Текст книги "Идеальная для колдуна (СИ)"

Автор книги: Лика Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Горбун врет – ее ни за что не отпустят. Как не отпустили тех, которых вылавливали из реки.

Лодка причалила к правому берегу, уткнулась носом в каменные ступени. Горбун ловко перескочил, швырнул лодочнику монеты. Они тяжело шлепнулись на деревянное дно. Горбун протянул руку Амели, но она медлила. Если изловчиться, ухватить весло и оттолкнуться…

Чужие руки обхватили сзади тисками. Неожиданно, подло. Лодочник поднял ее над водой и буквально вышвырнул на ступени, в руки горбуна. Тот лишь вновь ухватил за запястье с новой силой и молча протащил вверх по ступеням, отпер низкую калитку в каменной ограде. Они прошли по парку – Амели поняла это по жесткому геометрическому срезу стриженых кустов самшита. Под ногами шелестел мелкий утрамбованный песок. Замок серебрился в отдалении, щетинился острыми шпилями седых свинцовых крыш. Горбун свернул к одноэтажному павильону, втащил Амели в черное нутро двери. Какое-то время они шли по гулкой галерее. Лунный свет падал из окон бледными зеленоватыми разлинованными прямоугольниками. Снова двери, темные узкие лестницы, переходы, позволяющие увидеть в окно клочок ночного неба.

Наконец, горбун отворил высокую тяжелую дверь и втащил Амели в просторную освещенную гостиную.

– Почему так долго, Гасту?

Горбун отпустил, наконец, руку Амели, и скрючился в поклоне, закрутился, как домик улитки, едва не касаясь птичьим носом узорного паркета:

– Непредвиденные сложности, мессир, – голос стал приторным, как сахарный сироп. Горбун вдруг представился мерзкой жалкой букашкой, трепещущим ничтожеством. – Девицу ожидали.

Амели посмотрела перед собой, туда, откуда доносился удивительно чистый глубокий голос. Несмотря на отчаянный страх, он завораживал, запускал по телу необъяснимые вибрации. Как в соборе святого Пикары, когда к сводам возносятся стройные песнопения. Не может быть, чтобы этот голос принадлежал старику, как все считают. Она увидела лишь высокую резную спинку кресла и белый рукав сорочки.

– Я не хочу ничего слышать о сложностях, – колдун порывисто поднялся.

Амели обмерла, и прижала пальцы к губам. Значит, все правда…

Глава 5

Перед Амели возвышался тощий жесткий старик. Кончик острого крючковатого носа едва ли не касался верхней губы, щеки провалились, а глаза были такими мутными, что на мгновение показалось, что на обоих по бельму. Длинные, совершенно седые волосы свисали на плечи комьями ваты. Снежно-белая сорочка лишь подчеркивала эту безобразную старость, придавала коже оттенок воска.

Можно было бы обезуметь от страха и дурного предчувствия, но, гораздо сильнее, чем мерзкий старик, поразило некое существо. За спиной колдуна мелко шлепало серыми кожистыми крылышками совершенно невообразимое создание. Сначала показалось, что это упитанный поросенок, покрытый редкой серо-фиолетовой шерстью, будто вывозился в чернилах, но, приглядевшись, Амели совершенно отчетливо различила детские ручки в перетяжках и маленькие пятипалые ножки с нежно-лиловыми ступнями, больше похожие на собачьи лапы. Между конечностями вздувалось тугое упругое брюхо, под которым виднелся ничем не прикрытый мужской орган. Крошечный сморщенный мешочек и тоненький розоватый ствол, который раскачивался от движений. Морда существа напоминала морду летучей мыши: огромные уши-локаторы, приплюснутый поросячий нос. Но вполне человеческий рот и налитые щеки под янтарно-желтыми огромными глазами трогательного ласкового котенка. Он был одновременно и умилительно симпатичен, и поразительно уродлив. Бесспорным оказалось одно: он притягивал так, что невозможно было оторвать взгляд.

Старик приблизился на несколько шагов, уставился на горбуна:

– Я недоволен тобой.

Нет, завораживающий голос никак не увязывался с высохшим старческим лицом, будто говорил кто-то рядом, а старик только открывал рот, как плохой актер.

Гасту едва не повалился на пол. Согнулся еще больше, подался вперед,

норовил ухватить пальцы колдуна и прижать к губам. На мгновение это удалось, но старик брезгливо выдернул руку.

– Простите, досточтимый хозяин. Я виноват.

– Как мне тебя наказать? – колдун выдержал паузу. – Можешь выбрать сам.

Горбун закатил глаза, словно раздумывал, но вновь согнулся с благодарностью. Видимо, это милость. Странное существо подлетело поближе, лавируя в воздухе, будто в воде, зависло возле своего господина. Уродец сложил на груди пухлые ручонки и перекувыркнулся:

– Отрежьте ему причиндалы, драгоценный хозяин, – он хитро сощурился. – Хотя бы временно, – прозвучало бесцеремонно и пакостно.

Амели остолбенела. Не от смысла сказанного – от того, что это существо умело говорить. Значит, оно умело и мыслить. Чувства смешались: вместо того, чтобы цепенеть от страха перед колдуном, она с замиранием сердца следила за его более чем странной свитой. Может, это чары, но удивление пересиливало страх. И это казалось противоестественным. Она должна умирать от страха, забыть собственное имя.

В ответ на жестокое предложение Гасту сжал огромный кулак и погрозил уродцу. Тот лишь заливисто, высоко расхохотался и вновь перевернулся в воздухе, без стеснения теребя причинное место. Он поймал взгляд Амели и подлетел к уху старика:

– Мой досточтимый хозяин, кажется, эта бестолочь никогда не видела демона.

Колдун безжалостно шлепнул уродца, и тот обиженно отлетел к стене.

– Орикад, ты хочешь, чтобы я и у тебя отрезал любимую игрушку? Временно?

Демон капризно опустил уголки губ и закрылся ладошкой, казалось, он вот-вот разрыдается:

– Лучше заклейте рот, как в прошлый раз.

– Не достоин. – Колдун швырнул в уродца скомканный носовой платок: – Прикройся, скотина! Не видишь, что здесь приличная женщина?

Демон ухватил платок налету, перекувыркнулся и расправил на брюхе, как фартук:

– Тоже мне, королева. Да и почем вы знаете, досточтимый хозяин, что она приличная?

Демон облетел вокруг Амели и завис перед самым носом, шлепая кожистыми крыльями, как летучая мышь. Казалось, что они держат его в воздухе вопреки всем законам природы, ибо слишком малы.

– Может, она и не девица вовсе, мой досточтимый хозяин?

Колдун, наконец, пристально посмотрел на Амели – и теперь стало одуряющее страшно. Так страшно, что подкашивались ноги и в горле мгновенно пересохло.

– Итак… – он медленно зашагал в ее сторону, – ты девица?

Амели кивнула.

Старик улыбнулся краешком тонких губ:

– Это славно. Не люблю чужие обноски.

Внутри все затряслось, оборвалось. Даже перед глазами на миг потемнело. Неужто этот старик… неужто все правда? Все, что говорила Эн. Бабка Белта. А потом в реку…

Амели бездумно бросилась к двери, но та с грохотом захлопнулась перед самым носом. Колдун лишь смотрел на нее, склонив голову. Кажется, он был раздосадован.

– Если ты не станешь делать глупости – освободишь меня от необходимости делать весьма неприятные вещи. Это правда?

Слова едва сорвались с губ:

– Что «правда»?

– То, что ты говорила тогда на улице?

Амели пожала плечами – она много чего говорила, всего не упомнить:

– Я не знаю.

Колдун злился. Нахмурился, губы залегли дугой:

– Ты говорила, что искренне полюбишь того, кто окажется в твоей постели.

Амели чувствовала себя так, будто ее окатили холодной водой. Как может такая стыдная ерунда интересовать этого противного отжившего деда? Она покачала головой:

– Я соврала. Чтобы поддержать Эн. Все это девичьи глупости. Но откуда…

Амели замерла, сжалась, не понимая, правильный ли это ответ. Она не договорила. Горбун ошивался тогда где-то рядом и, наверняка, все слышал. Но что за нужда подслушивать всякий вздор, который несут девицы? Какая глупость!

Глаза старика потемнели:

– Значит, ты лгунья?

Амели молчала. Старик подошел совсем близко и заглянул в лицо. Она зажмурилась и вздрогнула всем телом.

– Я пугаю тебя? Не нравлюсь? Поэтому ты врешь? – колдун склонялся все ниже и ниже, его крючковатый нос почти касался ее лица. Хотелось махать руками, стряхнуть его, как противное огромное насекомое, мерзкую многоножку. Смахнуть на землю и растоптать башмаком, чтобы осталась лишь влажное коричневое пятно.

Старик отстранился:

– Не нравлюсь. Ожидаемо, – он усмехнулся. – Люди всегда откровеннее с красивым лицом. Не так ли?

Он провел ладонью, будто снимал маску. Когда колдун отвел руку, Амели ахнула и попятилась. Седые волосы окрасились в непроглядный черный, блеклые старческие глаза засверкали сапфирной синевой и смотрели так пронизывающе, что все внутри затрепетало.

Это не горбун – он сам все слышал.

Амели сглотнула, чувствуя, как по позвоночнику прокатилась колкая волна. Этот взгляд без стеснения изучал ее лицо, заставлял сердце колотиться так сильно, что оно, казалось, выскочит из груди. Создатель, она же весь вечер мечтала о нем, как последняя дура! Какой стыд… Она так злилась на саму себя, что даже страх отступил.

Красивые чувственные губы изогнулись:

– Может, вот так ты станешь сговорчивее?

Теперь чарующий голос был на своем месте.

Глава 6

Амели пятилась до тех пор, пока не уперлась в стену, в зеленые штофные обои. Теперь она не могла оторвать взгляд от этого нового лица и все время твердила себе, что это все тот же отвратительный старик. Виной лишь магия. Но доводы не работали. Глядя в это лицо, она ощущала знакомый трепет, охвативший ее на улице.

Морок. Магия. Иначе как объяснить, что от одного только взгляда все отошло на второй план: страх, отчаянное желание вернуться домой. От колдуна почти ощутимо веяло силой, могуществом, волей. Человек ли он? Теперь она понимала, почему так расшаркивался, так обмирал Гасту. Если он подойдет ближе – сердце просто оборвется. Амели почувствовала, как заливается краской, жгучим багрянцем стыда, но жаркое воображение в доли мгновения рисовало в голове невообразимые, непозволительные неуместные чувственные картины – так поразило ее это лицо.

Бултыхавшийся рядом демон визгливо расхохотался, облетел вокруг колдуна и выглянул из-за плеча:

– Досточтимый хозяин, я всегда говорил, что благонравные непорочные девы внутри весьма порочны. И в каждой сидит ненасытная шлюха, которая только и ждет, когда ее освободят от оков неудобной девственности. Знаете, досточтимый хозяин, именно такие недотроги и наставляют свои мужьям самые ветвистые рога, – он, конечно, уже потерял платок и без зазрения совести теребил свою любимую игрушку, будто нечем было занять проворные ручки. – Такой падкой ханже далеко до идеала. Одни недостатки, мой господин. Только взгляните, как она смотрит. Как голодная портовая шлюха.

– Помолчи.

– Тогда заклейте рот. Клянусь: меньшее наказание – молчать, не имея рта, потому что воистину неисполнимо не говорить, имея рот.

Орикад подлетел к Амели и вгляделся в лицо. Она сразу же опустила глаза, чтобы не видеть, как просвечивает под редкой фиолетовой порослью тонкая серая кожа.

– Попомните мои слова, мессир, эта недотрога наставит своему супругу роскошные рога. Вижу по ее порочным глазкам.

Что-то молниеносно свистнуло, плюхнуло, и Амели больше не слышала трепыхание крылышек демона. Она подняла голову – отчего-то было не все равно, что случилось с маленьким уродцем. Орикад болтался в воздухе, заключенный в большой переливающийся пузырь. Он что-то бормотал – было видно по губам, но за пределы неожиданной тюрьмы не вырывалось ни звука. Наконец, он замолчал, нагло показал в спину благодетелю розовый язык и отвернулся.

Колдун повернулся к Гасту:

– Ты выбрал наказание?

Тот вновь подобострастно согнулся, сжался:

– Может, тоже соблаговолите заклеить рот?

Колдун усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами, и нахмурил брови:

– Какого беса, ты и так мало говоришь.

– Сжальтесь, досточтимый хозяин, – Гасту уже касался ладонями паркета.

Колдун перевел взгляд на Амели:

– Как тебя зовут?

– Амели, – звук будто лип к губам.

– Что? Я не слышу.

– Амели.

– Что ж, Амели… Что мне сделать с этим бездарным никчемным горбуном?

Она посмотрела на сжавшегося Гасту: тот почти дрожал, завязался в узел. Он, впрямь, боялся. Как теперь он отличался от того человека, который тащил ее по темной улице. Уменьшился, поблек. Его было попросту жаль, как калечного побитого щенка. Наверное, стоило бы отомстить, выдумать что-то страшное, мучительное. Но она попросту испугалась, что тот при случае отплатит.

Амели посмотрела в лицо колдуна, но тут же покраснела и опустила глаза:

– Ничего.

Он презрительно хмыкнул.

– Простить его? У тебя доброе сердце?

Она пожала плечами.

Колдун неспешно подошел к Гасту, по-хозяйски положил руку на горб и поглаживал, как собаку:

– Благодари девицу, Гасту. Как следует, благодари.

Тот с явной неохотой заковылял к Амели, согнулся в три погибели и поднес ее пальцы к губам:

– Благодарю… добрая… девица.

Каждое слово истекало ядом. Похоже, горбун возненавидел ее за этот вынужденный жест. Он, наконец, разогнулся, насколько мог, брезгливо отер пальцами губы и отошел к двери, шлепнув на ходу по пузырю с демоном. Радужный шар долетел до стены и отрикошетил. Орикад трепыхался, гневно потрясал руками, но из странной тюрьмы не вырвалось ни звука. Тут же послышался влажный щелчок, и демона освободили. Теперь вновь раздавалось шлепанье его маленьких кожистых крыльев. Он в мгновение ока подлетел к Гасту и принялся колотить по горбу маленькими спорыми кулачками:

– Уродливый сукин сын!

Колдун лишь холодно взглянул на него, и Орикад тут же притих, даже отлетел в сторону и завис с самым благообразным видом. Если бы не ситуация, эти выходки показались бы веселыми. Демон походил на очень избалованного, злобного, мстительного и невоспитанного ребенка, любимца, которому прощается практически все, любая гадость.

Колдун вернулся в кресло, которое самостоятельно развернулось, горбун и демон расположились по сторонам. Амели не могла отвести взгляд. Все трое дополняли друг друга так, будто были одним органичным целым. Поразительной гармонией, смесью небывалой красоты и немыслимого уродства. Отец всегда говорил, отправляясь смотреть казнь, что людей привлекает либо прекрасное, либо ужасное. Они воплощали и то, и другое.

Колдун откинулся на спинку кресла, тонкие белые пальцы, выглядывающие из пены сорочки, барабанили по полированным подлокотникам:

– Я повторю свой вопрос: ты солгала мне, Амели?

Она похолодела, комкала юбку. Что отвечать? Ему не понравится ответ – что тогда? В Валору? Создатель, она должна сделать все, чтобы вернуться домой. Если бы понимать, чего он хочет.

Колдун, кажется, терял терпение:

– Так полюбишь или нет?

Амели лихорадочно смотрела по сторонам, не понимая, что говорить. Он просто издевался. Невозможно, чтобы мужчину интересовала такая несусветная девчоночья глупость. Когда ее взгляд упал на Орикада, она заметила, что демон до странности серьезен. Губы поджаты, коротенькие брови сведены к переносице. Он едва заметно кивнул, не сводя с нее желтых глаз. Его губы беззвучно шептали: «Да». Он будто подсказывал ответ.

Амели опустила голову и пробормотала, жмурясь от страха:

– Да.

Глава 7

Амели остолбенела, сгорая от страха и мучительных сомнений. Зачем она поддалась на провокацию демона? Насмехался ли он, или впрямь хотел помочь? Может, все те бедные девушки в реке отвечали: «Нет»? А может, напротив: «Да»? Создатель, каков же правильный ответ?

Но ее слова были правдой ровно настолько же, насколько и ложью. Разве кто-то может наверняка знать, как возникает любовь? Разве может ответ быть настолько однозначным: да или нет? Это же глупость. У всех по-разному: кто-то влюбляется с одного взгляда, а кому-то нужны годы, как матушке с отцом. Разве важно, как и откуда появляется любовь? Главное, что она существует, поселяется в груди и греет, как ласковая теплая лампада. Наверное, греет… Разве этого недостаточно?

Колдун просто молчал и буравил сапфировым взглядом, тонкие пальцы барабанили по полированному подлокотнику кресла. Амели чувствовала себя голой и не могла ничего с этим поделать. Она то и дело опускала глаза, чтобы убедиться, что платье на месте. Оно и было на месте, но постоянно чувствовались легкие, как лебединое перышко, горячие касания к коже. Или все казалось… Колдун лишь смотрел через прищур, и уголок скульптурных губ едва заметно подрагивал.

Ее охватывал жгучий стыд. Не то. Все не то! Не то она должна была ощущать. Она должна была ослепнуть от рыданий, валяться в ногах, умолять вернуть ее домой, а вместо этого гнала недопустимые порочные мысли.

– Да простит меня досточтимый хозяин, – демон подлетел и завис между Амели и колдуном. – Полагаю, девица устала. Да и ошалела. Посмотрите – сама не своя. Мессир, отпустите девицу отдыхать. Того и гляди в бесчувствии шмякнется, а нам с ней возись. Страшно не люблю обихаживать обморочных девиц.

– Будто ты их когда обихаживал.

Демон вытянул губы дудкой и смешно поводил короткими бровями, из которых торчали длинные волоски, совсем как у кота:

– Может и не обихаживал. Но и начинать не хочу.

Колдун охотно поддался на уговоры, будто только и ждал предлога убрать Амели с глаз долой:

– Хорошо. Отведите девицу в покои у лестницы. И следите, чтобы по дому не болталась, – он шумно развернулся вместе с креслом и потерял к происходящему всякий интерес.

Амели вздрогнула, когда маленькие пальчики демона подцепили рюшу на рукаве. Орикад повлек ее в открывшиеся сами собой двери, в темный коридор, в котором по мере их продвижения разгорались свечи в золоченых подсвечниках. Они вспыхивали со звонким щелчком, будто ломали сухой тонкий прут. Надо же: никакого огнива, никаких углей… Горбун шел позади, и Амели спиной чувствовала его недобрый взгляд, слышала тяжелые удары каблуков по паркету, и отчего-то казалось, что он способен ударить в спину. Хотелось, чтобы он ушел.

Они миновали несколько полутемных комнат и вошли в покои. Все свечи загорелись единым разом, издав такой щелчок, что Амели подскочила и невольно прикрыла глаза. Она никогда не видела, чтобы свечи горели так ярко и ровно. Что уж там, она никогда не видела сразу столько горящих свечей. Максимум, который позволял отец, – три свечи на столе во время ужина. Бывало, ужинали и при едва тлеющем огарке, когда семейный бюджет уже не позволял жечь свечи. Она опустила голову: даже свечи были в долг. Столовое серебро, фарфор – все заложено. А она мечтала о такой ерунде – ванили и мускатном орехе.

Воспоминания о доме будто скинули морок. Что там теперь? Мать, наверняка, в слезах. А отец? Амели отдала бы все на свете, чтобы вернуться, но недоумевала, почему нет тех острых отчаянных чувств, которые должны быть. Нет пожирающего страха, нет паники. Она должна бы валяться в ногах, умоляя отпустить, а вместо этого практично размышляла о свечах. Неужели все из-за этого лица? Оно будто все перевернуло. А если колдун просто прознал про это лицо и попросту издевался? Каков его истинный облик?

Демон отпустил ее рукав и полетел вглубь комнаты, перекувыркнулся в воздухе:

– Ну, как, нравится?

Амели сделала несколько шагов, двери закрылись, оставляя горбуна в коридоре. Вот и хорошо. Демон бултыхался в воздухе, кувыркался, поигрывая массивной кистью затканного цветами граната трипового балдахина. Создатель, какая роскошь! Небесно-голубые тисненые обои, расписные панели на стенах, изображающие пасторальные пейзажи. Обтянутые узорным шелком стулья. С расписанного легкими облачками потолка свисала массивная золоченая люстра. На нее было больно смотреть, как на солнце.

Амели, покачала головой:

– Не нравится.

Конечно, ложь – это самые роскошные покои из всех, что ей доводилось видеть. Но разве сейчас это имело значение? Демон довольно хмыкнул, уловив вранье, но ничего не сказал.

– Зачем ты мне подсказал? Назло?

Он облетел столбик кровати и плюхнулся на гору подушек:

– Дура! Спасал. Мессир очень не любит, когда ему врут. И когда перечат.

– Я не врала, я…

Орикад отмахнулся:

– Какая теперь разница. Я не знаю, что там произошло в городе, какую глупость ты сказала, но теперь выход только один – со всем соглашаться и не гневить досточтимого хозяина. Запомни: соглашаться.

Глава 8

Амели замотала головой, заломила руки и принялась расхаживать из стороны в сторону. Орикад все еще лежал на подушках и следил за ней огромными желтыми глазами.

Соглашаться… А вдруг только хуже станет? Можно ли верить этому невообразимому существу? С чего она вообще взяла, что ему можно хоть немного верить? Ответ прост: верить горбуну хотелось еще меньше.

– Вдруг ты ошибаешься? – Амели, наконец, остановилась, потому что от беспрерывного движения начала кружиться голова. – Вдруг я ему совсем не нужна? Я простая девушка. Самая обыкновенная. Он поймет, что ошибся, и отпустит. Горбун сказал, что отпустит.

Демон лениво поднялся, расправил крылышки и вновь повис в воздухе:

– А ты этого уродца слушай больше. Он тебе и не того наговорит.

Амели опустила голову и сцепила заледеневшие пальцы. Она мерзла, несмотря на духоту и жар свечей. Обхватила себя руками и посмотрела на Орикада со всей искренностью, на какую была способна:

– Помоги мне. Он ошибся. Клянусь, ошибся. Я домой хочу.

Демон пожал плечиками:

– А это теперь только мессиру решать – кто и в чем ошибся. Терпи. И глупостей не делай. Глядишь, повезет, да домой отправит.

– А если не повезет? В Валору? – сердце ухнуло и почти перестало биться. – Как тех, других?

Орикад нахмурился:

– Каких других?

Нечего миндальничать – лучше сказать, как есть и, может, получить правдивый ответ:

– Тех, что гвардейцы из реки достают.

Демон округлил золотистые глаза, пожевал губы:

– А это вообще не твое дело. Вот дура! Твое дело сидеть смирно и не высовываться. – Орикад пристально посмотрел и погрозил пальчиком: – Мессиру лишний раз на глаза не попадайся. И не ходи в Восточную башню.

– Почему не ходить в Восточную башню?

Демон заливисто рассмеялся и даже хрюкнул от удовольствия:

– Потому что там живет семиглавое чудовище, которое тебя тут же сожрет! Вместе с твоими юбками! – Он вновь расхохотался: – Шутка, не смотри так. Мессир там работает. Никому не дозволяется входить – только этому горбатому засранцу, Гасту. А нам с тобой – ни-ни. Ну, особливо тебе. Мне-то, почитай, и не будет ничего. Я у мессира в любимчиках.

Кажется, он просто бравировал. Создавалось впечатление, что маленькому уродцу уже от души доставалось за это. Он приложил ладошку к губам и протянул заговорщицким шепотом:

– Только бежать не надумай… это самая большая глупость.

Амели сглотнула и промолчала. Стояла прямая, как палка – она и надеялась ночью пробраться за ворота. Главное на реку выйти, а там – в камышах, вдоль берега… никто и не заметит. Только это теперь и держало.

Демон вновь хихикнул:

– Знаю, уже надумала. На тебя же глянешь – и сразу все понятно. Не получится сбежать.

– Почему?

– Потому что магия, дурочка! Хоть всю ночь к воротам иди – нипочем не дойдешь. Чары не пустят.

– Врешь!

– Так иди да проверяй! Тебя даже не запирает никто.

Она понурила голову и соврала:

– Не буду.

Нужно лишь дождаться, когда все уснут. Амели вдруг наполнила непоколебимая уверенность в успехе. Конечно, все получится! Нужно лишь не бояться. В доме ни лакеев, ни стражи, как она успела понять.

Теперь только один-единственный вопрос не давал покоя:

– А какой облик настоящий?

– Что? – демон, кажется, не понял.

– Облик твоего хозяина. Какой настоящий?

Он широко улыбнулся, обнажая смешные кроличьи резцы:

– А какой больше нравится?

Амели поджала губы:

– Никакой не нравится.

Орикад прищурился и покачал головой:

– Ну, ты и врушка! А то я не видел! Если бы не мы с Гасту – так прямо на столе бы перед ним и разлеглась.

– Перестань! Все это неприлично, – она даже топнула ногой.

– Все вы, нетронутые девицы, ханжи благонравные.

Лучший способ избавиться от издевок демона – не обращать на них внимания, но не ответить было так тяжело. Амели не привыкла молчать. Не даром отец называл ее несносной.

– Так какой облик настоящий? Ну, скажи!

Демон кувыркнулся в воздухе:

– А не скажу. Сама разбери. Мессир может принимать облик любого человеческого существа, правда, ненадолго. Никак не больше часа, я сам засекал. Хоть твой, хоть этого урода за дверью. А вот голос… всегда один и тот же останется.

– Почему?

Демон пожал плечиками:

– Кто его знает?

Он подлетел к двери, хлопнул в маленькие ладошки и часть свечей погасла. Теперь стало более привычно:

– Спать ложись.

Он юркнул за дверь, едва Амели успела что-то добавить.

Амели тронула кончиками пальцев тяжелую вызолоченную кисть балдахина, прошлась по искусному тканому узору, раскинувшемуся на теплом желтом фоне. Подобная ткань стоила невообразимо – около двадцати саверов за локоть. Но, разве это имело значение? Она трогала тисненые обои, рассматривала расписные панели, замечая, как ловко и умело положены мазки краски, создавая пышные кроны деревьев или спокойные воды реки. Амели подошла к окну, забранному расписными ставнями, прижалась к прохладному стеклу и прикрыла глаза ладонями, чтобы не мешал свет.

Замок стоял на холме, над рекой. Вдали, над кромками парковых деревьев можно было различить влажный блеск воды. В лунном свете хорошо просматривалась засыпанная песком главная аллея, ведущая к воротам вдоль стройных рядов деревянных кадок с апельсиновыми деревцами, будто покрытыми инеем от мелких белых цветов. Достаточно лишь пробежать по аллее, скрываясь в тени деревьев. Это просто.

О том, что ворота могут оказаться запертыми, или о том, что у колдуна есть привратник, она старалась не думать. Это все осложняло – для начала нужно хотя бы выбраться в сад. Еще оставалась калитка, через которую они с горбуном вошли с реки, но где ее искать в темноте?

Амели на цыпочках прокралась к двери, приоткрыла, чтобы появилась крошечная щелочка толщиной с волосок. Превратилась в зрение и слух.

Непонятно, сколько она прождала: может, несколько тягучих минут, а может, целый час. Дом будто оцепенел, уснул. Ни звука, ни дрожащего огонька. Амели, придерживая, к счастью, отменно смазанную дверь, юркнула в коридор, прислушалась в темноте, и стала аккуратно пробираться в свете заглядывающей в незакрытые ставнями окна луны. Шаг за шагом, легко и бесшумно, как маленькая мышка. Она без препятствий миновала анфиладу, почти дошла до лестницы. Постояла у перил, вслушиваясь в тишину, глубоко вздохнула и порывисто выпорхнула, надеясь быстро и бесшумно преодолеть лестницу. Но едва, будто на крыльях, сбежала вниз, слушая легкий шорох юбок, похожий на шелест осенней листвы, остановилась, как вкопанная, и зажала рот ладонями.

Глава 9

Амели едва не вскрикнула от страха, решив, что это колдун. Внутри все ухнулось, обмерло. Стройная фигура, высокий рост. Но в лунных лучах, бивших в окна прихожей, мелькала светлая кудрявая голова. Видно, кто-то из лакеев, если у колдуна все же есть прислуга кроме двух странных уродцев. Незнакомец замер и приоткрыл заслонку фонаря, который держал в руке, выпуская ровную желтую полосу:

– А ну, иди назад!

Шепот был едва различим, а поднятый фонарь почти касался щеки Амели и обдавал печным жаром. Перед ней стоял верзила с копной густых светлых кудрей. Наверняка, лакей.

Донесет! Внутри все сжалось. Сейчас же донесет!

Амели воинственно подобрала юбки и попробовала дернуться в сторону:

– Дай пройти.

– Не дам, – он бесцеремонно преградил дорогу, опустив руку на перила. – Нельзя затемно по дому слоняться, хозяин запрещает, – он хрипло шипел, как змея.

– Дурно мне. Только свежего воздуха глотну и вернусь.

Незнакомец покачал головой:

– Не велено, назад иди. А то шум подниму.

Амели попыталась применить все свое женское кокетство, но пользоваться им почти не умела. Все выходило нарочито и на милю несло ложью или неловкостью. Главное выйти за дверь, а там припустить по саду и бежать, пока не упадешь от усталости.

– Ну, пожалуйста. Ты просто не говори никому – и все. Как тебя зовут?

– Какая разница? – он ухватил Амели под локоть и потащил наверх. – Возвращайся, ведь хуже будет. Что же ты бестолковая такая?

Незнакомец уже тащил ее по анфиладе, наконец, отворил дверь и втолкнул в покои:

– И сиди смирно, а то еще и под замок запрут. Неужели хочешь?

Амели опустила глаза и покачала головой – конечно, не хочет.

– Создателем прошу: сиди смирно. Я все равно сегодня внизу – не проскочишь, – из-за сиплого шепота слова казались неприятнее, злее. – А теперь так вообще следить буду. Мне из-за твоей дури не нужны проблемы. На себя плевать – так других под плаху не подставляй.

Белобрысый плотно прикрыл дверь, и Амели осталась одна.

Вот теперь стало страшно. И обидно, и жалко себя. Слезы полились ручьем. Она упала на покрывало и долго рыдала, уткнувшись в подушку, пока не заболела голова. Проклятый колдун! Проклятые уродцы! Они даже не понимают, что девушке нужна служанка, чтобы снять платье. Амели приподнялась, пытаясь распустить шнуровку лифа на спине, но ничего не получилось – Фелис по наказу матушки затягивала на славу и вязала крепкие узлы. Что б она провалилась со своими ручищами! Появилась идея просто разрезать шнур, но Амели вовремя опомнилась – что тогда делать завтра, если платье будет испорчено? Она перевернулась на спину, пытаясь пальцами хоть немного оторвать от тела жесткую планшетку корсета, но это лишь добавляло мучений.

Что же теперь будет? Она так ничего и не успела понять. Что нужно колдуну? Ясно одно – ничего хорошего. Значит, вот так он и затаскивает к себе девушек. А что потом? С чего бы ему спрашивать, невинна ли она, если он не замыслил ничего дурного? Неужели права бабка Белта? Сначала опозорит, а потом в реку!

Амели резко села, закрыла лицо ладонями и замотала головой. Нет! Такого быть не может! Нельзя сидеть просто так, чем бы они не пугали. Наверняка в доме есть черный ход. Нужно лишь найти его и проскочить мимо этого белобрысого лакея. Амели осторожно подошла к двери, прислушалась – тихо. Осторожно налегла на створку, но дверь не поддавалась. Она дернула сильнее – бесполезно, будто заперли на ключ. Ни замочной скважины, ни засова. Она прислонилась спиной к золоченой створке и съехала на пол, прикрыла рот ладонью: откуда этот лакей знал, в какие именно покои ее возвращать? Ответ напрашивался только один: эти покои никогда не пустуют. Сколько несчастных до нее были заперты в этой комнате? Она задавалась вопросом, но не хотела знать ответ – это слишком страшно.

Амели пробовала исследовать окно, но не смогла открыть створки. Появлялась даже мысль разбить стекла, но мелкий переплет делал эту затею бесполезной – ей никак не просочиться через ромбы свинцовой сетки. Впрочем, как и прыгнуть со второго этажа. Не хватало только ноги переломать.

Уставшая, голодная, напуганная. Она лежала на кровати, разглядывая узор балдахина. Думала о том, что никто и не собирался гасить свечи. Ложиться спать при свечах растратно и глупо. Если свеча вдруг упадет – может случиться пожар. И как бы было хорошо, если бы в этом проклятом замке разом упали все свечи.