Текст книги "Чужие ветры. Копье черного принца"

Автор книги: Лев Прозоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава девятая

В жизни случаются события, редчайшие по своему характеру. Южный полюс ждал человека много веков, и вдруг за пятнадцать дней здесь побывали сразу двое: Амундсен и Скотт.

Много месяцев жила Алина в своей школе, как на островке, связанная с жизнью столицы республики лишь перепискою и телефонными звонками. Тишина казалась патриархальной, даже тракторы на учебных полях гудели словно вполголоса. И вдруг, на тебе! Целая серия чрезвычайных событий: убийство Эгле, суд над Белевичем, два письма из Руиенского района и в заключение – приезд майора госбезопасности.

…Алина бросила внимательный, изучающий взгляд на человека, сидящего перед ней. В душе своей она питала неприязнь ко всякого рода следствиям, допросам, протоколам, считая, что нормальная жизнь людей должна проходить без всего этого. Но человек, предъявивший документ майора госбезопасности, производил благоприятное впечатление. Невысокий, немного застенчивый. Однако голубые глаза смотрят решительно, небольшая рука лежит на столе крепко. И не застенчивость видна в его обращении, а спокойствие уверенного в себе человека.

– Что ж, – закончив беглое разглядывание нового знакомого, заключила Алина. – Раз к нам приехали, значит дело есть! А какое – расспрашивать не принято! Вот это письмо, – она наконец отдала Андрею письмо из Руиены, – внесло путаницу в дело, которое до сих пор казалось ясным… Убили человека, которого мы считали за Эгле, а жена его не признает… И разберись тут!

– Попробуем разобраться, – улыбнулся Андрей. Он еще находился во власти ощущения, которое всегда испытывал, знакомясь с новыми людьми. Как будто переходишь реку вброд, осторожно, шаг за шагом ощупывая дно: нет ли ямы или подводного ледяного ключа; не придется ли вместо очередного шага резко повернуть обратно, чтобы затем, так же ощупью, искать новые пути.

Говорят, что каждая профессия рождает свой взгляд на окружающее: парикмахер прежде всего обращает внимание на прическу собеседника, портной на костюм и т. д. Следуя этому правилу, Андрей должен был в каждом из своих новых знакомых видеть потенциального представителя одной из трех групп людей, с какими ему приходилось иметь дело по работе: потерпевшего, свидетеля или обвиняемого. (Правда, в делах, которые вел Андрей, «потерпевшим» оказывался целый участок большого государства, но, так или иначе, это всегда находило свое выражение через конкретных, живых – а порой и мертвых! – людей.)

К счастью, Андрей был далек от такого взгляда. Всегда был далек, а в эту минуту – в особенности! В эту минуту он видел энергичную молодую женщину, которая сразу располагала к себе.

Алина говорила с ним доверительно, а обстановка доверия всегда очень важна для следователя. Андрей слушал молча, раза два ободряюще кивнув головой.

С того самого дня, как в обиход человечества вошло слово «юстиция» (справедливость), должностные лица, занимающиеся поисками этой справедливости, разделились на две существенно отличающиеся одна от другой категории. Следователи первой категории решающим доказательством считают признание обвиняемым своей вины и действуют соответственно с этим. Непревзойденные образцы таких действий дала нам святейшая инквизиция (это латинское слово в русском переводе означает всего-навсего… «расследование»!).

Следователи второй категории главной своей задачей ставят отыскание доказательств вины, улик, которые неопровержимо бы изобличали преступника, вне всякой зависимости от того, пожелает ли он признаться или нет.

Но при всем различии методов обе группы родственны между собой. Это родство заключается в их отгороженности от остального мира непосвященных, в их замкнутости, в их кастовости. Мир инквизиторов был особым, таинственным миром, пробуждавшим в людях ужас; мир сыщиков Скотленд-Ярда, равно как и мир современного американского Федерального бюро расследования, возбуждает в обывателях страх и любопытство все той же таинственностью. И книжный герой, француз Огюст Дюпен, прототип другого книжного героя – Шерлока Холмса, и вполне реальный американец майор Чарлз Рассел, ведя расследование, никогда не доверяли простому народу, не посвящали его в свои планы.

С рождением советского строя появилась новая категория следователей, опирающихся на народ, работающих вместе с ним. К данной категории принадлежал и майор Александров.

– Белевич знает об этом письме? – мягко спросил Андрей.

– Нет.

– Он и не должен о нем узнать… Вообще, хочу вас предупредить, товарищ директор, простите, не знаю вашего имени…

– Алина Карловна.

– …хочу вас предупредить, Алина Карловна, что никто не должен знать даже и о том, кто я! Для всех остальных – я ревизор из министерства, приехавший проверять вашу работу.

– Понятно, понятно, – заулыбалась Алина. Это начинало походить на занимательную игру. Вполне понятное ощущение, если принять во внимание, что Алина впервые в жизни оказалась в подобном положении.

– Я поживу у вас некоторое время… Комната для меня найдется?

– Хоть две!

«Ревизор из министерства» приступил к работе на следующий день. Вечер у Андрея ушел на то, чтобы съездить в районный центр и оттуда позвонить полковнику Зутису, как было условлено.

Ревизию решили начать с бухгалтерии. Это давало Андрею возможность сразу познакомиться с Белевичем. Алина представила ревизора счетоводу. Пока она разговаривала с Белевичем, Андрей украдкой изучал его. Внешность счетовода ничем не была примечательной. Гладко зачесанные назад длинные светлые волосы, смазанные бриолином; светлые глаза, прямой нос, полуоткрытый, нерешительный рот и маленький мягкий подбородок. И все это – в сочетании с крупным, ладно скроенным телом. Странное сочетание!

«Если б меня спросили, к чему он питает страсть, – я бы затруднился ответить», – подумал Андрей. Часто внешность человека свидетельствует о многом. Сейчас она не говорила ничего.

Манерами Витольд слегка смахивал на официанта: застывшая улыбка на лице, спина, постоянно согнутая в полупоклоне, руки, почтительно опущенные вниз. Комната, в которой работал Белевич, была обставлена, видимо, во вкусе хозяина. Вплотную к окну боком придвинут канцелярский шкаф, – первое, что освещал луч солнца в этой комнате, были пестреющие за стеклом шкафа корешки скоросшивателей. Тяжелый стол мореного дуба, оставшийся, видимо, с помещичьих времен, маленькая вешалка на стене напротив, два стула: один – хозяйский, с подушечкой; и – больше ничего.

Полдня Андрей, сидя напротив Белевича, добросовестно перелистывал папки, читал финансовые отчеты, очень мало понимая в них, что, впрочем, было вполне естественно для новоиспеченного «ревизора». Временами он делал записи в блокноте. Белевич, следивший внимательно за каждым движением начальства, испуганно вскидывал голову:

– Что-нибудь не так?

– Нет, нет, все в порядке! – успокаивал Андрей, усмехаясь в душе. Если б счетовод видел, какого рода «записи» делал в своем блокноте ревизор, он решил бы, что министерство прислало сумасшедшего.

Изредка, отложив очередную папку в сторону, Андрей вставал и принимался ходить по комнате, дымя сигаретой. В такие минуты он делал попытки завязать с Белевичем разговор на посторонние темы, но безуспешно. Счетовод отделывался короткими замечаниями.

«А директор – симпатичная женщина, – вдруг неизвестно почему подумал Андрей. – Глаза у нее хорошие…»

За окошком было солнечно и сине. Временами хотелось прекратить всю эту игру, выбежать из комнаты на мягкую лужайку и помчаться вон туда, к высоким камышам, что зеленели на горизонте. Но отрываться было нельзя.

Перед обеденным перерывом в комнату степенно вошла Илга. Увидев постороннего, бросила в его сторону настороженный взгляд. Потом приблизилась к Белевичу, зашептала ему что-то на ухо. Андрей тем временем рассматривал вошедшую, изучая ее. «Упрямый профиль – упрямый характер! Если такая на что-нибудь решится – беда тому, кто встанет на ее пути».

Белевичу было неловко шептаться в присутствии ревизора. Он мягко отстранил Илгу и сказал, обращаясь к Андрею:

– Наша преподавательница агрономии Илга Малыня.

– Очень приятно! – Андрей шагнул навстречу. Вежливо пожал протянутую руку. Она была довольно большой, но мягкой, нежной.

– Этот товарищ из министерства, ревизор, – пояснил Белевич, видя, что Андрей не спешит называть себя.

– Очень хорошо, – в свою очередь ответила Илга приятным грудным голосом. – Но сейчас обеденный перерыв, и всем надо идти обедать… даже ревизору, – добавила она, улыбаясь одними губами. – Мы с Витольдом обедаем дома, если хотите, прошу к нам!

– Нет, спасибо!

Андрей едва удержался от соблазна принять приглашение. Если Илга тоже является участницей всей этой запутанной истории, – надо знакомиться с ней особо. Практика разведчика подсказывала, что если мужчины в ряде случаев бывают умнее женщин, то женщины всегда оказываются эмоциональнее. А эмоциональный человек смутно чувствует то, о чем не догадывается разум.

Андрей пошел обедать в курсантскую столовую. Она находилась на первом этаже. Во всю длину высокого светлого зала стояли узкие покрытые льняными скатертями столы. За окнами виднелось все то же озеро, все та же зеленеющая на горизонте полоска камышей. Она начинала надоедать. Чтобы не видеть всего этого, Андрей сел спиной к окну. За столами было шумно. Попав в общество говорливых и веселых полеводческих бригадиров, механиков и животноводов, Андрей невольно залюбовался ими. Справа сидел широкоплечий низенький крепыш в черном комбинезоне. Ловко управляясь с едой, он ухитрялся при этом ежеминутно отпускать шуточки, и сидящие вокруг покатывались со смеху. Молодежь была занята собой, учебой и, в данную минуту, обедом. Ни о чем другом она, казалось, не думала.

«Смеются и не подозревают, – размышлял Андрей, – что где-то здесь, с ними рядом, возможно, находится враг. Он пришел из чужого мира, чтобы вредить, мешать им строить счастье, мешать наслаждаться жизнью… Если б только они об этом знали!»

Но от кого их оберегать? Где он, этот враг?..

После обеда Белевич стал словоохотливее. Видно, Илга посоветовала быть с ревизором полюбезнее… Еще придерется к чему-нибудь – с работы выгонят…

– Красиво здесь у вас, – заметил Андрей, кивнув на окно, за которым виднелось озеро. – Красиво, а скучно, наверно?

– Мы привыкли, – степенно ответил Белевич.

– Хотя здесь есть где отдохнуть, – продолжал Андрей с невинным видом. – Рыбалка хорошая… Охота…

Белевич насупился. Заскрипел пером по бумаге.

– Кому охота, а кому…

– Что «кому»? – Андрей сделал вид, что не понял, о чем говорит Белевич. Тот насторожился.

– А вы разве ничего не слышали?

– Ровным счетом ничего… Я здесь впервые. Раньше у меня была другая зона.

– Что ж, тогда знайте, – невесело усмехнулся счетовод, отрываясь от письма и устремляя на Андрея голубые выцветшие глаза. – Я тоже был любителем… Недавно пошел с товарищем на охоту да и застрелил его.

– Своего товарища?

– Да. Пять лет условно дали. Но не в этом дело. Совесть меня мучает. Друга убил. Понимаете, – друга!..

– Понимаю, – задумчиво протянул Андрей. Наступило неловкое молчание. Первым заговорил Андрей.

– Но сделанного, как говорится, назад не воротишь… А я ведь тоже охотник-любитель… И если у вас осталось ружьишко, я его на денек позаимствую… Не возражаете?

– Нет, отчего же! Хоть сегодня.

После этого Белевич окончательно умолк. Разговор больше не клеился. Да и о чем говорить? О вещах посторонних? Это было бы бестактным по отношению к человеку, который, предполагалось, тяжело переживал свою трагедию. Расспрашивать о подробностях убийства? Это могло навести счетовода на подозрения. Андрей нашел выход.

– Я что-то устал, – сказал он, откладывая в сторону папки с делами. – Времени у меня впереди достаточно, на сегодня хватит! Пойду побродить по вашим местам.

Сразу же у выхода Андрей встретил Алину. Она разговаривала с пожилым мужчиной в застиранном синем халате. Судя по характеру разговора, мужчина был кладовщиком. Глядя на ее свежее, загорелое лицо, повернутое вполоборота, слушая четкие распоряжения, произнесенные к тому же звонким молодым голосом, Андрей еще раз поймал себя на том, что эта девушка ему нравится. Алина, вдруг оборвав на полуслове фразу, обращенную к кладовщику, повернулась к Андрею. Ясные ее глаза скользнули по его лицу испытующе, словно изучая. Андрей подошел ближе.

– Я хочу с вами поговорить, Алина Карловна.

– Сейчас. Идите, Путнынь, и не забудьте, что я вам сказала.

Отпустив кладовщика, Алина потихоньку пошла в сторону от школы. Андрей двинулся за ней.

– Где находятся вещи убитого Эгле? – спросил он, догоняя свою спутницу.

– Мы их отослали жене.

– А кто теперь живет в его комнате?

– Новый механик.

– В каких он отношениях с Белевичем?

– В самых официальных. Белевич принимает от него документы на израсходованный бензин, масло…

– Понятно… А где эта комната?

– Вон в той пристройке, – показала кивком Алина в направлении группы деревянных домиков, примыкающих к правому крылу главного здания.

Начинало темнеть. В окнах кое-где уже вспыхнули огоньки. Андрей огляделся по сторонам. Поблизости никого не было.

– Зайдем к механику сейчас. Предупредите его, что я завтра начну ревизию автохозяйства школы.

В добром и, по существу, мягком характере Алины была одна черта, благодаря которой ее владелица, несмотря на молодость лет, оказалась на руководящей хозяйственной работе. Черту эту правильней было бы назвать «административной жилкой», а еще правильней, хотя и несколько пышнее, – «талантом организатора». Алина видела дальше и глубже, нежели девушки ее лет, умела разбираться в людях, умела подчинить их себе. В компании как-то так получалось, что ее слово всегда было решающим, всегда к нему прислушивались. И не только подруги, но и многие друзья.

А теперь Алина с удивлением почувствовала, что инициативу в разговоре как-то незаметно захватил этот маленький майор в кремовом летнем пыльнике. Это было для нее и странно и вместе с тем нисколько не сердило. Она непрочь была бы поболтать с ним на другие, менее деловые темы.

Но сейчас, не отвечая на просьбу Андрея, Алина свернула к пристройкам. Андрей тоже. Вскоре они подошли к одной из них. В окне у нового механика горел свет. Алина постучалась, открыла незапертую дверь и вошла первой, жестом пригласив Андрея.

В маленькой и низенькой комнатке пахло гаражом. Обстановка была очень скромной, если не сказать больше. Сам хозяин, пожилой, небритый и сумрачный, только что снял рабочий комбинезон и собирался повесить его на гвоздь в углу, когда в комнату вошли гости.

– Добрый вечер, товарищ Заринь, – поздоровалась Алина. Механик спокойно посмотрел на вошедших и, отвернувшись, чтобы нащупать гвоздь, равнодушно ответил:

– Здравствуйте… Бензин кончается, товарищ директор… Надо бы завтра на базу съездить.

– Съездим, съездим, – проговорила Алина. – А пока познакомьтесь… Этот товарищ – ревизор из министерства. Завтра он хочет заняться проверкой нашего автохозяйства. Мы зашли предупредить.

– Пожалуйста, – уже любезнее продолжал механик. – Хозяйство в полном порядке. Вы же знаете, что когда я принимал дела после покойного, мы составили тщательную опись.

– Вы, я вижу, во всех отношениях стали наследником Эгле, – шутливо заметил Андрей. – Даже не побоялись поселиться в его комнате.

– А чего бояться! Комната как комната… Привидение по ночам не беспокоит, – с легкой улыбкой ответил механик.

Андрей заметил, что первое впечатление об этом человеке оказалось обманчивым. Он, видимо, просто устал после работы.

– Кстати, товарищ директор, – продолжал механик, – у меня тут осталась одна вещичка после Эгле…

Андрей сразу насторожился. «Какая вещичка? Почему она не сдана вместе со всем остальным имуществом убитого?»

– Что за вещичка? – спросила Алина.

– Да так, пустяшная… Вот она, – продолжал механик, отодвигая ящик маленького, крашеного белой масляной краской стола и доставая оттуда какой-то предмет, завернутый в промасленные тетрадные листы. Развернул бумагу и протянул Алине бесформенный кусок металла. Та не сразу поняла, что это такое. Отодвинулась. Андрей потянулся вперед.

– Это дистанционная трубка от шрапнельного снаряда, – пояснил механик. – Шоферы мне рассказывали, что он хранил этот осколок как амулет. Говорил, что бережет его со времен сталинградских боев. Их рота ночью шла через Волгу, немцы заметили, обстреляли. Эта трубка упала в снег, едва не задев голову Эгле. Он подобрал на счастье и хранил… до самой своей смерти.

Андрей взял трубку и принялся рассматривать ее. Он ждал другого. Кусок металла!.. В этом не было ничего интересного.

– Любопытно, – равнодушно произнес Андрей. – Выходит, что Эгле был участником Сталинградской эпопеи?

– Да, – подтвердил механик.

– Медаль имел за Сталинград, – сказала Алина.

Андрей вздохнул.

– Жалко… Значит, хороший был человек и так глупо погиб… Я советую взять этот осколок, Алина Карловна… Положите его себе на стол в память об убитом.

– Не забудьте про бензин, – напомнил механик, когда гости, попрощавшись, повернулись к выходу.

На дворе Андрей сказал:

– Дайте мне этот осколок на сегодняшнюю ночь. Меня интересует все, что так или иначе связано с Эгле.

– Пожалуйста.

– А теперь – покажите мои аппартаменты!

– Идемте.

Придя в отведенную ему комнату для приезжающих и оставшись один, Андрей разделся, набросил на себя халат, надел домашние туфли (все это он предусмотрительно захватил из дому) и сел к столу. Зажег настольную лампу, обернул абажур газетой так, чтобы свет падал на ограниченный участок стола, и принялся миллиметр за миллиметром изучать амулет убитого Эгле. Весь мир вокруг погрузился в такую тишину, что у Андрея временами звенело в ушах. Из углов комнаты к столу подступала тьма. За окном лежала серая летняя приморская ночь.

Предмет, который Андрей держал в руках, был дистанционной трубкой, иными словами головкой 81-миллиметрового немецкого шрапнельного снаряда. Головка была совершенно целой, лишь резьба в нижней части кое-где сорвана. Нижнее колечко с делениями, против которых стояли дистанционные цифры, вращалось совершенно свободно. Не найдя в осколке ничего интересного, Андрей взял промасленные тетрадные листы, служившие оберткой для этого осколка. Листов было три; каждый сверху донизу покрыт столбиками цифр, написанных химическим карандашом. Цифры были расположены колонками, но, наверное, не для арифметического действия, потому что никаких результатов сложения, деления или умножения видно не было. Андрей предположил, что это могло быть шифром, и стал вместо цифр подставлять буквы. Получалась бессмыслица. Побившись так часа два, Андрей бросил бесполезное занятие, снял халат и лег в постель.

Любимым его занятием в свободные вечера было чтение. Любимейшей из книг – «Война и мир».

Собираясь в командировку в школу, где, по выражению полковника Зутиса, надо было «подышать местным воздухом», Андрей не забыл положить в чемодан и толстую книжку, напечатанную мелким, убористым шрифтом. Книжка была прочитана много раз, отдельные места романа Андрей знал наизусть, сцену бегства Наташи Ростовой из дому он мог бы продекламировать полностью.

Взяв роман, Андрей собрался было открыть его наугад, чтобы начать чтение с любого места, но в это время опять скользнул взглядом по железному осколку, лежащему на столе. Снова восстановил в памяти весь ход событий после провала операции «Земляк».

…С «Гелиополиса» бежал человек… В этот же вечер свидетель Щипсна встретил в городе своего знакомца по Любеку… Визит Струпса кончился неудачей, потому что больше он в дом не приходил… Выехавший из дома жилец – Витольд Белевич… На охоте этот самый Белевич случайно убивает механика Ивара Эгле… Но Эгле, по утверждению его жены, – вовсе не Эгле! Уж не Струпс ли он в действительности?

Вряд ли! Если шпион приехал к нам, то уж, конечно, не за тем, чтобы с неким Белевичем охотиться за кабанами. И при чем тогда второй убитый – Петер Брувелис?

Но все же один факт – несомненен: жена Ивара Эгле не признала в убитом своего мужа! Поэтому каждый предмет, каждая вещь, связанные с человеком, который называл себя Иваром Эгле, должны быть очень внимательно изучены. «Завтра еще раз займусь этим осколком снаряда, обязательно займусь», – подумал Андрей, засыпая.

Долго ворочалась в своей постели и Алина. Без всяких видимых причин она вдруг рассердилась на свою жизнь. «Люди в городе каждый день ходят в театр, влюбляются, мечтают… А тут торчишь в глуши, не то что влюбиться, словом перекинуться не с кем! Все мечты – о бензине да о запчастях! А теперь майор из Управления госбезопасности приехал в дополнение ко всему прочему. Ходи с ним, путешествуй, разъясняй, что и как! Словно других дел у меня нет!»

Однако во сне Алина улыбалась.

Неизвестно, как спал в эту ночь Витольд Белевич, но с утра он, как всегда, благоговейно щелкал костяшками счетов; прилизанные волосы распространяли вокруг запах бриолина.

Первую половину дня Андрей провел в гараже, как вчера обещал механику. После обеда пришел к Белевичу в контору и попросил дать ружье. Белевич с удивительной для его комплекции подвижностью сбегал домой, мигом принес ружье и боеприпасы. Спросил с интересом:

– Вечерком хотите сходить?

– Не знаю, – лениво ответил Андрей. – Может быть, завтра утром. А если я дня три подержу у себя ружье, вы не рассердитесь? Стоимость зарядов я, конечно, возмещу.

– Держите хоть неделю, – засуетился Белевич. – Заряды – мелочь. А вы, как видно, не скоро собираетесь нас покинуть? – добавил он, заговорщицки улыбаясь. Новый характер их отношений давал, по мнению Витольда, право на такую улыбку и на такой вопрос.

– Куда мне торопиться! – отшутился Андрей. – Две ревизии в месяц… Времени впереди – хоть отбавляй! А у вас мне нравится.

– И сколько, простите, вам платят?

– Полторы! – назвал Андрей первую попавшуюся цифру. Белевич взглянул на ревизора с уважением малооплачиваемого служащего.

– Ну, за такие деньги можно и поохотиться! Ни пуха вам, ни пера!

Приезд нового человека, даже ревизора из министерства, не мог, естественно, нарушить деловой жизненный ритм большой школьной семьи. Занятия продолжали идти своим чередом, хозяйственные дела по-прежнему требовали неотложного разрешения.

Алина на весь день уехала в один из колхозов. Андрей отнес ружье Белевича в свою комнату. Послеобеденное время целиком посвятил осмотру школьных участков и служб. Полковник Зутис однажды сказал Андрею: – Нам с тобой надо хорошо знать каждый маленький участок, который в данную минуту поручен нашим заботам, надо суметь полюбить его… Просто, по-человечески. Если любишь и хорошо знаешь порученную твоей охране область, взгляд становится острее, рука тверже, сердце безжалостней к врагу… Помню, мы захватили диверсанта, который пытался взорвать крупный железнодорожный мост. Я знал, что мост очень важен стратегически, но когда дня через два побывал на этом мосту и осмотрел его, то открыл нечто совершенно новое. Это было прекрасное сооружение из металлa которое само по себе могло служить предметом восхищения. И задержанный диверсант, поднявший руку на такое сооружение, стал для меня в несколько раз отвратительнее.

Теперь, слушая объяснения заведующих фермами, доярок, механизаторов, садоводов, которые очень охотно рассказывали о своей работе, Андрей постепенно проникался уважением и любовью к труду этих скромных людей. Они с увлечением делились своими планами, нисколько не сомневаясь в том, что труд их находится под надежной защитой. Андрей слушал и вспоминал слова полковника.

Так прошел день.

За ужином в столовой встала высокая худая девица в очках, с каким-то сердитым выражением лица. Громко, на весь зал, она объявила:

– Товарищи курсанты, не забудьте, что сегодня лекция! Комсомольцам явка обязательна. Наша третья группа «А» взяла соцобязательство явиться в полном составе.

– Что за лекция? – спросил один из ужинавших.

– «Бдительность – наше оружие!» – сердито ответила девушка.

– А танцы будут? – не унимался любопытный.

Девица посмотрела на него уничтожающе и села, не удостоив ответом.

…Несмотря на то что явка была обязательной, молодежи на лекцию пришло немного. В большом, достаточно хорошо освещенном актовом зале на скамьях виднелись редкие островки зрителей.

Слева разместилась группа, явившаяся «в порядке выполнения соцобязательства», правее торчали затылки отдельных курсантов. Во втором ряду Андрей заметил Белевича. Рядом с ним сидел кладовщик Путнынь. Пользуясь отсутствием директора, он слегка выпил и поэтому весьма оживленно объяснял что-то своему соседу. Благообразный Белевич изредка солидно кивал головой в знак согласия. Андрей сел за ними так, чтобы иметь возможность незаметно наблюдать.

Докладчицей оказалась та самая не в меру серьезная девушка в очках, которая объявляла о лекции. Выйдя на сцену, она разложила на маленьком столике свои конспекты и принялась скучно и нудно пересказывать содержание широкоизвестных брошюр о бдительности, изредка бросая поверх очков сердитые взгляды на аудиторию.

Говорила она долго. И хотя Андрей хорошо понимал язык, на котором выступала докладчица, он и не представлял себе, что этот язык можно засорить таким обилием варваризмов.

Временами Андрей посматривал на Белевича. Путнынь, который все время вертелся, наверное рассказывал своему соседу что-то смешное, потому что счетовод улыбался.

Исчерпав записи, докладчица в заключение добавила несколько фраз от себя. Она сказала, что школа находится невдалеке от государственной границы СССР, и поэтому призвала курсантов быть «взаимно бдительными».

Услышав этот неожиданный призыв, Белевич громко прошептал соседу:

– Вот так ляпнула! – Обернулся, ища сочувственных взглядов, встретился глазами с Андреем, широко улыбнулся, показав ровные белые зубы.

Андрей тоже не смог удержаться от улыбки. «Действительно, додумалась!..»

– А сейчас будут танцы, – все так же сердито закончила девушка в очках, захлопнув тетрадку с конспектами.

На танцы Андрей не остался. Он пошел к себе, слегка огорченный, что такая важная тема, как бдительность, была так легкомысленно подана и окончательно скомпрометирована заключительным призывом докладчицы. «Дали бы мне выступить!..» Сам улыбнулся своей мысли. «Нет, для меня это не штука!.. Надо, чтобы эта же девушка научилась правильно представлять – что такое бдительность и почему ее называют нашим оружием!» Андрей решил, если его поездка окажется плодотворной, впоследствии подготовить лекцию для сегодняшней докладчицы, на местном материале.

Но будет ли плодотворной его поездка? Второй день не принес ничего нового. «Так можно и месяц тут проторчать. Надо что-то придумать! Но что?»

Придумывать было нечего. Андрей лег в постель и раскрыл «Войну и мир». Принялся читать вслух. «Увидел бы меня сейчас полковник Зутис!» Чтение вслух помогало Андрею отогнать от себя неприятные мысли и, кроме того, давало возможность по-новому насладиться музыкой толстовской речи.

«С того дня, – читал Андрей, – как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что-то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему». Андрей перевернул страницу и вскоре дошел до того места, где Пьер Безухов, вспоминая Апокалипсис и приводимую там цифру 666, путем замены букв азбуки цифрами приходит к выводу, что император Наполеон и есть тот самый апокалиптический зверь, о котором сообщалось с таким ужасом. Дальше читать – стало труднее – в каждой строке попадались цифры. Андрей отложил книгу и задумался. «Пьер Безухов сумел заменить буквы цифрами так, что получилось неожиданное… А что, если эту дистанционную трубку, на которой тоже есть какие-то цифры, хорошенько рассмотреть и повертеть – вдруг и она расскажет о каком-нибудь заморском чудовище!»

Не вставая с кровати, Андрей протянул руку, взял со стола тяжелый осколок. «Сначала попробуем разобраться в цифрах». Их было три: девятнадцать, тройка и десятка. Пространство между ними заполняли вертикальные деления. Андрей попытался отвинтить верхнюю часть трубки. Почувствовал, что она отвинчивается. В этом еще не было ничего удивительного – так устроены все дистанционные трубки. Отвернул головку, увидел отштампованные по нижней стороне среза латинские буквы «OKW». Опять – ничего удивительного. Это были первые буквы немецкой фразы «Оберкомандо Вермахт» – «Верховное Командование Вооруженными Силами». Такие буквы разведчик Александров в дни войны видел на самых различных предметах, имеющих хотя бы отдаленное отношение к гитлеровской армии: на грузовиках, пишущих машинках и даже – в виде водяных знаков – на копировальной бумаге. Андрей обратил внимание на то, что от каждой буквы к ребру головки была прочерчена царапина, заметная сбоку и тогда, когда головка была привинчена к остальной части трубки. Андрей пытался строить разные комбинации, подгоняя то ту, то другую букву поочередно к одной из цифр, но ничего из этого не получалось.

Тогда, отложив осколок, он взял один из тетрадочных листов. Цифры были написаны без всякой системы. Первые четыре строчки, если читать сверху, выглядели так:

3403502200

200170190240900

1603502802801300

1706023090100

Что это означало? Количество израсходованных литров бензина? Проверки спидометра? Вряд ли. Бросалось в глаза большое количество нулей. А вдруг это не случайно? Андрей попробовал отбросить нули. Получилось 343522.

Освобожденная от нулей строка стала короче, но, увы, не яснее. Андрей сложил цифры. Но что было делать с суммой? Этого он не знал. А вдруг это действительно какая-то рабочая запись механика, а он сидит и ломает попусту голову? Пусть так, но это опять-таки единственный предмет, оставшийся от загадочного Эгле! Андрей снова – в который раз! – взял обломок снаряда. Отвинтил головку и обратил внимание на то, что вертикальный стержень, входивший в отверстие нижней части, был конусообразно заострен. Зачем бы это? Андрей заглянул в отверстие, повернул нижнюю часть осколка, слегка постучал ею о стол. Из отверстия выпала миниатюрная металлическая ампула. Нижняя ее сторона была глухой, а верхняя прикрыта тонким лепестком станиоля. Будь ампула раз в пять побольше, она бы напоминала запал от ручной гранаты. А что, если это и в самом деле запал? Тогда конусообразное окончание верхнего стерженька – не что иное, как боек. Но почему, даже плотно привинченный, он не доставал до запала? Еще раз осмотрев нижнюю половину осколка, Андрей увидел, что на нем лежит кольцеобразная прокладка толщиной примерно около двух миллиметров. Андрей снял прокладку, отковырнув ее ногтем. Вот если теперь свинтить обе половинки – боек обязательно прорвет станиолевый лепесток и коснется взрывчатого вещества, если, конечно, оно есть в ампуле.