Текст книги "Куколка"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

Глава семнадцатая

Джимми притаился на рынке за грудой ящиков с цветами, когда мужчина остановился с кем-то побеседовать. Паренек секунду подождал, потом выглянул из-за ящиков, чтобы посмотреть, чем он занимается.

Юноша был абсолютно уверен, что этот мужчина – Кент. За последние пару недель Джимми часами напролет следил за его конторой в разное время суток и в конце концов перестал подозревать мужчин, которые работали в типографии на первом этаже и сновали туда-сюда. В конторе Кента свет не зажигался никогда, и Джимми уже начал опасаться, что тот перестал пользоваться этой конторой, но неожиданно сегодня он появился.

Было что-то такое в походке хорошо одетого мужчины, шагающего по Лонг-Акре – решительность, самоуверенность, – что заставило Джимми замереть на месте еще до того, как этот человек приблизился и юноша смог рассмотреть его крупный нос, ухоженные, как у военного, усы и широкие, сильные плечи. Он идеально подходил под описание.

Когда мужчина вошел в здание, догадки Джимми подтвердились, но в то же время паренек оказался в затруднительном положении. Было уже начало одиннадцатого утра, он отсутствовал больше часа, и ему пора было возвращаться в паб. Но Джимми необходимо было как можно больше узнать об этом человеке, и это желание пересилило страх перед дядей. Юноша решил подождать еще час, и если Кент выйдет, проследить, куда он направится. К радости Джимми, Кент появился через десять минут.

Юноша последовал за ним прямо на цветочный рынок, потом в сторону Стрэнда, но, не доходя до него, Кент свернул на Мейден-лейн. Джимми держался далеко позади, прекрасно понимая, что его рыжие волосы бросаются в глаза.

Как и большинство старинных переулков, Мейден-лейн была узкой, грязной улочкой, со старыми зданиями, похожими на муравейники, по обе стороны. Сюда же выходили служебные входы двух театров, расположенных на Стрэнде, и когда Кент неожиданно исчез, Джимми сперва решил, что он скрылся в «Водевиле». Но подойдя к двери в театр, Джимми обнаружил, что она заперта. Соседняя же дверь была едва заметно приоткрыта – вероятнее всего, именно за ней и скрылся Кент.

Джимми замер в нерешительности. Над дверью висела нарисованная от руки вывеска, на которой было изображено женское лицо, наполовину скрытое веером. Ни названия, ничего, что указало бы на то, что это за здание. Джимми предположил, что это какое-то питейное заведение. Может быть, Бэлль привезли сюда, если Кент и здесь хозяин?

Сердце юноши бешено колотилось. Он толкнул дверь и вошел. Отдавая себе отчет в том, что ему грозят большие неприятности, если его поймают за слежкой, Джимми решил: единственное, что ему остается – сделать вид, что у него здесь дело. Поэтому он решительно прошел по узкому коридору и поднялся по деревянной лестнице без ковра, поскольку на всех дверях на первом этаже висели амбарные замки.

Лестница упиралась в очередную дверь с небольшим окошком. Джимми заглянул внутрь и увидел зал, большой, мрачный, без окон. Там стояли только столы и стулья. Пол был выстелен грубыми досками. Справа располагался бар, слева – небольшая сцена и пианино. В зале царила кромешная тьма, свет просачивался лишь через приоткрытую в дальнем углу дверь. Джимми услышал мужские голоса.

Он приоткрыл дверь пошире, и в нос ему ударил резкий запах, как будто его по лицу хлестнули зловонной половой тряпкой. Тошнотворно воняло прогорклым пивом, табаком, грязью и плесенью. Тогда Джимми спросил себя, хватит ли у него смелости войти, ведь если его остановят, он не сможет назвать вескую причину своего пребывания здесь. Но, несмотря на страх, ему ужасно захотелось подслушать, о чем говорят мужчины, и осмотреть комнату.

С бешено бьющимся сердцем юноша пробрался в зал, стараясь держаться поближе к стене. Он готов был в любой момент нырнуть под стол, если кто-нибудь войдет. Все время Джимми, навострив уши, пытался расслышать, о чем говорят мужчины.

– Они сказали, что нужны еще две, но я не могу найти таких, как они хотят, – сказал один. Речь у него была правильной, поэтому Джимми решил, что это говорит Кент.

– Слай наверняка сможет привести парочку, – ответил мужчина с более грубым выговором.

– Нет. У него поджилки трясутся после последнего случая. Есть один паренек в Бермондси, который, я слышал, этим занимается. Но я не знаю, можно ли на него положиться.

Джимми подобрался ближе, вплотную к двери, и заглянул в щель между петлями. За дверью располагался кабинет с большим окном, выходящим на гостиницу «Савой» на Стрэнде. Кент стоял лицом к окну, а его собеседник сидел на стуле за письменным столом. Он напоминал короля Эдуарда, каким его изображают на картинах: крупный, лысый, с кустистой бородой. Через всю щеку тянулся ужасающего вида шрам. Под пиджаком мужчина носил красный жилет с золотой цепочкой от часов.

– Не стоит беспокоиться о том, можем мы доверять ему или нет, – хмуро усмехнулся лысый. – Как только он приедет с девушками, мы от него избавимся.

Джимми понял, что услышал уже достаточно. Если его застукают – оторвут руки и ноги. Юноша бочком попятился от двери и на цыпочках направился к выходу. Достигнув входной двери, он в мгновение ока слетел по лестнице, обливаясь пóтом от страха.

– Дурак чертов! О чем, скажи, ты думал, когда лез туда? – орал Гарт на Джимми.

Он испытал досаду, когда проснулся в девять часов и обнаружил, что его племянник куда-то ушел, ведь Гарт хотел послать его по поручению. Но когда Джимми не вернулся и к одиннадцати, его дядя не на шутку разозлился. Вот-вот должны были привезти пиво, и камин в пабе необходимо было вычистить и разжечь.

Когда раскрасневшийся, запыхавшийся Джимми вбежал в паб, Гарт тут же пришел к выводу, что парень совершил что-то предосудительное и сбежал от тех, кто его преследовал. Но когда после расспросов он выяснил, что Джимми следил за Кентом, Гарт разозлился еще больше.

Несмотря на все свое бахвальство, Гарт не смог выйти на человека по имени Слай, и, кроме того, о Кенте тоже ничего не было слышно. Ной также вернулся ни с чем. Это во многом свидетельствовало о репутации Кента: никто не отваживался о нем говорить. Полиция тоже не проявляла ни малейшего желания арестовывать виновного в преступлении. Прошло уже три месяца с тех пор, как пропала Бэлль, поэтому почти с уверенностью можно было сказать, что она тоже мертва. Гарт сдался, хотя Мог этого и не показывал.

Когда он узнал, что его племянник все равно пытается что-то предпринять, с одной стороны, он устыдился, а с другой, почувствовал собственную несостоятельность. А когда Гарт испытывал подобные чувства, лучшей его защитой становилось нападение.

– Я кое-что выяснил об этом человеке, – сказал Джимми в свое оправдание. – Из того, что я сегодня услышал, я могу предположить, что они похищают и других девушек и увозят их куда-то. Я намерен забраться к Кенту в контору и посмотреть, что еще можно разузнать.

– Никуда ты не пойдешь! – зарычал Гарт. – Если тебя поймает кто-нибудь из этой шайки-лейки, тебя убьют и тело выбросят в реку.

– Я не попадусь, потому что знаю, как провернуть это дело, – упрямо возражал Джимми.

– Ты и близко к этому месту не подойдешь! – заорал на него Гарт.

Джимми боялся, когда дядя так кричал на него, но продолжал стоять на своем и дерзко взглянул ему в глаза.

– О Бэлль вот уже несколько месяцев нет никаких известий, дядя. Мог убивается. Энни уехала, потому что мысли о пожаре, который унес все, что дорого ее сердцу, невыносимы для нее. И я хочу, чтобы этого ублюдка повесили за то, что он убил Милли. Я хочу вернуть Бэлль!

– Она уже мертва! – в приступе гнева выкрикнул Гарт. – Неужели ты этого не понимаешь?

Джимми покачал головой.

– Я чувствую, что она жива, и Мог тоже это чувствует. Но даже если мы ошибаемся и Бэлль мертва, я все равно хочу наказать Кента.

Смелость и решительность племянника остудили гнев Гарта. Он устыдился своих слов.

– В таком случае тебе следует быть очень осторожным, – произнес он. – Меньше всего мы с Мог хотим, чтобы и ты исчез. В следующий раз, когда захочешь поиграть в детектива, ради всего святого, предупреждай, куда идешь!

Джимми с улыбкой на губах убежал выполнять свои ежедневные обязанности. Он ожидал, что дядя устроит ему взбучку, но даже не надеялся найти понимание.

После того как Джимми убежал, Гарт тяжело опустился на стул: он окончательно запутался в своих чувствах, был сбит с толку тем, как изменилась его жизнь после смерти сестры, когда он взял Джимми к себе. Если честно, Гарт не помнил, чтобы когда-либо испытывал какие-то эмоции – он был слишком занят ведением дел в «Бараньей голове». Прошлое вызывало у него лишь горечь.

В детстве они с Флорой не были дружны. Гарту было всего шесть, а его сестре – четырнадцать, когда ее взяли в ученицы к модистке. Туда она и переехала жить. Флора закончила обучение и осталась работать в том же ателье швеей, а потом, когда ей исполнилось двадцать пять, вышла замуж за художника-ирландца, Даррага Рейлли.

Гарту было семнадцать, когда состоялась их свадьба. Он помнил, как отец говорил, что Флора выбрала в мужья ненадежного человека. Вскоре стало ясно, что отец был прав. Дарраг считал себя слишком великим художником, чтобы марать руки работой, которая приносила бы хоть какие-то деньги. Он исчез вскоре после рождения Джимми и больше не возвращался. Флора осталась единственной кормилицей в семье.

Гарт делал все, что мог, чтобы помочь и поддержать сестру, когда ее бросил муж, но Флора оказалась такой искусной портнихой, что вскоре сама стала прилично зарабатывать. Гарт всегда восхищался ее работоспособностью, но они часто ссорились из-за ее отношения к Джимми. Гарт считал, что она слишком потакает сыну и из парня вырастет такой же транжира, как и его отец.

Сейчас он вынужден был признать, что ошибался. Джимми оказался трудолюбивым парнем, честным, преданным, – несомненная заслуга его матери. Он мог бы неплохо устроиться в жизни, если бы выбросил из головы мысли о Бэлль. Но пока рядом Мог, Джимми вряд ли забудет о девушке – Мог постоянно подливает масла в огонь.

Энни съехала полтора месяца назад. Она сняла дом в Кинг-Кросс и собиралась сдавать комнаты постояльцам. Пока она жила у Гарта, она целыми днями бездельничала и ходила с таким видом, как будто повсюду дурно пахнет. Поэтому Гарт обрадовался, когда Энни уехала. Мог, вероятно, продолжала горевать о Бэлль, но свою боль держала в себе и оказалась превосходной экономкой. Гарт по-настоящему полюбил Мог и знал, что Джимми она тоже нравится.

Гарт как раз наливал себе виски, когда в паб вошла Мог.

– Рановато ты начал пить! – резко заявила она. Женщина бросила взгляд на камин, который до сих пор не почистили после вчерашнего вечера. – Сегодня опять холодно. Следует разжечь камин до прихода посетителей.

– Я здесь хозяин! – заметил Гарт. – И мне решать, что делать. А это – работа Джимми.

– Он трудится в погребе и старается не попадаться тебе на глаза, – ответила Мог. – Поэтому камин растоплю я. Джимми так часто мне помогает, что это меньшее, чем я могу его отблагодарить.

– Ты добрая женщина, – прохрипел Гарт. Мог опустилась на колени перед камином, чтобы вычистить золу, и почему-то от этого зрелища его сердце размякло. – Честно признаться, не знаю, как мы справлялись без тебя. Теперь у нас белоснежные рубашки, вкусная еда и дом сверкает чистотой.

Мог выпрямилась и села. На ней был серый фартук, надетый поверх темного платья. Когда она заканчивала грязную утреннюю работу, то надевала белый передник.

– Я просто выполняю свою работу, – ответила Мог. – Но чаще всего это и работой трудно назвать. Джимми отличный паренек. Знаю, ты сердишься, из-за того что он не хочет забывать Бэлль, и, возможно, ты даже полагаешь, что это моя вина. Но я не имею никакого отношения к его порывам. Он как молодой бульдог, вцепившийся в кость.

Гарт не смог сдержать улыбку, потому что вспомнил, что, когда он сам был подростком, его мама так же говорила о нем.

– Боюсь, что мальчишка наживет себе неприятности, – признался он.

– Ты должен чаще улыбаться, – дерзко произнесла Мог. – Улыбка тебя украшает.

И тут Гарт засмеялся. Он вдруг подумал, что с тех пор, как здесь появилась Мог, он стал много смеяться и улыбаться – не мог устоять перед ее обаянием.

– Если мне нужно больше улыбаться, чтобы стать привлекательнее, в таком случае я считаю, что тебе следует носить что-нибудь понаряднее, чем это черное платье, – поддразнил он.

– Каков мех, такова и шуба, – ответила Мог, пристально глядя на него своими голубыми глазами. – Если я начну наряжаться, люди скажут, что я положила на тебя глаз.

– И с каких это пор ты стала думать о том, что скажут люди? – удивился Гарт ее ответу.

– Я точно знала, кто я, когда работала у Энни, – задумчиво протянула Мог. – Я была ее служанкой, экономкой, нянькой для ее дочери. Может быть, я и была в курсе всего, что происходит в борделе, знала о наших посетителях такое, что у тебя волосы встанут дыбом, но все вокруг прекрасно понимали, что я не шлюха. И я гордилась этим, это наполняло меня чувством собственного достоинства.

– Это чувство никуда не делось, – сказал Гарт. – Ничего не изменилось.

– Люди только и ждут, когда я оступлюсь, – продолжала Мог. – Мало кто в округе любил Энни – она держалась слишком холодно и высокомерно. Так же они думают и обо мне, совершенно меня не зная. Теперь, когда Энни съехала, люди станут сплетничать обо мне. Намек на то, что я согреваю твою постель, чтобы обеспечить себе крышу над головой, даст новую пищу для пересудов.

Мудрость Мог удивила Гарта. Он уже оценил ее умение вести хозяйство, но, к своему стыду, признался себе, что считал ее простушкой. Его вдруг осенило: она намного проницательнее, чем он. Мог продолжала работать у Энни только из-за Бэлль.

– Я никогда никому не давал повода считать, будто ты согреваешь мне постель, – заверил ее Гарт, удивляясь тому, что его вообще волнует то, что скажут о Мог посетители или соседи.

– Но я буду по-прежнему носить черные платья и фартуки, чтобы избавить тебя от кривотолков, – заявила она и продолжила чистить камин.

Гарт принялся выставлять бутылки на полках бара, время от времени поглядывая на Мог, которая усердно вычищала совком золу из камина в небольшую коробку. Было очевидно, что она считает себя непривлекательной, и Энни, несомненно, поддерживала это мнение ради собственной выгоды. Но Гарта привлекала ее маленькая фигурка. В лице Мог он видел чистоту, идущую откуда-то изнутри. В молодости ему нравились веселые, красивые женщины, которые пользовались хитростью, чтобы добиться желаемого. Но Гарт на собственном опыте убедился, что такие женщины в большинстве своем неискренни. Они превращались в вероломных гарпий, если подарки, внимание и спиртное не проливались на них дождем. Мод, его последняя любовница, та, которая затронула его душу, была прекрасным тому примером. Когда она сбежала с другим, прихватив все сбережения Гарта, он поклялся, что больше никогда не впустит в свою жизнь женщину.

Два дня спустя, в четыре утра, когда дядин храп разносился по всей «Бараньей голове», Джимми выскользнул через черный ход на темную улочку. До рынка он всю дорогу бежал, останавливаясь только для того, чтобы уступить дорогу грузчикам, толкающим тяжелые тележки, груженные фруктами, цветами и овощами.

Вначале парнишка свернул на Мейден-лейн, но, как он и ожидал, на двери питейного заведения висел замок. Потом он оббежал здание со стороны Стрэнда, перебежал дорогу у гостиницы «Савой» и заглянул в окно с противоположной стороны. Большинство комнат над магазинами принадлежали владельцам магазинов или складов, расположенных внизу; иногда владельцы там жили. Кабинет, в который намеревался пробраться Джимми, он нашел без труда – окна там не мыли несколько лет, и, более того, в одном из них когда-то была разбита маленькая форточка и вместо нее вставили кусок фанеры – Джимми заметил это еще в первый раз, когда заглядывал в контору через приоткрытую дверь.

С крыши здания прямо на улицу спускалась крепкая на вид водосточная труба. Она находилась всего в полуметре от окна на первом этаже. Даже с противоположной стороны улицы Джимми смог разглядеть, каким широким был подоконник. В кармане пальто у него лежала связка ключей, пара свечей и несколько отмычек и других инструментов для взлома. Под пальто юноша обмотал грудь длинной крепкой веревкой. Но он увидел, что сможет пробраться в нужную комнату и без всех этих вещей.

Оглядевшись, чтобы убедиться в том, что вокруг никого нет, Джимми перешел улицу, подпрыгнул, ухватился за край водосточной трубы и стал по ней карабкаться. Он всегда отлично лазил по деревьям; мама говорила, что он ловкий, как кошка.

Оказавшись на подоконнике, юноша осмотрел разбитое окно и с радостью обнаружил, что фанера прибита гвоздями к раме, чтобы уберечь помещение от дождя или от холода, но никак не от грабителей. Движение ломиком, рывок… и фанера отлетела. Но прежде чем спрыгнуть с подоконника, Джимми крепко обвязал веревкой, которую снял с груди, водосточную трубу – на случай, если ему придется поспешно покинуть здание.

В конторе Джимми зажег свечу, потом задернул на окнах занавески. Они были старые, покрытые толстым слоем грязи и дурно пахли, но, по крайней мере, они были плотными – через них с улицы свет никто не заметит. Юноша зажег верхний свет – чтобы справиться быстрее, ему необходимо хорошо видеть.

В конторе царил беспорядок. Пепельницы были набиты окурками от сигар. Повсюду стояли грязные стаканы, чашки и тарелки. Корзины для бумаг были переполнены, весь пол был усыпан пеплом от сигар. Создавалось такое впечатление, что в этом помещении не убирали много месяцев.

В ящиках стола не нашлось ничего интересного, только несколько гроссбухов. В незапертом сейфе лежало около пятидесяти фунтов – вероятно, выручка за несколько дней. Джимми положил деньги обратно и закрыл сейф – красть он ничего не собирался.

Затем он заглянул в картотеку, но и там царил беспорядок: груды бумаг, засунутых внутрь. Человек, который был здесь хозяином, понятия не имел, что такое порядок.

Джимми взял стопку бумаг, положил ее на стол и стал просматривать. Это была корреспонденция. Некоторые письма касались этого здания: по всей видимости, господин Дж. Колм арендовал недвижимость на Мейден-лейн у одной из компаний. Его предупреждали о том, что к ним поступают жалобы от других арендаторов на шум пьяных посетителей и драки, которые слышны на Мейден-лейн. В некоторых письмах ему грозили выселением, но Джимми видел, что такие угрозы тянутся уже четыре-пять лет, поэтому создавалось впечатление, что господин Колм либо игнорировал их, либо умасливал арендаторов, чтобы те были сговорчивее.

Остальные письма были в основном от поставщиков спиртного. Имелся еще список женских имен с адресами – Джимми решил, что это, вероятно, танцовщицы или официантки. Он положил его в карман.

Юноша порылся в выдвижных ящиках, но не обнаружил никаких доказательств связи с Кентом. Не было ничего такого, что не касалось бы непосредственно клуба. Джимми чуть-чуть отодвинул занавеску и по зареву в небе понял, что уже около шести утра. Пора уходить, пока Стрэнд не наводнили люди.

Джимми как раз собирался отдернуть штору и погасить верхний свет, когда увидел у окна на стене пришпиленный адрес. Адрес был парижский, и, возможно, парень не обратил бы на него внимания, если бы на нем не стояло имя – мадам Сондхайм. Восемнадцатилетнему юноше с живым воображением оно очень сильно напоминало имя владелицы борделя. Поэтому (просто на всякий случай) Джимми сорвал адрес и засунул его в карман, потом отдернул шторы и погасил свет.

Уже стоя на подоконнике, Джимми заметил спешащих по Стрэнду пешеходов. Накрапывал дождь, было темно, и люди шли, опустив головы. Откладывать спуск на улицу не имело смыла: вскоре людей станет еще больше.

Юноша свесил веревку с подоконника и ловко спустился по ней, перебирая руками. Подошедший мужчина посмотрел на него с удивлением и опасением и велел ему остановиться. Но Джимми резко сорвался с места, завернул за угол и припустил по Мейден-лейн к Саутгемптон-стрит. Никто не кричал. Видимо, прохожий решил не продолжать преследование. Когда Джимми достиг рынка, он перешел на обычный шаг.

– Джимми, где ты был? – спросила Мог, когда он вошел через черный ход. На сорочку она набросила шаль, волосы рассыпались по плечам. – Ты весь мокрый! Кто же выходит из дому в такую рань?

– Это отличное время, если хочешь что-нибудь узнать, – усмехнулся Джимми.

– Ты же не лазил к этому человеку в контору? – встревоженно спросила она.

– Не туда, куда ты думаешь, – ответил Джимми. – А ты почему так рано встала?

– Я слышала, как ты уходил, – с упреком сказала Мог и нахмурилась. – Я волновалась и не смогла больше заснуть, поэтому спустилась вниз выпить чая.

На долю секунды на лице Мог застыло такое же выражение, как у его матери. У Джимми в горле встал ком.

– Не смотри на меня так, – прошептал он.

– Как?

– Как моя мама.

Мог подошла к нему, сняла с него кепку и взъерошила волосы.

– Такое впечатление, что я заняла ее место, – сказала она. – Давай выпьем чаю и ты расскажешь, что нашел.

Через полчаса за второй чашкой чая Джимми рассказал Мог все.

– Возможно, эта мадам Как-бишь-ее не имеет к Бэлль никакого отношения, – печально произнесла Мог. Она продолжала таращиться на клочок бумаги, как будто хотела увидеть там ответы на свои вопросы. – Что же касается списка, скорее всего, это имена девушек, которые на него работают.

– Но я слышал, как он говорил о покупке девушек. Он сказал, что у кого-то поджилки затряслись. Гарт упоминал о том, что человек по фамилии Брейтвейт известен также под кличкой Слай, а мы знаем, что Брейтвейт ездил во Францию с Кентом. Возможно, именно он и струсил. Если бы только мы могли с ним поговорить!

– Такие, как он, никогда не признаются в своих злодеяниях, даже если и пожалеют о том, что совершили, – грустно сказала Мог. – Он скорее отрежет тебе язык, чтобы много не болтал, если ты подберешься к нему поближе. Но эта мадам Как-там-бишь ее… За ней стоит проследить. Ной мог бы отправиться во Францию и кое о чем поспрашивать.

– Может, мне сбегать к нему и оставить записку? – предложил Джимми.

Мог вздохнула.

– Думаю, лучше сначала поговорить с твоим дядей. Давай еще раз просмотрим список девушек. Кое-кто живет неподалеку. Я могла бы сама навести о них справки.

Ближе к обеду, завершив работу по дому и оставив мясо и пудинг с почками томиться на плите, Мог отправилась на Энделл-стрит, по первому адресу.

Энделл-стрит можно было бы назвать улицей контрастов. Некоторые здания находились в плачевном состоянии – здесь в антисанитарных условиях жили бедняки. Но остальные дома были довольно аккуратными – жилища трудолюбивых, уважаемых людей: извозчиков и плотников. Мог с удивлением обнаружила, что номер восемьдесят принадлежит одному из опрятных зданий с белоснежными занавесками на окнах и чисто выскобленным порогом.

Она постучала в дверь, еще не зная, что будет говорить, и когда дверь открыла полная женщина в безукоризненно чистом белом фартуке, надетом поверх платья с рисунком, Мог на мгновение потеряла дар речи.

– Простите за беспокойство. Эми Стюарт здесь живет? – поинтересовалась она, когда женщина спросила, что ей нужно.

– Жила, – ответила женщина, и ее губы предательски задрожали, а глаза наполнились слезами.

– Пожалуйста, не волнуйтесь так, – встревожилась Мог, решив, что девушка чем-то расстроила мать.

– А почему вы спрашиваете? – удивилась женщина, и в ее глазах Мог увидела знакомую мольбу. – Моя Эми исчезла два года назад. Она пошла в магазин и больше не вернулась. Ей было всего тринадцать. Слишком юная, чтобы ходить одной.