сторону. Он возвратился на дорогу в черепашьем темпе и мгновенный толчок нашей машины привлёк моё и мамино внимание к лобовому стеклу. Он выехал на встречную полосу всего за секунду до того, как выровнял машину. Это было так быстро, что я засомневалась, как все четыре колеса могли пересечь линию до того, как папа выровнял нас, но другой водитель, чтобы избежать столкновения, поплатился своей машиной и поехал прямо с нами по нашей полосе движения.
Время остановилось. Родители не двигались, машина остановилась мгновенно в долю секунды. Ничего не случилось и не случилось бы. Я бы не позволила.
– Почему мы остановились?
Джереми появился рядом со мной в машине, сидя в обычной позе с ручкой и бумагой, всегда готовый делать записи.
– Это была моя вина. ― мои глаза широко открылись, когда я погрузилась в ужасающие воспоминания. Это было сиюминутное отвлечение мужчины, который и так был взволнован моим поведением, но этого было достаточно, чтобы отвести его глаза с дороги и заставить его реагировать таким образом, что он подвергнул нас угрозе.
– Это то, что вы хотели, чтобы я вспомнила? Что я ― причина смерти родителей?
Слёзы обожгли глаза, остро жаля, вырываясь на свободу и путешествуя вниз по моим щекам.
– Мы закончили на сегодня, я собираюсь вытащить тебя оттуда прежде, чем станет больно. Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза, Алекс. ― он протянул руку, и я почувствовала тепло его ладони. Прикосновение напомнило мне, что я не на заднем сиденье машины, около которой пробуждаются самые ужасные сцены, которые я когда-либо видела в своей жизни.
– Дыши со мной, красавица, и выйди оттуда, где ты находишься. ― он исчез, но голос был по-прежнему сильным. Мало-помалу изображение исчезло. Пиксели рассеивались, а тёплый цвет распространился по ещё некогда изображению. Войдя в реальность, у меня, на мгновение, закружилась голова, прежде чем я вспомнила, что была в красной комнате, сидя в красном кресле с красной занавеской, задёрнутой вокруг меня для уединения.
– Открой глаза, ― прошептал он хрипло.
Делая так, как мне сказали, я позволила глазам внезапно открыться, быстро моргая, чтобы увидеть его красивое лицо. Как только я сфокусировалась, он улыбался, и я потянулась, чтобы коснуться его улыбки. Он отодвинулся за пределы досягаемости прежде, чем я смогла.
– Как ты себя чувствуешь?
– Слабоумной. Как будто я на лекарствах.
Он усмехнулся, когда встал надо мной. Когда пересек небольшое пространство, то сел в кресло напротив меня. Он откинулся на спинку кресла, скрестил ногу на ногу и стал изучать моё лицо.
Я тоже стала изучать его и заметила, что уже не была такой лёгкой и воздушной, как прежде. На данный момент я чувствовала себя тяжёлой и вялой, уставшей и сокрушённой тяжестью того, что только что пережила.
– Думаю, этого будет достаточно для этого сеанса. Вы поведали много нового о себе, мисс Саттон. Больше, чем вы предполагаете.
Он оказался доволен результатом сеанса, но не я.
– Я послужила причиной смерти моих родителей. ― приём ужалил меня в места, которые уже давно онемели.
Подняв глаза от блокнота, он нахмурился.
– Это не важно, даже если бы это было правдой. Из того, что ты сказала мне, это была череда событий, которая стала причиной аварии, а не только ты.
Слёзы снова скатились из глаз, и я умоляла его согласиться со мной.
– Я была той цепочкой событий. Я: вещи, которые я сказала и сделала, как я относилась к ним, это всё была я.― ничто другое не имело значения в тот момент, за исключением правды о том, что произошло в тот трагический день. Никакие другие факты не были важны для меня, не так, как для доктора Хатчинса.
– Это всё, чему ты можешь уделить особое внимание? Винить себя?
Я взглянула на него, мои глаза опухли, их закрывали слёзы.
– Я убила моих родителей.
– Ничего подобного ты не делала, и я нахожу чрезвычайно интересным, что два наиболее важных обстоятельства, о которых ты только что напомнила, спасут тебя на данный момент. ― его ручка настрочила, и я перемотала всё, что только что вспомнила.
– Они сказали, что что-то случилось со мной, когда я была ребёнком. Это была та реплика, которая заставила их повернуться и посмотреть на меня.
Как товарный поезд, осознание врезалось в меня, выбив меня из внутреннего равновесия.
– Вы что-нибудь знаете об этом?
Он снова поднял глаза, грустная улыбка порхнула по его лицу.
– Нет. Тем не менее, я полон решимости выяснить это. ― что-то тёмное промелькнуло в глубине его взгляда, но исчезло так же быстро, как и появилось. ― Это всё, что ты помнишь?
Тщательно рыская по моим мыслям для чего-то большего, я проверила всё, что произошло.
– Да.
Он кивнул.
– Интересно. ― после того, как он что-то настрочил, то посмотрел на меня, протянув руку, чтобы поместить оправу его очков повыше на переносицу. ― Как ты чувствуешь себя сейчас?
– Сонливой.
– Тогда я скажу Терри, чтобы она отвела тебя в твою комнату на несколько часов. После этого я поручу ей, чтобы она проводила тебя в комнату отдыха. Вам нужно завести друзей, мисс Саттон. Прекратите прятаться внутри себя, если вы понимаете о чём я.
– Эти люди сумасшедшие. Почему я должна хотеть дружить с ними?
Он улыбнулся, белизна его идеально ровных зубов поблёскивала под светом комнаты.
– Мы все сумасшедшие, мисс Саттон. Некоторые из нас просто сумасшедшее, чем другие.
Глава 8
«Здоровый человек не издевается над другими.
Мучителем становится перенесший муки.»
― Карл Юнг.
― Проснись и пой!
Три резких удара прогремели об металлическую дверь, и я проснулась от послеобеденного сна. В голове стучала кровь, давление было таким сильным, что казалось, будто глаза сейчас выскочат из глазниц.
Сев, я держала голову одной рукой, используя другую, чтобы уравновесить себя на тонком матрасе кровати. Съёжившись от узнавания голоса за дверью, я сжалась в комок, молясь, чтобы мы не остались наедине в палате.
Дверь открылась с металлическим лязгом, и Эмерсон вошёл внутрь, его выражение лица ― смесь гнева и триумфа.
– Слышал, маленькая девочка, которую я знаю, рассказывает истории. Чертовски хорошо, что ты ― грёбаная психопатка, или ты бы стоила мне работы.
Тяжесть его шагов на полу расшатала каркас кровати, когда он медленно продвигался вперёд. Подошва его обуви скрипела по линолеуму, и я попятилась, сжавшись ещё сильнее в жалкой попытке на спасение.
Быстро набросившись на меня, он схватил мою рубашку и потянул меня к себе за одну ткань, полностью пересилив моё маленькое тело. Я хотела закрыть глаза, представить себя где угодно, только не в его хватке, но ужас заполнил мой организм, заставив их открыться так, чтобы я смотрела прямо в глаза монстра.
– От маленьких девочек больше пользы, когда они держат свои проклятые рты на замке. ― прошептал он слова с угрожающим рычанием. ― Маленьких девочек, которые не выучили это грёбанное правило, в конечном итоге ждёт разряд тока, если ты понимаешь, что я бл**ь имею в виду, с*ка.
На слове «тока» он встряхнул меня так сильно, что моя голова откинулась назад и вперёд, сильная боль прострелила в спину и череп от резкого движения. Бросив меня обратно на кровать, он засмеялся, когда мой локоть ударился о тонкий матрас и порезался пружиной, выскочившей из кровати.
– Ты правда думаешь, что они поверят тебе? Разве ты не понимаешь, что вы все ― кучка психов? ― шагнув вперёд, он схватил меня за волосы, вплетая свои пальцы в пряди так, что они оторвались от скальпа. ― Думаю, пора нам разобраться с твоей маленькой проблемой.
– Эмерсон! Мне нужно, чтобы ты привёл Алекс ко мне, пожалуйста. Она нужна в комнате отдыха. ― прозвучал дружелюбный голос Терри в коридоре. Звук был искажённый и тихий, поэтому было очевидно, что она была не рядом с моей комнатой. Я молча умоляла её подойти ближе, чтобы заглянуть в комнату и стать свидетелем того, что делал Эмерсон.
Он наклонился, и я почувствовала мятный запах жевательной резинки во рту.
– Несчастные случаи в этом месте происходят довольно часто, Алекс. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты пострадала из-за того, что не сотрудничала.
Воспоминание врезалось в меня; Эмерсон, накануне тащащий Эрин по коридору, её плечо, и как он, казалось, улыбнулся, когда ввёл иглу в её руку, прозрачная жидкость внутри её тела, и как он нажал на депрессант. Терри вернула её в комнату или оставила беззащитной с насильником?
– Боже мой... где Эрин?
Он улыбнулся, получая удовольствие от того, что я точно знала, что означала эта улыбка.
– Она получила разряд током. ― он издал шипящий звук и выпустил мои волосы, чтобы схватить меня за плечи. ― Теперь выйди туда с улыбкой на своём милом личике. Я бы не хотел, чтобы Терри подумала, что ты расстроена.
Кивнув головой, я молча согласилась.
Он схватил меня за руку, и я поморщилась от боли его захвата. Странные синяки, казалось, оставались незамеченными в этом месте, и я точно знала, что Эмерсон не попадёт в неприятности за рукоприкладство к пациентам. Это было обычным явлением для пациентов: потеряв связь с реальностью и, таким образом, представляя собой не более, чем кричащих банши, которые извлекали пользу из использования тяжёлых седативных препаратов. Но эти седативные, которые представляли проблему, и я отказывалась быть накаченной лекарствами до такой степени, что не знала бы, что со мной сделали. Вместо того, чтобы бороться с насилием, я поддакнула в целях удержаться от того, чтобы быть привязанной ремнями и стать бесполезной от препаратов.
Когда мы вышли в коридор, я выдохнула с облегчением, увидев Терри, стоящую поблизости. Ничего не случится, пока она здесь в качестве свидетеля происходящего, и я поблагодарила небеса, по крайней мере, за одну добрую душу, работающую здесь.
– Надеюсь, ты полностью восстановила силы, Алекс, ― сказала Терри, когда мы подошли. ― Доктор Хатчинс попросил, чтобы я забрала тебя в комнату отдыха на некоторое время для общения с другими пациентами.
