Текст книги "Спящий бык"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Эй, мужик, да чтож ты творишь?! – Крикнул я.

Подскочившая тетка неопределенного возраста в длинном балахонистом плаще со всего размаха влепила водительнице по голове тяжелой сумкой. Водительница попыталась прикрыться рукой, – та влепила и по руке. А потом дернула из уха прямо через плоть золотую с блестящим камнем серьгу.

– Сюда ей давай!!!

– Усатый подскочил, и отпихнув тетку с авоськой схватил водительницу за левую руку. Не сговариваясь они дернули с мужиком в кепке на редкость синхронно.

– Ой мама-аа! – Взвизгнула водительница!

Они дернули еще раз. И теперь стало ясно, что выдернуть женщину из машины не дает ремень безопасности. Люди бились в машину как море в утес.

Кто-то достал накидной ключ и размахнулся. Фара пошла трещиной. Размахнулся еще раз, – во все стороны брызнуло стекло. Владелец ключа радостно осклабился и вспрыгнув на капот ударил ногой в ветровое.

Водительница кричала на одной высокой протяжной ноте, прерываясь только всхлипами, когда её дергали за руку. Ремень не поддавался.

– Заткнись свинья! – посунулся какой-то здоровячок, и коротко, умело саданул женщине в голову. – Крики прекратились. – Потом достал из кармана раскладной нож, щелкнул фиксатор, и мужик в два движения перерезал ремень. Устаый и его напарник снова дернули и с хеком выкорчевали водительницу из машины, треснула зацепившаяся за что-то в окне юбка, покатилась по асфальту упавшая с ноги замысловатого плетения туфелька. Водительница кулем рухнула на асфальт, и подскочившая девица с бессмысленным радостным взглядом с размаху ударила той в живот. Еще раз, и еще. Водительница застонала.

– Эй, люди! Да вы чего.. – Голос у меня просел. Толпа уплотнялась как формирующаяся раковая опухоль, отсеивая из себя тех, кто с бледными испуганными лицами старался убраться подальше. А я стоял как оглушенный пыльным мешком, не в силах поверить в происходящее.

К хозяйке БМВ подскочило еще несколько человек, и заработала ногами как хорошая футбольная команда. Две девушки усердием затмевали мужчин.

– Мамочки-и! Ма-ааа-а!… – послышалось у них из-под ног, и смолкло.

Мужик похожий на хорька тормошил вытащенную из салона сумочку. Машина лишилась большей части стекол.

– Переверем эту хуевину! – Подскочив к борту уперся в него плечом взъерошенный парень.

– Нет, поджечь!

– Подже-ечь! – жадно отозвалась толпа.

– Люди… прошептал я.

Кто-то дернул из багажника канистру, свинтил пробку и приплясывая от усердия плескал в салон, и по капоту. Потянуло тяжелым бензиновым запахом. Коротко бритый парень вытянул из кармана пластиковую китайскую зажигалку, сбил с неё металлический колпачок, несколько раз крутанул оставшееся без ограничителя регулятор, и когда из зажигалки забил газ, чиркнул колесиком. Зажигалка зажила огнем как маленькая нефтяная вышка и парень швырнул её в салон. Полыхнуло сразу. Побежало по сиденьям, по капоту и оттуда скакнуло на бабу в нейлоновой куртке. Баба завопила сбивая пламя, и заскулила теряясь где-то в толпе. Пламя в салоне трещало, зачадил едкий черный дым.

– Бензобак! Щас рванет! – и толпа единым порывом отринула от машины.

Возникла пауза.

– Хорошо начали люди! – Весело заорал кто-то невидимый, но с голосом мощным и уверенным. – Пусть знают наших. Айда за мной! Туда где эта сволочь косяками пасется!

– Бомбанем "Тинькофф", мужики! – Выкрикнул кто-то радостным голосом.

– Громи-и их!

– Уаа-ааа! – Отозвалась толпа, и зашевелилась, задвигалась. У неё появилась цель.

Где-то в отдалении послышалась сирена.

– Полицаи!

– Да и хуй!

– Пусть сунуться!

– УА-АААА!

Толпа двинулась, медленно, неравномерно, но уже неаморфно, а с целью.

От трещавшего пламенем автомобиля старались держаться подальше. Я на нагнувшихся ногах попятился, не в силах отвести взгляд от распростертой женщине на асфальте, и остановился, только когда уперся ногами в бампер своей машины.

Люди шли. Кто-то правда проходя мимо тела женщины вдруг застыл, и согнулся, хлестанув рвотным фонтаном. Толпа смещалась. Заскрипел под ударами стоявший у тротуара Мерседес. Потом и другие припаркованные машины. Истерично звенели их сигнализации… Стало посвободнее, толпа смещалась и уходила.

За моей спиной раздался щелчок открываемой двери. Я обернулся, и увидел, что в мой Рено лезет какой-то крепенький короткостриженый парень, на вид помоложе меня.

– Эй, слышь! Ты чего? – Очнулся я. – Это моя машина!

Я подскочил и схватил парня за покатое мощное плечо, он высунул голову из машины, и без разговоров коротко, умело саданул мне кулаком под дых. Я согнулся, телефон вылетел у меня из руки, и в тот же момент кто-то сзади толкнул меня так, что я влетел в заднюю дверь своей машины. Подставленные руки несколько смягчили удар, и я развернулся, сползая по машине спиной.

"Женщину не спасал, а за машину влез…" – Горько и запоздало промелькнуло у меня в голове.

Надо мной кроме парня что полез в машину нависли еще двое, похожие на него не внешностью а выражением лиц а повадкой. Один из них коротко оглянулся по сторонам, вытащил из под жилетки какую-то жуткую приспособу, вроде стального прута, с заточенным концов, – хоть бей хоть коли. Парень деловито шагнул ко мне, коротко размахнулся. Я увидел как прут летит к моей голове, и зажмурил глаза.

И все исчезло.

* * *

Это было как в сломанном калейдоскопе. Обрывки – света, звуков, запахов – окружили меня, но никак не складывались в привычный узор восприятия мира. Время здесь было, и его не было. Направления были и не были. Я не мог уловить их биение и протяженность, потому что не имел точки отсчета. Я потерял её, оказавшись вырванным из привычной среды, а значит потерял и возможность измерений и сравнения. На мгновение мне показалось, что я все же могу все понять, уловить, удержать, подчинить своей воле. Могу, или когда-то мог?.. Это была лишняя мысль. Она увела меня от немедленного действия к попытке вспомнить. И сразу же волна калейдоскопа смяла меня, потащила, слишком ничтожного чтобы противиться ей, или хотя бы лавировать в её вихрях. Безбрежная мощь сжала меня со всех сторон, и выбросила как щепку на берег. Выбросила. Куда?

…Черный…

Мой мозг снова получил привычный сигнал. Цвет. Черный цвет. Прямо передо мной. И не только он, оттенки. Другие цвета, силуэты. Я моргнул. Я снова мог моргать. Я оживал в привычных ощущениях. Передо мной была темная скальная стена присыпанная белыми разводами, чередующимися с антрацитово-черным в тех местах, где неровность не давала возможность свету рассеять темноту. Я посмотрел наверх.

Ночное небо.

Льдистые огоньки звезд и чистая яркая луна, будто бритвой вырезанная по кругу в бездонном ночном небе.

Подняв голову я перенес вес. Под ногами хрустнуло, и я посмотрел вниз.

Снег.

Я стоял в снегу. И стоило мне пошевелиться, как он дрогнул под ногами, и я провалился, неглубоко, но так что не удержался и опустился на колено, оперся на руку. Рука тоже ушла в снег. Пальцы почувствовали холод, и тут же начали неметь. Я выдернул руку из снега, но холод уже не отпустил меня. Наоборот, холод был везде – теперь почувствовал его всем телом – вокруг была зима. Да что же, что же это?.. Совершенно машинально я сунул онемевшую кисть руки под мышку, стараясь отогнать онемение, и лихорадочно заозирался вокруг. Яркая ночная луна. Узкая площадка. Передо мной крутой скальный массив, а сзади – шум? Сзади с журчанием и перекатами тек темный массив воды. Река, стянутая с краев льдом, но чистая посредине. На другом берегу огромные обломки горы, и валуны присыпанные снегом. Все здесь состояло из скал, и серого в лунном свете снега. Где – здесь? Горная зимняя река. Ночь. зима. Да что же это, вашу мать?..

Мне даже не было страшно. Я был слишком ошеломлен. Впитывал эту картину рывками вертя головой, широко раскрыв глаза. По сторонам, вверх, вниз… Но тело было умнее меня. Пока я вертелся руки сами-собой сплелись на груди, плечи поднялись чуть не к ушам, я сгорбился. Я пытался сжаться и само против воли сворачивалось в клубок. Зима. Я попал в зиму. Я выдохнул и пар вырвался из рта, зубы заныли. Я же только в летней футболке, и джинсах. Да как же это?..

Я еще повертелся маленько. А потом пошел. Ломанным неровным шагом. Ноги не сразу приспособились, снег забивался в кроссовки и ступни заныли, все это сбивало меня с шага, да я еще и озирался. Справа скала, слева – река. Я иду… – куда? Вперед. Но я ведь мог идти и «назад». «Перед» стал передом только потому что я двинулся сюда… Нет, все правильно. Я иду вниз, уклон не крутой, но ощутимый. Не карабкаться же мне в гору… Я поднял руки и схватил в ладони немеющие уши, и затеребил их, пытаясь вернуть чувствительность. Бред… Это тот крепыш – удар по голове… Глюки… Я не верю что сошел с ума. Это не может быть вот так сразу… Я лежу где-то с пробитой башкой… Я черт знает где. Здесь зима. И мне даже не страшно.

Едва я это подумал, как страх пришел. Да такой, что всё заныло внутри. Впрочем, может это уже холод вымораживал внутренности…

Я побежал. Неловко, небыстро, проваливаясь. Хоть и не так здесь глубок был снег, повыше щиколотки. Это было устье реки. Весеннее, вот почему здесь было место для моей пробежки. Весной река разливалась, и шла с гор гораздо шире, чем теперь. Видимо он сносила все мелкие камни, оставляя только крупные осколки. Вот почему я еще не наткнулся в снегу на булыжник. Но в любом месте под снегом могла быть трещина, впадина, острый осколок… Мне сейчас повредить ногу и всё… Страх опять судорожно сжал желудок.

Я бежал трусцой, обнимая себя за плечи, локти, дуя в ладоши, чувствуя как неумолимо теряю тепло.

На скале справа от меня я увидел дерево. Скрюченное, оно вгрызалось в скалу уходя в её глубь корнями. Голые лишенные листьев ветви были убраны снегом, и было непонятно живо дерево или уже стало только памятником попытки жизни преодолеть смерть. Я остановился и ежась посмотрел на дерево. Меня уже сотрясала неконтролируемая дрожь… Дерево – это костер, это тепло! Высоко, но можно допрыгнуть, если не подведут замерзшие руки. Нет, блажь. У меня даже ножа нет. И даже если я смогу отломить какие-то ветви – у меня просто нет ни зажигалки ни спичек, чтобы добыть огонь. Вряд ли я смогу здесь и сейчас научиться добывать огонь трением, как далекие пещерные предки. Я побежал дальше. Ах, мне бы зажигалку!.. Жаль что я не курю. На пачках пишут, что курение убивает. А меня сейчас напрямую убивал проклятый здоровый образ жизни. Разве не смешно?.. Я почувствовал, что губы и щеки тронула кривая улыбка, и замерзшие щеки натянулись как готовый лопнуть пергамент. Мысли начали путаться. Захотелось присесть и отдохнуть. Нет! Бежать! Сесть – значит умереть. Но где же я, черт это все возьми?! Я же сдохну здесь! Какие-то северные жители вроде умеют строить дома из снега, а в случае бурана даже зарываются под наст. Говорят так даже тепло… Но здесь слой снега всего мне по щиколотку… Лечь и набрасывать снег на себя как делают дети с песком на пляже? Бред… Я так замерзну… Я не умею! Я всего лишь городской житель. Тот самый офисный планктон… Да как же я попал сюда?!

Я споткнулся, и едва не полетел лицом в снег. То ли наконец наткнулся на камень в снегу, то ли просто совсем потерял ловкость, ноги уже так одревенели, что я даже не понял. Не упад и ладно… Здесь река не смогла пробить себе прямой путь, и путь её делал изгиб, скрываясь за скалой. Бежать. Я потрусил дальше дергая руками полузабытые упражнения зарядки, в попытках хоть как-то разогреться. Если хочешь быть здоров… И что-то там еще… Руки в стороны… Я пробежал этот поворот, и остановился.

Русло здесь продолжалось, река все так же журча стремилась вниз, и там вдалеке, ниже виднелись деревья, присыпанные снегом ели, и далекая белая лесная долина, рядом с озером. Это было внизу. И это было слишком далеко. И даже если я добегу в долину, чем мне это поможет? Та же смерть. Я надавил рукам на глаза. Я наверно скоро и ворочать уже не смогу ими от холода… От отчаянья я прикусил зубами нижнюю губу. Дрожь меня сотрясала такая, что зубы впились куда сильнее чем надо, но я это почувствовал как-то тупо, будто издалека. Черт с ним! Бежать! На месте все равно сдохну, а так…

Я затрусил вниз. И шагов через тридцать, я увидел пещеру. Вернее, сперва просто из нагромождения скал, – которые здесь все еще сопровождали меня с моей стороны русла, – а откуда-то сверху, из этой неровной стены в одном месте неторопливыми клубами вываливался дым. Он некоторое время стелился по стене и уходил дальше, рассеиваясь в бездонном небе. Люди! Я побежал быстрее. Или по крайней мере попытался, насколько меня слушались ноги… Да, это был проход в скале. Дым из полз из более мелкого разлома, выше по стене, уходя вверх он оставил широкий темный след на скале и снегу над разломом. Люди!.. Я подбежал к разлому. Здесь вблизи было видно, что снег перед ним утоплен, и от пещеры вниз по руслу уходила протока в снегу. Внутри пещеры было темно, но в глубине виднелись пляшущие на стене в танце свет и тень от костра. Я пошел внутрь. Потолок в пещере был высок, и все же дым ощущался здесь. Я ничего слаще этого запаха никогда не чуял. В нем было обещание тепла!..

– Эй… – попытался позвать я, пробираясь по неровному полу. – Из горла вышел только какой-то беззвучный сип…

Дурень! А что же я не кричал раньше? Когда только очутился в снегу. От этой мысли я даже на секунду остановился. Не знаю, услышали бы меня оттуда здесь в пещере. Или услышал бы меня кто-то другой. Но ведь я даже не попробовал. Крикнуть на помощь, – это ведь было самое разумное. А я поперся молча неизвестно куда, и хорошо что я еще вышел к пещере. Видимо куда раньше чем замерзло тело, эта снежная ночь оковала мой разум…

– Эй… Эй! Кто здесь! Люди!.. – Я наконец смог дать голос. – Люди!

– Сюда! – Отозвался кто-то глубоким тоном из глубины пещеры, и даже вроде эхо пришло из глубины.

Я заторопился, боясь, что голос вдруг исчезнет. Что больше не отзовется.

– Эй!

– Сюда! – Снова отозвался голос.

– Эй! Иду! – Радостно отозвался я. Ни черта тут не было видно, ступал я на ощупь, и ориентировался только на сполохи от костра на стене. Где-то рядом поворот и пещера. Всполохи были уже совсем близко, я добрался до поворота, обогнул его. И застыл.

Костерок был небольшой, но яркий. Огонь плясал, в свете его была видна наброшенная рядом вязанка сухого хвороста, сверху с высокого потолка свисал камень, закоптившийся от дыма, а за костром… Пламя между нами мешало мне смотреть. За костром сидел… Там он и сидел. Громадная неподвижная фигура. Огонь плясал. Я видел сложенные на коленях огромные ручищи с серой ороговевшей кожей и… когтями. Видел широкие плечи, и будто вросший между ними силуэт головы, похожей на валун. Голова была опущена и я видел только гладкую безволосую макушку и надбровные дуги нависшие над приплюснутым носом. И размеры. Не человек это был. Не вырастают люди такими. В плечах он был раза в три шире меня. Всплыло словечко «гуманойд», и пролетело мимо. Далее в голове была пустота.

Фигура у костра подняло руку с колена, протянула её к охапке сучьев, и схватив пару зараз неторопливо уложило их в костер. Запрещало, в стороны взвились затухающие искорки. Гигант поднял голову и посмотрела на меня. Огонь моментом полыхнул чуть поярче и смог пробить черноту, что пряталась в надбровных дугах хозяина пещеры. Я смог посмотреть ему в глаза. И вздрогнул.

– Люблю коров. – Звучным но монотонным, безо всякого выражения голосом сказал великан, странно растягивая слова. И звук заметался по пещере. – Особенно мозги, и прослойку сверху на шее… Еще люблю овец. Люблю светящиеся грибы, что растут в глубине под землей, куда не проникает губительный свет дневной луны… Не люблю мясо горных козлов…

Я стоял и все так же тупо смотрел на гиганта. Мыслей в голове не было. Возможно потому, что костер все-таки согревал пещеру, и я чувствовал как тепло ласкает мое лицо и руки. Я просто смотрел.

– Но добывать зимой коров и овец в долине далеко и опасно…. – Продолжал монотонно бубнить гигант. Зимние выгоны пусты… Хлевы внутри крепких дворов… Острое железо в руках хозяев… Можно не успеть спрятаться до восхода дневной луны… А сладкие грибы можно и поберечь… Отчего не съесть горного козла, если он сам пришел к огню…

Я огляделся. Горных козлов вокруг не было.

– Я заблудился… – Забормотал я, пытаясь звуком своего голоса унять тревогу. – Я не знаю где я…

– Блей козлик, блей. – Гулко отозвался хозяин пещеры.

– Я… – Я не знал что тут можно сказать. Все это было дико и невероятно. А этот, гигант. Он говорил, но похоже был совсем безумным. – Я… не козел. – Выдавил я, и тут же пожалел что это сказал.

– Разве на вертеле есть разница? – Спросил в пустоту гигант.

И я понял, что он не безумен. Или возможно, безумен на свой лад. А сейчас он просто… забавляется.

Я не отводя от застывшей фигуры сделал неуверенный шаг назад.

– Некуда бежать, – покачал бочонком своей головы хозяин не глядя на меня. – Козел потерялся. Козел потерял теплую шкуру. Без теплой шкуры козел не уйдет далеко. Замерзнет. Незачем бежать. Я не люблю мороженное мясо.

«Что ж ты за погань?» – подумал я, а в животе кто-то словно перемешивал ложкой все внутренности, и ноги совсем ослабели. Теперь вокруг костра я рассмотрел разбросанные грязно-серые осколки костей…

– Я буду хорош с козликом, – продолжал бубнить гигант. – Не стану его сразу убивать. Оторву сперва одну ногу. А козлик за это пусть греется у костра и поет мне песни… Оторву вторую ногу, а козлик пусть развлечет меня ужимками. Разве нужны ноги для того чтобы лежать у костра?

Я сделал еще шаг назад.

– Козел замерзнет – снова предупредил гигант.

– Мороженное не любишь… – пробормотал я, отступая. – Ну так сам паскуда будешь из снега выкапывать!

– Не пойду наружу, – качнул головой гигант. – Лютая зима. Надо беречь силы.

– Точно… Вот и не ходи. – Согласился я делая еще шаг назад.

– Не пойду. Синфирр принесет мне козла еще теплым…

Вне света, за гигантом что-то зашуршало, и из-под его колена струясь выползла какая-то тень. Я отступил еще и уткнулся в стену больно ударившись плечом. Поворот… Грудная клетка ходила ходуном, и в глазах слегка мутилось. Что-то поползло от хозяина пещеры ко мне, огибая костер по большой дуге, почти на пределе видимости. Я не видел толком что. Сперва подумал что змея, но потом в свете костра мелькнуло белесое как глаз тухлой рыбы, разделенное на сегменты тело. Это был червь или многоножка… Я не хотел знать. Развернувшись я бросился вон из пещеры, к тускло белевшему в лунном свете пятну снега у выхода. Меня крутило от страха и мысли, что сейчас я споткнусь или стукнусь головой о какой-нибудь выступ и упаду… За спиной шуршало… Я вылетел наружу и холод снова принял меня. Я отбежал сколько-то шагов и обернулся посмотреть – может быть тварь не рискнет преследовать меня снаружи. Черви теплокровные или нет?.. Из пещеры выползла белесая тень и мелькнув в лунном свете соскользнула с дорожки внедрившись под снег. Слой здесь был неглубокий и я увидел, как снег вспухает приближающийся ко мне дорожкой. Да как быстро! Я взвизгнул как свинья под ножом и снова побежал вниз. Река журчала, но мне казалось, что я слышу как за спиной все ближе шуршит.

Я бежал, оступаясь в снегу, давясь своим дыханием, вздрагивая от холода, который с каждым вдохом отбирал у меня тепло и леденил гортань. Выбиваясь из сил я обернулся. Твари не было. Нет! Снег снова вспух! Я бросился дальше чувствуя, что из глаз катятся слезы. Не убежать. Я уже выбился из сил. Она будет душить меня, или у неё есть зубы?.. Эта мысль подстегнула, но не надолго.

Тогда я увидел дерево.

Одно дерево уже сегодня обмануло меня призраком добычи огня. То дерево вцепившееся в скалу, возможно было живо. Но это дерево явно давно умерло. Корявый, но могучий, лишенный коры ствол валялся вмерзшим в речной лед. Корни дерева были у нашего берега макушка – у другого. Я переберусь на ту сторону, отломаю по пути какой-то сук и встречу тварь на том берегу. Если она поползет по стволу, я хотя бы смогу её нормально видеть… Я устремился к дереву. Корни были обломаны, ветвей тоже было мало. Возможно их оторвало, пока ствол тащило по реке, а возможно и пещерный урод отломал их в свое время для костра… За спиной шуршало. Я вскочил на ствол, и балансируя на онемевших ногах поскакал к другому берегу. Что-то скрипнуло за спиной. Обернулся, – тварюга не смущаясь вползала на ствол. Я попытался повернуться обратно, но замерзшие ноги не слушались меня. Я покачнулся чтобы удержать равновесие наступил на здоровую ветвь, которая торчал из ствола справа от меня, устремленная в сторону. В следующую секунду я услышал треск и понял, что этого не следовало делать. Ветвь подломилась и я вместе с ней ухнул в ледяную воду.

Я ведь уже довольно сильно замерз, и должен был меньше чувствовать. Но я как будто свалился в кипяток. Тело скрутило болью. Я чуть не выпустил весь воздух из легких. Это была не вода! В этом не было ничего от ласковой воды, которую я знал и любил. Я попал в среду, в контрой человек не может существовать. Скоре от боли и неожиданности, чем сознательно я успел ухватить правой рукой сук, и возможно именно поэтому не ушел на дно. Здоровая деревяха, ветвь охватом чуть меньше моего бедра. Именно на её толщину я и купился, а она видать оказалась надломленная, отломилась как прутик… С лица будто заживо сдирали кожу, ноги тут же перестали ощущаться, а в промежность будто вколотили ледяной кол. Я забился в воде, подтянул левую руку и тоже ухватился за сук. Сук и вытянул меня на поверхность. Сам бы я уже не выплыл. Я почувствовал воздух и выплюнув воду сделал судорожный вдох. Меня тащило течением лицом вперед, это была быстрая река. Я обернулся, – погрузившееся в воду ухо обожгло – ствол оставался все дальше. Тварь сидела на нем и вроде шипела, но нырять за мной не пробовала. Облегчения я не ощутил. Я умирал. Я намертво вцепился в деревяшку… Рук я уже совсем не чувствовал, только видел, что они еще не разжались. Деревяшками хватаюсь за деревяшку… Ноги болтались внизу как не принадлежащая мне тяжесть. Я не мог отпустить ветвь чтоб добраться до берега – я бы просто сразу пошел на дно. Я не мог залезть на ветвь верхом – не было сил, да она бы и не удержала, и я просто снова сверзился бы в воду. Я мог только держаться, стараясь, чтобы вода не захлестнула меня. Вот только от холода я уже почти перестал дышать. Это были уже какие-то судорожные толчки воздуха, а не дыхание. И они становились все реже и реже.

Я начал соскальзывать с ветви. Нырнул с головой. Вынырнул. Вроде бы я увидел, как с одного из пальцев вцепившегося в ствол, у меня слез ноготь… Потом уже стройного восприятия не было. Звездное небо… Опять накрыло с головой. Темнота… Сколько прошло времени? Я пытался уцепиться в ветвь зубами… Та мне кажется… Темнота… Какая-то скала, нависая, проплывала мимо… Конечно это я проплывал… Темнота. Мой труп унесет в долину, потом дальше, в океан. Рыбы съедят… Но по крайней мере не безглазая тварь и её хозяин… Хотя, кто знает, что у них тут в океане… Темнота. Я больше не мог с ней бороться. Я сдался, и успел огорчиться. Я все-таки сдался. А ведь есть люди, в которых огонек не гаснет до самого конца. Я уже не видел огонька. Он погас, и я пожалел, что успел почувствовать это. Наверно я бы разжал руки если бы мог. Может и разжал. Я ничего не могу про это сказать, потому что темнота получила меня.

* * *

Я собирал себя по кусочкам. Возможно я был похож на осторожную подводную лодку, которая не спешит выныривать на поверхность. Про выныривать – это я конечно не про воду. Не в воде я уже был, это я понял. Была боль в мышцах и костях. И во всем. Я даже не мог сказать, где её нет, или хотя бы, где она меньше. Её было так много. Но это была даже не честная чистая боль. Это была боль с дурнотой и слабостью. Отвратительное сочетание – боль со слабостью, которую ощущаешь каждой клеткой. Это было так невыносимо, что я снова ускользнул в темноту. Мы с ней уже сдружились. Если ты уже попал её в лапы, чего ж её бояться? Она приняла меня и стерла как губка стирает мел с доски. Второй раз я вынырнул в сознательнее состояние когда услышал голоса. А может, я их и раньше слышал. Просто голоса были, когда я очнулся. Я не мог понять что они говорят, слова шли фоном, это раздражало. А веки все равно не открывались. Как у Вия… Поднимите мне веки… Не хотите? Ну и хрен с вами… – Убрать перископ, срочное погружение. Темнота.

Еще раз вынырнул, когда в меня какую-то гадость вливали. Горькую как я даже не знаю что. Поддерживали за голову, и лили в рот аккуратно. Только у меня все равно больше из рота вытекало и текло по плечам. Это потому что язык не работал, лежал внутри как шершавый фантик. Зато то что по плечам текло, почему-то порадовало – я чувствовал тело, где стекала жидкость. Но та что все-таки попала в рот… Что за мерзость, и даже в животе противно. Дайте запить… Мне не сказать, у меня язык-фантик… Не хотите… Перископ вниз…

Опять кто-то что болтал. Я постарался вслушаться, и смог различить, что один голос мужской, а другой женский.

– Зряшные хлопоты, – сказал мужской.

– Терпение, – сказал женский.

– Я не против, – сказал мужчина. – Убыток с него невелик. Тюня ему в рот клетей не опустошит, год не голодный. У тебя есть игрушка на зиму. Только не прикипай к нему слишком сильно. А то я буду ревновать.

– Ты же знаешь, я люблю полных, – тихонько засмеялась женщина. – Как же ты можешь ревновать меня к скелету?

"Разве я скелет? Я не скелет", – подумал я…

Женский голос не дал мне довершить мысль:

– Кроме того, если я его выхожу. Он мне будет скорее как сын.

"Какой я тебе сын? Мы с Настькой сами собираемся сына делать на следующий год"…

– Ну разве что сын. Родить-то похоже посложнее, чем этого выходить будет…

– Это ваше мужское участие в родах все время одинаковое – опять засмеялась женщина. – А нам трудно рожать первого. Второго уже легче.

– Ну и как этот?

– А что этот? Лежит, не орет. Даже когда напрудит под себя… Все бы дети так.

"Вот ты все врешь… никогда я под себя…"

Я хотел возмутиться, но на это было нужно слишком много сил.

И вообще, я только брался думать какую-то мысль, которую мне подсказывал их разговор, а они уже перескакивали на другую тему. Они говорили слишком быстро, а я думал медленно. Я устал. И спрятал перископ.

Что-то опять совали мне в рот. Текло. Я хотел возмутиться, но оно текло, пахло – и я вдруг почувствовал дикий голод. Я пробовал это жевать, но оно не жевалось. У меня стала такая слабая челюсть, что я не мог откусить ни кусочка. Но если я сдавливал – то текло. Так было не помню сколько раз. Несколько раз я просыпался когда меня вертели. Но это было не интересно, и я уходил.

Однажды проснулся, и открыл глаза. Было не слишком ярко. Скорее полутемно. Это хорошо. Потому что глаза все равно болели и слезились. Не черном потолке трепетали свет и тень, это напомнило мне игру света и тени там, в разломе стены, где жил белый снежный червь – и мне стало неприятно. Я попытался снова улизнуть, но в этот раз почему-то не смог. Тогда я еще понаблюдал за всполохами света, но мне стало скучно. А больше ничего не было. Для того чтобы еще что-то увидеть, надо было повернуть голову. Я в сторону повернул, и увидел деревянную стену. Полежал. Потом я напрягся и попытался поднять голову. Никогда не знал, что у меня такая тяжелая голова… Я все-таки её поднял. Я лежал, накрытый чем-то рыжим. А передо мной, боком сидела фигура, похоже женщина, и время от времени махала руками. Движения повторялись. Какие-то странные пассы. Я не видел отчетливо, в глазах слезилось и плыло. Но я не мог понять, зачем она махает. Наверно она была какая-то колдовска. Но я не верю в колдовство, вот глупая.

Я попытался что-то сказать, и женщина подняла голову.

– Очнулся. – Сказала она. – Он очнулся.

– Ура! Ура он очнулся. Мой улов очнулся! – Завопил кто-то тонким детским голосом.

– Цыц, оголец! – Крякнул мужской голос, и оголец заткнулся. Я не уверен слышал ли звук затрещины.

Женщина вроде встала, и подошла ко мне. Но я устал, голова упала, и темнота пришла сама, без приглашения.

Одно я перед погружением успел понять точно.

Это не больница.

* * *

Оказывается женщина не колдовала. Я просто в тот раз не смог разглядеть. Она пряла. Теперь я отчетливо видел и её, и её нехитрые приспособления в виде доски с зубцами и какой-то подвесины, с помощью которых она создавала нить. Даже на вид нить казалась очень грубой. Я некоторое время наблюдал за женщиной. Её монотонный труд и спокойное выражение лица – будто в её распоряжении целая вечность, успокаивали. От женщины словно шла безопасность. Она была уже не девочкой, светловолосая, фигуру в её длинном рубахе платье особо было не разглядеть, но судя по всему она была склонна к полноте, и руки её творившие ткань тоже были пухлые, но ловкие и умелые. А цвет лица с ядреным румянцем говорил о крепком здоровье. Её бы на плакат рекламы какого-нибудь там… деревенского творога. Я бы наверно наблюдал за ней еще, но она сама взглянула на меня.

– Очнулся, – сказала она.

– Улов очнулся! – Обрадовался тонкий голос. Я с трудом обернулся на него, но взгляд уперся в занавесь. Зато я совершенно определенно услышал звук подзатыльника.

– Ты через полгода уже сможешь носить оружие, Лейв, – раздался мужской голос из-за занавеси. Учись вести себя степенно.

– Подумаешь… очнулся… – проворчал из невидимой мне части мира старческий ворчливый голос. – Экое диво. Все мы каждый раз после ночи приходим в себя. А те кто любит выпить лишнего, – и того чаще.

Занавесь отдернули и в поле моего зрения появилось двое. Первым вошел крупный черноволосый мужик, с основательным лицом и спокойными глазами. За ним за занавесь ввинтился какой-то русоволосый постреленок. Мужчина смотрел на меня оценивающе. Постреленок с неимоверным любопытством, как на великую диковину. Я машинально обратил внимание, как они одеты. Мужик был в некрашенных холщевых штанах и рубахе, и в какой-то кожанной жилетке оттороченой по плечам коротким мехом. На ногах сапоги со свободными голенищами. Пацан – лет тринадцать-четырнадцать на вид ему было, здоровый уже парнище – был вообще длинной рубахе ниже колена, и каких-то невнятных чоботах. Штанов у парня не наблюдалось… Сектанты-натуралисты… Наряды смущали. Но как и в женщине, в мужчине не было угрозы.

Мне было тяжело смотреть на них, шея затекала. Несколько секунд, и я почувствовал как я слаб. Я попытался пошевелиться. Женщина встала, подошла поближе, и поправила что-то у меня под головой. Мужчина же подошел поближе, и теперь мне было легче на него смотреть.