355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Толстой » Том 38. Полное собрание сочинений. » Текст книги (страница 14)
Том 38. Полное собрание сочинений.
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 23:23

Текст книги "Том 38. Полное собрание сочинений. "


Автор книги: Лев Толстой



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 55 страниц)

VIII.

Ведь только забыть хоть на время то, к чему мы так привыкли, что мы уже не спрашиваем, хорошо ли это или дурно, и взглянуть на то, что делается с людьми под предлогом их обучения науке, т.е. самой нужной истине, чтобы ужаснуться на те преступления и нравственности и здравого смысла, которые совершаются в этой области. Устраивают за большие деньги, собранные с народа, заведения, в которых одним людям разрешается, другим не разрешается учить и учиться. Определяется, чему и чему должны учиться люди и сколько времени и, главное, какое они за какое учение получат в виде диплома, дающего средства жить трудами других людей, вознаграждение.

Награждение и выгода за приобретение знаний!

Ведь это все равно, как если бы давали награждение людям за то, чтобы они ели приготовляемую для них пищу, и запрещали бы людям всякую другую кроме этой пищу.

Уже одно это обещание вознаграждения и запрещение есть свою несомненно доказывает, что пища дурная и что те, кто готовят ее, желают не накормить, а отравить потребителей.

Разве не то же самое с тем, что у нас называется наукой? Люди властвующего класса хорошо знают, что живы они только до тех пор, пока царствует их ложная наука и скрыта настоящая, знают, что только стань на то место, на котором стоит теперь ложная наука, истинная, и конец их царству. А конец их царству потому, что при истинной науке не найдут они уж себе помощников из народа для того, чтобы, как теперь, посредством этих помощников, всяких полицейских, чиновников, учителей, тюремщиков, а главное, солдат, держать народ в своей власти – держать в своей власти самым простым старинным способом: на награбленные с народа деньги набирать помощников из народа, с помощниками грабить народ и частью награбленных денег подкупать новых помощников.

Узнай люди народа истинную науку, и не будет у властвующих помощников.

И властвующие знают это, и потому не переставая всеми возможными средствами, приманками, подкупами, заманивают людей из народа к изучению ложной науки и всякого рода запрещениями и насилиями отпугивают от настоящей истинной.

Обман явный. Что же нужно делать людям, чтобы избавиться от него?

А только то, чтобы не поддаваться обману.

А не поддаваться обману значит родителям не посылать; как теперь, своих детей в устроенные высшими классами для их развращения школы, и взрослым юношам и девушкам, отрываясь от честного, нужного для жизни труда, не стремиться и не поступать в устроенные для их развращения учебные заведения.

Только перестань люди из народа поступать в правительственные школы, и сама собой не только уничтожится ложная, никому, кроме одного класса людей, ненужная лженаука, и сама собой же установится всем и всегда нужная и свойственная природе человека наука о том, как ему наилучшим образом перед своей совестью, перед Богом, прожить определенный каждому срок жизни. И такая истинная наука, как ни стараются те, кому она вредна, заглушить ее, не переставая существует, как и не может не существовать между людьми. Такая истинная наука, как она ни забита усилиями людей властвующих классов, проявляется в нашем мире и в разных религиозно-нравственных учениях, не признаваемых ложной наукой и называемых сектами, проявляется, хотя и в неполном и извращенном виде, в учениях коммунизма, социализма, анархизма и, главное, в личных словесных поучениях людей людям.

Только не верь люди в науку, вводимую насилием и наградами, и не обучайся ей, а держись только той одной свободной науки, которая учит только тому, что делать каждому человеку для того, чтобы прожить свой срок жизни, как это хочет от него Бог, живущий в его сердце, и само собой уничтожится то деление людей на высших властвующих и низших подвластных, и большая доля тех бедствий, от которых теперь страдают люди.

А такая истинная и свободная, не покупаемая и не продаваемая наука, которой учатся люди не для дипломов, а только для того, чтобы познать истину, и которой обучают люди не за деньги, а только для того, чтоб людям братьям передать то, что знают, такая наука всегда была и есть, и научиться этой науке можно всегда, не поступая за деньги в школы, гимназии, университеты и всякие курсы, и из устных поучений добрых и мудрых людей живущих и из таких же книжных поучений умерших великих мудрецов и святых людей древности.

Так вот мое мнение о том, что такое истинная наука и что такое ложная наука, в чем вред от нее и как от него избавиться.

1 Августа 1909 г.

**** ОТВЕТ ПОЛЬСКОЙ ЖЕНЩИНЕ.

(«Одной из многих».)

Милостивая государыня!

Получил письмо ваше, в котором вы упрекаете меня за то, что я, выразив свое мнение о присоединении Боснии и Герцеговины, ничего не высказываю о тех жестокостях и несправедливостях, которые были совершены и продолжают совершаться над Польшей, и между прочим осуждаете меня и за изобретенную будто бы мною мысль и философию непротивления злу, говоря, что это учение погубило и погубит Россию. Вы пишете, что Скарга, Кохановский, Костюшко, Словацкий, Мицкевич учили другому, учили борьбе, и что борьба только может спасти Польшу.

Ha-днях я получил письмо от одного Индуса, который другими словами выражает ту же мысль и тот же страх и отвращение перед учением о непротивлении. Индус этот прислал мне вместе с письмом и журнал «The Free Hindustan», в котором эпиграфом стоит изречение о том, что борьба насилием с насилием не только допустима, но обязательна, непротивление же противно требованиям как альтруизма, так и эгоизма: «Non resistance hurts both altruism and egoism». В журнале выражаются мысли совершенно подобные тем, которые вы высказываете. Те же мысли высказываются и всеми борцами против угнетения не только народов, но и сословий. Все с особенным озлоблением относятся к учению о непротивлении злу насилием, как будто в этом учении заключается главное препятствие к освобождению людей. А между тем как ни странно это покажется, освобождение людей, как порабощенных народов, так и сословий, только в том самом, что так старательно и упорно отрицается и вами и моим знакомым индусом, да и всеми руководителями покоренных народов и угнетенных рабочих сословий. Мало того, что отрицается, оно вызывает самые недобрые, озлобленные чувства против тех, кто их предлагает, напоминая ту собаку, которая злобно кусает того, кто хочет отвязать ее.

Освобождение всех порабощенных людей, сословий, народов, в том числе и поляков, никак не в том, чтобы бороться с ненавистными русским, австрийским правительствами и силою освободиться от них, а в совершенно противуположном: в том, чтобы, перестав видеть в поляках своих исключительных, любимых, угнетенных братьев, признать всех людей, как своих поляков, так и чуждых и враждебных русских, немцев, одинаково ближними, братьями, с которыми, кто бы они ни были, недопустимы никакие иные отношения, кроме любовных, исключающих возможность совершения какого бы то ни. было насилия против кого бы то ни было. Освобождение в признании закона любви во всем его значении, т.-е. в признании и неразрывно связанного с ним закона непротивления.

Знаю я, что мысль о том, что только непротивление злу насилием может спасти порабощенных от порабощения, кажется людям нашего времени и мира до такой степени нелепой, неприложимой, что люди не дают себе труда и подумать о ней, а только, презрительно пожимая плечами, улыбаются при упоминании о таком непрактическом, фантастическом приеме борьбы со злом. Я знаю это и все-таки утверждаю, что освобождение не только поляков, но всех людей от тех несправедливостей и страданий, на которые они теперь так упорно жалуются, может совершиться только признанием людьми обязательности для себя закона любви, несовместимого с употреблением какого бы то ни было насилия против ближнего, т. е. непротивления.

«Е pur si muove». «И все-таки вертится». Не думаю, что Галилей был более убежден в несомненности открытой им истины, чем убежден я, несмотря на всеобщ ее отрицание ее, в несомненности открытой не мной и не одним Христом, но всеми величайшими мудрецами мира истины о том, что зло побеждается не злом, а только добром.

Да, удивительное дело: единственное средство спасения от того зла, от которого страдают все порабощенные народы и сословия, не только упорно отвергается этими народами и сословиями, но, напротив, народы и сословия эти напрягают все свои силы на совершение поступков, казалось бы, очевидно, не могущих иметь никаких других последствий кроме усиления и ухудшения того порабощения, на которое они жалуются.

В самом деле, не говоря уже о внутреннем религиозном значении закона любви, исполнение которого дает высшее благо как отдельному человеку, так и большему или меньшему соединению людей, исполняющих этот закон; не говоря и о том, что люди, исповедующие христианский закон любви к ближнему, т.-е. ко всем людям, ненавидя целые те или другие народы, прямо отрекаются от исповедуемого ими учения, не говоря о всем этом, простой здравый смысл должен бы показать людям, что насилие, в особенности слабых против насилия несравненно сильнейших, может только ухудшить положение порабощенных, но ни в каком случае не освободить их. А между тем на эту самую борьбу силою слабого против сильного натравливают людей все революционные руководители.

Ведь дело казалось бы так просто и ясно, что совестно разъяснять то, что до такой степени очевидно. Ведь если польский народ порабощен и угнетается и точно так же индусский и другие порабощенные народы, если точно так же порабощены рабочие сословия небольшим количеством богатых людей, то совершаются ведь все эти порабощения никак не императорами, королями, министрами, генералами, землевладельцами, богатыми купцами, банкирами, так как не могут десятки людей, скажем хоть тысячи, поработить миллионы. Ведь происходит порабощение только от того, что сами порабощенные не только поддаются порабощению, но и участвуют в нем, платя поработителям податями, поступая к ним же на административные, финансовые, полицейские службы, поступая в парламенты, которые существуют только затем, чтобы поддерживать существующее устройство, и главное превращая себя в безвольные орудия убийств, поступая в войска.

Ведь порабощающие теперь поляков русские, австрийцы, пруссаки властвуют над поляками никак не потому, что был совершон первый, второй, третий и четвертый раздел Польши, а только потому, что польские люди, не признавая закона любви, включающего непротивление, соглашаются совершать или готовы совершать над своими братьями те самые насилия, на которые они жалуются и от которых страдают и, обманывая сами себя, участвуют в парламентах, оправдывающих эти самые насилия.

Ведь дело очень просто. С древнейших времен одни люди порабощали других; одни народы – другие. Поработив же людей, поработители, пользуясь стремлением всех людей употреблять друг против друга насилие для своего личного блага, учреждали такое устройство, или скорее само собой устанавливалось такое устройство, при котором порабощенные, соблюдая каждый свою личную выгоду, поддерживали и утверждали власть поработителей.

Так это делалось во всех покоренных одних другими народах. Так это делалось и делается в Польше, так же делается это же и с особенным искусством в Индии, где десяток недалеких торгашей купцов поработили двухсот-миллионный, высоко развитой и просвещенный народ и продолжают держать его в рабстве. Так делается это и при порабощении рабочих сословий нерабочими. Совершается такое порабощение только от того, что каждый отдельный человек из порабощенных, не исповедуя закона любви, который не допустил бы его до участия в насилии, говорит себе: что же мне одному лишать себя выгоды или подвергаться лишениям, отказываясь от участия в порабощении, «не я, так другой», говорит он и принимает участие в насилии. Делает то же и другой и третий, и кончается тем, что миллиарды денег в руках поработителей и в их же руках войско, составленное из порабощенных.

И вот тут-то при таком устройстве общества, когда с одной стороны в руках поработителей миллиарды денег, миллионы обученных вооруженных войск и инерция, привычка людей повиноваться власти, а с другой стороны кое как набранные гроши, составляющие 0,0001 тех денежных средств, которые в руках противников, и какие-нибудь сотни, пожалуй хоть тысячи неприученных, кое как вооруженных людей; при таком устройстве общества порабощенные, не изменяя того принципа насилия, который был причиной их порабощения, этим самым насилием или, что еще смешнее, речами ораторов в парламентах, находящихся в полной власти правительств, хотят бороться с поработителями и как что-то странное, нелепое, ненужное откидывают то единственное средство, которое так же верно освобождает их, как отворенная дверь освобождает заключенных.

А между тем средство освобождения так просто:

«Вы требуете от нас прямого участия в ваших делах зла и насилия, должны сказать люди, узнавшие это средство и желающие пользоваться им, вы требуете от нас того, чтобы мы отдавали вам часть наших трудов на ваши дела насилия над другими людьми и над нами самими. Очень сожалеем, что не можем исполнить вашего желания, но мы не то что не хотим, но, исповедуя закон любви, не допускающий совершенно насилия, не можем этого делать. Можете силою отнять наше имущество, можете отнять и жизнь нашу, но добровольно участвовать в вашем деле, противном нашему разуму, нашей вере, нашей выгоде, мы не то что не хотим, но никак не можем. О том же, чтобы мы сами согласились быть убийцами всех тех людей, которых вы захотите чтобы мы убивали, не может быть и речи».

Стоит людям стать на такую точку зрения, а люди христианского мира и нашего времени не могут не стать на эту свойственную и чувству и разуму людей точку зрения, и как карточный домик само собой завалится все, казавшееся таким величественным и могущественным – царство насилия.

Да, избавление порабощенных людей нашего времени, не только польского народа, но всех народов, всех порабощенных сословий, никак не в разжигании того или иного польского, индусского, славянского патриотизма или революционного задора и еще менее в придумывании таких новых форм жизни, в которые должны сложиться народы и люди, и еще менее в так называемой парламентской борьбе, т.-е. в упражнении в красноречии, а только в одном: в отрешении от отжитого людьми, уже несвойственного им закона борьбы и насилия и в признании основным законом жизни общего в наше время всем людям закона любви, любви, исключающей возможность участия в каком бы то ни было насилии. И замена этого отжившего закона насилия законом любви так давно проповедуется всеми религиозными учениями мира и особенно тем учением, которое исповедуют христианские народы, так очевидно становится противоречие между сознанием людей христианского мира и жизненными условиями этих народов, что положение, в котором живут эти народы, не может уже продолжаться. В том, что замена эта совершится, и даже в том, что она совершится очень скоро, я вполне уверен. Но кроме этой уверенности у меня есть еще и мечта. Мечта эта в том, что этот огромный переворот в жизни человечества начнется именно среди нас, среди славянских народов, менее других воинственных, более других христианских в истинном смысле христианства и потому более способных к живому сознанию того нового закона любви, который должен заменить отживший.

Почему бы не начаться этому решающему судьбы человечества движению в истерзанной Польше? А не в Польше, то в еще более внутренно истерзанной России? А начнись это движение в одном из славянских народов, и естественно бы было примкнуть к нему и другим, развращенным теперь государственными соблазнами, славянским народам. А захвати это движение славянство, и оно неизбежно заразило бы и все христианские народы.

Таковы мои мечты. Ответ же на ваше письмо я высказал в предшествующем: ответ в том, что освобождение Польши, как и всех порабощенных народов и всех порабощенных людей, в одном: в признании людьми высшим законом жизни закона любви, включающего в себя непротивление и потому не допускающего ни самое насилие, ни какое-либо участие в нем. —

Крекшино, 1909 г. сентябрь 8.

В ЧЕМ ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА УЧИТЕЛЯ?

(Из беседы с народными учителями)

Школьное дело такое, что оно может быть не только не полезным, но одним из самых вредных и дурных дел, может быть и самым пустяшным делом, может быть и одним из самых полезных дел, которому могут посвятить свою жизнь люди.

Самым вредным дело это будет тогда, когда учитель будет поддерживать то направление, в котором ведутся школы.

Пустяшным оно будет, когда учитель, не поддерживая существующее направление и не противодействуя ему, ограничится одним внешним, механическим обучением арифметики, грамматики, орфографии.

Полезным и одним из самых хороших дел оно будет тогда, когда учитель по мере сил своих будет внушать детям истинно нравственные, основанные на религиозных христианских началах, убеждения и привычки.

Когда я занимался в своей школе, я поступал так:

Прежде всего я прочитывал ученикам из Евангелия Матфея XXII, стихи 35—40:

«И один из них, искушая его, спросил, говоря: Учитель, какая наибольшая заповедь в законе?

«Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим.

«Сия есть первая и наибольшая заповедь.

«Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя.

«На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

Прочтя стихи эти, я просил их повторить прочтенное. Лучшие ученики повторяли сущность прочитанного.

– Понятно? – спрашиваю.

– Понятно.

– Стало-быть, закон Христов короткий и понятный. Как думаете, можно по нем жить, жить так, чтобы любить Бога и ближнего?

– Отчего ж, можно, – говорят некоторые.

– Что значит, – спрашиваю, – любить Бога?

Большей частью молчат. Тогда я говорю им то, что сказано в 1-м послании Иоанна о любви к Богу. Читаю гл. IV, 20:

«Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо нелюбящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?»

Так и сказано (читаю гл. IV, 8): «кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».

– Стало-быть, любить Бога значит стараться быть в любви со всеми.

В этом первая заповедь любви к Богу.

Вторая заповедь – любить ближнего – та же, что и первая, только с той разницей, что она показывает, как надо любить ближнего. Сказано в послании Апостола Иоанна, что Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает.

Любить Бога может только тот, кто любит ближнего. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.

Любить ближнего надо как самого себя, т.-е. не делать другому, чего себе не хочешь, а делать то, чего себе хочешь.

– Понятно ли? – спрашиваю.

Большей частью понимают.

– В этих заповедях, как сказано в Евангелии, весь закон, – продолжаю я. – И кто исполняет их, тому хорошо жить на свете, а кто не исполняет, тому плохо. Будем же стараться исполнять их. Исполнять их сначала кажется очень трудно. Но всякое дело делается с трудом и всякому делу надо учиться. Для того, чтобы научиться исполнять эти заповеди, надо, говорю, помнить четыре вещи: 1) помнить про Бога и про закон Его, помнить и когда один сам с собой и когда с людьми; 2) не злиться на людей, не драться, не ругаться, не осуждать, не думать худого о людях; 3) жалеть тех, кто мучается, не только людей, но и скотов и животных, и не мучать их, а помогать им; 4) ничего не делать такого, что заглушает в нас совесть, т.-е. памятование о Боге и законе Его. Чтобы помнить, говорю, про Бога и закон Его, хорошо почаще молиться. И не только в церкви, не только утром и вечером, но и середь дня, особенно когда что-нибудь трудно или сам ослабел, вспомнить о Боге и сказать про себя молитву: «Господи помоги! Помоги мне, чтоб не ошибиться, не сделать плохого!»

И как только помолишься, так сейчас трудное облегчится, и если хотел сделать дурное, удержишься.

Второе то, чтобы рукам воли не давать и не драться и также и языку не давать воли, не ругаться, особенно дурными словами. Помнить то, что и стыдно и глупо разумному человеку ругаться бессмысленными дурными словами. Мало того, что приучаться надо не ругаться, надо приучаться и за глаза не осуждать людей. А то мы их судим, а они нас судят, и добра от этого никакого, а только нелюбовь друг к дружке.

Третье, говорю, то, чтобы жалеть не только людей, если они от чего-либо мучаются, и сколько можно помогать им, особенно беспомощным детям, старым, убогим, но жалеть и скотину всякую и всякое животное, а не мучать или убивать их для своей забавы. Перестанешь жалеть скотину, зверей, перестанешь жалеть и людей, а перестанешь жалеть людей, огрубеет сердце и разучится любить, а это самое дорогое на свете.

Четвертое, говорю, то, чтобы не заглушать в себе память и разум табаком, водкой. А то часто ребята балуются, чтобы быть похожими на старших, да и привыкнут, а потом и сами не рады. И потому хорошо смолоду заречься от табака, вина, от всего пьяного. Зло в том, что то самое, что дороже всего в человеке: памятование о душе, заглушается этими зельями. Где бы вспомнил, подумал о душе, а накурился, напился и все забыл и делаешь то, чего с свежей головой ни за что бы не сделал.

Когда бывали у меня постарше ребята, то я говорил им еще и о том, чтобы они береглись от всяких дурных шуток с девушками, чтобы помнили, что все девушки им сестры, что только когда женишься, только тогда станет одна из сестер женою и на всю жизнь. Говорил им о том, что от Бога вложен в душу и мальчиков и девочек стыд перед этими делами и что стыд этот надо беречь и не позволять себе ничего такого, от чего стыдно.

Заключаю такие рассуждения обыкновенно тем, что говорю, что во всех делах одно нужно – то, чтобы жить любовно. Сказано, говорю, что Бог есть любовь и что Бог живет в душах наших, так, значит, и жить надо по Божьи, по любви. Для того же, чтобы жить по Божьи, надо отстранять от себя все то, что мешает такой жизни. А мешает этому 1) запамятование закона Христова – любви к Богу и ближнему; 2) злоба, драки, ругательства, осуждение; 3) то, что мы не жалеем людей и скотов; 4) что одурманиваемся и заглушаем в себе совесть, и 5) что нарушаем стыд между мальчиками и девочками.

Такие или подобные поучения, я думаю, не только необходимы для учеников, но и обязательны для учителей, которые строго перед Богом, перед своей совестью смотрят на свое дело. Мф. гл. XVIII, ст. 6: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской».

Да, великий грех людей, взявшихся за дело образования, просвещения, если они хоть сколько-нибудь, по мере сил своих, не постараются исправить то ужасное зло обмана, совершаемое над детьми, когда дети, не могущие даже представить себе повода, для которого могли бы старшие люди обманывать их, с радостью и верою принимают от старших в свои восприимчивые, правдивые сердца то, что им выдается за истину, когда это не только не истина, а коварная ложь, которая извратит всю их последующую жизнь. Ужасен грех этот. И потому было бы большим грехом и преступлением, если бы вы, сельские учителя, не постарались, насколько это в ваших силах, заложить в восприимчивые, алчущие правды сердца порученных вам детей основы вечных, религиозных истин и настоящей христианской нравственности, которая так легко воспринимается детскими душами.

Сентябрь, 1909 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю