Текст книги "Пуля для бизнес-леди"

Автор книги: Лев Корнешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

«Он меня любил и я его любила»

Утром Настя написала на листке «Делового календаря»:

Посол, Еремин, Фофанов, МИДовец.

С ними она намечала встретиться или переговорить по телефону.

С послом страны Бираго Диопа разговор был выдержан в восторженных тонах. Посол восхищался Настей, а Настя господином президентом и его страной. Она продиктовала господину послу текст благодарственного послания президенту – за гостеприимство, радушный прием и незабываемые впечатления. После паузы добавила:

– Запишите вот это: «Дорогой господин президент, высоко ценю ваш сюрприз. Он открывает мне новые возможности».

– Господин президент поймет, о чем идет речь? – осторожно спросил посол.

– У нас с вами нет поводов сомневаться в сообразительности господина президента, – колко сказала Настя.

– Что вы, что вы! – испугался посол. – Я всего лишь уточнил, жалкий слуга мудрого вождя.

– Подпишите мое послание так: «Всегда в твоем распоряжении – Анастасия Соболева-Демьянова».

– Может быть, добавить обычную формулу: «с совершенным почтением»? – рискнул уточнить посол.

– Именно потому что она обычная, не добавляйте. Не надо. Ваш президент необыкновенный человек и к нему не применимы, как вы говорите, обычные формулы.

– Вы правы, госпожа Соболева! – пылко произнес посол. – Мы с огромным интересом прочитали очерк господина Волнухина о нашем великом президенте в «Российских новостях». И его статью о перспективах наших отношений тоже изучили. Почти все послы из африканских стран позвонили мне и выразили свое доброе отношение к выступлениям такой влиятельной газеты, как ваша. Передайте нашу искреннюю благодарность господину Волнухину…

– Господин посол, я бы советовала поступить иначе…

– Я весь внимание…

– Позвоните главному редактору газеты Юрию Фофанову, моя секретарь после нашего разговора продиктует его телефон вашему секретарю. И поблагодарите его. У вашей страны появится ещё один влиятельный друг. А я его подтолкну к этой дружбе – в этой газете у меня контрольный пакет акций.

– Мне бы такого советника, как вы, мадам, – мечтательно произнес посол.

Они попрощались, вполне довольные друг другом.

Генерал Еремин приехал к Насте через час после её звонка. Они встретились, как добрые знакомые. Настя преподнесла генералу сувениры из Африки: старинный щит из кожи буйвола и короткий африканский меч, выкованный в бог знает какие времена.

– Подарочек с намеком, – растрогался генерал. – Щит и меч… Но это стоит огромных денег! Я ведь вижу – не новоделы, раритет.

– Да уж конечно не сувениры для туристов, – с достоинством сказала Настя. – Да вы не беспокойтесь, я богатая, вам это хорошо известно.

Она позвала Нину:

– Аккуратно упакуйте и передайте водителю генерала.

– Он не возьмет, – усмехнулся генерал.

– Прикажите ему.

Генерал набрал номер мобильного телефона и произнес четко и властно:

– Поднимись в приемную госпожи Соболевой, спроси Нину Геннадиевну и возьми в машину то, что она передаст.

Настоящего офицера видно по тому, как он распоряжается, отдает приказы, подумалось Насте. Попробуй такого не послушаться, даже если прикажет ножки раздвинуть… Ей всегда нравились настоящие мужчины.

– Павел Федорович, сперва вы мне свои новости, а потом я вам свои просьбы, – предложила она.

– У меня новостей нет, – словно бы извиняясь, сказал Еремин.

По его словам выходило, что все попытки выйти на след бывшего полковника Строева результатов не принесли. Он обрубил концы, никак не проявляет себя.

– Вам не положено всего знать, Анастасия Игнатьевна, – сказал генерал, – но вот это я могу сказать: или его нет в живых, или его перевербовала и спрятала «дружественная» нам спецслужба.

– Ни то, ни другое, – сказала Настя.

– Откуда такая уверенность? – генерал смотрел на неё с интересом.

– Строев не побежит к американцам, пока есть у него надежда схватить мои миллионы. Какой ему смысл существовать на подачки, если он может в один момент стать очень богатым человеком? Я лучше вас знаю Строева…

– Так уж… – засомневался генерал.

– Поверьте, нигде мужчина так не открывается, как в постели с женщиной, которую считает своей собственностью. Строев – сильный, уверенный в себе. Такие не останавливаются на полпути. А жив ли он…

И Настя рассказала генералу о том, как какой-то парень, совсем не похожий на бомжа, пил пиво на лестничной клетке в непосредственной близости от её квартиры. Его охранник видел, но «взять» было не за что – просто выгнал.

Генерал забеспокоился:

– Мы дадим вам свою охрану. Кроме капитана, что внизу, на контроле.

– Не надо, – запротестовала Настя. – Я мало что смыслю в таких делах, но знаю, что охранники, с такой помпой сопровождающие наших придурков-банкиров, ни от чего их уберечь не могут. Выстрел в упор, очередь в боковое стекло машины – и привет…

– В этом вы правы, – вздохнул генерал.

– Мои ребята могут сработать более эффективно. Я уже дала указания вашему знакомцу Кушкину. Он все сделает…

– Что же, вам виднее, – согласился генерал. – Но, извините, меня одолевает любопытство…

– Готова удовлетворить его, конечно, в рамках…

– Это в связи с вашим визитом. Наш человек с большим недоумением сообщил, что вас принимали, как супругу главы государства, со всеми почестями. Посол – я читал его шифровку – взвизгивает от восторга… Западные газеты пишут, что вы новоявленная Мата Хари и секретное российское оружие в африканской политике… Продолжать?

– Мой генерал, как говорят французы, вы, когда допрашиваете кого-то, даете бедолаге рюмку коньяка для развязывания языка?

Еремин притворно вздохнул:

– Оригинальная вы женщина, Анастасия Игнатьевна.

– Мне требуется – для храбрости. – Она налила себе и генералу: – Ну, будем, как говаривали наши предки.

Генерал, не чинясь, выпил и вопросительно посмотрел на Настю. Он ждал ответ.

Настя открыла сейф, извлекла Знаки Кобры и надела их на себя.

– Значит, вам донесли, что принимали, как супругу? Вы, генерал, должны знать: у африканских властителей жен и наложниц может быть много. А вот возлюбленная – данная Богом или их Духами… Это уже нечто иное, особое, не подвластное официальным протоколам. Да, перед лицом своих близких и подданных Бираго Диоп возвел меня в ранг супруги – старшей сестры для других его жен. Без штампа в паспорте и без всяких там служб в церквях или обрядов с колдунами. У них все это проще: слово крепче штампа. Но сейчас это уже в прошлом. Он нашел достойный выход, ибо Диоп – политик и воин и ему сейчас не с руки возиться с дамочкой из России. Но он сказал – и я ему верю, – что в благодарность этой дамочке он будет всеми силами укреплять отношения с её страной. Вам это понятно?

– Еще бы! – протянул Еремин. – На официальном языке это именуется огромным успехом. Вы сработали за дипломатическую миссию.

– Бог с ним, с успехом. – Настя часто заморгала, сдерживая слезы: – Он меня любил и я его любила. Он – мой единственный любимый мужчина. Это какая-то странная любовь. Она не имеет ничего общего с той, когда постель заменяет все. Бираго Диоп для меня рыцарь из африканских преданий, подарок судьбы в трудные дни. Но он – и призрак, который остается в прошлом.

Настя помолчала, глаза у неё теперь были сухими и ничего не выражающими.

– Я удивительно откровенна с вами, генерал. Может быть, потому, что я сейчас в одиночестве, как в тисках. А может, потому, что в вас секреты и тайны можно складывать, как в сейф…

Она показала на Знак Кобры.

– Господин Диоп посвятил меня в сан Достойной, дочери Священной Кобры. Такие знаки есть у двух десятков высших правителей его рода – рода людей, превыше всего ставящих честь, достоинство и мужество. Любой поданный Бираго Диопа, увидев на мне этот знак, скажет: «Приветствую тебя, Достойная! Приказывай!» И если я ткну пальцем в кого-либо и скажу: «Убей его!», он убьет, не спрашивая, зачем и почему.

– Бог мой! – воскликнул генерал. – Вы это серьезно?

– Конечно. Это – Африка… И Бираго Диоп сделал меня её дочерью… Я вам все сказала, генерал. Только вам, а не вашей «службе». И забудем об этом, потому что здесь, в России, я просто Анастасия Соболева-Демьянова, генеральный директор Издательского дома «Африка», журналистка и женщина с путаной судьбой.

– Зачем вы так о себе?

– Ничего, накатило что-то на меня, но сейчас пройдет. Да и женщине полезно помнить, что она птица не самого высокого полета. Две просьбы, генерал…

– Для вас, Анастасия Игнатьевна…

– Первая. Поручите своим или братским вам службам – видите, я вашу терминологию знаю – подобрать материалы по эссесовским формированиям из крымских татар, калмыков, украинцев и так далее. Ну, вы знаете, о ком я говорю: дивизия СС «Галиция», калмыцкая дивизия и прочие.

– Зачем вам это?

– Я давно не выступала в газете.

– Вы что, всерьез? Да вы представляете, какую бомбу взорвете? Ныне, когда демократы вопят…

– Лжедемократы, – поправила Настя. – Настоящие демократы понимают, что к чему. Как знают и то, что среди массы невинно пострадавших в печальные времена было немало отпетых убийц, садистов, уголовников. Знают, но молчат, боятся прослыть сталинистами. Сейчас ведь это просто: шлеп-шлеп и черная метка на лбу, жизнь сломана.

– Ваш материал, а я чувствую, каким он будет, никто не опубликует, – убежденно сказал Еремин.

– Да, Павел Федорович? – Настя улыбнулась, но улыбка у неё была злой, саркастической. – Моя газета напечатает – Фофанов не дурак и бить горшки со мной не будет. А заартачится – окончательно куплю газету со всеми её потрохами.

– Каким образом?

– У меня пятьдесят один процент акций. Запаслась – не дурочка. Другие на руках у журналистов. Предложу хорошие деньги, и мне их на блюдечке с голубой каемочкой принесут.

Генерал смотрел на Настю со все возрастающим уважением:

– Вы получите материалы, в том числе и такие, которые ни один журналист не видел.

– Надо бороться, Павел Федорович, а не ждать, пока эти гиены разъедят душу и совесть народа, превратят в дерьмо нашу историю.

– Возразить против этого трудно… Но готовьтесь к тому, что после публикации вас будут ждать крупные неприятности.

– Да плевать я на это хотела! – выкрикнула Настя так громко, что её услышал в приемной Артем, заглянул в кабинет и снова исчез. – Что они мне сделают? Подстрелят? Так это и так мне светит. Скомпрометируют? Ха-ха, я свободная женщина в свободной стране, что хочу, то и ворочу! Зацепятся за мое прошлое? Да они ещё в штаники тихо писали от страха, когда я тот тоталитарный режим привселюдно драла на газетных страницах, ставила по стойке – попку оттопырь!

– Ух ты, – изумился генерал. – Вы и такие обороты знаете?

– И другие тоже, – рассмеялась Настя. – Я ведь умная женщина, генерал, и позвала вас сегодня к себе потому, что вижу в вас своего союзника…

– Мне тоже кажется, что мы можем быть полезными друг другу…

– Теперь второе. Я вскоре улетаю в Париж…

– Я знаю.

– Откуда?

– Во французских газетах появилась информация о вашем визите.

«Молодец Кэтрин. Быстро сработала», – подумала Настя.

– Я вас прошу: дайте указание своим людям там, в Париже, чтобы не путались под ногами.

– То есть?

– Не наивничайте, генерал. Вы ведь будете выяснять, не выйдут ли на меня Строев или его соратники. Так вот, я вас прошу: не надо. Почему – объяснять не буду. Но прошу мне поверить – так будет лучше. Для меня. Возможно и для вас…

Прощаясь, Еремин галантно поцеловал ручку даме, то бишь госпоже Соболевой. Настя даже удивилась: у мужиковатого на вид генерала это получилось вполне в духе светского этикета. Чтобы ни говорили, а кадровые военные – особая порода мужчин, достойная женского внимания.

Из намеченных на сегодня дел оставались ещё встречи с Фофановым и «начальником по Африке», как иронично окрестила мидовского деятеля Озерова Настя. Она нашла визитную карточку: Геннадий Савельевич Озеров…

– Геннадий Савельевич, есть предложение…

– Нет возражений! – бодро откликнулся Геннадий Савельевич. – Мне необходимо встретиться с вами по итогам вашей поездки в Африку. Пожалуйста, приезжайте. Пропуск я закажу.

«Тоже мне деятель, – беззлобно подумала Настя. – Пожалуйста, приезжайте…».

Чиновники при любых режимах верны себе – они всерьез считают, что мир вертится вокруг них.

– Вы меня не поняли, уважаемый Геннадий Савельевич, – мягко сказала она. – Обычно приезжают ко мне. Но для вас, я так и быть сделаю исключение. Предлагаю встретиться на нейтральной почве. Поужинаем вместе и заодно я отчитаюсь о поездке.

– Я закажу столик в «Праге», – после недолгого размышления сказал Озеров.

– Не пойдет! «Прага», «Президент-отель» и прочее – это ваши вотчины, золотопогонные ресторации, официанты-капитаны и подсадные девочки-информаторши…

– Анастасия Игнатьевна! – не очень натурально возмутился Озеров.

– Встретимся в ресторанчике «Белое солнце пустыни». Не так давно открылся, но уже народ стоит в очереди. Там хорошо кормят и обслуживают. И вы там меньше себя будете чувствовать «при исполнении».

– Хорошо, – согласился Озеров.

– Тогда в семь вечера. Вышибале на входе скажите: «Я с госпожой Соболевой». И перед вами откроются все двери. Можете взять с собой супругу, если хотите.

– Увы, я третий год в разводе, – с приличествующей данному факту грустью сказал Озеров.

– А вот подруг не надо! – веселилась Настя.

– Увы, – в тон ей ответил Озеров. – И подруга меня оставила…

– Бедненький! – Настя тоже умела подмешать в свой голос грустинки. – Значит, поскучаем вдвоем…

Она бросила взгляд на часики – четыре, то бишь шестнадцать с минутами. Разгар дня, а она уже устала, разговор с генералом дался ей нелегко. Настя изо всех сил старалась казаться в беседе с ним немного легкомысленной и раскованной. Девицей, которой сам черт не брат. Но она хорошо знала, что вежливый, внешне свойский генерал свято блюдет интересы своей «конторы», иначе он не стал бы генералом, или давно вылетел бы по меньшей мере в действующий резерв, как они там у себя говорят. Звезды на генеральские погоны в его времена трудно доставались, но сейчас легко гасли. Генералов его «призыва» новоявленные «силовые министры» не очень жаловали – чувствовали свою ущербность по сравнению с ними. Одно дело – служить и заслужить, совсем другое – получить подачку на паркетных полах Кремля, под нежную музыку, долженствующую придавать лирическую торжественность обстановке. Тьфу… Настя вспомнила, что когда уходил в отставку тогдашний министр внутренних дел Щелоков, ему дали звание генерала армии и ввели в инспекторскую группу генералов армии в Министерстве обороны, которую называли «райской». Генералов армии было всего несколько человек, они были на особом положении – эдакие небожители, обладающие огромным авторитетом. Так вот никто из них не подал руку Щелокову, ибо они не понимали, как можно дать звание генерала армии человеку, в боях не защищавшему Отечество, не пролившему за него кровь.

Еремин Насте нравился. В нем ничего не было от скользкого кегэбешника, он не пытался ни на чем подловить её, генерала интересовало в отношениях с нею только одно – разыскать и обезвредить Строева. Что же, пусть не обессудит её генерал Еремин – у неё свои счеты со Строевым.

В кабинет заглянула Нина:

– Вам звонит Юрий Борисович.

– Очень кстати, – сказала Настя.

Она сообщила Фофанову, что как раз собиралась заехать к нему, но ей надоело сидеть в кабинетах, и она предлагает попить кофе в кофейной втроем.

– А кто третий? – с недоумением поинтересовался Фофанов.

– Естественно, Лена Ирченко. Ты чего её держишь в черном теле?

– Да я… да понимаешь…

– Учи вас достойному поведению… Интеллигенты первого поколения… А вообще-то сделаем так. Пусть она и Люська Заболотина – она мне понадобится – будут где-нибудь поблизости, ну, например, в другом углу кофейни пьют эту гадость, которую вы именуете кофе. Мы с тобой решим свои дела, а потом пригласим барышень. Времени у меня – до восемнадцати тридцати. Дальше – другая встреча.

– Деловая ты стала, Анастасия Игнатьева, – прокомментировал Фофанов.

– И тебе советую ворон не ловить, – отрезала Настя. – Дай указание, чтобы столик подготовили, а то будем торчать столбами как бедные родственники, или подсаживаться к кому попало… Встречаемся в кофейне.

Настя тосковала по редакционной обстановке. Здесь прошел не самый худший кусок её жизни, в этих коридорах и кабинетах девки учили её уму-разуму, а она училась профессии, ремеслу. Как может газетчик забыть свою первую напечатанную заметку, первую крупную ошибку, первый «зарезанный» начальством материал? В её время после стихийных возлияний девчонки с чувством хором орали на всю редакцию песенку: «Нам нового начальника прислали». Был начальник-бабник, трахал всех подряд, возмутились, потребовали убрать. И «нам нового начальника прислали…» Алкоголик, пьяница, не высыхает… Снова возмутились. И опять «нам нового начальника прислали…» Дурака и тупицу… И тогда потребовала «общественность» вернуть самого первого начальника – хоть какая-то была от него польза.

Такие вот тоскливо-развеселые песенки пели редакционные девчонки, ныне ставшие уже солидными дамами.

Фофанов сидел за столиком в углу – один, отмахиваясь от желающих почтить главного редактора своим присутствием. Все как обычно: «золотые перья» за сдвинутыми вместе двумя столиками обсуждали насущные вопросы российского бытия и тон у каждого был непререкаемый, словно именно ему была известна истина в первой инстанции. Два вызванных в редакцию собкора из провинции поили шампанским секретарш, стенографисток и прочих технических девочек, приглядываясь, какая вечерком не откажет. Сгрудился за столом дружный экономический отдел – там работали одни мужики и каждый из них – себе на уме. В сторонке от всех сидели Ленка Ирченко и Люська Заболотина, заинтригованные указанием Фофанова вести тихо и ловить его знаки.

Настю встретили шумом, гамом, радостными возгласами. Она пришла к своим и это был такой народец, который перед её миллионами не гнулся. Сопровождавшие её Артем и Никита тут же встали у входа, что не осталось незамеченным. Настя показала им столик, за которым будет сидеть и попросила пристроиться где-нибудь рядом, а не перекрывать вход-выход. Парни окинули взглядами публику, чуть приметно поморщились – дым, гам, и народ все какой-то возбужденный и встрепанный. Но это было не их дело, они просто заняли те места, с которых хорошо обозревались зал и вход в него.

Настя, сделав ручкой всем «общий привет», попросила Глашу поставить на столик к Фофанову коньяк, лимоны, «боржоми». Она заметила в кофейне несколько новичков. «Бывалые» объясняли им шепотом, что это явилась госпожа Соболева собственной персоной. Кто она такая, новичкам, конечно, уже было известно. Но в целом редакционный народ вел себя сдержанно, пора изумления миновала, а потом это ведь редакция, запросто бывать в которой хотелось бы многим новорусским – и банкирам, и предпринимателям, и финансовым бандитам.

Фофанов, заметив Настю, встал и пошел ей навстречу с раскрытыми объятиями. Он демонстрировал всему коллективу, в каких замечательных отношениях находится с владелицей контрольного пакета акций газеты.

– Здравствуй, Юра, – подыграла ему Настя. По неписаной традиции по имени главного редактора никто не называл. Но Настя могла это себе позволить.

Настя схватила завистливые взгляды журналистов, засекших на их столике коньяк.

– Зарплату снова задержали? – спросила Фофанова.

Тот лишь вздохнул.

– Ладно, немного подброшу в счет взаимных расчетов. В качестве благодарности за публикации о Бираго Диопе.

– За это спасибо, Анастасия Игнатьевна. Вертимся, как можем, но дела идут не то, чтобы очень…

Настя вздохнула:

– Слабый ты человек, Юрий Борисович.

– Ты что? – изумился Фофанов. – Чего обижаешь, Соболек?

– Да выгони ты половину редакции – вишь сколько их у тебя на шесть газетных полос! А вторую половину заставь работать до седьмого пота.

– Я и сам об этом думал не раз. Но как ты их выгонишь? Прошлое связывает покрепче трудового законодательства.

– Объяви, что отныне редакция будет работать на контрактной основе… Мысль понял?

– Да.

– Характера хватит?

– Не знаю.

– Ты имей в виду, сейчас мягкотелых перемалывают, пережевывают и выплевывают. Ты их жалеешь, а они тебя? Бессовестно бездельничают и ещё требуют, чтобы ты им платил за ничегонеделанье. У меня есть одна идея, но о ней чуть позже. А сейчас хочу информировать, что твой Волнухин отлично себя проявил во время поездки со мной в Африку…

Фофанов оживился:

– Мне звонил посол. Он рассыпался в благодарностях газете, мне и Женьке Волнухину. Приглашал вместе пообедать, чтобы обсудить планы сотрудничества…

Что же звонок посла – в масть. В самолете на обратном пути из Африки Элеонора все заглядывала в глазки Насте, пока та прямо не сказала:

– Не мелькай, Элька. Что надо?

– Понимаешь… Я… Женя… Мы…

Элеонора вполне натурально краснела и смущалась, опускала глазки, теребила в руках носовой платочек, словно девочка, которую первый раз потискали – и хочется, и колется, и сопротивляться следует в меру, чтобы не спугнуть.

– А ночка темная была? – спросила с намеком Настя.

– Понимаешь…

– Да или нет?

– Все случилось так неожиданно… – совсем по-девичьи зарделась Эля.

– Дальше что?

– Предложил расписаться. Мол, мечтал о такой женщине, как я.

– Он что, неженатый?

– Угу…

– Так что ты от меня хочешь?

– Ты моя самая близкая подруга. И моя хозяйка…

А что, подумала Настя, может и повезет Эльке после всех её сексуальных похождений. Из таких хорошие, верные жены получаются, когда перебесятся, остановятся на какой-нибудь тихой «станции».

– Вот что, Элеонора… Я не против, но надо сделать все на хорошем уровне. Ты – директор рекламного агентства, у тебя заработки втрое выше, чем у него, простого корреспондента. Неравный брак… Может закомплексовать…

Элеоноре почудилось в словах Насти препятствие на пути к её семейному счастью и она заволновалась, пошла пятнами.

– Угомонись, – успокоила её Настя. – Предполагаемый неравный брак сделаем равным…

Сейчас она тактично подвела Фофанова к разговору о Волнухине.

– Юрий Борисович, кроме того, что Женя Волнухин хорошо отписался, он вел себя очень тактично… Я думаю, он засиделся в корреспондентах.

– Но у нас нет вакансий, – Фофанов сообразил, на что намекает Настя.

– Юра, не мне тебе рассказывать, как много у России интересов в Африке. Ни в одной центральной газете нет отдела африканских стран. А ты будь новатором – открой такой отдел. И назначь его редактором Волнухина. Получишь знающего и преданного личного тебе человека, потому что свою высокую должность он получит из твоих рук.

– Стоит подумать, – протянул Фофанов.

– И думать нечего, – отрезала Настя. – Оформляй приказом.

Она бросила взгляд на Ленку Ирченко и Люську, которые пили в ожидании «указаний» уже по третьей чашке кофе.

– Юрий Борисович, теперь по быстрому, а то наши девицы уже засиделись. Какие у тебя сведения: Люся поддерживает отношения с тем боровом, который был при мне редактором отдела информации? Помнишь его?

– Помню. Она его с треском поперла.

– Пошаливает в одиночестве?

– Нет вроде бы. Не с кем, негде и не на что. Живет вместе с дочкой от первого брака. И все у неё маленькое: квартира маленькая, зарплата маленькая, дочка маленькая…

– Что же, информация исчерпывающая.

Настя жестом подозвала Артема.

– Артем, будь другом, пригласи за наш столик вот тех двух дамочек, что в углу…

Артем на виду у всех прошел кофейню по диагонали – коренастый, плечистый, невозмутимый. Редакционные девы во всю пялили на него глаза. Свежий парень – это всегда хорошо. А этот вон какой накачанный. Да, умеет Настька-Соболек выбирать себе спутников, достаточно вспомнить того автогонщика, кажется, Кушкина.

Ленка и Люська подошли независимо, словно бы одолжение делали. Это тоже входило в правила игры: вы нас позвали, мы вам нужны, а не наоборот.

Фофанов налил им коньяк в рюмки, чуть приподнял свою, предлагая выпить.

– Лена, – сказала Настя, – я рада тебя видеть, а то Юрий Борисович все тебя прячет, словно опасается чего-то.

Ленка поперхнулась коньяком. Но честно ответила:

– Разговоров боится.

– Ну и дурачок, – елейно сказала Настя. – Кто в редакции не знает про ваши отношения? Сколько лет они длятся?

– Три года, – пролепетала Ленка.

– Пора и рожать, – изрекла Настя.

Люська хихикнула, заметив, как побагровел Фофанов.

– Ладно, – смилостивилась Настя. – Не будем о печальном.

Настя рассматривала Люську в упор. Да, изменилась Люська Заболотная после расставания со своим «боровом». Ушла, уплыла стервозность, растворились в житейских невзгодах искорки в глазах. Средний возраст – он тяжелый самый. Молодые-удалые в спину дышат, желания всякие по ночам спать не дают… Как там говаривали девчонки: и энергичная, и деловая, и шутит, и туалеты каждый день меняет, а… никто с нею не спит. А между тем работником всегда была отменным – отдел на ней держался, а не на её обормоте.

– Люся, – сказала Настя. – Предлагаю тебе перейти ко мне на работу. В «Африку».

– Что? – изумилась Люська. – Как это? Кем? И главный редактор как на это посмотрит?

– Главный редактор согласится, – уверенно сказала Настя. – Тем более, что у нас будет много общих дел с газетой. Главный редактор согласится ещё и потому, что когда меняли редактора отдела, он тебя не выдвинул, хотя все знали, что именно ты руководила отделом, а не тот придурок-сластолюбец…

Фофанов отвел глаза, возразить ему было нечего, Соболева умела все повернуть так, что чувствуешь себя дурачком.

– Ты изменилась за последнее время, Люся, и должна сказать – к лучшему. Как твое отчество, кстати? А то все Люська, да Люська…

– Николаевна, – чуть слышно ответила Заболотина.

– Ты, Людмила Николаевна, помнишь, как моей самой первой заметулечке зеленый свет дала на полосу?

– Про тюльпаны, которые расцвели в Александровском саду?

– Про них, любимых. А теперь я тебе дам хороший шанс: пойдешь ко мне коммерческим директором. На очень короткий срок. И вскоре снова вернешься в газету. Но уже на другие роли.

– Соболек! – в изумлении выпалила Люся. – Я не смогу, не справлюсь, завалю тебе все дело!

– Сможешь, Людмила Николаевна. Кто школу этой газеты прошел, тот многое может. Юрий Борисович, отдай приказ об освобождении Людмилы Николаевны Заболотиной от обязанностей старшего корреспондента в связи с переходом на другую работу. Люся, послезавтра, в девять тридцать ты должна уже быть в моей приемной.

Настя обратила внимание на то, что Фофанов с трудом «переваривает» её неожиданное решение.

– Не кисни, Юрий Борисович, – подбодрила она главного редактора. – Коммерческая дирекция и тебе нужна. Если хорошенько попросишь Людмилу Николаевну, она поможет тебе в реализации розницы газеты.

Настя подозвала Глашу и рассчиталась с нею за заказ.

– Что ты, что ты! – запротестовал Фофанов. – Ты ведь наша гостья!

– Я не гостья, я в свою газету пришла. И всегда плачу сама…