Текст книги "Реабилитация (ЛП)"

Автор книги: Лидия Кальвано

Соавторы: Эстель Хант
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

официантку там в состоянии довести до белого каления.

Кларк прижал Лорен к себе.

– Сестрёнка, ты даже не представляешь, каким аппетитным лакомым кусочком стала.

Ты больше, чем хромая официантка... но, я позволю тебе так думать, в конце концов, для

меня удобнее.

Умиротворённые, они дружно рассмеялись. Вновь объединившись, брат и сестра

спасли свою гармонию. Но душу Лорен начал грызть червь: они с Даниэлем не использовали

никакой защиты в ночь, когда произошёл менаж с Адамом.

«Надеюсь, твои дела не начнутся прямо сейчас, когда я вернулся домой…»

«Мой цикл», – размышляла Лорен. Как давно у неё не было месячных? Ей хватало о

чём подумать, кроме записи даты последнего цикла (на самом деле она никогда этого не

делала). И зачем ей это нужно?

Лорен повторяла себе – задержка на месяц не в первый раз. Усталость, беспокойство, внезапные перемены, досада, гнев, потеря веса. Все причины правдоподобны. Дело в том, что у неё ныли ноги и грудь, как будто месячные должны начаться в любую минуту, и всё же

о благословенных полосках она не заикалась.

Отодвигая вопрос, словно если не думать о нём, тот может исчезнуть сам по себе, Лорен больше всего пугали возможные подозрения Кларка с сопутствующими допросами

(узнай он о задержке), а не реальная возможность забеременеть. Своим признанием она

разочаровала его надежды, и брат стал более отстранённым, замкнутым. Часто хмурился при

любой попытке завязать разговор и в итоге стал разговаривать с ней очень мало.

Лорен могла ощутить, что Кларк видит её другими глазами, возможно, на фоне

презрения и критики. Рассуждать здраво ей мешала и нечистая совесть. Конечно, она давно

поняла, брат считает её второй матерью, видит чистой и непорочной, несмотря на то что она

старше. Но разве она не имела права иметь личную жизнь? А если он ещё узнает и о сути их

отношений с Даниэлем, сложившихся как наёмный контракт. Лорен всем сердцем надеялась, что злоба Аиды не дойдет до такой степени, чтобы сообщить Кларку и эти подробности.

Точка невозврата была достигнута вечером несколько дней спустя, когда Лорен

пришлось поспешно встать из-за стола, чтобы вернуть две порции начос с расплавленным

сыром, которые она только что заглотила с жадностью бородавочника.

Когда она вышла из ванной, то была в жалком состоянии: потрескавшиеся и красные

губы, впалое лицо, глаза с мрачным выражением, обрамляли тёмные круги. Квартира была

слишком маленькой, стены и двери слишком тонкими, чтобы звуки рвоты не

распространились до кухни, где, вернувшись, Лорен обнаружила невозмутимого Кларка.

Парень продолжал окунать тортильяс в пикантный чили. Не говоря ни слова, она села

напротив и налила себе стакан прохладной воды.

– На твоём месте я бы побежал делать тест на беременность. Лучше вместе с тестом

на ВИЧ-инфекции.

Тон брата был жёстким, пренебрежительным, наполненным презрением. В памяти

Лорен приоткрылась брешь. Тот же тон, что и у отца, когда мать едва держалась на ногах

после бессонных ночей и побоев. Лорен мгновенно озарило: Кларк впитал в себя всё

женоненавистничество отца. Она вскочила, отшвырнув стул, и изо всех сил дала ему

пощёчину.

– Никогда больше не смей так со мной разговаривать. Я не позволю никому

относиться ко мне как к нашей матери, не говоря уже о таком сосунке, как ты.

– Однако актёру ты позволила обращаться с собой ещё хуже, я, полагаю. Скажи, сколько раз в день вы это делали? И уверен, тебе нравилось. Ничего не поделаешь, вы все

шлюхи, от первой до последней.

До последнего капилляра в теле Лорен почувствовала, как бешено течёт кровь, и

подумала, что вот-вот умрёт от инсульта. Её взгляд затуманился, она больше ничего не

видела, кроме тёмного занавеса, усеянного разноцветными фейерверками.

– Ты исчез из моей жизни, Кларк. Навсегда. Найди себе работу, потому что тебе

нужно переехать, или уйду я. А пока не говори мне ни слова. Для меня ты больше не

существуешь.

«Возможно, – размышляла Лорен сидя на унитазе с розовой палочкой в руке, —

сильнее всего в словах брата её разозлила их правдивость». Она была с Даниэлем за плату.

По причине уважительной, этичной, сострадательной, достойной похвалы, но всё же

платной. И, несмотря на это, ей нравилось. Значило ли это быть шлюхой? А скучать по

мужчине в постели – тоже означало быть шлюхой? Лорен не знала, но она определенно не

могла согласиться, чтобы её так называл восемнадцатилетний подросток, шкуру которого

спасла, продав тело.

И потом… стоял вопрос о розовой палочке. Две полоски. Так что, согласно

подробным инструкциям фармацевтической компании, она была беременна. В инструкции

указывалось, что в тесте может произойти ошибка, поэтому советовали через неделю сделать

анализ крови и, если диагноз подтвердится, обратиться к врачу. Да, она так и сделает, с ней

точно произошёл гормональный шок. Во всяком случае, она доверяла информации, что

многие беременности заканчивались в самые первые недели по физиологическим причинам.

Волноваться не о чем, нет. Представьте, если с той работой, которую она всегда

выполняла стоя, убивая себя нагрузками, что-то могло укорениться внутри неё на постоянной

основе. Через неделю не останется и следа. А что, если всё сложиться не так? И если, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, это что-то превратится в кого-то?

Причин для страха не было. Не было причин обманываться. Два противоположных

голоса грохотали у неё в голове. Лорен встала с унитаза и посмотрела на себя в зеркало, изучая живот, спереди и сбоку. Он всегда был впалым, а бедренные кости выпирали. Лорен

инстинктивно поднесла к нему руки, лаская молодую и мягкую кожу.

Это были первые десять минут, после многих недель, когда она не думала о Даниэле.

Осознав это, Лорен почему-то почувствовала себя по-другому. Постоянная навязчивая мысль, которая безжалостно ею владела, поблёкла и отошла на второй план. Из этого Лорен поняла: она исцеляется от него. Ну, и без тени сомнения, в ней росла новая жизнь.

Анализ крови Лорен не сделала. По прошествии нескольких дней убедила себя, это не

нужно. Она была уверена, что ждёт ребёнка. Об этом ей говорило тело многими способами

(более или менее тонкими) и некоторыми небольшими изменениями, которые могла оценить

только она. Лорен поняла и по своим мыслям, потому, с каким трудом концентрировалась на

повседневных вещах, а затем внезапно, как только дело доходило до защиты своего здоровья

и безопасности, становилась бдительной и отзывчивой.

Не имея никого, кому можно довериться, она начала мысленно обращаться к своей

матери, как если бы та была рядом, готовая дать совет. С Кларком она больше не общалась.

Пересекаясь в квартире, они вообще не разговаривали и старались свести к минимуму

пребывание в общих помещениях. Когда оба были в квартире и стояли напротив, они

демонстративно игнорировали друг друга.

Лорен продолжала работать, накапливая сверхурочные, пытаясь воспользоваться

физической формой, которая на данный момент позволяла ей приличную эффективность, но

она также начала искать другую работу для возможного «потом». Лорен оставляла все дороги

открытыми, зная, что не может рассчитывать ни на кого, кроме себя самой.

Об одном она даже не думала: избавиться от ребёнка. Она задавалась вопросом, было

ли это из-за сохранившихся нежных и ностальгических воспоминаний о матери, или о том, когда заботилась о Кларке, или из-за любви к Даниэлю. Возможно, ничего из

перечисленного, а лишь чистый и простой эгоизм. Ребёнок был бы только её. Любовь, которая никогда не предаст. Существо, которое нужно любить без ограничений и условий, способное дать ей бесконечный комфорт и смысл существования.

Однажды вечером после работы Лорен сильно испугалась, когда увидела, как большой

лимузин преградил ей дорогу возле мексиканской таверны, откуда она только что вышла.

Она уже давно не думала о маловероятном возвращении Даниэля. И всё же такая машина

возвращала к нему и его окружению. Лорен охватил ужас. Зачем её искали? Что от неё

хотели? Они причинят вред ребёнку или заберут его у неё? Кто пронюхал о беременности, может быть, Кларк передал Аиде?

Автомобиль с затемнёнными стёклами припарковался у тротуара плавным и

профессиональным манёвром. Из него вышла блондинка в спортивных брюках и туфлях на

плоской подошве. На тонком загорелом мизинце сверкало кольцо, стоимостью в миллионы, редкой формы и изящества. Лорен сразу узнала «старую подругу» Даниэля, и опасения

усилились.

В дружеском степенном жесте Бетт протянула ей руку.

– Добрый вечер, мисс Лорен, вы меня помните?

Низкий надменный тон только усилил опасения Лорен.

– Конечно, адвокат, вы ждали меня?

– По правде говоря – да. Не хотите сесть в машину? Я должна поговорить с вами по

очень деликатному вопросу.

«К дьяволу щекотливые вопросы,» – подумала Лорен, ощущая, как закрадывается

паника, побуждая бежать прочь.

– Простите, но я бы предпочла не делать этого. Если необходимо, можете поговорить

со мной здесь.

Бетт огляделась по сторонам, словно ища стол, на который можно опереться, и

обескураженная тем, что приходится разговаривать посреди улицы.

– Речь о Даниэле. Ему было очень плохо, его жизни угрожала серьёзная опасность.

Теперь прогноз изменился, но во многих аспектах ситуация остаётся ещё тревожной. Как

только вышел из комы, Даниэль спросил о вас. Я взяла на себя смелость разыскать вас и

посвятить во всё. Если хотите, можем проводить вас к нему сейчас же...

Лорен ахнула. Даниэль при смерти?

Она обхватила себя руками, сплетая пальцы. Образ Даниэля, лежащего в постели в

шаге от смерти, и другой, гораздо тревожнее – он в открытом гробу, окружённом цветами,

– заставил её вздрогнуть. Опустив взгляд, Лорен надеясь скрыть от Бетт глубокое смятение,

которое испытывала: ей хотелось лететь к Даниэлю, обнять и прижать его голову к груди, чтобы передать свою любовь. Затем ею овладело осознание того, что первым, кто должен

извлечь выгоду из её забот, был не Даниэль, а ребёнок, живущий во чреве.

Нет, Лорен не доверяла. Она не полезет в эту машину даже мёртвой.

– Я навещу его при первой возможности. Пожалуйста, напишите мне адрес, где я

могу его найти?

Словно понимая сдержанность Лорен Бетт кивнула, и достала из сумочки визитку.

Написала на обороте твёрдым наклонным почерком название и адрес одной из самых

известных частных клиник города, а затем протянула визитку девушке.

– До свидания, Лорен, если я вам понадоблюсь, теперь вы знаете, как со мной

связаться.

Лорен прочла адрес. Место было хорошо ей знакомо, именно в этой клинике Кларк

провёл реабилитацию, и Лорен знала, как добраться туда быстро. Она подождала, пока авто

Бетт исчезнет в потоке транспорта, затем неторопливо подошла к своей машине, припаркованной неподалёку. В конце концов, дома ей не нужно ни перед кем отчитываться, задерживается ли она и почему. Речь шла о том, чтобы навестить больного человека, который

помог ей, и выслушать то, что хотел сказать; в этом акте сострадания не было никакой

опасности. Лорен продолжала успокаивать себя и лгать, пока заводила мотор, обвиняя своё

хрупкое гормональное состояние в неудержимом потоке слёз, заливавших лицо.

Как доехала до клиники Лорен не помнила. Погруженная в тысячи мыслей после

встречи с Бетт, она двигалась почти как робот. Первоначальное недоверие и подозрение, что

болезнь Даниэля – это только предлог, чтобы привезти её к нему, по какой-то неизвестной

причине сменились жалящим беспокойством, чувством острой и отчаянной утраты.

Однако, несмотря на печаль, Лорен осознавала, если бы ей пришлось проделать этот

же путь несколькими неделями ранее, состояние её души было бы гораздо более запутанным

и противоречивым. Она снова откликнулась на призыв Даниэля о помощи, но у неё имелись

очень чёткие представления и твёрдые намерения. Новая, вернее, целенаправленность матери

направляла её шаги.

Она вернулась к молчаливой воительнице, которая боролась за своё выживание и то

существо, которое любила больше всего. Даниэль всё ещё мог иметь значение больше, чем её

собственная жизнь, но, конечно, не больше, чем жизнь, что развивалась в ней. Это делало её

совершенно новым человеком по сравнению с девушкой из Санта-Моники. Если бы при

встрече Джей Кей сумел посмотреть на неё другими глазами, сместившись со своей

проклятой эгоцентричной самовлюблённой точки зрения, он бы понял, что маленькая

преданная кроткая Лорен, которую он унизил перед всеми, стала гигантом с внеземной и

мощной силой.

Но Джо Кинг никогда не изменится, – повторяла она себе. По крайней мере, до тех

пор, пока сам не решит превратиться в совершенно другого человека. Но чтобы измениться, ему придётся отказаться от слишком многого, возможно, даже радикально изменить свою

личность. А он, будучи убеждённым, что совершенен и превосходит всех остальных, никогда

бы на такое не согласился.

Вот почему Лорен вошла в вестибюль клиники с чувством оплатить долг перед

прошлым и закрыть круг судьбы. Больше ничего. Она пришла, потому что это был последний

акт той фазы жизни, которую требовалось завершить. Каждая смерть должна сопровождаться

обрядом, каждое последнее прощание требует своего празднования. Вот почему её не

заботило то, что хотел сказать Даниэль, или что она может ему ответить. Она потакала

прихоти случая, который сдвинул пешки, чтобы заставить её оказаться там в этот момент, в

качестве долга, и ставя надгробный камень на умершее прошлое.

Единственный момент, когда её ребёнок и Джей Кей будут близко, не зная друг о

друге.

Ещё до того, как Лорен успела подойти к стойке регистратуры, ей навстречу вышел

Ник, начальник службы безопасности Даниэля. Да как она могла подумать, что Джей Кей не

захватит с собой защитный кордон? Мужчина её узнал, более того, сказал, что ждал, и лично

провёл по безупречным коридорам, мимо медсестёр, которые бесшумно скользили по белому

и блестящему полу.

Перед входом в палату Лорен на миг замешкалась. Прежде чем войти, она захотела

заглянуть в маленькое окошко для медсестёр, врезанное в деревянную дверь. И правильно

что сделала, потому как шоу за дверью требовало минимум нескольких минут адаптации.

Тот, кто когда-то был самым известным и обожаемым актёром Голливуда, лежал неподвижно, бледный, как привидение, подключённый к бесчисленным проводам мониторинга и трубкам

для капельниц.

Казалось, Даниэль спокойно отдыхал; его лёгкое дыхание и ровный ритм

записывались зелёными линиями с подчеркнутыми цифрами и аббревиатурой, которые

Лорен не могла понять. Быстрые, как змеи, они пересекали мониторы. В реанимации Лорен

уже видела после операции брата, но по сравнению с мужчиной, который лежал в этой

постели, Кларк выглядел очаровательно, даже едва покинув операционную.

Набравшись смелости, и тяжело вздохнув, она вошла. Даниэль не заметил, что у него

гости. Лорен молча взяла стул и придвинула его к кровати, со стороны, менее

загромождённой электрическими и гидравлическими соединениями. Она имела возможность

изучить его красивые черты, яркий синяк, сухие потрескавшиеся губы, лоб, который Даниэль

иногда морщил, кто знает в каком кошмаре или страдании.

Любимое лицо превратилось в тот образ, который она построила в своём

воображении, накладывая на воспоминание об отце. Только для воплощения вместо десяти

лет потребовалось несколько недель. Лорен задалась вопросом, что она чувствует к этому

человеку. Боль, безмерная жалость, было ответом, который нашла в своём сердце. Ей

хотелось погладить свой живот жестом личного ободрения, но она постаралась этого не

делать.

Она никогда бы не родила ребёнка, чтобы отдать его алкоголику и наркоману. Никогда

её ребёнок не будет страдать так, как страдала она с Кларком. Даниэль не должен узнать. Он

был непредсказуемым и опасным, с огромным чувством собственничества и столь же

сильной способностью к разрушению. Лорен не хотела даже думать о том, что произойдёт, если он натравит Бетт со всей огневой мощью поддержки и денег, чтобы забрать у неё

ребёнка.

«Если сделаешь это, я смогу тебя убить, даже если люблю до безумия. Нет, не до

безумия. Я люблю тебя разумно. Не так, как моя мать, которая пожертвовала всем, чтобы

не потерять и не заявлять на мужчину, за которого вышла замуж. Но если не граничит с

безумием, можно ли это считать любовь?»

На этих мыслях она задержалась, не отрывая взгляда от прекрасных рук Даниэля, сейчас проткнутых иглами и с набухшими венами от контролируемого потока лекарств. Те

же руки, которые ласкали, посвящая её в сексуальные удовольствия, подталкивали к любви.

Но они также хватали бёдра шлюх, которых мужчина использовал в качестве надувных

кукол, которые цепко держали трубочки из серебра и бутылки, и которые, несомненно, проникали в Адама, пока тот ловко ему мастурбировал.

И вдруг эти руки двинулись к ней. Даниэль очнулся от фармакологического сна и

уставился на неё. Его глаза были всё те же – цвета моря, где оно глубже и опаснее. Во

взгляде же больше не было ничего от грандиозного и самоуверенного персонажа, которого он

любил играть, императора-тирана, у кого в распоряжении находились вещи и люди в

соответствии с вдохновением момента.

Это был взгляд мужчины, который страдал.

«Мы равны перед лицом смерти и боли» , – подумала Лорен, со сжавшимся сердцем; она изо всех сил пыталась изогнуть губы в ободряющей улыбке.

Даниэль повернул ладонь вверх, приглашая её протянуть свою; он приветствовал

контакт, закрыв глаза, словно этот жест удовлетворял отчаянную потребность.

– Спасибо, – пробормотал, сжимая как мог её ладонь. Не в силах ничего сказать

Лорен только покачала головой. – Я думал, ты не придёшь.

– Мне жаль, Даниэль, мне очень жаль.

Он нахмурился, словно прогоняя внезапную боль, крепко сжав веки и скрежеща

зубами.

– Лорен, я почти умер. Было ужасно. И вина только моя. Я занимался самоубийством.

– Это ясно видели все, кто находился рядом с тобой, но заставить тебя задуматься

было невозможно.

Даниэль отпустил её руку и отвернул лицо. Одно дело признать, что облажался, другое – согласиться с собеседником. Даже смерть не согнула его гордыню. По-прежнему

самонадеянный, и как всегда эгоцентричный.

– Почему ты спрашивал обо мне, Даниэль? Я последний человек, который может

тебе помочь.

– Ты не понимаешь, Лорен? Зачем перед смертью я пытался быть рядом с тобой?

– Нет, до меня на самом деле не дойдёт, скажи мне.

«На этот раз никаких скидок на твоё милое личико. Никаких спасательных жилетов

от твоей самой дорогой шлюхи. Если должен играть по-крупному, то расстреливай свои

патроны и молись о метком попадании».

— Лорен, если ты больше ничего не чувствуешь ко мне, бесполезно продолжать

разговор, этим ты говоришь, что пришла сюда напрасно.

Лорен сделала десяток глубоких вдохов, и ей пришлось напомнить себе: злиться в её

положении противопоказано. Затем встала, надеясь выразить оскорблённое достоинство, которое чувствовала внутри себя, и тщательно подобрала слова и тон, которыми хотела бы

попрощаться.

– Джей Кей, я сообщу тебе потрясающую новость. Ты не единственное живое

существо на планете Земля. И не единственный, кто сталкивается с проблемами. И даже не

единственный, кому нужна помощь. С другой стороны, я никогда не встречала никого, похожего на тебя, кто не переставал бы считать себя пупом вселенной даже перед лицом

смерти.

Лорен направилась к двери, готовая на максимальной скорости вылететь из этой

комнаты, полной самодовольства, но Даниэль окликнул её.

– Я больше не в центре твоего мира, правда, Лорен?

– Уже нет, – ответила она не оборачиваясь. – С другой стороны, я никогда не была

твоим.

– Сядь, пожалуйста. Начнём сначала.

Лорен не послушалась его приглашения, и осталась у выхода, но повернулась к нему.

Она уловила разочарование Джей Кея тем, что нашёл её сильнее, чем помнил.

– Как ты, малышка? Как ты живёшь без этого сумасшедшего старика, разрушающего

твою жизнь?

– Довольно хорошо, спасибо. Со взлётами и падениями, как и все.

– Прости меня за то, что говорю только о себе. Я всегда совершаю одну и ту же

ошибку, и что хуже, ты единственная, кто заставляет меня это замечать.

– Тебе следует выбирать более искренних друзей. И бескорыстных.

– Со мной нелегко иметь дело, ты же знаешь.

– Знаю. Давай вернёмся к первому вопросу, почему ты попросил тебя навестить?

– Ты не облегчаешь мне задачу, детка.

– На этот раз моя очередь.

– Я знаю, ты злишься на меня, и у тебя есть все основания.

– Но?..

– Но я не хочу быть рядом ни с кем кроме тебя. Только когда мы были вместе в

Санта-Монике, мне было хорошо, а потом всё снова развалилось. Почему ты не остановила

меня, Лорен? Почему не спасла?

Лорен стиснула зубы, в ярости оттого, что снова столкнулась с чужой

ответственностью, которую приписывали ей.

– Потому что я не могу этого сделать, Даниэль. Можешь только ты. Не в одиночку и

даже не с моей помощью. Меня недостаточно, чтобы вытащить тебя, не возлагай на меня эту

ношу. Это не сработало, потому что подход должен быть другой.

– Если пообещаю тебе принять помощь, ты останешься со мной? Дашь мне ещё один

шанс?

Лорен несколько мгновений молчала. Ей хотелось хорошенько обдумать то, что

собиралась сказать. Она спрашивала каждый сантиметр своего тела, что думает об этом

предложении. И ожидала большего сомнения, однако заключение было единодушным.

Каждая клеточка ответила в унисон с ней.

– Нет, Даниэль, я больше не могу.

– Даже если я скажу, что люблю тебя, Лорен? Даже если признаюсь, что люблю

первый раз в жизни? Ты клялась, что любишь меня!

Видимо, Джей Кей был в отчаянии, раз использовал тяжёлую артиллерию. Больше не

было ничего, что он мог сказать, чтобы заставить Лорен изменить своё мнение. Но решение

держаться от него подальше стало не рациональным, а инстинктивным и неконтролируемым

движением, не допускающим исключений или сомнений.

– Прости, Даниэль, слишком поздно.

Мужчина на этих белоснежных простынях казался полностью уничтоженным.

Беспомощный, каким не чувствовал себя никогда. Ошеломлённый от провала каждой его

попытки, и в том числе из-за того, что обнажил своё королевское сердце, со всеми

драгоценными чувствами, которые оно содержало. Лорен подошла, сделала попытку

погладить его, но потом отдёрнула руку. Она заколебалась, но потом нашла в себе смелость в

последний раз взглянуть ему в глаза и сделать собственное признание.

– Я сильно тебя любила, и это случилось со мной впервые. Но любви недостаточно, чтобы спасти себя. По крайней мере нам было недостаточно.

Лорен выдержала его сумрачный взгляд, потерявшийся на изможденном

страдальческом лице. Она сдержала порыв обнять и поделиться своим пылом. Её сердце

билось в тайном тихом ритме, создавая меланхоличную мелодию, которую слышать могла

только она, – ноты свисали с нарисованной в душе пентаграммы.

– Дождись меня, пожалуйста. Я вернусь к тебе, когда стану мужчиной, которого ты

заслуживаешь.

Пропитанный страданием голос, проник в неё, как клинок, но не успел повредить

жизненно важные органы. Лорен ничего не могла ему обещать, не в этот момент, когда их

жизни шатались, а сами они, как канатоходцы, висели на натянутых нитях над

неизвестностью. Лорен едва сдерживала безумное желание обхватить его лицо руками, прижаться губами к пересохшим губам, чтобы дать Даниэлю облегчение. Она спрятала всю

свою любовь в сундук и заперла, пообещав дать ей свободу и подарить ему, когда пройдёт

буря.

– Поправляйся, убей мужчину, каким ты стал.

Лорен попрощалась так, не отдавая предпочтение другим словам, уверенная, что

Даниэль понимает, насколько глубок её страх доверить ему своё будущее.

Из клиники Лорен вышла с легкостью на сердце, и чувством великого освобождения, которое дарило крылья, несмотря на усталость от долгого дня. Спасение Джо Кинга уже не

было её обязанностью, она вернула посылку отправителю. Скоро появится кто-то совсем

маленький, достойный и беззащитный, требовавший всей заботы и внимания. Тот, кто

однажды ответит на её любовь любовью и нежностью на её нежность.

Глава 28

Теперь, после полной отмены снотворных, непрерывный писк мониторов не давал ему

спать всю ночь. Даниэль не знал, что ему вводили в вены; каждые несколько часов

молчаливые и улыбающиеся медсёстры заменяли в капельницах флаконы, наполненные

всевозможными лекарствами. Он не мог ни пить, ни есть, и всё жизненно необходимое

вводилось внутривенно в таинственных и вызывающих тревогу коктейлях.

Движения Даниэля были ограничены, но некоторые из них считались обязательными, и за их выполнением следил физиотерапевт. Это была афроамериканка весом в полтора

центнера, которой (попроси она), Даниэль не смог бы отказать ни в чём, даже в поцелуе по-

французски. Мужчина словно находился в утробе матери. Накормлен, изолирован, в

безопасности. Без ответственности, лишённый своей воли и хаоса. В полной зависимости от

тех, кто решал за него.

В другое время подобная ситуация вызвала бы у Джей Кея свирепый инстинкт бунта, но сейчас он освобождался от необходимости заботиться о себе и мог позволить такую

роскошь, как не думать, не судить свои поступки, посмотреть на себя со стороны, как

сторонний наблюдатель событий, которые касались его. Он был болен и находил в этом

удовлетворение. Позволял ухаживать за собой, вытаскивать сантиметр за сантиметром из

ямы, которую вырыл собственными руками. Джей Кей повиновался, был послушным и

терпеливым, каким не был никогда.

Но исцеление… нет, это совсем другой вопрос. Никто не сможет его исцелить, если он

сам не начнёт активно сотрудничать. Исцеление включает в себя как тело, так и разум. Не

только полагаться, но и усердно трудиться, глядя в лицо призракам, скрывающимся за

многочисленными пристрастиями, которые его опустошали. Проблема Даниэля заключалась

не в выпивке, а в том, почему он пил. Не в наркотиках, а почему он постоянно к ним

прибегал.

Вопрос был не просто в привыкании организма, и Даниэль хорошо это понимал. Он

больше не мог убегать от своих глубочайших страхов, или надеяться обезболить их без риска

снова получить передозировку. Джей Кей – маньяк контроля – в реальности ничего не

контролировал. Достаточно одного глотка пива, чтобы вызвать злоупотребление; разочарования, чтобы бросить его в объятия стайки шлюх; неудачи, чтобы заставить

накачаться кокаином.

«Подавляющее большинство в мире снаружи даже не знают, что я существую. Те

немногие, кто восхищается мной в фильмах, когда покидают зал продолжают свою жизнь, позабыв обо мне. Я существую для них экранное время, пока шелестит журнал сплетен, несколько секунд рекламы. Потом они обо мне забывают. Лорен права – я никому не нужен.

Образ, метеор, сексуальный сон длиной в несколько мгновений. Затем я исчезаю из их

сознания, становлюсь прозрачным, пустым местом».

Чего он хотел на самом деле? Если бы он мог призвать джина из «Аладдина», какие

три желания просил бы исполнить? Искусство или успех? Обожающую толпу или

восхваление критиков? Вечную молодость или очарование зрелого возраста? Джей Кей не

умел решать, привык брать всё и ни от чего не отказываться. Всё казалось незаменимым

перед излучающей свет волшебной лампой, которую он представлял парящей в воздухе, провокационной и хитрой. Почему только три желания, чёрт возьми? Почему Джей Кей не

мог получить от жизни всё?

«Тогда лучше ничего», – сердито решил он, презрительным жестом отпихивая

джинна прочь. И почти сразу раскаялся, стал искать лампу повсюду в комнате и, не найдя, отчаялся, расстраиваясь до слёз.

– Прощение, прощение. Только одно, прошу тебя, одно желание. Для всего

остального мне не нужна твоя помощь, только для этого. Желаю Лорен. Хочу быть с ней всю

жизнь. Я сделал ей так больно, Боже мой!

Медсестра, которая пришла продолжить терапию, обнаружила Даниэля свернувшимся

калачиком на боку, дрожащим от непрерывных рыданий, которые он всё никак не мог унять.

Она вызвала дежурного врача и Джей Кею ввели успокоительное.

Шаги Бетт, какими лёгкими и изящными они бы ни были, эхом отдавались в тихих

коридорах клиники. Рядом с ней шёл врач и говорил тихо, но авторитетно и

профессионально, с проникнутым почтением тоном.

– Адвокат, ситуация меняется. Пациент находится вне опасности для жизни, но

высок риск рецидива, если в ближайшее время он не пройдёт специальную программу от

своих зависимостей. А наша клиника для этого не оборудована.

– Не могли бы вы рекомендовать мне надёжные места для возможного курса

реабилитации? Сейчас клиники размножаются, как грибы, трудно сориентироваться среди

множества предложений.

– Конечно, у нас есть связи с центрами с передовым опытом. Простите меня, если

настаиваю, но прежде всего, необходимо убедиться в полном сотрудничестве пациента. Чем

скорее он сделает это шаг, тем лучше. В идеале Джей Кей вообще не должен возвращаться в

своё окружение, которое вновь может привести к искушению. Особенно в такой деликатный

момент.

Бетт остановилась, вопросительно глядя на доктора.

– Вот… мы заметили, он впадает в серьезную депрессивную фазу. Такое было

предсказуемо, но поэтому не менее рискованно. Его состояние заставляет нас опасаться не

только возобновления злоупотреблений, но и какого-нибудь серьёзного акта саморазрушения.

Тем более это человек, простите меня, у которого нет прочной семьи и социальных связей, на

которые можно было бы опереться.

– Я поговорю с ним сегодня же. Но сначала мне нужно сделать важный звонок. Не

могли бы вы указать мне комнату, в которой я могу полчаса поговорить конфиденциально?

– Охотно уступлю вам свой кабинет. Сегодня утром я на отделении, и у меня нет

амбулаторного приёма. Я провожу вас, заодно оставлю координаты специализированных

структур для реабилитации.

– Бетт-Бетт, почему ты не позволила мне в то утро сыграть в ящик?

Она молча вошла в палату, думая, что Даниэль отдыхает. Но он не спал, хотя лежал с

закрытыми глазами. О присутствии Бетт он догадался по её обожаемому парфюму —

итальянскому аромату ручной работы, который доставляли из Рима, в хорошо защищённых

охлаждаемых контейнерах.

– Потому что у меня есть своя деонтология. Это стало бы неоказанием первой

помощи и потом, ты до сих пор должен мне слишком много денег.

– У адвокатов нет деонтологии.

– Когда дело доходит до их собственных гонораров, – она есть.

Даниэль сделал неопределенный жест рукой, как бы показывая, что опять всё

вращается вокруг денег.

– Врачи говорят, ты восстановился достаточно хорошо.

– Они тоже заботятся о своих гонорарах, думаешь ты единственная?

– Ты в состоянии говорить серьёзно или мне вернуться позже? Нам нужно обсудить

важные вещи…

– Не напрягай меня, у тебя на всё карт-бланш, я поддерживаю каждое твоё решение.

– Нет, Даниэль, ты не можешь делегировать мне всё. На этот раз ты должен взять