Текст книги "Хабаров. Амурский землепроходец"
Автор книги: Лев Демин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
11. Вниз по Амуру
Ранней весной, когда Амур ещё только начал очищаться ото льда, Ерофей Павлович собрал верхушку отряда и повёл с ней разговор.
– Охотничий сезон завершился. Пора приступать к дальнейшему обследованию Амура, его прибрежных угодий, объясачиванию его жителей.
– Чтоб пройти Амуром, нужны надёжные суда, хотя бы речные ладьи, – высказался один из казаков.
– Правильно мыслишь, – поддержал его Хабаров. – На Олёкме, где впадает в неё река Тунгир, нами оставлены два добрых дощаника. Постараемся доставить их сюда.
– Возможно ли перетащить такие громоздкие дощаники через перевал? – спросил тот же казак.
– Какое дело для усердного казака невозможно? Да и перевал в тех местах невысок, не составит великого труда перетащить через него пару дощаников. Кто из вас, мужики, готов отправиться на Олёкму, чтоб доставить на Амур оба судна?
Вызвалось несколько желающих. Хабаров добавил к ним ещё полдюжины промысловиков, а дав всем напутствие, торжественно произнёс: «В добрый путь, братцы».
Пока эта команда добралась до слияния Тунгира с Олёкмой, снежный покров сошёл с речных берегов и нижних склонов гор. По высокой воде легко добрались до верховья Тунгира, с усилиями втащили дощаники по пологому склону на перевал, где ещё лежал снег. Спуск с него показался более лёгким: смастерив сани, на которые поставили дощаники, и взявшись за борта, они смогли преодолеть невысокий перевал и спустить суда в амурский приток.
Амур уже почти очистился ото льда. Попадались лишь отдельные небольшие льдины, приплывавшие с притоков. В пути неожиданно обнаружили пробоину на дне одного из дощаников, которая образовалась, очевидно, при перетаскивании через перевал. Пришлось задержаться, чтобы заделать её.
Когда дощаники приплыли к Албазину, там вовсю шла работа. Плотники мастерили лодки. Две уже были готовы и спущены на воду.
Ерофей Павлович поблагодарил ватагу, доставившую с Олёкмы дощаники, и произнёс торжественно:
– Трогаемся вниз по Амуру.
– Подкрепления не дождёмся? – спросил Хабарова есаул Василий Поляков.
– А будет ли оно, подкрепление-то? – неопределённо ответил Ерофей Павлович.
– Надеялись ведь...
– Я-то надеялся. Да ведь душа воеводы что потёмки. Один Господь Бог ведает, что на уме у Францбекова. Снизойдёт ли, откликнется ли на нашу просьбу или всё ещё раздумывает – как ему поступить. А нам ждать у моря погоды не имеет смысла. Пока воевода решает, будем действовать.
Не дождавшись подкрепления из Якутска и основательно проконопатив и просмолив оба дощаника, ещё соорудив несколько лодок, отряд Хабарова 2 июня 1651 года отплыл от Албазина вниз по Амуру.
Перед отплытием Ерофей Павлович напутствовал людей:
– Идём к новым неизведанным селениям, чтоб принять в российское подданство их обитателей и обложить ясаком. И действуем, как наставляет нас государь, только мирным путём. Уразумейте, други мои, слова государя нашего, наставляющего, как поступить с местными обитателями, «Как мочно, чтоб их не было ни в тягость, и тем бы их наперво не ожесточить и от государевой царские высокие руки не отринуть, а в государеве казне и ясачном сборе учинить прибыль». Помните, ласковое обращение с даурами, тунгусами и прочими туземными людьми – вот наш образ действия.
– Легко тебе говорить – ласковое обращение, – возразил Хабарову Поляков. – А если нас встретят градом стрел?
– Поступим по обстоятельствам, – уверенно ответил Ерофей Павлович.
В течение дня плыли по широкому Амуру, пока не встретили даурский городок, покинутый жителями и преданный огню. Его стены ещё дымились. Пахло гарью. Внутри городка не успели сгореть только две юрты.
– Подожгли при нашем приближении, – заметил Ерофей Павлович, – а сами трусливо убежали.
По его указанию группа казаков обследовала окрестности горящего городка. Поймали в зарослях немолодую даурскую женщину, не успевшую бежать вместе с другими. Даурку привели к Хабарову. Через толмача, который перевёл его вопросы даурке по-тунгусски, дополняя слова жестами, выяснили, что городок принадлежал роду даурского князька Досула. Получив сведения о приближении русских, князёк приказал своим людям покинуть городок и рассыпаться по окрестностям.
– Где сейчас Досул и его люди? – спросил через толмача Ерофей Павлович.
Даурка долго не могла понять суть вопроса, а потом, догадавшись, о чём её спрашивают, показала ладонью окрест себя. Очевидно, этот жест надо было понимать так, что люди Досула разбрелись по улусам, разбросанным по окружающей местности.
– Спроси её, где находится ближайший даурский городок? – сказал Хабаров толмачу.
Она, отвечая, показала рукой направление. Если верить ей, ближайший городок располагался вверх по течению Амура, на некотором отдалении от берега. Его хозяевами были Гойгудар и другие князьки.
– Спроси-ка ещё раз, – приказал Хабаров толмачу. – Хочу удостовериться, что верно её понял. Даурка сказала тебе, что городок находится не на самом берегу Амура, а на некотором отдалении от берега? Это верно?
Даурка подтвердила сказанное.
– Значит, мы проплывали мимо и не заметили городка. И нас могли не заметить, – сделал вывод Ерофей Павлович и приказал: – Собирайтесь в дорогу.
– Как поступим с дауркой? – спросил толмач.
– Отпусти её. Пусть идёт к своим и передаст Досулу – мы, мол, не собираемся причинять зла даурам и очень сожалеем, что они так поступили со своим городком. Пусть живут спокойно и не опасаются нас.
Отряд отправился в обратный путь, налегая на вёсла, и, пройдя мимо Албазина, на третий день достиг городка, принадлежавшего Гайгудару и другим князькам.
По-видимому, на берегу в кустарнике притаились наблюдатели, следившие за передвижениями по реке. Заметив русские суда и лодки, они подали сигнал находившимся в крепостце князькам. По команде Гайгудара из крепостцы на полном галопе выскочил отряд всадников, вооружённых луками. Отряд намеревался помешать высадке русских на берег. Разгорячённые дауры схватились за луки, выпустили град стрел, но те не достигли цели. Видя такой приём, русские казаки и промысловики по команде Хабарова взялись за огнестрельное оружие и дали залп по кучке всадников.
– Не стреляйте по людям и их коням. Не надо жертв. Главное, припугнуть и образумить, – предупредил Ерофей Павлович.
Дружный залп из огнестрельного оружия вызвал среди даурских всадников полное замешательство. Их строй рассыпался. Всадники, развернув коней, поскакали к крепостце. Русский отряд высадился на берег и устремился следом за беглецами.
Источники описывают Гайгударов городок как сложное укрепление, состоявшее из трёх городков, каждый из которых мог самостоятельно держать оборону. Нижняя часть их стен была засыпана землёй, верхняя – обмазана глиной. Роль ворот играли высокие подлазы, доступные для конных воинов. Двойное кольцо рвов саженой глубины окружало городки. Под стенами и рвами также были подлазы. Внутри укрепления были вырыты глубокие ямы, служащие убежищем для женщин, детей и скота. Общая территория, занимаемая городками, составляла не менее полудесятины.
Князьки стремились сделать крепостцу главным местом сопротивления и для этой цели собрать в ней как можно больше защитников, которых привлекали из различных окрестных улусов. При этом сами улусы по приказанию князьков подвергались сожжению.
Позже Хабарову стало известно, что здесь появились «богдоевы люди». Это были не маньчжурские воины, а торговцы, прибывшие к даурским князькам с товарами. Князьки попытались вовлечь «богдоевых людей» на свою сторону и втянуть в сражение с русскими, но маньчжуры не стали вмешиваться в столкновения дауров с отрядом Хабарова и покинули городок, удалившись от него на некоторое расстояние.
Прежде чем решиться на штурм крепостцы, Хабаров вызвал к себе служилого человека, толмача Константина Иванова, неплохо освоившего язык тунгусов.
– Отправляйся к даурам, к их главному – приказал Ерофей Павлович.
– Один, без оружия?
– Непременно один и без оружия. Пусть дауры узрят в тебе мирного человека.
– И что я должен делать?
– Передать даурским князькам наше мирное предложение. Не устраивайте, мол, кровавого побоища, сложите оружие, установите с нами мирные отношения, примите подданство царя. И платите ясак по своей возможности.
– А что можем мы предложить даурам?
– Покровительство нашего царя, защиту от нападений и набегов всяких враждебных орд. Напомни им, что приамурские народы не раз подвергались враждебным нападениям из-за Амура.
Константин Иванов не стал досаждать Хабарову расспросами, вступать с ним в спор. Миссия казалась ему трудной и опасной для жизни. Не было полной уверенности, что дауры выпустят его из своего логова живым.
Толмач взял себя в руки, стараясь держаться уверенно, и твёрдой походкой зашагал к городку. У подлаза он увидел двух стражников, вооружённых луками и длинными ножами. Встретили они гостя настороженно, оглядели его, но, не заметив оружия, кажется, успокоились.
– Зачем пожаловал? – спросил один из них, видимо, старший. Иванов сдержанно поприветствовал стражников на даурский лад. Разъяснил цель своего визита по-тунгусски, вставляя в тунгусскую речь уже усвоенные им даурские слова.
– Пришёл к вашему князьку с добрым словом от моего предводителя отряда.
Стражники обменялись между собой несколькими фразами, сказанными непонятной скороговоркой, и потом старший обратился к Иванову:
– Что ты хочешь от нас?
– Я, как все русские, хочу жить с вашим народом в мире и дружбе. Мир... Понимаешь, что это такое? Сведи меня к вашему князьку.
Старший стражник не столько понял Константина, сколько догадался о смысле его слов и сказал коротко и резко: «Пойдём!»
Как казалось Константину, шли они долго – под лазами, дворами, вдоль стен – пока не добрались до внутренней части крепостцы, до какого-то невзрачного строения, обмазанного глиной. В темноватом помещении, на медвежьих шкурах, поджав под себя ноги, сидели трое дауров. Они были в пёстрых узорчатых китайских халатах и меховых жилетах. Константин Иванов понял, что перед ним князьки рода или племени, и приветствовал их по-даурски.
Одних из трёх, видимо, старший и по возрасту и по своему положению, произнёс не без высокомерия:
– Я Гайгудар, а это мои братья – Олгемзе и Логофий.
– Мир тебе и твоим братьям, Гайгудар, – вежливо ответил Константин по-тунгусски. Даурских слов он знал немного, их едва бы хватило только на приветствие, вести разговор на даурском он не смог бы, поэтому и заговорил по-тунгусски, надеясь, что этот язык знаком князьку. Расчёт оказался верен: оказалось, что тот сносно владел языком тунгусов. Одна из жён или наложниц была из тунгусского племени.
– Так что тебе от нас нужно? – ответил Гайгудар по-тунгусски.
– Я принёс тебе доброе слово от моего начальника отряда Ерофея Павловича Хабарова. Он предлагает тебе жить с русскими в мире и дружбе.
– А что мне дают твои мир или дружба? – с недоверием произнёс князёк.
– Многое дают. Покровительство и защиту русских. Мы защитим вас от любого врага, не дадим в обиду.
– Ведь за это, за покровительство и защиту придётся платить. Так ведь?
– Речь идёт не о плате. А об уважении к белому царю. У нас такое уважение означает ясак.
– Что такое ясак? Никогда не слыхивал.
– Ясак – это подарок нашему царю, твоему верховному покровителю. И таким подарком от тебя может быть пушнина.
Вероятно, примерно таким могло быть содержание разговора между толмачом Ивановым и даурским князьком. Оба собеседника вряд ли свободно владели языком переговоров, чтобы беседа протекала легко, без всякой запинки. Разговор наверняка шёл трудно, медленно. В конце концов Иванову стало понятно, что даурские князьки решительно отвергли мирные предложения Хабарова и отказались вести деловую беседу с русским посланцем. Гайгудар вызвал своего человека и приказал выпроводить посетителя за пределы крепостцы.
Иванов вышел из укрепления, опасаясь, что сейчас прожужжит стрела и вонзится ему в спину, но стражники пропустили его, не сделав никаких попыток взяться за луки. Лишь когда Константин подходил к расположению своего отряда, ему вслед пролетела шальная стрела, но, к счастью, она не достигла цели.
Ерофей Павлович выслушал Иванова, сообщившего о неутешительных результатах своего похода к Гайгудару и его братьям.
– Начинаем осаду, – спокойно произнёс Хабаров, выслушав Константина. – Бог свидетель, мы сделали всё что могли, чтобы избежать кровопролития.
Он отдал команду пушкарям открыть стрельбу ядрами по башням городка. Казаки и промысловики, прикрываясь щитами, подбирались к стенам крепостцы и вели огонь из мушкетов и пищалей.
Пушечными ядрами удалось повредить одну из башен. Люди, облачённые в куяки – пластины, которыми были покрыты эти доспехи, предохраняли от вражеских стрел, – устремились в пролом в башне. Нижним городком удалось овладеть сравнительно легко. Более трудным оказался штурм второго городка, продолжавшийся до середины следующего дня. И вот наконец завязался ожесточённый рукопашный бой за третий городок. Но и он успешно завершился победой русских. Правда, победа эта стоила отряду Хабарова немалых потерь: несколько десятков русских получили ранения. Трофеи отряда оказались богатыми. В руки победителей попали большие продовольственные запасы, кони и скот.
За ходом сражения пристально наблюдали издали маньчжуры, «богдоевы люди». Они послали к Хабарову своего человека. Был он облачен в необычное отделанное соболем платье, отличавшееся от одежды дауров и других приамурских народов. Человек этот обратился к русским на своём маньчжурском языке, но его в отряде Хабарова никто не знал, поэтому беседа с гостем была долгой, утомительной. Маньчжур знал отдельные даурские слова. На помощь пришли две женщины даурки, усвоившие в маньчжурском плену немного чужих слов. Поскольку речь «бодайского» пришельца из-за незнания маньчжурского языка не могла быть ими переведена даже приблизительно, обе стороны часто прибегали к красноречивому языку жестов. Не был гость в состоянии понять и русскую речь. Хабаров пришёл к выводу, что большая часть разговора осталась «не растолмаченной». Маньчжур часто упоминал имя какого-то Шамшакана, который призывал маньчжурских торговцев не драться с русскими, а Хабаров и его окружение ошибочно восприняли это как готовность маньчжурского хана или царя Шамшакана жить с русскими в мире и решили, что есть возможность склонить его к русскому подданству. Попытался Ерофей Павлович поговорить с гостем о намерениях русских завязать с южными соседями дружеские отношения, но языка жестов для такой серьёзной темы не хватило. Напоследок маньчжур был щедро одарён подарками и перед тем, как возвратиться в Богдоеву землю, он весьма темпераментно выражал свой восторг.
В Гайгударском городке отряд Хабарова задержался на месяц с лишним. Отсюда Ерофей Павлович рассылал к князькам попавших в плен дауров, чтобы через них передать предложение принять русское подданство.
В конце августа, забрав на кочи трофейных коней, Хабаров отправился вниз по Амуру к городку князька Банбулая. Городок, как оказалось, был брошен обитателями. Рядом с ним на полях уже начинал осыпаться несжатый хлеб. Люди из отряда Хабарова собирали в пригоршню осыпавшиеся зёрна, о чём-то долго совещались, а потом гурьбой пришли к Ерофею Павловичу.
– Наши запасы хлеба подходят к концу. Так ведь? – спросил один из казаков.
– Верно, – подтвердил Хабаров.
– Дозволь сжать хлебушко и пополнить запасы, – сказал казак.
– У этого хлеба есть владельцы.
– Где они, владельцы-то? Пока вернутся, всё зерно осыплется, и жать будет нечего.
– Уговорили. Вот только чем вы станете жать? Зубами?
– Шутишь, Ерофей. У тебя же есть серпы, косы.
– Тогда раскошеливайся, братва. Покупай серпы, будешь жать.
Казаки и промышленники, желавшие пополнить запас хлеба, вынуждены были покупать у Хабарова серпы и косы по высокой цене. За серп приходилось платить по рублю, за косу – по два. Люди роптали, но платили втридорога, чтобы запастись хлебом. Зерно мололи по очереди, на малой ручной мельнице, которой запаслись заранее.
Хабаров прилагал усилия, чтобы отыскать людей Гайгудара, склонить их к уплате ясака. На эти попытки ушла целая неделя. От дауров Хабаров узнал, что против устья Зеи расположен улус князька Кекурея, а ниже по Амуру стоял город, в котором обитали князьки Туранча, Толга и Омутей. Это был последний укреплённый пункт на востоке Даурской земли.
Почти недельные поиски людей Банбулая ни к чему не привели. Дауры рассыпались по окрестностям и при приближении русских уходили всё дальше и дальше в сопки, на край тайги. Во время этих утомительных поисков удалось задержать двух старых туземцев, отставших от других беглецов. На вопрос толмача, где же скрываются люди Банбулая, задержанные лишь разводили руками и указывали в разные стороны. Хабаров приказал отпустить обоих дауров.
– Отыщите своих людей, – сказал он им, – и сообщите им – пусть не чуждаются нас, русских. Мы пришли сюда не как враги, а как друзья. Желаем жить с даурским народом в мире.
Толмач приложил все усилия, чтоб хотя бы приблизительно передать смысл сказанного.
Видя, что поиски Банбулая и его людей оказались безрезультатными, Хабаров собрал на своём дощанике совет – всех казаков, отмеченных чинами, и состоятельных промысловиков.
– Как будем поступать дальше, други мои? – вопрошал он. – Дальнейшие поиски даурских людей считаю бессмысленными. Надвигается осень. Что скажете?
Большинство участников совета согласились, что поиски Банбулая и его людей лучше прекратить и плыть далее вниз по Амуру. Там можно объясачивать другие народы и племена, не столь пугливые и недоверчивые.
– Плывём вниз по великому Амуру, – согласился Хабаров. – Впереди нас ждёт река Зея.
– Слышали о Зее? Этой рекой вышел к Амуру Поярков, – вспомнил есаул Василий Поляков. – Не шибко заметный след на Амуре оставил Васька.
– Почему ты так думаешь? Ты несправедлив к своему тёзке, – возразил ему Ерофей Павлович.
– Пошто несправедлив? Говорил я с его людьми, много жалоб от них выслушал. Зело много. Путь на Амур через Алдан и Зею поярковцы считают неудачным. Путь сей долог, утомителен, с трудным перевалом.
– Всё верно, Василий, – ответил ему Хабаров. – Поярков мне об этом рассказывал. Но ведь он сюда до нас смог дойти, первым на Амур шёл, можно сказать, пробирался сюда в потёмках. А уж мы, считаясь с его опытом, отыскали более удобный и короткий путь к великой реке. Разве не так?
– Так-то оно так. Только плохо говорят о Василии его люди. Лютый человек, жестокий. Чуть что не по нему – кулаком в зубы. Я сам видел его людишек с выбитыми зубами.
– А вот это ни к чему. Можно убеждать людей словом, а не зуботычинами. Разве я на кого-нибудь поднял руку?
Ещё долго Хабаров обсуждал со своими спутниками результаты похода Пояркова. Славословили его как первооткрывателя Амура, первопроходца. А вот в вину ему ставили не лютый характер, не жестокость, нет – мало ли подобных людей можно отыскать среди предводителей казачьих отрядов, – видели вину Пояркова в том, что не закрепился на Амуре, не построил острожка, не оставил в нём отряда. Да и терпения не проявил, оттолкнул от себя крутым нравом и местное население. Поэтому как только Поярков покинул Амур, прекратилось отсюда и поступление ясака. Хабарову пришлось всё начинать сызнова.
Двое суток караван дощаников и стругов плыл до устья Зеи. Река казалась в своих низовьях почти такой же широкой и многоводной, как и Амур. По берегам её росли огромные толстоствольные тополя и зеленели заросли каких-то кустарников.
– Здесь Поярков начинал своё плавание по Амуру, – произнёс Хабаров. – Непрост был человек, сложного характера. Господь ему судья. Не будем сейчас вспоминать об этом. А вспомним, что это был смелый, дерзкий человек, и он первым открыл эту великую реку.
Расчувствовавшись, Хабаров вспомнил, что по дошедшим до него слухам, Поярков покинул Восточную Сибирь и вернулся в Москву, высказал по этому поводу сожаление.
– Значит, этот замечательный край не привлекал Василия Даниловича настолько, чтобы стать делом всей его жизни, – сказал Ерофей Павлович со вздохом, – не прирос он всей душой к Амуру, Амурскому краю, востоку Сибири. А жаль.
Поблизости от зейского устья находился улус – около двух десятков юрт. Люди отряда Хабарова осмотрели его, убедились, что все юрты были оставлены обитателями.
Ерофей Павлович принял решение идти на вёслах вверх по Зее до первого крупного поселения. В низовьях река казалась широкой и спокойной. Её берега были окаймлены деревьями и кустарниками. Приближающаяся осень ещё не успела тронуть их листву желтизной.
Вскоре на берегу показался даурский городок. Ерофей Павлович разглядел, что он окружён рвами, выслал небольшой отряд, чтобы разведать, сильно ли укреплён городок и какие силы, его обороняют.
Отряд, скрываясь в кустарнике, подполз к самым стенам городка. Никаких признаков того, что он оборонялся крупными силами, заметить не удалось. Выяснилось, что стена была двойная, и кроме того городок окружали три рва глубиной примерно в три сажени и шириной сажени в четыре. Внутри крепостцы оказалась лишь малочисленная группа людей, совершенно не готовых к защите, основное же население находилось где-то в отлучке. Поэтому люди Хабарова, не встречая сопротивления, без труда овладели городком и подали сигналы на дощаники, где оставалась часть отряда Хабарова.
От захваченных в плен дауров узнали, что князьки со своими людьми в это время пировали в соседнем улусе. Он находился в непосредственной близости от городка, поэтому, когда там заметили вооружённых казаков, поднявшихся на стены крепостцы, в улусе возник переполох. Особенным страхом были охвачены князьки Толга и его родичи. Они стали спешно седлать коней и пустились наутёк к ближайшей опушке леса. Убегали и другие.
Люди Хабарова попытались перехватить дауров, окружили Толгу и его братьев с жёнами и детьми. К тому времени с судов высадились основные силы русского отряда. Оседлав коней, всадники устремились к разбегавшимся в панике даурам и отрезали им путь к отступлению. Никто из дауров не решился оказать русским сопротивления. Исключение составили только два князька, Толга и Турангчи. Оба они укрепились в юрте и стреляли из лука в каждого, кто осмеливался к ним приблизиться. Сдаваться они наотрез отказались.
Тогда Хабаров вновь прибег к услугам толмача Константина Иванова. Человек способный, легко схватывающий чужую речь, он мало-помалу, хотя и не без усилий, старался овладеть языком дауров. Видя усердие Иванова, Хабаров дал ему в помощь привлечённого в отряд тунгуса, неплохо владеющего даурским языком.
– Скажи им, пусть дауры прекратят сопротивление, – давал наставление толмачу Ерофей Павлович. – Растолкуй им, что кровопролитие – зло, и оно не поможет. Им нас не одолеть, ведь мы располагаем огненным боем. Пусть принимают русское подданство и платят ясак. Шагай, Костенька, и с Богом!
Хабаров поощрительно хлопнул Иванова по спине ладонью.
Князьки, переговорив с толмачом, долго совещались между собой, видимо, никак не отваживаясь принять решение. Наконец, они вышли из юрты, демонстративно бросив на землю луки, склонили головы перед русскими. Толга что-то сказал.
– Что он говорит? – спросил Хабаров толмача.
– Он говорит: «Ясак дадим, будем жить в мире с русским».
– Вот и хорошо, – довольно ухмыльнулся Хабаров, – скажи ему, мы удовлетворены таким ответом. Теперь пусть пошлёт к тем людям, которые разбежались, своего человека и передаст, чтобы возвращались и сдавались на нашу милость.
Оказалось, что один из князьков, Омутей, успел увести в сопки группу конных и пеших дауров.
Толга послушно следовал указаниям Хабарова и послал своего приближённого к Омутею, приказав вернуться в городок. Омутей не заставил себя долго ждать. Он вернулся, а с ним ещё около трёх сотен конных и пеших беглецов.
Ерофей Павлович приказал разоружить всех пленников и собрать в городке. Люди его отряда оставались во всеоружии. Дауры должны были принести присягу на верность российскому царю и дать обязательство выплачивать ясак. Толмачи разъяснили смысл присяги и пересказывали её примерные слова. Первыми произнесли присягу Туронгча, Толга, Омутей, потом их родственники и близкие, так называемые «лучшие люди улуса», потом все остальные дауры.
У Хабарова не было полной уверенности в том, что улус будет исправно соблюдать присягу, поэтому он распорядился взять трёх князьков в аманаты, что станет залогом для неукоснительного соблюдения присяги и регулярной выплаты ясака.
– Выпустим вас на свободу, как только убедимся, что ваши люди исправно выполняют присягу, злых замыслов супротив нас не вынашивают, – объявил Ерофей Павлович аманатам.
В тот же день из улусов поступил ясак – шестьдесят соболей.
В плену у русских оказались жёны и дочери князьков. Согласно тогдашним традициям пленницы могли быть выкуплены за высокую цену, дауры должны были рассчитываться за освобождение пленниц пушниной, драгоценными металлами или другими товарами. В переводе на рубли сумма выкупа колебалась от сорока до шестидесяти рублей, а в отдельных случаях была ещё выше.
Чтобы решить, что делать с многочисленными пленными, Хабаров опять собрал верхушку отряда на совет.
– Как с ними поступим? – спросил он своих людей.
– Известно что: потребуем у басурман за них выкуп, – ответил Константин Иванов.
– Отношения с даурами вроде бы налаживаются, так надо ли обострять их? – возразил ему Хабаров.
– Что ты предлагаешь, Ерофей?
– Предлагаю проявлять доброту, уступчивость. Не будем дразнить гусей. Мы же должны всячески стремиться к дружбе с амурскими народами.
– Как ты хочешь этого достичь?
– А вот так: освободим всех пленных без всякого выкупа. Пусть живут в своих улусах и городишках без всякого опасения. Пусть узреют в нас, русских, друзей, а не врагов.
– А как поступим с аманатами? – спросил кто-то.
– Аманатов пока попридержим, – ответил Хабаров.
Ерофей Павлович оповестил своих собеседников, что дауры обратились к нему с просьбой отложить уплату ясака пушниной до осени, когда начнётся промысловый сезон.
– Я думаю, что можно пойти навстречу этой просьбе. Подождём до осени, – высказался Хабаров. Ему никто не возразил, и тогда он повёл речь о будущей зимовке. – Подумаем о зиме, други. Почему бы нам не избрать для зимовки Толгин городок? Он неплохо сооружён. В нём можно и зазимовать, и осаду выдержать. Местные жители выращивают хлеб, который мы можем у них приобретать. К тому же со здешним населением у нас установлен мир, дауры присягнули нам на верность и согласились платить ясак. Так почему бы не сделать сей городок местом зимовья?
– Надёжно ли? – задал вопрос Константин Иванов.
– Постараемся усилить укрепления, возведём башни и поставим на них пушки. Ещё нужна надёжная изба для аманатов, чтоб не сбежали. Стоит подумать – не завести ли собственную пашню...
Ерофей Павлович ещё долго говорил об устройстве и укреплении Толгина городка, который стали так называть по имени его князька.
Внезапно разговор приобрёл иное направление. Подал голос молодой казак.
– Дозволь, Ерофей Павлович, слово сказать. Приметил я, что есть среди даурок пригожие девахи. А мы по женским ласкам изголодались. Дозволишь ли, коли какая красотка приглянется, жениться на такой?
– Почту за доброе намерение, – ответил с усмешкой Хабаров, – почему бы не жениться тебе на даурке. Присмотрел, что ли, какую?
– Да ещё нет, но за сим дело не встанет.
– Небось найдутся и другие греховодники, кто на даурских девок заглядывается?
– Найдутся, Ерофей Павлович. Непременно найдутся, – раздались из людской массы голоса.
– Только вот ведь какая загвоздка: приглянулась тебе даурская девка, уговорил ты её, расположил к себе, а она ведь басурманка, нехристь. Её сперва окрестить надобно, в нашу православную веру обратить, а потом уже и под венец с ней идти. А для этого поп нужен. Попа-то на Амуре покудова нет.
– Так проси прислать его, – с мольбой в голосе произнёс молодой казак.
– Постараемся, – обнадёжил его Хабаров.
Жизнь городка постепенно налаживалась, возвращалась к издавна заведённому порядку. Дауры свободно приходили в городок, общались с аманатами, размещавшимися с отдельной избе. Между туземным населением и русскими шёл оживлённый обмен товарами, шкурки соболя и другого пушного зверя обменивались на разные вещи, которые заинтересовали дауров. В своей отписке Хабаров сообщал об этой мирной жизни: «Они (дауры) жили в своих улусах у города с нами за один человек, и корм нам привозили, и они к нам в город приходили беспрепятственно, и мы к ним тоже ходили». Однако ситуацию, сложившуюся в городке, Хабаров, видимо, переоценил. Незримо для русских в недрах даурского общества шло брожение. В селения дауров проникали маньчжурские лазутчики и настраивали местных обитателей против русских, действуя подкупами и угрозами, осыпали даурскую верхушку подарками и вместе с тем неустанно повторяли: «Людей, что пришли к вам с севера, мало. Они пришли и уйдут. А нас, маньчжур, великое множество. Коли будете уступчивыми с северными людьми, мы это вам припомним. И вам непоздоровится». Угрозы казались даурам реальностью.
Константин Иванов, усердно старавшийся осваивать новый для себя язык, посещал даурские юрты, пытался вести разговор с их обитателями, узнавая всё больше слов и, кажется, начиная понимать речь туземцев. Неожиданно в начале сентября 1651 года Константин стал замечать косые и недружелюбные взгляды дауров. Это сразу насторожило его. Оказавшись в одной из юрт, он услышал несколько откровенно враждебных реплик. Это было неспроста. Он попытался выйти из юрты, но тут на него набросились трое рослых молодых дауров, схватили за руки и попытались связать. Иванов потом не мог объяснить, откуда в нём взялась такая сила, позволившая противостоять трём противникам. Константин, который был достаточно сильным и рослым человеком, вырвался из рук дауров, отбросил одного из них вглубь юрты, а другого ударил коленом в пах, третий остановился в замешательстве. Выскочив из юрты, Иванов бегом бросился к городку, криками предупреждая соратников об опасности.
Бегство Иванова вызвало тревогу и у дауров. Они стали с криками выбегать из юрт, садиться на коней, хватать жён и детей и покидать улус.
Ерофей Павлович приказал привести к нему аманатов и спросил их строго:
– Как понять поступки ваших людей?
Аманаты отговаривались незнанием. «У нас свои думы, а у улусных людей – свои», – говорили они. Лишь Толга ответил дерзко, вызывающе: «Можете отсечь нам головы, коли мы вам попались».