Текст книги "Чужие ветры. Копье черного принца"

Автор книги: Лев Прозоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава седьмая

Морской порт! На первый взгляд – ничего особенного… Место стоянки морских судов. Но какое это место! Попав сюда, невозможно остаться равнодушным. У бетонных причалов шеренгой по одному, а иногда и по два-три сразу, стоят океанские суда. От их высоченных корпусов струится запах далеких морей, а сверкающие белизной палубные надстройки кажутся четырехэтажными домами, перенесенными сюда из многолюдных кварталов крупнейших городов мира.

Над лайнерами, дизельэлектроходами, рефрижераторами, буксирами полощутся флаги многих государств, на палубах и на берегу слышится речь разных народов мира. Железные птицы-краны опускают с причалов в трюмы свои любопытные клювы, всякий раз извлекая из пароходного чрева самые неожиданные сюрпризы: то связку мешков пшеницы, опутанных стальной сеткой-стропом, то огромный контейнер, новенький трактор, а иногда – бережно затянутую в ременную шлею равнодушную живую корову.

Порты, расположенные на международных водных путях, являются как бы морскими воротами своих государств. Климатический пояс, характер народа, экономика страны накладывают отпечаток и на внешний вид порта. Бывают порты, где каждый квадратный метр берега и акватории дышит экзотикой. Таковы Сингапур, Гонконг. Иные носят на себе сугубо деловой отпечаток – в этом отношении особенно характерен лондонский порт с его плавучими доками, знаменитым мостом, повисшим между двумя башнями, и унылым звоном судовых колоколов-рынд в дни, когда над Темзой висит туман.

Есть порты, возле которых кормится целый город. Таков порт Марсель – торговое подворье Франции. А вот Амстердамский порт вполне можно назвать «островитянином», потому что он, как и весь город, расположен на островах при впадении реки Амстель в Зюдерзее. Всем хорошо известен крупный морской французский порт Бордо. Морской? Как бы не так! Он утащил свою «вывеску» в глубь материка: от порта Бордо до Бискайского залива – около ста километров!

Все на земле имеет свой возраст, в том числе и морские порты. Среди них есть «младенцы» – в Советском Заполярье; есть и старики, пережившие свою славу. В 331 году до нашей эры Александр Македонский основал в Египте портовый город, названный его именем. Было время, когда Александрия считалась одним из крупнейших культурных и торговых центров всего Средиземного моря. Возможно, она осталась бы такой и до наших дней, если бы не Суэцкий канал. С появлением канала Александрия уступила свою славу молодому Порт-Саиду…

Советский порт, куда из Гамбурга должен был прийти греческий пароход «Гелиополис», принимал первых морских гостей еще семь веков назад. Так что его можно было считать довольно старым.

Но побывав в нем теперь, никто бы не сказал этого! Здесь не было ни одного старого сооружения, ни одной обветшалой постройки, ни одного устаревшего механизма.

И ровные как один склады с металлическими гофрированными крышами; и белое гигантское здание холодильника, своими формами напоминающее комнатный электрохолодильник; и многочисленные самодвижущиеся краны; и запутанная паутина подъездных железнодорожных путей; и торчащие там и сям стеклянные скворечницы диспетчерских постов – все это было сооружено, построено, уложено, установлено уже в послевоенные годы, потому что во время войны порт был разрушен, сначала бомбардировками, а при отступлении врага уничтожен до основания командами подрывников.

Сейчас этот порт стал механизированным промышленным предприятием, вызывающим восхищение иностранных капитанов.

Он был разделен на три района. В самом крупном – Экспортном – стояли суда дальнего плавания; к причалам Каботажного района жались, как гусята, небольшие лихтеры, буксиры и баржи; третий район назывался Угольным. Уже из названия можно было понять, что здесь происходит заправка топливом, или, говоря по-морскому, бункеровка уходящих кораблей.

В это утро на причалах Экспортного района было шумно. Портовики принимали сразу несколько судов. Портальные краны бесшумно скользили по рельсам в рискованной близости от воды – по самому краю бетонного причала. Это, как на фронте, называлось первой линией. На второй линии, сразу же за кранами, сновали красные товарные вагоны, гигантскими ладонями казались пустые платформы… Гудели паровозы. Их дым и свистки сливались воедино с дымом и свистками пароходов, спешивших к причалам избавиться от груза.

На третьей линии было тихо. Здесь тянулась молчаливая гряда приземистых, выкрашенных в серый цвет портовых складов. Андрей приехал сюда не один. С ним был его помощник лейтенант Грива. Примерно полгода назад в кабинете своего начальника, полковника Оскара Яновича Зутиса, Андрей впервые увидел переминающегося с ноги на ногу широколицего крепыша с нежными, мечтательными глазами поэта и крепкими, словно отштампованными из металла челюстями.

Представляя майору Александрову нового помощника, Оскар Янович сказал официально:

– Лейтенант Лаймон Грива. Выпускник школы. В органы госбезопасности пришел по комсомольской путевке.

И заметив, что лейтенант продолжает переступать с ноги на ногу, добавил, уже улыбаясь:

– Возьми этого скакуна в шоры… Молод и горяч – может дров наломать!

Из всей сложной и многогранной деятельности советского разведчика Лаймон Грива больше всего любил ее оперативную часть, то есть все, что было связано непосредственно с преступлением: засады, преследования, обыски… В отличие от опытного Андрея, он еще не видел прелести в размышлении над фактами, не имеющими, казалось бы, прямого отношения к делу; не умел, да и не хотел, заниматься анализом ходов, сделанных в процессе следствия. Это ограничивало ценность Лаймона как работника. Но ведь он был еще так молод!

Свойственные молодости порывистость и горячность привлекали Андрея: казалось, его собственная юность разведчика воскресает в этом смелом и быстром парне.

Сегодня Лаймон, по приказу своего начальника, облачился в поношенную робу грузчика. Лейтенанту предстояло выполнять специальное задание.

Обмениваясь короткими фразами, оба направились к зданию управления портового района. На первых порах здешний шум оглушил их. Но встречавшиеся им портовики в синих кителях и морских фуражках с серебряным «крабом» (в отличие от моряков, у которых «краб» был золотым), как видно, чувствовали себя в этом шуме и толкотне легко и свободно. Глядя на них, уверенней почувствовал себя и Андрей. Рядом с огромными кранами, по соседству с трехпалубными океанскими судами, невысокий майор казался совсем крохотным. Сдвинув на затылок легкую серую кепку и распахнув плащ, он шел рядом с Лаймоном своей обычной широкой походкой, которая мало вязалась с его небольшим ростом, но Андрею казалось, что она придает ему мужественность.

Первым, кого они встретили в конторе района, был лейтенант-пограничник из контрольно-пропускного пункта. Лейтенанта еще накануне предупредили насчет греческого парохода.

– Ну, что «Гелиополис»? – протягивая руку, коротко спросил Андрей.

– Подошел, товарищ майор. Только что вернулась комиссия. «Стрела» и «Ветер» пошли тянуть «грека» к причалам. («Стрела» и «Ветер» были портовыми буксирами, подтаскивавшими океанские суда от аванпорта к месту разгрузки.)

– Люди все на местах?

– Так точно, товарищ майор!

– Вот познакомьтесь… Лейтенант Грива, мой помощник! Включите его в бригаду грузчиков… Скажите бригадиру, чтобы поставил в трюм…

– Будет сделано, товарищ майор! – Все это время вежливый, подтянутый, даже несколько щеголеватый пограничник обращался только к Андрею. Когда тот сказал: «Познакомьтесь» и представил Лаймона, то познакомиться было нельзя – Андрей продолжал говорить. Теперь же, когда он замолчал, лейтенант повернулся к Лаймону и приложил пальцы к козырьку.

– Лейтенант Сергеев!

Лаймон хотел было сделать то же, но в последнюю секунду вспомнил, что на нем брезентовая роба, а на голове – старый фетровый колпак, который носят грузчики, чтобы предохранить голову от пыли; смутился, слепка покраснел, но тут же выправился и рывком протянул лейтенанту руку:

– Лаймон… Лаймон Грива!

– Где члены комиссии? – спросил тем временем Андрей.

– В следующей комнате, – кивнул пограничник.

– Ну, вы пока идите в бригаду, – сказал Андрей, а сам пошел в следующую комнату – кабинет начальника района. Начальник, бритоголовый человек с мученическим выражением лица и оттопыренными ушами, сидел за столом и разговаривал по внутреннему телефону. Возле него, ожидая конца разговора, стояли трое: два офицера-пограничника и таможенный инспектор в белом морском кителе с золотым шитьем, изображавшим переплетенные жезлы Меркурия на левом рукаве.

Андрей потянул таможенника за рукав, кивнул головой, давая знак отойти в сторону, затем спросил шепотом, чтоб не мешать начальнику района, разговаривавшему по телефону:

– Ну, что на «греке»?

– У меня все в порядке, – любезно и вместе с тем подчеркнуто ответил инспектор, толстый здоровяк средних лет, с широкими пятнами румянца на щеках и рыжеватыми бровями щеточкой. Он, как и пограничник Сергеев, не удивился заданному вопросу, потому что тоже накануне был поставлен в известность о прибытии судна, представляющего интерес для органов госбезопасности. Разница была только в том, что лейтенант-пограничник знал: на судне может быть шпион, который будет стремиться сойти на берег. А таможенный инспектор этого не знал. Ему было поручено обратить особое внимание на то, нет ли на борту «Гелиополиса» груза, по форме и упаковке вызывающего подозрение. Если бы такой груз оказался, инспектор должен был сообщить об этом Александрову. Но такого груза не оказалось, «грек» вез оливковое масло в стандартных бочках, и таможенник доложил обо всем майору с тайным удовольствием, словно радуясь: «За остальных я поручиться не могу, а у меня – все в порядке».

Начальник района, у которого мученическое выражение не сходило с лица ни на минуту, продолжал говорить по телефону на каком-то странном языке, в котором встречались выражения: «меня зарезали планом», «вариант борт-вагон», «порто-франко» и другие вроде этих. Однако этот разговор не вызывал никакого удивления у присутствующих. Всем эти странные фразы были хорошо знакомы. Таможенный инспектор со скучающим видом шепнул Андрею:

– Пошли на двенадцатый причал. «Грек» уже наверно там.

Андрей тихо, чтобы не помешать телефонному разговору, выскользнул из кабинета. Таможенник легко, несмотря на свою толщину, проскочил за ним. Вскоре оба, окунувшись в портовый шум и гам, уже спешили по асфальтированным дорожкам, перепрыгивая через рельсы, одних людей обгоняли, с другими встречались, с третьими некоторое время шагали рядом. Так они подошли к двенадцатому причалу. Туда уже подали портальный кран. Таможенник увидел какого-то знакомого, извинился перед Андреем и исчез. Андрей шагнул под фермы крана и вышел к самому краю причала.

Было свежее майское утро. Солнце встало за спиной Андрея и косыми золотыми лучами осветило широкую водную полосу, лежащую перед ним. Над водой еще стелился туман. Он был розовым. И в этом; золотисто-розовом мареве, от моря к причалу, за двумя крохотными пузатыми буксирами, двигалось тяжелое, низко сидящее судно. Это был «Гелиополис».

На бровку придала вышла бригада грузчиков. Стивидор, старший на разгрузке, давал бригаде последние указания. Андрей заметил, что Лаймон уже «свой», – стоит, весело переговариваясь с ребятами, облаченными в такие же, как и у него, брезентовые робы.

Андрей подошел ближе и услышал, что грузчики, ворча, перебрасывались между собой фразами, в которых часто упоминалось слово «комиссия».

– Если бы не задержала комиссия, на целый час раньше бы начали обработку, – сплюнув, сказал высокий смуглый парень. – И зачем столько торчать на борту!

Прежде чем судно станет к причалу, на его борт поднимается комиссия, состоящая из представителей погранохраны, таможни и санитарного надзора. Функции погранохраны и таможни общеизвестны. Но для чего существует санитарный контроль? Нужен ли он? Оказывается, очень нужен. В конце прошлого века в порт Сан-Франциско на пароходе приехала группа переселенцев-рабочих. Портовый врач, хронически не выходивший из состояния, попросту называемого «под шефе», осматривая переселенцев, заметил на лбу у одного из них бугор, покрытый налетом, напоминающим пудру. Врач дал пассажиру щелчок по лбу и отправился допивать очередную порцию искрометного. Через год в Сан-Франциско было зарегистрировано четырнадцать случаев проказы.

Скромный труд работников советского портового санитарного контроля проходит в тиши; о них не пишут в газетах, им не посвящают радиопередач, драматурги не тратят на них бессонных ночей. А между тем это они, работники саннадзора, во время второй мировой войны установили, что семена, присланные нашими союзниками в один из северных советских портов, заражены клопом-черепашкой; это они следят за тем, чтобы в нашу страну не попало ни одного клубня картофеля, зараженного картофельным раком, ни одного животного, страдающего болезнью, способной вызвать эпизоотию, ничего такого, что могло бы нанести вред растительному или животному миру нашей страны.

Легко представить, насколько сложен труд санитарных контролеров. А времени каждый раз они имеют очень мало – нельзя ни одной лишней минуты задерживать судно, спешащее в порт.

Поэтому напрасно нервничал высокий смуглый грузчик: задержка «Гелиополиса» была вызвана необходимостью.

Ни по международным законам, ни, тем более, по законам своей трудной профессии, Андрей не мог открыто подняться на борт «Гелиополиса». Да это, в сущности, ничего бы, пожалуй, и не дало. Андрей был спокоен, он знал, что за «греком» наблюдают десятки невидимых глаз и с борта парохода на советский берег никто не сойдет незамеченным.

Разгрузка «Гелиополиса» началась. Чтобы скоротать время, Андрей вернулся в контору района. Кабинет начальника был пуст. Андрей сел на его место, скользнул равнодушным взглядом по бумагам, разбросанным на столе. Одна привлекла внимание. Это был стандартный портовый документ – график обработки судна. Внимание Андрея он привлек потому, что против типографской строчки «название судна» было выведено чернилами «Гелиополис». Судно пришло с грузом оливкового масла. Груз относился к категории нескоропортящихся. Поэтому, – читал Андрей, – первоначально «Гелиополис» было решено разгрузить по варианту «борт-склад», то есть из трюмов вытаскивать бочки на берег и отсюда увозить их в склады автопогрузчиками.

Но груз был транзитным – его предстояло отправить в глубь страны. И портовики, договорившись с железнодорожниками, обслуживающими порт, пошли на более выгодный вариант – «борт-вагон». Это означало, что груз из трюма будет сразу укладываться на поданные к крану платформы.

Но и это опять-таки было не все.

Часть оливкового масла предназначалась для республики. Укладывать и эти бочки на платформы, а потом снимать оттуда не имело смысла. Портовики предложили разгружать «Гелиополис» сразу с обоих бортов – береговым краном большую часть, и плавучим – меньшую.

Все эти предложения в конечном счете давали большой выигрыш во времени, в том самом, называемом моряками «сталийном»[14]14
  Время, дающееся на обработку судна. (Прим. ред.)


[Закрыть] времени, за превышение которого рассчитываются золотой валютой.

На разгрузку «Гелиополиса» полагалось двадцать часов. Это была цифра, строго и многократно проверенная владельцами судна в самых различных портах мира. Одновременная разгрузка с двух сторон давала советским портовикам экономию в четыре часа. Итак – шестнадцать часов вместо двадцати!

Но бригада стивидора Исаева, занятая на «греке», решила сэкономить еще четыре часа за счет «внутри-трюмной механизации», заключавшейся в том, что до начала работы кран опускал в трюм одну или две самоходных грузовых тележки, которые доставляли груз из отдаленных уголков трюма непосредственно к выходу, к люку, куда опускалась стрела крана.

Андрей читал все это и восхищался. «Ну и народ! Ну и молодцы!» Вспомнил, как однажды на фронте ему пришлось вместе со своим связным Кондратьевым, бывшим волжским бакенщиком, ночевать в старой, заброшенной землянке. Солдат сбросил с плеч плащ-палатку – сделал дверь, вытащил и расколол немецким штыком одно высохшее бревно из наката, под куском жести развел огонь – получилась печурка, натаскал в землянку свежих сосновых веток, пахнущих хвоей, – вышла чудесная постель! Оба на ней выспались на славу! «Таким изобретательным может быть лишь тот, кто чувствует себя подлинным, настоящим хозяином жизни!.. Эх, жаль, грек не понимает по-русски, дать бы ему почитать этот график… Вот удивился бы!»

Андрей засмеялся. Успокоившись, закурил. «Надо позвонить полковнику». Вчера у начальника отдела полковника Зутиса было проведено короткое оперативное совещание, связанное с приходом «Гелиополиса». Операция получила условное название «Земляк».

Андрей вызвал город, соединился с квартирой полковника. К трубке подошел сам Оскар Янович. Глуховатым голосом сказал:

– Слушаю.

– Оскар Янович, здравствуйте! Докладывает Александров. Операция «Земляк» началась…

День тянулся медленно. Дважды приходил к майору Александрову лейтенант-пограничник Сергеев, докладывал о ходе работ. На судне ничего подозрительного замечено не было.

В шесть часов вечера в контору вбежал усталый, но счастливый стивидор Исаев. Его обожженное майским солнцем лицо сияло. Стивидор положил на стол перед начальником района крепкую руку с растопыренными пальцами и, надавливая на крышку стола, торжественно произнес:

– Михаил Семеныч, «Гелиополис» готов! В ажуре!

Андрей, сидевший тут же, поднял глаза на Исаева.

А начальник района, на время согнав с лица мученическое выражение, спросил с некоторым любопытством:

– Это как понимать, Вася?

– А так, что, значит, «грек» обработан целиком и полностью! Не за двенадцать часов, а за десять! Потому как часть груза стояла на палубе и наш крановщик придумал работать двумя гаками – один тянет бочки из трюма, а второй, значит, попутно захватывает с палубы…

«Что он говорит?» – Андрей напряг память и вспомнил, что гаком портовики называют крюк… Выдумка крановщика была очень остроумной: из трюма кран мог за один раз поднять лишь столько бочек, сколько протиснется в отверстие люка. Естественно, что при этом мощность крана использовалась далеко не вся. И вот ребята, видно, решили прикреплять ко второму крюку, свисающему с той же стрелы, вторую порцию бочек, из тех, что стояли на палубе.

«Здорово!» – хотел сказать Андрей, но не успел, потому что в это время вошел Лаймон Грива. Он выглядел как заправский портовый грузчик. Фетровый колпак был лихо сбит на затылок. И без того крепкий, Лаймон казался еще мощнее в широкой брезентовой робе. Бросив осторожный взгляд на сидящего у стола начальника района, Лаймон глубоко вздохнул и, вытирая потный лоб, сказал как бы сам себе:

– Все в порядке!

Андрей понял. Он медленно поднялся со стула и почувствовал во всем теле знакомое ощущение расслабленности. Наступила реакция после целого дня нервного напряжения. Если даже на «Гелиополисе» и был шпион, то сойти на берег ему не удалось.

Андрей направился к двери, жестом позвал с собой Лаймона. В дверях они столкнулись с лейтенантом погранохраны Сергеевым. Предупрежденный, что без ведома майора Александрова нельзя предпринимать ничего, связанного с «Гелиополисом», щеголеватый лейтенант приложил руку к козырьку фуражки:

– Товарищ майор! Обработка греческого судна «Гелиополис» закончена… Капитан просит открыть границу!

– Что ж, – спокойно ответил Андрей. – Открывайте! – Ему теперь не было никакого дела до «грека».

На языке пограничников «открыть границу» означало дать разрешение на выход из территориальных вод Советского Союза.

Щеголеватый лейтенант слегка замялся и продолжал:

– Но греческий капитан говорит, что у него пропал один матрос, нанятый в Гамбурге!

Глава восьмая

Широкие портовые ворота весь день стояли распахнутыми настежь. Грузовики шли почти непрерывным потоком. У вахтеров не было свободной минуты отлучиться в будку: они проверяли документы, стоя прямо в воротах.

После шести часов вечера поток машин ослабел.

К семи проезжали лишь грузовики-одиночки, и вахтеру вечерней смены уже можно было, заперев ворота, сидеть в будке, вылезая из нее лишь на гудки редких машин.

Часов около восьми, когда начало темнеть, раздался очередной автомобильный сигнал. У ворот стояли семь самосвалов. Из порта везли горючий сланец. Шофер головной машины протянул вахтеру путевку. Тот прочитал ее, открыл ворота. Одна за другой в город выехали все семь машин.

В последнем самосвале на груде сланца сидел грузчик в поношенном темном пиджачке и засаленной кепчонке. Широкогрудый, как большинство людей, занимающихся физическим трудом, он обладал к тому же крепкой шеей атлета. Перед ним в сланец была воткнута лопата, и грузчик ехал, опираясь на нее. Поравнявшись с вахтером, грузчик повернул к нему голову, отчего на шее сразу вздулась мышца, и весело крикнул неожиданно звонким голосом:

– До завтра!

Вахтер улыбнулся и тоже помахал рукой.

Но заперев ворота и вернувшись в будку, вахтер вспомнил об этом грузчике. «Почему он сел в кузов, а не в кабину, рядом с шофером?.. И потом, почему вообще туда попал грузчик: ведь машины-то – самосвалы! Нет, это, пожалуй, был не грузчик!.. Но зачем же тогда лопата в руках?»

И окончательно запутавшись в догадках, вахтер принялся думать о другом…

А тот, кого считали грузчиком, подождал, пока колонна самосвалов, отъехав от порта на несколько кварталов, поравнялась с полутемным бульваром, и, улучив момент, легко выпрыгнул из машины. Очутившись на мостовой, огляделся и нырнул в полутьму бульвара.

Через несколько минут из главной аллеи бульвара, вливающейся в городскую шумную улицу, ленивой походкой отдыхающего бездельника выплыл рослый, моложавый человек спортивного склада, с бычьей шеей, коротко подстриженный, в отлично отглаженном коричневом костюме, с небольшим чемоданом в руке. Прищурившись от яркого уличного электрического света, человек этот огляделся по сторонам, словно вспоминая что-то, и, смешавшись с потоком прохожих, двинулся к центру города. Неизвестный был в хорошем настроении. Он на ходу насвистывал какую-то веселую песенку. Раз очень мило отстранил рукой загородившего ему дорогу малыша и, улыбнувшись его мамаше, которая плелась сзади, звонко произнес, явно напрашиваясь на знакомство:

– Малышам пора бай-бай!

Мать поняла это по-своему. Она дала малышу подзатыльник: «Не вертись у людей под ногами!» Человеку спортивного склада пришлось вежливо поклониться и продолжать свой путь.

В это же время в противоположном конце бульвара, медленно волоча ноги по хрустящему песку, шел еще один человек. Это был высокий, широкий в плечах, но слегка сгорбившийся мужчина средних лет, небритый, с крупными чертами лица. Он ежеминутно озирался, словно прятался от кого-то. На небритом мужчине был поношенный рабочий костюм, старая кепка и в руке – фанерный баул, который, видимо, представлял большую ценность, потому что владелец бережно нес его под мышкой.

Дойдя до освещенного участка и увидев, что навстречу идут два милиционера, небритый мужчина с ловкостью, свидетельствующей о большой практике, юркнул в кусты. Через минуту он вышел из них и направился по большой улице, полутемной и широкой, ведущей к железнодорожному вокзалу.

А первый незнакомец, продолжая свой путь по центральным улицам города, минут через пятнадцать быстрой ходьбы приблизился к четырехэтажному красивому дому. Остановился у стеклянной широкой парадной двери. Прямо над ней горел яркий матовый фонарь с номером дома.

Незнакомец взглянул на номер и быстро шмыгнул в подъезд. Прыгая сразу через две ступени, влетел на третий этаж. На лестничную клетку выходили две двери. Отдышавшись, он позвонил в правую. Открыла пожилая полная женщина в домашнем капоте. Пришедший, извинившись за беспокойство, назвал фамилию жильца, которого он хотел бы увидеть, и спросил, дома ли тот? Пожилая женщина любезно ответила, что гражданин этот теперь тут не живет. Вежливый незнакомец слегка растерялся, но тут же успокоился и спросил, куда уехал разыскиваемый им гражданин. Женщина назвала сельский район и место работы человека, который некогда занимал жилплощадь в этом большом красивом доме. Казалось, что такой ответ вполне удовлетворил пришедшего. Приложив руку к сердцу, он еще раз поблагодарил за любезность и откланялся.

На улице этот человек с минуту постоял возле подъезда, словно опять, как и при выходе с бульвара, собираясь с мыслями. Несколько раз внимательно огляделся по сторонам. Потом, приняв решение, пошел направо. Оставил за собой три квартала, свернул за угол и очутился у ярко освещенного подъезда большой гостиницы. Кабинка дежурного администратора была внизу. Незнакомец подошел к маленькому окошечку из матового стекла, постучал в него и, когда оно открылось, вежливо спросил:

– Номера есть?

Из окошечка выглянула миловидная девушка. Оглядев посетителя, насколько это позволяло сделать тесное окошечко, она задала встречный вопрос:

– Командировочный?

Услышав этот в сущности пустяшный вопрос, пришедший вытер рукой лоб. Рука еле заметно дрожала. Пальцы сразу стали мокрыми.

– Уф, забегался, пока к вам пришел, – сказал наконец он. – Нет, я сам от себя… А что, нельзя разве? – и он улыбнулся.

– Почему нельзя? Можно, – улыбнулась и девушка. – Давайте паспорт.

Тут незнакомец второй раз вытер лоб, на этот раз уже платком.

– Паспорт? Пожалуйста. – И он спокойно протянул в окошечко раскрытый паспорт.

При этом посетитель не добавил ни одной фразы, вроде таких, как «прописочка в порядочке», «в браке не состою – можете убедиться» и прочих пошлостей, на которые порою так охочи гостиничные постояльцы. Девушка взяла паспорт. Посетитель ей понравился, и теперь она не без интереса разглядывала его фотографию в паспорте, однако делая вид, что изучает необходимые для прописки данные. Владелец паспорта заметил это проявление повышенного интереса к своей персоне и шутя сказал:

– Хотите знать, откуда приехал?

– Нет, – живо ответила девушка. – Сравниваю фотографию с оригиналом… Что-то не особенно похож.

Она вскинула смеющиеся глаза на владельца паспорта и увидела, что тот в третий раз вытирает пот со лба.

– Неужели?

– Да! В жизни вы интересней! – И девушка захлопнула окошечко, чтобы собеседник не заметил румянца, вспыхнувшего на ее щеках.

– Брувелис Петер Карлович? – через полминуты крикнула она, не открывая окошечка.

– Так точно! Брувелис Петер Карлович, – подтвердил посетитель, нетерпеливо отстукивая пальцами по деревянному подоконнику администраторской будки какой-то ритмический этюд. Девушка раскрыла журнал для приезжающих и принялась вписывать туда фамилию нового постояльца. В это время за спиной пишущей кто-то сказал шепотом: «Дзидра!» Девушка обернулась. Надо заметить, что администраторская будка лишь одной своей стороной выходила в гостиничный вестибюль – вторая сторона сообщалась с помещением бухгалтерии. Именно оттуда в эту минуту вышла вторая девушка и, назвав первую по имени, поманила ее пальцем: «Поди сюда, погляди, какие я туфли купила!» Первая девушка немедленно откликнулась на приглашение подруги и пошла вслед за ней, продолжая держать в руках паспорт нового постояльца. Рассматривание новых туфель продолжалось минуты три. Посетитель совсем не подозревал, что дежурная ушла. Он лениво прогуливался по вестибюлю, насвистывая легкомысленную песенку. Однако глаза его почему-то были настороженными и злыми.

Не чувствуя за окошечком никаких признаков жизни, посетитель начал нетерпеливо покашливать. Сначала потихоньку, потом громче.

Подошел к окошечку, осторожно приоткрыл, стараясь не скрипнуть. Никого!

И паспорта нет.

Дальнейшее поведение посетителя стало очень странным. Он закрыл окошечко, повернулся и на цыпочках направился к двери. В тот момент, когда он уже взялся за ручку, девушка вернулась. Она заболталась с подругой и поэтому чувствовала себя немного виноватой перед посетителем, который оказался вынужденным столько времени топтаться в вестибюле.

Кокетливо улыбаясь, ибо кокетливая улыбка – сильное оружие в таких случаях, – девушка открыла окошечко… И успела заметить только ноги незнакомца. Он уже распахнул дверь, чтобы уйти.

– Гражданин! – крикнула девушка.

Гражданин даже не обернулся. В следующую секунду он уже был на улице. Дверь захлопнулась. Удивленная странным поведением владельца паспорта, девушка мысленно обозвала его дураком и отшвырнула документ в сторону. «Ничего, через десять-пятнадцать минут явится как миленький».

Но «миленький» не возвращался. Больше того! Он быстрыми шагами удалялся от гостиницы и остановился, только выйдя на вокзальную площадь, которая находилась в нескольких кварталах от гостиницы. К площади примыкал большой тенистый бульвар. Человек направился туда, нашел незанятую скамейку и грузно сел на нее.

Он успел просидеть не больше двух минут, как раздался хруст тяжелых шагов по песку дорожки. К скамейке направлялся высокий сутуловатый мужчина, тот самый, что несколькими минутами раньше так ловко избежал встречи с милицией. Теперь он шел гораздо спокойнее. Бросив быстрый взгляд в сторону сидевшего на скамейке и не уловив, по-видимому, ничего подозрительного, второй мужчина сел рядом, раскрыл свой драгоценный баул и извлек оттуда бутылку водки, пучок зеленого лука, щепотку соли в бумажке и жестяную кружку. Заметив, что сосед следит за этими приготовлениями с любопытством, прохрипел ему вызывающе:

– Ну, чего уставился? Хочешь компанию разделить – пей! А нет – давай отсюда! Не люблю, когда в рот глядят.

В первую минуту тот, к кому были обращены эти «ласковые» слова, ничего не ответил. Он внимательно глядел на соседа, казалось изучая его. Наконец весело и непринужденно ответил:

– А зачем же мне отказываться? И себя обижать, и хорошего человека!.. Давай наливай, друг. Будем знакомы!

И решительно протянул руку к жестяной кружке, чем сразу же расположил собеседника в свою пользу. Выпив и закусив, первый мужчина сказал с легкой усмешкой:

– А ведь ты меня на первых порах напугал! Думаю, что это за тип с чемоданом?.. Раскроет сейчас свой чемодан, снимет с меня костюм, запихнет туда, и поминай как звали!

– Нет, такими делами не занимаюсь, – с достоинством ответил второй, голос которого был настолько хриплым, что некоторые слова почти невозможно было разобрать. – Я бы и не пил, если б не жена! Замучила меня с алиментами, и я назло ей решил не работать. Алименты хочешь с меня получить – получай вместо них… – и он грязно выругался.

Выпили еще по одной. Первый задавал своему собутыльнику вопрос за вопросом. Выяснил, что тот в недавнем прошлом был шофером, но уже два года нигде не работает, скрывается от уплаты алиментов. В данную минуту испытывает острую нужду в деньгах.