Текст книги "Куколка"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Но теперь, когда он не спешил, Бэлль увидела и другие его стороны. Было приятно просто лежать на подушках и разговаривать с ним; раньше она никогда не разговаривала с клиентами. Фальдо рассказал ей, что часто ездит на поездах, проверяет, чтобы с пассажирами обращались подобающим образом, чтобы поезда отправлялись вовремя, чтобы на вокзалах на пути следования был порядок. Еще он принимал решения о прокладывании новых маршрутов, участвовал в переговорах об условиях пересечения территорий, о покупке и строительстве гостиниц и предоставлении всевозможных услуг на железнодорожных вокзалах.

Фальдо обладал способностью даже об обыденных вещах рассказывать интересно. Но когда он перешел к рассказу о различных частях Америки, о дикой природе и об индейцах, он просто очаровал слушательницу.

– Это рай на земле, – с жаром уверял ее Фальдо. – Бескрайние равнины, огромные леса, широкие быстрые реки и такие красивые горы, что захватывает дыхание.

Потом он захотел узнать об Англии, и хотя Бэлль изо всех сил пыталась красочно описать Лондон, чтобы он предстал, как наяву, ей было стыдно, что она так мало знает о родном городе.

Она хотела спросить Фальдо о жене и детях, но почувствовала, что этот вопрос ему не понравится.

Бэлль рассказала, как ее похитили на улице и в конце концов привезли сюда. Фальдо задумчиво смотрел на нее, пока она рассказывала свою историю, а когда закончила, взял ее за руку и пожал.

– Такие мужчины, как я, способствуют процветанию этого рынка, – печально констатировал он. – Мы видим лишь удовольствие, манящие огни борделей. Нам даже в голову не приходит, как там оказались живущие в них девушки. Мне действительно очень стыдно.

Бэлль ответила на рукопожатие и прижалась в нему теснее.

– Не стоит грустить. Ты хороший человек. Здесь нет ни одной девушки, которая оказалась бы в публичном доме против своей воли. Даже если бы меня не заставили заниматься проституцией, кто знает, возможно, я бы все равно стала продавать свое тело. Не ты меня похищал, не ты меня насиловал в Париже. Мне нравится быть с тобой. Ты на самом деле мне нравишься.

Фальдо повернулся к ней и погладил по щеке.

– Ты тоже мне нравишься, Бэлль. Я никогда не видел такой красавицы, как ты, с гривой темных кудрей и озорными глазами. Рядом с тобой я снова чувствую себя молодым.

Когда они допили шампанское, Фальдо заключил девушку в объятия, как сделал бы муж или возлюбленный, и постарался доставить ей удовольствие, не дожидаясь, когда она начнет ублажать его.

Секс с любым из клиентов быстро заканчивался, и с кем бы Бэлль ни спала, все было одинаково. Фальдо тоже раньше был как все; ничто не выделяло его в череде других клиентов. Единственное, что его отличало – он не был грубым, не говорил бранных слов и никогда ее не обижал. Но сегодня он был другим: неторопливым, чувственным, нежным. До Сержа ему было, конечно, далеко, но Бэлль было приятно.

В какой-то момент она взглянула на часы и с изумлением увидела, что уже перевалило за полночь. Они поднялись в ее спальню в начале десятого. Фальдо все оттягивал кульминацию, он хотел, чтобы секс длился дольше, и впервые Бэлль не стала спешить; ей нравилось быть с ним, по-настоящему нравилось.

Первые лучики рассвета едва-едва забрезжили за ставнями, когда Бэлль проснулась, все еще лежа в объятиях Фальдо, и его тело, которое она вчера считала дряблым, сейчас показалось ей мягким, теплым, уютным. Она потянулась, как кошка, и переплела свои ноги с его ногами. «Так бывает, – пришло ей в голову, – когда ты замужем: уютное умиротворение».

Чуть позже Фальдо вновь занялся с ней любовью и был еще нежнее, чем ночью. Бэлль позволила поцеловать себя, потому что почувствовала: она должна дать ему все, что у нее есть.

Часов в восемь Фальдо взглянул на карманные часы и вздохнул.

– Мне пора, мой цветочек. В десять у меня встреча. Мне еще нужно успеть к парикмахеру – побриться – и в гостиницу – надеть чистую сорочку.

– Ночь была просто чудесной, – промурлыкала Бэлль, крепко обнимая его. – Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда. – В полутемной, закрытой ставнями комнате Фальдо не казался ей ни старым, ни противным – милый мужчина, который заставил ее почувствовать себя счастливой, подарил удовольствие.

– Ты хороша в своем деле, – негромко засмеялся он. – Я даже на секунду поверил, что ты говоришь всерьез.

Бэлль резко села на кровати и посмотрела на него сверху вниз.

– Так и есть! Честно!

Фальдо улыбнулся и поцеловал ее сосок. Одного этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы приятная дрожь пробежала у нее по спине. Бэлль прижалась к нему крепче.

– Мне пора, – нехотя произнес Фальдо через пару минут. – Принесешь мою одежду?

Минут через десять он уже стоял одетый в сухие отутюженные вещи. Сисси даже почистила его туфли. Фальдо обнял Бэлль за талию и улыбнулся, глядя на ее красный халат.

– Мы можем повторить это, сладкая моя? – спросил он.

– Я бы обиделась, если бы тебе этого не захотелось, – ответила Бэлль, задирая голову, чтобы его поцеловать. – Но мне не нравится, что тебе приходится платить мадам такие деньги.

Техасец нагнулся и поцеловал ее.

– Ты стоишь каждого цента, сладкая, – улыбнулся он. – Но сейчас мне пора!

Проводив Фальдо, Бэлль снова легла в кровать. Она не могла разобраться в собственных чувствах. Ей нравилось то, что они с Фальдо сблизились; возможно, теперь он захочет сделать ее своей любовницей. Она вполне искренне считала, что он в состоянии заплатить любую сумму, которую назовет Марта. Но вместе с тем Бэлль было грустно оттого, что она собирается обмануть такого хорошего человека.

– Не смей думать об этом, – резко оборвала она себя. – Твой долг позаботиться о себе и вернуться в Англию. Фальдо тоже получит то, что хочет.

– И каково тебе было провести с ним целую ночь? – в тот же день спросила Хэтти. Все девушки собрались в кухне. Они пили кофе, макая в него бенье – пончики причудливой формы. – У него явно водятся денежки, раз он заплатил такую сумму.

Хэтти была высокой, с пышными формами, светло-каштановыми волосами, зелеными глазами и очень добрым сердцем. Бэлль доверяла ей, искала ее общества. Хэтти выросла в приюте в Сан-Франциско. Она сбежала оттуда, когда заведующий и воспитатели-мужчины попытались ее совратить. К занятию проституцией ее принудила одна пара; поначалу они прикинулись друзьями, а потом продали ее и Сюзанну Марте.

– А может, он влюбился в Бэлль? – широко улыбнулась Бетти.

– По-моему, он просто не захотел натягивать на себя мокрые вещи, – засмеялась Бэлль.

Она заметила, как нахмурилась Анна-Мария, и решила: лучше придержать мысли о Фальдо при себе.

– Я думала, утро никогда не наступит, – в довершение добавила она.

Проститутки еще немного поговорили о мужчинах, которые хотят остаться на ночь. Бэлль казалось, что многих посетителей пугает названная сумма. Насколько она помнила, Хэтти была единственной из девушек, у кого посетитель оставался на всю ночь.

– Ты бы поделилась с нами своими секретами, милочка, – сказала Анна-Мария, обращаясь к Бэлль. Несмотря на притворную улыбку и сладкие речи, Бэлль почувствовала в ее словах скрытую злобу. – Ты в Париже этому научилась? Расскажи!

– Никаких секретов у меня нет. Как я уже говорила, он просто не захотел натягивать на себя мокрую одежду, – повторила Бэлль. – Не побоюсь побиться об заклад: когда он увидит свои пустые карманы, то больше сюда не вернется.

Всю неделю Фальдо не выходил у Бэлль из головы. Мечтать о нем как о возможном пропуске отсюда, чтобы на несколько ступеней приблизиться к возвращению домой, ей удавалось нечасто. А тем временем к натянутым отношениям с Мартой добавилась неприязнь Анны-Марии. Она бросала на Бэлль злые взгляды и часто замолкала, когда та входила в комнату.

Попав сюда, Бэлль узнала, что Анна-Мария – фаворитка в этом доме терпимости. Но за несколько недель ее место заняла новенькая. Бэлль понимала, что это очень обидно; она тоже стала бы ревновать, если бы Марта купила новую девушку и та заняла ее место.

Анна-Мария обладала дерзкой, роковой красотой: кожа оливкового цвета, черные глаза, рыжие вьющиеся волосы – и бурный темперамент. Она злилась не только из-за того, что Бэлль пользовалась популярностью у клиентов, но еще и потому, что девушки любили ее и часто становились на ее сторону.

Ссоры дома, в Лондоне, были обычным явлением. Вряд ли хотя бы день проходил без перебранки. Бэлль помнила, как однажды Мог сказала, что девушки могут стать такими же смертельно опасными, как змеи, когда они охвачены ревностью, поэтому старалась не накалять отношений с Анной-Марией.

Прошло десять дней, прежде чем Фальдо вновь появился на пороге борделя. Он привез для Бэлль коробку конфет, украшенную розовыми бархатными розочками. Она была такой красивой, что у Бэлль появился ком в горле.

– Я могу опять остаться на ночь? – спросил Фальдо, даже не успев выпить.

– Ты уверен, что хочешь потратить столько денег? – прошептала Бэлль, не желая быть услышанной другими девушками. К счастью, в гостиной было многолюдно и тапер играл довольно громко.

– Уверен на все сто! – ответил техасец. – Я бы рискнул переплыть болото с аллигаторами, лишь бы быть с тобой.

Бэлль засмеялась и сказала, что должна спросить у Марты. Сегодня вечером был такой наплыв посетителей, что она чувствовала: Марта может отказать.

Удивительно, но Марта позволила Фальдо остаться. Впрочем, Бэлль не знала, сколько шуршащих банкнот он ей передал.

Техасец снова заказал шампанское, и Сисси последовала за ними с бутылкой наверх.

Оказавшись в спальне, Бэлль поцеловала Фальдо в губы и начала стягивать с него пиджак.

– Нельзя тратить столько денег, – сказала она. – Это безумие.

– Приятное безумие, дорогая, – засмеялся он, обхватывая ее за талию и целуя. – После нашей последней встречи я мог думать только о тебе. Для меня мука, как представлю тебя с другими мужчинами.

Бэлль обхватила его лицо ладонями и нежно посмотрела в глаза.

– Ничего не поделаешь, Фальдо. Я тоже жалею, что не могу быть только с тобой.

Он повернул ее к себе спиной и начал расстегивать платье. Затем наклонился и стал целовать ее спину, стягивая платье на пол.

– Ты такая красивая, – бормотал он. – Такая маленькая и совершенная, а я, старый дурак, влюбился в тебя.

Бэлль перешагнула через платье и повернулась к нему лицом.

– Ты тоже мне нравишься, – призналась она и почти не покривила душой.

Фальдо взял ее с неистовой страстью, они не успели даже полностью раздеться. Бэлль с готовностью отвечала на его ласки.

Позже они сидели на постели и пили шампанское. Через открытые окна доносилась музыка и крики. Фальдо глубоко вздохнул.

– Такое впечатление, что у тебя на плечах лежит тяжкое бремя, – сказала Бэлль.

– У меня одна печать – о тебе, – признался он. – Что бы ты ответила, если бы я предложил тебе все бросить и уехать со мной?

Сердце Бэлль подпрыгнуло. Она не ожидала, что подобное предложение поступит так быстро.

– Я бы с радостью, – ответила она, – но меня связывает договор с Мартой. – Девушка пустилась в объяснения, сказала, что не знает, сколько еще денег должна мадам.

– Понятно, – проворчал Фальдо. Чувствовалось, что он злится на Марту. – Но ты не бойся, я все улажу.

– Но, Фальдо, она так просто меня не отпустит, – предупредила Бэлль и прижалась к нему.

Внезапно ее осенило: бордель Марты никогда бы не стал одним из самых процветающих в Районе, если бы она была мягкотелой, честной и заботилась о будущем девушек.

– Я довольно влиятельный человек, – бодрым тоном произнес Фальдо. – Предоставь мне разобраться с Мартой.

На следующее утро Фальдо встал, оделся. Бэлль оставалась в постели. Ее немного тревожило решительное выражение его лица.

– Что случилось? – поинтересовалась она.

Фальдо присел на край кровати и посмотрел на девушку.

– Я все обдумал, – ответил он. – Ты должна делать вид, будто между нами ничего нет. Никому ни слова.

Бэлль кивнула. Она испугалась, что он отказался от мысли забрать ее отсюда.

– Я найду для нас жилье, – пообещал техасец. – Где-нибудь здесь, в Новом Орлеане, потому что только сюда я могу приезжать постоянно. Но подальше от Района. Когда я все устрою, я вернусь и дам тебе знать. На следующий день ты сделаешь вид, будто идешь на прогулку, а сама возьмешь экипаж и поедешь ко мне. Когда тебя здесь уже не будет, я все улажу с Мартой.

По его решительному выражению лица Бэлль видела, что он действительно все обдумал и говорит серьезно. Она обвила его шею руками и поблагодарила.

– Ты же понимаешь, что очень много времени будешь проводить в одиночестве? – спросил Фальдо. – Не сможешь наведываться в Район, встречаться с подружками. Необходимо сжечь все мосты.

– Мне все равно, – ответила Бэлль. – Я хочу быть с тобой.

Глава двадцать первая

– Все бесполезно, Джимми. Мы должны смириться с тем, что никогда не найдем Бэлль, – сказал Ной. – Слишком много времени прошло. След утерян, и у нас нет никаких предположений. Больше я ничего сделать не могу, как бы мне этого ни хотелось.

Стоял жаркий сентябрьский день, дышать было нечем. Джимми и Ной ранним вечером сидели на заднем дворе паба «Баранья голова». Лето выдалось сухим и жарким, поэтому Мог пришлось постараться, чтобы задний двор выглядел красиво. Она убедила Гарта избавиться от старых деревянных ящиков и остального мусора, посадила в кадках герань, выкрасила в белый цвет старую скамью и небольшой столик. Вот уже несколько недель задний дворик являлся небольшим благословенным убежищем от суеты и духоты паба.

Длительная засуха и жара сказались на всем Лондоне. Люди стали раздражительными, плохо спали. Канализация дурно пахла, продукты слишком быстро портились. На улицах было грязно. Даже листья с деревьев стали облетать раньше времени. Еще вчера вечером Гарт сказал, что подумывает о том, чтобы на недельку закрыть паб и отправиться с Мог и Джимми к морю.

Но Джимми ответил, что дядя и Мог могут ехать, а он останется здесь на тот случай, если придет весточка от Бэлль. Гарт заявил, что еще не встречал такого упрямца, такого наивного человека, который надеется получить весточку через полтора года после исчезновения девушки.

Ной с Джеймсом трижды ездили в Париж, отчаянно пытаясь найти обитель, о которой говорила девушка из борделя. Ною казалось, что он побывал во всех парижских монастырях, которых больше сорока, но ему не удалось найти человека, который бы признался, что имеет какое-либо отношение к мадам Сондхайм. Некоторые монастыри служили лечебницами, и везде говорили, что у них много больных, которые были проститутками, женщин, которых изнасиловали, и тех, у кого возникли осложнения во время родов. Но там Ноя и Джеймса заверили, что у них не было девушек-англичанок и ни одна из их пациенток не жаловалась на то, что ее принуждали к занятию проституцией.

Ной не верил, что монашки, с которыми он беседовал, хладнокровно помогают тем, кто эксплуатирует молодых женщин. Все обитательницы монастырей были предельно откровенны и страшились одной мысли о том, что человека в рясе могут заподозрить в попытке скрыть подобное преступление.

Исходя из услышанного, Ной предположил, что люди, торговавшие девушками, скорее всего, называли это место «обителью», чтобы отвести от него подозрения, а на самом деле это простой дом, где девушек содержат, пока не переправят в другое место. Но сейчас, не имея ни малейшей подсказки, где находится это место, он понимал, что надежды найти его нет.

Джимми не прекращал поиски. Он вновь залез в конторы к Кенту и к Колму, чтобы порыться в бумагах, опросил половину жителей Севен-Дайлс в надежде, что кто-то из них что-нибудь слышал. Год назад ему удалось кое-что найти: он узнал, где живет Чарльз Брейтвейт, известный под прозвищем Слай.

Юноше сообщили только, что этот человек живет в Эйлсфорде, в Кенте, и Джимми отправился туда, надеясь разузнать о Слае побольше. Ему рассказали, что уже три поколения Брейтвейтов держат здесь ферму, но Чарльза Брейтвейта воспитали так, что он считал себя джентльменом, и, с тех пор как он унаследовал ферму, бóльшую часть времени он проводил в Лондоне.

Вместе с Гартом Джимми наведался на ферму с намерением выбить из Брейтвейта хоть какую-нибудь информацию, но они нашли там только Тэда Коннора, управляющего. Он сообщил, что Брейтвейт уехал месяца три назад и с тех пор от него не было ни слуху ни духу, ни денег. Коннор показался им честным, порядочным человеком, оказавшимся в ловушке: уехать он не мог, потому что имел жену и троих детей, которых необходимо было кормить. Жили они в тесноте. Тэд сказал, что выживает за счет фермы и молока. Если Брейтвейт в скором времени не объявится, ему придется продать коров на рынке.

Джимми спросил, не привозил ли Брейтвейт в январе прошлого года юную девушку. Тэд ответил, что помнит, как однажды поздно ночью приехал его хозяин с приятелем, а на следующий день они уехали – это был их единственный визит в январе. Коннор сказал, что если девушка и была с ними, он лично ее не видел. Но добавил, что раньше здесь девушки бывали. Дат он назвать не мог и самих девушек видел только издали, поэтому не сможет их описать, но припоминает, что ему показалось: Брейтвейт с приятелем затевали что-то недоброе, потому что в дом его тогда не пустили, хотя обычно так не поступали.

Джимми вспомнил, как Колм с Кентом говорили о том, что Слай струсил. Юноша посоветовал Коннору сообщить об исчезновении хозяина в полицию. Похоже, тот посчитал это излишним, но пообещал подумать, если Брейтвейт не объявится через месяц.

Вскоре после возвращения Джимми и Гарта из Эйлсфорда Ной признался юноше, что больше не знает, что можно предпринять, чтобы найти Бэлль. Тогда Ною показалось, что Джимми с ним согласен. Но сейчас создавалось впечатление, что юноша не намерен прекращать поиски.

– Ты отлично придумал написать в газете о пропавших девушках, – сказал Джимми. – Я, если честно, надеялся, что это заставит полицию зашевелиться. Но они ничего не предприняли.

Ной ласково потрепал парнишку по рыжей голове. Его статья, вышедшая в начале года в газетах, была попыткой добиться справедливости и каких-то действий. Однако оказалось, что полиции все нипочем, – там продолжали уверять, что уже сделано все возможное. В газету со всех уголков Англии посыпались сотни писем. История явно не оставила людей равнодушными, поскольку среди писем, в которых выражали сочувствие родителям пропавших девушек, были и такие, в которых люди сообщали о том, что у них тоже пропала дочь. Некоторые давали советы, правда, большинство из них были бесполезными. Пару писем прислали те, кто думал, что знает, кто стоит за этим преступлением; Ной сообщил эти имена полиции, чтобы она провела расследование.

По иронии судьбы, статья не помогла найти Бэлль, но Ною стали поручать гораздо больше журналистских расследований – «лакомых кусочков», в которые можно вонзить зубы.

– Полиция, если говорить откровенно, действительно сделала многое, – напомнил Ной Джимми. – Кента и Колма привели на допрос, и я искренне верю, что полицейские как могли пытались прижать их. Но эти двое – тертые калачи, и против них нет весомых улик, которые указывали бы на их связь с пропавшими девушками. Даже показания Энни о том, что Кент убил Милли, не выдерживают никакой критики. Мог не было в борделе в ту ночь, и она не может подтвердить ее слова. Все, что есть у полиции – это показания со слов девушки, которая пропала. Если бы Энни рассказала полиции правду в тот вечер, когда все произошло, сейчас все было бы по-другому.

– Разве мы больше ничего не сможем сделать? – грустно спросил Джимми.

– Остается надеяться на то, что объявится одна из пропавших девушек и расскажет, где она была и кто ее похитил.

– Если бы это была Бэлль! – воскликнул Джимми. Голос его сорвался.

Ной был знаком с Джимми уже почти два года, вместе с ним отметил его восемнадцатый день рождения. Но только сейчас он заметил, как изменился юноша. Джимми вырос по крайней мере сантиметров на семь. Казалось, рубашка вот-вот треснет на его широких плечах и сильных руках. На подбородке юноши появился пушок. Сейчас перед Ноем стоял молодой мужчина с рыжими волосами и веснушками, которого едва ли можно было назвать классическим красавцем, но лицо у него было волевое и симпатичное.

Джимми был решительно настроен сделать все, что в его силах, чтобы разыскать Бэлль. Он так же усердно работал на дядю.

– Тебе следует развеяться и начать встречаться с другими девушками, – негромко произнес Ной. – Вы с Бэлль были знакомы всего несколько дней. Если однажды она и объявится, маловероятно, что у вас обнаружится что-нибудь общее.

Джимми взглянул Ною в лицо. В его глазах появилось предупреждение: не стоит больше говорить на эту тему.

– Я обязательно найду ее, Ной, – убежденно ответил юноша. – Возможно, она не захочет меня знать, тогда я смирюсь с ее решением. Я уже встречался с парой девчонок, с тех пор как Бэлль уехала. Для меня они ничего не значат. Они не идут ни в какое сравнение с Бэлль.

Потом он сказал, что ему еще нужно выполнить некоторые поручения, и выбежал через заднюю калитку.

Ной вернулся в паб.

Гарт еще не открыл заведение. Он сидел за кухонным столом и курил трубку. Мог сидела напротив и штопала носки. Ной отметил, что эта парочка практически никогда не расстается и Мог хорошо влияет на Гарта, поскольку тот стал не таким вспыльчивым, как был когда-то.

– Выпьешь чего-нибудь? Чай или пиво? – спросила Мог.

Ной отказался, сказал, что ему следует поспешить домой, потому что сегодня вечером он идет в концертный зал в Кингс-Кросс с одной молодой дамой.

– Джимми тоже следует встречаться с девушками, – заметила Мог.

Ной и сам так думал, но его немного удивило то, что Мог с ним солидарна.

– И не смотри на меня так! – воскликнула она. – Парню скоро девятнадцать лет, пора ему завести себе подружку.

– Мог права, – мрачно кивнул Гарт. – Бессмысленно все время скорбеть о Бэлль.

– Я только что сказал ему то же самое, – признался Ной. – Но одного нашего желания недостаточно.

– Наверное, я плохо на него влияю, – с опаской предположила Мог. – Я постоянно говорю о Бэлль и ничего не могу с собой поделать. Я не понимаю Энни. Она ни разу не наведалась сюда, не спросила, есть ли новости о Бэлль, не пришла посмотреть, чем я занимаюсь. А в прошлом месяце, когда я ее навещала, служанка сказала, что мадам нет дома. Я знаю, что это неправда.

Ной дважды был у Энни, и каждый раз натыкался на холодный прием. Домик, который она сдавала, был очень уютным, и хотя жильцы у нее были такие, что у них волосы встали бы дыбом, если бы они узнали, что их хозяйка когда-то содержала бордель, она явно не опасалась того, что Мог или Ной расскажут об этом и поставят ее в неловкое положение.

– Энни всегда была бесчувственной, – произнес Гарт. – Ходили слухи, что она шантажировала Графиню, чтобы та оставила бордель ей.

– Это гнусная клевета. И наглая ложь! – решительно заявила Мог. – Графиня заботилась об Энни, и Энни присматривала за старушкой, как за собственной матерью.

– Тогда почему она наплевала на собственную дочь? – удивился Гарт. – Такое впечатление, что это ты, Мог, мама Бэлль. Что с ней не так?

Ной остановил спорящих, подняв руку.

– Я знаю, что Энни вынудили заниматься проституцией. Трудно любить ребенка, зачатого в грехе.

Мог прикусила губу, как будто хотела что-то сказать, но не решалась.

– Давай, Мог! – подбодрил ее Ной. – Я вижу, ты что-то знаешь.

– Это я виновата, – прошептала она. – Вскоре после рождения Бэлль я взяла все заботы о ней на себя и не позволяла Энни даже взглянуть на малышку. Энни была лучшей девушкой Графини, и я сказала себе, что она должна как можно быстрее вернуться к прежнему занятию, чтобы никто не занял ее место. – Мог расплакалась, крупные слезы потекли по ее щекам. – Если бы не я, вероятно, все сложилось бы по-другому. Это, наверное, наказание мне. Много лет назад я забрала у Энни малышку, а теперь сама должна страдать от горя, потеряв ее.

К удивлению Ноя, Гарт встал со своего места, обошел стол и приблизился к Мог. Когда здоровяк склонился над плачущей женщиной, ее обычно суровое лицо исполнилось нежности. Ной неожиданно понял, что Гарт влюбился.

– Мог, вашей вины здесь нет, – сказал Ной, направляясь к двери черного хода. – Вы были верной подругой для Энни и отличной нянькой для Бэлль. Но вам уже давно пора жить для себя, и мне кажется, рядом с вами именно тот мужчина, с которым можно начать новую жизнь.

Ной улыбнулся, оказавшись на заднем дворе. Он надеялся, что Мог и Гарт наконец поймут, что их жизнь должна кардинально измениться.

– Мог, не плачь, – утешал ее Гарт. Ему всегда было неловко рядом с плачущими женщинами. – Ной прав, ты ни в чем не виновата. Ты хорошая.

– Что означают его последние слова? – спросила Мог, вытирая слезы фартуком и поднимая на него глаза.

Гарт почувствовал, как внутри у него все затрепетало – это случалось часто, когда он был рядом с Мог. Хозяин паба считал, что у нее самое красивое лицо на свете. Ему нравилось, как она закусывает губу, когда нервничает, нравились ее нежные голубые глаза. Гарт знал, что должен что-то сказать, иначе никогда на это не решится.

– О мужчине, с которым можно начать новую жизнь? Мне сдается, Ной знает, что я к тебе неравнодушен, Мог, – выпалил он.

Она широко открыла глаза и зажала рукой рот.

– Ко мне?

– Да, к тебе, к кому же еще? – удивился Гарт. Его голос охрип, потому что он уже сто лет не ухаживал за женщиной, и ни одной из них он так не дорожил. – Возможно, ты чувствуешь иначе? Если так, скажи, я больше и рта не раскрою.

– Ох, Гарт! – негромко выдохнула Мог. Ее нижняя губа дрожала, как будто женщина вот-вот была готова вновь заплакать. – Ты тоже мне нравишься, но я думала, что ты не отвечаешь мне взаимностью.

Понимая, что подобные разговоры можно вести бесконечно, перебрасываясь словами, как теннисным мячиком, и так ничего и не решить, Гарт протянул руки, заключил Мог в объятия, притянул к себе и поцеловал.

У ее губ был вкус яблок, которые она резала для пирога. От нее пахло мылом и лавандовой водой. Гарт обнял Мог крепче и снова поцеловал. У него защемило сердце. По тому, как губы Мог отвечали на его поцелуи, он понял, что она чувствует то же самое, что и он.

– Мне кажется, давно пора открыть паб, – чуть позже пробормотал Гарт, уткнувшись в шею Мог.

Он расположился на стуле в кухне, усадив ее к себе на колени, и целовал снова и снова. Гарт не знал, что делать дальше. Ухаживание – это для молодежи, но Гарт чувствовал, что Мог скорее всего испугается, если он будет действовать слишком напористо. Кроме того, не следовало забывать о Джимми. Гарт не решался уложить Мог в свою постель, не уладив все с племянником.

Но хозяин паба был уверен, что Джимми воспримет их брак как единственно верное решение, и, возможно, будет прав.

– Вот уж никогда не думала, что это случится о мной, – призналась Мог, трогательно краснея. – Но мы должны подумать о чувствах Джимми; нельзя допустить, чтобы он вошел и застал нас.

Гарта всегда поражала ее способность угадывать его мысли.

– А я никогда не думал, что благодаря своему юному племяннику снова женюсь, – сказал он.

Мог замерла у него на коленях, покусывая губу. Гарт осознал, что все развивается не так, как он планировал.

– Я хочу сказать, что не могу подавать ему плохой пример, – продолжил он и понял, что его слова звучат неубедительно.

Хозяин паба почувствовал, что его лицо становится таким же огненно-красным, как и волосы.

– Я хотел сказать, что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Мог! Ты станешь моей женой?

Тут она засмеялась нежным заливистым смехом, как будто по камешкам зажурчала вода.

– Большего я и не желаю, мистер Гарт, – ответила Мог. – И нам нужно поторопиться, если мы не хотим подавать Джимми плохой пример.

Ной продолжал улыбаться, думая о Мог и Гарте, когда подошел к своему дому на Тоттенем-Корт-роуд. Он полагал, что из них выйдет идеальная пара, и был почти уверен, что Джимми перестанет волноваться за Бэлль, если эти двое решат пожениться.

Но, как это часто бывало, когда Ной думал о Бэлль, его мысли вернулись к остальным пропавшим девушкам, и он вспомнил слова старшего инспектора с Боу-стрит: «Нам известно, что девушек соблазняют и увозят во Францию и в Бельгию, где они становятся проститутками. И сюда девушек привозят с той же целью. Мы нашли двух француженок в публичном доме в Степни, когда пару месяцев назад делали облаву. Девушки были в ужасном состоянии, худые как палки, грязные, подсевшие на опий. Когда мы их отмыли и привели переводчика с французского, то выяснили, что они думали, будто едут в Англию работать прислугой у важных дам. Такое впечатление, что обе беседовали в Париже с одной и той же женщиной, которая заверила их, что они поедут с ней в Англию всего на год. Обеих «укрощали» господа в большом доме, где за девушками пристально следили, чтобы они не сбежали. Потом, через несколько месяцев, их перевозили несколько раз, и каждый следующий бордель был хуже предыдущего. Наконец они оказались в Степни, где мы их и нашли».

Полицейский сказал, что в год пропадают от трехсот до четырехсот юных девушек, а находят чуть больше полутора сотен. Он подчеркнул, что многие из пропавших девиц, скорее всего, сбежали с мужчинами, некоторых, возможно, убили, но, по его мнению, остальные осели где-то в борделях. Еще он заметил, что многих невозможно спасти, даже если полиция их найдет, – из-за пристрастия к наркотикам и болезней они потеряли здоровье. Очень скоро очередная жертва окажется под могильной плитой.

– Вероятно, мне стоит еще раз съездить в Париж и попытаться подкупить Козетт, – пробормотал себе под нос Ной, не в силах избавиться от мыслей о телах юных девушек, лежащих под могильными плитами.