Текст книги "Чужие ветры. Копье черного принца"

Автор книги: Лев Прозоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

И еще немало было здесь интересных мест. Если бы Генка узнал, что иностранец ездил в Кокнесе, то сказал бы, что заграничный гость – не дурак, знает, куда ездить!

А иностранец был, видимо, очень доволен результатами своей поездки. Проводив недоуменным взглядом удиравшего Рыжего, он вошел в свою комнату, напевая заграничную песенку.

Этот странный жилец, очевидно, привык к тому, что в его комнате царил постоянный беспорядок, и поэтому, оглядевшись, поморщился, заметив, что тетя Поля без него тут все тщательно прибрала.

Только на столе по-прежнему высилась девственная груда исторических предметов.

На самом верху лежал раскрытый ящичек – футляр от наконечника, впопыхах брошенный Таней.

Иностранец приблизился к столу, увидел пустой футляр, взял его в руки и принялся задумчиво рассматривать. Потом наконец до иностранца дошло, что футляр пуст. Тут этот спокойный человек начал бурчать и фыркать, точь-в-точь как закипающий чайник, – все громче и громче. Наконец выругался по-английски и стукнул футляром по столу.

Только он успел отшвырнуть футляр, как дверь в номер приоткрылась и в щелку просунулось толстое лицо Рыжего. Иностранец повернулся к двери. Увидев, что его заметили, Рыжий заискивающе улыбнулся. Он ждал, что иностранец пригласит войти, и надувал щеки, стараясь казаться посимпатичней. А иностранец тем временем размышлял. В мозгу его мелькнуло подозрение.

«Этого мальчика я застал у дверей своей комнаты. А что, если он уже успел побывать в ней до того, как я его увидел?»

По мере того как иностранец продолжал разглядывать Витьку, первое неясное подозрение почти перешло в уверенность: наконечник был похищен именно этим толстым мальчуганом. Оставалось выяснить, с какой целью он это сделал и куда за такой короткий срок успел спрятать похищенный предмет.

Чтобы не спугнуть похитителя, иностранец тоже изобразил на своем лице улыбку и принялся манить Витьку пальцем.

– Мальшик… come… in… come… in…

Витька незамедлительно клюнул на эту удочку. Он, собственно, пришел за тем, чтобы познакомиться, и обрадовался, увидев, что иностранец такой симпатяга.

Рыжий гость вошел в комнату. Иностранец продолжал манить его, а сам понемногу пятился, обходя вокруг стола, пока не оказался у двери. Когда путь к бегству был отрезан, иностранец шагнул вперед, взял со стола футляр, раскрыл его и, тыча внутрь пальцем, спросил:

– Это… ты?

– Что я? – не понял Рыжий.

– Ты был сьюда? – продолжал допрашивать иностранец, по-прежнему тыча пальцем в пустой футляр.

– Куда «сюда»?

– Ходить сьюда?

– Ничего я не «ходить»! – начал возмущаться Рыжий, подозревая что-то неладное. – Я только сейчас пришел.

– Это ты цап-цап! – наконец не выдержав, гневно вскричал иностранец.

Так вот оно что! Вместо того, чтобы спросить по-хорошему, а потом, возможно, и поблагодарить за проявленную бдительность, этот тип еще подозревает его в чем-то. Такого оскорбления Рыжий уже вынести не смог. Забыв о всякой осторожности, он гордо шагнул вперед и сказал:

– Это вы бросьте! Насчет «цап-цап» я не занимаюсь. Понятно?

Но иностранец ничего не хотел понимать. Он бросился к Рыжему, схватил его за ворот и завопил:

– Украдал!

Только тут, ощутив прикосновение чужой сильной руки и услышав страшное обвинение, выраженное в достаточно ясной форме, бедный Рыжий уразумел, что произошла большая беда. Теперь не он, а его враги Генка и Янка будут потешаться над ним, когда узнают обо всем. А они наверняка узнают, потому что этот сумасшедший, у которого такие жесткие пальцы, позовет на помощь милицию, милиция сообщит в школу, и тогда доказывай, объясняй, зачем ты пришел в гостиницу.

Рыжий почти никогда не плакал, но тут на его глазах показались слезы.

– Дяденька, вы поймите… Я ничего не воровал, – плача, лепетал Рыжий, надеясь, что его все-таки поймут. – Я пришел предупредить насчет наконечника, который был в музее… Понимаете, не у вас, а в музее. – Рыжий почувствовал, что совершенно запутался, но иностранец при слове «музей» вдруг насторожился и даже слегка отпустил Витькин воротник.

– Museum?..

– Да, да, музи́м, – обрадованно закивал головой Рыжий.

Однако, после короткого размышления, иностранец потащил испуганного Рыжего в коридор, так и не выпустив из рук.

Таня и ее друзья ничего не подозревали о драме, которая разыгралась в гостинице. В тот самый день, когда Витька Тарасюк отправился в роковой для него поход, они, с трудом дождавшись конца занятий, помчались в музей.

Больше всех ликовал Янка. Справедливость восстановлена. Похищенный наконечник найден. Теперь осталось только водрузить его на место.

В музее Таню предстояло провести мимо Симгая. Этого Янка не особенно боялся. В крайнем случае, если Симгай не пустит, можно позвать Сергея Петровича, рассказать ему обо всем и показать возвращенную историческую ценность. Тогда не только пустят, а еще и спасибо скажут.

Но Симгай не задержал ребят. Он лишь спросил, кивнув на их худенькую спутницу:

– Это тоже юный историк?

– Да, – ответил Янка.

Генка неожиданно уточнил:

– Она работает в области нумизматики.

Когда шли по коридору, Янка поинтересовался:

– К чему это ты приплел математику?

– Серый ты человек, – наставительно сказал Генка. – Не математику, а нумизматику. Это такая наука о древних монетах и медалях…

– А ты думаешь, Симгай что-нибудь понял? – не унимался Янка.

Но Таня примиряюще положила ему руку на плечо. Она совсем не протестовала против такого научного звания, и они пошли дальше.

Таня попала в Исторический музей впервые. Она вертела головой в разные стороны, пыталась остановиться возле некоторых экспонатов, хотела разглядеть их внимательно. Но Генка и Янка широкими шагами преодолевали пространство, и она вприпрыжку семенила за ними, чтобы не отстать.

Но вот они подошли к залу, при входе в который стояла Янкина мама. Та с некоторым удивлением взглянула на девочку.

– Это Таня, – не смутившись, пояснил Янка. – Из нашего класса. Мы с Генкой встретили ее совершенно случайно. Оказывается, она до безумия любит музеи. Пришлось пригласить…

Мама посмотрела на Янку. «Ой, братец, врешь ты что-то», – говорили смеющиеся мамины глаза. Однако мама и не подозревала, зачем явилась сюда эта компания, выдававшая себя за любителей старины.

Генка сразу потянул всех в дальний угол зала. Там, в нише, висело знаменитое копье. Возле него стоял знакомый латник, которого Таня слегка испугалась, подумав, что он живой.

– Видишь, пусто! – показывая на верхнюю часть длинной серой палки, шепнул Янка Тане.

– Ничего, сейчас все будет в порядке, – так же шепотом успокоил Генка, вытащил наконечник и, приподнявшись на цыпочки, стал надевать его на копье.

Это был очень торжественный момент. Слабоосвещенный угол зала, поблескивающая фигура древнего латника и тишина, нарушаемая легким сопением Генки, который никак не мог дотянуться до верхушки копья.

– Ну что ты стоишь, как мумия! – не вытерпев, рявкнул Генка на друга. – Помоги-ка лучше, нагнись…

Подчиняясь властному приказанию, Янка безропотно встал на четвереньки. Генка взобрался на него, одной рукой опираясь на Танино плечо, а в другой держа наконечник.

– Так… Теперь все! – через несколько секунд удовлетворенно сказал Генка и спрыгнул на пол.

Наконечник наделся довольно свободно. Копье моментально приобрело боевой вид, хоть сейчас протыкай кого хочешь.

Янка выпрямился, отошел на два шага в сторонку, вздохнул с облегчением и удовлетворенно прищурился.

– Как в аптеке!

– Жаль, что потомки не узнают о нашем подвиге, – проговорил, обращаясь к Тане, Генка. – Но не беда. Мы трудимся не для славы.

Таня скромно опустила глаза. В душе она была совсем не против славы.

– Теперь давайте осмотрим выставку, – предложила она.

Генка согласился охотно, чего нельзя было сказать о Янке. После того как наконечник был водружен на место, его интерес к рыцарским временам начал остывать.

Они двинулись вдоль стен зала. Генка, как экскурсовод, – впереди, Таня – за ним, а Янка замыкал шествие и все время отставал.

– Вот из таких ковшей пили рыцари в эпоху Ричарда Львиное Сердце, – остановившись у одного экспоната, сказал Генка с такой гордостью, как будто сам был одним из тех рыцарей.

– Ой, какой большой! – удивилась Таня. – Сюда целый литр войдет.

– Два четыреста, – мрачно уточнил подошедший Янка.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросил экскурсовод. Он не любил, когда его перебивали.

– В прошлом году сам стаканами мерил, – ответил Янка.

Генка торопливо повел экскурсию дальше, задержался у высокого, застекленного с трех сторон шкафа, в котором висело длинное парчовое платье, отделанное жемчугом, и сказал:

– А вот такие платья носили невесты и жены рыцарей.

– Прекрасное платье, только оно ужасно большое.

– Та, кому оно принадлежало, была ростом около двух метров, – снова ввязался Янка.

– Тоже мерил? – съязвил Генка.

– Нет, мне Сергей Петрович рассказывал, – спокойно ответил Янка.

Так, передвигаясь от экспоната к экспонату, с Генкиными объяснениями и Янкиными неожиданными добавлениями, они вскоре обошли весь зал и снова очутились возле Янкиной мамы. Она хотела было расспросить Таню о чем-то, но Янка запротестовал:

– Мама, нам некогда, мы торопимся!

Куда они торопятся, кроме самого Янки, никто не знал. Таня явно не торопилась, ей в музее очень понравилось. И совсем здесь не скучно, как думают некоторые девчата… Даже модницам тут есть на что посмотреть. Разве неинтересно, например, своими глазами увидеть платья, которые носили наши прапрапрабабушки? Или их туфли… Точь-в-точь солдатские ботинки на высоких каблуках! Генка говорит, что в этом нет ничего удивительного, – ведь дамы в старину не только ездили в каретах, они ходили и пешком, а тротуаров, таких, как сейчас, тогда не было и в помине. Приходилось, приподняв юбки, прыгать с кочки на кочку, с камешка на камешек… А то и по грязи шлепать…

Тане не хотелось уходить из музея еще и потому, что здесь сегодня она была героиней, находилась в центре внимания, пользовалась уважением таких солидных историков, как Генка и Янка, которые в школе любят задаваться тем, что они историки… А когда уйдешь отсюда, все это кончится.

Генка тоже пока никуда не торопился, но видя, что друг его помрачнел, из солидарности не стал спорить. Он только посмотрел на Таню и, чтобы успокоить ее, сказал:

– Мы проводим тебя до самой гостиницы. Я и Янка.

– С удовольствием, – подтвердил Янка, но видно было, что насчет удовольствия он врет. Счастье, что Таня была своя, – другую девчонку он вообще бы не пошел провожать.

– Только я пойду сзади, – заявил Янка. – Вы с Генкой идите впереди, а я сзади, потому что на тротуаре тесно.

И опять он соврал. Он не хотел вовсе не потому, что на тротуаре тесно, а потому, что у него испортилось настроение. А почему у него испортилось настроение, Янка и сам не знал хорошенько. Неужели из ревности? Неужели он ревновал своего друга к Тане? Нет, нет! Что вы!

Так они шли всю дорогу – Генка рядом с Таней, а сзади, в некотором отдалении, мрачный Янка.

Шаг за шагом друзья незаметно дошли до гостиницы. У подъезда остановились.

– До свиданья, Таня – любезно сказал Генка. – Вот мы тебя и довели. Сегодня больше, наверно, не увидимся.

– Наверняка не увидимся, – уже не так любезно сказал Янка. – У меня нет столько свободного времени, чтобы разгуливать по гостиницам.

– Ну что ж, – вздохнула Таня. – Тогда до свидания.

Пожала друзьям руки и ушла.

– Пойдем в рыболовный магазин, – предложил Янка. – Надоели мне все эти копья.

Генка не выразил особенного восторга, но не стал возражать. В магазин так в магазин… В рыболовный так в рыболовный. Тем более, что пора готовиться к подледному лову.

Для того чтобы попасть в главный магазин охотничьих и рыболовных принадлежностей, пришлось пройти еще квартала три по старой части города. Спортивный отдел находился на верхнем этаже огромного здания универмага. Необходимые для подледного лова принадлежности имелись в продаже в большом выборе.

У Янки просто глаза разбежались при виде всех этих сказочных рыболовных богатств. Он знал, что и Генка тоже заядлый рыбак, и поэтому был слегка удивлен, когда, восхищенно толкнув друга, заметил, что тот не разделяет его восторга.

Мысли Генки витали где-то далеко.

– О чем ты думаешь? – не вытерпев, спросил Янка. Любой бы на его месте не вытерпел: под стеклами витрины, под самым носом, лежат пакетики с импортными крючками мал мала меньше, мотки голубой лески, подводные поплавки, – а Генка ничего этого не замечает, смотрит в потолок, как будто собрался сочинять стихи. Только очень важная причина могла отвлечь его внимание. Янка стал мысленно перебирать все вероятные причины. В музее все в порядке… После музея они проводили Таню… Прощаясь, Генка был подозрительно любезен… Неужели он думает о ней? Нет, нет, так низко пасть?.. Это невозможно! Но как ни перебирал в памяти Янка все события последних часов, другой причины, которой можно было бы объяснить внезапный приступ задумчивости, не было. Толкнув друга под бок, Янка еще раз повторил:

– Генка, о чем ты мечтаешь? Неужели о Таньке?.. Но ведь мы с ней увидимся завтра же.

– Дурак, – спокойно отрезал Генка.

Янка собрался было обидеться, но следующие слова, сказанные другом, заставили его насторожиться.

– Я думаю о том, – продолжал Генка, – что надо стараться не только раскрыть преступление, но и устранить причины, его породившие.

– Устранить причины, породившие преступление?.. Но при чем здесь удочки? Я ничего не понимаю.

– Какие там удочки, – недовольно сказал Генка. Его огорчила непонятливость Янки. – Я думаю вовсе не об удочках.

– А о чем же? Ведь мы пришли в магазин… Продавщица и так уже смотрит на нас как на подозрительных.

И действительно, молоденькая продавщица, заметив, что два школьника довольно долго топчутся возле витрины, но ничего не покупают и даже не глядят на витрину, уже бросила в их сторону несколько косых взглядов.

Не обратив никакого внимания на предостерегающее замечание друга, Генка взял его за рукав, оттащил шага на два в сторону от прилавка и, нагнувшись к самому уху, прошипел:

– Запомни!.. Иностранец может украсть наконечник второй раз и спрятать его так, что больше уже не найдешь!.. Вот о чем я думал, когда говорил тебе, что надо устранить причины, породившие преступление… Понял, наконец?

Янка понял, но не так, как надо.

– Значит, ты хочешь… устранить иностранца?! – вытаращив глаза, воскликнул он.

– Ну вот еще! Зачем он мне нужен? – сказал Генка. – Я думал о том, как бы вполне приличным путем лишить его возможности повторить похищение.

Наконец-то Янка понял.

– Самый приличный путь – предупредить маму, – решительно заявил он. – Рассказать ей все! Бежим сейчас же!.. Может, он уже стянул.

– Не надо шарахаться в крайности, – осадил друга Генка. – Так быстро он этого сделать не успеет. А насчет мамы предложение неплохое. С ней надо поговорить сегодня же… Айда в музей!

Они вышли из универмага и направились к музею с таким расчетом, чтобы пройти через центральную часть города. Уже начинало темнеть. Зажглись первые огни неоновых реклам. Людей на улицах стало больше.

– Идем скорей, а то музей закроют, – торопил Янка.

– Не закроют, – успокаивал Генка, но все же прибавил шагу. Вскоре друзья опять были в музее. Бросились на выставку, взглянули на копье и облегченно вздохнули. Все было в порядке.

Теперь следовало предупредить Янкину мать, чтобы она оберегала наконечник от хищных рук иностранца. Задача предстояла довольно тонкая и довольно сложная. Как поступить? Рассказать полностью всю историю, связанную с наконечником, или только часть ее, достаточную для того, чтобы Янкина мама могла успешно выполнять свои функции бдительного стража?

Генка исходил из того, что лишних лиц никогда в тайны посвящать не следует. Надо, ничего маме не говоря, просто попросить, чтобы она внимательно приглядывала за той нишей, где висит копье Черного принца, особенно когда на горизонте покажется иностранец.

– Так она ничего не поймет, – сказал Янка, отвергая это предложение. – Еще обидится… Как будто она и без нас не знает, что надо внимательно следить за тем, чтобы ни один экспонат не украли.

– Тогда ей нужно рассказать все, – после некоторого колебания согласился Генка. – Пусть она наполнится негодованием к похитителю и повысит бдительность.

– Я боюсь, что она наполнится негодованием не к тому, к кому следует, – задумчиво почесав затылок, заметил Янка. – Ей наверняка не понравится, что мы хозяйничаем в музее, как будто это наш собственный музей, а не государственный… Ведь про Таньку тоже придется рассказать, про то, как она помогала нам восстанавливать справедливость…

– Что же ты предлагаешь? – спросил Генка.

– Я предлагаю… – начал было Янка, но не успел закончить свою фразу. В дальнем конце коридора с грохотом открылась дверь, и гулкий коридор сразу наполнился шумом голосов.

В этом шуме наметанное ухо Генки сразу уловило всхлипывания Рыжего, быструю речь возмущенного иностранца и вежливый, даже подобострастный голос Симгая.

Шум приближался. Друзья не раздумывая шмыгнули в соседний зал. И вовремя. На пороге комнаты, откуда они только что вышли, показалась живописная группа: рослый милиционер, державший за руку заплаканного Рыжего, гневно пыхтящий иностранец и Симгай со щеткой.

– Я не брал, дяденька милиционер! Честное слово, не брал! – вопил Рыжий.

– А вот сейчас мы все выясним, – степенно отвечал милиционер, не выпуская, однако, руку Рыжего. – Так где здесь директор? – обратился он уже к сопровождавшему их Симгаю.

– А вот сюда, будьте любезны, – забежав вперед, ответил Симгай. – Его кабинет – за этим залом.

Вся группа пересекла зал и скрылась в маленьком коридорчике, в который выходила дверь директорского кабинета.

Генка с Янкой вышли из своего убежища.

– Вот это да! – выпалил Янка. – Рыжий!..

Генка был удивлен не меньше Янки. Но к его удивлению сразу же примешалась настороженность. Почему именно Рыжий каким-то непостижимым, каким-то загадочным образом оказался связанным с «их» иностранцем? Тут было над чем поломать голову.

– Ты слышал, как он оправдывался? – продолжал удивляться Янка. – Видно, иностранец обвиняет его в краже.

– А мы знаем, что иностранец сам жулик, – добавил Генка. – Получается что-то странное… Одним нам тут нипочем не разобраться… Пошли лучше, послушаем.

В практике сыщиков могут возникнуть самые различные ситуации. Надо быть готовым к любой неожиданности. Если где-нибудь по-соседству преступники ведут между собой беседу, – замри и не дыши столько, сколько будет надо, пока они не кончат свои кровавые откровения; если встретишься с кем-либо из них на узкой тропе, – не отступай, а смело бросайся вперед, предварительно повторив в уме все знакомые приемы самбо. Если найдешь клочки разорванного письма, того самого письма, от которого зависит судьба ложно обвиненного, – сиди и склеивай по кусочку, пока оно все не предстанет перед тобой в своем документальном всеоружии.

А иногда требуется попросту отойти в сторонку и ждать, что будет дальше.

Так вышло и на этот раз.

Они юркнули в маленький коридорчик и, затаив дыхание, остановились возле двери директорского кабинета, стараясь уловить хотя бы отдельные обрывки слов.

Глава четвертая
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ

В кабинете директора иностранец попытался было заговорить на ломаном русском языке; потом, когда из этого ничего не получилось, произнес длинную фразу по-английски и под конец потребовал, чтобы пригласили «толмеджа» – переводчика.

Янкина мама сбегала за Сергеем Петровичем, который хорошо знал английский язык. Иностранец, увидев «толмеджа», обрадовался и заговорил так быстро, что даже Сергей Петрович в первую минуту ничего не мог понять.

Милиционер, заметив, что Сергей Петрович находится в состоянии легкого замешательства, решил начать объяснения сам.

– Дело тут такого рода, – начал он неторопливо и степенно, но Рыжего все не отпускал. – Гражданин иностранец задержал у себя в номере вот этого мальчика. Означенный мальчик показал, что он якобы явился предупредить иностранца о замышляемой краже… Только вот относительно объекта кражи я не совсем допонял: какого-то принца у вас из музея собирались похитить…

– И не принца вовсе, а наконечник с копья! – горячо перебил Рыжий, сразу перестав всхлипывать. – Я на уроке слышал, как Янка с дружком договаривались…

– Ну, ты помолчи, – сказал несколько смущенный милиционер. – Твое слово потом!

Он очень кстати прервал излияния Рыжего; при упоминании имени Янки мать насторожилась – уж не ее ли это сорванец? В коридоре Янка толкнул дружка локтем в бок.

– Может, исчезнем, пока не поздно, а?..

Генка сердито огрызнулся.

– Не выдумывай! Лучше слушай, что говорит иностранец. Ведь мы-то знаем, что вор – он, а не Рыжий.

А иностранец в эту минуту разразился длинной тирадой по-английски.

– О чем это он? – полюбопытствовал представитель власти.

– Дело в том, – перевел Сергей Петрович, – что этот разгневанный гражданин – художник иностранной фирмы «Двадцатый век Люкс»…

– Yes, yes, Lux! – живо подтвердил иностранец.

– …их кинофирма, – продолжал Сергей Петрович, – готовит к постановке фильм из рыцарских времен. Этот художник получил разрешение побывать на нашей выставке и сделать здесь ряд зарисовок для кинофильма… Ведь наша коллекция рыцарского вооружения – одна из крупнейших в стране, – доверительно закончил Сергей Петрович.

– Так, так… – кивал головой степенный милиционер, который пока что понял очень мало. – А этот, как его, Черный принц?

– Да не Черный принц, – опять не вытерпел Рыжий, – а наконечник копья Черного принца!

– А тут дело такое, – продолжал свои объяснения Сергей Петрович. – Иностранец изготовил модель наконечника одного из рыцарских копий, и этот наконечник у него был похищен из номера… Вскоре после исчезновения наконечника в номер вошел вот этот мальчик. – Сергей Петрович показал на Рыжего. – Иностранец заподозрил его в краже, задержал и привел в отделение милиции. Ну, а остальное вы уже знаете.

– Но этот мальчик что-то толкует насчет какого-то Черного принца, – сказал милиционер. Он старался честно разобраться в создавшейся путанице и даже слегка вспотел от непривычного нервного напряжения. Милиционер был молодой. Чаще всего ему приходилось дежурить на Центральном рижском рынке, где иностранцы, если и попадались, то группами, как экскурсанты; а принца до сих пор не было замечено ни одного… А тут вдруг сразу, – и принц, и к тому же не простой, а черный.

– Насчет Черного принца – это просто недоразумение, – спокойно ответил Сергей Петрович. – Наконечник копья Черного принца находится на месте, с ним ничего не случилось… Идемте в зал, я покажу.

Сергей Петрович приоткрыл дверь в коридор и остановился, пропуская гостей вперед. Эта задержка спасла Генку с Янкой. Они опять вихрем пролетели через выставочный зал и скрылись в примыкающем к нему помещении.

– Вот, можете убедиться, – сказал Сергей Петрович, войдя в выставочный зал и приглашая гостей к нише, где висело копье Черного принца. Гости растянулись цепочкой. Нетерпеливый иностранец уже вырвался вперед, а за ним, на некотором расстоянии, вышагивал милиционер, держа Рыжего «за ручку». Если бы Рыжий не был заплаканным, можно было подумать, что это папа с сыном пришли на экскурсию в выходной день.

Сзади плелся Симгай, волоча за собой щетку. Он смотрел на Рыжего, укоризненно качал головой и что-то бормотал себе под нос.

Обогнув латника, Сергей Петрович подошел к нише и, сделав рукой любезный жест хозяина, произнес:

– Как видите, товарищи, – наконечник на месте! Он никуда не исчезал.

Иностранец, который шел первым, поглядел, куда ему показывали, сделал еще шаг, вдруг застыл на миг, приглядываясь, и затем рванулся вперед. Сдернул наконечник с копья и завопил:

– Моя! Украдал! Цап-цап!..

– Позвольте, позвольте, я взгляну, – сказал слегка смущенный Сергей Петрович. Взял из рук иностранца наконечник, внимательно рассмотрел его и, еще более смутившись, пробормотал: – М-да… Странно, очень странно. Это не наш наконечник… И вообще это что-то совсем другое… Позвольте, это всего-навсего модель…

Держа незнакомый предмет в вытянутой руке, Сергей Петрович, прищурившись, изучал его, никак не в силах понять, очевидно, что же все это означает?

Но тут иностранец вырвал наконечник, прижал его к груди и выпалил по-английски очередную гневную фразу.

– Так, понятно, – сказал милиционер и наконец отпустил Рыжего. – Если наконечник… виноват, модель… очутилась в музее, значит, этот мальчик в краже означенной модели не виноват.

– Конечно, не виноват, дяденька милиционер! – обрадованно завопил Рыжий.

Милиционер посмотрел на Рыжего так, как будто видел его впервые, и вдруг скомандовал:

– А ну-ка, давай отсюда! Раз, два, три!

По счету «три» Рыжий повернулся и, едва не сбив с ног Симгая, помчался к выходу.

– А теперь, – продолжал милиционер, обращаясь к Сергею Петровичу, – попрошу вручить модель наконечника гражданину иностранцу под расписку, во избежание международных осложнений… Я вам больше не нужен? – спросил милиционер у иностранца, забыв, что тот не понимает по-русски. Впрочем, тут же спохватился, откозырял всем, даже Симгаю, и степенно удалился.

Иностранец, повертев наконечник в руках, засунул его до половины в карман брюк, хотел закурить, но, видимо, вовремя вспомнил, что в музее курить нельзя, и сердито зачмокал пустой трубкой. Сергей Петрович продолжал выражать сожаление, уверяя, что музей ко всему происшедшему не имеет никакого отношения, что все это лишь досадное недоразумение.

Однако иностранец никак не мог успокоиться. Он раскрыл свой объемистый блокнот, попробовал рисовать, но у него вместо экспонатов получались какие-то чертики. Наконец, захлопнув блокнот, иностранец ушел. Симгай вышел из зала следом за ним. Сергей Петрович остался один. Он продолжал стоять возле ниши, с видом крайнего удивления пожимая плечами:

– Нич-чего не понимаю.

А в это время, в некотором отдалении от него, Янка и Генка, вышедшие из убежища, перешептывались между собой.

– Иди ты первым, – шипел Янка, – как будто ты только что пришел, а я пойду немного погодя, как будто ничего не знаю…

– А что я ему скажу? – артачился Генка. – У меня самого в голове все перевернулось… Какая-то модель, шут бы ее задрал!..

– Тогда идем вместе.

– Айда!

Напустив на себя независимый вид, друзья сделали несколько шагов по направлению к Сергею Петровичу, но тут же струхнули и подошли довольно робко.

– Здравствуйте, Сергей Петрович, – нерешительно произнес Генка.

Сергей Петрович обернулся, увидел, кто стоит перед ним, и равнодушно буркнул: «Здравствуйте», потому что сейчас ему было не до ребят.

– Что такое случилось, Сергей Петрович? – ягнячьим голоском спросил Янка.

– Понимаете, дорогие друзья, – ответил Сергей Петрович, который всегда употреблял такое обращение, когда сердился, – случилась нелепица. Пропал наконечник с копья Черного принца, а вместо него на копье, неведомо каким образом, очутилась модель, муляж, изготовленный одним из уважаемых посетителей нашего музея, иностранным художником.

– Муляж? – недоверчиво переспросил Генка. – Насколько мне известно, муляжи делают из гипса или, на худой конец, из папье-маше, а этот… – Тут Генка вовремя прикусил язык и закончил: – Разве этот тоже был из папье-маше?

– Нет, он был металлический, – не заметив, что Генка едва не проговорился, ответил Сергей Петрович. – Но это не меняет сути. Все равно подделка.

– А где же настоящий наконечник? – спросил Янка.

– Пропал. Глупо, но факт!.. Глупо потому, что такая вещь никому не нужна.

– Как не нужна? – запротестовал ученый Генка. – Ведь он был из сверхтвердой сарацинской стали, секрет которой неизвестен!

– Э, какое там, – отмахнулся Сергей Петрович. – Давно известен. Еще в девятнадцатом веке уральские мастера раскрыли этот секрет. А в сравнении с нашей современной ванадиевой сталью сарацинский сплав – простая железка.

– Значит, и аспирант его стянуть не мог, – разочарованно сказал Янка.

– Какой аспирант? – насторожился Сергей Петрович.

– А здесь один сумасшедший бегает… с кадыком.

Сергею Петровичу было всего двадцать восемь лет.

Счастливый возраст, в котором разум уже стал спокойным, а юношеская фантазия еще не потеряла своей остроты. Поэтому Янкины предположения насчет коварных замыслов аспиранта были выслушаны с интересом. Впрочем, Сергей Петрович тут же рассмеялся.

– Самое любопытное, что этот аспирант не металлург и ему секреты сплавов совершенно не нужны.

– А кто же он? – спросил сбитый с толку Янка.

– Он вроде меня, археолог.

Сергей Петрович ответил не совсем точно. Сам он окончил исторический факультет. Археология была его второй профессией. Увлекаясь ею, он любил утверждать: «На свете есть лишь одно – будущее!»

– Тогда зачем же существует археология? – подшучивали товарищи.

– Для того чтобы ученый, копаясь в старине, смелее утверждал права будущего.

В жизни – попадаются люди с характерами архивариусов, по странной случайности работающие в области разведки будущего. Сергей Петрович, напротив, был историком с пламенным темпераментом новатора. Он даже внешностью напоминал революционера начала девятисотых годов: длинные волосы, вдохновенное открытое лицо, ясные глаза за очками в тонкой металлической оправе, быстрота движений, без намека на суетливость, такая же точность и быстрота в восприятии окружающего.

И наряду с этим в Сергее Петровиче было много детского, чистого, восторженного…

Янка приходил к матери в музей довольно часто. Он ходил сюда еще до того, как сдружился с Генкой. Здесь в музее и было положено начало историческому знакомству с Сергеем Петровичем. Состоялось оно, надо сказать правду, не по Янкиной инициативе. Это маме хотелось, чтобы сын пристрастился к чему-нибудь путному, не бегал зря по улицам. А так как самым симпатичным и самым общительным тут был Сергей Петрович, то мама и познакомила Янку с ним. В момент знакомства сыну была дана характеристика, существенно отличающаяся от тех, которые приходилось слышать Янке от мамы в иной обстановке.

– Мой Янка – хороший мальчишка, – говорила мама. – Добрый и смышленый. Одна беда – отца у нас нет… Уж вы им займитесь, Сергей Петрович.

Сергей Петрович знал Янкину трагедию, видел, что мальчик очень болезненно переживает ее, и в разговорах старался не касаться этой темы. На первых порах отношение парнишки к Сергею Петровичу было сдержанным: практичный Янка не мог всерьез восторгаться человеком, живущим в отвлеченном мире старины.

Но после того как Янка познакомился и сдружился с Генкой и тот, независимо от Сергея Петровича, приподнял перед другом завесу, за которой скрывались древние миры, когда он рассказал о страшных гуннах, которые иссекали себе подбородки ножами, чтобы помешать расти бороде, об испанском короле Карле Третьем, который загонял в ограду оленей и косуль и расстреливал их из пушек, – тогда трезвомыслящий друг начал проявлять некоторый интерес к истории.