Текст книги "Хабаров. Амурский землепроходец"

Автор книги: Лев Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

7. Пушной промысел на Лене

В течение нескольких лет Ерофей Павлович Хабаров и его артель занимались охотничьим промыслом в местах на верхней Лене и её притоках. За это время сменили несколько стоянок. Перебираясь на новое место, рубили избу с амбарами и баней. За эти несколько лет ватага выросла почти вдвое. К Хабарову и его прежним спутникам присоединились новые покрученики, увидевшие преимущества коллективной охоты. Сам Ерофей Павлович признавался всеми руководителем ватаги, или «передовщиком».

Охотничий сезон обычно охватывал позднюю осень и зимний период, а заканчивался в марте. К весне качество соболиного меха ухудшалось. Весной ватага начинала готовиться к новому сезону, выбирала новые охотничьи угодья, строила новое зимовье, занималась всякими хозяйственными делами, чинила одежду и обувь, плела сети. Охотились на сохатых, медведя и всякую съедобную дичь, заготовляли мясо и рыбу впрок. Мясо вялили и солили, рыбу сушили.

Бывало, сам Ерофей Павлович покидал на непродолжительное время ватагу и отправлялся в Усть-Кут либо в Илимск, чтобы пополнить припасы снаряжения, обновить орудия лова. В его отсутствие во главе ватаги становился брат Никифор.

Промысловики общались с якутами-саха. Их селения располагались по берегам Лены и её притокам. У Саха русские переселенцы приобретали молоко, творог, говядину. С саха завязывались дружелюбные отношения. А двое из промысловиков хабаровской ватаги увлеклись молодыми якутками и приложили усилия, чтобы жениться на них. Ерофей Павлович не возражал против такой женитьбы, только произнёс назидательно:

   – Басурманки же они, язычницы. Пусть сперва обратятся в нашу Христову веру. И тогда идите под венец.

Хабаров разузнал, что в селение Усть-Кут должен приехать священник из Илимска. Его поджидали многие казаки и промышленники, вознамерившиеся жениться на девушках саха или тунгусках. Ерофей Павлович отправил обоих женихов с невестами в Усть-Кут с добрыми напутствиями.

В крещении обе невесты получили христианские имена: одна стала Евдокией, другая – Еленой. После венчания был устроен в якутском селении свадебный пир с участием всей ватаги и многочисленной якутской родни.

Новичков Ерофей Павлович и наиболее опытные ватажники обучали искусству соболиного лова. Наставник вытаскивал кулёму. Так называлась ловушка на соболя. В ней крепилась приманка – кусок мяса или рыбы. Зверёк, привлечённый приманкой, попадал в ловушку и оказывался защемлённым деревянной планкой. Тренировались охотники и в ловле соболя с помощью большой сети. Обученные собаки-лайки загоняли зверька в сеть. Сам Хабаров занимался с охотниками стрельбой из лука.

   – Охотник должен иметь твёрдую руку и обладать острым зрением, чтоб попасть белке в глаз и не повредить шкурки, – наставлял он.

На деревьях были развешаны разные предметы, на которых крохотным кружочком было обозначено место, куда надо было попасть из лука. Охотники стреляли помногу раз, пока выпущенные ими стрелы наконец не начинали поражать цель, но и после этого занятия повторялись изо дня в день.

Позднее исследователь пушного промысла определил, что для такого уезда Сибири, как Якутский, в обычный год добыча одного охотника могла составить до 60, а в наиболее благоприятный для промысла год – до 260 шкурок. Одна шкурка лучшего соболя, про которую говорили «мех живого соболя по земле волочится», оценивалась даже в Сибири в 20-30 рублей, московская оценка была ещё выше. Однако обычная стоимость соболя в Якутии во время промысловой деятельности Хабарова составляла один-два рубля. Доход рядового охотника, подряжавшегося в артель, лишь в полтора-два раза превышал его затраты на промысел. Доходы организаторов артелей – передовщиков, которым рядовые охотники отдавали половину или две трети добычи, были выше примерно в 2-3 раза.

На пятый год пребывания на Лене Ерофей Хабаров поделился своими мыслями с братом Никифором и племянником Артемием.

   – Узрели, мои дорогие, дела наши идут неплохо. Богатеем помаленьку. Можно долг вернуть сполна купцу Кожухову.

Хабаров не только промышлял с ватажниками соболя по приленским лесам, но ещё стал заниматься перекупкой пушнины у мелких промысловиков и снабжал их необходимыми для промысла товарами. Скупал он эти товары, орудия лова, продовольствие, охотничье снаряжение в Усть-Куте и Илимске, а сбывал их на средней Лене во время своих торговых поездок. Там все эти товары ценились дороже, и Хабаров от перепродажи имел немалую прибыль. Отправляясь в свои торговые поездки, Ерофей Павлович оставлял во главе ватаги брата и племянника.

   – Ты что-то недоговариваешь нам, братец, – сказал Никифор. – Дела, говоришь, идут неплохо, богатеем, но чем-то ты неудовлетворён. По тебе вижу.

Хабаров-старший не раз проговаривался близким, что успешный лов пушного зверя – это ещё не предел его стремлений. Охотой на соболя теперь занимается много промысловиков. Разве нет другого прибыльного занятия?

   – Охота стала не та, что была в первый год, – многозначительно произнёс Ерофей.

   – Ты прав, – согласился с ним Никифор, – в первые-то годы охота была зело прибыльна. А потом? Появилось много соперников. Ленский край стал обживаться. Хлынули сюда людишки. И нам пришлось углубляться в тайгу, подыматься по Ленским притокам всё дальше и дальше от прежних промыслов. Так и на край света заставит нас нужда забраться.

   – Правильно рассуждаешь, Никифор. Я вовсе не хочу на край света забираться. Вот и поразмыслите, как нам поступать далее. Не заняться ли нам чем-либо иным?

   – Что надумал, Ерофей Павлович? – спросил его Артемий.

   – А вот что... Послушайте. Добывать пушнину становится всё труднее. И будет ещё труднее. Ведь мы все русские мужики, выросшие на Русской земле, взращённые крестьянским трудом. Не вернуться ли нам к хлебопашеству? Под Якутском, на средней Лене вся земля промерзает и для земледелия непригодна. А вот на верхней Лене, вбили Усть-Куты...

Ерофей Павлович заговорил увлечённо, азартно. По его мнению, в указанных местах земля пригодна для хлебопашества. Если удастся освоить большое пространство и выращивать рожь, овёс, разные овощи, то урожай найдёт свой сбыт и у ленских казаков, и среди промысловиков, и у торговых людей. А хлебопашцам это даст великий доход. Стоит ли везти хлеб за три-девять земель в Ленский край, чтоб сбывать его здесь по высоким ценам?

Собеседники поддержали Хабарова.

   – Это ещё не всё, други мои, – продолжал Ерофей Павлович, – здешняя земля может давать не только щедрый урожай ржи, овса, овощей. Я уж интересовался... Она таит в своих недрах другого рода богатства. Начнём с малого. Помните, на нашей родине многие земледельцы развивали соляной промысел, заводили соляные варницы.

   – Как не помнить, – воскликнул Артемий, – мой батюшка держал варницу и торговал солью.

   – А здешние управители, якутские и енисейские, ничего не ведают о местах залегания соли. Я порасспрашивал об этом людей из рода саха. Кое-что они мне порассказали. Узнал я о соляных месторождениях в устье Куты и на Вилюе. В будущем, думаю, их богатства окажутся как нельзя кстати.

Ерофея Павловича прервал вопросом Артемий.

   – А как же наш соболиный промысел? Прекращаем его?

   – Нет, отчего же? Охоту продолжаем, пока она приносит прибыль. Будем и охотой заниматься, и землю возделывать.

В заключение этого делового разговора Ерофей Павлович объявил своим близким, что намерен отправиться в Енисейск, чтобы сбыть заготовленную в последнее время пушнину, показать тамошнему воеводе вываренную соль и обзавестись необходимыми предписаниями.

   – Останешься за меня, Никифор, – сказал он брату. – С собой заберу в помощь двух подходящих мужиков.

Обратный путь по мелким речонкам, волоку, Илиму и бурной Ангаре был не менее труден, чем путь на Лену. Уже обладая опытом, Хабаров преодолел его успешно.

Енисейск, как показалось Ерофею Павловичу, за несколько прошедших лет раздался вширь, стал заметно больше. Появились новые строения. Расширился за счёт новых лавок и гостиный двор. Возвели новые храмы. Оживлённее стало на енисейском берегу, где корабелы строили новые дощаники, баркасы и лодки.

Первым делом Хабаров отыскал в Енисейске Евлампия Кожухова, который успешно торговал в Енисейском крае и собирался будущей весной отправиться в обратный путь. Кожухов готовил ему на смену другого своего сына.

Рассчитавшись с Евлампием, вернув долг его отцу, Ерофей Павлович нанял половину избы у одного из енисейских корабелов и стал не спеша заниматься своими делами. Удачно продал привезённую с собой пушнину соболей, черно-бурых лисиц. На вырученные деньги приобретал необходимые для хозяйства товары, в том числе зерно для будущей пахоты.

Добился Хабаров позволения навестить енисейского воеводу. Управление Сибирью в ту пору было сложным и многоступенчатым. Енисейский воевода, хотя и носил этот громкий титул, но на практике был всего местным чиновником, подчинённым тобольскому воеводе, главному управителю Сибири. В ведении енисейского воеводы был и обширнейший якутский край, где собственного воеводы ещё не было.

Высший енисейский чиновник принял Ерофея Павловича с интересом, долго его обо всём расспрашивал.

   – Чем порадуешь нас, чем удивишь? – задал он гостю первый вопрос.

   – Да вот этим туеском, – ответил Хабаров, ставя на стол воеводы наполненное солью берестяное ведёрко с крышкой. – Сам выварил. Отменная соль.

   – Занятно. Просьбы ко мне имеешь?

   – Имею, батюшка. Хотелось бы в устье реки Куты, что в великую Лену впадает, соляную варницу завести.

   – Заводи на здоровье. И снабжай нас сольцой.

   – Это ещё не всё. Желаю, чтоб жителям Лены в хлебе недостатка не было. Дозволь, воевода, пашню завести и хлебушек выращивать.

   – Дело хорошее. Лучше свой хлеб иметь, чем везти его за тридевять земель и платить за него втридорога.

   – Вот-вот, и я об этом же хотел сказать.

   – И много ли землицы тебе потребно?

   – Для начала десятин двадцать.

   – Ого! Размахнуться широко желаешь.

   – А коли не размахнуться, затея не стояща.

   – Правильно мыслишь. Но не забывай и о нашем казённом интересе: каждый десятый сноп хлеба и каждый пятый пуд соли ты должен отдавать в государеву казну на казённые нужды.

   – Это уж как водится.

Енисейский воевода оказался человеком на редкость сговорчивым. Он охотно снабдил Хабарова бумагой, в которой промышленному и торговому человеку Ерофею Хабарову дозволялось «в угожем порозжем месте пашню завесть» и «соль варить безпереводно», «чтоб тамошним жителям в хлебе и в соли недостатка не было».

Сговорчивость воеводы имела свои причины. До него доходили слухи, что московские власти решили выделить Восточную Сибирь с центром в Якутском остроге в отдельное воеводство. Во главе его будет поставлен воевода из сановных московских людей, а возможно, и два воеводы. Так что нынешнему енисейскому воеводе не придётся более хозяйничать на Ленской земле. «Пусть же о нём здесь останется добрая память, – рассудил он. – Ещё неизвестно, как поведут себя здесь новые воеводы, возможно, окажутся хапугами и деспотами, от которых будет стонать вся Ленская земля, тогда наверняка вспомнят люди добрым словом енисейца».

В мае 1635 года, когда реки были уже доступны для судоходства, Хабаров покинул Енисейск и отправился в обратный, уже знакомый путь.

Возвращался Ерофей Павлович не один. Его сопровождала целая ватага. Из проезжей памяти, выданной на его имя енисейской избой, мы узнаем, что Хабарова сопровождало 27 человек. Это были люди без определённых занятий, так называемые гулящие, навербованные Хабаровым на соболиный промысел, рыболовство и пашенные работы. Уже из этого документы мы видим, что хозяйство Ерофея Павловича разрасталось. Правда, некоторые из старых его ватажников к тому времени покинули Восточную Сибирь или направились в государевы казаки.

Ватага Хабарова везла с собой груз, предназначавшийся не только для собственных нужд, но и на продажу. Основную часть груза составляло хлебное зерно. Ерофей Павлович, не прекращая промысла, решил интенсивно заняться хлебопашеством.

Во время плавания из Енисейска до Лены, Хабаров близко сошёлся с Ильёй Перфильевым, отправлявшимся в Ленский край с отрядом казаков. Он привлёк Ерофея Павловича своей пытливостью. Перфильев рассказал, что вскоре после того, как Хабаров и его спутники появились в верховьях Лены, он вместе с Ребровым и отрядом казаков и промышленных людей предприняли поход с целью сбора ясака с местного населения. Отряд спустился по Лене до её устья, оттуда морем добрался до устья реки Яны, протекавшей восточнее. В низовьях Яны казаки основали зимовье. Теперь Перфильев намеревался пойти в район правого Ленского притока Витима «для проведывания новых землиц».

Рассказы Перфильева, намеревавшегося обследовать ещё неизведанные земли Восточной Сибири, заинтересовали Хабарова. Он жадно расспрашивал его о впечатлениях, о плавании по Лене, о дальнейших планах. В свою очередь, Перфильев с большой дотошностью расспрашивал Хабарова.

   – Значит, землепашеством решил заняться? Полезное дело, хотя и для Ленского края совсем непривычное. Вот что меня беспокоит... Прослышал я в Енисейске, что, мол, будет Ленский край воеводством. И едет к нам воевода, даже не один, а два. Где-то застряли в пути. Поладим ли с ними? Как говорят, до Бога высоко, до царя далеко. А здесь воеводы будут сами себе хозяева. Наломают дворов, поправлять их некому.

   – Посмотрим, Илья. Не станем отчаиваться прежде времени.

   – Дай-то Бог, чтоб не пришлось отчаиваться.

Лето и зиму 1639 года Ерофей Павлович энергично взялся за налаживание хозяйства. Своё обустройство на Ленской земле вблизи Усть-Кута Хабаров начал с того, что собрал несколько умудрённых жизнью людей, знакомых с крестьянским трудом, и отправился с ними на обследование окрестных земель.

Не везде тайга подходила к берегу реки. Местами к воде подходили луга с пышной травяной растительностью. Кое-где луга сменялись зарослями кустарника, которые нетрудно было бы расчистить. А далее за кустарником подымался подлесок, сменявшийся густой тайгой с её труднопроходимыми зарослями.

После дотошного осмотра местности Хабаров собрал сопровождавших его людей и сказал:

   – Вот этот кусок земли по берегу Куты, я полагаю, пригоден для пашни. Для этого придётся потрудиться и выкорчевать кустарник. Поменьше кусок годится нам на Лене.

   – Велика ли будет вся пашня? – поинтересовался один из спутников Хабарова.

   – Десятин двадцать, а то и тридцать. Не скажу точно, – ответил Хабаров. – Хорошее начало для хозяйства.

   – Ты уверен, что земля окажется пригодной для посевов? – спросил с сомнением чернобородый, похожий на татарина мужик.

   – В земле уверен. Посмотрите сами.

Ерофей Павлович зачерпнул ладонями пригоршню земли там, где она была изрядно истоптана людьми и сделалась рыхлой. Он растопырил пальцы, и с ладоней посыпались на землю струйки земли.

   – Гляньте-ка, мужики. Такая же землица, что и на нашей Двине или Сухоне.

   – А что здесь за лето? Не суровы ли морозы зимней порой? – не унимался чернобородый.

   – Понял, к чему ты клонишь. Лето здесь и вправду короче, да и зима наступает ранняя. И всё же будем рисковать. Проведём сев. Иначе не убедимся в наших возможностях.

   – А коли нас постигнет неудача, и урожая не будет?

   – Предвижу и такое. Станем тогда отыскивать такое зерно, что заморозков меньше боится.

Хабаров распорядился расчистить от кустарника и камыша будущую пашню.

Выбрали место для поселения. Для себя и своих близких Ерофей Павлович задумал срубить из лиственницы внушительную избу на подклети с гульбищем.

В избе непременно должна быть просторная комната для приёма гостей, горница для хозяина и две-три спальни для членов семьи.

С братом Ерофей поделился своими мыслями:

   – Вот обстроимся, обживёмся, получим первый урожай... Привезу тогда семью из Соли Вычегодской. Небось истосковалась бедная Василисушка. Или тебе, брат, поручу съездить за моими чадами.

   – Я бы со всей охотой, – отозвался Никифор.

   – И пусть Василиса ещё мне деток нарожает. Возраст наш ещё позволяет. И тебе, братец, не грех бы о семье подумать. Пригляделся бы к какой пригожей якуточке по примеру других.

   – Стоит ли при нашей бродячей жизни...

   – Это уж тебе решать.

Для ватажников Хабаров предполагал возвести избы поскромнее. А на задворках, поближе к реке, непременно, как он думал, возникнут бани, а каждое жильё обрастёт хозяйственными постройками: хлевами, конюшнями, хлебными амбарами.

   – Где возьмём скот? – послышался чей-то голос.

   – Коров, лошадей купим у саха, – ответил Ерофей Павлович.

К концу осени Никифор Хабаров и Артемий Петриловский во главе охотничьих ватаг отправились на промысел пушного зверя. Ерофей Павлович остался с плотниками, приступившими к возведению построек.

Сам Хабаров выезжал в приленские якутские поселения и приобретал там коров и лошадей для будущего хозяйства. К весне было завершено строительство изб, амбаров. Не оказалось под руками ни стекла, ни слюды, и Ерофей Павлович воспользовался опытом предков, который был в ходу и у саха: небольшие оконные проёмы затягивались бычьим пузырём. На пригорке появилась ветряная мельница, размахивавшая широкими лопастями крыльев.

Однажды в разгар зимы поселение начинающих хлеборобов посетил подьячий из Илимска.

   – Бог в помощь, – приветствовал он Ерофея Павловича и его спутников.

   – Спасибо на добром слове! – отозвался Хабаров. – С чем пришёл, государев человек?

   – Да вот наши дела какие... Не нуждаешься ли в подмоге?

Хабаров не сразу сообразил, о чём спрашивает подьячий. Потом уразумел, что речь шла о денежной ссуде, которой государство обеспечивало новопоселенцев. Подьячий пояснил, что всякий новопоселенец вправе рассчитывать на помощь, или «подмогу», которая состоит из денег, семенного хлеба и сельскохозяйственного инвентаря. Кроме того, поселенец освобождался на несколько лет от податей в пользу казны и мог рассчитывать на беспроцентную ссуду, которую надлежало возвратить в казну по истечении определённого срока.

   – Премного благодарен, что вспомнили о наших нуждах, – сдержанно произнёс Хабаров. – А воеводе своему скажи – воспользоваться своим правом на получение казённой ссуды не намерен.

   – Пошто так?

   – Деньжонок сумел накопить прежде, чем решил обзавестись своим хозяйством. Человек я с достатком. В казённой ссуде не нуждаюсь, хотя и низко кланяюсь тебе и твоему воеводе за готовность помочь нам, грешным.

В челобитной, адресованной на имя царя, Ерофей Павлович подчёркивал, что устроил пашню «своими пожитками, а не твоею, государь, казною». Это означало, что, став человеком состоятельным, Хабаров рассчитывал обойтись своими собственными средствами и не видел необходимости воспользоваться какой-либо государственной помощью.

К весне 1641 года, Ерофей Павлович засеял с помощью наёмных рабочих около тридцати десятин. Для первого сева он выбрал рожь, овёс, ячмень и горох. Вскоре он имел возможность убедиться, что особенно хорошо принялась и обещала дать приличный урожай рожь. Когда его товарищи возвратились с пушного промысла с добычей, Хабаров мог похвастать:

   – Прижилась, рожь-матушка. Ожидаем хороший урожай. Узрите, други мои.

Приходили торговые и промышленные люди из Усть-Кута и Илимска и дивились на колосистое поле. Говорили добрые слова Хабарову.

   – Следуйте по моему пути, люди, – отвечал им Ерофей Павлович; – Принимайтесь за пахоту, выращивайте хлеб. Общими силами мы избавим Ленский край от дорогого хлеба, что везут сюда из обжитых сибирских земель.

Осенью пашня Хабарова дала свой первый урожай. В одном из исследований мы находим любопытное свидетельство: урожай только одной ржи составил не менее 1300 пудов. Для малоплодородной почвы и сурового климата это были совсем неплохие показатели.

Построенная Хабаровым мельница молола зерно. К нему на мельницу заглядывали торговые люди, промысловики, чтобы разжиться хлебом. Работала и его соляная варница. Вываренная соль, как и ржаная мука, также пользовалась спросом и охотно раскупалась. Нераспроданные запасы хлеба и соли копились в амбарах.

У Хабарова складывалось многоотраслевое и прибыльное хозяйство. Торговля хлебом и солью обещала стать доходным делом, хотя Ерофей Павлович не намеревался бросать охоту на пушного зверя. Пушным промыслом продолжала заниматься ватага во главе с братом Никифором и племянником Артемием.

Но радужные надежды Ерофея Павловича обернулись горьким разочарованием. Причиной этого разочарования оказалось прибытие на Лену нового воеводы Головина. С первых его дней на Ленской земле у Хабарова с воеводой сложились напряжённые отношения.