Текст книги "Пуля для бизнес-леди"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Кто не рискует – тот растворяется в тишине

Рукопись статьи она отнесла прямо главному редактору. Тот удивился, но согласился прочитать. Настя ждала три дня – Главный молчал. На четвертый она пошла к нему, улучив момент после редакционной планерки.

– Я по поводу своей статьи…

– Прочитал… Но печатать её не будем.

– Почему?

– Вы понимаете, на кого замахнулись?

– Если бы не понимала – не писала бы.

Настя знала, что статья у неё получилась. Когда прочитала все документы, неизвестно как добытые Кушкиным и его «коллегами», её захлестнули злость и ненависть. Злость к типу, портреты которого она видела во всяких «присутственных» местах и ненависть к тем, кто закрывал заплывшие от всевластия глазки на его делишки.

– Статью вы напечатаете, – в необычно резком для неё тоне сказала она.

Главный с изумлением уставился на нее.

– Не забывайтесь, Анастасия Игнатьевна!

– Вы опубликуете статью, потому что под каждую её строку я могу подложить документ, подтверждающий её.

Главный славился осторожностью. Он даже свой кабинет приказал укоротить, чтобы он по размерам не превосходил кабинеты секретарей ЦК.

Он на глазах у Насти разорвал статью и выбросил бумажные лоскуты в корзину, стоявшую у стола.

Настя, все ещё сдерживаясь, сообщила:

– У меня есть второй экземпляр. И третий тоже имеется… Так что это вы напрасно… Второй экземпляр я направлю Горбачеву, это ведь он провозгласил крестовый поход против коррупции и взяточничества? А третий сама отнесу Виктору Григорьевичу Афанасьеву, в «Правду». Но уже с послесловием, что вы отказались эту статью публиковать.

Настя увидела, как на глазах осунулось лицо Главного, он сник, словно из него выпустили воздух. Она повернулась и пошла по бордовой ковровой дорожке к двери. Ей не было жаль Главного.

– Подождите, Соболева.

Несколько минут Главный молча мерил кабинет старческими шажками. Наконец сказал:

– Не предпринимайте ничего хотя бы в течение сегодняшнего дня. Только не думайте, что испугали меня – я пережил тридцать седьмой…

Часа через два Насте позвонил ответственный секретарь:

– Ну, старуха, ты даешь!

– Кому? – деловито осведомилась Настя.

– Жаль, что не мне! – жизнерадостно засмеялся ответсек. – Твой материал сейчас набираем и ставим прямо в номер, чтобы слухи не расползлись.

Он выждал немного, ожидая восторгов и благодарностей. Не дождавшись, уже менее эмоционально сказал:

– Но я тебе не завидую. Будет взрыв, и тебя может завалить обломками.

– Журналистика – опасная профессия, – меланхолично заметила Настя. – А кто не рискует, тот растворяется в тишине.

– Хорошо сказано, – отметил ответсек. – Я распорядился, чтобы корректоры читали твою статью в полосе, они ведь по редакции главные разносчики новостей. Дежурные по слухам.

На следующее утро в киосках за газетой выстраивались очереди. О статье говорила вся Москва, а в редакции не нашлось ни одного человека, который не поздравил бы Настю. Кто искренне, кто с ухмылочками.

Главный с утра уехал в ЦК и вернулся только после обеда: партия, как и страна, переживала тяжелейший кризис, но чиновничество функционировало исправно. Настя позвонила в приемную, помощнику, с которым была в хороших отношениях, тому, как она чувствовала, очень хотелось бы её поиметь.

– Как он?

– Настроение неплохое. Ходит по кабинету и мурлычит «Мой костер в тумане светит…»

Это был хороший знак: Главный любил романсы и часто напевал их, только для себя. По романсам определяли его настроение. «Мой костер», – это хорошо, можно надавить по поводу залежавшегося материала или долгожданного жилья. «Гори, гори, моя звезда», – «схлопотал» в ЦК, а теперь щедро будет делиться с попавшимися под тяжелую длань своими неприятностями.

После обеда в редакцию зашел Кушкин и пригласил попить кофейку в редакционном кафетерии. По пути, в коридоре, он сказал:

– Вы молодец, Настя. Против вашего «героя» начнется следствие. Документы уже затребовали… А в разговоре с Главным вы взяли правильный тон.

– Но ведь в кабинете были только он и я, – изумилась Настя.

– Не прикидывайтесь дурочкой, Настя. Вам это не идет.

В кафе к ним тут же подсели две девушки из отдела писем, известные в редакции давалки.

– Знакомьтесь, – с достоинством сказала Настя. – Миша. Мой друг, чемпион России по автогонкам. Каким, не знаю, потому что меня интересует Миша, а не автомашины.

Все оживленно засмеялись. Кушкин улыбался своей жизнерадостной американизированной улыбкой. На них обращали внимание. Общее мнение женской половины редакционной общественности сформировалось на ходу: у известной журналистки Анастасии Соболевой именно такой друг и должен быть. Рослый. Спортивный. Одет со вкусом. Чего-то там чемпион…

– Ты проводишь меня немножко, Настенька? – спросил Кушкин.

– Конечно, Мишель, – Настя с чуть приметным юмором играл свою роль. Она догадалась, что Кушкин хочет с нею поговорить без помех.

Они вышли из редакционного здания и пошли по Тверскому бульвару.

– Настя, я передам вам документы по наркотикам. Там замешаны два крупных деятеля и несколько детишек из «знатных» семейств.

– Еще одно задание? – пыталась возмутиться Настя.

– Вы же видите, мы не в интриги вас вовлекаем, а даем возможность потрудиться на благо Отечества.

– Не надо громких фраз, – поморщилась Настя.

– Иногда они наиболее точно отражают суть происходящего. А сейчас я вам незаметно передам листик бумаги. Там адрес и текст телеграммы. Пошлите её и сохраните квитанцию.

– Какая ещё телеграмма?

– Вы выражаете искреннее соболезнование в связи с кончиной вашей канадской родственницы.

– О Господи, – тяжело вздохнула Настя. – Только этого мне не хватало. Да я о ней слышала-то лишь мельком, когда отец с мамой об этом шептались, и мама под честное слово мне кое-что рассказала.

– И тем не менее…

– Вы оставите меня в покое или нет? – взорвалась Настя.

– Нет! – твердо отрезал Михаил Иванович. – Вы – в команде. И вы уже многое знаете…

Они долго шли молча по бульвару. Михаил Иванович, как заметила уже Настя, умел молчать, не напуская на себя угрюмость или недовольство. А Насте было не по себе. Она понимала, что её используют для каких-то целей. Кто-то пожелал, чтобы она, сопливая ещё недавно девчонка, стала известной журналисткой и аккуратно, быстро провел её через университетские аудитории в редакционные кабинеты. Она тоже неплохо заявила о себе публикациями, но мало ли их, девиц, умеющих сносно писать? Смешно думать, что это – в благодарность за то, что она дала себя трахнуть Олегу, а потом и Алексею. Это, скорее, была «неофициальная» часть программы, кем-то и почему-то разработанной именно для нее. Правда, она очень сомневалась, что цепляющий её мужик обязательно должен был бы переспать с нею. Скорее, вначале она была для Олега обычной московской пигалицей-давалочкой, из тех, кто недолго размышляет, лечь или не лечь, если предлагают. Это, очевидно, позже возникла идея присмотреться к ней повнимательнее.

Можно не сомневаться, что и её тайная встреча с Бираго Диопом тоже для кого-то не была тайной, но ей не стали мешать. «Мата Хари драная», – с тоской подытожила Настя свои невеселые размышления.

– Таким красивым девушкам как вы, вредно много думать, у глаз появляются морщинки, – насмешливо сказал Кушкин.

– А не пошли бы вы… – начала со злостью Настя.

– Можете не продолжать. Туда я не пойду. А пойду вместе с вами на телеграф, чтобы убедиться, что вы дали телеграмму…

Очень трудно быть честной

Лето для Насти в полном соответствии с общероссийским климатом оказалось жарким. Настя никогда не думала, что она может так самозабвенно, до полного изнеможения работать. Темы ей подкидывали, будь здоров: наркотики, подпольные поставки спиртного, торговля оружием – то, что приносило кому-то миллиардные доходы. Она, получив очередную порцию документов, научилась выискивать дополнительные источники информации, знающие проблемы людей, выкладывавшие ей сведения, от которых перехватывало дыхание, но ставившись непременное условие – их фамилии не упоминать: в России входили в моду заказные убийства. А ей дополнительные источники информации были нужны, чтобы не засветить, откуда к ней поступают основные материалы для подготовки публикаций. Ей совершенно не хотелось прослыть кэгэбешной журналисткой, из тех, которые работают по заказам могущественного ведомства, все ещё нагонявшего страх на многих людей.

В справочной библиотеке редакции её заказы выполнялись немедленно. Там работали по много лет настоящие профессионалки и они могли дать справки, вырезки, список литературы и подобрать эту литературу практически по любой теме. Когда Настя решила написать статью о проституции и проститутках в России, ей подобрали редчайшие книги начала века и в специальной памятке обозначили: с 1924 года подобная литература в СССР не издавалась.

Настя снабдила статью специальными графиками стремительного роста венерических заболеваний. Только в столице и только по официальным данным свыше десяти тысяч человек ежегодно «подхватывали» сифилис. Ханжество в отношении к сексуальным проблемам достигло невероятных размеров: около 70 процентов анонимно опрошенных мальчиков и девочек заявили, что к четырнадцати-пятнадцати годам они уже имели сексуальный опыт, а их потчевали сказочками про аиста и капусту.

Кушкин добыл и другую статистику для «оснастки» статьи: сколько проституток задерживается в Москве ежемесячно, какую мзду они платят милиционерам, которых остряки именуют сборщиками клюквы, какая таксу существует на сексуальные услуги.

Настя писала о том, что первый закон о проституции историки нашли в своде законов Липт-Иштар, датируемым 2000 годом до новой эры, а у нас в Уголовном кодексе нет даже ничтожной статейки. А раз нет статьи – значит, нет и проституции. А между тем рынок секс-услуг стремительно развивался, втягивал в свои орбиты десятки, если не сотни тысяч мужчин и женщин.

Заканчивала она свою статью неожиданным для всех выводом: надо легализовать эту «сферу» специфических услуг, возможно, даже разрешить публичные дома.

Статью Насти ещё в гранках читала вся редакция. Парни пожимали плечами и улыбались. Девы бурно обсуждали, кто она, Настасья: сексуально неуравновешенная, доморощенная феминистка или здравомыслящая личность, вслух сказавшая то, что обсуждалось лишь в интимных кружках после серьезной поддачи. Поминался опыт Финляндии, где проституция не считалась преступлением, так как женщина продавала то, что лично ей принадлежало – свое тело. Знатоки напоминали, что сексуальная революция в Швеции привела к неожиданным результатам: женщины стали безразличны мужчинам, резко снизилась рождаемость, возросло количество алкоголиков.

Главный редактор, прочитав эту статью, взорвался:

– Теперь вы чокнулись на почве секса, Соболева?

– Мужчины мою позицию поддержат, – ехидно улыбнулась Настя. – Конечно же, которые ещё могут…

Подумала и добавила:

– И девушки тоже. Те, которым надоело обслуживать за порцию шашлыка да рюмку коньяка, то есть задарма. Вы задумайтесь, – предложила она Главному, – над происхождением словечка «дешевка». Кстати, чисто русское словечко…

– Ну и…

– Потому что дешево стоят мужчинам наши девочки… А если серьезно, то вы сами видите, тираж газеты растет…

– Да, за шесть месяцев добавили полтора миллиона.

– Не мне вас учить, – сказала уверенно Настя, – но пройдет совсем немного времени и эти, и другие ныне запретные темы будут обсуждаться вслух и откровенно.

– Вы так уверенно говорите…

– Можете не сомневаться – так будет.

Главный замурлыкал «Гори, гори, моя звезда».

– Вот что я вам скажу, дорогая Анастасия Игнатьевна… Откровенно. Я вас печатаю потому, что мне самому до тошноты надоел тот бардак, который называется нашей советской действительностью. И мне столько лет, что бояться мне больше нечего. Отбоялся свое…

Он подошел к окну, уставился невидящим взглядом в пространство. Настя тихо покинула кабинет. Ей стало чисто по-человечески жаль этого умного, изношенного человека, вся жизнь которого прошла в страхе: вначале боялся, как бы не «взяли», потом – как бы не сняли…

Заведующая редакционной библиотекой Марья Никитична служила на своем посту с начала тридцатых годов. Она пережила времена массового изъятия из библиотек книг «врагов народа» и просто чем-то неугодивших властям авторов. Списки на такие книги приходили из таинственной организации под названием Главлит с потрясающей регулярностью. Марья Никитична в те темные времена нашла комнату на задворках в обширных помещениях библиотеки, велела сделать железную дверь и закрыла её стеллажами с книгами, которые с трудом, но отодвигались. В этой комнате хранились по одному-два экземпляра «арестованных» книг. Пришло время, когда срок их «заключения» за железной дверью истек, но к книгам, ставшим библиографической редкостью, Марья Никитична допускала только избранных. Настя была в их числе. Она получила редкую возможность заглянуть в прошлое, ибо сохранились не только труды расстрелянных «вождей», но и книги на самые разнообразные темы и советских, и зарубежных авторов. Именно там, в личном «книгохранилище» Марии Никитичны она натолкнулась на книги о проституции в России, о первых наркоманах, о крупнейших торговцах оружием. Она с интересом прочитала воспоминания князя Феликса Юсупова об убийстве Распутина, её поразил своей искренностью дневник фрейлины Анны Вырубовой – но это было чтение для самообразования. А вот книги Бориса Пильняка, репортажи Кольцова – это серьезно, у них можно было учиться писать, учиться ремеслу.

Руслан Валерьевич с давних лет был в приятельских отношениях с Марьей Никитичной и прекрасно знал, какие ценности хранятся в её комнатке за стеллажами. Он и подсказывал Насте, что читать. Но он же посоветовал: «слишком спешишь. Часто публикуешься. Видны торопливость, которую просто ненавистью к мерзостям жизни не оправдать».

– Что ещё просматривается? – спросила Настя, уже зная ответ. Руслан Валерьевич был слишком опытным редакционным работником, чтобы от него можно было что-то утаить.

– Одному журналисту не под силу собрать такое количество материалов и все строгой секретности. Смотри, Анастасия Игнатьевна…

Это был серьезный звоночек. Он означал – Настю могут заподозрить, что она на кого-то работает.

Настя срочно запросилась в командировку, в Грозный. Там назревали серьезные события, она это чувствовала. И уж если привезет материал – он будет добротно сшит собственными «нитками».

Материал она привезла. Он назывался «Кавказские пленники». Соболева писала, что в Чечне вскоре вспыхнет необъявленная война – яростная, до полной политической слепоты. И что в этой грядущей войне победителей не будет. Она приводила свой диалог с молодым танкистом майором Александром Улановым:

– Чечня запасается оружием и формирует вооруженные силы. Втайне, конечно. А у вас там, в Москве, напускают туману побольше. Но это кровавый туман… Мы – заложники…

– Заложники… Чего? Неправильной государственной политики, имперских амбиций?

– Нет, конечно. Мы заложники больших денег. Только здесь я понял, как правы те, кто утверждал, что у нефти особый запах – крови.

– Где же выход? Каким он видится тебе?

– Не знаю. Я военный, выход пусть ищут политики.

После публикации «Кавказских пленников» Главному позвонил куратор из ЦК и потребовал, чтобы перестали печатать «эту взбесившуюся стерву». Но к порогу страны уже подступил июль и все стало не так просто, как раньше, для ЦК: приказали и пиши не очерки, а покаянные письма… в то же ЦК.

О Главном в редакции говорили, что он навсегда ушиблен тридцать седьмым годом, когда на его глазах, тогда начинающего репортера, увозили в неизвестном направлении лучших журналистов редакции. Но он был слишком опытным политиком, чтобы не уловить ветер грядущих перемен. Он ответил так:

– У нас каждый четверг – редакционная летучка. Приезжай и объясни журналистам редакции, почему не рекомендуется печатать Соболеву.

Куратор приехать не решился.

В редакции к Насте относились теперь по-разному. Все были с нею приветливы, когда она появлялась в редакционном кафе ей почти из-за каждого столика предлагали присоединяться. Она охотно подсаживалась к тем, кто ей был интересен, ибо нередко в трепе за кофе мелькали неофициальные суждения и любопытная информация. Но многие ей завидовали, ибо ещё вчера она была в редакции никем, девочкой, которую можно было попробовать трахнуть, а сегодня выбилась в редакционную элиту. Она стала одной из когорты «золотых перьев», а те, интригуя друг против друга, тем не менее держались сообща, ибо если допустить, что кого-то из них спихнут с редакционного пьедестала, то ведь и с другими могут поступить точно так же.

Редакционных «девушек» смущало то, что Настя вроде бы ни с кем не спит, хотя мужа у неё нет и не было. Добрые подружки стали распространять слухи, что она то ли лесбиянка, то ли фригиднее арктической льдины. Появление Кушкина, как ни странно, положило конец слухам: рослый, спортсмен, даже чемпион какой-то. Редакционные дивы выбор Насти одобрили: у неё своего ума палата, и нужен такой штучке, как она, именно мужик, а не заумный специалист по глубокомысленным беседам.

– И как он? – не удержалась, поинтересовалась Люська Заболотина.

– У-у-у! – многозначительно протянула Настя.

Люська тут же помчалась в отдел, чтобы сообщить девчонкам, что Настя в восторге от своего спортсмена.

– Да вы только гляньте на нее, вся аж светится, удовлетворенная по самый пупок.

Девицы заржали.

А у Насти было такое ощущение, что она балансирует на тонкой проволоке над глубокой, глубокой пропастью. И ещё никогда она не чувствовала себя такой одинокой…

Наследство из-за океана

Это было как гром среди ясного неба. В письме, которое она получила на свой домашний адрес, нотариус – далее следовали фамилия и имя, длинный перечень званий означенного нотариуса, название юридической фирмы – официально уведомлял, что её родственница урожденная Мария Демьянова скончалась. Он выражал искреннее соболезнование приличествующими случаю грустными словами. И по-деловому сообщал, что покойная Мария Демьянова в завещании так выразила свою последнюю волю: недвижимое имущество (дом, земля и т. д.) передать в дар православной церкви в Канаде, а все свои сбережения, находящиеся на счету в одном из швейцарских банков, она завещает своей дорогой племяннице, гражданке СССР Соболевой Анастасии Игнатьевне. Других родственников у неё нет, и завещание никем не оспаривается, законность его несомненна. В связи с этим нотариус просил выслать экспресс-почтой необходимые для вступления во владение наследством документы – далее шел не очень длинный перечень. Убедившись в их подлинности, нотариус обещал, если уважаемая госпожа Соболева иззволит именно ему это поручить, максимально быстро уладить все формальности. В завершении юрист уверял госпожу Соболеву в своем глубочайшем уважении.

Настя тупо уставилась на листик бумаги с логотипом юридической фирмы. Отложила его, потом перечитала ещё раз. Ерундистика какая-то, кто-то решил над нею подшутить – такими были её первые мысли. Она спрятала письмо в ящик письменного стола, решив, что непременно отыщет шутника.

Через несколько дней в редакции она случайно узнала, что из своего заграничного далека приезжает Алексей. Это было обычно. Зарубежных собкоров время от времени вызывали в Москву, чтобы они там, на заграничных хлебах, не разжирели, подышали дымом Отечества.

Алексей при всех расцеловал Настю. Он имел на это право – все-таки его бывшая референтша. Целуя, он прошептал:

– Будь завтра вечером дома…

Настя изобразила бурную радость – это входило в правила игры.

Редакционные девы во все глаза наблюдали за встречей. До сих пор у них не было ясности в жгучем вопросе: трахнул ли Настю Алексей, когда она была его референтшей, или все-таки тогда не дала? То, что сейчас скромная «мышка» стала известной журналисткой, только придавало вопросу особую пикантность. Небось, подарков ей из-за своего «бугра» навез… Не глядя на них, Настя готова была поклясться, что правильно «считывает» мысли. Головки у девочек устроены довольно примитивно. Как говорила Нинка, у таких одна извилина и та направлена вниз.

Алексей действительно пришел с подарками. Как водилось в редакции, это были колготки, набор действительно красивого женского белья, парфюмерия.

Настя при виде колготок поморщилась:

– И ты думаешь, я их буду носить? Ведь наверняка такие же привез другим редакционным красоткам: стенографисткам, в отдел кадров, в приемную главного редактора… Словом, всем нужным бабенкам. И вот мы все дружно напялили твои колготки и строем пошли по редакционным коридорам в кофейню. А не одаренные будут нам завидовать. Так?

Алексей смутился:

– Извини, как-то за суетой с отъездом не придумал ничего лучшего. Действительно, забежал в магазин и похватал с развалов каждой твари по паре, чтобы на всех хватило.

– Ладно, – легко простила его Настя. – Я твои подарки Эле передам, ведь, спорю на что угодно, про неё ты вообще забыл.

– Ух ты! – восхитился Алексей. – Инженерша человеческих душ! Знаток нравов! Чтец-декламатор тайных мыслей и явных пороков!

Насте неожиданно стало хорошо в его присутствии и она пригласила за заранее накрытый стол:

– Садись, балаболка забугорная. Я для тебя специально русский стол приготовила: селедочка, картошка разварная, хлеб, конечно, ржаной, сало с рынка… Говорят, вы там за этим скучаете..

– Слухи соответствуют истине, – кивнул Алексей. – Впрочем, скоро убедишься сама.

– Это каким же образом?

– Ты на письмо ответила? Отослала документы?

– И не подумаю… Какой-то идиот решил шутки шутить…

– Чтобы в два дня документы были отосланы! – резко сказал Алексей. К рюмке он не притронулся.

– Полегче на поворотах, мой мальчик! – обозлилась Настя. – Я тебе не новобранец, а ты не сержант!

– Это правильно, – неожиданно согласился Алексей. – У нас звания повыше.

– Ты на что намекаешь? – удивилась Настя.

Она, конечно, ожидала от сегодняшнего вечера, от встречи с Алексеем сюрпризов. С ним всегда надо держать ухо востро. Сколько он уже крутится там, за рубежами? Больше года, но заграничная жизнь его почти не изменила. Все такой же шустрый, как сказала о нем однажды Эля-Элеонора. Славный охотник за удачей, как давно это было – домики в лесу, костер и чарка «на крови», подле освежеванного лося. И банька – парная и хмельная…

– Похоже, ты меня не слушаешь? – повысил голос Алексей. – Известная журналистка Анастасия Соболева изволит вспоминать недавнее прошлое?

Вот чертушка, похоже умеет мысли читать, без злобы подумала Настя.

– Угадал, – подтвердила Настя. – Вспомнилась та охота, на которой с тобой познакомилась. Правильнее сказать, вы с Олегом оказали мне честь – приветили наивную девочку.

– Ну уж так и наивную, – пробормотал Алексей. – Но не будем отвлекаться на сентиментальные воспоминания. Повторю для тебя специально: я не сержант, а полковник. Понятно?

– Давно сообразила, – ответила Настя. – И что Олег двум «конторам» служит – давно для меня не тайна. Не надо за дурочку держать. Потому и не пыталась его разыскать, когда как сквозь землю провалился. Как это у вас называется: спецкомадировка?

– Олег и в самом деле сейчас, как говорится, вдали от родины. Шлет тебе нежный привет…

– Нужны мне его приветы…

– Да, девочка повзрослела, к такой на козе не подъедешь. Но наши стопки уже согрелись, а к делу мы так и не подошли. Прошу тебя, Настя, отнесись к подготовке документов очень серьезно. Наследство, конечно, тебе «устроили» и деньги – реальность. Большие деньги, должен сразу тебя предупредить.

– Чужие деньги, хочешь сказать?

– Это как на них посмотреть… Могу лишь сказать, что это была уникальная операция. Твоя тетка в Канаде, наследство, счет в швейцарском банке – все это, как говорят, имеет место быть… Вначале – наследство и счет. На сколько – ещё узнаешь. Тетке твоей, урожденной Демьяновой, одинокому человеку, умирающему от рака, своевременно напомнили, что у неё в России живет племянница, очень достойная девушка. Весьма кстати оказались и письма твоей матери. Единственное условие, которое зафиксировано в завещании – ты должна взять девичью фамилию матери – Демьянова. Тетку перед смертью мучила мысль, что род ваш исчезнет…

– Фантастика какая-то, – устало сказала Настя. – Тетка… Наследство… Счет в швейцарском банке…

И вдруг разозлилась:

– Да пошли вы все к драной матери, той самой, которые мужики часто поминают.

Грубая ругань в её устах звучала вполне нормально – журналистки любят соленые слова.

Алексея не удивила её реакция. Он и не ожидал, что она быстро врубится в ситуацию. Вопрос в том, захочет ли она вообще в неё врубиться. И не станешь же в подробностях объяснять, каких усилий стоило законно оформить завещание дряхлой Марии Демьяновой, собрать её средства на единый счет и переадресовать их в швейцарский банк. Слава Богу, ошалевшая от непрерывной боли женщина прислушалась к добрым наставлениям православного священника отца Николая, в миру Николая Ивановича Чаусова, и совсем уж в узеньком, тайном мирке – полковника Чусова…

И не расскажешь ведь уважаемой журналистке Анастасии Игнатьевне, сколько труда и смекалки потребовалось от многих людей, чтобы на этот легальный счет ручейками с разных сторон потекли денежки. И не какие-то там «деревянные», а доллары, фунты, марки, франки.

И вот она сидит перед ним – в убогонькой московской квартирке – без пяти минут миллионерша, наследница крупного состояния – у каждой операции должна быть надежная крыша.

Через несколько дней Настя Соболева станет Анастасией Демьяновой, золушке нашли туфельки, пора их примерять к её теперь бесценным ножкам.

– В общем так, Настя, – резко сказал Алексей. – Наследство есть. Счет в банке – есть. Для всех и вся – это твой счет. На нем – огромные средства…

Он написал на листке бумаги длинный ряд цифр, показал Насте, достал зажигалку и сжег листок, даже пепел размельчил в тарелке.

– Но деньги эти – не твои. Чьи – не дура, догадываешься, сама видишь, что в России творится. Может быть, эти и другие деньги помогут нам, если туго придется, удержать власть. Или вернуть ее…

Настя робко сказала:

– А если я откажусь?

– Нет, отказаться не сможешь, – уверенно ответил Алексей. – Ты можешь погибнуть – самоубийство, катастрофа, пожар, вариантов много – но это предусмотрено: наследником станет твой муж или человек, которого мы назовем, а ты впишешь в завещание.

– У меня есть муж? – устало, уже ничему не удивляясь, поинтересовалась Настя?

Алексей кивком подтвердил: да, муж есть.

– Кто?

– Завтра… – Он что-то просчитал в уме. – нет, послезавтра пойдем, как это говорится в СССР, распишемся.

– Но ты же женат!

– Отстала от быстротекущих событий, любимая Настенька… Я свободен – полгода, как в разводе.

Он, не предлагая Насте, выпил, долго молчал, закурил, наконец снова заговорил:

– Да ты не принимай все так близко к сердцу. Рядом с тобой всегда будут надежные люди, они вовремя все подскажут, помогут. Что от тебя требуется – это быть послушной девочкой и хорошо сыграть свою роль, особенно там, на Западе.

– Не хочу-у! – завопила Настя. – Не хочу-у! Я вам не пешка, чтобы меня туда-сюда двигать!

– Прекрати истерику! – устало попросил Алексей. И иронично добавил: – Ты теперь богатая дама и веди себя достойно.

Он налил ей полный фужер водки:

– Выпей, это прочищает мозги.

…Настя проснулась поздно, Алексея в квартире уже не было. Она не слышала, когда он ушел. Ночью, утром? После ужина осталась грязная посуда на столе и в раковине на кухне, открытые бутылки коньяка и водки, пепельница, наполненная окурками.

Голова была тяжелой, во рту пересохло, под глазами четче прорезались предательские «паучьи лапки». Пришлось долго и тщательно приводить себя в порядок: душ холодный и горячий, крепчайший кофе, макияж. На удивление, она весь разговор хорошо помнила, до мельчайших деталей. Итак, ей предлагают наследство и замужество. Но не будут принадлежать ни деньги, большие деньги, как уверял Алексей, ни муж. Кто она в таком случае? Доверенный кассир при чьей-то (чьей?) кассе, сундучок, в который складывают разные разности, хранительница клада? А как же тогда быть с её нынешней жизнью, с профессией, наконец, с её представлениями о том, что человек имеет право делать и от чего должен бежать, как черт от ладана?

Она вчера вечером не просто уснула – провалилась, как в бездонную, темную бездну. И в её «полете» не встретилось ничего, за что могла бы зацепиться память: ни искорки, ни звука, ни шороха. Настя посмотрела на часы: десять утра, а она обычно просыпалась в восемь, чтобы успеть позавтракать и бежать на работу. Можно предположить, что в «пропасть» она опрокинулась где-то после двадцати двух часов, последнее, что она помнила, это фужер водки, который ей протягивал Алексей, и боковым зрением на экране телевизора – вечерние новости по НТВ. Итак, двенадцать часов просто выпали из её жизни, не оставив в ней никакого следа. Неужели Алексей подсыпал ей какую-нибудь дрянь?

Затрезвонил телефон, и Настя, поколебавшись, сняла трубку.

– Настя, ты? – спросил Алексей.

– Нет, не я, – ответила Настя. – Это мой призрак. Я как раз возвращаюсь с того света. Вот сейчас хлопну сто грамм и материализуюсь.

– Что не потеряла чувство юмора – это хорошо, – не удивился её бреду Алексей. – Но мой тебе совет – не похмеляйся, а то развезет. Набралась ты основательно…

– Не ври! – рассердилась Настя. – Это не я набралась, а ты меня напоил… Нет, будет правильно сказать – опоил. Чем?

Алексей засмеялся:

– Продукт был чистейший: джин с тоником. Но ты не беспокойся, на твою девичью честь я не посягал. Все равно завтра в ЗАГС, а там уж – на законном основании…

– Я не хочу за тебя замуж! – решительно сказала Настя. – Я вообще ничего не хочу! – Она дотянулась до бутылки и плеснула в стакан.

– Прекрати пить! – повысил голос Алексей, услышав бульканье, – не то сейчас пришлю Кушкина.

– Пришли, пожалуйста! – хихикнула Настя. – Это было бы очень кстати.

Алексей понял, что она уже завелась, и другим, спокойным и мирным тоном предложил:

– Ладно, Настенька, не ерничай. Нам действительно завтра в ЗАГС, документы уже там, церемония проходит по ускоренной процедуре, я ведь только ради этого прилетел из-за границы, милые чиновницы вошли в мои обстоятельства…

«Интересно, какие сувениры он преподнес милым дамам?» – подумала Настя.

– Времени у нас совсем ничего, – деловито продолжал Алексей. – Поэтому давай так: я звоню тебе уже из редакции, через пятнадцать минут планерка, на ней я и объявлю о нашем бракосочетании, всех приглашу на свадебный пир. Он состоится в ресторане в Доме кино, все уже заказано, аванс внесен…

– Однако быстро же ты развернулся! – ошеломленно сказала Настя. И добавила: – Вот что значит любовь!