Текст книги "Том 38. Полное собрание сочинений. "

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 55 страниц)

[НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА.]

Нет худа без добра. Так есть и сторона добрая в тех ужасных преступлениях всех законов, божеских и человеческих, в тех убийствах, которые не переставая и все учащаясь совершаются под названием смертных казней людьми, именуемыми правительством. Добрая сторона в том, что перед каждым человеком прямо и бесповоротно поставлен вопрос: во что он верит: в Бога или хотя совесть человеческую или в государство и во все то, что будет предписано во имя его? Ужасно сказать, большинство того, что называется высшими сословиями, признает обязательным подчинение закона Бога, требований совести «закону» государства и его требованиям. Как ни усиленно и, страшно сказать, успешно идет развращение так называемых низших сословий, на них одна надежда. Нельзя верить, чтобы русский простой, безграмотный, необразованный, т. е. неиспорченный народ променял Бога на государство, Евангелие на свод законов и статьи: Не убий и Люби врагов, на статьи 1, 129, или еще какие таких то отделов. Пора народу опомниться, и народ опоминается.

Лев Толстой.

Ясная Поляна.

6 Февраля 1909 г.

–

[О ГОГОЛЕ.]

Гоголь – огромный талант, прекрасное сердце и небольшой, несмелый, робкий ум.

Отдается он своему таланту – и выходят прекрасные литературные произведения, как «Старосветские помещики», первая часть «Мертвых Душ», «Ревизор» и в особенности – верх совершенства в своем роде – «Коляска». Отдается своему сердцу и религиозному чувству – и выходят в его письмах, как в письме «О значении болезней», «О том, что такое слово» и во многих и многих других, трогательные, часто глубокие и поучительные мысли. Но как только хочет он писать художественные произведения на нравственно-религиозные темы или придать уже написанным произведениям несвойственный им нравственно-религиозный поучительный смысл, выходит ужасная, отвратительная чепуха, как это проявляется во второй части «Мертвых Душ», в заключительной сцене к «Ревизору» и во многих письмах.

Происходит это от того, что, с одной стороны, Гоголь приписывает искусству несвойственное ему высокое значение, а с другой – еще менее свойственное религии низкое значение церковное, и хочет объяснить это воображаемое высокое значение своих произведений этой церковной верой. Если бы Гоголь, с одной стороны, просто любил писать повести и комедии и занимался этим, не придавая этим занятиям особенного, гегельянского, священнослужительского значения, и с другой стороны, просто признавал бы церковное учение и государственное устройство, как нечто такое, с чем ему не зачем спорить, и чего нет основания оправдывать, то он продолжал бы писать и свои очень хорошие рассказы и комедии и при случае высказывал бы в письмах, а может быть и в отдельных сочинениях свои часто очень глубокие, из сердца выходящие нравственные религиозные мысли. Но, к сожалению, в то время, как Гоголь вступил в литературный мир, в особенности после смерти не только огромного таланта, но и бодрого, ясного, незапутанного Пушкина, царствовало по отношению к искусству – не могу иначе сказать – то до невероятности глупое учение Гегеля, по которому выходило то, что строить дома, петь песни, рисовать картины и писать повести, комедии и стихи представляет из себя некое священнодействие, «служение красоте», стоящее только на одну степень ниже религии. Одновременно с этим учением было распространено в то время и другое, не менее нелепое и не менее запутанное и напыщенное учение славянофильства об особенном значении русского, т. е. того народа, к которому принадлежали рассуждающие, и вместе с тем особенного значения того извращения христианства, которое называлось православием.

Гоголь хотя и мало сознательно, но усвоил себе оба учения: учение об особенном значении искусства он естественно усвоил, потому что оно приписывало великую важность его деятельности, другое же, славянофильское учение тоже не могло не привлечь его, так как, оправдывая все существующее, успокаивало и льстило самолюбию.

И Гоголь усвоил оба учения и постарался соединить их в применении к своему писательству. Из этой-то попытки и вышли те удивительные нелепости, которые так поражают в его писаниях последнего времени.

–

[ПОМЕТКИ ПРИ ПЕРЕЧИТЫВАНИИ «ВЫБРАННЫХ
МЕСТ ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУЗЬЯМИ».]

(МАРТ 1909 г.)

Завещание. Отмечены NB: «Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном».

Женщина в свете. 5.

Значение болезней. 5х

О том что такое слово. 5ххх

О помощи бедным. 2.

Об Одиссее. 1.

Несколько слов о нашей церкви и духовенстве. 0.

О том же. 0.

О лиризме наших поэтов. 1.

Отмечены NB: «... у меня напыщено, темно и невразумительно».

Споры. 4.

Христианин идет вперед. 5.

Карамзин. 1.

О театре. 5.

Предметы для лирического поэта. 5.

Советы. 5х

Просвещение. 0.

Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых Душ». Отмечены NB начало (первый абзац) первого письма; из третьего слова: «Он поселил мне... постепенно и понемногу»; из четвертого: «Рожден я... прочное дело жизни».

Нужно любить Россию. 1.

Поставлено 5: «Один Христос... любовь к братьям».

Нужно проездиться по России. 1.

Что такое губернаторша. 0х

Русский помещик. 0.

Исторический живописец Иванов. 1.

Чем может быть жена для мужа. 1.

Страхи и ужасы России. 4.

Отмечены NB:

1) «нанесен журналами,,,... палатах и камерах»

2) «Дело идет... мудрецы жизненного дела».

Близорукому приятелю. 5.

Занимающему важное место. 1.

Чей удел на земле выше. 5 за начало до слов «последний нищий».

Напутствие. 1.

В чем существо русской поэзии. 2.

Светлое воскресенье. 1.

Письмо к Россати. 3.

О Современнике. 2.

Авторская исповедь. 1.

Письмо Жуковскому. Отмечены NB 1) «не мое дело.... рассуждениями»; 2) «мог ли бы я выставить.... душа человеческая»; 3) «что пользы... ответа».

–

[ПИСЬМО СТУДЕНТУ О ПРАВЕ.]

Получил ваше письмо и с удовольствием отвечаю на него. То, что вы выписываете из книги Г-на Петражицкого³3
  «Существенное значение этических переживаний и нравственного и правового типа в человеческой жизни состоит в том, что они 1) действуют в качестве мотивов поведения (мотивационное действие этических переживаний); 2) производят известные изменения в самой психике индивидов (педагогическое, воспитательное действие этических переживаний)».. « Чисто моральная, беспритязательная психика – очень высокая и идеальная психика, но она требует для нормального и здорового развития характера еще другой, притязательной, правовой психики. Без такого дополнения, или, правильнее, без такого (императивно-аттрибутивного) фундамента нет здоровой этики, а существует почва для разных, под час отвратительных, уродливостей».... «В обществе принято относиться к праву, как к чему-то низшему по сравнению с нравственностью, менее ценному, менее достойному уважения. А есть учения (напр. учение Л. Толстого, разные анархистические учения), которые относятся к праву прямо отрицательно. В основе этих воззрений, как видно из всего вышеизложенного, лежит незнание природы и значение и той и другой ветви человеческой этики».


[Закрыть], показалось мне, с одной стороны, в высшей степени забавным своими императивными, атрибутивными, этическими и какими-то еще переживаниями, особенно, когда я живо представил себе ту важность, с которой все это преподается почтенными, часто старыми уже людьми, и то подобострастное уважение, с которым все это воспринимается и заучивается тысячами не глупых и считающихся просвещенными молодых людей. Но кроме этой комической стороны есть в этом деле и сторона серьезная и очень серьезная. И про нее то мне и хочется сказать то, что я о ней думаю. Серьезная сторона эта в том, что вся эта удивительная так называемая наука о праве, в сущности величайшая чепуха, придумана и распространяема не de gaieté de coeur,⁴4
  [с легким сердцем]


[Закрыть] как говорят французы, а с очень определенной и очень нехорошей целью: оправдать дурные поступки, постоянно совершаемые людьми нерабочих сословий. Серьезная сторона этого дела еще и в том, что ни на чем нельзя с большей очевидностью увидать ту низкую степень истинного просвещения людей нашего времени, как на том удивительном явлении, что собрание таких самых запутанных, неясных рассуждений, выражаемых выдуманными, ничего не значущими, смешными словами, признается в нашем мире «наукой» и серьезно преподается в университетах и академиях.

Право? Право естественное, право государственное, гражданское, уголовное право, церковное, право войны, право международное, das Recht, le Droit, право⁵5
  По английски слово право, das Recht, le Droit, передается словом law. Англичане совершенно основательно соединили в одно два искусственно разделенные понятия, так как правом называется только то, что утверждено законом.


[Закрыть]. Что же такое то, что называется этим странным словом? Если рассуждать не по «науке», т. е. не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу определять то, что в действительности подразумевается под словом «право», то ответ на вопрос о том, что такое право, будет очень простой и ясный: правом в действительности называется для людей, имеющих власть, разрешение, даваемое ими самим себе, заставлять людей, над которыми они имеют власть, делать то, что им – властвующим, выгодно, для подвластных же правом называется разрешение делать все то, что им не запрещено. Право государственное есть право отбирать у людей произведения их труда, посылать их на убийства, называемые войнами, а для тех, у кого отбирают произведения их труда и которых посылают на войны, право пользоваться теми произведениями своего труда, которые еще не отобраны от них, и не итти на войны до тех пор, пока их не посылают. Право гражданское есть право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и нет орудий труда, продавать свои труды и свои жизни, умирая от нужды и голода, тем, которые владеют землею и капиталами. Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать всех тех людей, которых они считают нужным ссылать, заточать, вешать; для людей же ссылаемых, заточаемых и вешаемых есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным. То же самое и по международному праву: это право Польши, Индии, Боснии и Герцеговины жить независимо от чужих властей, но только до тех пор, пока люди, распоряжающиеся большими количествами войска, не решат иначе. Так это ясно для всякого человека, думающего не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу. Для такого человека ясно, что то, что скрывается под словом «право», есть не что иное, как только самое грубое оправдание тех насилий, которые совершаются одними людьми над другими.

Но права эти определяются законами, говорят на это «ученые». Законами? да, но законы то эти придумываются теми самыми людьми, будь они императоры, короли, советники императоров и королей, или члены парламентов, которые живут насилиями и потому ограждают эти насилия устанавливаемыми ими законами. Они же, те же люди и приводят эти законы в исполнение, приводят же их в исполнение до тех пор, пока законы эти для них выгодны, когда же законы эти становятся невыгодны им, они придумывают новые, такие, какие им нужно.

Ведь все дело очень просто: есть насилующие и насилуемые, и насилующим хочется оправдать свое насилие. И вот свои распоряжения о том, как они в данном случае и в данное время намерены насиловать людей, они называют законами, разрешение же, которое они сами себе дают совершать свои насилия, и предписания насилуемым делать только то, что не запрещается им, называют правом.

И тысячи и тысячи молодых людей старательно изучают все эти глупости – еще не беда бы была, если бы только глупости, но гадости, на которых строится этот грубый и губительный обман, и большие миллионы простых людей, доверяя тому, что им внушают «ученые», безропотно подчиняются той неестественной подавленной жизни, которая слагается для них вследствие этого проповедуемого и признаваемого «учеными» людьми обмана.

Когда какой-нибудь Шах персидский, Иоанн Грозный, Чингис Хан, Нерон режут, бьют людей тысячами, это ужасно, но всетаки не так ужасно, как то, что делают Г-да Петражицкие и им подобные. Эти убивают не людей, а все то святое, что есть в них.

Нехорошо суеверие и отчасти обман какой-нибудь разносимой по народу чудотворной иконы матушки царицы небесной, но в этом суеверии и обмане есть некоторая поэзия, кроме того обман этот вызывает всетаки добрые чувства в людях, но в суеверии и обмане «права» нет ничего кроме самого гадкого мошенничества, желания не только скрыть от людей сознаваемую всеми нравственно-религиозную истину, но извратить ее, выдать за истину самые жестокие и противные нравственности поступки: грабежи, насилия, убийства.

Поразительны при этом и дерзость, и глупость, и пренебрежение к здравому смыслу, с которыми эти Г-да ученые вполне спокойно и самоуверенно утверждают, что тот самый обман, который более всего другого развращает людей, нравственно воспитывает их. Ведь говорить это можно было и то с грехом пополам, когда происхождение «права» признавалось божественным, теперь же, когда то, что называется «правом», выражается в законах, придумываемых или отдельными людьми, или спорящими партиями парламентов, казалось бы уже совершенно невозможно признавать постановления «права» абсолютно справедливыми и говорить о воспитательном значении «права». Главное же говорить о воспитательном значении «права» нельзя уже потому, что решения «права» приводятся в исполнение насилиями, ссылками, тюрьмами, казнями, т. е. поступками самыми безнравственными. Говорить теперь об этическом, воспитательном значении «права» все равно, что говорить (да и говорили это) об этическом воспитательном значении для рабов власти рабовладельцев. Мы теперь в России с полной очевидностью видим это воспитательное значение «права». Видим, как на наших глазах развращается народ, благодаря тем неперестающим преступлениям, которые – вероятно, оправдываемые «правом» – совершаются русскими властями. Развращающее влияние деятельности, основанной на «праве», особенно резко заметно теперь в России, но то же самое всегда и везде есть, было и будет, где есть, – а оно везде есть – признание законности всякого рода насилий, включающих и убийство, основанных на «праве».

Да, воспитательное значение «права»!

Едва ли в каком либо другом случае доходили до таких пределов и наглость лжи и глупость людей.

Этическое, воспитательное значение «права»! Ведь это ужасно. Главная причина безнравственности людей нашего христианского мира это этот ужасный обман, который называется «правом», а они говорят о воспитательном значении «права».

Ведь никто не станет спорить о том, что самые первые, невысокие требования нравственности, не говоря уже о любви, состоят в том, чтобы не делать другому, чего не хочешь, чтоб тебе делали, сострадать бедному, голодному, прощать обиды, не грабить людей, не присвоиватъ одним людям того, на что другие имеют одинаковое с ними право, вообще не делать того, что сознается злом всяким неиспорченным разумным человеком. И что же, как образец справедливости и исполнения нравственных требований, самым торжественным образом делается людьми, считающими сами себя учителями, руководителями людей? Охранение богатств крупных земельных собственников, фабрикантов, капиталистов, наживших свои богатства захватом земли, естественно долженствующей быть общей, или ограблением трудов рабочих, поставленных вследствие отнятия земли в полную зависимость от капиталистов; охранение такое усердное, что когда [кто] либо из ограбленных, забитых, обманутых, со всех сторон спаиваемых одуряющими напитками людей как нибудь присвоит себе ¹/_1000000 тех предметов, которые постоянным грабежом отняты у него и его товарищей, его по «праву» судят, запирают, ссылают.

Живет владелец тысячи десятин земли, т. е. человек, противно всякой самой несомненной справедливости завладевший один естественным достоянием многих, в особенности тех, которые живут на этой земле, т. е. явно ограбивший и не перестающий грабить их. И вот один из этих ограбляемых людей, безграмотный, одуренный ложной верой, передаваемой ему из рода в род, спаиваемый правительством водкой, нуждающийся в удовлетворении самых первых жизненных потребностей, идет ночью с топором в лес и срубает дерево, необходимое ему или для постройки, или для того, чтобы на вырученные деньги купить самое необходимое. Его ловят. Он нарушил «право» владетеля 1000 десятин леса, знатоки «права» судят его и сажают в тюрьму, оставляя голодную семью без последнего работника. То же совершается везде, в сотнях, тысячах таких случаев в городах, заводах и фабриках.

Казалось бы, что не может быть нравственности без справедливости, доброты, сострадания, прощения обид. Тут все это нарушается во имя «права». И такие то дела, совершаемые на основании «права» ежедневно повсюду тысячами, нравственно воспитывают людей!

Воспитательное, этическое влияние «права»?!

Нет ничего – даже не исключая Богословия, которое так неизбежно развращало бы, не могло бы не развращать людей.

Можно только удивляться тому, как, несмотря на это постоянное и усиленное с двух сторон развращение народа, еще удержалось в нем истинное понимание справедливости, уже совершенно потерянное нерабочими сословиями.

«Если ученые господа, знающие все божеские и человеческие законы, при том ни в чем не нуждающиеся, богатые, считают, что надо бедняка, который по нужде, или даже по глупости, пьянству, невежеству срубил в лесу дерево или унес из завода на 2 рубля товару, посадить в тюрьму и не прощать, а морить с голоду его семью, то что же мне то голому, безграмотному делать, когда у меня сведут лошадь. Судить, и не то что засудить, а убить конокрада?» – Так должны бы рассуждать люди из народа, но они, несмотря на все развращение, которому подвергаются от «права» и богословия, преимущественно от «права», все-таки удерживают настоящие нравственные человеческие черты, которых нет и помину у людей, устанавливающих «права» и живущих по ним.

Кант говорил, что болтовня высших учебных заведений есть большей частью соглашение уклоняться от решения трудных вопросов, придавая словам изменчивый смысл. Но мало того, что эта болтовня ученых имеет целью уклонение от решения трудных вопросов, болтовня эта, как это происходит при болтовне о «праве», имеет часто еще самую определенную безнравственную цель – оправдание существующего зла.

Так это в нравственном отношении, но и с точки зрения разумности вера в какую-нибудь чудотворную матушку царицу небесную, или в канонизированную на-днях Жанну Дарк всетаки не так нелепа, как вера в аттрибутивные, императивные переживания и т. п. Казалось бы в наше время уже и явная неточность, софистичность самых понятий и искусственность несуществующих выдуманных слов для их выражения должны бы сразу отталкивать свежие, молодые умы от занятия такими предметами. Но по вашему письму вижу, что и теперь то же самое, что было 60 лет тому назад. Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что я найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве жизни людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке, или я не в силах понять ее; проще говоря, я понемногу убеждался, что кто-то из нас двух должен быть очень глуп: или Неволин, автор энциклопедии права, которую я изучал, или я, лишенный способности понять всю мудрость этой науки. Мне было тогда 18 лет, и я не мог не признать того, что глуп я, и потому решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей, и оставил эти занятия. Теперь же, занятый десятками лет совсем другими интересами, я как то забыл о науке «права» и даже мне смутно представлялось, что большинство людей нашего времени уже выросли из этого обмана. Но по вашему письму я, к сожалению, вижу, что «наука» эта все еще существует и продолжает совершать свое злотворное дело. И потому я рад случаю высказать об этой науке то, что теперь о ней думаю, и полагаю, что думаю не один я, а вместе с очень многими и многими.

Не стану советовать профессорам разных «прав», проведшим всю жизнь в изучении и преподавании этой лжи и устроившим на этом преподавании свое положение в университетах и академиях и часто наивно воображающим, что, преподавая свои мотивационные действия этических переживаний и т. п., они делают что-то очень важное и полезное, не стану таким людям советовать бросить это дурное занятие, как не стану советовать это священникам, архиереям, проведшим, как и эти господа, всю жизнь в распространении и поддерживании того, что они считают необходимым и полезным. Но вам, молодому человеку, и всем вашим товарищам не могу не советовать как можно скорее, пока голова ваша не совсем запуталась и нравственное чувство не совсем притупилось, бросить это не только пустое и одуряющее, но и вредное и развращающее занятие.

Вы пишете, что г. Петражицкий в своих лекциях упоминает о том, что он называет моим учением. Учения у меня никакого нет и не было. Я ничего не знаю такого, чего не знали бы все люди. Знаю же я со всеми людьми, с огромным большинством людей всего мира то, что все люди свободные, разумные существа, в душу которых вложен один высший, очень простой, ясный и доступный всем закон, не имеющий ничего общего с предписаниями людей, называемыми правами и законами. Высший закон этот, самый простой и доступный всякому человеку, состоит в том, чтобы любить ближнего, как самого себя, и потому не делать другому того, чего не хочешь себе. Закон этот так близок сердцу человеческому, так разумен, исполнение его так несомненно устанавливает благо как отдельного лица, так и всего человечества и так одинаково был провозглашен закон этот всеми мудрецами мира, от Ведантистов Индии, Будды, Христа, Конфуция до Руссо, Канта и позднейших мыслителей, что если бы не те коварные и зловредные усилия, которые делали и делают богословы и правоведы для того, чтобы скрыть этот закон от людей, закон этот уже давно был бы усвоен огромным большинством людей, и нравственность людей нашего времени не стояла бы на такой низкой степени, на которой она стоит теперь.

Так вот те мысли, которые вызвало во мне ваше письмо и которые я очень рад случаю высказать.

Письмо это мне бы хотелось напечатать. Если вы разрешите это, я бы напечатал его с вашим письмом.

27 Апр. 1909.

Ясная Поляна.