Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 74. Письма 1903 г."
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
* 125. А. В. Олсуфьеву.
1903 г. Апреля 7. Я. П.
Любезный и истинно уважаемый
Александр Васильевич,
Хотя я и избавляю себя обыкновенно от условных форм обращения, я употребляю по отношению к вам эпитеты: любезный и уважаемый, п[отому] ч[то] истинно люблю и уважаю вас. И не думайте, пожалуйста, чтобы я этим хотел задобрить вас, пишу так п[отому], ч[то], входя в отношения с вами, хочется выразить мое чувство к вам.
Упоминаю о задобривании вас п[отому], ч[то], увы, опять утруждаю вас просьбою передать прошение государю.
Дело в том, что в 4-х верстах от меня жил крестьянин Афанасий Агеев. Агеев отпал от православия, смело могу сказать, не под моим влиянием. Когда я раз встретил Агеева на дороге, и он заговорил со мной, он был уже твердо убежденный христианин так называемого штундистского толка. Работая на железной дороге, он, обличив нечестные поступки одного из служащих, сделал себе в нем врага. Чтобы отомстить ему, его обвинили в том, что он произносил неприличные речи о богородице, его судили и приговорили к ссылке без срока в Сибирь.
Семья Агеева состоит из его жены, женщины больной женской болезнью, одной незамужней дочери, убогой идиотки сестры и 80-летнего старика отца. Агеев один кормил семью. Ссылка его лишает семью единственной поддержки. Жалко слышать про такие положения, но когда видишь эти слезы и отчаяние и семьи и его самого и когда, кроме того, знаешь, что всё это несчастье постигло человека за то, что он искренно искал бога, и что этот человек, которого теперь перевозят в кандалах с убийцами, человек вполне нравственный, и когда знаешь при этом, что царь, во имя которого это делается, признает за каждым человеком право верить по-своему (только бы вера его не была вредна другим) и всенародно объявляет это в манифесте,1 то решительно не понимаешь, как и для чего делают эти ужасные дела. Спасти этого человека и его семью можно только помилованием. Он подал прошение государю, но мы, принимающие в нем участие, боимся, что, во-первых, дело это может протянуться очень долго, а во-вторых, что если оно пойдет своим обычным ходом, то помилование не состоится. И вот поэтому-то я и решаюсь, как это мне ни больно, утруждать вас, прося передать прошение лично государю и быть в этом случае немного больше, чем une boite à lettres.2
Прилагаю при этом еще очень хорошую статью моего знакомого о веротерпимости,3 которую я постараюсь напечатать в газетах, а пока посылаю вам. Может быть, вы прочтете ее, и она расположит вас замолвить словечко за гонимого за веру Агеева.
Сын мой,4 кажется, говорил вам о том сердечном участии, которое мы с женою принимаем в постигшем вас горе.5
Я порадовался на женитьбу вашего милого сына на столь же милой девушке.6 Всё обещает им счастье, которого желаю им и для них и для вашего утешения.
Если напишете или телеграфируете мне ответ, буду очень благодарен.
Любящий и уважающий вас
Лев Толстой.
7 апреля 1903.
Об Александре Васильевиче Олсуфьеве (1843—1907) см. т. 70.
1 Манифест от 26 февраля 1903 г. В первом параграфе манифеста возвещалось о веротерпимости. Практические результаты этого манифеста были ничтожны. См. статью В. И. Ленина «Самодержавие колеблется...» (Сочинения, т. 6, стр. 312—317).
2 [ящик для писем.]
3 Статья И. М. Трегубова «Голос древней церкви». См. письмо № 115.
4 Михаил Львович Толстой.
5 Смерть жены Олсуфьева Екатерины Львовны (1847—1902).
6 Георгий Александрович Олсуфьев (р. 1878) в 1902 г. женился на Софии Владимировне Глебовой (р. 1884), сестре жены М. Л. Толстого.
В результате доклада Олсуфьева царю министр внутренних дел отдал распоряжение не ссылать Агеева, пока в Комиссии прошений не будет разобрано его дело. См. письмо № 153.
126. Н. В. Давыдову.
1903 г. Апреля 7. Я. П.
Спасибо вам, добрый, милый Николай Васильевич, за ваше участие в деле Агеева. Прошение в Туле не дали Абрикосову, оно поехало к прокурору судебн[ой] палаты.1
Если можно выручить его оттуда, то выручите; если нет, то подадим от жены. Решите, как сделать с подписью.2
Письмо Олсуфьеву я написал. Прочтите его. Если что нехорошо, я готов переписать. Передать письмо с прошением Олсуфьеву через кого вы посоветуете.3
До свиданья.
Любящий и благодарный вам
Лев Толстой.
1903. 7 апреля.
Впервые опубликовано в ТП, 2, стр. 51.
Ответ на письмо Н. В. Давыдова от 3 апреля 1903 г.
1 Написанное Н. В. Давыдовым прошение о помиловании было переслано через X. Н. Абрикосова Агееву в тюрьму для подписи. Давыдов советовал ради ускорения дела взять подписанное прошение на руки и передать его царю, но тюремная администрация отказалась выдать прошение, переслав его прокурору Московской судебной палаты.
2 А. В. Агеева в Москву для подписи прошения не приезжала. За нее подписались как за неграмотную.
3 Копию прошения Агеева, прошение его жены и письмо Толстого к А. В. Олсуфьеву Давыдов сам передал Олсуфьеву, приехавшему в Москву вместе с царем на открытие памятника Александру II.
* 127. Томасу Ферису (Thomas Н. Ferris).
1903 г. Апреля 19. Я. П.
Dear Mr. Ferris,
It is for the last time I answer your letter. I beg you to understand that I cannot avail myself to your desire, I do not presume that I know all that is to be known, but it is not through spiritualism that I intend to seek the truth.
I beg you not to come. I have neither the time nor the wish to receive you, so I hope that there will be no more question of your coming here to see me.
L. T.
Apr. 1903.
Уважаемый г. Ферис.
Отвечаю на ваше письмо в последний раз. Прошу вас понять, что я не могу исполнить вашего желания. Я вовсе не считаю, что знаю всё, что можно знать, но не посредством спиритизма намерен я искать истину.
Прошу вас не приезжать. Я не имею ни времени, ни желания вас принять и потому надеюсь, что о вашем приезде сюда для свидания со мной не будет более речи.
Л. Т.
Апр. 1903.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 168, где отпечатана копия рукой T. Л. Сухотиной (число даты не отпечаталось). Датируется по расположению письма в копировальной книге.
Ответ на письмо от 17 апреля 1903 г. (Москва, почт, шт.), в котором Ферис, настаивая на новом свидании, продолжал убеждать Толстого в истинности спиритизма. Он предлагал привезти с собой «прекрасного» медиума, который устроил бы Толстому общение с Христом.
128. В. Г. Черткову от 19 апреля.
* 129. Томасу Ферису (Thomas Н. Ferris).
1903 г. Апреля 26. Я. П.
Mr. Ferris.
Dear Mr. Ferris,
I am sorry that I can not satisfy your wish.
Yours truly
Leo Tolstoy.
Г. Ферису.
Уважаемый г. Ферис,
Очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания.
Искренно ваш Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 169. Датируется по отметке на письме Фериса.
В ответ на предыдущее письмо Толстого Ферис в письме от 24 апреля выражал сожаление, что Толстой, за отсутствием времени, «не успевает поправлять ошибки своих воззрений или даже обращать внимание на искренние убеждения своих собратьев». Ферис просил также возместить расходы по его пребыванию в Москве.
В мае и июне Ферис продолжал писать, повторяя свою просьбу о свидании. Письма остались без ответа.
130. Э. Г. Линецкому.
1903 г. Апреля 27. Я. П.
Эммануил Григорьевич,
Я получил ваше письмо. Таких писем я получил уже несколько. Все пишущие, так же как и вы, требуют от меня, чтобы я высказал свое мнение о кишиневском событии. Мне кажется, что в этих обращениях ко мне есть какое-то недоразумение. Предполагается, что мой голос имеет вес, и поэтому от меня требуют высказывания моего мнения о таком важном и сложном по своим причинам событии, как злодейство, совершенное в Кишиневе. Недоразумение состоит в том, что от меня требуется деятельность публициста, тогда как я человек, весь занятый одним очень определенным вопросом, не имеющим ничего общего с современными событиями: именно, вопросом религиозным и его приложением к жизни. Требовать от меня публичного выражения мнения о современных событиях так же неосновательно, как требовать этого от какого бы то ни было специалиста, пользующегося некоторою известностью.1 Я могу, и делал это, воспользоваться каким-либо современным событием для иллюстрации проводимой мною мысли, но отзываться на все современные, хотя бы и очень важные события, как это делают публицисты, я никак не могу, если бы даже считал это нужным. Если бы я поступал так, то я должен бы был высказывать мнения необдуманные или пошлые, повторяя то, что было уже сказано другими, и тогда, очевидно, и не существовало бы того значения моего мнения, на основании которого требуют от меня его высказывания.
Что же касается моего отношения к евреям и к ужасному кишиневскому событию, то оно, казалось бы, должно быть ясно всем тем, кто интересовался моим мировоззрением. Отношение мое к евреям не может быть иным, как отношение к братьям, которых я люблю не за то, что они евреи, а за то, что мы и они, как и все люди, сыны одного отца – бога, и любовь эта не требует от меня усилий, так как я встречал и знаю очень хороших людей евреев.
Отношение же мое к кишиневскому преступлению тоже само собой определяется моим религиозным мировоззрением.2 Еще не зная всех ужасных подробностей, которые стали теперь известны потом,3 я по первому газетному сообщению понял весь ужас совершившегося и испытал тяжелое смешанное чувство жалости к невинным жертвам зверства толпы, недоумения перед озверением этих людей, будто бы христиан, чувство отвращения и омерзения к тем, так называемым образованным людям, которые возбуждали толпу и сочувствовали ее делам и, главное, ужаса перед настоящим виновником всего, нашим правительством с своим одуряющим и фанатизирующим людей духовенством и с своей разбойнической шайкой чиновников. Кишиневское злодейство есть только прямое последствие проповеди лжи и насилия, которая с таким напряжением и упорством ведется русским правительством.4
Отношение же к этому событию правительства есть только новое доказательство его грубого эгоизма, не останавливающегося ни перед какими жестокостями, когда дело идет о подавлении кажущегося ему опасным движения, и его полного равнодушия, подобного равнодушию турецкого правительства к армянским побоищам, к самым ужасным жестокостям, если только они не касаются его интересов.
Вот всё, что я мог бы сказать по случаю кишиневского дела, но всё это я давно уже высказал.
Если же вы спросите меня: что, по моему мнению, нужно делать евреям, то ответ мой тоже сам собой вытекает из того христианского учения, которое я стараюсь понимать и которому стараюсь следовать. Евреям, как и всем людям, для их блага нужно одно: как можно более в жизни следовать всемирному правилу – поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, и бороться с правительством не насилием – это средство надо предоставить правительству – а доброю жизнью, исключающей не только всякое насилие над ближним, но и участие в насилии и пользование для своих выгод орудиями насилия, учрежденными правительством. Вот всё – очень старое и известное, что я имею сказать но случаю ужасного кишиневского события.
Лев Толстой.
Ясная Поляна.
27 апреля 1903 г.
Такое же письмо я послал в Москву Д. С. Шору.
Печатается по копии. О первой публикации см. прим. к письму № 131. С указанием фамилии адресата Липецкого напечатано в «Вестнике литературы» 1921, 12 (36), стр. 17—18. В ГМТ хранятся два черновика: автограф от 26 апреля, представляющий первую редакцию, и переписанный на машинке текст автографа. На втором черновике сделаны собственноручные исправления; в законченном виде он совпадает с подлинником.
Эммануил Григорьевич Липецкий (р. 1870) – с 1903 г. зубной врач в г. Елисаветграде.
18 апреля 1903 г. Э. Г. Липецкий обратился к Толстому с письмом по поводу еврейского погрома, происшедшего и Кишиневе 6—8 апреля 1903 г.
1 Впервой редакции: Требовать от меня публичного выражения мнения о современных событиях всё равно, что требовать этого от Пастёра или Гельмгольца.
От сноски2до 4в первой редакции: Еще не зная всех ужасных подробностей, кот[орые] стали теперь известны, я по первому газетному сообщению ужаснулся тому, что случилось, и понял, что главным виновником всего дела было правительство. Жалки мученики, невинные жертвы зверства толпы, жалки и в своем озверении мучители, отвратительны интеллигенты, (если были такие) руководившие озверенными людьми, но ужасно, страшно, ненавистно правительство с своим одуряющим и фанатизирующим людей духовенством, с своей разбойнической шайкой чиновников, с своей жестокостью против всех тех, кот[орые] могут нарушить спокойное пользование властью, и равнодушие (хуже турок с армянами) к самым страшным зверствам, когда они не опасны правительству. Таково мое отношение к жертвам, орудиям и виновникам кишиневского злодейства. И в этом отношении нет ничего нового. Источник всех бедствий, от кот[орых] страдают обитатели России, есть грубое, жестокое, глупое правительство. И с этим источником всех зол я борюсь уже десятки лет, п[отому] ч[то] вижу в этом ужасном правительстве главную причину непонимания людьми истинного христианского учения и одурения и озверения, доводящих их до таких ужасных непонятных дел, как кишиневское злодейство.
3 Так в копии.
131. Д. С. Шору.
1903 г. Апреля 27. Я. П.
[Текст письма тот же, что и текст, письма к Э. Т. Липецкому того же числа, за исключением обращения и приписки.]
Местонахождение подлинника неизвестно. Неизвестен также текст обращения. Напечатано в 1903 г. во многих русских и иностранных периодических изданиях.
Давид Соломонович Шор (1867—1942) – московский пианист, лектор, основатель популярного в свое время трио: Шор, Эрлих, Крейн. Бывал у Толстого в Москве в Хамовниках.
Ответ на письмо Д. С. Шора от 24 апреля 1903 г. по поводу кишиневского еврейского погрома.
132. И. П. Накашидзе.
1903 г. Апреля 27. Я. П.
Милый Илья Петрович,
Очень благодарен вам за сообщаемые сведения. Поблагодарите также от меня любезного Шульгина и Эсадзе. Как мне ни совестно это, я посылаю им свои сочинения, т[ак] к[ак] ничем другим не могу отблагодарить их.
В Ясенках лежит давно посылка – вероятно, это от вас. Во всяком случае, попросите и Шуль[гина] и Эсадзе не трудиться больше для меня. Я и приостановил теперь работу над Х[аджи]-М[уратом] да и вообще эта повесть не стоит того труда, к[оторый] для него полагают добрые люди. Книги мои вышлются из Москвы. Я здесь надписал их. Из запрещенных постараюсь выслать после, что могу.
Братски целую вас. Поклон вашей жене.
Лев Толстой.
27 апреля 1903.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 169. Впервые опубликовано в «Русской мысли» 1913, III, стр. 143.
И. П. Накашидзе прислал материалы о Хаджи-Мурате, найденные в Тифлисском архиве.
133. Н. И. Стороженко.
1903 г. Апреля 27. Я. П.
Дорогой Николай Ильич,
Я очень рад подписаться под телеграммой. Мне только не нравится выражение «жгучего стыда за христианское общество». Нельзя ли выключить эти слова или всю телеграмму изменить так:
Глубоко потрясенные совершенным в Кишиневе злодеянием, мы выражаем наше болезненное сострадание невинным жертвам зверства толпы, наш ужас перед этим зверством русских людей, невыразимое омерзение и отвращение к подготовителям и подстрекателям толпы и безмерное негодование1 против попустителей этого ужасного дела.
Во всяком случае, если только выпустится выражение о стыде, я рад подписаться и благодарю вас за обращение ко мне.
В Петербург я не еду.2 Здоровье мое хорошо. Желал бы, чтобы вам было также не худо, и, судя по вашему письму, надеюсь, что это так. Дружески жму вам руку.
Л. Толстой.
27 апреля 1903.
Передаст вам это письмо мой молодой приятель прекрасный музыкант и милый человек Гольденвейзер.
Печатается по копировальной книге № 5, л. 170. Впервые опубликовано в переводе на еврейский разговорный язык (жаргон) в газете «Газман» 1903, № 33 от 5 мая. В обратном на русский язык переводе перепечатано в «Южном курьере» 1903, № 125 от 17 мая и в других газетах. Подлинник оиубликован в «Летописях Государственного Литературного музея», кн. 2, М. 1938, стр. 227—228.
О Николае Ильиче Стороженко (1836—1906) см. т. 67.
В недатированном письме от середины апреля Стороженко просил Толстого подписать коллективную телеграмму кишиневскому городскому голове по поводу еврейского погрома: «Глубоко потрясенные зверствами, жертвой которых сделались евреи г. Кишинева, мы выражаем наш ужас перед случившимся, чувство жгучего стыда за христианское общество и безмерное негодование против гнусных подстрекателей темной массы». Письмом от 1 мая Стороженко известил Толстого, что его редакция «настолько лучше и обстоятельнее», что было решено отправить ее не в виде телеграммы, для которой время уже прошло, а письмом. Тогда же Стороженко прислал экземпляр для подписи.
1 В подлиннике: безмерного негодования
2 Н. И. Стороженко спрашивал, справедливы ли газетные сообщения о намерении Толстого ехать в Петербург.
134. Кишиневскому городскому голове.
1903 г. Начало мая. Я. П.
Милостивый государь, глубоко потрясенные совершенным недавно в городе Кишиневе злодеянием, мы выражаем наше болезненное сострадание невинным жертвам зверства толпы, наш ужас перед этими зверствами русских людей, невыразимое омерзение и отвращение к подготовителям и подстрекателям толпы и безмерное негодование против попустителей этого ужасного дела.
Лев Толстой [и другие подписи].
Перепечатывается из «Свободного слова» 1903, 5, столб. 28. Коллективное письмо. Первая подпись Л. Н. Толстого. Среди других подписи А. И. Сумбатова-Южина, Н. И. Стороженко, В. И. Вернадского, И. Е. Забелина (все подписи воспроизведены в «Одесских новостях» 1903, № 5973 от 18 мая). Датируется по письму к Стороженко от 27 апреля (см. № 133). В «Летописях Государственного Литературного музея», кн. 2, М. 1938, стр. 229, опубликован черновик-автограф этого письма. Там же между стр. 128—129 черновик факсимильно воспроизведен.
135. С. А. Толстой от 2 мая.
* 136. C. H. Толстому.
1903 г. Мая 3. Я. П.
Получил все книги и не знаю, есть ли что еще послать тебе.1 Николай2 торопится, и потому если что вздумаю прислать, то другой раз. Посылаю тебе гостинец, кот[орый] привезла Таня из-за границы. Это электрический фонарик. Он употребляется так: когда нужно осветить комнату или дорогу в темноте, прижимается пуговка с боку. Действует он, говорят, долго. А когда истощится, то его в Москве заряжают вновь за 75 к. Может быть, тебе пригодится. А я посылаю его тебе п[отому], ч[то] мне такой подарили другой. Беляев3 мало способный человек. Спасибо ему, что он прислал свою статью в корректуре, и я, по его разрешению, многое выключил, а то было еще хуже и бестактно. – Здоровье как должно быть так
т. е. то вверх, то вниз, а в конце все-таки вниз. И я себя муштрую так, чтобы на это понижение смотреть с таким же удовольствием, как на увеличение сил в юности и молодости. Ты читал или прочтешь о книге Мечникова.4 Он прислал мне ее, и она очень интересна по своей ученой глупости.
Сейчас у нас Сережа, приехавший из Москвы, и Лева, очень скучающий о бедной жене. Он очень получшел. Не правда ли? Я очень рад этому. Илья участвует в какой-то кампании добывания золота на Урале из дна рек. Желал бы ему поправки дел, кот[орые] у него очень плохи, но боюсь, что эта кампания дутая.5 Соф[ья] Андр[еевна] сейчас в Москве. Я не отчаиваюсь приехать в Пирогово.6 А впрочем, как бог велит.
Поклон твоим.
Писал я – очень лениво – послесловие к Рабочему Народу. Теперь кончил. Главная мысль о том, что всё, что делают революционеры, глупо и ни к чему не ведет.
Начато много другого, да мало теперь охоты писать. Прощай.
Л. Т.
3 мая.
Ответ на письмо С. Н. Толстого от 2 мая 1903 г.
1 С. Н. Толстой вернул книги, присланные ему из Ясной Поляны, и просил новых.
2 Николай Васильевич Балакин.
3 С. Н. Толстой обратил внимание на заметку Ю. Д. Беляева «В Ясной Поляне» – «Новое время» 1903, № 9746 от 24 апреля. См. в списке писем, написанных по поручению Толстого, письмо к нему от середины апреля 1903 г. (№ 24). О нем см. т. 76.
4 И. И. Мечников прислал Толстому свою книгу «Etudes sur la Nature Humaine. Essai de philosophie optimiste», Paris [«Этюды о природе человека. Опыт философии оптимизма», Париж], I, 1903. См. по поводу этой книги в Дневнике Толстого запись от 29 апреля 1903 г. (т. 54, стр. 169) и дневник А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого», I, М. 1922, запись от 22 октября 1904 г. На русском языке книга вышла в изд. «Научное слово», М. 1904. В гл. VI, IX, XII Мечников касается отношения Толстого к смерти.
5 Илья Львович Толстой вступил акционером в Верхне-Уральское золотопромышленное товарищество, в котором пробыл несколько лет. Предприятие это было для него неудачным.
6 Толстой был в Пирогове 27—28 мая.
