Текст книги "Чужие ветры. Копье черного принца"

Автор книги: Лев Прозоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Глава шестая

В пятиэтажном здании Управления пароходства стояла утренняя тишина. В нижнем этаже, в комнатах матросского резерва, раскинув мощные тела на узких и жестких койках, богатырски храпели «бичи»[13]13
  Бич – по-английски берег. (Прим. авт.)


[Закрыть] – матросы, по тем или иным причинам застрявшие на берегу, отчего и получили свое «хлесткое» прозвище. Боцман резерва сидел в проходной и рассказывал старому усатому вахтеру морские небылицы, в просторечии именуемые «травлей», временами проверяя по часам, много ли осталось до подъема.

Тихо было и на самом верхнем этаже этого здания, где помещался радиоцентр пароходства. Здесь в этот час находились двое: начальник смены Серафим Васильевич Капралов, пожилой морской радист, в очках и с редким венчиком волос вокруг младенчески-розовой лысины; второй была дежурная радистка-оператор Аня Петровская, худенькая, очень подвижная блондиночка. Впрочем, всегда ли была она блондинкой, можно было узнать в парикмахерской «Торгмортранса» за углом.

Начальник смены читал пухлую растрепанную книжицу, судя по иллюстрациям – описание какой-то большой морской баталии. Аня Петровская читать не любила. Она сидела спиной к начальнику у радиоаппарата и в маленьком зеркальце сосредоточенно изучала классические, как ей казалось, линии своего действительно миловидного личика.

Но вот начальник смены отложил книгу, глянул на циферблат ручных часов, поднес их к уху, сверил с показаниями стенных часов, висевших над головой, и, придав лицу торжественное выражение, надтреснутым голосом отдал приказ по смене:

– Анечка, дорогуша! Уже без трех шесть! Приготовься к приему.

– Ладно, давно готова, – бойко ответила радистка, быстрым привычным движением захлопнув пудреницу и положив ее рядом с аппаратом. Тем временем начальник со вздохом сожаления запер в стол батальную книжицу, потом, поднявшись, повернулся к стене, сплошь заклеенной различными инструкциями, списками и правилами, отыскал взглядом среди многих бумажек одну, прочитал ее про себя и повторил вслух:

– Сегодня по графику первым работает «Орел».

– Знаю, знаю, – отозвалась радистка, вращая рукояти аппарата. – Я его уж и так вызываю…

…С катушки аппарата быстрой молочной струйкой бежала бумажная лента. Пропуская ее через пальцы, Аня мысленно превращала в слова мелькавшие на ленте бесконечные точки и тире. Лицо девушки в эти минуты было сосредоточенным и серьезным. Парикмахер из «Торгмортранса» с уважением и трепетом снял бы теперь шляпу перед своей клиенткой. Время от времени, опустив ленту, Аня записывала прочитанное в журнал радиограмм и опять продолжала прием.

Но вот девушка удивленно подняла брови. В служебном сообщении с «Орла» было что-то такое, что поразило ее. Дождавшись конца фразы, Аня переключила аппарат и сама начала вызывать «Орел». Затем, как птичка, склонила голову набок, словно прислушиваясь к звукам из эфира, снова переключила аппарат и недоуменно пожала плечами.

– Серафим Васильевич!

– Что случилось? – спросил начальник смены и, не дождавшись ответа, направился к Ане. Он знал, что ничего страшного случиться не могло: Аня была одной из лучших радисток, в соревновании операторов трех пароходств она в прошлом году заняла первое место. Но лучшая радистка была чем-то взволнована – это ясно отражалось на ее лице.

– «Орел» передает какую-то психическую радиограмму… Вот, полюбуйтесь! – Аня подвинула пачку шуршащей ленты. Начальник не торопясь начал читать вслух, переводя азбуку Морзе на обычный язык:

– «… в квадрате двести тридцать шесть оказали помощь шведскому судну „Агнесса“… Обратите внимание… Обратите внимание. К радисту Евгению Птицыну едет в гости земляк из Рязани…» Что-о? – Серафим Васильевич от удивления выпучил глаза и тряхнул головой так, что очки взлетели па лоб. Укрепив их на обычном месте, начальник смены еще раз прочитал ту часть текста, из-за которой Аня назвала всю телеграмму «психической»… – К радисту Птицыну… земляк из Рязани?! Позвольте! Но ведь «Орел» идет из Англии? При чем тут Рязань?.. И «Орел» вторично подтвердил этот текст?

– Конечно! Радиограмму подписал капитан… Он же не сумасшедший? Разыгрывать нас тоже незачем! За это по головке не погладят!

– М-да… Анечка, – серьезно и веско сказал Серафим Васильевич. – Мы имеем дело с «че-пе», то есть с чрезвычайным происшествием. Продолжайте работать с другими судами, а я позвоню начальнику.

И старый радист засеменил к своему столику, на котором стоял телефон.

Разговор с начальником длился недолго. Серафим Васильевич рассказал суть дела, с внимательным видом выслушал распоряжения, изредка поддакивая. Положил трубку. Позвонил в Управление водной охраны Комитета государственной безопасности. Дежурный по Управлению водной охраны дал домашний телефон одного из сотрудников управления. С легким смущением и робостью Серафим Васильевич позвонил этому сотруднику.

Так возникло дело, в котором оказались замешаны судьбы нескольких людей, в том числе самого следователя, кому было поручено это дело, – майора государственной безопасности Андрея Михайловича Александрова.

Майор Александров был образован, энергичен и талантлив. Ему поручали трудные дела.

Если у следователей есть профессиональная зависть, то Андрею можно было позавидовать. Процент раскрываемости дел, проходивших через его руки, был высоким. За ведомственным выражением «высокий процент» таились бессонные ночи, состязания с невидимым противником в терпении, сообразительности, смелости, усиленное штудирование немецких и английских учебников, беседы, напоминающие допрос, и допросы, похожие на беседу; сопоставления, анализы, подсчеты и – стрельба по убегающему лазутчику; засады в убежищах бандитов и – кружка парного молока ночью, в маленькой сторожке лесничего, как вкуснейший из напитков!..

– Мы завидуем тебе, Андрей, – говорили товарищи. – Ты чаще всех добиваешься успеха.

– Не надо завидовать, – отвечал Андрей. – Значит, мои руки чаще бывают в грязи… Лучше, чтоб этого не было вовсе!

Деятельность иностранных разведчиков широко рекламируется прессой. О пресловутом полковнике Лоуренсе написано несколько книг. Жизнеописание капитана Крэбба, «человека с ластами», столь бесславно закончившего свою жизнь в дни пребывания советского крейсера «Орджоникидзе» в Портсмуте, передают из уст в уста как приключенческую повесть.

Биография Андрея Александрова не интересовала никого, кроме унылого, близорукого лейтенанта из отдела кадров. И в самом деле, что в ней было интересного? Детство в глухом сибирском селении в семье охотника-промысловика… Солнечные, но такие короткие юношеские годы… Родная на всю жизнь библиотека старинного Томского университета… Лыжные прогулки с девчатами… И сразу – война!

Начал Андрей с сержантов. Служил в полковой разведке (сибиряков в разведку брали с большой охотой). Ходил к немцам в тыл, дослужился до старшины. В одном бою убили командира взвода. Принял командование взводом. Видно, неплохо командовал, потому что и после боя оставили в той же должности, присвоили офицерское звание…

Однажды – это было уже в Германии – разведчики поймали очередного «языка». Но этот был в «цивильной» одежде, солидный мужчина, усатый и нахальный. И не взяли бы его, если бы не спрятался в немецких окопах. Из любопытства лейтенант Александров пришел на заседание трибунала, когда этого усатого судили. О ужас! Подсудимый сам, с усмешечками, с цинизмом припертого к стене негодяя, рассказывал такие вещи о своей «деятельности», что молодой офицер ушам своим не верил. В признаниях шпиона-перебежчика фигурировали и ампулы с ядом, и чистые листы бумаги, на которых при обработке химикатами выступает текст; клички тут переплетались с именами, данными при рождении; убийства соседствовали с кражами… Перед глазами армейского разведчика приподнялась завеса и обнажила такой участок жизни человеческой, о котором даже подумать нельзя было без омерзения. Вернувшись в роту, лейтенант рассказал товарищам о том, что видел и слышал, и добавил, подавив невольный вздох если не зависти, то, во всяком случае, сожаления:

– И что мы за разведчики! Вот шпионов ловить – дело другое! В сотню раз хитрее нашего… Там, братцы, особая подготовочка требуется…

Андрей сумел добиться, что после войны его взяли на службу в органы госбезопасности.

Морской порт был участком, за который отвечал Андрей перед своим начальством. Беспокойный и трудный участок! Морские ворота республики!

Эти ворота, гостеприимно распахнутые для дружески настроенных иностранцев, желающих торговать с нами, в то же время могли служить входом для прячущегося врага.

Нужно было внимательно следить, чтобы враг не проскользнул. Но следить, соблюдая нелегкий церемониал международных отношений, никого не оскорбляя излишними расспросами, назойливыми наблюдениями, сложной системой пропусков…

Естественно, что ни Андрей, ни его товарищи по работе, не смогли бы справиться с этой труднейшей задачей, если бы они не имели надежного помощника.

Таким помощником был сам народ!

Крановщики, грузчики, стивидоры, бригадиры, заведующие складами, водители автопогрузчиков, шоферы, паровозные машинисты, диспетчеры, механики, командиры производственных участков – вся дружная, многочисленная армия портовиков несла неусыпную охрану своего порта. Ни один подозрительный человек не мог бы проскользнуть здесь незамеченным. Только исключительно ловкий и хитрый разведчик дерзнул бы обмануть их.

Каждое незначительное нарушение существующей обстановки, каждая еле заметная диссонирующая нотка в общем стройном ритме – все то, что в любом другом месте прошло бы совершенно незамеченным, – здесь, в порту, и в областях, по работе с ним связанных, немедленно вызывало тревожные сигналы.

Вот почему, поговорив по телефону с начальником смены и узнав о странной радиограмме, Андрей сразу же приехал в радиоцентр пароходства.

– Ну, что у вас тут случилось? – представившись начальнику смены, спросил Андрей. Серафим Васильевич окинул взглядом невысокую, но плотную фигуру пришедшего. Андрей был в штатском: в кремовом плаще и кофейного цвета шляпе, которую снял при входе. Старому радисту понравилась та точность и быстрота, с какой явился сюда этот майор в штатском. Понравилось и то, что майор был спокоен. Радист не догадывался, что спокойствие Андрея было спокойствием врача, не имеющего права волноваться в присутствии пациента, какой бы сложной и страшной ни была болезнь.

Серафим Васильевич протянул расшифрованную радиограмму. Андрей быстро пробежал ее взглядом. Раз, другой…

– А где сейчас Птицын? – спросил он, возвращая радиограмму.

– Дома, – ответил начальник смены. – Кончил дежурство в четыре часа утра… Теперь, видимо, отдыхает.

– Так, так, – проговорил Андрей, что-то соображая. – А как бы нам с ним связаться?

– У Птицына на квартире есть телефон.

– Удобно ли отдыхающего человека поднимать с постели телефонным звонком? – с некоторым сомнением сказал Андрей. Этот вопрос, а главное тон, которым он был произнесен, привели старого радиста в восторг. «Майор госбезопасности… при исполнении служебных обязанностей… Столько власти имеет, и вдруг такой вежливый! Можно сказать, стеснительный…»

– Не сомневайтесь, товарищ майор! Мы подымем! У нас это делается запросто. Сейчас прикажу – моментально прилетит! – И начальник смены с несвойственной его годам резвостью ринулся к городскому телефону.

– Нет, нет… Вы уж не приказывайте, – остановил его Андрей. – И не пугайте его… Пригласите повежливей. А я могу и подождать.

– Так точно, повежливей… Будет сделано! – пробормотал устыдившийся своей прыти радист и засеменил к телефону.

Пока ждали Птицына, Андрей обошел помещение, в котором находился. Большая комната, с двумя окнами на восток. Четыре радиотелеграфных аппарата: один работает, остальные покрыты черными клеенчатыми чехлами. Стены пестрят цветными таблицами служебного характера: тут и флаги международного свода сигналов, и схема приема-передачи, и правила техники безопасности…

Аня не имела возможности ни на минуту оторваться от работы: суда, одно за другим, каждое строго по своему графику, вызывали радиоцентр пароходства. Поэтому, мельком взглянув на Андрея, как только он появился, Аня тут же повернулась к аппарату.

Начальник смены вышел в соседнюю комнату, где помещалась аккумуляторная. Андрей подошел к девушке.

– Я не помешаю вам, если задам один вопрос? – мягко спросил он.

– Нет, нет, ничего, – кокетливо ответила Аня. – Не помешаете нисколечко.

– Вопрос вот какой: вы хорошо знаете Птицына?

– Женьку-то? – встрепенулась радистка. – Еще бы! Пять лет вместе работаем… И потом он аккордеонистом у нас в самодеятельности…

– А не мог ли Птицын сообща с радистом «Орла» устроить какую-нибудь шутку?

– Женька-то? Что вы! Конечно, нет… Он службу знает. Насчет дисциплины – не придерешься! Фронтовик, партизан… И потом, на судне любую шутку радист все равно должен вписать в бортовой журнал… А журнал просматривается самим капитаном.

– Эти порядки я знаю, – протянул Андрей задумчиво. Аня искоса взглянула на гостя. Он ей понравился. Ничего не скажешь, – молодой, интересный. Волосы вьются – позавидовать можно. Продолжая левой рукой пропускать сквозь пальцы бесконечную телеграфную ленту, Аня улучила минуту и потянула Андрея правой рукой за плащ:

– «Балтияс модес»?

– Что? – не понял Андрей.

– В Риге, спрашиваю, шили?

– Нет… В Таллине… готовый купил.

Так завязалось знакомство, которому, возможно, в дальнейшем суждено было стать интересным, если б оно не было прервано появлением вошедшего в комнату степенного медлительного парня в фуражке с морским «крабом» и форменном кителе со старшинскими нашивками на рукавах.

– Что здесь случилось? – звонко спросил вошедший. – Где авария? – Старшина настороженно ощупывал взглядом фигуру незнакомого человека, стоявшего возле Ани.

– Авария ликвидирована, товарищ Птицын, – ответил вдруг за всех незнакомый человек. – А мне вот надо с вами поговорить… Вы откуда родом?

– Я? – удивленно переспросил Птицын.

– Да.

Старшина не понимал, что все это означает. Серафим Васильевич подошел к нему на цыпочках и шепотом разъяснил. Лицо старшины моментально стало очень серьезным.

– Я из Москвы… А что?

– А вот что! Читайте.

С таким же очень серьезным лицом Птицын взял протянутую радиограмму и медленно прочитал ее, старательно шевеля губами.

– А теперь объясните, что это значит?

Старшина почесал затылок.

– Я… я ничего не понимаю.

– Подумайте хорошенько. Может, что и вспомните.

– У него на «Орле» друг плавает, – ввязалась в разговор Аня, не отличавшаяся, как из этого можно было заключить, большой выдержкой. Старшина метнул на девушку взгляд, в котором – странно! – не было и намека на благодарность за удачную подсказку. Таковы уж люди. Как часто мы гневаемся на тех, кому, в сущности, должны быть благодарны!

– Друг? Кто же это? – спросил майор.

– Первый помощник капитана Арутюнов, – поспешил ответить Птицын, продолжая коситься в сторону Ани. – Фронтовой товарищ… Вместе партизанили в Белоруссии… Я – учеником радиста, он – комиссаром…

– Интересно, интересно, – остановившись посреди комнаты, сказал Андрей. Ему и в самом деле было интересно узнать о партизанских делах этого крепыша. – И что же он – из Рязани?..

– Нет, с Кавказа он… По-моему, по фамилии видно… – сердито сказал Птицын.

– А знакомых общих у вас с ним нет? Из Рязани… – снова спросил Андрей.

– Да нет же! Сказал я вам, что с Рязанью дел никаких не имею и не был там ни разу!.. Разрешите быть свободным?

– Еще один вопрос! У вас в жизни не было ничего такого, что может иметь отношение к городу, о котором идет речь?

Это было сказано очень серьезно. Птицын понял и сдержал свое возмущение. Очевидно, дело было важным.

– Был один случай… только не знаю, сгодится ли он вам…

– Давайте, давайте, расскажите, – подбодрил Андрей.

– Это было в Полесье, в Белоруссии, во время войны. Я тогда выучился на радиста… Комиссаром у нас был товарищ Арутюнов, ну, тот самый, что сейчас помполитом на «Орле»… Мы часто переносили с места на место свою рацию, чтоб немцы не запеленговали… И вот однажды утром идем мы с комиссаром вдвоем, а навстречу нам из лесу вдруг выбегает боец в советской форме, весь драный и, видно, голодный… Упал на колени и завопил: «Братцы! Партизаны! Не погубите! Свой я… Рязанский! Из плена убежал, от немцев…»

Ну, взяли мы его, значит, на свою базу, глаза, правда, завязали на первый случай… А ночью этот «рязанский» убежал в лес… Один из наших пошел следом и накрыл его в ту минуту, когда «землячок», откопав спрятанную километрах в двух от базы рацию, начал ее настраивать… Ну, словом, оказался это засланный шпион… Во всем признался… В тот же день по приговору партизанского суда эту сволочь расстреляли… Вот и все!

Кончив свой рассказ, широколицый старшина вдруг смутился. Ему показалось, что рассказ получился пустяшный, не имеющий никакого отношения к событию на радиоцентре. Поэтому он не сразу поднял глаза на майора. Но присмотревшись, понял: майор остался доволен рассказом. Не глядя на Птицына, он некоторое время молча думал, видимо стараясь собрать воедино обрывки различных мыслей и предположений. Наконец, найдя то, что искал, майор подошел к радисту, дружески хлопнул его по плечу и сказал просто:

– Спасибо, товарищ Птицын! Вы свободны! Идите досыпать!

– Ладно уж, – отмахнулся старшина. Он за эти минуты вырос в собственных глазах, хотя так и не понял, какую все-таки услугу оказал этому маленькому дотошному майору. Аня заметила эту перемену в его настроении и проговорила торопливо, пока майор не ушел:

– Ишь ты, как Женька сразу оттаял… А вошел – глядел грустно.

– Как глядел, так и гляжу, – отрезал старшина.

Словесная перепалка между радисткой и старшиной грозила принять опасный характер. Андрей с притворным испугом вобрал голову в плечи, подмигнул начальнику смены, переводя взгляд на молодых, сказал на ходу: «Всего хорошего, товарищи» и ушел, оставив ощущение, что ничего страшного не случилось, что все пережитое за утро было не более чем забавным недоразумением.

Но сам Андрей отлично отдавал себе отчет, что это далеко не так. «Я понял вас, друзья, – мысленно обращался он к отправителям загадочной радиограммы. – Вы хотите предупредить, что к нам едет шпион…» Но тут же возникали новые мысли: «Однако в каком порту нам следует ждать гостя? Откуда о шпионе узнали на „Орле“? Если на стоянке – незачем было прибегать к такой шифровке, можно было дать знать в посольство… Значит, в море! Но там они, кроме „Агнессы“, ни с кем не встречались… Допустим, „Агнесса“… Хорошо, проверим „Агнессу“…»

Последняя мысль пришла в голову уже тогда, когда машина, на которой возвращался Андрей из пароходства, остановилась у подъезда управления. Андрей взял у дежурного ключ, поднялся к себе в кабинет на второй этаж и прямо с хода, не раздеваясь, позвонил дежурному диспетчеру пароходства.

– Говорят из Управления госбезопасности. Скажите, в какой из наших портов в ближайшие дни ожидается шведский пароход «Агнесса»?

– Ни в какой, – сразу же ответил диспетчер, видимо хорошо знавший весь флот, курсирующий на Балтике. – Это судно зафрахтовано у шведов одной финской фирмой и совершает рейсы между Гамбургом и Турку, с заходом в Стокгольм.

– Спасибо, – сказал Андрей и повесил трубку. Выглянув в окно, он только сейчас и заметил, что над городом уже встало солнечное утро. «Эх, не догадался хоть немножко свежим воздухом подышать, когда сюда ехал!»

Подошел к окну, раскрыл его. В комнату ворвался уличный шум. Каштан, росший под самым окном, сразу же положил на подоконник узловатую сочную ветку, на которой уже набухали мясистые зеленовато-белые бутоны. Привлеченная шумом открываемого окна, к Андрею подлетела стайка голубей. Андрей машинально подошел к столу, выдвинул один из боковых ящиков, взял оттуда маленький пакетик и рассыпал из него по подоконнику пшено. «Значит, „Агнесса“ всего-навсего источник сведений!.. А откуда на „Агнессе“ узнали о шпионе? Гамбург-Стокгольм-Турку… Два последних города, пожалуй, отпадают – вряд ли сегодня кто-нибудь рискнет оттуда засылать к нам шпионов… А вот Гамбург – дело другое! По старой традиции – европейский центр международного шпионажа!»

Андрей снова соединился с диспетчерской пароходства.

– Скажите, товарищ диспетчер, а из Гамбурга мы никого не ждем?

На этот раз диспетчер помолчал немного, видимо справляясь в документах, потом сказал:

– Завтра утром в наш порт прибывает греческий пароход «Гелиополис»… Последняя стоянка этого судна – Гамбург.